Небо хмурилось, ждали снега. А в бессолнечные дни, глубокой осенью, сурова, неприветлива тайга. Багровая листва кажется черной. Сумрачно и тихо под высокими соснами. Молчат птицы. Слышен только стук дятла. Низкие тучи нависают над деревьями.

Поднявшись чуть свет, позавтракав и вооружившись геодезическими инструментами, топорами, лопатами, отряд отправился отводить усадебные места.

Землемер шел впереди своим легким, быстрым шагом, жаким мог пройти километров двадцать не уставая.

— Ну и ну! — сказал Петр, догоняя Кандаурова. — Вот это, скажу вам, участочек! Чего только тут нет! Хороший участок я выбрал! — Лицо Петра сияло, он раскраснелся от быстрой ходьбы. — А какие луга, озера!..

Землемер с удовольствием смотрел на радостное лицо старшего рабочего.

— Вот и переселяйтесь скорее!

— Этой же зимой начнем строиться. Золото — не земля… А такого, Владимир Николаевич, и не видал никогда. Что за диковина? — Петр подал Кандаурову кусок пушистой, очень легкой коры. — Хоть шубу из нее шей. — Он смеялся и радостно повторял: — Дери с дерева и шубу шей.

— Бархатное дерево, — пояснил Кандауров. — Где ты его нашел?

— А я в падь опускался. Гляжу, стоит там деревцо, аккуратненькое, словно девушка, в меха одетая…

— В какую падь?.. В эту? Знаешь, как она называется? Мерзлая падь, — сказал землемер.

Они шли сейчас вдоль оврага, у которого не так давно землемер сидел с Настей. Но сегодня обширная поляна выглядела хмуро, неприветливо, а лощина, заросшая орешником, имела совсем зловещий вид.

— Мерзлая? — переспросил Петр. — Ну что ж, и Мерзлую освоим, и Мерзлая в хозяйстве пригодится.

— А Настя почему-то ее не любит, — вспомнил землемер. — Говорит, плохое место.

— А у нас не будет плохих мест. Каждому овражку найдем свое применение. — Петр осмотрелся. — Богатство, приволье какое! Заживем мы здесь! — Он то и дело сворачивал с тропинки, внимательно глядя под ноги, мял землю между пальцами, исследовал старые пни, рассматривал увядшие листья.

— Цветочки собираете? — послышался голос.

Они оглянулись. Их догонял Гжиба.

— А ну-ка, пойдем со мной! Вот я местечко тебе укажу… — обратился он к Петру, загадочно усмехаясь. — Жив останешься, век будешь помнить.

Гжиба тянул Петра в лощину, туда именно, куда не пускала землемера Настя.

— Да ничего, — сказал Петр, видя беспокойство землемера. — Что я, маленький?

Гжиба и Петр опустились по крутому склону и стали пробираться среди орешника.

— Интересуешься? — спросил Гжиба и указал Петру на лужайку, которая просвечивала сквозь кусты. — Ты там проверь землицу. Землица-то с фокусом. Сумей его раскусить.

Петр покосился на охотника, ему не понравился пренебрежительный тон Гжибы. Но лужайка заинтересовала его: она заросла пыреем и казалась ржавой, обгоревшей под солнцем.

— А что? — опросил Петр. — Хорошая земля?

— А вот определи, цветошник.

Петр смело перебежал прогалину, сделал шаг-другой по лужку — и вдруг земля ушла у него из-под ног. От неожиданности он вскрикнул, присел и раскинул руки, цепляясь за траву.

Земля ходуном ходила под ногами, но он не тонул: тонкий пласт почвы, в котором переплелись корни многолетних растений, держал его, хотя и прогнулся под тяжестью. Петр колыхался в яме, а кругом него земля вздувалась бугром, как тесто.

С презрением глядел Гжиба на старшего рабочего, пока тот, качаясь, как на морских волнах, добирался до берега.

— Э-эх, шалопут! — сказал Гжиба. — Волков ислужатся, зыбуна испужался, скоро Чалого пужаться начнешь. По такому зыбуну все вы здесь ходите. Остерегайтесь, однако, чтобы не провалиться!