Рыбаки, конечно, умели обращаться с копьями — правда, для них привычнее была трехзубая острога, древко которой было не длиннее двух ярдов. Так что их довольно быстро удалось выучить бросать длинное копье. Кроме того, Огерн и Лукойо обнаружили, что вследствие давней привычки бить рыбу из лука жители Кашало — весьма искусные лучники. Более того — стрельба из лука оказалась излюбленным развлечением горожан. По вечерам мужчины и женщины собирались в садах и стреляли из лука по соломенным мишеням, с виду очень похожим на крупных рыб. Лукойо только пришлось поставить соломенное чучело рыбы на хвост, и оно стало ростом с человека. Луки кашальцев Лукойо понравились — ребра китов, из которых их изготавливали, имели нужный изгиб. Стреляли они пусть и не так далеко, как лук Лукойо, но все же дальше, чем ваньярские луки.

Кроме того, горожане оказались сильны в рукопашной схватке. Вот, собственно, и все. Других приемов боя кашальцы не знали. Огерн обучал их бою на палках, однако его передергивало при мысли о том, что этим мирным рыбакам и торговцам всего лишь после нескольких дней обучения придется драться на мечах с опытными воинами. Но Огерн все же учил их тому, как отражать палками удары мечей, а кузнецам показал, как обить палки железом. Затем он удалился в затвор вместе с Норилем, дабы изучать магию.

Лукойо сдержал готовые вырваться слова раздражения и продолжил обучение лучников. К счастью, в Кашало нашлись опытные строители. На складах отыскалось много бревен, привезенных с севера. Они лежали там вперемежку с редким дорогим деревом с юга и строительным камнем. Король утихомирил огорченных купцов — напомнил им, что если на город нападут ваньяры, то от их товаров не останется и следа, да и живы они не будут — ни они, ни их жены, ни дети. Купцы открыли склады, ворча насчет того, что надо бы все же с ними рассчитаться ими вернуть им строительные материалы после того, как гроза минует. Словом, все были при деле: торговцы, рыбаки и рабочие по очереди упражнялись на стрельбище, а потом трудились на сооружении крепостной стены, где строители учили их тому, как строить, наверное, самое дорогое на свете укрепление: обычные ель и сосна соединялись в этой стене с гранитом и базальтом из близлежащих каменоломен, но местами к ним примешивались мрамор, кедр и черное дерево.

И все это время посыльные короля не сидели без дела, хотя людям на глаза попадались редко. Многие из почитателей Улагана исчезли, потом их нашли, разъяренных, но невредимых, в погребе под королевскими палатами. Единственного жреца, который отважился покинуть храм Улагана, обнаружили убитым под деревом, в луже крови. После этого случая другие жрецы предпочли носа из храмов не высовывать.

Пока происходило все это, Огерна и Нориля видели только издалека. Они бродили за колоннами храма Ранола. Но оттуда, от колоннады, тянулись облака пара, насыщенного едкими и непривычными запахами. Все гадали, какой это магией занимаются кузнец и жрец, однако стоило кому-то полюбопытствовать, как этот любопытный тут же исчезал в тени. Эти любопытные и были одними из первых, кого впоследствии обнаружили в погребе под дворцом. Они кричали и пытались доказать, что ни в чем не виноваты, но король слушал их крайне недоверчиво, ибо у всех этих «невинных» имелись татуировки в виде головы шакала, что изобличало преданных почитателей Улагана.

Как только лазутчики сообщили, что войско ваньяров находится в считанных днях пути от строящейся городской стены, Огерн оставил занятия магией Норилю и жрице богини Рахани — этой жрице Нориль доверял, да она и сама предложила свою помощь. Так что Огерн ушел от них, собрал небольшой отряд королевских воинов, чтобы повести их на врагов.

— Почему это ты нас поведешь? — возмутился начальник гвардии. — Мы были воинами всю нашу жизнь. А ты? Ты — только тогда, когда тебе это нравилось!

— Я был воином, — поправил его Огерн. — И я им остался. Бири — всегда воины, даже тогда, когда они охотятся или рыбачат, даже тогда, когда они куют железо. А лесной воин знает такие хитрости, какие неведомы воинам, привыкшим сражаться на поле.

Начальник гвардии набычился, сощурил глаза.

— И у тебя хватает дерзости заявлять это нам в лицо?

— Хватает. И я сделаю еще кое-что, — кивнул Огерн. — Я докажу, что все именно так, как я говорю, но только тем из ваших людей, кого я выбрал, а не тебе. Законы города ты знаешь, так что останешься тут и возглавишь оборону.

Начальник гвардии покривился:

— Это — твое боевое искусство? Ты уведешь войско стену, а я буду командовать оставшейся горсткой здесь.

— Верно, — кивнул Огерн. — Но лучниками будет командовать Лукойо.

— Я останусь здесь? — возмутился полуэльф. — Да я вдвое хитрее тебя, охотник! Вдвое увертливее! Вдвое ловчее!

— Вдвое — как лучник, — согласился Огерн.

Лукойо вздернул подбородок.

— Ты знаешь только леса! А меня растили в полях. Мы шли за большими стадами. И уж конечно, привычки этих коневодов мне яснее, чем тебе!

— Я сумею разобраться, — отрезал Огерн. — Стоит мне только увидеть, куда покатятся их колесницы. Ты должен остаться, Лукойо. А как только настанет время выводить лучников, ты их выведешь.

С этими словами Огерн ушел.

С собой он взял двадцать человек. Они пошли вдоль берега реки, русло которой пролегало футов на десять ниже поверхности равнины. Огерн шел на север — туда, где заметили ваньяров, и по пути учил свой отряд тому, как прятаться среди скал и кустов. К тому времени, когда отряд добрался до ваньяров, все научились скрываться за считанные мгновения. Хороший следопыт разыскал бы спрятавшихся, разыскал бы и воин, знавший, что где-то рядом затаились враги, а вот ваньяры бы их не нашли.

Как только запахло ваньярскими кострами, отряд Огерна ушел в прибрежную тень, и все друг за другом стали перебегать от камня к камню, от куста к кусту, как научил их Огерн. Увидеть кашальцев было можно, но для этого надо было их специально высматривать. А у ваньярских женщин, что выходили к реке полоскать белье и набирать воду, такого желания явно не наблюдалось. Воины замирали на несколько мгновений, потом осторожно скрывались с глаз и выжидали до тех пор, пока ваньярские рабыни не уходили с берега. Затем воины под предводительством Огерна снова пошли вперед и шли до тех, пока не учуяли запах множества лошадей. Тогда весь отряд улегся на землю и дальше передвигался ползком — увидеть их можно было только острым, наметанным глазом. Отряд затаился до темноты и дождался, пока стихнут песни и ругань. Когда стало тихо, Огерн дал своим людям знак, собрал их и еле слышно проговорил:

— Найдите дозорных и первым делом уберите их. Потом отвяжите лошадей.

— А убивать не надо? — прошептал юноша, глаза которого полыхали огнем.

— Только тогда, когда будем уходить из лагеря, — твердо сказал Огерн.

И отряд принялся за дело. Бесшумно и ловко сновали воины Огерна мимо шатров, откуда доносились сопение и храп, мимо рабов, которые, обессилев, спали на сырой земле. Один за другим кашальцы оказывались за спинами у дозорных. Только одному из дозорных удалось вскрикнуть, но его крик тут же прервался. Гарроты делали свое дело быстро. Добровольцы, которые пошли с Огерном, давно состояли на службе в королевской гвардии. Им и прежде случалось убивать, когда на них нападали преступники. Теперь же гвардейцы с мрачными лицами совершали нападения сзади, а ваньяры корчились и извивались в их руках. Огерн предупредил своих подчиненных, что ваньяры крайне терпеливо переносят боль и жестоки в убийстве, и в этом он был прав, однако дело продвигалось быстро. Прошло совсем немного времени, и вот кашальские воины уже опустили наземь бесчувственных дозорных и, крадучись, поспешили к лошадям.

То тут, то там ржали лошади, которым кашальцы быстро и ловко перерезали стреноживавшие их веревки. Воинам оставалось всего несколько лошадей, как вдруг раздался сонный голос, чего-то требовавший по-ваньярски. Кашальцы застыли, вопросительно глядя на Огерна. Тот знаками изобразил шлепок, и тогда воины короля захлопали по лошадиным крупам. Ночь переполнилась диким ржанием. Лошади всхрапывали, метались, как безумные, и устремлялись в поле.

Ваньяры просыпались, словно медведи после спячки. Они рычали, хрипели и жаждали крови. И воины удовлетворяли их жажду: перерезали ваньярам глотки или приканчивали мечами. Ни один из ваньяров не встал на пути у кашальцев — у них и так забот хватало: они только и делали, что уворачивались от обезумевших лошадей. Там и сям кто-то из ваньяров кидался за несущейся мимо лошадью, но налетал на кашальский меч или попадал под удар топора.

В конце концов, оставив позади себя ревущий и стонущий стан ваньяров, кашальские воины встретились в назначенном месте: около высокой скалы, торчавшей посреди равнины, — на полпути между ваньярским станом и городом.

— Сколько нас? — спросил Огерн.

Воины переглянулись, тяжело дыша, и один из них ответил:

— Не хватает только Ласа и Одро, остальные все здесь.

— Я видел, как упал Лас, — добавил другой кашалец. — Его пронзило ваньярское копье.

— А я видел, как какой-то варвар рассек голову Одро своим топором, — с горечью в голосе проговорил еще один кашальский воин. — Но они заплатят за это, твари, заплатят впятеро больше!

— Уже заплатили, — заверил его Огерн. — но давайте не будем считать наши потери до тех пор, пока не вернемся в Кашало.

Послышался душераздирающий крик — прямо на отряд неслась испуганная лошадь. Воины в страхе отбегали в стороны, а Огерн крикнул:

— Поймайте ее! — и сам бросился к лошади, пытаясь ухватить ее за повод.

Это ему удалось, но лошадь сбила его с ног и поволокла за собой по равнине. Воины оправились от испуга и поспешили следом. Огерн весил вполне достаточно для того, чтобы лошадь не могла бежать слишком быстро, и кашальцы скоро нагнали ее. Лошадь брыкалась и вставала на дыбы, но воины все же сумели помочь кузнецу встать на ноги, и он, изо всех сил потянув на себя повод, усмирил животное. Огерн, весь в ссадинах и синяках, но в остальном целый и невредимый, стал успокаивать лошадь, произнося негромкие, ласковые звуки. Чуть погодя к нему присоединились кашальцы. Они причмокивали губами — так, как подзывают собак. В конце концов лошадь позволила повести себя за повод. Кашальцы шли рядом и гладили ее бока.

— Зачем? — спросил Огерна один из воинов.

— Затем, что я видел, как многие из вас пробовали вскочить на коней верхом, пытаясь убежать, — отвечал кузнец. — Если мы научимся делать это хорошо и спокойно, мы сумеем преподнести ваньярам очень неприятный подарок, если, конечно, сумеем выкрасть у них побольше коней! Этого я отведу в Кашало. А вы все давайте-ка обратно, под защиту берега.

Но не все захотели, чтобы Огерн рисковал в одиночку, поэтому горстка кашальцев все же отправилась по открытой равнине вместе с кузнецом и конем. Ваньярам далеко не сразу удалось восстановить порядок в своем стане и изловить разбежавшихся лошадей, так что Огерн и его отряд как раз успели войти в новые городские ворота, когда дозорный прокричал со стены, что заметил вдали ваньярские повозки.

Варвары подскакали к стене. Яростно крича, они замахивались копьями, но удары приходились по дереву и камню. Грозя кашальцам кулаками и ругаясь, ваньяры развернули свои повозки и умчались прочь. Один из лучников натянул тетиву, но Лукойо остановил его, положив руку ему на плечо.

— Нет, — сказал он. — Не будем показывать им всю свою силу, пока они не явятся сюда во всеоружии.

— Дай мне лук! — страстно взмолился Рири. Глаза его сверкали при свете луны. Он сидел на вершине дерева, растущего около стены, вместе с двумя своими товарищами: — Дай увидеть, какого цвета ваньярская кровь!

— Еще успеешь налюбоваться, рыбак, обещаю тебе, — отозвался Лукойо, — но не сегодня.

Рири, ворча себе что-то под нос, вернулся к прерванному занятию — обстругиванию стрел.

— Каждая из стрел, которую я делаю, убьет по одному ваньяру, — пробурчал Рири.

«Только по одному?» — подумал Лукойо, но вслух этого не сказал. Он был готов поклясться, что сила ненависти рыбака-калеки сама по себе способна убить несколько ваньяров.

Рири и его друзья ужасно переживали из-за того, что не в состоянии выйти на бой и самолично сразиться с ваньярами. Огерн этому, наоборот, очень радовался, поскольку понимал: возьми он рыбаков с собой в набег, они бы не преминули отомстить своим мучителям и тем самым все бы испортили. Огерн со своим отрядом совершил еще пять набегов, но в конце концов уступил уговорам короля и начальника гвардии больше не рисковать собой и остаться в городе, где в нем тоже была большая нужда. К этому времени члены отряда набрались опыта и могли сами совершить набеги на ваньярский стан. Огерн волновался за кашальцев, покуда их не было в городе, и оплакивал каждого погибшего. Однако в Кашало было столько работы, что вырваться он никак не мог. Огерн успокаивал себя тем, что каждый из погибших уносил с собой в могилу десяток ваньяров, а то и раза в три больше.

К тому времени, когда ваньяры отправились в набег на город, их стало меньше почти на тысячу. Но что еще важнее — пострадал их боевой дух. Они ужасно злились и жаждали мести, но при этом они нервничали и, пожалуй, впервые за многие годы чувствовали себя не слишком уверенно.

Однако они старательно показывали свое безразличие. Лагерь ваньяры разбили довольно далеко, но так, что его было видно с городской стены, и слонялись по округе, в то время как дым от их костров затмевал рассветное небо. Огерн и Лукойо ходили вдоль стены, успокаивали лучников и копейщиков, обещали им на завтра море крови и просили сегодня поберечь стрелы или, уж если терпеть невмоготу, совершить вылазку. Огерн отправил свой отряд на разведку, и в итоге в первую ночь ваньярам в своем стане уснуть не удалось. То и дело поднимался шум. В ту ночь кашальцы потеряли десяток обученных воинов, но главное было то, что ваньяры не сомкнули глаз всю ночь, поэтому утром на город пошло невыспавшееся, красноглазое и злобное войско. Они шли и шли к Кашало до тех пор, пока не прошли то расстояние, откуда их легко было бы убить из лука. Что толку было от их знаменитых повозок теперь, когда вокруг города высилась крепкая стена? Однако враги собрались около той части стены, которую выстроили из деревянных столбов. Многие ваньяры держали в руках горшки с углями.

— Приготовиться! — скомандовал Лукойо, и по всей длине стены лучники зарядили луки стрелами. Полуэльф глянул на Огерна, тот кивнул, и Лукойо скомандовал: — Натянуть луки. — Немедленно все лучники натянули тетиву своих луков, и Лукойо тут же крикнул: — Стреляйте!

Сотни стрел просвистели, покидая бойницы, воздух потемнел, и множество ваньяров тут же нашли свою смерть. Ваньярское войско напоминало взбесившийся муравейник во время наводнения, когда муравьи стремятся убежать от потоков воды. Но те, которые находились дальше от стены, не успевали понять, в чем дело, и не поняли, покуда не было дано еще двух залпов. Затем ваньяры отошли на безопасное расстояние, оставив на поле боя сотню своих сородичей. Стоя вдалеке, разбойники издавали глухое, мстительное рычание.

— Они бы мучили вас и пытали до смерти, даже если бы вы не убили ни одного из них, — втолковывал Огерн лучникам, совершая обход рядов. — Теперь, когда вы прикончили столько ваньяров, хуже вам не будет. Но и лучше не будет, если они все же одолеют вас. Поэтому единственное ваше спасение — убить их всех до единого или хотя бы столько, чтобы остальные в страхе бежали.

— Стреляйте! — послышался новый приказ Лукойо, и снова град стрел обрушился на врага.

Ваньяры выли и стонали от злости, уяснив, что кашальские луки стреляют куда дальше, чем они думали. Они отступили настолько спешно, что буквально через несколько мгновений страшное войско превратилось в напуганную, мятущуюся, кричащую толпу. На этот раз они ушли на довольно большое расстояние от стены. Когда же они обернулись и увидели, сколько товарищей потеряли, крики испуга сменились воплями ярости.

— Держите стрелы наготове, натяните тетиву! — предупредил лучников Лукойо. — Они нападут в любое мгновение.

Так оно и вышло. Какой-то рослый ваньяр прокричал что-то, и поредевшее войско, размахивая топорами и потрясая копьями, бросилось следом за ним к стене. Тремя длинными, вытянутыми цепями ваньяры мчались к городу, издавая леденящие кровь улюлюканья.

— Не стрелять! — крикнул Лукойо. — Ждите, пока они не окажутся ближе, еще ближе… Натянуть тетиву! Стреляйте! Ну!

На этот раз стрелы полетели во врагов, подобно густому облаку. Ваньяры, злобно вопя, попытались закрыться щитами. Часть стрел воткнулась в кожу и дерево щитов, но другая часть угодила-таки в живую плоть. Ваньяры падали замертво, за них запинались убегавшие в панике соплеменники. Некоторым удавалось перескочить через внезапно образовавшееся препятствие, некоторым — нет.

— Еще идут! — прокричал Рири и снова зарядил лук.

— Сейчас посмотрим, как у них с сообразительностью! — воскликнул Лукойо. — Ну-ка, каждый третий, стреляйте прямо по врагам! Каждый первый и второй — пускайте стрелы в небо, чтобы они потом падали им на головы!

Наступило короткое замешательство. Все выясняли, кто какой по счету.

— Третьи лучники! Натянуть тетиву! — крикнул Лукойо. — Первые и вторые — натянуть! Третьи — стреляйте! Первые и вторые — стреляйте!

Разнонаправленный рой стрел устремился к ваньярам. Варвары заслонились от них щитами. Стрелы попали в щиты, и ваньяры довольно закричали, однако эти крики тут же сменились воплями удивления и боли, как только стрелы посыпались на них сверху. Те из варваров, которые пока уцелели и сохранили присутствие духа, успели закрыть головы щитами. Другие же в страхе вертели головами, разворачивались, налетам на своих сородичей. Все войско обратилось в хаос.

— Ловко придумано, полуэльф! — прокричал Рири, и вся стена огласилась радостными криками.

Даже теперь Лукойо вспыхивал, когда слышал, что его называют полуэльфом, но он понимал: Рири вовсе не хотел обидеть, и потому улыбнулся хромому рыбаку.

— Второй раз так здорово уже не выйдет, — предупредил он. — Если они так же сообразительны, как злы.

И ваньяры подтвердили последнее: снова бросились вперед, утробно и гневно рыча. Передовая линия закрылась щитами, а те, которые бежали сзади, накрыли щитами головы.

— Вот уж умно, нечего сказать! — обрадовался Лукойо. — Стреляйте им по ногам!

Луки вдоль всей стены издали звонкое гудение, и ваньяры начали спотыкаться и падать, но их сородичи, на сей раз быстро сообразив, в чем дело, перепрыгивали через них и бежали дальше, опустив щиты до самой земли. Упавшие расползлись, давая дорогу соратникам, затем пытались встать на ноги, и некоторым из них это удавалось.

— И этим стреляйте по ногам! — распорядился Лукойо, но он уже понимал, что его роль в сражении сыграна почти до конца, поскольку людская волна подкатывалась все ближе и ближе к городской стене.

Гудела тетива луков, стрелы втыкались в ступни и лодыжки ваньяров, те падали, но за ними шли новые ряды варваров.

И все же число ваньярских воинов значительно уменьшилось, когда они подошли к стене.

— Лучники, назад! — вскричал Огерн. — Копейщики, вперед!

Лучники отступили от бойниц и уступили место копейщикам. Копья у них были длинные-предлинные — футов восемь. Ваньяры тем временем стали взбираться друг дружке на плечи. Для того чтобы добраться до края стены, нужно было, чтобы на плечи одного встали еще двое. Но стоило им выстроиться таким образом, как в живот того, который стоял вторым, вонзалось восьмифутовое копье, и он падал назад, унося с собой того, который стоял третьим. Стоило этому третьему подняться, как копье доставало и его. Некоторые, правда, успевали закрыться щитами. Крайне редко верхний ваньяр успевал прикрыться щитом и спрыгивал-таки на крепостную стену. Тогда копейщик делал шаг назад и уступал дорогу лучнику, а тот метко посылал стрелу, и та пробивала грудь врага. Но и тогда ваньяры продолжали сражаться, они размахивали мечами до тех пор, пока смерть не обращала к ним свой неотразимый взор. Тогда ваньяры падали вниз со стены, а кашальцы протыкали копьями тела тех, которые не успели упасть, для пущей уверенности.

Тут и там ломались копья, тут и там варвары оказывались чуть проворнее защитников города, и погибали кашальцы-копейщики, и, истекая кровью, срывались со стены, и падали на захватчиков, и сбивали тех с ног даже в миг своей гибели. А их жены подбирали копья, яростно и гневно кричали и наносили, наносили врагам удары до тех пор, покуда не настигало их лезвие ваньярского меча и они не разделяли участь своих мужей.

Но вот внезапно сражение завершилось. Ваньяры стали отступать — нет, они не бежали сломя голову — они именно отступали, по пути подбирая раненых. Медленно-медленно уходили от города ваньяры, потрясая мечами и изрыгая проклятия, призывая месть Улагана на головы кашальцев. Они уходили.

Защитники провожали их взглядом, не в силах верить собственным глазам. Но вот сначала тихо, потом все громче зазвучали их голоса, и вскоре вдоль всей стены уже гремел победный клич. Ваньяры, заслышав его, воздели к небу свои мечи и ответили горожанам воплем мстительной ярости.

— Они грозят, что все равно захватят город, — перевел крики ваньяров Рири.

— Не сомневаюсь, что они попробуют это сделать, — угрюмо буркнул Лукойо, — и очень боюсь, что они это сумеют.

— Если они снова пойдут на нас, мы снова убьем их! — ухмыляясь, заявил один из кашальских торговцев.

— Правда? — развернулся к нему Лукойо. — Ты готов заплатить за победу?

Торговец нахмурился:

— Чем за нее платить?

— Постоянной муштрой, — ответил Лукойо. — Непрерывными упражнениями, чтобы овладеть разными видами оружия — не только луками и копьями, а всеми видами оружия: пращами, щитами и мечами. Это нужно делать постоянно, начиная с детства. Вы будете вынуждены растить своих сыновей воинами чуть не с пеленок, и не только их, но и дочерей тоже! Самыми первыми их игрушками станут деревянные мечи, самыми первыми играми — игрушечные войны. Готов ты уплатить такую цену? Ты, мирный торговец?

Торговец, потрясенный до глубины души, не мигая, смотрел на Лукойо. Но вот лицо его стало серьезным, и он проговорил:

— Да, готов, потому что иначе нельзя. Разве есть у нас иной выбор?

— О да, — хмыкнул Рири. — Выбор у нас есть. Погляди на меня.

А чуть дальше вдоль по стене король схватил Огерна за руку, хлопнул его по спине и вскричал:

— Мы победили, о полководец, мы победили! Вот не думал я, что у нас это получится, а мы победили!

— Да, победили. — Огерн не смог удержаться от усмешки. — Но надо сохранять осторожность, о король. Ваньяры вернутся!

Король тут же посерьезнел.

— Конечно, они же так просто не отступятся, верно? Ты прав, мы должны сохранять осторожность.

Огерн указал вниз — туда, где около стены лежали поверженные тела.

— А как вы думаете поступить с ранеными?

— Наших подберем, — кивнул король и крикнул начальнику гвардии: — Отправь людей под стену. Пусть посмотрят, нет ли там живых!

— Прикройте эту вылазку как следует, — посоветовал Огерн. — И снизу прикройте, и сверху, со стены.

Начальник гвардии коротко кивнул и отвернулся. Король вернулся взглядом к раненым пленным, которые сидели или лежали, пытаясь остановить кровь, хлещущую из ран, кричали и стонали.

— Но вот с этими нам что делать? — задумчиво пробор, мотал король.

— Схватить их! — прокричал Рири, и его лицо исказила мстительная радость. — Подрежьте им лодыжки! Сделайте им то, что они сделали с нами! То, что они творили со всеми своим пленными, то, что они бы сотворили с вами, попадись вы им!

Ответом ему было долгое молчание.

— В том, что он предлагает, есть справедливость, — проворчал Лукойо, но не слишком решительно.

— Если мы будем опираться только на справедливость, мы станем не лучше их, — заметил король и решительно вскинул голову, — мы перевяжем их раны, мы позаботимся о том, чтобы излечить их, но они останутся здесь и будут нашими рабами!

Щеки Рири полыхнули, глаза яростно засверкали, и он указал на кого-то из ваньяров трясущейся рукой:

— Ну, хотя бы вот этого казните! Он — вождь!

Все взгляды устремились к тому, на кого указывал Рири.

Пленный, о котором шла речь, тут же ухватился рукой за край стены и попытался встать на ноги. Но одна нога у него была перебита, и из нее хлестала кровь.

— Он говорит правда, — произнес ваньяр на полуграмотном кашальском. — Я — вождя. И чего тебя делать с вождя ваньяры, тебя, которые думать себя короли?

Защитники города обратили взоры к королю и затаив дыхание стали ждать его ответа.