После боя всегда так, кажется, что устал дико, а усидеть на месте сложно, адреналин еще кипит в крови, будоражит, заставляя не застаиваться, делать что-то.
А мысли все еще были там, на ристалище, он все прокручивал и прокручивал ход боя, анализируя свои действия. В этом, безусловно, полезном занятии, сродни медитации, Оружейник как-то отрешенно, бессознательно взял в руки снайперскую винтовку и она, прямо в его руках мгновенно перебралась несколько раз, а возникшая небольшая туманность из черной пудры медленно опала на одежду, на руки, на лежанку, тоже самое он сделал и с пулеметом, еще какое-то время он посидел так, погруженный в себя и будто всплыл на поверхность шумного (чего?) вдохнул, глаза ожили, он пришел в себя…
— О как, — воскликнул Оружейник, с интересом уставившись на оружие. Это когда я умудрился почистить Оружие, причем оба ствола? — он покосился на чистенький блестящий пулемет. — Ни чего себе, ни черта не помню. Масленка здесь, ветошь тоже вроде как присутствует, а как это было, хоть убей, не помню. Рядом сидела Тигра, в тему, со всей тщательностью вычищалась.
— Тигра, ты видела, как я чистил вот эти громовые палки. Тигра мгновенно, даже не прекратив своего моциона, одарила его образом-картинкой: он почувствовал запах оружейной гари, масла и перегретой стали на черном фоне белый силуэт его рук, меж которых находились разобранные, раскаленные аж оранжевые части и пулемета и винтовки, причем придерживаясь своих изначальных форм.
«Похоже, я все-таки перебирал и чистил оружие, — подумал Оружейник, удивляясь такой четкой и полной детализации посланной картинки. — Да и ладно, займусь, наконец, делом».
Оружейник внимательно оглядел поле боя в оптику, дабы не пропустить подранков. Нет, все чисто, да и чуйка молчала, не тревожила сознанье. Опасаться было нечего, одни трупы.
Завершить сегодняшний день следовало по правилам, мародёрку еще ни кто не отменял. Ценные трофеи нужно забрать, во что бы то ни стало, спать не буду, изведусь ведь весь, — подумалось Оружейнику. И он решил: — действуем. Продолжающийся бой на железнодорожной станции Калище внушал уверенность, все праздно шатающиеся чудовища, призваны туда, — за макушки сосняка, где по коварному плану Урфин Джюса громыхает, ярится битва.
Веревок и крепежных лент на крыше было предостаточно, так что он быстро на самой толстой и широкой капроновой ленте, навязал узлов, получился неплохой и добротный канат для лазанья.
Привязавшись к парапету рядом с подъемником, он скинул канат. Сделав несколько глотков живой воды, он схватился за веревку и перевалился через парапет. Спуститься труда не составило, Юнга с Тигрой увязались за ним, Войнов был не против, пусть побегают по земле, а то все бетон, бетон.
Луговая трава, цветы, молодая поросль ракитника новые запахи настолько ошарашили крысок, что какое-то время они возбужденно попискивая, не слазили с его спины так и путешествовали, осматривая горизонт.
Ему и саму будто букетом цветов все лицо исхлестали, раньше он ни когда так остро не чувствовал запахи, и к своему удивлению он как-то мог ориентироваться в этом бушующем океане, вычленяя совершенно точно объекты которых почти не видел глазами или совсем не видел.
Вот пижма, ага вон она в метрах пятьсот на три часа, рядом в полуметре от нее с десятка два раскинутых гильз. Самих гильз он не видел, но точно знал, что они там есть, где-то в густой траве. И в нем, как бы все больше и больше зрела уверенность, что если поднапрячься, он точно сможет определить даже количество лежавших там отработанных частей патронов.
Не устаю удивляться этому миру его ужасам и подаркам. А что, так и есть: — нюх как у собаки, заживает все как на мифическом оборотне, с крысами почти разговариваю, оружие могу усовершенствовать одним прикосновением и наверно не только оружие, что еще, Стикс? Что еще?
Долго Крыски на его спине не продержались, любопытство пересилило, и они возбужденные отправились на разведку. Далеко не ушли, и правильно, «рассредоточиться» команды не было. Оружейник всю свою дорогу до Хаммеров чувствовал их, где-то рядом, то справа, то слева. Вот, наконец, и джип ехавший первым. Отжавшись от подножки, он открыл переднюю дверь пассажира, и вывалил оттуда окровавленное тело, сжимающее титановый пухлый кейс. Предсказуемо. Вот и оно, за что перемолото столько жизней. Ключ, как и ожидалось, он банально нашел на шее. Посмотрим.
В кейсе обнаружилось много крупного, блестящего гороха с явным алым отливом, еще больше споранов по размерам с крупную виноградину, разительно отличающихся от того, что у него хранилось в сейфе: зеленые, прозрачные, лоснящиеся, будто натертые чем-то жирным виноградины — икра какой-то большой рыбы и все тут. В следующем отсеке лежали, цвета жжённого янтаря друзы. Янтарь — так эту странную структуру назвали бандиты Урфин Джюса, наверное, ценная вещь, раз его положили в этот кейс. Отдельно от всего в совсем небольшом отсеке, дополнительно усиленном и закрывающегося крышкой с защелкой, лежала небольшая завернутая в красивый шелковый платок, изящная кварцевая табакерка. Явно музейная ценность с вырезанным, историями из греческой мифологии про сурового Харона перевозчика душ с веслом, на узкой лодке. Внутри шесть белых жемчужин и одна, тоже белая, но сильно отличающаяся от остальных своим большим размером и более ярким радужным отливом, она будто светилась изнутри, будто радуга, заключенная в белый чертог. Вот оно — Сокровище Сокровищ. Только для чего оно, я не знаю. А вот Тигра даже не задумалась, сразу заснула свой любопытный нос в драгоценную табакерку, поводила, поводила носом, потешно гоняя жемчужины туда-сюда, туда-сюда, будто это обычные леденцы монпансье в железной банке, совершенно без всякого почтения.
Наконец, выбор был сделан, и как в прошлый раз, выложила избранницу на ладонь Оружейника. Это была та радужная, будто светящаяся жемчужина. Чего раздумывать, в тот раз все прошло хорошо и вроде как силы прибавились. И он проглотил белоснежную красоту. По телу прокатилась приятная прохладная волна, ощущения были не обычные, он как бы на мгновение почувствовал каждую клеточку каждый нерв, нега, как же хорошо, ноги, будто пушинки, он подвигал ими: приятно, боли нет, ничего не тянет, нечего не гнетет — благодать то какая! Уф, даже в пот пробило. Его примеру последовала Тигра и мелкий, который на этот раз сам выбрал себе жемчужину. Взрослеет боец. Только почему-то Тигра все растет, скоро с таксу будет, а вот Тень, как даже кажется, уменьшился и вытянулся в длину.
На заднем сидении видимо ехал кто-то из «изнеженных» — крашеный блондин. Педик, мать его — и здесь они, явно не боец с таким маникюром разве повоюешь, хотя разжился с него очень хорошим тактическим поясом из кожи ската, в нем же прилипло к рукам роскошная серебряная фляга под живчик и дорогущий мультитул фирмы «Лизерман» отделанный золотом, таких кажется на Земле не больше штук тридцати было выпущено, и стоили они, мама не горюй. Что ж, нам матросам Железнякам пригодится и такой буржуйский атрибут. Время шло к вечеру. Оружейник решил: — что надо бы побыстрей уносить от сюда свои кости пока не поздно, пограбили и хватит, хорошего, как говорится, помаленьку.
И только он хотел отправиться восвояси, как его настигло послание Тигры: непонятной силы беспокойство и светлый, прозрачный, стеклянный силуэт человека, в него, через небольшой разлом в черепе и двух отверстий в грудине, будто нагнеталась чернота и только алый комок в груди нет-нет да развеивал нагнетаемую тьму, — он понял, рядом есть раненый живой, и нужно бы поспешить.
— Молодец, Тигра, ой молодец же ты, девочка.
Образы Тигра присылала уже более понятные для него, а так же ощущения — и это радовало.
До грузовика он дополз по скорости, наверное, не медленнее полоза и махом перемахнул в кузов машины. Увиденное было тяжким. Там, брошенные как попало, будто рыба, вытащенная из сетей и вываленная кучей, лежали трупы, укрытые брезентом. Жуткое зрелище, аж мороз по коже.
Тигра быстро указала место, а вот высвобождать еще живого из сплетения мертвых, оказалось почти непосильной задачей. Пришлось Оружейнику изрядно попотеть и не только из-за того, что раненный находился в самом низу этого навала мертвой плоти, скорей от того, что выжившим оказался настоящий гигант. Подобных людей Оружейнику за всю его жизнь еще не приходилось встречать.
— Вот же попался Алеша Попович тудыт-тую, — ругался Оружейник напрягаясь.
Однако в скорости подтвердилась самая главная Российская поговорка: «глаза боятся, руки делают», Титан в человеческой личине, наконец, был освобожден. Оружейник осмотрел его, скользящее ранение в голову и два сквозных в грудь скорей всего добивали из чего-то мощного, на подобии ТТ, ранения на вылет выходные, отверстия аккуратные, без страшных вывертов. А в голову, похоже, контрольный был, да чуток промахнулась сука стрелявшая. Удивительно, но раны едва кровоточили, пульс прощупывался, влив немного в рот и смочив по наитию раны живой водой, уверенно отрезал полосу от брезента и плотно перебинтовал раненого. Парень смотрелся, как поверженный древний бог, красив, по-олимпийски сложен, лицо спокойное с легкой, почти незаметной улыбкой, спит себе молодой Геркулес и видит хорошие сны.
Открыв задний борт, Оружейник тихо прошипел сквозь плотно сжатые зубы:
— Простите, парни, простите меня, для вашего брата стараюсь. — и начал скидывать трупы один за другим с грузовика, когда ему показалось достаточно, он допер раненного до края, обхватил его под мышки со спины и перевалился на кучу, удар был не сильным, но ощутимым, раненый охнул и открыл голубые глазищи.
— Извини, браток, другого выхода спустить тебя на землю не было, с ногами у меня не очень, увеченный я, ползком передвигаюсь. Слышишь меня, если слышишь, кивни. — Гигант кивнул.
— Ты брат ранен серьезно, так что молчи, дыши помедленнее, не напрягай легкие, силы береги. Понял меня? — гигант обозначил кивок.
— Живчик, — прохрипел гигант. Голос, надо отметить, у гиганта был под стать, низкий, гулкий бас.
— Не понял. — гигант попытался снять флягу со своего пояса.
— Пить? — Оружейник снял флягу, открутил пробку, понюхал.
— Да это живая вода! — гигант кивнул.
— Пить.
— Понял, понял, — засуетился Оружейник и поднес к губам раненого флягу, тот сделал пару глотков.
Невооруженным взглядом было заметно, гиганту значительно полегчало:
— Я Глыба, загудел он. — На этом Оружейник закрыл рот гиганта.
— Кто бы сомневался, с такими-то габаритами. Тебе, Глыба, говорить нельзя, ни как нельзя. Понял? — Гигант послушно кивнул.
— Я, Войнов Михаил Валентинович, капитан третьего ранга с Земли. Ты, Глыба, — Зарина глотнул, — и еще у тебя два сквозных ранения в грудь, и голова пистолетной пулей покоцана. Чудо, что живой еще, так что молчи, не мешай провидению, в полной мере явить миру сие божественное деяние, как твоя жизнь. «Во завернул», - подумал Оружейник, и мотнулся за брезентом, опять в злосчастный кузов Урала.
Вернувшись, стал сооружать волокушу, уверенности, что он сможет дотащить этого богатыря до подъемника, не было, но отступать он не привык. Улыбка на лице Скалы ему не понравилась, он такие улыбочки видел на детских утренниках при вручении подарков.
— Что? — не выдержал Оружейник. Алеша Попович, называющий себя Глыба, указал на свои, плотно сжатые губы и с обиженной гримасой дал понять, что ему запрещено говорить. «Бог ты мой, — подумал Оружейник, — почему я, ну почему?»
— Говори, — с досады махнул рукой Михаил.
Раненый сжал его руку, будто гидроманипулятором, «не сломал бы, детинка здоровенная».
— Ты Змей. Теперь ты Змей. Эээ, — осклабился гигант. — Теперь и я Крестный, — с немалой толикой гордости и торжественности пророкотал буквально светящийся Скала.
Оружейник удивился:
— Почему Змей? Михаил меня зовут, можно Миха. — Глыба даже как-то испугался.
— Нельзя Земные имена, запрещено, Стикс накажет. Змей, хорошо. Змей, сильно подходит, — и указал на Оружейника. — Ползающий, мудрый, опасный, ты.
Оружейник с легким недовольством развел руки, вздохнул и кивнул соглашаясь:
— Змей, так Змей. Пусть будет. «Кто ж, со смертельно раненым в голову, спорит», — решил про себя Оружейник.
— Нас убил, кто? — задал вопрос Глыба.
— Люди Урфин Джюса, один ты живой из Заводских остался. Походу достойные воины были.
— Змей, где враги?
— Недалече ушли бездушные, все в этой земле упокоились.
— Ты? — громыхнул Глыба.
— Я! — не стал отпираться Змей. Гигант заулыбался. О, как этот воин умел улыбаться — песня, нет, целый гимн Солнцу, наверное, так только умеют дети или святые. Змей будто в лучах родной звезды искупался, на целый миг поймав в руку мифического мотылька, столь редкое ощущение легкости бытия. Чувствовалось даже без слов, Глыба был доволен, очень доволен.
— Глыба называл правильно, ты Змей, Великий Змей. — И поднес указательный палец к губам, типа молчу-молчу, больше ни-ни.
Змей в какой раз уже вздохнул. «Вот и до Великого Змея дорос, что бы Фенимор наш, Джеймс Купер сказал на это?»
И тут гиганту стало плохо, он закашлялся, захрипел, потерял сознание. Живчик, так называл это волшебное пойло Глыба вновь привел его в сознание, на долго ли, Оружейник не знал. Сказка закончилась, скорей всего парню жить осталось совсем не много. Зарин это Вам не шутник, он гробовщик коих мало. Войнов, прозванный Змеем, наверное, впервые так пронзительно и по настоящему испугался, оказывается ему до чертиков надоело одиночество. Нет Тигра и Тень это конечно друзья, и все такое, но он только сейчас понял, какое счастье, это общение с человеком, хорошим человеком. А то, что этот парень называющий себя Глыба именно такой, он ни сколечко не сомневался, в чем-чем, а в людях он еще на службе научился разбираться.
Скала лежал, хлопал глазами, смотрел на него и улыбался, губы были в крови.
К горлу подкатило, глаза защипало, не заплакать бы. «Сука Урфин Джюс, теперь ты мой личный враг. Если этот парень умрет, я все ваше гнездо поганое, паучье, дотла выжгу». Оружейник несколько раз провентилировал легкие, это как всегда ему помогло, собрался с силами и насколько можно спокойным голосом обратился к раненому:
— Скала, я много не знаю, нуб я еще здесь, понимаешь? — Гигант согласился кивнув. — Если ты знаешь, скажи, что может помочь тебе.
Лежавший, как скала, разлепил губы:
— Знахарь, Белая Жемчужина. «Вот я мудак», - ругал себя последними словами Оружейник, лихорадочно спеша отрыл коробочку, достал жемчужину, скомандовал командирским голосом:
— Солдат, открыть рот, проглотить! — Скалу аж передернуло и выгнуло, будто он на мостик хотел встать, отпустило, и похоже сразу стало лучше, из бездонных голубых глаз ушла боль.
— Так-то, Скала. Да будет жизнь! И это наше основное воинское кредо.
Глыба не понимающе закрутил глазами как бы себя изучая и обратился к Оружейнику:
— Змей, что Скала проглотил? Оружейник пожал плечами, он уже понял натуру парня, про таких в той жизни говорили, чтоб не обидеть, — Особенный.
— Это была Белая Жемчужина, брат мой.
— Белая что? — Громыхнул своим басом Алеша Попович.
— Жемчужина! Скала, успокойся, — слегка придавил рукой Глыбу к земле, — ты же сам сказал, тебе может помочь лишь Знахарь или Белая Жемчужина. Знахаря, сам посуди, поблизости не наблюдается, да я и не знаю, кто это такие, а вот Белые Жемчужины у меня есть, вот одну тебе выделил.
— Белая Жемчужина мне, — будто выдавил из себя Глыба.
— Да. И что? Ты против что ли, белые колеса, знаешь ли, во все века человечеству помогали.
Гигант тихо заплакал, и похоже полез обниматься. «Блин не умер бы». Как оказалось, большой человек оказался очень сентиментальным. Ситуацию спасли Тигра и Тень припрыгнувшие на грудь Глыбы. Тот тут же завязал с мокрым делом и как-то с опаской, слегка заикаясь, спросил:
— Ээ… это кк… кто?
Оружейник, едва не ляпнул: «Разве не видишь, зоопарк приехал, скоро и злые клоуны появятся», — но сдержался, «Слон побаивается мышь — известный парадокс».
— Это, Моя разведкоманда, Глыба, — на полном серьезе ответил Змей. — Знакомься, это Тигра, а это ее отпрыск Тень. Не смотри, что неказисты и малы ростом, маскировка это, разведчики из них лучшие, и много еще чего интересного могут, сам пока еще со всем этим не разобрался. И Они, как полноправные члены группы, тоже получили по одной белой Жемчужине. И до этого еще по черной схомячили, а я красную.
Именно в этот момент, наконец, Оружейник увидел воочию реализацию высказывания «отпала челюсть». Гигант смотрелся феерически, жалко фотоаппарата нет.
— Змей не от мира сего, Змей странный очень, — заявил добрый гигант.
Оружейник рассмеялся:
— Это точно, я не от мира сего, я с Земли. Смотрю, Глыба, тебе стало получше, нам нужно двигаться, скоро здесь может стать не безопасно, злые клоуны и в правду могут появиться, причем в двух обличиях. Что те, что другие нам опасны.
— Змей знает за Белую жемчужину? — не унимался Гигант.
— Теперь знаю. Для меня ясно, это большая ценность, и может исцелять, причем мгновенно, почти безнадежных и этому я первейший свидетель.
Скала довольно заулыбался:
— Змей умный, но за здесь плохо знает.
— Надеюсь, Скала расскажет что знает, за здесь, — ответил Змей, разминая самомассажем руки.
— Конечно, Скала расскажет, память у Скалы хорошая, Скала многое слышал, Скала все запомнил.
— Ну и хорошо, расскажешь по дороге, давай переваливайся на этот брезент, хватайся за края, я буду тянуть, а ты по возможности отталкивайся ногами, помогай. Нам вот до того здания полсти упираться, метров так восемьсот. Далеко, но по помаленьку, помаленьку и справимся. Скрутив полотнище, Змей закусил его край, перекинул через спину и пополз. Проведение сегодня было на их стороне, хорошая погода как по заказу резко изменилась. Такое бывает на Балтийском побережье, пошел мелкий Бус в миг укутавший окружающее, во влажный, непроглядный, плотный туман. Для них это было словно подарок, а то, что видимость ограничилась двумя-тремя метрами не беда, волноваться не о чем, когда у тебя в компании самый лучший из навигаторов и неважно, что с хвостом.
Тигра с Тенью тоже помогали тянуть лямку, если можно было так назвать их вклад в общее старание. Они, то бежали вперед, то забегали назад, хватаясь своими челюстенками то здесь, то там, пытаясь по примеру Змея упираться своими крохотными лапками и тащить, тащить при этом задорно попискивая, да еще и с таким серьезным и сосредоточенным видом: «О, мамочка моя родная, не надорвать бы пупок, нет-нет не от тяжести, от смеха». Моментами эта веселая парочка так увлеченно отдавалась устроенной ими этой кутерьмы-карусели, что пыталась тащить в обратную сторону или куда-нибудь в бок. Тоже мне Бурлаки самоучки.
А когда они этот свой шабаш-забег, довели, почти до совершенства, с запрыгиванием на голову Змея и замирая там столбиками, Сурикаты и все тут, дабы, наверное, отметить правильность маршрута и расстояние, даже смертельно раненый Алеша Попович нет-нет да похрюкивал, едва сдерживаясь. Конечно, помощи от этих двоих хвостатых клоунов был с мизер, зато настроение и дух, их стараниями, был поднят на безоблачную вышину.
И все равно, двигались они медленно, но двигались. «И впрямь скалу тащу»,- иногда думалось Змею. За это, тянущееся будто резина время, когда он вынуждено останавливался, чтоб передохнуть, Скала этот, наверное, самый тяжелый из рассказчиков, причем в обоих смыслах в свойственной ему манере говорил и говорил о Белых Жемчужинах. Так они и ползли, а на привалах он слушал детинушку и пытался систематизировать выплеснутую ему в мозг хаус информацию, к концу маршрута у Змея получилось следующее:
Белая Жемчужина является наивысшей ценностью в Стиксе, потому что она сильно повышает шансы выживания в этом мире, даруя обычно самый нужный из даров принявшему ее, без каких либо последствий.
— Слава тебе господи, доползли, — устало обронил новоиспеченный Змей.
Забравшись на крышу из последних сил, он приказал Тигре срезать торец, это сделал Тень, да так виртуозно, что он даже не заметил, как это произошло. Вот так мелкий. Спустил люльку, лезть по канату обратно не пришлось и слава Стиксу, а то руки дрожали предательски, что отрадно ноги тоже, а главное не болели вовсе. Скала сам пролез в изуродованную люльку. «Удивительное рядом, — подумалось Змею, — вот так жемчужина, парень давно должен был уйти за грань, а нет восстанавливается буквально на глазах». Скалу подняли, поместили на крышу. Завалились на отдых тут же, не найдя в себе сил спустится в жилую зону, прямо тут на свежем воздухе, на евро поддонах завернувшись в брезент, отрубились почти сразу. Единственно, что еще успел сделать Змей до отключки, это попросить крысок встать на часы, и если, что сразу будить его.