На другой день отряд постигла новая беда. Пока все были на работе, со склада припасов пропал ящик с консервами.

— Как ты это допустил? — допрашивал Кандауров совершенно обескураженного Фому. — Ты же охраняешь лагерь.

— Да я только на полчаса отлучился, пошел с Настей в лес за дровами, — объяснял Фома. — Прихожу, а продуктов нет.

Миша на этот раз только руками развел. О Гжибе ничего не сказал.

— Почему костер переложен? — спросил землемер.

— Да будь оно проклято, то место! — заговорил злобно Фома. — Какого я там страху натерпелся с этим Гжибой, когда он ночь коротал у костра.

— М-да… — протянул Петр. — И чего он к нам цепляется? Придется, видно, проучить разбойника.

Попыхивая трубкой, Кандауров подошел к вырытому возле палатки погребку и внимательно осмотрел его.

Зверь не мог утащить продукты. Во-первых, яма была прикрыта тяжелыми бревнами, связанными вместе; во-вторых, зачем медведю или рыси консервы? Да и следов звериных не видно вокруг оклада.

— Послушай, Фома, здесь что-то не так. Ты путаешь, — обратился к возчику землемер. — Видишь, возле склада много золы, и земля, как раскрытая книга, — все понятно грамотному человеку. Утром ты подмел здесь и вот смотри: кроме тебя, никто не подходил к складу.

Фома обошел вокруг погребка, с недоумевающим видом пожал плечами.

— Ну, я там не знаю насчет следов. А ваших консервов я не брал. Тоже скажете!.. — Он обиженно засопел. — Может, Гжиба еще прошлой ночью ваял, пока мы в палатке были. Сами позвали его ночевать. Вот он и воспользовался. Положил себе в мешок и ушел. А мне глаза отвел. Он на все способный.

— Подожди-ка! Ведь ты обнаружил пропажу не вчера, а сегодня днем. Как же он мог прошлой ночью взять?

— Ну что ж, заметил-то я сегодня, это верно, только это ни о чем не говорит, потому как вчера я не лазил в погреб. Я оттуда продукты раз в два дня достаю. Бревна тяжелые, что же, прикажете надрываться? Выходит, ночью он и взял, отвалил аккуратненько заслон и снова привалил. Я вчера утром ничего и не заметил, подмел вокруг, вот они, следы-то его, и пропали.

А вечером, перед оном, расстроенный Фома снова — в который раз — рассказывал о том счастливом, но, увы, коротком периоде своей жизни, корда он был самым богатым человеком на сто верст в окружности. Рыская с другими старателями по тайге с деревянным лотком под мышкой и котомкой за плечами, он вдруг напал на сказочную золотую россыпь. Целую неделю удачливые старатели буквально загребали золото лопатой. Вот жизнь началась!

В их жалкий шалаш явился собственной персоной таежный богатей, скупщик золота, и принялся угощать спиртом, вином, одаривать всякими диковинными вещами. Как это он только пронюхал об их удаче?

— Хорошо пожили! — хвалился Фома. — На всю жизнь память!

Но кончилось все очень быстро. Через две недели они спустили пронырливому скупщику не только намытое в этом счастливом месте, но и добытое прежде. В Общем, уплыло от них все золото, скопленное в течение целого года лишений, поисков и каторжного убийственного труда.

«Ничего, — думал Фома, — еще набреду на такой же тайник». Но никогда уже больше не находил он заповедного места.

— Да, бывает, — подтвердил Саяпин. — Говорят, вот так же с Силантием получилось. После Того он и пить начал.

— Сохранил бы то золото, всю бы жизнь в богатстве провел и у вас бы здесь не работал, — бурчал Фома, — а то, туда же, попрекают консервами, будто я их взял. А на что они Мне!..