На Сорок седьмой я сел на линию «Д» и сделал пересадку на Тридцать четвертой. Без чего-то двенадцать я был у маленького ресторанчика «Техас-Аризона», прямо через улицу от станции Хобокен.

Когда я вошел в бар, ко мне из зала подошла официантка. Она спросила, сколько нас. Я сказал:

— Двое, наверное.

— Наверное?

— Да, столик на двоих.

Во всем ресторане было всего человек десять, не считая меня. Я огляделся. Никого из этих людей я не знал, и на мое появление, как мне показалось, никто не отреагировал.

Официантка провела меня к столику у окна, и я сел лицом к входной двери. Она спросила, что принести выпить, пока я жду. Я попросил чай со льдом.

В ресторане играла музыка. Я пил маленькими глотками чай со льдом и смотрел в окно на людей, которые входили и выходили из здания вокзала, проходили мимо ресторана. Я решил, что последнее сообщение все-таки прислал Даг. Я представил, как он пересекает улицу, как потом сидит напротив меня и признается, что убил Полу. Потом я представил, как вскакиваю со стула и через стол втыкаю вилку ему в лицо.

Я промокнул лоб салфеткой.

В четверть первого я начал сомневаться, придет ли он. Я решил подождать еще десять минут.

Я посмотрел в другую сторону и увидел в дверях здоровенного качка в джинсах и майке. Он стоял скрестив на груди руки и был похож на вышибалу, но до сих пор я его не замечал.

Тут в ресторан вошел подросток лет шестнадцати, и я чуть не поперхнулся чаем. Должно быть, я спал и видел кошмарный сон, а может, у меня начались галлюцинации.

Подросток остановился в паре метров от моего столика и уставился на меня. Сейчас у меня уже не было сомнений, что у меня нервный срыв и он вызвал глюки. Прямо передо мной стоял Майкл Рудник лет шестнадцати.

Видимо, мое состояние доставляло ему удовольствие, поскольку он не говорил ни слова. Он просто стоял и смотрел на меня без всякого выражения. Его сходство с малолетним Рудником, возможно, не было стопроцентным: подбородок тяжелее, губы тоньше, — но они все равно были потрясающе похожи. Та же высокая, расплывшаяся фигура, те же прыщи, те же темные, немигающие глаза, когда-то приводившие меня в ужас. Даже одежда на нем была та же, какую в юности носил Рудник, — джинсы и просторный, мешковатый свитер. Но больше всего в их сходстве поражала темная бровь, сплошной линией пересекавшая лоб наподобие отвратительной жирной гусеницы.

Наконец, не отрывая взгляда, он сел на стул против меня. Хотелось протянуть руку и попробовать проткнуть его, чтобы убедиться, что он не соткан из воздуха, но я не двинулся с места.

— Что, узнаешь меня? — сказал он.

Невероятно. Даже голос его звучал так же, как у юного Рудника.

— Конечно узнаю. Ты — точная копия…

— Моего отца.

По крайней мере, ясно, что я не схожу с ума. Наверное, тогда, в полицейском участке, это тоже был он.

Подошла официантка и спросила у Рудника-младшего, что он будет пить.

— Ничего, спасибо, — ответил он, не сводя с меня глаз. — Вряд ли я здесь надолго.

Официантка спросила меня, буду ли я заказывать что-нибудь из еды, и я покачал головой. Она ушла.

— И чего тебе от меня нужно? — задал я вопрос.

— Сам знаешь что.

— Нет. Правда, не знаю.

— Мне нужно признание.

— Какое еще признание?

— Не строй из себя дурака.

— Если ты не скажешь мне, что…

— Я знаю, что это ты убил моего отца.

— Я его не убивал.

— Врешь!

— Я не убивал твоего отца. Я не знаю, с чего ты это взял.

На какую-то долю секунды я совершенно ясно увидел перед глазами автостоянку, как я, наклонившись над Майклом Рудником, бью его ножом в пах.

— Это точно был ты, — сказал Рудник-младший. — Или ты сейчас идешь и обо всем рассказываешь копам, или… или будет хуже.

— Как — хуже? — спросил я, думая, что он говорит о Поле.

— Когда будет хуже, сам узнаешь как.

— Говорю тебе, ты ошибаешься, — повторил я.

— Я знаю, что это сделал ты, — сказал он. — Иначе ты бы не пришел.

— Я пришел узнать, кто не дает мне спокойно жить.

— Я знаю, что произошло в тот день у отца в кабинете.

— Ничего не произошло.

— Ты напал на него.

— Произошло недоразумение.

— Там были свидетели, не надо врать, сволочь!

Официантка и сидевшие за другими столиками повернули головы. Качок подошел к нам.

— Все нормально? — спросил он Рудника-младшего.

— Да, — ответил он. — Все нормально. Ты пока стой там, я сейчас.

Амбал смерил меня уничтожающим взглядом, потом отошел на свое место возле дверей.

— Твой друг? — спросил я.

— Мой телохранитель.

— Телохранитель? А зачем тебе…

— Обеспечивает мне защиту.

— Защиту от кого?

— А как ты думаешь? Ты убил моего отца. Может, ты и меня попытаешься убить!

— Это просто смешно. Ведь твой отец сказал полиции, что на автостоянке на него напал подросток. Я что, похож на подростка?

— Подростки нашли его на парковке. Он мог не понимать, что происходит.

— Но меня уже дважды допрашивала полиция. Ты что, считаешь, что, если бы у них был повод, меня бы уже не арестовали?

— Так все-таки, как насчет того дня, когда ты напал на него в офисе? Ты это тоже будешь отрицать?

— Я действительно был у него в тот день, и между нами произошла ссора, но я на него не нападал.

— Там были люди. Они тебя видели.

— Послушай, я не хочу об этом говорить, потому что не хочу тебя расстраивать.

— А, так ты теперь будешь меня защищать?

— Да, в каком-то смысле.

— Я точно знаю, что между вами было.

Я помолчал. Потом спросил:

— Откуда ты знаешь?

Теперь он смотрел в сторону. Я понял, что попал в точку, но пока было не совсем ясно, что к чему.

— Просто знаю — и все.

— Откуда? Тебе рассказал следователь? Тебе рассказала мать? Если да, то это всего лишь слово твоего отца против моего. Откуда ты знаешь, что я не вру и не выдумываю?

— Мы сейчас говорим не об этом, — сказал Рудник-младший, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза.

— Брось, скажи мне. Тебе отец рассказывал обо мне?

— Нет.

— Тогда откуда ты знаешь, что я не вру? Если бы ты сомневался, то не стал бы затевать всю эту историю с мэйлами. Откуда такая уверенность?

— Да пошел ты, — сказал Рудник-младший.

— Тот мальчик и я не были единственными, да? Твой отец и с тобой играл в пинг-понг? Говорил «ты у меня сейчас получишь»?

— Заглохни!

— Вот почему ты убежден, что это я, да? Потому что ты сам хотел его убить.

— Заткнись, сволочь!

Телохранитель снова пошел по направлению к нашему столику. Рудник-младший, чье лицо неожиданно приняло малиновый оттенок, махнул ему рукой, велев оставаться у двери.

— Предупреждаю, — сказал он. — Это твой последний шанс. Иди и прямо сейчас звони копам, или пожалеешь — очень пожалеешь.

Я взглянул на часы — минутная стрелка перешла за половину первого.

— Слушай, мне нужно возвращаться в город, — сказал я Руднику-младшему. — По-моему, тебе надо поговорить с врачом. Твой отец надругался над тобой, когда ты был ребенком, и ты, видимо, до сих пор не оправился от потрясения. У моей жены есть прекрасный врач — доктор Кармади, имя я забыл. Тебе нужно к нему.

— Гребаный псих, — сказал Рудник-младший и встал. — Чтоб ты сдох.

В его взгляде была угроза. Несколько секунд он не сводил с меня глаз, а потом они с охранником вышли из ресторана. Заплатив по счету, я еще раз взглянул на часы, висевшие на стене, — было двенадцать тридцать шесть. Я еще успевал на встречу в Манхэттен.

Я побежал через улицу к вокзалу. Едва я ступил на лестницу, ведшую на платформу, меня схватили сзади за руки. Передо мной вдруг возник Рудник-младший.

— Думал, так просто отделаешься? — сказал он.

Амбал в майке держал меня, а Рудник-младший несколько раз ударил кулаком в лицо. Каждый следующий удар был больнее предыдущего, моя голова всякий раз рывком откидывалась назад. В кулаке Рудник-младший зажал что-то тяжелое, а может быть, бил кастетом. Стало трудно дышать носом, кружилась голова, я был близок к обмороку.

Напоследок Рудник-младший несколько раз сильно ударил меня в живот, а потом приставил мне в горлу выкидной нож. Острие снизу впилось мне в подбородок.

— Это за отца, подонок, — сказал Рудник-младший.

Он подвинул нож выше, и лезвие проткнуло кожу.

— Хватит, — подал голос телохранитель, — валим отсюда на хрен.

— Признайся, — сказал Рудник. — А то хуже будет.

И они кинулись вверх по лестнице.

Несколько секунд я стоял скрючившись и ловил ртом воздух. Лицо болело, на губах я ощущал вкус крови. Наконец я поднялся и заковылял к турникету.

Стоя на платформе в ожидании поезда, я насколько возможно пытался привести себя в порядок. В заднем кармане я нашел бумажную салфетку и вытер с губ кровь. Скоро салфетка пропиталась кровью, и ее пришлось выбросить. Губы вроде бы перестали кровоточить, но кровь успела закапать рубашку и пиджак.

Скоро подошел поезд. Люди в нем таращились на меня, поэтому я повернулся лицом к дверям, делая вид, что не замечаю взглядов. Я поймал свое отражение в плексигласе дверей и не узнал себя.

На Тридцать четвертой я вышел и стал ждать поезда в центр. Прошло уже пять минут, а его все еще не было. Наконец, без нескольких минут час, поезд медленно подошел к станции. На Сорок седьмой я вышел и стал пробиваться сквозь толпу; это было несложно: при взгляде на мое лицо люди сами уступали мне дорогу. Из здания вокзала я с той скоростью, которую мне позволили развить болевшие ребра, бросился бегом через Шестую авеню к своему офису. В лифте я еще раз взглянул на часы, было пять минут второго.

Карен, сидевшая на ресепшене, сказала, что Джим Тернер с Бобом в конференц-зале. Лицо сильно болело, было больно двигать губами, но, войдя в конференц-зал, я все же ухитрился изобразить некоторое подобие улыбки.

— Джим, рад вас видеть.

Я протянул ему руку, но тут увидел, что она в крови. Я отдернул руку. В глазах Боба и Джима читался ужас.

— Простите за мой внешний вид, — сказал я все с той же вымученной улыбкой. — Со мной случилась маленькая неприятность на Сорок восьмой.

— Вы серьезно? — сказал Джим.

— Да, меня сбил курьер на велосипеде. Вы знаете, они всегда гоняют как сумасшедшие. Я упал, и меня слегка помяло, а с ним совсем плохо. Я остался с ним до приезда скорой — надеюсь, он выкрутится. Но хватит обо мне — давайте поговорим о вашем проекте.

Я пустился объяснять, как наша компания собирается интегрировать новые компьютеры и серверы в сеть «Линукс», обслуживающую фирму Тернера. Мне казалось, что это одна из лучших моих презентаций, но уже через пару минут после начала Тернер бросил взгляд на свой пейджер и встал:

— Извините, у нас возникли проблемы. Мне нужно срочно идти.

— Понятно, ничего не поделаешь. Вы не хотите прямо сейчас выписать чек?

— Нет, все в порядке. Я вам позвоню.

— Вы уверены? — спросил я. — Видите ли, если мы сейчас уладим вопрос с оплатой, уже завтра наши люди могли бы…

— Простите, я должен идти.

Как только Тернер вышел, Боб сказал мне:

— Вы уволены.

— Уволен? — Я был потрясен. — За что? Я не виноват, что ему на пейджер пришло сообщение.

— Дело не в том, что ему на пейджер пришло сообщение.

— А, вы имеете в виду кровь на рубашке. Я объясню…

— Давайте не будем еще больше все усложнять. Просто освободите стол, а окончательный расчет мы пришлем вам по почте.

— Послушайте, я знаю, что в последнее время вел себя странно. Но у меня есть повод так себя вести.

— Не хочу ничего слышать.

— Вы не понимаете, о чем идет речь, — пропала моя жена.

Боб посмотрел на меня как на сумасшедшего. Потом переспросил:

— Пропала?

— Да. Полиция ведет расследование — возможно, ее похитили.

— Я не хочу больше ничего слушать, — сказал Боб. — Я уже принял решение, и это решение — окончательное.

— Вы мне не верите? Тогда позвоните в полицию и сами спросите.

— Перестаньте, Ричард.

— Это из-за Джима Тернера? Я прямо сейчас позвоню ему и все объясню. Я…

— Не стоит звонить.

— Это нечестно.

— Нечестно? — воскликнул Боб. — По-моему, я был с вами более чем честен. Не думаю, что кто-нибудь другой на моем месте проявил хотя бы половину той лояльности, с которой я относился к вам. Я дал вам все возможности преуспеть в этой компании. Мы даже открыли перед вами перспективу получить новую должность, но все зря. Вы рассказываете мне басни о несуществующих встречах, вы опаздываете и уходите раньше положенного, ваш обеденный перерыв продолжается по два часа, вы проваливаете все свои проекты. Мало того — вас к тому же подозревают в убийстве, вы являетесь сюда избитый и в оправдание сочиняете идиотские истории. Плюс сегодня Стив говорит мне, что вы обвиняете его в том, что он забрасывает вас и-мэйлами с угрозами…

— Вот из-за чего вы меня увольняете? Из-за того, что вам сказал Стив?

— Нет, Стив здесь ни при чем. Дело в вас, Ричард. Я по-прежнему считаю вас хорошим парнем, но вы сейчас явно переживаете трудное время. На вашем месте я бы попробовал прежде всего разобраться со своими проблемами.

— Как вы можете верить Стиву! — в отчаянии вырвалось у меня. — Он же не еврей!

Боб покачал головой:

— Идите, Ричард. Пока вы не истощили мое терпение.

У себя в закутке я собрал свои вещи и сложил их в коробку. Сверху я положил и зип-диск, на котором была записана информация о моих клиентах и разработках. Строго говоря, я таким образом нарушал закон, потому что в контракте, который я подписывал, поступая на работу в «Мидтаун-Консалтинг», значилось, что все мои связи и клиенты являются собственностью компании, — но о том, чтобы уйти с пустыми руками, не могло быть и речи.

Новость о моем увольнении распространилась, видимо, очень быстро — я заметил, что люди шарахаются от меня как от чумного. Неся коробку со своим имуществом, я шел по коридору к выходу и видел, как секретари и другие служащие высовывают головы из-за перегородок, боясь пропустить мой уход. Они, очевидно, не могли дождаться, пока я покину офис, чтобы начать шептаться обо мне: «Ричарда Сегала уволили»… «Слышали потрясающую новость? Ричарда Сегала только что уволили». Потом, после работы, они станут обсуждать это событие за ужином: «Помнишь того парня, о котором я тебе говорила, Ричарда Сегала? Ну, его еще допрашивали в связи с убийством? Представляешь, он сегодня пришел на работу весь избитый и его тут же уволили. Честное слово. И ведь подумай только — теперь он говорит, что пропала его жена. Странный тип, одно слово». Мне казалось, я услышал, как одна из секретарш захихикала.

Потом я увидел Стива Фергюсона, шедшего мне навстречу. Он, видимо, вышел из одного из кабинетов, двери которых выходили в коридор, — я этого не заметил, потому что был занят своими мыслями. Он возник метрах в четырех от меня, как будто вырос из-под земли.

Проходя мимо меня, он сказал: «Счастливо, Ричард» — в типичной для себя манере: в небрежном тоне не было и намека на искренность. В следующую секунду коробка полетела на пол, и я кинулся на него. Я застал Стива врасплох, мой кулак опустился на его затылок, и он упал на колени. Секретарши завизжали. Я продолжал молотить его по голове.

Мне показалось, что прошло всего несколько секунд, и вот я уже шел быстрым шагом по Сорок восьмой улице в сторону Пятой авеню. То, как я вышел из офиса, а потом из здания, промелькнуло как в бредовом сне. Я сам плохо верил в то, что произошло. Я не только полез с кулаками на бывшего сослуживца прямо в офисе, в присутствии множества свидетелей, я еще и бросил там коробку с зип-диском, на котором была информация обо всех моих клиентах и разработках. Теперь, когда мне предстоит заняться поисками работы, предложить своим будущим работодателям мне будет нечего. После того, что я учинил, вряд ли можно рассчитывать, что Боб или кто-нибудь еще в «Мидтауне» даст мне рекомендации. Зная Стива, можно было не сомневаться: он обратится в суд, и в самом скором времени мне придется выступить ответчиком по обвинению в уголовном преступлении. Новые неприятности с полицией — этого мне только не хватало!

Моросил дождь, и все улицы были мокрые. Переходя через Пятую авеню, на углу, где она пересекается с Сорок восьмой улицей, — там, где я в первый раз увидел Майкла Рудника, — я заметил черный «фольксваген-жучок». Машина проехала мимо, и я снова услышал слова Рудника-младшего: «Сознайся, а то хуже будет!» Я засомневался, правильно ли поступил, позволив Руднику-младшему уйти из бара и не позвонив в полицию. Может быть, он тоже псих, как и его отец, и похитил Полу, а теперь держит ее где-нибудь заложницей. То, как он меня бил, определенно доказывало, что он склонен к насилию. Если бы мне не нужно было срочно возвращаться в Манхэттен, возможно, удалось бы узнать, где он ее прячет.

На Парк-авеню я заметил еще один черный «фольксваген». На сей раз за рулем сидел седой негр, но водитель первой машины, насколько я успел заметить, был белым. Потом мне бросился в глаза еще один черный «жучок», на водительском месте сидела молодая черноволосая женщина. Я бросился через улицу и забарабанил кулаками в стекло машины. Женщина посмотрела на меня как на чокнутого. Потом я услышал ломающийся голос Майкла Рудника: «Сейчас ты у меня получишь! Сейчас ты получишь!» Колотя в стекло, я орал: «Заткнись! Заткнись, черт тебя дери!» Машины тронулись с места, и женщина уехала. Я гнался за ней, пока до меня не дошло, что я делаю. Я наклонился, упершись ладонями в колени, и несколько минут приходил в себя. Потом пошел к дому.

Я умылся холодной водой и приложил к нывшей руке упаковку замороженного горошка. В ребрах и руках я по-прежнему чувствовал дергающую боль, но кости вроде были целы. На моем автоответчике не было сообщений. Я позвонил в участок и оставил сообщение для Химото: «Добрый день, это Ричард Сегал. Наведите справки о подростке по фамилии Рудник из Крэнбери, Нью-Джерси. Долго рассказывать, но его отца, Майкла Рудника, убили пару недель назад, и у меня есть предположение, что в отместку он мог похитить Полу. Если у вас есть ко мне вопросы, звоните».

Я положил трубку и вдруг как-то ясно почувствовал, что Пола умерла.

С той минуты, как я вошел в квартиру, Отис лаял не переставая. Мне не хотелось его запирать, поэтому я старался не обращать внимания, надеясь, что рано или поздно он замолчит сам.

Голова раскалывалась, болели костяшки пальцев. Я вышел на кухню выпить пару таблеток тайленола и приложить к руке пакет с горошком и тут заметил, что миска Отиса стоит пустая. Последний раз я кормил его утром накануне. Мне стало понятно, почему он так бесится. Я вынул из шкафчика банку собачьих консервов и полез в ящик за открывалкой. Я уже стал закрывать ящик, как вдруг обнаружил пропажу. Пытаясь сохранить спокойствие, я несколько раз глубоко вздохнул. Но потом, когда посудомоечная машина и все ящики были проверены, мое подозрение превратилось в уверенность: большого ножа нигде не было.

В мозгу одна за другой мелькали догадки, но лишь одна казалась верной: в квартиру проникла полиция и забрала нож как вещественное доказательство.

Я осмотрел входную дверь, но следов взлома не обнаружил. По домофону я связался с Реймондом, и он сказал, что, насколько ему известно, никто не обращался за запасным ключом.

Или Реймонд, прикрывая копов, лгал.

Как в лихорадке, я снова обыскал ящик, вывалив на стол все его содержимое. Я перерыл всю кухню, и даже заглянул в мусорное ведро, но большого ножа нигде не было. Полиция, наверное, сейчас проводит анализ ножа на наличие частиц крови Майкла Рудника. Может быть, они установили повсюду в квартире скрытые камеры и теперь наблюдают за мной. Я обыскал кухню, гостиную и столовую, но нигде не обнаружил следов камер.

Вдруг я вспомнил, где нож, — ну конечно же, он в спальне.

Я пошел в спальню и стал рыться в ящиках комода и в тумбочке. Отис пошел за мной. Он лаял как бешеный, повернувшись мордой к стенному шкафу с одеждой Полы.

Шкаф стоял в углу спальни, рядом со входом в ванную, я почти никогда не заглядывал туда. Я сделал несколько шагов в направлении шкафа и остановился, почувствовав странный запах. Мне вспомнилось, как, переехав в Нью-Йорк после колледжа, мы с Полой снимали квартиру на Амстердам-авеню. Это была квартира в старом доме без лифта. Хозяин решил морить мышей. Тошнотворный запах, исходивший от стен, не выветривался после этого несколько месяцев.

Но сейчас пахло много хуже, чем от дохлых мышей.

Отис рычал, а я увидел, как мы с Полой схватились в спальне, и услышал смех Майкла Рудника. Я был пьян, угрожал Поле ножом и кричал: «Где твой любовник?! Где он?!»

Потом, не отрывая взгляда от дверец шкафа, я услышал, как Майкл Рудник говорит: «Сейчас ты у меня получишь. Сейчас ты получишь». Его голос звучал так громко и отчетливо, как будто шел из моей головы.

— Заткнись! — заорал я. — Заткнись!

Но он не умолкал: «Сейчас ты у меня получишь. Сейчас ты получишь», и тут я увидел, как Пола раздирает мне ногтями лицо, ее ногти впиваются в мою кожу, а сам я кидаюсь на нее с ножом. И еще одна яркая вспышка: утро следующего дня, я стою и смотрю на капли крови на полу у шкафа. Я думал, что это моя кровь.

Я медленно потянул за ручку, дверца приоткрылась. Из шкафа с невероятной силой вырвался запах, удушающее зловоние, от которого я чуть не упал в обморок. Я распахнул створки, и тошнота подступила к горлу. Прямо передо мной, зажатое между плечиками с одеждой, вертикально покоилось распухшее тело Полы. Нож все еще торчал в ее груди, широко открытые глаза смотрели прямо на меня.

Я отшатнулся от шкафа и попятился. Отис лаял, раньше я никогда не слышал, чтобы собака лаяла так громко. Звук больше походил на визг, от него было больно ушам.

Я бросился в ванную, и меня вырвало на пол. Потом я вернулся в спальню, надеясь, что мне все привиделось. Но Пола по-прежнему была там, с рукояткой ножа в груди и застывшими, широко открытыми глазами.

Отис ни на шаг не отставал от меня, он бегал за мной по коридору и лаял как безумный. Здесь должна была быть какая-то ошибка — я не мог убить свою жену. Наверное, Рудник-младший как-то проник в квартиру и убил Полу тем самым ножом, которым я убил его отца. Или это сделал Даг. Вечером во вторник он мог вернуться в квартиру и заколоть Полу, пока я валялся пьяный.

Я взял на кухне телефон и набрал 911. Когда там ответили, я понял, что в полиции никогда не поверят, что Даг или Рудник-младший убил Полу — раз я сам в это не верил.

— Алло? — повторил женский голос. — Вы слышите меня? Алло.

— Да. — Язык неожиданно отказался слушаться. — Я здесь.

— Вы хотите сообщить о чрезвычайной ситуации?

— Нет, я хочу сообщить об убийстве.

— Об убийстве?

— Да. Меня зовут Ричард Сегал, я убил свою жену.

Я объяснил, что полиция найдет тело Полы там, где я его оставил, — в шкафу в спальне, потом назвал свой адрес и номер квартиры. Оператор просила меня не класть трубку и оставаться на линии до прибытия полиции, но я сказал, что мне нужно идти.

На кухне я выпил стакан холодной воды, потом вышел на балкон. Дождь все еще моросил, в лицо подул холодный ветер.

Я вскарабкался на перила и сделал глубокий вдох. Посмотрел вниз на кружащийся тротуар и увидел Полу, она стояла и ждала меня.

Я закрыл глаза. В следующую секунду я падал, так быстро, что лицо, казалось, вот-вот взорвется. Потом с оглушительным «хрясь» я упал на землю.

Я открыл глаза. Вокруг себя я видел размытые очертания ног, какие-то голоса говорили мне «не двигайтесь» и что «все обязательно будет хорошо».

Я чувствовал невыносимую, мучительную боль в ногах и руках, в спине и шее.

Пола опустилась на колени рядом со мной.

— Пола, — пробормотал я, — Пола…

Преодолевая головокружение, в крови, я попытался подняться, но кто-то придержал меня за плечо.

— Пола, — повторял я, — Пола…

Но ее больше не было. Вокруг меня стояли чужие люди:

— Откуда он прыгнул?

— Не знаю.

— Я видела — с пятого этажа.

— С пятого — вот ужас!

— Черт! Только посмотрите на его лицо.

— Ох, бедняга.

— Не бойся, парень. Все будет хорошо.