Литературный сценарий

художественного полнометражного фильма

Он решил встретить кризис среднего возраста, как никто никогда его не встречал. Ну, примерно как Новый год. Чтобы было, что вспомнить. Ему надоели страдающие друзья, начинавшие лихорадочно менять жен, работу, отправляющиеся в дальние путешествия. Он точно знал, куда отправится – туда, где он переживет этот период сам, как раненый пес, который знает, где найдет нужную для исцеления траву. Он уходил в свой собственный дом, в котором не был ровно двадцать три года – с того апрельского дня, когда всех жителей сел 30-километровой зоны аварии на ЧАЭС эвакуировали. Знал, что там безопасно – карту пятен ему давно распечатали знакомые, работающие в разных службах Зоны – тянуло все-таки земляков в родные места. Они же еще пару лет назад и сообщили, что по негласному распоряжению самоселов решено поддерживать – кому-то наверху захотелось использовать драгоценную земельку, а здоровые и счастливые обитатели загрязненной территории - лучший аргумент против воплей экологов или кого еще. На экологов ему было плевать, на тех, кто наверху, тоже. Главное, продержаться, пока пустота, рождающаяся внутри, не парализовала мозг – вот смерти он не боялся, боялся только этой пустоты.

Уход был продуман до мелочей. С работы его уволили еще два месяца назад – первая волна сокращений, окрещенных кризисными, но на самом деле первыми увольняли неудобных начальству. Он не то чтобы был слишком принципиален, просто самонадеянно уверовал однажды, что умеет на своем уровне чуть больше, чем нужно, но этого так никто и не заметил, чтобы вовремя подставить ему ступеньку на служебной лестнице. Зато иронию по отношению к себе начальство почувствовало и не простило. Так вот, квартиры своей у него так и не было – та «однушка», которую когда-то купили вместе с бывшей женой, осталась ей. Там был и новый муж, так что его пропажа – он верил, временная – никого не огорчит. С детьми-то как-то не сложилось. Ему никогда не хотелось, а она не спешила. Квартирная хозяйка уже нашла новых постояльцев, на сотню долларов дороже. Вещи – одежду там, технику – перевез к бывшей сотруднице на дачу, комнат там было бесконечное множество, и не одна служила такой камерой хранения. Сказал, на пару месяцев. Где он и что с ним – по замыслу – должен был знать только один друг, как раз из руководства Зоны. С ним они из родного села ходили вместе в школу, семь километров каждый день, только разница была в три класса – незаметная, если бы они встретились взрослыми, но друг до сих пор заглядывал ему в рот и не задавал лишних вопросов – ценнейшее качество.

Собирался он тщательно – все необходимое и ничего лишнего. Впервые за очень долгое время ему доставили удовольствие покупки – швейцарский нож, топор, фонарь, спальник, керосинка, примус, сухой спирт и не сухой, последнего больше, в том числе в форме коньяка… Друг только хмыкнул, загружая в газик с правом проезда в зону два огромных рюкзака, десяток досок и ящик со слесарными инструментами. Но не прокомментировал.

С хатой все оказалось так, как друг и рассказал – заборчик повален, дорожки к крыльцу нет – ровная желтая поляна метрового чистотела. Проваленная крыша, осевшая входная дверь со сбитыми замками – пустота, плесень и запустение в трех комнатах, где когда-то жила его семья. На полу валялся том Детской энциклопедии – девятый, красный, «Наша советская родина» – смешно. А так – пустота. Он хотел поскорее остаться здесь сам – чтобы чинить, исправлять, обживать. Но, если честнее, чтобы не передумать. Уговор с другом был прост – он приедет с продуктами ровно через месяц. А там посмотрим. В конце концов, не необитаемый остров – пешком до Киева дойти не проблема. Но друг решил по-своему. Прощаясь, он неловко обнял и протянул мобильный телефон и запечатанный пакет с карточкой. Вот, - сказал, - еще чудная штука – ручная подзарядка. Электричества не нужно. Номер только ты будешь знать. Просто мне так спокойнее – вдруг что-то случится, тут всякое бывает… Он хотел было отказаться – свой-то аппарат оставил вместе с вещами, с облегчением отключив. Но обстановка Зоны как-то располагала к тому, чтобы – взять.

В первую ночь он уснул легко. Уложил спальник на деревянный стол во дворе – тот как раз врос в землю на уровень кровати, глянул на звездное небо и… Снов не снилось. Первый день на новом месте ушел на то, чтобы превратить дом в подобие жилья – он разжег костер во дворе и безжалостно выбрасывал какие-то палки, тряпки – заплесневевшие и как будто заразные. Потом пилил свежие доски, выгруженные накануне из газика, сколотил топчан и табуретку. Поставил посреди двора, закурил. Подумал, кто мог уже по нему соскучиться. Вроде бы, некому. Опробовал примус, вскипятил кофе, открыл банку тушенки, съел с ножа. Пора было заниматься тем, для чего приехал. Тем, что хотел сделать уже много лет, и все находил себе оправдание – нет времени, мешают… Развернул холст, натянул на подрамник, достал краски, кисти, ацетон, палитру, карандаши. Задумался. Занес все в дом, вышел, закурил. В первый раз ему показалось, что он что-то сделал не так. Что тот совет, который дала ему симпатичная барышня-психоаналитик, причем за немалые деньги, - вернуться туда, где провел детство и заняться тем, чем всегда хотел, изначально ошибочен. Пожалуй, нужно было объяснить специалисту по задушевным разговорам, что он из тех сотен тысяч, кому невозможно попрыгать по родной улице, не наступая на трещинки в асфальте и не думая, сколько микрорентген в час излучает каждая трещинка. Да и с рисованием та же проблема – всегда мечтал, умел, изрисовывал блокноты портретами однокурсников и преподавателей, год ходил в мастерскую художников на территории Киево-Печерской Лавры – мыл кисти и палитры, слушал байки и запоминал, как класть мазки… Какие-то картины были у него в голове давно, оставалось только выплеснуть – и никак… И сейчас, когда, вроде, он так лихо воплотил все, что задумал – то же самое. То есть, кажется, он не спасся своим уходом, не исполнил высшее предназначение, а, наоборот, еще сильнее застрял в своей бестолковой жизни. Да и воспоминания детства не обступили – да, здесь вот, у печки, стояла его кровать, рядом – родительская – они, сколько он помнил, грызлись по любому поводу, а погибли вместе, когда какой-то идиот на Камазе врезался в их «копейку». Он тогда уже учился в Киеве, жил в общаге. Так что хата стояла брошенной еще за год до чернобыльской катастрофы – вещи вывезли отцовские братья, привезли потом ему в Киев, кажется, триста рублей – немыслимый капитал…

Ночью во двор пришел волк. Он почуял нового жильца края, в котором царствовали его сородичи. Волк выл и царапал дверь. Он – так случилось – никогда не боялся волков. В глубине души считал себя похожим на это животное. Но сейчас ему захотелось открыть дверь. И не сопротивляться. Но вылезать из спальника было лень.

Утром лил дождь. Дальше пилить-строгать было невозможно. Он разжег печь пожарче – дымоход он прочистил накануне и сидел, глядя на огонь. Человек может бесконечно смотреть на огонь, на воду и на чужую работу, - вспомнил он вечную присказку школьного военрука. Работы у него не было. Того, для чего приехал, он тоже сделать не смог и вряд ли уже сможет. Позвонить другу и вернуться в город – легко и просто. А дальше? А дальше уже ничего не будет. Он все-таки взял в руки мобильный телефон, распечатал конверт и вставил сим-карту. Связь была. Это его обрадовало, и он же злорадно подметил этот момент – А, струсил?! Следующей мыслью было: «Осталось еще начать с собой разговаривать»…

И тут телефон зазвонил. Странным звонком – сам бы он себе никогда такой не поставил – скорее резкий стон, чем музыка. Он сжал аппарат в руке, потом раскрыл ладонь. Этот номер никто не знал, он сам его только что распечатал. То есть, звонят не ему. Ему никто не позвонит. Телефон не умолкал. Он осторожно поднес трубку к уху и нажал кнопку. «Да», - его голос, наверно, от долгого молчания, немедленно сорвался. На том конце провода было тихо. Потом женский голос произнес скороговоркой «Да – значит, да» и пошли гудки отбоя.

Вначале он решил перезвонить и объяснить, что девушка не туда попала. Сам засмеялся этому порыву – он-то уж точно попал не туда. Здесь, в нереальном мире, все оказалось совсем не так, как ему виделось из мира реального. Ночью не спалось. Никак. Он курил сигарету за сигаретой, попробовал выпить водки – не пилось. Все не имело смысла. Телефон зазвонил опять. Он посмотрел вначале на часы, потом на дисплей. Три часа ночи – мертвое время. Номер был тем же.

- Девушка, вы не туда попали, - сказал он в трубку.

- Я знаю, - был ответ, - Все правильно, я вам уже звонила, так нет или да?

- Да, - сказал он, - Вы же знаете, как спросить, на «да или нет?» любой бы ответил «нет»… В этот момент он почувствовал, что больше всего хочет продолжать разговор с этой странной барышней, нарушившей его уединение. Но она только хмыкнула в трубку и сказала: «Спасибо, я еще буду звонить».

Заснул он мгновенно и без снов. Наутро выкосил чистотел, укрепил дверь, приготовил подобие обеда – картошку со шкварками. Опять попробовал рисовать, но что-то снова ему мешало. Он пытался отгадать, почему странная девушка звонит ему, и зачем ей его ответы в три часа ночи. В голову не лезло ничего кроме пошлых постельных сцен с ролевыми играми: «Ах, милый, я раздвину ножки, только спрошу разрешения у папочки, вот позвоню, и как он скажет…». При этом ее он представлял со всех подробностях, голую, с прижатой к нежному чуть-чуть оттопыренному ушку трубкой мобилы, а партнер как-то ускользал из поля зрения.

Она не звонила. Он сам не ожидал, что может так сильно ждать какого-то звонка непонятно кого. Просто в этом ожидании была хоть какая-то, но цель. Что-то, что может быть и потом. В том же, что он благоустраивал разрушенный дом, этого не было. Здесь все-таки никто никогда не будет жить. И он тоже сбежит в соседний мир с его бессмысленной жизнью. Только вот месяц придется выдержать – иначе совсем стыдно даже перед другом – не стоило огород городить. Потом скажу, что позвонил бывшей, ей нужна какая-то помощь, придется вылазить, хоть и не хочется…

Что, сдаемся?! От себя не убежишь… В мире не осталось ни одного человека, которому он был бы нужен. И ни одного, кто был бы нужен ему. Равновесие. Не для кого приводить в порядок этот дом, который он не почувствовал родным. Он может и дальше спать в спальнике и есть с ножа из консервной банки, хотя тарелку-вилку он где-то упаковал. Он трое суток не брился и не мылся. И это – вымечтанное приключение, встряска, поворот судьбы, выигрыш миллиона?! Честнее было бы харакири, но – не самурай, кишка тонка. Так что из двух вариантов он уже выбрал. Помощи зала ждать нечего – ближайший сосед за 8 километров – дед-рыбак, ежедневно выплывающий в реку Припять на надувной лодке. Он собирался, обжившись, отправиться к нему в гости, но, по всему, так и не сложится. Остается звонок – помощь друга. Он взял телефон, потом отложил. Чтобы звонить другу, да что там – любому из знакомых, нужно было вначале отыскать в вещах записную книжку с номерами. Вместо этого он опять взял аппарат, увидел единственный вызов и нажал его номер.

Она ответила, как будто ждала звонка. И сразу же начала говорить быстро-быстро, без пауз, как будто боялась, что ее перебьют. «Я знала, что ты позвонишь сам, можно я буду на «ты», ты мой счастливый номер, оба раза я поставила, как выбрал ты, и выиграла, я боюсь испытывать судьбу и не звоню снова, но на самом деле очень хочу еще»… «Стой, заговорил он. – Так ты играешь?». «Да, - ответила она. – В казино. Рулетка. Это секрет. Но не от тебя. Мы выиграли достаточно, чтобы отметить. Мне так посоветовала гадалка – набрать любые семь цифр после кода любого из мобильных операторов, и ждать, что скажут». «Хороший совет, - искренне рассмеялся он. – И кто же, взяв трубку, скажет «Нет»?! «Я тоже об этом спросила, - собеседница рассмеялась легко и как-то звонко. – Но на самом деле «нет» оказалось более частым – или «такого номера не существует», или не берут, или сбрасывают, или «вне зоны». Ты, кстати, в первый раз был вне зоны, поэтому я и решила пробовать этот набор цифр еще… «Смешно, - подумал он. – Я-то как раз в Зоне. Ей посоветовала гадалка, и меня это невероятно смешит, мне – психоаналитик, и я всерьез исполняю, как идиот. Но, кажется, пауза затянулась…». «Знаешь, я не смогу отметить твой выигрыш, хотя искренне рад» - сказал он. «А, мой счастливый номер принадлежит многодетному трудоголику?! Без обид, везет обычно в чем-то одном», - снова звонко рассмеялась она. «Да нет, просто я очень далеко, - почему-то смутился он. Тут в углу двора мелькнула чья-то тень и раздался угрожающий вой. «Что это у тебя? – ее голос мгновенно изменился. – Просто волк, - он попытался продолжать взятую в разговоре шутливую интонацию. – Я слышу, что волк, - сказала она. – Где ты?! – голос требовал ответа. «В Зоне», - ответил он. Тревожные нотки в ее голосе тут же исчезли. «А, Сталкер, самоучитель для мародеров… Выключи комп, а? У тебя не так много оружия, чтобы пробиваться к Монолиту дальше». Он сильно-сильно сжал веки. «Я не играю, - сказал. – Я решил выжить здесь, потому что умирал там», - почему-то он чувствовал, что она понимает то, о чем он говорит. – Но я ошибся». « Ты не можешь ошибаться», - она сказала эту явную глупость так, что он немедленно поверил. – Скажи мне сейчас, когда ты все знаешь, да или…». «Нет!», - ляпнул он на самом деле потому, что не хотел ни думать, ни выдерживать паузу. «Хорошо, - сказала она. – Ты сделал свою ставку, даю отбой, привет волку». Он послушал гудки. И прилежно пошел заколачивать щель забора – его не очень-то радовал воющий гость, и особенно перспектива его визита с остальной стаей.

Она опять выиграла. Теперь они разговаривали каждый день – после обеда, когда она просыпалась после бессонной ночи. Две темы были как бы под негласным запретом. Ее болезненная страсть к игре, давняя, с попытками вылечиться сильнейшими антидепрессантами, с проигрышем родительских сбережений в анамнезе и их же отказом видеться с такой дочерью. И его побег в Зону, бессмысленный и затягивающийся, нежелание добывать деньги прежним способом – он был юристом, консультантом по проблемной недвижимости, но стройки в кризис замерли первыми, и неумение все-таки написать картину, о которой мечтал всю жизнь, в те редкие моменты, когда вообще о чем-то мечтал. Да еще и сколоченная мебель – топчан, стол, табуретка, - оказались весьма корявыми и кособокими – а ведь умел же, и дерево слушалось, так нет же… Они взахлеб вспоминали истории из жизни своей и знакомых, безжалостно обсуждали их, по очереди рифмовали строчки о чем угодно, спорили о вреде алкоголизма и необходимости обзаводиться детьми, поддакивали друг другу, что классический комплект счастья «квартира-машина-дача» - не для них. Она узнала, как его бывшая жена мило похрапывала во сне, но почему-то яростно опровергала этот факт поутру, до слез и истерик. Он выслушал, как ее последний любовник прятал грязные носки за батарею, а потом как бы невзначай их вытаскивал и натягивал. Но на самом деле о личном прошлом они говорили нечасто – жизнь все время подбрасывала новые темы. Обычно она сообщала ему политические новости, а он сразу же говорил, что будет дальше – прогноз часто совпадал, что приводило ее, плохо разбиравшуюся во властном закулисье, в детский восторг. Однажды он попросил ее описать себя – она примостилась перед зеркалом и сымпровизировала репортаж. В этот день на холсте появился набросок. Он сознался себе, что ему нравится сам процесс разговора – счастье речи. Ему так понравились эти слова, что он мусолил их целый день, пока не зарифмовал. Сформулированный манифест труса-перестраховщика, боящегося серьезных отношений с кем-либо, да что там – просто боящегося любви, - он немедленно прочитал ей.

Учусь прощаться еще до встречи,

Бросаю монету, не видя моря –

Такое правило счастья речи –

Его исключение – счастье горя…

Она сказала, что это хорошо, но слишком грустно. Она вообще не любила грустить. Даже когда проигрывала. Через неделю этих ежедневных бесед он стал конспектировать в блокнот свои беседы с ней. Так, чтобы убить время. Нет, потому, что именно они стали казаться ему главным смыслом его нынешнего существования. Она каждый раз строила планы их легкого обогащения, все в традициях Остапа Бендера и, пожалуй, не менее остроумные, он их всячески поддерживал и развивал, но в глубине души ему просто нравилось, что это как бы совместные планы. Пока она играла с переменным успехом на тот самый неотмеченный вместе выигрыш. «Да» или «нет» она у него больше не спрашивала. Это его радовало – значит, ей все-таки нужен он сам, а не его мифическое свойство угадывать, куда ставить жетоны. Тем более, что по ее мудреным раскладам «да» было черным полем рулетки или четными номерами (пару чисел она выбирала сама), а «нет», соответственно, красным и нечетным. Для него же «да» было красным, а «нет» - черным, и выяснение, кто прав, длилось столько времени, что после возмущенного нажатия кнопки отбоя она решила пополнить ему мобильный счет. Он довольно хмыкнул, получив уведомление о приходе – она признала его правоту.

Наутро он проснулся в совершенно другом настроении. В конце концов, он не альфонс, даже наоборот – суммы, оставленной в банковской ячейке, на квартиру в столице не хватит, но на пару месяцев всех удовольствий пятизвездочного отдыха на любом курорте мира на выбор – вполне. И даже на двоих. А двадцативосьмилетняя девчонка, младше на 11 лет, бросает ему подачки. В конце концов, зачем он ей сдался? Для разговоров проще завести попугая. А он за две недели не позвонил никому, хотя, если разобраться, тех, кто помогал ему в жизни и кому помогал он сам, достаточно, чтобы не цепляться за эти звонки скучающей и пресыщенной игроманки. Он накрутил себя так, что когда раздался ее звонок, был готов его немедленно сбросить. Но все-таки ответил.

«Привет, Счастливый Номер, - заговорила она. - Идиотка, - подумал, но смолчал он, - я уже много раз говорил, что меня бесит это индейское прозвище, и все их дурацкое общение вообще без имен. – Так вот, - болтала она без остановки, - Сегодня казино играет джек-пот, это всего дважды в месяц бывает, серьезная игра серьезных людей, я хочу поставить сразу все деньги, уже продумала пары чисел, так что скажи да-нет-нет-да или что захочешь…». «Что захочу?! – его прорвало. – Я вообще ничего не хочу говорить тебе. Я не ручная морская свинка, вытягивающая счастливые билетики, я понятия не имею, что выпадет сегодня, это твоя жизнь, твой мир, твоя игра, и не путай меня в нее. Я старик, ушедший от всех зализывать раны, я не хочу жить твоей жизнью только потому, что у меня нет моей. Не звони мне больше никогда. Удачи!».

Он бросил мобильный и закурил. Что-то он сделал не так, но что именно, еще не понял. Злость на весь мир, сузившийся до одного голоса в трубке, прошла бесследно. Он плюхнулся на топчан и заснул без снов.

Утро было солнечным. Он щурился от лучиков и пытался продлить что-то хорошее, что снилось. Ему захотелось позвонить и извиниться за свой срыв. Он наколол дров, затопил печь, согрел воды, тщательно побрился новым лезвием, подогрел очередную банку тушенки… Еще, вроде, рано звонить – она спит… Ну и ладно – если не возьмет, он будет настойчив. Только на секунду представить, что ее больше не будет в его жизни, и он, уже почти выкарабкавшийся, опять падает на спину. Ведь еще накануне у них все было так просто и понятно – они договорились до того, что встретятся и больше никогда не расстанутся, что его заначки и ее выигрышей хватит на то, чтобы отправиться так далеко, чтобы начать все сначала. Или даже – и это было самым волнующим – остаться в родном городе, представить друг друга родным и знакомым, и называть другого «мой» или «моя». Почему-то этот момент у обоих вызывал просто-таки хохот. Еще он рассказывал, кем бы мог трудиться, и перечень вариантов все удлинялся, она – как хочет вырваться из фальшивого мира игры, они каждый раз начинали сочинять новый рассказ и обрывали на самом интересном месте, пока… Пока он не сорвался.

Длинные гудки. Долго. Взяла. И сразу же, испуганно и плачуще – «Я проиграла. Все. И еще должна казино. Они сегодня придут смотреть квартиру». Пауза. Никаких упреков – вот, ты не сказал мне, как ставить… Просто отчаяние. Он начал говорить, и с каждым словом ему становилось легче: «Банк «Социум» на Рейтарской, 9, ячейка 1811, код – возьми ручку – 402917330». «Знаешь, я запомнила, - она не могла не шутить. – Когда тебе будет 40, а мне 29, мы будем чувствовать себя на семнадцать целых 330 лет»…

Ей удалось расплатиться с долгом. Теперь разговаривали они почти каждый час, причем как-то бестолково – она пересказывала, о чем говорили в метро, он сообщал, как неотложную новость, что нашел за плинтусом свой бумажный самолетик, а она тут же хвасталась, что умеет делать журавликов, которые могут исполнять заветные желания…

На самом деле он еще нашел пилочку от лобзика, он мог часами выпиливать и раскрашивать маленькие фигурки солдатиков. Впервые он понял, что детство у него все-таки было, и совсем неплохое, и если бы у него был сын, он бы многому его научил. Это было совсем новое чувство – захотеть сына, он смаковал его целый день, привыкал…

Ей он как-то постеснялся рассказать об этом – все-таки не телефонная тема. Она же хотела устроиться на работу, но в кризис это было не так легко, он бы, может, и мог ей помочь, если бы был рядом. Он понимал, что пора возвращаться, но до конца месяца оставалось еще три дня. У него уже было три картины – портрет незнакомки и два пейзажа. Воинствующий реализм. Старательно, без полета. Все-таки мечта должна была оставаться мечтой. Но – хотя бы играл, хоть и не угадал ни одной буквы… А он все-таки будет консультировать тех, кто строит дома, и себе построит, а пока к ней на квартиру он уже напросился – она и так периодически сдавала одну из своих трех комнат, чтобы играть. Жалко, конечно, было так тупо выбросить свою заначку, да чего уж там…

План обогащения появился у нее. «Смотри, - уговаривала она его. – Ну, то есть слушай. Из твоих денег осталось три тысячи долларов. Ни туда, ни сюда. Считай, что я их беру вперед за квартиру за полгода. Или за год. Пойми, мне никто не одолжит ни копейки – все те, кто могут, знают, что я играю, и презирают меня. А я хочу отыграться в последний раз – это такой же верняк, как тот, что, кто играет впервые, обязательно выигрывает. И правда-правда-правда…». Ее уверения, собственно, ничего не значили. Деньги у нее в руках, и его запрет ничего не даст – это как предлагать пьющему отставить уже пригубленную рюмку. В выигрыш он не верил, но сам сюжет происходящего с ним должен был бы как то, что ли, закольцеваться – ну для чего-то же были ему даны эти разговоры с ней, а с появлением реальных денег их отношения, что ли, материализовались… Он не особенно умел философствовать. Договорились, что ближайшей ночью она посетит розыгрыш очередного джек-пота, и будет все время ему звонить, если он скажет остановиться – послушается безоговорочно.

Спать он так и не лег. Разжег костер во дворе. Попробовал собрать вещи. Потом попробовал сочинить еще какое-нибудь стихотворение. В голову лезла какая-то чушь: «Когда ты жмот, то не сорвешь джек-пот…». Представил ее в казино – она детально описала ему свою счастливую униформу – маленькое черное платье, кулончик-туфелька, подаренный отцом на шестнадцатилетие, туфли-лодочки, сумка с десятью кармашками, в том числе для губной помады, которой она не пользуется – почему-то этот факт она особенно подчеркивала, как личное достижение. Вот к ней подходит смазливый парень, предлагает выпить коктейль, скажем, Мохито – он не был большим специалистом по коктейлям, поэтому фантазия дальше не шла. Она… Она отказывается! Черт, неужели он ревнует? Совсем спятил на старости… Костер почти погас. Из-за забора послышался уже привычный вой. Он достал искрящуюся головешку и пошел на звук – пора бы напоследок отвадить этих хозяев леса от его жилья, пусть и временного.

Волк ждал его, глядя прямо в глаза. Вернее, даже не волк – помесь зверя с овчаркой, может, даже потомок той, которая когда-то жила у них, охраняя двор. Он не успел вспомнить, что собаки, в отличие от волков, не боятся огня, бросил тлеющую головню в морду зверя. Тот не отскочил, вцепился в рукав куртки. Он сбросил куртку и отскочил к дому. В кармане зазвонил телефон… Долго, без остановок. Нужно было его забрать. Взять новую горящую палку, наклониться, сунуть руку в карман, наугад нажать кнопку ответа…Зверь прыгнул, он успел закрыть горло, подставив руку с телефоном под укус, чуть ли не толкнуть мобилку в пасть, и замахнуться палкой. Боль помешала ударить сильно, пахнуло паленой шерстью… Зверь отскочил, отбежал. Все-таки это больше собака, чем волк. Почему-то не было страха. Тлеющая головня при следующей попытке бросить ее вслед зверю вырвалась из руки и упала на крышу. Он проводил ее взглядом – солома вспыхнула, дальше деревянные балки - должно разгореться, огонь окончательно отпугнет дикого гостя. Бежать в дом незачем – документы при нем, в барсетке на ремне, телефона у него больше нет, спасателей все равно не вызвать…

Она, как обычно, задержала взгляд на зеленом сукне. Пора делать ставки. Крупье ждет. Точнее, пора звонить – как раз есть примерно минута. Она набрала номер. Длинные гудки – блин, он же должен ждать и ответить сразу! О, взял… – Ау, так нет или да?! Что… В трубке звучали странные звуки. Какой-то хрип, рык, далее хруст и гудки отбоя. Она набрала еще раз – абонент вне зоны досягаемости. Вдруг все, что вокруг, показалось ей нелепой декорацией чужого спектакля. Она разжала руку с жетонами над столом, и они покатились. Так тоже можно было делать ставки, крупье кивнул, но ей уже было все равно. Она механически кивнула в ответ и бросилась к выходу. Чернобыльская зона, село, самосел, – ну почему она не выспросила у него хотя бы телефон его друга, который может прийти на помощь – кому ей звонить, куда бежать, что объяснять?! Взрослые люди, а туда же – ведь даже имен друг друга не знаем, он так и остался Счастливым номером или Номером, она – Фишка. Просто фишка. Идиоты! Жив ли он – там ведь у него были волки, с ними не шутят. Мальчик в басне кричал «Волки-волки», ему не верили… А на самом деле надо кричать «Пожар!». Ее так учила подруга – если будут грабить или насиловать в подъезде, кричи «Пожар», соседи выскочат, просто позовешь на помощь – никто двери не откроет. Уже хорошо. Все-таки нужно попытаться что-то сделать, как-то объяснить… Нужно успокоиться, вернуться в казино… Какой бред! Нет, она туда больше не вернется. 0-2… Нет… 0-9… Алло, справочная, мне дежурного по Чернобыльской зоне. Есть же такой номер?! Спасибо. Алло, дежурный?! Слушайте меня внимательно, там у вас у самосела пожар, дом горит, возможно, он ранен, пришлите пожарных, врачей, сделайте что-нибудь – иначе я подниму все ваше начальство! Я? Записывайте – Лисневская Ирина Борисовна, Ярославов вал 14, квартира 8, и еще учтите, что ваш министр МЧС – одноклассник моего отца, нет времени искать его мобильный телефон, поверьте, случилась беда. Да, еще, по номеру мобильного – запишите – счастливый номер она помнила наизусть – определите его местонахождение, там и пожар. Зафиксируйте вызов, - она выдохнула два последних волшебных слова, надеясь на чудо, - когда-то кто-то рассказывал, что эта формулировка все-таки обязывает тех, кто должен что-то делать, заняться прямыми обязанностями. – Да, спасибо. Она нажала отбой и закрыла лицо руками. Бред, никто ей не поверит, был человек – нет человека. Она раз за разом нажимала кнопку, но его аппарат не отвечал.

Он стоял посреди двора, освещенного пламенем пожара. Огонь как бы очищал балки от въевшегося радиоактивного излучения, выпуская его на свободу. Он как бы отстраненно комментировал – должен был построить дом – сжег его, куда там ему такому вырастить сына – а ведь хочется, черт побери, наконец-то на самом деле хочется… От огня прошла ночная промозглая сырость, он обошел участок, проверил, чтобы огонь не перекинулся на соседние дома, и стал ждать. Друг говорил, что наблюдение за зоной ведется – пожар спасатели должны заметить. Не заметят – дождется, пока все догорит, и уйдет. Что же там эта дурочка? Небось, играет вовсю… Казино, вроде, «Сплит» на Прорезной. Он оглядел себя, небритого, в копоти, без куртки, со слипшимися от пота волосами – да, еще тот красавчик, чтоб на свидание. Небось, и охрана не впустит – там народ, она говорила, даже при бабочках....

…Пожарная машина появилась, как корабль пришельцев – внезапно и без шума. Или он просто его не услышал. Пожарные. Крик, мат, какие-то обвинения. Он назвал имя-отчество друга, те примолкли, старший перезвонил, дал ему трубку. Друг спрашивал, что случилось. Он рассказал про зверя и пожар. Друг спросил, есть ли ему, куда идти, он ответил, что есть. Потом старший пожарник подошел покурить, переспросил, свой ли дом он сжег. Сочувственно покачал головой. Сказал, что ему велено довезти его, куда скажет. Он сказал «На Прорезную, ну, до Крещатика». Просто потому, что вертелось в голове. Пришел в себя, когда уже пожарная машина понеслась по ночной трассе. В дороге его как будто прорвало. Он рассказывал пожарным все, что было с ним, куда и зачем он едет. Так что ко входу в казино подошел весь пожарный расчет. «Нам нужна девушка, он играла на рулетке, шатенка, длинные волосы, маленькое черное платье, лодочки, была одна…».

«Да, была, - ответили им. – Мы сами ее ищем – она сделала ставку еще в полвторого ночи и куда-то внезапно убежала, а потом оказалось, что выиграла джек-пот…». «Думаю, это она нас и вызвала, - сказал старший пожарник, - там в заявке есть фамилия-имя-отчество и адрес, я сейчас подъеду в дежурку и перезвоню тебе». «Мне некуда звонить, - сказал он, - телефоном я от волка отбился. Запиши свой номер, я завтра тебя наберу».

Он вышел на ночной Крещатик. Понял, как соскучился по этим огням, по городу, по людям. Почувствовал, что она где-то рядом, что завтра он узнает ее имя и адрес, а все остальное у них образуется. Дошел до бульвара Шевченко, перешел поверху к памятнику Ленину, сел на первую лавочку… Напротив сидела она. Платье, туфли… И мобильный, прижатый к щеке, она все время нажимала кнопку вызова, слушала и сбрасывала… Он встал, отбросил волосы со лба, медленно перешел бульвар. «Девушка, ваш абонент действительно уже вне Зоны…». И дальше, в ее еще не понимающие глаза: «Фишка, это я, твой Номер, только у меня больше нет телефона…». И, наблюдая, как ее лицо оживает, а в глазах, осматривающих его камуфляжные штаны в копоти, грязный свитер, щетину, зажигаются звездочки: «Знаешь, а ты ведь выиграла…». «Кажется, да», - пробормотала она. – Теперь по сценарию ты меня поцелуешь, и я проснусь?». «Не-а, - сказал он. – Пошли домой, ты меня поцелуешь, и я наконец-то высплюсь…».

Киев, 2009 год