И они пустились на поиски. Далила в свою комнату не возвращалась, не появился в своей и Бор.

Джеффри неподвижно стоял посреди гостиной Далилы и с отсутствующим видом прощупывал мыслью весь дом. Наконец он кивнул:

— Защищенная комната.

— Вот именно! — воскликнула Корделия. — Какие еще злодеяния она там готовит?

— Пойдем посмотрим, — и Джеффри направился к двери.

Держась тени (а уж теней здесь было предостаточно), они пробежали по коридорам так тихо, что только шуршание одежды выдавало их присутствие. Под Большим залом, в подвале, там где следовало находиться кладовым, они обнаружили дубовую дверь, на страже у которой стояли часовые в ливреях.

Джеффри потащил из ножен кинжал, но Корделия остановила его:

— Они на страже всю ночь и уже устали, брат. — Несколько секунд она пристально смотрела на обоих часовых.

Один из них поднял руку, подавляя зевок. Второй последовал его примеру.

— Не зевай, — зарычал первый.

— Нет, это ты не зевай.

— Я сейчас…

Оба повалились на пол и тут же захрапели.

Корделия и Джеффри молча выскользнули из-за угла и подкрались к двери.

— Тише, — прошептал Джеффри. — Надо захватить их врасплох.

Корделия сосредоточила взор на замке, и он повернулся.

Тогда она рукой подтолкнула дверь, и та бесшумно отворилась.

Внутри горела лишь одна свеча, но пламя ее отражалось на мониторах компьютеров, голографических экранах и голограммах архивов. А на импровизированной постели, наспех сложенной из подушек, мыча и фыркая, содрогаясь и задыхаясь…

Корделия застыла, вытаращив глаза. Будь ее воля, она тотчас бы отвернулась, но зрелище настолько притягивало и ужасало ее, что она не могла оторвать глаз.

Она застала в высшей степени интимный момент, но…

— Хватай врага, пока имеешь такую возможность, — выдохнул ей в ухо Джеффри. — Ведь именно так она собиралась поступить со мной. — И он скользнул к кровати, будто лунная тень.

Корделия стряхнула с себя наваждение, вспомнив спящих убийц и кровавые пятна в комнате Алена, и метнулась вслед за братом.

Джеффри направил меч и крикнул:

— Хватит!

Корделия встала рядом, готовая силой мысли швырнуть любой подходящий предмет в…

(Мужчина, совершенно ошарашенный, поднял голову и увидел прямо перед собой острие меча.) — ..в Бора.

Корделия в полном смятении уставилась на него, ощущая, как что-то в душе ее усыхает и съеживается.

Атаман разбойников уловил все это в ее глазах. Он сполз с кровати, прикрылся, вовремя опомнившись, краем простыни и простер руки к Корделии:

— Прости, миледи! Минутная слабость… Поддался на искушение… Никогда не повторится…

Голос его совсем потух, когда он увидел выражение ее лица.

За ним возлежала Далила, полуприкрытая простыней, и смотрела на Корделию с мстительной, торжествующей улыбкой.

Корделия стояла будто громом пораженная.

Метнувшись к Джеффри, взгляд Далилы исполнился злобой.

Пальцем она принялась чертить спираль на груди, приближаясь к соску.

— Ну же, лови момент — и меня. Ты же знаешь, какова я в деле, так бери, пользуйся. Другого шанса не будет.

Острие меча переместилось к ее горлу.

Она уставилась на Джеффри растерянно и негодующе, ибо его лицо не выражало ничего, кроме злорадства.

Бор стыдливо понурил голову.

Но Далила по-прежнему не сводила с Джеффри злобного взгляда и вдруг разразилась низким горловым смехом.

Джеффри пожал плечами.

Неожиданно Корделия осознала, что не ее одну могла ранить эта картина. Она бросила на брата беспокойный взгляд.

И увидела, что улыбка его становится все шире, обнажая зубы.

— Да, я представляю себе, какова ты в постели, и хотел бы попробовать на определенных условиях, да и сейчас не прочь — на ночь или две, но не больше.

Грозовые тучи сгустились на лбу у Корделии.

Острие меча Джеффри медленно поползло по телу Далилы, будто выискивая наилучшую точку.

— Бей же, — с презрением выплюнула она. — Хотя бы символом того, чем, по трусости своей, не решаешься воспользоваться.

— Джеффри! — в ужасе вскричала Корделия.

Джеффри метнул взгляд на сестру и вновь оборотился к своей мишени.

— Сестра, я надеюсь, ты не считаешь, что Бор чем-нибудь лучше Далилы?

Корделия вскинула голову, будто ее ударили.

Джеффри продолжал водить острием все ближе и ближе к гладкой коже.

— На самом деле, они идеально подходят друг другу.

Бор, умоляюще подняв руки, встал на колени:

— Леди Корделия! Прости меня, прекраснейшая из женщин!

— Никогда не прощу подобное вероломство! — яростно воскликнула Корделия. — Как же ты мог так меня унизить!

— Поставив тебя на одну доску со мной? — нежно пролепетала Далила. — Это не унижение, целомудренная дурочка, а комплимент самого высшего толка.

— Не смей ко мне обращаться, развратница! — в бешенстве выпалила Корделия. — Будь я подобна тебе, то скорее умерла бы, но не стала потрепанной игрушкой в руках любого мужчины, который этого пожелает!

— Нет уж, любого мужчины, которого пожелаю я! — Далила, вне себя от ярости, выпрыгнула из постели. — Она увернулась от лезвия и дала Корделии звонкую пощечину.

— Ox! — схватилась за щеку Корделия; ее возмущение перешло всякие границы и готово было выплеснуться наружу вспышкой необузданной ярости.

— Вот тебе и «ox»! — со смехом попятилась Далила и провела руками по бедрам, нагая и прекрасная в мерцающем сиянии свечей. — Да, любого мужчины, которого пожелаю, даже твоего!

Любого из твоих! Подожди, я еще доберусь до твоего принца!

Корделия бросилась на нее, крича в исступлении:

— Лживая пустышка! — и растопырила пальцы, готовая вцепиться в физиономию соперницы.

Испуганный Бор схватил ее за руки:

— Нет, госпожа! Ты можешь пораниться!

— Пусти меня! Да пусти же меня! — неистовствовала, пытаясь вырваться, Корделия.

— Да отпусти ты ее! — усмехнулась Далила. — Пусть идет следом! Твой принц овладеет мной, даже если ты будешь рядом!

Подхватив свои одежды, она бросилась к двери и выбежала из комнаты, шлепая по полу босыми пятками и громко хохоча.

— Да отпустишь ты меня наконец! — в ярости билась Корделия. — Я должна поймать ее, остановить, пока не поздно!

— Зачем, госпожа, зачем? — уговаривал ее Бор. — Зачем тебе лишние терзания, ведь Ален, конечно, ничем не лучше меня!

— Да, сестра, пусть будет как будет, — мягко проговорил Джеффри. — Мне бы не хотелось видеть твои страдания, если окажется, что он прав. И я совсем не желаю насаживать Алена на свой меч, если вдруг…

— Да разве ты не понимаешь?! — вскричала Корделия. — Эта бестия знает, что он принц!

Джеффри уставился на сестру.

— Ну так что же? — нахмурился Бор.

— А то, что ее люди пытались этой ночью убить Алена! — тут же сообразив, что к чему, выпалил Джеффри. — А раз она знает, кто он на самом деле, значит, она подослала убийц к принцу! И значит, в опасности не его целомудрие или сердце, а жизнь! Надо действовать!

Совершенно изумленный Бор ослабил хватку, Корделия сбросила его руки и ринулась к двери. Мужчины вслед за ней бросились в коридор…

Тот был пуст, если не считать двух храпящих стражников.

Все трое замерли, прислушиваясь. До них донеслись удаляющиеся глухие звуки босых ног, шлепающих о камень…

— Лестница! — рявкнул Джеффри. — Она может только подниматься!

— Для падшей женщины это что-то новенькое, — язвительно хмыкнула Корделия, однако побежала за братом.

Они взбежали по ступеням в пустой коридор и остановились, оглядываясь. Не было ни оброненной тряпки на полу, ни какого-либо другого намека на то, куда убежала Далила — только двери на террасу с одной стороны и в Большой зал — с другой.

Джеффри повернул в сторону Большого зала.

— Если она в доме, то только здесь. Отсюда правят удельные властители.

Они распахнули двери и, шагнули в…

От стен отделились вооруженные люди. Вошедших окружили стальные дебри.

А в конце зала, на помосте, стояла, подбоченясь и откинув голову, уже одетая Далила и смеялась громко и протяжно.

Корделия потрясение озиралась. Столы и козлы не просто сложили в угол, а и вовсе убрали из зала. Огонь погас, очаг вычищен и выметен. Факелы вынуты из своих гнезд, сняты все украшения. Только голый пол и голые стены, унылые и мрачные в тусклом утреннем свете, сочащемся сквозь высокие окна.

Далила все смеялась и смеялась, наслаждаясь их изумлением.

— Тут нечем швырнуть в меня, ведьма! Как же ты будешь сражаться теперь, когда нет ничего подходящего, чтобы метнуть силой твоей убогой мысли?

В глазах Корделии застыл ужас. Она поняла, что попала в ловушку. Джеффри выругался.

— Клянусь всеми мерзостями от начала времен! Ты умело расставила свою западню, миледи!

— А вы попались в нее! — возликовала Далила.

— Ты давно и тщательно готовила свои сети.

— Да, с тех пор, как узнала, что их величества приказали своему сыну жениться! И вы проглотили крючок и повисли на нем так крепко, что и представить себе не могли! Знай, что сегодня вечером ты умрешь, сэр Джеффри! — Вдруг голос Далилы обманчиво смягчился:

— И все же приговоренный имеет право на последнее желание. — Она подняла руки к шнуровке корсажа. — Иди же и возьми то, чего так усердно добивался!

Хотя бы подохнешь в экстазе.

Корделия смотрела на нее в ужасе, но Джеффри лишь чуть покачал головой. На губах его играла понимающая усмешка.

— О, не надо переживать за свое мужское достоинство! — издевалась Далила. — Я и сама сгораю от вожделения, так что все закончится достаточно скоро. Могу заверить, у тебя будет восхитительная смерть.

— Думаю, мне еще рано думать о смерти, — вкрадчиво молвил Джеффри.

— Вот как? Ведь ты не считаешь, что способен выстоять и победить один против пятидесяти! И покинуть наше общество, просто исчезнув, ты тоже не можешь, ибо твоя сестра этого не умеет, а ты слишком печешься о своей ничтожной чести, чтобы бросить малютку! Здесь нечем швыряться силою мысли, так что у тебя никакого оружия, кроме меча и кинжала. Как же ты будешь сражаться?

— Вместе со мною! — Распахнув потайную дверцу, из-за стенной панели выскочил Ален. Он тут же сделал выпад и ранил ближайшего стражника. Тот завопил, а принц отбил кинжалом удар второго стражника, чтобы тут же завершить дело мечом.

Враг отскочил с воплем и схватился за раненый бок, но Ален уже несся вперед, рубя направо и налево. С десяток головорезов с криками набросились на него.

Джеффри взревел и замахал мечом и кинжалом с нечеловеческой быстротой. Трое головорезов тут же рухнули, истекая кровью; еще дюжина в страхе отскочила от неистового воина. Перед Аленом открылся проход, и принц молниеносно оказался рядом, заняв позицию между Корделией и стражниками, спиной к спине с Джеффри, продолжающим плести свою стальную паутину.

— До последней капли крови, дружище!

— Умрем, но не сдадимся, Джеффри!

— Нет, нет, до их последней капли!

Но пока они крушили врага, Корделия тоже не сидела без дела. Один из стражников, в панике заверещав, взмыл над полом футов на десять. Для паники у него были все основания: глаза Корделии сузились, и мужчина понесся прямо на Далилу. Та с испуганным воплем отскочила, но еще двое ее людей взлетели в воздух и устремились к ней.

— Нечего пошвырять, говоришь? — воскликнула Корделия. — Так получай! — И оба стражника врезались в пол, так что Далила едва успела увернуться.

Пять человек бросились на Корделию, но на этот раз именно она взмыла в воздух верхом на копье, и мечи врагов, лязгнув, встретились. Совершенно потрясенные, стражники заголосили и принялись отбивать удары, усердно молотя друг друга.

Корделия снова прищурилась.

И вдруг по всему залу мечи будто зажили собственной жизнью, полосуя каждого, кто находился рядом. Их владельцы в ужасе завопили — не отставали и объекты атак. Моментально весь зал превратился в поле брани, наполнившись злобными криками и звоном стали.

— Взять их! — заорала Далила.

Этот вопль привел ее людей в чувство; поистине титаническими усилиями они вновь овладели контролем над своим оружием и бросились на Гэллоугласов и принца. Ален и Джеффри дружно отразили натиск, защищая Корделию, и дали ей возможность заняться Далилой. Сердце Корделии возликовало от такой преданности, хотя все свое внимание она сконцентрировала на кончиках пальцев, представляя себе, как сгущается воздух, а молекулы собираются все теснее и движутся все быстрее — так что когда она замахнулась, из руки ее вылетел огненный шар.

Далила с легкостью от него увернулась, только рассмеявшись, а руки ее описали в воздухе круг — и огненное кольцо окружило Корделию. Корделия испуганно вскрикнула, но тут же погасила пламя, подумав о проливном дожде.

Ее короткий возглас совершенно заглушили крики боли, которыми разразились обожженные стражники, слуги и рыцари, наседающие на Алена и Джеффри. Громилы отступили. И молодые люди, ухмыляясь, перевели дыхание.

— Леди Далила отлично сражается… на нашей стороне, — протянул Джеффри.

Видимо, она и сама пришла к подобному выводу. Огненное кольцо пропало так же внезапно, как появилось, но люди Далилы еще некоторое время с опаской жались подальше от двух своих противников. Джеффри хмыкнул и несколько раз со свистом рассек лезвием воздух, будто на тренировке, Ален же просто глядел во все глаза и был начеку.

А Корделия только поджидала момента, когда исчезнет пламя. На Далилу откуда ни возьмись обрушился ливень и промочил ее до нитки. Далила от неожиданности закашлялась, а потом убрала волосы с глаз, как раз вовремя, чтобы заметить опускающуюся на нее веревочную петлю. Она вздрогнула и пронзила веревку взглядом; та, не успев затянуться, вспыхнула и пропала.

Далила отреагировала слишком быстро, и Корделия не успела завершить очередное свое заклинание.

Все это, конечно, были только иллюзии. Фокус заключался в том, чтобы заставить противницу, разумом это понимающую, уверовать в реальность происходящего на подсознательном уровне, так чтобы она и в самом деле ощутила жар пламени и увидела, как кожа вздувается волдырями. Далила, к примеру, промокла по-настоящему: с обвисших локонов стекала вода, одежда прилипла к телу; тому способствовало собственное ее сознание. Но знала она и то, что влага эта безвредна, так что, не обращая на нее внимания, швырнула в Корделию шаровую молнию.

Но Корделия еще на полпути потушила огонь. Сверкающий шар бесследно растворился в воздухе, из которого был соткан, однако Далила получила время соорудить нечто более коварное.

Ален, чертыхнувшись, оступился и толкнул Корделию, так что она на мгновение потеряла равновесие. Его меч сверкал, будто молния, множество молний, и раненые противники отступали, но их место тут же занимали новые. На каждого из защитников девушки в любую минуту приходилось не менее трех головорезов, и молодые люди постепенно сдавали позиции. Корделия понимала, что долго они не продержатся…

Раздался высокий пронзительный боевой клич, и за спинами наседавших на Джеффри вырос огромный черный конь. Стальные копыта Фесса обрушились на врага, сокрушая приспешников Далилы. Услышав звуки боя, могучий скакун вырвался из конюшни — как раз вовремя, чтобы уравнять силы противников.

Заметив, что происходит, некоторые из окруживших Алена стражников кинулась к Джеффри, но тут же отпрянули, отведав стальных зубов Фесса.

Как ни кстати появился конь, он все же отвлек внимание Корделии. Вокруг нее вдруг обвилась гигантская змея. Она все туже сжимала кольца. Корделия уже дышать не могла! Над ней нависла клинообразная голова, и девушка готова была завизжать, получи она такую возможность. Змеиная челюсть распахнулась, клыки изогнулись, готовые пронзить трепещущую плоть.

Но удав не обладает клыками гадюки, а гадюки не столь велики, чтобы обвить целиком и удушить человека. Клыки привели Корделию в чувство, и теперь она прекрасно понимала, что змея эта — всего лишь иллюзия, спроецированная искусным мастером прямо в глубины ее сознания; клыки разбили ее подсознательную веру куда эффективнее трезвых рассуждений. Она перевела дыхание, прищурилась, глядя прямо в вонючую пасть, и представила себе другую форму и очертания…

Змея обросла шерстью, мех становился все гуще и гуще, а голова съеживалась, превращаясь в застывшую лисью морду — и теперь девушку окутывал меховой палантин, собранный из дюжины лисиц, каждая из которых вцепилась зубами в хвост следующей. Корделия торжествующе посмотрела на Далилу…

И увидела еще одну змею, на этот раз не более трех футов длиной, но с раскрывающимся капюшоном и изогнутыми клыками, нацеленными прямо на нее.

И Корделия поняла, ибо ничего другого не оставалось, что Далила — агент футуриан, выросшая в куда более продвинутой культуре, где бы ни родилась, ведь никто из коренных жителей Грамария понятия не имеет о кобрах. Даже для Корделии они были существами из книг; впрочем, она не сомневалась, что для Далилы тоже. Похоже, с некоторыми деталями злодейка ошиблась. В общем, то была жалкая попытка убедить подсознание Корделии, и девушка не обратила на нее внимания, понимая, что яд не причинит ей никакого вреда. Она сосредоточилась на мерзкой твари, и та напала, но только не на Корделию — она ринулась к Далиле, и по пути голова ее вытянулась, тело удлинилось, а хвост истончился в хлыст, щелкнувший над головой Далилы, а затем хлестко опустившийся ей на плечи.

Застигнутая врасплох, Далила вскрикнула от боли, но затем прищурилась, и хлыст исчез. Она тоже вспомнила, что это плод ее воображения, однако Корделия заметила, что оставленные кнутом прорехи ни платье никуда не делись.

Далила сверкнула глазами, и по полу побежал гигантский паук, но тут оказалось, что нет самой Корделии, напугать которую он был призван. Далила теряла мгновения, в растерянности пытаясь отыскать исчезнувшую соперницу.

Разумеется, ей и в голову не пришло поинтересоваться судьбой своих людей, а потому она не заметила стражника в ливрее ее цветов, пробирающегося к ней за спинами сражающихся и обменявшегося лишь случайными ударами с Аленом и Джеффри.

Но вот он оказался рядом с Далилой и обрушил на нее меч.

Далила в страхе завизжала. Рука ее обагрилась кровью.

Стражник занес меч для нового удара.

Наконец Далила сообразила, кто может скрываться под личиной стражника, и уставилась на мужчину. И действительно, мундир его удлинился, снова превращаясь в желтовато-коричневое дорожное платье Корделии. Грубое лицо становилось все нежнее и тоньше, шлем растворялся в воздухе, и вот уже Корделия смотрит прямо в глаза Далиле. Меч стремительно уменьшился и оказался всего лишь вытянутым указательным пальцем.

Но Далила потратила время и силы, чтобы развеять иллюзию.

Яростный визг сверху застал ее врасплох, так что орел, вцепившийся ей в платье и бьющий крыльями по голове, снова заставил злодейку взвыть от ужаса. Его кинжально острый клюв нацелился Далиле прямо в глаз…

…но огромная желтая лапа тяжелым ударом откинула орла, и львица разорвала его, единожды сомкнув могучие челюсти. После чего повернулась к Корделии, прыгнула…

… и врезалась в брюхо гигантского медведя, на задних лапах устремившегося к Далиле. Медведь грозно рычал, подняв когтистые лапы.

Львица зарычала, попятившись, и снова прыгнула, пытаясь вцепиться зубами в медвежье горло, но медведь отшвырнул ее в сторону и сам набросился на жертву. Клочьями полетела шерсть, заскрежетали зубы и когти. Наконец медведь поднялся. С челюстей его стекала кровь, глаза яростно сверкали, из горла вырывался злобный рев…

…что был ответом на низкий горловой хохот, с которым приближался гигантский человек восьми футов роста и трех в ширину; невероятно уродливый и совершенно голый, он размахивал над головой тяжеленной дубиной.

Медведь взревел и замахнулся, но великан обеими руками и всей массой своей раскрутил дубину, так что она слилась в сплошное пятно, и обрушил на зверя. Послышался омерзительный хруст, и медведь рухнул мертвый с размозженной головой, Тогда великан, пуская слюни, со злорадным хохотом потянулся к Корделии.

Корделия с визгом отскочила.

Ален услышал ее и бросился между ней и великаном, но Корделия понимала, что принц верит в реальность чудовища, а значит, справиться с ним не сможет.

Стражники разразились победными воплями и кинулись туда, где раньше стоял Ален.

Фесс заржал и замолотил по земле копытами, гарцуя между Корделией и головорезами Далилы.

Теперь Корделия страшилась за Алена не меньше, чем за себя. Сердцем своим она воззвала о помощи к тем, кто окружал ее с детства: родителям и старшему брату. Но с родителями ее разделяли десятки миль, а с братом — световые годы…

Но не с его мысленным образом. Он выступил из-за спины Корделии, такой же большой, каким казался, когда ей было пять, а ему восемь — а потому ныне стал девяти футов росту. Свирепо скалясь в предвкушении битвы, Магнус закричал:

— Ах, вот ты как! Получай же!

Далила пронзительно завизжала, и, казалось, этому визгу не будет конца:

— Нет! Этого не может быть! Я избавилась от тебя, я изувечила тебя, я услала тебя в самые дальние дали…

Она была так перепугана, что на мгновение перестала контролировать собственное сознание, так что оно, совершенно незащищенное, распахнулось перед Корделией всеми воспоминаниями о Магнусе. Девушка в ужасе уставилась на Далилу — так это женщина, пленившая сердце Магнуса, заморочившая ему голову, игравшая с ним и разбившая вдребезги все его надежды, все его мечты о любви, дотла испепелившая его веру в женственность…

А потом Далила увидела, как огромный Магнус сцепился с великаном, высоко поднял его и швырнул оземь, и тогда она откинула голову и злорадно расхохоталась:

— Ну, конечно! Это не он! Ты решила попугать меня старшим братцем?

— Ведьма! — вне себя от ярости выкрикнула Корделия. — Сейчас ты получишь! — Лицо ее исказилось от гнева и отвращения, и между женщинами заискрился вихрь чистой энергии.

Затем он исчез, но при этом весь зал сотряс оглушительный взрыв, и Далила согнулась в муке, прижимая руки к животу.

Корделия шагнула сквозь дым, оставшийся от этого взрыва эмоций. Глаза ее горели. Она схватила злодейку за волосы и подняла ее голову.

— Так это ты разбила сердце моего брата! Что ж, тогда не сомневайся, что я убью тебя!

И тут же со всех сторон Далилу окружили змеи, жабы, саламандры, скорпионы и пауки. Она заверещала, принялась давить и рвать их на части, но вскоре вспомнила, что они собой представляют, и застыла, с отвращением глядя на мерзких тварей…

Из головы Корделии вырвался поток чистой энергии и устремился к голове Далилы, перегрузив организм злодейки яростью девушки, так что в решающий момент чувства Корделии оказались сильней, гораздо сильней, несмотря на ненависть и гнев, отвлекавшие ее.

Далила зашаталась и вдруг принялась рвать на себе волосы и расцарапывать лицо.

Казалось, она сошла с ума.

Она визжала и корчилась в тисках исконного примитивного страха, пыталась дотянуться до Корделии руками, растопыренными, будто когтистые лапы. Корделия изумленно смотрела на безумную женщину: результат превзошел все ее ожидания. Она отпрянула, почувствовав, как внутри зарождается ужас, ибо Далила стала абсолютно неуправляемой.

Женщина извивалась, терзая невидимых врагов, — и на полу Большого зала стали возникать беспорядочные образы; они вспыхивали, тут же меняли очертания и пропадали, уступая место все новым и новым. Змеи, черви, личинки копошились в протухшем мясе; пузатые кувшины разбивались вдребезги, истекая прогорклым маслом; огромные гвозди вгонялись в доски, сделанные из стенающей агонизирующей плоти; и так без конца, все страшнее и страшнее.

Совершенно ошеломленная, Корделия не могла оторвать глаз от этого кошмара, испытывая отвращение как от того, что видела, так и от того, что сотворила.

Однако Далила постепенно приходила в себя и успокаивалась, видения ее блекли, и когда она подняла глаза на Корделию, в них, помимо ненависти и ярости, горело безумие, совершеннейшее безумие.

Впервые Корделии показалось, будто ее коснулись холодные пальцы смерти: она поняла, что действительно может погибнуть в этой схватке.

Ее охватило отчаяние, и она метнула в Далилу еще один заряд духовных сил вместе со всем своим гневом и страхом. Взрыв сотряс зал, и Далила с визгом отлетела к стенке.

Стражники забыли о схватке и наблюдали за происходящим; даже Ален с Джеффри были зачарованы безумием прекрасной ведьмы. Но вот один из приспешников Далилы с воплем опомнился и, застав Джеффри врасплох, замахнулся мечом на Корделию.

Она вскрикнула и отскочила, мысленно перехватив меч, так что он застыл и не мог уже сдвинуться с места. Корделия опасалась, что Далила в это время очухается и воспользуется выпавшим шансом. Ален стряхнул с себя оцепенение и, взревев, бросился к нападавшему, но тут вся гвардия Далилы заголосила и снова ринулась в бой…

Они подняли мечи… и тут же опустили, ибо над каждым вырос рыцарь, готовый разить.

— К бою! — возвысился из дверей мощный бас, и целая лавина ощерившихся сталью людей ворвалась в зал, громыхая сапогами. За ними, с мечом наперевес, скакал сам король, а бок о бок с ним рубил и отражал удары Верховный маг. Пышущая гневом леди Гвендилон держала в руках корзину камней, с непогрешимой точностью летящих во вражеских бойцов, в то врем" как, свесившись с карниза, седой пузатый гном вопил:

— Хватит! Сдавайтесь или умрете все до единого! Хватайте свою вероломную госпожу, держите отравительницу сердец!

Но было слишком поздно. Далила уже исчезла. Сверхъестественной силой или обманом, но она испарилась из самой гущи сражения.

И как раз вовремя: ее стражники оказались в столь подавляющем меньшинстве, что побросали оружие и подняли руки, моля о пощаде. Через несколько минут королевские солдаты согнали в угол всех, способных передвигаться, а врач со своими помощниками, раздраженно поджав губы, оказывал помощь стонущим раненым.

Но Ален ничего этого не замечал. Он бросился к Корделии:

— Миледи! Ты не ранена? Клянусь честью, если кто-то хоть пальцем до тебя дотронулся, он ответит своей головой!

Но Корделия только изумленно смотрела на играющего мышцами мощного златовласого красавца с обнаженной грудью, блестевшей от пота. С мечом в руке и беспокойно распахнутыми глазами, он был подобен греческому богу. Застыв как вкопанная, она смогла лишь кивнуть, когда он обнял ее за талию и, будто защищая от всего мира, прижал к своей широкой мускулистой груди. Она смотрела на него в немом восхищении широко раскрытыми глазами и чуть приоткрыв рот, — и в его взгляде читалось подобное изумление.

Он склонил голову, их губы встретились, и для нее не осталось ничего, кроме чуда этого поцелуя. Невыносимая мука и сердечное исступление слились, наконец, совершенно в едином сладостном чувстве — любви.

Какое-то время спустя — целые эпохи, которые в действительности уложились в несколько минут и показались вечным блаженством — Ален поднял голову и заглянул ей в глаза. Она поняла, что сейчас он снова поцелует ее, и пожелала этого всем своим существом — но тут кто-то негромко кашлянул, и до нее донесся голос короля Туана:

— Я рад, что леди Корделия цела и невредима.

Ален удивленно повернулся к отцу, и Корделия увидела брата, расплывшегося в улыбке, мать с простертыми руками, а за ней — сияющие глаза отца. Она протестующе мяукнула чуть слышно и снова прижалась к груди Алена, а тот импульсивно обнял ее, хотя в этот момент обращался к отцу:

— Отец мой и повелитель! Как ты попал сюда?

— Ну, из опасения и на всякий случай, сын мой, — улыбаясь, ответил Туан. — А также следуя указаниям встревоженных за тебя эльфов. Проявил ли ты себя на поле брани? Сумел ли уберечь от опасностей свою госпожу?

Ален опустил благоговейный взгляд на Корделию:

— Ты ведь в безопасности, любовь моя?

«Любовь моя!» Корделия примостилась у него на груди, глаза ее увлажнились, готовые пролиться слезами счастья, и она кивнула, рассеянно улыбаясь. Успокоившись, Ален ответил ей такой же загадочной улыбкой, и время вновь застыло для них. Он чуть вновь не припал губами к любимой, но все же вспомнил о приличиях и оборотился к отцу:

— С ней все в порядке, мой повелитель. И она уберегла меня от куда больших опасностей, чем я ее!

— Во всяком случае, поровну, — пробормотал Род Гэллоуглас, а его жена добавила:

— Да будет так во веки веков.

Ален повернулся к ним и тут же обрел степенность и подходящую случаю торжественность. Склонив голову, он заговорил:

— Милорд. Миледи. Могу я попросить вашего позволения искать расположения у вашей дочери?

Лорд и леди Гэллоуглас обменялись мимолетными улыбками, а затем дружно кивнули:

— Можешь.

— Расположение найдено, — проворковала Корделия. — Леди завоевана.

Ален посмотрел на нее, сияя от гордости, а затем вновь обратился к ее отцу и матери:

— Могу я также попросить руки вашей дочери?

И вновь ласковые улыбки:

— Можешь.

Король Туан лишь посмеивался про себя. В конце концов, он-то дал свое разрешение еще до того, как все это началось.

Но Ален уже никого из них не видел. Преклонив колено, он поднял взгляд на Корделию, и все остальное перестало для него существовать:

— Миледи, — выдохнул он, — окажешь ли ты мне честь, величайшую честь, какую только можно себе представить, отдав мне свою руку?

— О да, любовь моя! — воскликнула она, а когда он встал и заключил ее в свои объятия, добавила так тихо, что больше никто не услышал:

— И все остальное тоже.

Больше она ничего сказать не смогла, ибо уста их соединились, и время для них снова остановилось.