На следующий день к вечеру отряд достиг Долгоозерного. Для бивуака была выбрана большая поляна на склоне сошки, в самом центре участка. Это было веселое, сухое и тихое место, высокие деревья защищали поляну от северного ветра, а с южного края ее открывался чудесный вид на сопки и тайгу. Палатку разбили на берегу горячего источника, который разлился, образовав небольшой пруд. Видимо, источник вытекал глубоко из-под земли. В холодные дни над ним поднимался пар.

С утра приступили к отводу участка. За четыре дня обошли его границы, поставили межевые столбы, началась съемка. Первые два дня стояли теплые, на третий ударил мороз. Быстрее начал осыпаться пышный, праздничный наряд тайги. Но зато рабочим не докучали теперь тучи комаров, надоедливая мошкара, алые оводы. Палящий зной не валил с ног, не лишал аппетита — все были здоровы, веселы. Только Гжиба поглядывал на всех так, словно был чем-то недоволен. С особым рвением работал Петр. Ему нравился именно тот участок, который они теперь отводили. Петр решил закрепить его за своей артелью и по вечерам у костра подолгу толковал с землемером, советовался со всеми и составлял письмо домой, в Донбасс, с описанием Долгоозерного.

Настя пыталась помогать Фоме, но тот очень ревниво относился к своим обязанностям кашевара.

— Ладно, ладно, — говорил он, — иди лучше гуляй, без сопливых обойдемся…

Мишу не покидало все это время ощущение нависшей над ними опасности. И как это Гжиба сумел опутать землемера? Почему Владимир Николаевич нанял именно его?

Миша замечал, что землемер несколько раз уже пытался вызвать охотника на откровенный разговор. Но тот отмалчивался. Видно было по поведению Гжибы, что в нем нарастает глухое раздражение.