Розамунда всеми силами старалась не выдать охвативших ее чувств, хотя душа ее кричала от страха. Решившись подать голос, она спросила:

— А с королевой и принцами?

— Король определил замок Дуриф для проживания ее величеству, — ответил граф Сонор. — Туда отправлена рота солдат для охраны королевы, четыре придворные дамы и десяток горничных.

— Увы, госпожа моя! — прошептала Розамунда, отвернувшись от графа.

Она поняла, что королева на самом деле станет узницей замка Дуриф. При мысли о том, что эта храбрая, непокорная женщина будет заточена в четырех стенах и никогда уже не увидит воли, сердце Розамунды заныло от жалости к ней. Она слышала о замке Дуриф. Замок был маленький, даже можно сказать — тесный, там не было ни внутреннего двора, ни сада. Десять шагов до одной стены, десять до другой — вот и вся прогулка. Замок был чуть побольше той твердыни, в которой сейчас была заточена Розамунда, и целиком скроен из камня — холодного, прочного камня, и войти в него можно было только через надвратную башню.

Граф продолжал свой рассказ, сделав вид, что не расслышал шепота принцессы.

— Принц Джон разделил с отцом радость победы и отважно дрался плечом к плечу с ним.

Чтобы Джон отважно дрался в бою? Отбиваться, подобно загнанной в угол крысе, — это он еще, пожалуй, смог бы. А вот в том, что Драстэн держал его при себе, — в этом Розамунда не сомневалась. Только так можно было удержать этого слюнтяя от бегства с поля боя.

— А что с Брионом?

Граф Сонор с трудом удержался от мстительной усмешки.

— Если принцу Джону место рядом с отцом, то принцу Бриону место подле дедов и прадедов.

Розамунда порывисто обернулась к графу:

— Не хотите же вы сказать, что он мертв!

— Он напал на лорда маршала из засады, — ответил граф Сонор. — Лорд маршал сбросил его с коня и обезоружил, но оставил в живых, но не успел маршал скрыться из глаз, как откуда ни возьмись прискакал неизвестный рыцарь в синих доспехах и убил принца. Он заколол его своим мечом. Никто не знает, кто это был такой, ибо он умчался прочь в туманную даль, откуда и появился.

Розамунда даже не поняла, отвернулась ли она от графа после этих его слов. В глазах у нее потемнело и зашумело в ушах. Она постаралась не упасть и прислонилась к стене. Ее мир распался на части, ибо враги ее остались в живых. Королева, которая могла бы защитить ее, была обречена на вечный плен, а принц погиб.

Погиб! Брион не мог погибнуть! Высокий, умный, храбрый юноша, который не мог заговорить с женщиной, не робея, который мог бы схватиться с десятком пехотинцев, вооружившись только мечом и щитом, и победить! Розамунда видела Бриона, в таких схватках. Она помнила, как от него пахло, она помнила, как прикасалась к нему, когда неохотно подавала ему руку, чтобы он вел ее по королевскому замку в отсутствие брата... Брион погиб! Ей не хотелось в это верить!

— Миледи! — наконец проник сквозь шум в ушах голос графа Сонора. Понемногу развеялась тьма перед глазами Розамунды. Девушка увидела перед собой закованное в латы плечо графа и поняла, что прижимается к его стальному нагруднику. Она поскорее отступила, хотя и с трудом держалась на ногах. Глаза графа смотрели на нее насмешливо, он явно радовался ее печали.

— Приказать принести вам что-нибудь? — спросил граф.

— Вина, — поежившись, отвечала Розамунда и набросила на плечи шаль. — Подогретого вина и еще — полено длиной во весь очаг. Мне что-то вдруг стало ужасно холодно.

— Будет исполнено, миледи.

Граф слегка поклонился Розамунде, и она с удивлением увидела в его взгляде сдержанное почтение. Он вышел и запер за собой дверь на ключ.

Но это не имело значения. Теперь ничто не имело значения. Розамунда отвернулась и прижалась горячим лбом к холодному оконному стеклу, закрыла глаза и позволила отчаянию овладеть ею. Но вместе с отчаянием пришли головокружение и слабость, и она заставила себя открыть глаза. Именно теперь, более чем когда-либо, она должна владеть собой!

Капли дождя колотили по стеклу и оконной раме, и Розамунда невольно сравнила их со своими слезами. Охваченная тоской, она откровенно призналась себе в том, насколько зависела от доброго и благородного великана Бриона, столь милосердного в обычной жизни, и столь яростного в бою, и столь неуклюжего наедине с нею! О, если бы он хотя бы раз дерзнул хоть на йоту отступить от незыблемых канонов рыцарства и хотя бы поцеловал руку невесты своего брата! Если бы только он не вел себя с нею так заносчиво и снисходительно на людях! Но теперь, когда его уже не было в живых, Розамунда могла честно признаться себе в том, что она могла положиться на него. Именно он помогал ей отбиться от Джона и Гагериса, именно ему порой удавалось скрасить ее одиночество — пускай даже ценой непримиримых споров.

Но теперь Бриона больше не было, Петрониллу ждала участь пожизненной узницы, и Розамунда осталась совсем одна и была совершенно беззащитна перед притязаниями короля Драстэна. Хуже того — теперь ее наверняка выдадут за этого слизня Джона, ибо наследником стал он, а этот никогда не скажет «нет» своему папочке, хотя бы тот и стал тащить в свою постель его невесту! Это было невыносимо! Нет! Она этого не вынесет! Пальцы Розамунды сомкнулись на холодном медальоне, таившем спасительную каплю яда, но она тут же заставила себя отбросить эту мысль. Граф Сонор мог солгать ей. Может, Брион еще жив, и, значит, она также должна остаться в живых. Пока еще она не совсем беззащитна. Как все благородные дамы того времени, Розамунда была обучена обращению с мечом — ведь, выйдя замуж, она должна была бы уметь сражаться и оборонять замок супруга во время его отсутствия. И еще... еще она помнила несколько заклинаний, которым ее выучила тетушка Мод. Кто-то постучал в дверь.

— Войдите, — проговорила Розамунда. Ей было все равно, кто войдет в ее комнату.

Вошли двое молоденьких солдат и втащили в дверь длинное полено.

— Вы дров просили, миледи?

— Да. Положите полено в камин.

Розамунда зябко поежилась и плотнее завернулась в шаль.

Солдаты уложили полено в камин, поклонились и вышли из комнаты. Розамунда задвинула засов, закрыла шторы и сняла платье, чтобы не испачкать. Потом, сама не зная, откуда у нее взялись такие силы, она вытащила тяжеленное полено из камина и уложила на каменный пол. Затем Розамунда прошлась вдоль полена, водя в воздухе руками так, как много лет назад ее научила тетка, и произнося древние заклинания, значение которых ей было понятно лишь наполовину.

Над поленом словно бы сгустилась дымка, а само полено начало менять форму, как будто обратилось в большой кусок расплавленного воска. Затем изменился и цвет — полено стало светлым, почти белым, и вот оно превратилось в точную копию Розамунды. Вместо полена на камнях лежала обнаженная девушка, настолько похожая на живую, что Розамунда ахнула от изумления и ущипнула себя за руку, чтобы убедиться, что сама она стоит возле своей копии. Обрадованная удачей, она прошлась вдоль своего творения, по-новому водя руками и распевая другие слова. Остановившись, Розамунда стала ждать.

Сомкнутые веки затрепетали, раскрылись. Глаза у двойника Розамунды оказались такими же синими, как у нее самой, но пока они были тусклыми, неживыми.

Розамунде стало совсем не по себе, но она прогнала страх и приказала своему двойнику?

— Встань!

Девушка, сотворенная из полена, встала — неуклюже, но все же довольно-таки сносно. Розамунда, содрогаясь при каждом прикосновении к коже двойника, обрядила ее в свое платье. Покончив с этим, она отступила и дала двойнику новый приказ:

— Если кто-то постучит в дверь, говори: «Войдите». Если с тобой заговорят, легонько кивай головой. Как только в комнате стемнеет, разденься и ляг в постель. Когда станет светло, встань и надень новое платье из этого шкафа.

Девушка-двойник принялась стаскивать с себя платье.

— Еще рано! — рассердилась Розамунда, бросилась к окну и раздвинула шторы. Обернувшись, она чуть не вскрикнула — настолько девушка-двойник оказалась похожей на нее. Ну и пусть ей казалось, что та мертва изнутри! Никому до этого не будет никакого дела, и уж тем более — королю Драстэну.

Подбежав к гардеробу, Розамунда вытащила оттуда дорожное платье, ботинки и плащ с капюшоном и быстро оделась. Затем она подвела девушку-двойника к двери и поставила так; чтобы ту не было видно, когда откроется створка.

— Когда стражник снимет шлем, стукни его по голове. С этими словами она забарабанила в дверь и отступила на шаг.

Стражник, переступив порог, нахмурил брови:

— Миледи?

— Ты что же, не удосужишься обнажить главу перед твоей принцессой? — холодно произнесла Розамунда.

Солдат вздохнул, в душе явно проклиная женские капризы, и, опустившись на одно колено, стащил с головы шлем.

Рукотворный двойник Розамунды вышел из-за двери и ударил стражника кулаком по макушке. Пусть кулак был невелик — по тяжести он остался деревянным. Не издав ни звука, стражник рухнул ничком на пол с выпученными глазами.

— Стража! — в притворном волнении вскричала Розамунда. — Заберите этого наглеца и научите его хорошим манерам!

Однако на ее зов никто не явился. Набравшись храбрости, принцесса выглянула в коридор, посмотрела направо, налево — переступила порог и вышла из комнаты. Затем последовали мучительнейшие полчаса, в течение которых Розамунда кралась по тускло освещенному коридору, благодаря судьбу за то, что идет дождь и в замке царит полумрак. Трижды она едва успевала вовремя спрятаться от проходивших по коридору стражников, дважды чудом не налетела на слуг — один нес графу вино и мясо, а второй мыл пол. Наконец она выбралась из замка, и в лицо ей пахнуло свежим холодным вечерним воздухом. Пусть воздух был влажным — все равно он пах свободой.

Само собой, мальчишка-поваренок привязал свою лодочку возле кухни. Розамунда проворно прыгнула в лодку, отвязала ее от причального столбика, вставила весла в уключины. Когда-то, когда был жив ее отец, он научил ее грести. Стараясь работать веслами как можно более проворно и бесшумно, Розамунда повела лодку через излучину реки, огибавшей замок и служившей природным рвом, — Она гребла и молилась святому Иуде, чтобы тот помог ей. Наверное, святой услышал ее молитву, поскольку Розамунде удалось добраться до противоположного берега и никто ее не окликнул. Она вынула весла из уключин и бросила их на дно лодки, после чего оттолкнула ее от берега. Нашедшие лодку люди подумают, что она просто сама отвязалась от столбика во время грозы.

Розамунда могла бы закричать от радости, но мысленно напомнила себе о том, что до истинной свободы ей еще далеко. Она зашагала прочь от берега под проливным дождем, благословляя его струи, благодаря грязь, хлюпавшую у нее под ногами. В конце концов она добралась до опушки охотничьего леса и скрылась под сенью высоких деревьев. Там Розамунда позволила себе несколько минут передохнуть. Радость избавления охватила ее. Ей было немного не по себе, но она напомнила себе о том, что свободна и какие бы опасности ни ожидали ее впереди, они не могли сравниться с радостью побега от короля Драстэна.

Розамунда устремилась в лес. Здесь дождя почти не чувствовалось — лишь отдельные капли падали с листьев. Она шла и шла, стремясь забраться в чащу леса, и по пути вспоминала уроки отца — когда-то он учил ее рыбачить и охотиться.

* * *

Лакей разлил по кубкам подогретое и приправленное специями вино, поклонился Алисанде и, пятясь, вышел из комнаты. Она, хмурясь и поворачивая в пальцах кубок, проводила его взглядом.

— Не могу сказать, — призналась Алисанда, — чтобы мне был так уж по душе этот латрурийский обычай. Моим подданным следовало бы кланяться и поворачиваться, дабы они видели дверь, порог которой им следует переступить.

— Однако, покидая королевские покои таким образом, слуги выказывают почтение, моя милая, — заметила Химена.

— Почтение? Если бы вот так, пятясь, покинул мои покои король Драстэн, это означало бы всего лишь, что он не отваживается повернуться ко мне спиной!

— И это было бы мудро с его стороны, — отметил Рамон.

— Воистину так, — поджала губы Алисанда. — Но неужели мне не должны доверять мои подданные? О нет, пожалуй, я все устрою так, как было во времена моего отца. И я ведь никого об этом не просила!

— Странно, чтобы вашим придворным вдруг потребовалось усложнить дворцовый ритуал, — сказал Рамон.

— Они внесли в него изменения только потому, что королева Петронилла настояла, чтобы мои слуги и придворные вели себя так с нею. Но она выросла намного ближе к Латрурии, чем я. Нет-нет, я непременно настою на том, чтобы все вернулось к нашему, принятому на севере, ритуалу.

— Даже в повседневные дела она ухитрилась внести сумятицу, — вздохнула Химена.

— Но разве могла она причинить нам больше беспокойства, чем то, что из-за нее вашему сыну и моему супругу пришлось покинуть дом? — вспылила Алисанда, но тут же смягчилась. — О нет, я не имею права винить эту несчастную женщину, ведь она лишилась сына!

— Не могу поверить, чтобы она приложила руку к его убийству, — подхватила Химена. Рамон кивнул:

— Судя по тому, что мне поведали стражники, она не покидала своих покоев с того мгновения, как мы расстались после ужина, и вплоть до получения ужасной вести, причем в течение часа после ужина они с королем Драстэном ссорились.

— Всего час? — хмыкнула Алисанда. — Неужто они так быстро помирились?

— Вряд ли их ссоры вообще когда-либо заканчиваются, — насмешливо проговорил Рамон, — но, согласно рассказу стражников, король Драстэн в великом гневе покинул покои и почти на час ушел.

— Но этого времени ему бы не хватило на то, чтобы убить сына и вернуться обратно!

— Думаю, не хватило бы, — кивнул Рамон. — Стражники божатся, что из замка он не выходил. Стало быть, этот час он провел где-то внутри.

— Принц Джон не выходил из своих покоев. — Химена расправила плечи и поежилась, всем своим видом выражая неодобрение. — У нас есть свидетельница.

Алисанда внимательно посмотрела на свекровь, поняла намек и не стала выпытывать подробности.

— А принц Брион? — спросила она.

— Насколько мне известно, он отправился бражничать вместе с принцем Гагерисом, но его благородные рыцарские идеалы настолько высоки, что он вряд ли вступил бы в связь с куртизанкой.

— Но быть может, он был не настолько благороден, что отказался бы ударить своего брата кинжалом в спину? — Алисанда покачала головой. — Нет, в это верится в трудом. А его никто не видел в кабачке «Улитка-скороход»?

— Никто из тех, с кем мне пока удалось переговорить, — ответил Рамон. — Так что, может быть, он отправился в какое-то другое питейное заведение.

— Или явился переодетым в «Улитку» с кинжалом, — взволнованно проговорила Химена. — Мне кажется, он влюблен в Розамунду, но я не готова это утверждать. Тем не менее Гагерис обращался с нею очень грубо, и Брион мог задумать его убийство с целью спасения Розамунды, защиты ее добродетели.

— И мог быть прав, — мрачно произнесла Алисанда. — И никто не видел самого мгновения убийства?

— Никто, — покачал головой Рамон. — Убийца напал сзади, и никто не видел, как был нанесен удар. Нам известно лишь, что солдат-бретангличанин оборонял принца со спины, покуда сам держался на ногах, а через несколько минут после того, как в драке был сбит с ног этот солдат, погиб принц.

— Мог ли Брион вырядиться в солдатскую форму? — нахмурилась Алисанда. — Что ж — если принцы привыкли наряжаться в одежды простолюдинов, то Брион, несомненно, предпочел бы солдатскую форму. И все же я не могу поверить в то, что он, сражаясь, чтобы уберечь брата, в следующее мгновение сам бы нанес тому смертельный удар.

— Поверить трудно, — рассеянно проговорил Рамон. — Короче говоря, итог таков: никто из родственников Гагериса не был автором смертельного удара.

— А также Розамунда, — добавила Химена, — поскольку она все время находилась в своей опочивальне. Никто не видел, чтобы она спала, но с другой стороны, никто не видел, чтобы она выходила из комнаты.

— Следовательно, мы можем предположить, что если кто из королевского семейства и причастен к убийству Гагериса, то только посредством найма убийцы, — заключила Алисанда, — и что наиболее вероятным подозреваемым остается описанный Мэтью человек, выпрыгнувший из окна, хоть он сам, это и отрицал.

— Ну да, ведь какой убийца сознается в совершении столь тяжкого преступления супругу королевы? — задала риторический вопрос Химена.

— Который к тому же лорд маг, — добавил Рамон. В это мгновение в дверь постучали. Сначала — несколько раз робко, а потом просто забарабанили.

Алисанда встала и, повернувшись к двери, крикнула:

— Входите!

Двери распахнулись, порог перешагнули стражники, а между ними в комнату вошел человек в домотканых штанах, рубахе и запыленном плаще. По лицу его было видно, как он устал с дороги.

— Ваше величество!

Он опустился на одно колено и чуть было не упал.

Стражник подхватил его.

— Встань, — приказала королева, и стражник помог гонцу подняться. — Какие вести?

Гонец, задыхаясь от слабости и волнения, скороговоркой выпалил:

— Войне конец, ваше величество!

— Конец? — недоверчиво переспросила Алисанда. — Так ведь она еще и не начиналась!

— Король с королевой схлестнулись на поле, и у короля войска было вшестеро больше, чем у королевы, — пояснил гонец. — Принц Брион устроил засаду лорду маршалу по дороге к этому полю, но маршал одолел его отряд, сшиб принца с коня, пленил его солдат и отобрал у принца меч.

— Но даровал принцу Бриону жизнь?

— Да, но отнял у него коня. И не успело войско маршала скрыться из виду, к принцу Бриону из тумана подскакал неизвестный рыцарь в синих доспехах и убил принца ударом меча. По приказу лорда маршала тело принца было доставлено на поле боя, но во время сражения его кто-то похитил.

— Кто-то похитил мертвое тело? — изумилась Алисанда. — Но зачем?

Гонец покачал головой:

— Вашему величеству лучше знать.

— Это верно. — Алисанда помрачнела. — Скоро расползутся слухи о том что на самом деле принц Брион не погиб, что он жив и собирает войско где-нибудь в медвежьем углу, чтобы освободить свою мать и вернуть себе престол. Ведь королева Петронилла пленена, не так ли?

— Можно и так сказать, — кивнул гонец. — Король Драстэн сослал ее в замок Дуриф с десятком слуг и придворными. К ее услугам вся роскошь, кроме свободы.

— Золоченая клетка, — угрюмо вымолвила Алисанда. — А что с королем и принцем Джоном?

— Принц Джон разделил с отцом победу, но если верить слухам, то дрался он как загнанная в угол крыса, а не как царственный рыцарь, — отвечал гонец.

— Какие еще ходят слухи?

Гонец презрительно вскинул голову.

— Поговаривают, будто бы тело принца Бриона похитили фейри, но лично я в этом сильно сомневаюсь...

— Зато недовольные верят, что он жив, и это дарит им надежду, — возразила королева. — Вот и будет причина для нового мятежа. Что еще?

— Еще говорят, будто бы король победил при помощи колдовства и теперь отплатит колдунам тем, что позволит им творить их жуткие обряды по всей стране.

— Кому понадобится колдовство, когда войско короля превосходило войско королевы вшестеро, и вдобавок на его стороне сражался лорд маршал? Говори, что еще!

— Некоторые гадают, почему лорд маршал даровал жизнь принцу Бриону, — мрачно ответствовал гонец-лазутчик.

— Потому лишь, что лорд маршал — истинный рыцарь и верный слуга короля, не пожелавший запятнать свою честь убийством сына монарха! А на что намекают слухи?

— На то, что у маршала на то были какие-то свои причины. Это только намеки, но слухи определенно расползутся.

— О да, и вскоре мы узнаем о том, что между лордом маршалом и принцем была тайная договоренность, или о том, что жизнь лорд маршал Бриону сберег только потому, что заранее нанял убийцу, — презрительно проговорила королева. — Но ведь ты сам в это не веришь, правда?

— Не верю ни на йоту, — покачал головой лазутчик. — Мне неведомы подробности сражения, но ежели бы мне кто-то рассказал, как все было, я бы не поверил. Пройдет несколько недель, пока люди сумеют отделить зерна правды от плевел вымысла.

— А есть ли слухи, в которые ты веришь?

— Есть один, — протянул гонец-лазутчик. — Слух такой: принцессу Розамунду заточили в поместье, со всех сторон окруженном водой, поблизости от королевского замка Вудсток.

— Увы, бедное дитя! — зажмурилась от отчаяния Алисанда. — Не ходит ли слухов о ее помолвке с принцем Джоном?

— Нет, ни словечка ни о чем таком не слыхал. Поговаривают только, что король нарочно поместил ее поближе к своему замку.

— Мне не нужны подробности! — Королева стремительно подошла к столу и, сев, принялась быстро писать гусиным пером. — Я отправлю гонца с требованием немедленно вернуть принцессу на родину, ибо теперь она не помолвлена ни с кем из принцев-Бретанглии! — Рука ее застыла над листом пергамента. — Благодарю тебя за вести, гонец. Поешь, выпей вина и несколько дней отоспись. Затем снова отправишься в Бретанглию, ибо мне нужны вести о том, что там творится!

— Как прикажет ваше величество. — Гонец благодарно склонил голову, радуясь тому, что наконец сможет отдохнуть.

Он развернулся к дверям, но пошатнулся, и Алисанда приказала стражнику:

— Отведи его. Пусть его накормят и уложат спать.

Стражник увел тайного агента, а второму стражнику Алисанда велела:

— Вели передать королевскому казначею, чтобы он приготовил десять золотых для этого гонца, а казначей пусть передаст ему записку, что деньги для него заготовлены.

Стражник поклонился и, выйдя, закрыл за собой дверь. Алисанда дописала послание, присыпала его песком и сказала:

— Утром перечитаю и отправлю королю.

— Не рискуете объявить войну? — нахмурившись, спросил Рамон.

— При чем же тут риск? — горько усмехнулся Алисанда. — Драстэн сам объявит нам войну, как только его воины отдохнут после боя и будут захоронены погибшие. Он искал повода отобрать у нас те провинции, которые считает своими. Вероятно, ничего хорошего не проистечет из того, что я затребую возвращения Розамунды, однако и греха большого в этом не будет. Будем благодарны судьбе хотя бы за то, что ссора между королем и Петрониллой позволила нам выиграть месяц-другой для подготовки к войне.

— Принцессе этим не поможешь, — вздохнула Химена.

— Верно. И если слух о ее пленении верен, она еще более нуждается в помощи, — мрачно проговорила Алисанда. — Но что я могу поделать?

— Во-первых, мы могли бы проверить, не лгут ли слухи, — предложила Химена. — А быть может, на самом деле Розамунда в плену вместе с Петрониллой.

— Сильно сомневаюсь, — возразил Рамон.

— Я тоже, — кивнула Алисанда. — И меня очень тревожат те самые подробности, о которых ничего не знает мой лазутчик. О да, он верно поступил, что поспешил доставить мне главные вести, но за вестями второстепенными могут прятаться очень важные дела.

Химена посмотрела на Рамона. Тот понимающе кивнул. Химена перевела взгляд на Алисанду.

— Если ты пожелаешь, девочка моя, мы могли бы отправиться в Бретанглию, поговорить с людьми и узнать получше, что там делается.

Алисанда замерла. Она не в силах была оторвать взгляд от крышки стола.

— Ужасно не хотелось бы бросать тебя одну, — призналась Химена, — однако теперь положение дел стало достаточно серьезным для того, чтобы призвать Савла, дабы он защитил замок от злого колдовства.

— Положение настолько серьезное, что здесь мне нужны вы! Пусть лучше Знахарь отправляется на разведку!

— Он молод, — возразила Химена, — и не так опытен в том, как получше выведать нужные подробности, чтобы собеседник ничего не заподозрил. И вообще к людям в возрасте обычно больше доверия.

Алисанда с этим не могла не согласиться. Материнская доброта, исходившая от ее Свекрови, не раз вызывала ее на откровенность.

— Кроме того, — добавил Рамон, — быть может, нам бы удалось оттянуть начало войны, но если она все же начнется, мы могли бы помочь вам ее выиграть.

— Вы могли бы избавить меня от войны? — недоверчиво сдвинула брови Алисанда. — Но как же вы это сделаете?

— Во-первых, мы можем отыскать нашего сына и постараться сделать так, чтобы он не угодил в беду, из которой потом сам не сумеет выбраться, — с улыбкой ответил Рамон. — Но что важнее, мы, пожалуй, могли бы придумать, как отвлечь короля Драстэна. Ну, например, можно было бы с помощью магии освободить королеву Петрониллу и перенести ее в безопасное место.

— Он не станет нападать на Меровенс, если дома ему будет грозить мятеж, — согласилась Алисанда. Голосом, в котором звучал нотки отчаяния, она спросила:

— Но почему вам обоим надо уходить? Ведь вы справились бы и один, господин Мэнтрелл.

— О да, мой супруг — опытный разведчик, — признала Химена. — Но ты же понимаешь, моя девочка, как хорошо мы, женщины, разбираемся в том, о чем мужчины и понятия не имеют, как порой одна женщина расскажет другой то, в чем под страхом смерти не признается мужчине. Таких секретов не выведать ни Мэтью, ни Рамону.

— В том, что вы говорите, есть здравое зерно, — неохотно согласилась Алисанда. — Особенно если учесть вести о королеве Петронилле и принцессе Розамунде. О да, быть может, вам и удастся уберечь Меровенс от войны.

Супруги облегченно вздохнули. Благо страны для королевы всегда было превыше собственного благополучия и спокойствия.

Алисанда подошла к двери, приоткрыла ее и сказала стражнику:

— Позови Орто Дружелюбного.

Химена улыбнулась Рамону и сжала его руку. Орто был помощником Мэта, могущественным магом. Если бы он заверил королеву в том, что замку ничто не грозит, королева отпустила бы их в путь с более легким сердцем.

Явившись, Орто с самым серьезным видом выслушал королеву и вздохнул:

— Вот беда! Снова война! Но что поделать? Надо — стало быть, надо. Но наверняка король Драстэн как-нибудь нас известит о начале войны? Пришлет посыльного с ультиматумом или еще как-то.

— Да, пожалуй, для такого поступка его благородства должно хватить, — согласилась Алисанда.

— В таком случае я дам знать Знахарю о последних событиях и попрошу его быть в готовности на тот случай, что может понадобиться его помощь. Как только война будет объявлена, ему хватит времени, чтобы добраться до столицы.

— А если прежде на нас будет обрушено злое колдовство?

Алисанда, будучи не в силах более сдерживаться, устремила взгляд в сторону детской.

— Я справлюсь, — заверил ее Орто и улыбнулся спокойной, вселяющей уверенность улыбкой. — Вернее говоря, я должен справиться, тем более что теперь я вооружен новыми заклинаниями, коим меня обучили лорд и леди Мэнтрелл. И если на нас нападут враги, мне очень помогут стихи о Сиде.

С этими словами Орто отвесил благодарный поклон коллегам.

Они с улыбкой ответили ему кивками.

Химена сказала:

— А «Песнь об императоре Гардишане», которой вы обучили нас, несомненно, выручит нас из беды во время наших странствий.

— Да будет так, — вздохнула Алисанда. — Ступайте же, лорд и леди. Вам придется изменить свое обличье, но зато вы узнаете, что же в самом деле творится в Бретанглии. — Но вот по лицу ее пробежала тень волнения. — Однако одному Богу известно, как я буду горевать без вас.

Химена встала и торопливо подошла к невестке, а Орто из тактичности удалился, не испросив дозволения королевы.

* * *

Через три дня после побега Розамунды стражник распахнул дверь, ведущую в ее комнату, и возвестил:

— Его величество король!

Вошел король Драстэн, весьма величественный на вид — в бархатном плаще и атласном камзоле. Глаза его сверкали.

— Дорогая моя, у меня прекрасные новости! Мы победили!

Розамунда стояла у окна в светло-бежевом платье, вышитом бледными розочками. Она смотрела на реку и молчала.

Драстэна отсутствие какого бы то ни было ответа обидело.

— Ты не желаешь порадоваться вместе со мной?

— Я радуюсь вместе с вами, — глухо прозвучал в ответ голос Розамунды. Она обернулась и устремила на короля тусклый, невыразительный взгляд.

— Ну, будет тебе, разве так встречают героя-победителя? — попрекнул девушку Драстэн. Он подошел к ней вплотную и крикнул стражнику:

— Закрой двери!

Как только за стражником захлопнулась дверь, король подвел пальцы под подбородок Розамунды и приблизил губы к ее губам. Губы девушки оказались холодны и неподатливы, однако она не оттолкнула его. Несколько удивленный, король решился на более страстный поцелуй, и вновь его не оттолкнули, хоть он и не получил столь же страстного ответа. И все же вкус губ девушки пришелся старому развратнику по душе, и он впился в них с новой силой.

Руки его дрожали от страсти, которую он сдерживал много лет. О, как прекрасна была Розамунда! Конечно, она была бы еще прекраснее, если бы отвечала ему таким же пылом, но главное было в том, что она его не отталкивала. О, как радовался король тому, что наконец овладеет ею, что она станет принадлежать ему независимо от того, с кем затем вступит в брак. Дрожащими руками Драстэн сорвал с Розамунды платье, отступил на шаг, залюбовался ее прекрасным обнаженным телом. Увы, формы оказались не столь пышными, как он надеялся, но это не смутило короля. Он поднял девушку на руки и понес к кровати. Она оказалась, при всей хрупкости, удивительно тяжелой, и это немного удивило Драстэна.

Розамунда спокойно наблюдала за ним — с такой холодностью, что это почти пугало. Король поспешно разделся. Вид его наготы и не отвратил, и не испугал девушку. Драстэн нахмурился. Ему так хотелось, чтобы он застонала от удовольствия. Он лег рядом с нею и сказал:

— Теперь ты познаешь радости любви короля, моя бесценная, и я не выпущу тебя из своих объятий, пока не услышу, как ты стонешь, изнемогая от желания.

Он протянул руку и коснулся груди Розамунды. Последний луч догоравшего солнца упал на ее бледную кожу, и вдруг кожа девушки потемнела, загрубела... и Драстэн оторопело уставился на шершавую кору. Он устремил глаза на лицо Розамунды, но на его месте увидел лишь сучок и край полена.