Над Днепром Словутичем Киев город стольный, В Киеве — веселье, труд и работа. Славные витязи от бед да напастей Верною службой город ограждают. Жить бы не тужить бы без горя-печали: В будни трудиться, в праздник веселиться. Да пора такая без гореванья, Время золотое без бедованья Вдруг прошло, сокрылось, былью обратилось. Налетал на Киев Змей-огневержец, Домов сожигатель, людей пожиратель. Выходили сильные могутинцы — Все в огне да пламени испогибали: Нет на Змея на того управы, Нет на лютого в Киеве силы. И грозит страшенная Киеву погибель. Людей охватило горе-гореванье. Ходит страх по городу, всех берёт за горло. Ужасом смертельным киевлян он душит. Где найти спасенье от супостата? Кто от насильника стольный град избавит? Змей-страхолюдин силу набирает, И ползёт по Киеву он, многоглавый. И рычит-рокочет-угрожает: «Ха, могу я, сильный, весь город Киев Поджечь-запалить да единым дыханьем, В дым спустить огнистый, пламень языкастый! Я киевлян всех пожру-поглотаю, В пекле испеку да на огне поджарю! Вот погуляю, вот повеселюсь я!.. Чур, да мне данью живой откупайтесь: Девицу-красавицу — утром на завтрак, Юношу в полдень на обед ведите, Отрока красивого — вечером на ужин!» Отрок, внук Микулин, Микша Кожемяка — Он и Славимиру внучатый племянник —— Кожи мял на сбрую, воловьи, на обувь, Великую силу накопил в руках тем: Булат раскалённый в горсть зажмёт он — Булат струями лезет меж пальцев! Чудная сила у Кожемяки! Думает-гадает Микша про Змея. Буйною решимостью наполняет душу: «А избавлю Киев я от напасти!» Ну и ко словутому деду Славимиру, Кузнецу великому, идет Кожемяка: «Дедушка, передник, тот припон чудесный, Одолжи на время твой кузнецовский — Ведь в огне огнистом он не сгорает, Перед твоим горном надёжно испытан. А пойду я, дедушка, в бой на Змея, Задушу руками супостата! А припон твой чудный будет мне защитой От огнедышца, от пожиганья... Ухвачу за хоботы за Змеевы, Задавлю змеища-живоглота!» Славимир Микше, молодцу, ответил: «Доброе ты дело задумал-замыслил! Я тебе словом, допомогу делом, Против огневого-змеёвого жару Дам тебе запон свой несгоримый! Три кольца булатных, три цепи железных Выкую тебе я перед битвой. Выходи на Змея на огненосца! Пала палящего ты не устрашайся! Ухвати за хоботы да замкни их в кольца. Посади змеища на три на цепи! Мертвым приковом пригвозди, прикуй ты У Днепра ко скалам, внук мой Микша. После победы мы с тобою, Микша, Изготовим великое орало: С радугу небесную, с тучу дождевую! Борону изладим — железные зубья: Каждый зуб не меньше дуба векового. Вот в такие снасти запряжешь ты Змея, Выедешь на пашню в каменные горы. На враге, на Змее на укрощённом, Сохой великанской ты перепашешь, Бороной булатной переборонишь Каменные горы вместе с лесами, Измельчишь каменья в мелкий песочек, Скалье кремнистое обратишь ты в пашню. И места бесплодные, горная пустыня, Для людей пусть станет степью плодородной!» Сказанное слово становилось делом. Меха загудели, зашумели горны: Славимир да Микша взялись за работу. Сыплются искры, пламя полыхает, Белым каленьем калится железо. Молоты грохочут, гремит наковальня, Кузнецы удалые песню запевают. Вот уж и на хоботы Змею готовы Кольца-нахоботники — хомуты стальные. Высятся горою тяжкие цепи. Брал их Кожемяка легко, без натуги. На берег днепровский отправлялся, Надевал передник, запон Славимиров, Вызывал на битву Змея-людоглота. Бой жестокий, долгий завязался: И не трое суток, не три дня, три ночи, Три недели выстоял в битве Кожемяка, И Змееву силу он пересилил: Хоботы Змеиные он окандалил, Запер на замки их в хомуты стальные, Змея пригвоздил он над Днепром ко скалам. Мечется Змеище, вся земля трясётся, Глохнет всё живое от рёва Змеева. Идёт Кожемяка с вестью о победе Ко Славимиру-кузнецу во кузню. Новое дело в кузне загудело. Славимир да Микша выковали соху Со стальным оралом всю из железа, Борону-огромину — из стали-булата. Было орало у сохи чудесной Велико — с небо, а светлом под месяц. В бороне зубчатой зубья—великаны — Сосны столетние прямы и толстенны. И пошел за Змеем Кожемяка. Отмыкал он цепи от скал кремнистых, Пригонял Змеюгу ко сохе железной. Запрягал он Змея прочною упрягой, Выезжал на Змее распахивать долы, Да леса, да горы, утесы и скалы. Высятся громады, к небу уходят, Каменными глыбами землю покрывают. На горах, на скатах, на крутых на склонах Леса возвышаются, глухо рокочут. Эти все горы славный Кожемяка По Славимирову слову-совету Силою Змеёвой с землёй сровнять хочет, Вместо них вырастить тучные нивы. Рвется из упряжки Змей-огненосец, Дышит огнём-пламенем на Кожемяку, Сил своих на пашню отдать не желает. Микша Кожемяка бьётся-побьется, Змея к работе принудить не может. Думает-гадает Славимир, решает: «Как бы да Микше помочь в трудном деле? Погоди-тко, Микша, я тебе на Змея Верное сделаю понуждальце!» И пошел он в кузню, взялся за работу. Он ведь, Славимир-то, кузнец-судьбоковец: Он и судьбы может выковать, и людям, И скотам, и даже громовитым тучам! Пораздул горно́ он, положил железо, Раскалял до яркого жгучего каленья. Молотом ударил — загремело в кузне! Славимир-искусник ну и потрудился: Выковал судьбу он туче громоносной! Да пришла б та туча с громом-грохотаньем, С громом-грохотаньем, огневым сверканьем, Пришла бы, заявилась она к Кожемяке, Громы трескучие отдала бы в руки, Молнии сверкучие передала Микше. Как кузнец замыслил, так все и сбыло́ся. Выходила туча, туча громовая, Отдавала молнию Кожемяке в руки. Молнию сверкучую, силу громовую, Громы свои грохоты, гулкие раскаты. Стал Кожемяка грозным громовержцем, Стал повелевать он молнией-громами, Стал Микша равен самому Перуну. Выходил на тяжкую Микша на пашню. Молниями сечь он принимался Змея, Сотрясать громами, гнать на работу. Змей заизвивался, взвыл и подчинился, С силами собрался и вперёд рванулся. Началась неслыханная, дивная работа: Пахарь чудовный сохой великанской, Пашет он и горы, и междуречья, Тесные ущелья, скаты и долины. Высоко поднялся, далеко он видит: Вон толпой столпились высокухи-горы, По ним ходят тучи, облака клубятся, И ползут туманы на синие сопки, И растекаются вниз по долинам, По лесам кудрявым, по голым каменьям, По уступам скальным, по мшистым утесам. Змей трехглавый запряжен да в со́ху, Гибкими постромками стальными привязан. Скалит он пасти, злится-ярится, Пусть и с неохотой, ан соху ту тянет. Будет: огрызнётся Змей на Кожемяку, Страшными пастями назад обернётся, А тут чудный пахарь громким криком вскрикнет, Громом громозвучным потрясёт над Змеем Правою рукою над строптивым. Затрясутся горы и долины, Грозные раскаты громко зарокочут, Мать земля сырая в громе всколебнётся. Левою рукою тряхнёт Кожемяка — Молнии разящие полетят на Змея, Острые вонзятся, обожгут-ужалят! Змей заизвивается в мучительных корчах, В ярости бессильной на пахаря взвоет И вперед рванётся укрощённый. Борозду-огромину пахарь пролагает, Сваливает в борозду и леса и горы, Равняет долины, крушит скалы, Ровное поле вслед за ним ложится. Вороной железной поле боронует, Крошит каменья Кожемяка, Их в песок да глину растирает. Сила змеиная потом кровавым Льётся-истекает на пашню ручьями, Поле заливает, землю питает. А земля-землица полив принимает, В силу плодородную обращает, В чернозём тучный-хлебородный. Так-то Кожемяка для деда Микулы Распахал все горы в широкое поле. Горные кручи, бесплодные каменья Посровнял с землёю вместе с лесами, Степью пораскинул до Русского моря. Пахарь за Карпатские принялся за горы. Змей на работе обессилел, Исхудал-избился на такой на пашне. Стал недвижим он, стала и работа. Сколь ни грохочет Микша громами, Сколь ни гвоздит он молниями Змея, Всё без пользы: Змей вперед ни шагу! Змей изнурился, а хитрость в нём осталась. Вот он умыслил одурачить Микшу. Лёг на сыру землю, завыл-застонал он, Запросил у пахаря передышки: «Отпусти меня ты, Микша Кожемяка, Отпусти на самое малое время, Отпусти напиться во Днепре водицы. Я тогда воскресну, силою воспряну, Допашу всю пашню тебе, Кожемяка!» Микша — юный пахарь — молод он, доверчив, На Змеёву просьбу согласился: Выпряг он Змея, дал ему волю. Ко Днепру рванулся Змей свободный Вместе с коварной, тайной задумой: «Как пойду да лягу поперёк Днепра я, Запружу широкий Днепр запрудой, Водам днепровским к Русскому морю Путь загорожу я, не дам пробиваться! Из берегов тогда Днепр повыйдет, Полою водою Русь позатопит, А Кожемяку волнами смоет! Буду тогда я снова вольным, Полечу крылатым да по всей вселенной!» С радостью-весельем быстрым перемётом До Днепра широкого Змей переметнулся, Лег поперёк он водам запрудой, К берегам прижался, ко дну придавился. Мечутся днепровские запертые воды. Вздулся Днепр широкий, волнами он ходит, Пенными валами о запруду бьётся: Рвётся перелиться Днепр через Змея. Змей не пускает: на глазах растет он, Растет-раздувается, делается выше... Нет, не будет ходу Днепру через Змея! Беду таковую видит Кожемяка. Взял он свою молнию, слово ей молвил, Сам на блискучую на неё садился. И сверкнула молния мысли быстрее, До Днепра кипучего доносила Микшу. Соскользнул на берег Микша перед Змеем, Грохотом-громами над ним разразился: «Хитрый-лукавый Змей ты обманщик, Прочь из вод днепровских, вставай-поднимайся!» Змей Кожемяку не желает слушать, Из Днепра подняться он не хочет. Грозные-слепые водные хляби Ходят и волнуются, и бушуют. Вот из берегов они скоро уж повыйдут, Вот разольются по тем новым пашням, Вот они потопят и всю Русь святую. Перед бедою этой перед грозной Микша Кожемяка не устрашился: За громы, за молнии за свои хватался. Изгвоздил он молниями враждебника Змея, Выбил из Змея дух последний. Как из Змеища дух повышел, Так и запруда поопала. Только Змеёвы остались останки. Стали они каменной твердой грядою. Понабрался силы Днепр ревучий, Перекатил свои бурные воды Через тот остов окаменелый. Так и появились днепровские пороги! Мы же будем славить немеркнущей славой Дивного работника Кожемяку За его победу над злодейством‚ За труд, за работу, за дивную пашню!