— Послушайте, я дал вам целый день на отдых, — укорял Аруэтто Мэт, — и предупреждал, что около полудня мы тронемся. Что мне с вами делать? Опять вы не спали всю ночь и разговаривали?

— Но ведь я так долго был одинок! — стонал Аруэтто. — Мне так трудно отказать молодым пытливым людям!

— Понимаю и искренне сожалею, что так не думали большинство из тех профессоров, у которых учился я. Но теперь вам предстоит встреча с еще одним весьма перспективным студентом.

— И кто же он?

— Король. Так, Савл, хватай его за другую руку. Готов? Запевай!

Они обо всем договорились заранее: их появление должно быть по возможности убийственно ярким и зрелищным — и заранее накропали себе в помощь стишок. Вот они встали посреди гумна и пропели:

Ничего не произошло. Ну, то есть на какой-то миг все трое ощутили чудовищное напряжение энергии, сгустившейся рядом с ними, — их как бы затянуло в самую середину воронки, где противоборствовали две силы — одна тянула, другая не пускала, и в процессе этого противоборства обе силы пытались деформировать троих друзей, но вот воронка как бы крутанула их и выбросила.

— Что это было? — задыхаясь, спросил Аруэтто.

— Наше переносное заклинание, которое должно было доставить нас во дворец и разрушить защитное заклинание Бонкорро, — уныло проговорил Мэт. — Елки-палки! Он чересчур силен! Даже вдвоем мы не могли пробиться!

— Ну что же... — глубокомысленно протянул Савл и воззрился на Стегомана. — У нас есть другой вид транспорта, и не менее зрелищный к тому же.

— В каком-то смысле даже более. — Мэт повернулся к своему старому другу и вздохнул. — Прости, что снова приходится обращаться к тебе, Стегоман, но... ты не будешь сильно возражать, если я попрошу тебя снова полететь туда, где нас ждет смертельная опасность?

* * *

Когда дракон совершал круговой облет замка, Аруэтто перегнулся через плечо Мэта и показал вниз.

— А что это за блестящее кавалерийское войско?

— Королева Алисанда! — ахнул Мэт. — Это не просто войско, это моя жена!

— Как думаешь, может быть, нам стоит дождаться ее? — спросил Савл.

Мэт принялся обдумывать этот вопрос, а Стегоман тем временем описал очередную четверть круга и спустился немного пониже. Внизу, во внутреннем дворе замка, его заметили. Кто-то кричал, кто-то указывал на дракона, кто-то уже улепетывал — словом, каждый действовал сообразно собственному вкусу.

— Нет, — решил Мэт. — Ждать не будем. Чем больше будет сюрпризов, тем лучше.

А в пяти милях от замка Орто Откровенный указал на кружащуюся в небе точку и вскрикнул:

— Ваше величество! Это же дракон Стегоман!

Алисанда посмотрела туда, куда указывал младший чародей, и воскликнула:

— Ну конечно, это он! Но почему же он не летит к нам?

— Он направляется прямо в королевский замок, ваше величество! Значит, на то есть какая-то очень веская причина!

— Мэтью в опасности! — вскричала королева, и ее рука легла на эфес меча, а затем взметнулась ввысь, чтобы дать знак войску. — Вперед, воины мои! Ваш повелитель в опасности! Вперед, и сметем с лица земли эту крепость, если понадобится!

Войско огласилось боевым кличем. Конники пришпорили коней и пустили их галопом.

* * *

Мэт и Савл бормотали короткие заклинания, предназначенные для того, чтобы направленные в них стрелы отлетали рикошетом обратно — и стрелы градом падали на парапет, а Стегоман летел уже вровень со стеной. Вот он завис над внутренним двором, и люди с криком разбежались, освободив дракону широкий круг для посадки. Опустившись на землю, дракон поднял голову и взревел, выпустив при этом устрашающий язык пламени:

— Проведите моего хозяина к королю! И горе тому, кто осмелится ко мне прикоснуться!

Мэт соскользнул со спины дракона, обернулся, помог спуститься ученому. Спрыгнули на землю сэр Ги и Савл.

— Подожди здесь, — попросил Мэт Стегомана. — Если тебе не будет грозить опасность. А если что — взлетай и кружи над замком до тех пор, пока мы не выйдем.

— Это мы с радостью. — Стегоман придирчиво осмотрелся, обращая особое внимание на тех стражников, которые явно храбрились. — Кто же из этих мужланов может меня тронуть?

— Колдуны, — ответил Мэт. — Хотя, подозреваю, самый главный из них в ближайшее время будет очень занят, ему будет не до того, что какой-то летучий зверь приземлился во дворе замка. Ну а мы ему забот-то поприбавим!

И Мэт пошел по кругу около Стегомана, напевая:

— И вовсе не дважды, — поправил Мэта Стегоман. — А гораздо чаще, если под словом «горючее» ты подразумеваешь мое собственное пламя. Как тебе, Мэтью, не стыдно напоминать мне про мое неблаговидное прошлое!

— Прости, старина, — извинился Мэт. — Мне просто хотелось сказать об этом тем, кому взбредет в голову хоть пальцем тронуть тебя.

— Что ж, придется пострадать, — вздохнул Стегоман. — Но и тот, кто осмелится приблизиться ко мне, пострадает не на шутку. — Он снова горделиво осмотрелся. — Ну давайте топайте по своим делам, да постарайтесь побыстрее управиться, чтобы мы смогли поскорее улететь отсюда.

— Заметано. Удачи тебе. — И Мэт развернулся к двери, ведущей в главную башню.

С ним поравнялись Савл и Аруэтто. Сэр Ги замкнул процессию.

— Думаешь, кто-нибудь встанет у нас на пути? — спросил Савл у Мэта.

— Сам не знаю почему, — отозвался Мэт, но я в этом сомневаюсь.

И он шагнул к дверям, дабы проверить свое предположение.

Стражники у дверей поколебались, но потом все же скрестили алебарды, хотя и не очень решительно.

— Его величество велел мне сообщить ему, что я бежал из тюрьмы, в которую он меня заточил, — заявил стражникам Мэт, подойдя к дверям. — Ему не понравится, если меня задержат.

Мэт шагал решительно, не задерживаясь на ступенях.

Стражники не знали, что им делать.

— Дайте дорогу! — гаркнул на них сэр Ги.

Пешие воины просто обязаны повиноваться рыцарям — вот и все дела. Они расцепили алебарды и распахнули створки дверей. Мэт тут же шагнул за порог, сразу за ним — Савл и Аруэтто.

Они бодрым шагом вошли в тронный зал и обнаружили, что там по обыкновению полно придворных. Мэт остановился в дверях, дожидаясь, когда слуга растолкает последних придворных и доберется до трона. Как только слуга взбежал на возвышение к трону, Мэт провозгласил:

— Можешь не извещать его величество о нашем приходе. Он сам все знает.

Лакей в испуге обернулся.

Мэт пошел по образовавшемуся проходу.

— Вы же хотели узнать, удастся ли мне бежать, ваше величество, не так ли?

Король Бонкорро в искреннем изумлении взирал на нежданных гостей. Канцлер Ребозо смертельно побледнел и стал похож на призрака. Он указывал на идущих к трону дрожащей рукой.

Король Бонкорро встретил Мэта удивленной улыбкой, готовой превратиться в волчий оскал.

— Верно, хотел, — процедил он. — Вы превзошли мои ожидания, верховный Маг. Вы более могущественны, чем я думал. Но как же вам удалось бежать?

— С небольшой помощью моих друзей* . — И Мэт, кивнул в сторону Савла и сэра Ги.

Ребозо возопил:

— Кто это с вами?

Мэт намеренно не стал отвечать канцлеру.

— Ваше величество, позвольте представить вам Савла, Знахаря, а это...

— Ученый Аруэтто! — Ребозо уже не изумлялся, он впал в ярость.

Его посох взметнулся и указал на ученого, а канцлер принялся что-то декламировать на малопонятном языке.

— Не надо, Ребозо, — приказал король, но канцлер не послушался, он продолжал распевать, и голос его звучал все более угрожающе.

Король Бонкорро гневно полыхнул глазами, посмотрев на канцлера.

— Я же сказал тебе: хватит!

Он поднял руку, развернул ее ладонью к Ребозо и выкрикнул короткую фразу, потом еще одну, рифмованную с первой. Языка Мэт не понял. Ребозо покачнулся, словно по нему ударила волна прибоя.

— Я ценю твои старания, но защищать меня не надо. — Да, король был настроен решительно. — И мне хотелось бы кое-что узнать, прежде чем мы снова отправим этого ученого в ссылку.

Мэт был потрясен. Он уже более или менее догадывался о том, насколько могучий колдун Ребозо. Но если король мог вот так, походя, не прилагая особых усилий, перебороть колдовство своего канцлера, значит... Нет, такой мощи от молодого человека Мэт никак ожидать не мог. А что еще хуже, Савл проявил интерес:

— Я в этом куплете не уловил никаких имен — ни святых, ни демонов. К кому же он обращался?

— Не было никаких имен, — заверил Савла Аруэтто.

Савл хитро глянул на ученого:

— А вы знаете этот язык?

— Оба.

— Что ж, ученый! — Бонкорро перевел взгляд на Аруэтто. — Мы давно не виделись, но не могу сказать, чтобы меня это огорчало. Чем обязан такой чести?

Аруэтто развел руками:

— Ваше величество, вы поселили меня в роскошном месте, но там так одиноко!

— Так вы явились искать общества? И все же как вам удалось бежать? — Бонкорро посмотрел на Мэта. — Ваших рук дело, чародей, как я понимаю?

— Да, ваше величество. Аруэтто показался мне человеком, которого вы бы с радостью оставили при дворе.

Ребозо в панике рванулся вперед, но тут же резко остановился, словно на его пути возникла невидимая преграда.

— Признаться, в прошлом меня радовали разговоры с ним, — вздохнул Бонкорро. — Однако Ребозо внушил мне, что его идеи способны подорвать принципы моего правления, и я поверил ему. И у меня до сих пор нет причин не верить советам моего канцлера.

— А у меня есть, ваше величество, — сказал Мэт. — В действительности мысли этого ученого ведут к той же цели, что и ваши.

Бонкорро даже глазом не повел, но почему-то Мэт почувствовал вспышку интереса.

— Вот как?

— Вот так, — неожиданно подал голос Савл. — Он высоко ценит возможности человека самого по себе, ваше величество. Пока он о магии говорил немного, но прошлой ночью, когда обсуждалась теория Пифагора, сказал и о ней.

— Пифагора? Этого еретика и богохульника? — ворвался в беседу Ребозо. — Первейшего извратителя разумов человеческих? Ваше величество, не слушайте их! Они навлекут на вас проклятие!

— «Еретик»? «Богохульник»? — Бонкорро устремил скептический взор на канцлера. — Странно слышать такие слова от тебя, поклоняющегося Сатане.

— Пифагор даже для Сатаны был бы еретиком! Он отрицает наличие сверхъестественных существ, но верит в существование сверхъестественных сил! Он...

— Вот уж действительно! Этот Пифагор, похоже, интересовался теми же вопросами, что и я! Почему ты раньше никогда не говорил мне о нем, Ребозо?

Канцлер снова жутко побледнел.

— Ну... потому... потому...

— Потому, естественно, что это могло бы увести вас с той злокозненной дорожки, которую он для вас вымостил, — угрюмо проговорил Савл. — Это даже мне понятно, а ведь я ни вас, ни канцлера вашего прежде в глаза не видел!

— Он для меня вымостил? Ты уверен? — Король Бонкорро так зыркнул на Савла, что на его месте занервничал бы и слон, но Савл ответил королю спокойным взглядом.

— Будет вам, ваше величество. Будто бы вы не знаете, что всякий, с кем бы вы ни общались, склоняет вас к своим взглядам, ведет к своим целям!

В тронном зале стало зловеще тихо.

— Что ж... это мне известно, — небрежно отозвался Бонкорро. — Всякий, значит, и ты тоже?

— А как же, — отозвался Савл с издевательской усмешкой.

Примерно с минуту король и Знахарь молчали и не сводили друг с друга глаз. Напряжение нарастало. Наконец Бонкорро поерзал на троне и заключил:

— Приятно в виде разнообразия поговорить с честным человеком.

— Диоген бы похвалил его, — сказал Аруэтто.

Пронзительный взгляд переместился на него.

— Кто это — Диоген?

— Ваше величество, нет! — вскричал Ребозо, словно его ранили в самое сердце.

Король Бонкорро выстрелил в него взглядом.

— Ты что, собираешься мешать мне узнавать новое? О да, собираешься, потому что это может ослабить твое влияние на меня! Я начинаю уставать от этого, Ребозо!

Канцлер, не мигая, смотрел на короля. По лицу его пробежала тень раздражения — даже дерзости, но тут же растаяла, сменившись тревогой и дрожью.

Король Бонкорро еще несколько секунд сверлил канцлера взглядом, затем повернул голову к Мэту.

— Этого ли ты добивался, когда задумал привести с собой своих друзей, придворный Маг?

— Если честно — не этого, — подумав, ответил Мэт. — Хотя и надеялся, что у вас с Савлом окажется много общего, по крайней мере в научных воззрениях.

— Зачем же тогда ты привел их сюда?

— Чтобы сделать вам предложение, — отвечал Мэт. — Я хочу пригласить вас приехать и посмотреть, как ученый Аруэтто разговаривает с компанией молодых ученых. Всего один вечер.

В тронном зале снова стало тихо-тихо, король приподнял бровь, однако на сей раз не угрожающе, а задумчиво. Потом Ребозо застонал, а король сказал:

— Понимаю, чего вы хотите добиться: вы надеетесь так заинтересовать меня, что я повернусь к учению Аруэтто и отвернусь от Ребозо. Но с какой стати это должно тебя заботить?

— С такой, — отвечал Мэт, — что все происходящее в Латрурии сказывается и на моем народе, в Меровенсе. И от того, к чьим советам вы прислушиваетесь, будет зависеть то, как будет влиять народ Латрурии на народ Меровенса.

— Следовательно, ты боишься, что, если я буду мыслить в соответствии с советами Ребозо, мои подданные соблазнят твоих, — заключил Бонкорро. — Но мне нет никакого дела, что происходит с твоим народом, — мне есть дело только до того, что происходит с моим, и то лишь в том смысле, насколько благосостояние моего народа затрагивает мое благосостояние. С какой стати мне принимать твое приглашение?

— С такой, — ответил Мэт, — что от того, что вы узнаете, может вырасти и ваше благосостояние, и благосостояние вашего народа.

Король Бонкорро снова пристально посмотрел на Мэта. Все придворные затаили дыхание и ждали, чувствуя, что их судьба повисла на волоске.

Наконец Бонкорро изрек:

— В том, что ты говоришь, пожалуй, есть некоторый смысл. Спокойно, Ребозо! Но мне нужно нечто большее — не только твое мнение.

У Мэта гадко засосало под ложечкой.

— Что ваше величество имеет в виду?

— Некий знак твоих намерений, — ответил Бонкорро. — Некий знак ценности твоих идей. Я тоже делаю тебе предложение, верховный Маг. Я предлагаю тебе ответить на два особых вопроса. Ребозо на эти вопросы удовлетворивших бы меня ответов не дал.

— Что это за вопросы такие, ваше величество? — вскричал Ребозо.

Король задумчиво поднял указательный палец.

— Вопрос первый: кто убил моего отца и почему? — Король добавил к указательному пальцу средний. — Вопрос второй: кто убил моего деда и почему?

— Но я же ответил на оба этих вопроса! — возопил канцлер. — Вашего отца убил конюх Ачерезе! А деда — разбойники!

Бонкорро, казалось, не слышал канцлера, он только смотрел на Мэта.

— И безусловно, — медленно, цедя слова, проговорил Мэт, — ответы на оба вопроса я должен вам предоставить в такой форме, чтобы вы убедились, что я знаю правду.

— Именно так.

— Не попадайся на удочку, — еле слышно промолвил Савл. — У него крапленая колода.

— Ага, а у меня туз в рукаве. — Мэт вдохнул поглубже и сказал: — Прекрасно, ваше величество! Я принимаю ваше предложение.

— Нет! — воскликнул Ребозо, а Бонкорро бросил:

— Умолкни, Ребозо. Если он нагородит чепухи, ему конец. Как долго мне придется ждать твоего ответа, лорд Маг?

— Примерно полчаса. — Мэт засучил рукава. — Приступим, не откладывая в долгий ящик.

Он развел руки в стороны, для пущей зрелищности растопырил пальцы и пропел:

Затем Мэт набрал побольше воздуха и пропел еще куплет:

— Что ты так разорался-то? — послышался замогильный голос. — Отлично слышу и всегда готов — только попроси!

Вот он. Призрак летел над полом, вдвое больше, чем был при жизни — едва видимый в тусклом свете тронного зала. Придворные, испуская крики ужаса, попятились. На возвышении, дрожа, стоял Ребозо. Его стоны были еле-еле слышны.

Мэт испустил вздох облегчения.

— Прости великодушно, — сказал он призраку, — на самом деле я понятия не имел, какие преграды тебе суждено преодолеть по пути сюда.

— Да уж, паутины заклинаний тут понаплетено — это точно, — согласился Спиро. — Какая тебе нужна помощь, лорд Маг? Теперь-то я знаю, кто ты есть на самом деле! Даже в Чистилище мертвые знают больше, чем при жизни!

В толпе придворных кто-то простонал и упал в обморок. Те, кто был рядом, бросились поднимать упавшего.

— Спасибо, друг, — поблагодарил Мэт Спиро.

— Призрак! — воскликнул Бонкорро голосом, в котором явно слышалось неподдельное волнение. — Но как это вышло, что ты в Чистилище, а не в адском пламени?

Призрак медленно развернулся и смерил короля взглядом пустых глазниц.

— Я не обязан тебе отвечать.

— Ну, сделай же такую милость, умоляю тебя! Мне так нужны ответы на духовные вопросы, а кто их может дать, как не дух! Ответь, молю тебя!

— Не-е-е-ет! — простонал Ребозо. — Нет, нет, нет!

— Ладно уж, так и быть, отвечу, — смилостивился Спиро. — Совершить милосердный поступок — это мне сейчас очень выгодно. Знай же, король, что я не был грешен настолько, чтобы моей душе понадобились жесточайшие из пыток, дабы она сумела очиститься и попасть на Небеса. Я обитаю в пустыне. Весь день меня обжигает палящее солнце, а по ночам я замерзаю от холода. Но я не жалуюсь, я заслуживал худшего.

— Благодарю тебя, — прошептал Бонкорро с широко распахнутыми глазами.

— Не за что. — Призрак обернулся к Мэту. — Что тебе надобно, чародей?

— Мне нужно поговорить с двумя духами, — ответил Мэт. — Один из них, вероятно, в Аду, но может быть и в Чистилище. Другой же дух скорее всего в Раю. Мы полагаем, что он мученик.

— Мой голос не услышат на Небесах, — сказал призрак. — Но я обыщу Чистилище и брошу клич в Ад. Как имя погибшей души?

Мэт с шумом втянул в себя воздух.

— Король Маледикто Латрурийский!

Придворные дружно ахнули. Ребозо перестал стучать зубами и затих.

— Этот в Чистилище, — ухмыльнулся Спиро. — Я видел его в страшных безднах. Его я тебе вызову.

Мэт понял, что король Маледикто был старше, чем он думал, гораздо старше.

— Ты не имеешь права вызывать короля? — вскричал Бонкорро.

— Мирские титулы там ничто, — бросил ему Спиро. — Только душа что-либо значит, есть ли в ней хоть капля добра.

И вот явился призрак короля — ростом ниже, чем Спиро. В его облике не осталось ничего зловещего. Лицо Маледикто искажала гримаса муки.

— Что тебе надобно от меня, сквайр? — жалобно выдохнул призрак бывшего короля.

— Верни то, что должен живущим и Небесам, бывший король! — Спиро обернулся к Мэту. — Спрашивай!

— Кто вас убил? — потребовал ответа Мэт, у которого волосы на затылке встали дыбом. — Кто вас убил и почему?

— Почему? Потому что я раскаялся и попытался исповедоваться! — В измученных глазах Маледикто вспыхнул победный огонь. — И я успел это сделать, хвала смелым рыцарям, которые удержали моего убийцу. Их нет в Чистилище. Я думаю, они попали в Рай вместе с монахом, который исповедал меня!

— Но... как же это! — вскричал Бонкорро. — Ты, который стольких убивал и пытал! Ты, который вызвал столько мучений, будучи преданным силам Зла! Как вышло, что ты покаялся?

— Кто это спрашивает? — Призрак короля повернулся. — А, это мой внук! Ты остался жив! Рад видеть тебя живым и здоровым! Береги свою душу! Не иди по моим стопам!

— Не пойду! — заверил его Бонкорро, которому, казалось, совет придал сил. — Но почему ты покаялся?

— Смерть сына истерзала мое сердце, — отвечал призрак, — а твое исчезновение совсем лишило покоя. Ничего у меня в жизни не осталось. Если бы я знал, что ты жив, я, вероятно, собрался бы с силами, что-то предпринял, потому что ты был моей единственной надеждой на будущее. Но без тебя завтрашний день лежал во прахе. В моей жизни вдруг не стало никакого смысла, ничто меня не радовало. Десять лет я размышлял обо всем этом. Я готовился к смерти. Я провел испытание совести и тайно отправился к исповеднику. Но как только я начал исповедоваться. Дьявол узнал об этом — я и не сомневался — и послал переодетого колдуна на огнедышащем чудовище, чтобы убить меня. Хвала моим верным рыцарям — всего лишь они двое при моем дворе были тайно верующими, их я и взял с собой. Они дрались с колдуном, покуда я исповедовался. Едва я закончил, как колдун убил и меня, и священника, который отпустил мне грехи.

— Но кто был тот колдун? — спросил нетерпеливо Бонкорро.

— Это мне неведомо, — вздохнул Маледикто, — он был в маске, а моя душа еще не так очищена, чтобы знать больше, чем знала при жизни. — Вдруг около призрака короля взметнулось пламя. — Я должен возвращаться, я не могу больше оставаться здесь! Благословляю тебя, мой внук! Повернись лицом к Богу и Добру!

При упоминании Бога Ребозо взвизгнул, как от острейшей боли, а вместе с ним многие из придворных. Пламя вспыхнуло ярче, а когда угасло, призрак короля уже исчез.

— Сам я на большее не способен, — проговорил Спиро. — Мой голос не долетит на Небеса, но среди вас есть один человек, чей голос там услышат.

Бонкорро в шоке уставился на призрака.

— Кто это? — дрожа от волнения, вопросил он.

— Кто? — эхом вторил ему Мэт, нервно поглядывая на Ребозо.

— Он! — И палец Спиро указал на Аруэтто. — Жизнь его была небезупречна, но почти такова, единственным его пороком было то, что он не видел всех пороков человечества и не старался делать добра для своих ближних. Он помогал тем, кто к нему обращался, но не пытался искать, кому бы помочь. И все же душа его пока довольно чиста и может обратиться к Небесам!

— Так вот почему ты хотел, чтобы он ушел от меня. — Король Бонкорро одарил Ребозо взглядом, в котором была не только убежденность, но и приговор.

Мэт смотрел на канцлера. Тот выпучил глаза и затрепетал. Мэт приготовился к неприятностям: в таком состоянии люди способны на все, а этот человек был колдуном.

— Молись, ученый! — воззвал к Аруэтто призрак. — Молись, чтобы душа принца Касудо явилась на твой зов! Настало время, пробил час. Если Небеса услышат твою молитву, мученик может явиться сюда.

Аруэтто, дрожа, опустил голову на сцепленные руки и пробормотал несколько слов по-латыни.

В тронный зал ворвалась вспышка света, и Спиро не стало видно. Он померк, сжался, а перед изумленными людьми предстала сияющая призрачная фигура в три человеческих роста — фигура мужчины лет тридцати, стройного, бородатого, с восторженными глазами.

— Отец! — вскричал король Бонкорро, а Ребозо мешком опустился на колени.

Призрак принца Касудо обернулся и посмотрел сверху вниз. Вот его лицо смягчилось.

— Сын мой! Как наполняется радостью мое сердце: я вижу тебя выросшим и неиспорченным! О, прости меня, что я тебя покинул!

— Я простил, давно простил! — воскликнул Бонкорро. — Ты же не виноват! Но я не могу простить твоего убийцу и Бога не могу простить за то, что он отобрал тебя у меня!

— Ах... — Лицо принца стало печальным. — Бога винить не нужно, сынок. Вини меня, ибо я хотел умереть.

— Ты... хотел покинуть меня? — Из уст Бонкорро вырвалось сипение, глаза его были широко раскрыты.

— О нет, не тебя, никогда! — Касудо так протянул руки, словно хотел обнять сына прижать к себе. — Но я хотел умереть, потому что я запятнал свою душу искушением, которое, как я знал, стало моим грехопадением!

— Искушением? — изумился Бонкорро. — Ты?

— О да! Не думай, сынок, что, устояв против стольких искушений, я не испытывал мук!

— Но какое же искушение могло соблазнить тебя, поистине святого человека?

— То искушение имело вид прекрасной служанки, — вздохнул Касудо. — Ее доставил ко двору канцлер Ребозо и каким-то образом уберег от лап моего отца. Она была так мила, хотя и не была девственницей. Ее лицо, фигура — от этого растаяли бы камни! А я ведь был не каменный, сынок, о нет... но она была слишком низкого происхождения для того чтобы я, принц, мог на ней жениться...

— Ты любил другую женщину, не мою мать? — Бонкорро побелел.

— Любил? О нет, к моему стыду: любви в моем чувстве было мало, но много похоти — целый океан похоти, и его волны бились о берег моего безбрачия! Но не думай обо мне дурно, молю тебя, помни, что восемь лет я прожил без жены, и знай, что эта служанка была очень привлекательна и кокетлива и так искушала меня, что я был близок к грехопадению. Но я слишком хорошо знал себя. Я знал, что, совершив грех, я постараюсь как-то оправдать его, найти ему какое-то объяснение, стану убеждать себя в том, что этот грех — благое дело и что я смогу сделать эту женщину своей любовницей, не женясь на ней! Эти оправдания мало-помалу привели бы к тому, что я воспринял бы дьявольские богохульства, а потом, уверовав, что проклят, я бы объявил себя прислужником Сатаны. Тогда мне перешел бы по наследству престол, и, вместо того чтобы спасти Латрурию, я бы вместе с собой подверг страну проклятию. Нет! Я терпел ее заигрывания, я отказывался от ее безмолвных намеков, отказывался от приглашений в словах, которые последовали затем, но кровь моя так бешено бушевала в жилах, что я понимал: терпеть такие муки всегда я не смогу! Я стучался своими молитвами во врата Рая, просил Господа избавить меня от этого искушения! Я вновь и вновь твердил себе, что Господь не пошлет мне испытания, какое я был бы не в силах понести! Но в конце концов я стал молить Бога, что раз уж он не может избавить меня от соблазна, не может искоренить похоть в моем сердце, то пусть заберет меня к себе, в Рай! В этом мой грех — в том, что я просил Бога лишить меня жизни! Это только моя вина, но не вина Бога! Он услышал мои молитвы и ответил на них — он ослабил свою защиту и дал ножу убийцы избавить меня от мучений, вызванных моей слабостью.

— Воистину слабостью! — вскричал Бонкорро. — Ты был призван думать о стране, о сыне, которому в один прекрасный день досталась бы по наследству забота о благе этой страны! Как ты смел вот так меня покинуть?! И как ты смел покинуть свое королевство?!

— Но я никогда не покидал ни тебя, ни королевство, никогда, поверь! — воскликнул призрак. — Верно, я покинул жизнь и не смог находиться рядом с тобой во плоти, не мог обнять тебя, когда тебе было грустно и тоскливо, не мог дать тебе совета, когда ты не знал, как быть, — и все же я всегда был так близко к тебе, как только мог. Я всегда находился рядом и старался утешить твое сердце и укрепить твой разум. Увы, я не сумел полностью оградить тебя от набегов Сатаны, но когда твое сердце билось часто, а потом вдруг успокаивалось, знай, это был я, это я призывал на тебя милость Господню! И если тебе снился страшный сон, если мучили сомнения и ужасы, а потом являлся я и прогонял от тебя чудовищ, показывал тебе волшебные чудеса, знай, это были не просто сны, это был мой дух! Если ты чувствовал искушение кого-либо возненавидеть, кому-то отомстить, но холод сковывал твою руку, знай, это я помогал тебе! Нет, на самом деле я никогда не покидал тебя, сынок, я всегда оставался с тобой, в твоем сердце, и разуме, и — насколько мог — в твоей душе. Я укреплял тебя, чтобы ты мог выстоять против искушений, я давал тебе советы против греха похоти. Это был я, это всегда был я, и я постоянно буду с тобой, чтобы уберечь тебя, чтобы дать тебе покой, если уж ты не хочешь истинно обратиться к Господу Богу!

Бонкорро сидел, не сводя глаз с призрака отца. Щеки его постепенно покрывались краской. Наконец он как-то обмяк, и по его щеке сбежала одна-единственная слеза.

— Да благословит тебя Господь, отец! Я вновь прощаю тебя, ибо на твоем месте я не смог бы сделать больше для спасения своего королевства и своего сына. Только в страшном сне мне может привидеться то, что могло бы стать с моей жизнью, если бы ты пошел в услужение к силам Зла!

Ответом королю было молчание. Замер и тронный зал. Король Бонкорро смотрел на отца — более не мальчик, а взрослый и сильный мужчина — мужчина телом, душой и волей.

— А Бога простить можешь? — вопросил призрак.

Когда Бонкорро заговорил, голос его прозвучал приглушенно:

— Да, могу, но только потому, что сейчас, когда ты говорил со мной... скажи, это ты сейчас открыл мое сердце для милости Божьей?

Призрак не ответил, но его глаза сияли радостью.

— Я смутно понимаю, — продолжал Бонкорро, — что Господь сделал все так, как было бы лучше для всех нас, что, не стань я сиротой, я не стал бы тем человеком, каким являюсь сейчас, и, наверное. Бог этого хотел почему-то, но, может быть, и для того, чтобы славно жилось народу Латрурии.

Ребозо, торчавший за спиной у короля, жутко вздрогнул.

— Да, я могу начать прощать его, — продолжал Бонкорро. — Хотя мне нужно будет как можно больше узнать о Его божественном плане, прежде чем я соглашусь. Но скажи мне то, что для меня имеет величайший смысл! Почему тебя убили?

— Ты ведь уже догадался почему, и догадался верно, — сказал призрак. — Как только мой убийца понял, что я вознамерился обратиться к Богу и обратить к Богу всю страну, если мне перейдет трон, он попытался не дать мне этого сделать. Около меня стали виться наемные убийцы...

— Конюх Ачерезе?

— Нет, не он. Ни в коем случае! Этот бедняга только лишь нашел мое мертвое тело — не он пронзил меня ножом! Нет, Ачерезе обитает здесь, в Раю, среди святых, ибо маленькие грехи его жизни были искуплены мучительной смертью и тем, что он до последнего мгновения был предан Господу!

— Вот и весь толк от твоих пыток, Ребозо, — буркнул Бонкорро, даже не оглянувшись через плечо на скрюченного канцлера, который дергался при каждом упоминании Бога. — Но Господь защищал тебя, отец?

— Да, — ответил призрак. — Но и я не оплошал. Я был бдителен, я истязал себя бессонными ночами и многих убийц остановил сам — когда делал обманное движение, а когда и встречал смертоносный удар выставленной для защиты рукой. Такому учишься, вырастая при дворе, где кипят интриги.

— Верно, — негромко проговорил Бонкорро. — Этому учишься.

— И тебе пришлось поучиться, сынок. Когда твой канцлер понял, что и ты тоже собираешься стать реформатором, он послал убийц охотиться за тобой, но ты оказался для него слишком крепким орешком, а твое волшебство не подпускало к тебе убийц.

Вот теперь-то Бонкорро развернулся и посмотрел на Ребозо. Тот вскочил, раскинул руки, потом выставил их перед собой, готовый защищаться.

— Ваше величество, нет? Это все ложь! Признаюсь, я действительно поначалу подсылал к вам... у... убийц, но когда я понял, что вы не собираетесь ударяться в религию, то я им сразу сказал, чтобы они убирались! Потом я только старался вас соблазнять, портить роскошью, показывать вам разные восторги, радости власти, буйства и веселья!

— И многого добился, не так ли? — Бонкорро взглядом сверлил старика насквозь.

— Да, покуда не притащился этот меровенсский заклинатель! — выкрикнул Ребозо. — И мне не было нужды пытаться убить вас!

— Да, зачем же... — хмуро кивнул Бонкорро. — Я слушал тебя. Я не устоял перед искушением и завел гарем! Я узаконил проституцию и тем самым повел женщин к гибели! О, ты славно нес службу у своего повелителя, Ребозо, но я уже начинал догадываться, что твой повелитель не я! — Король обернулся к призраку. — Кто убил тебя, отец?

— Нет, сын мой! — Призрак предостерегающее поднял руки. — Я не хочу, чтобы ты пытался отомстить за меня! Эта дорога ведет в Ад!

Бонкорро с минуту смотрел на призрака, прищурившись. Затем он проговорил:

— Совет твой мудр — мстить я не стану! — Между тем король расправил плечи и приподнял подбородок с такой гордостью, какой никогда не выказывал его отец. — Но я король, а ты королем никогда не был, и я обязан судить по справедливости, чего ты никогда не делал! Скажи мне во имя справедливости: кто убил моего деда? Кто убил тебя?

— Как это он может знать, кто убил вашего дедушку? — заверещал Ребозо, дрожа с головы до ног. — Он тогда уже был мертв!

— Мертв, но в Раю, хотя святые не всеведущи, им дано знать намного больше, чем живым. Верно, отец? Знаешь ли ты без тени сомнения, кто убил моего деда?

— Знаю, — признался Касудо. — Тот же, кто убил и меня, когда понял, что меня не подкупишь и не возьмешь соблазном, он не знал, что еще неделя, и я лишусь милости Божьей. Он убил короля Маледикто, когда узнал, что тот исповедуется в грехах, а потом стал плакать о нем громче всех.

— Но кто же он?! — вскричал Бонкорро, и в голосе его зазвучала сталь. Это более не был сын, говорящий с отцом, — это был просто один мужчина, говорящий с другим.

— Увы! — воскликнул призрак. — Это единственный человек, которому более других доверял и твой дед, и ты сам...

— Ты лжешь, мерзкий призрак! — взвыл Ребозо и замахнулся посохом.

— Это был канцлер Ребозо! — прокричал призрак.