— Тебя никто не подслушивает? — на всякий случай спросил Дирк.

— Я только что оставил работу охранника торгового каравана и пока сам себе хозяин. Сейчас я в пещере, расположился в ней на ночь. А где ты? — поинтересовался у товарища Гар.

— Я дежурный офицер. Несу дозор по периметру лагеря вольнонаемной роты, — отвечал Дирк. — Сначала я поездил по стране, подучил язык, пока не набрел на город, где на тот момент после битвы кутила рота наемников. А до этого одну ночь пришлось провести в крестьянской лачуге, побывать в рассыльных у одного Властелина и все такое прочее. А как ты?

— Мы тут всыпали жару банде наемников, в свободное время решивших подзаработать в качестве разбойников с большой дороги, — отвечал Гар. — Затем я выкачал из хозяина каравана все, что хотел узнать, — как идет торговля, каков политический расклад, вернее, отсутствие такового. Я даже перехитрил одного переводчика. Тот так и норовил нагреть руки, пытаясь надуть и нас, и собственного хозяина. Разумеется, толмачу это не понравилось, и он отправил нам вдогонку своих людей, их тут называют Сапогами.

— Знаю-знаю, солдат Властелина, — перебил его Дирк. — Кстати, тебе не кажется, что мы с тобой имели возможность познакомиться с представителями почти всех слоев населения?

— А еще я собирал легенды и предания. Я думаю по ним восстановить историю планеты, после того как Терра прервала с ними всякие отношения, — продолжал Гар.

— И я тоже, — поддакнул Дирк. — Судя по тому, что я от них слышал, местные жители помнят, что их предки были анархистами.

— Из их рассказов у меня сложилось впечатление, что они искренне верили, что можно обойтись без центрального правительства, опираясь лишь на мудрость старцев, — продолжал Гар. — Первое поколение еще оставалось верным идеалам, но вот их дети были уже не столь последовательны. Кое-кто из них был не прочь покомандовать, а если позволяли возможности, то и силой отобрать плоды чужих трудов. Постепенно они набрали себе в услужение шайки прихлебателей — те, кто посильнее, подмяли под себя других, более слабых, принялись терроризировать соседей, отбирать у них урожай, оставляя крестьянам на пропитание жалкие крохи, лишь бы те не умерли с голоду.

Забыв о том, что Гар его не видит, Дирк кивнул.

— А затем один такой Громила шел войной на другого — такого же, как и он сам. То двое, сговорившись, поднимались против одного, то этот брал в союзники еще двоих — так началась нескончаемая война всех и вся. В конце концов одному удалось победить трех-четырех противников и объявить себя Властелином. Весть разлетелась дальше, идея понравилась, и другие Громилы тоже начали бороться за верховодство.

— Благодаря чему и удалось поставить над Громилами местных Властелинов, — подхватил Гар. — Но к тому моменту, когда кто-то из Властелинов попытался подмять под себя остальных, какой-то ловкач уже додумался сколотить вольнонаемную роту, и противники получили возможность пользоваться услугами наемников. Результат? Бесконечное, бессмысленное кровопролитие.

— И никто даже не заметил, что это безнравственно, — кивнул Дирк.

— Почему-то здешние обитатели сочли, что мораль — удел слабых, — заметил Гар. — А религия, которая помогла бы задуматься над этим вопросом, у них отсутствует.

— Я тоже это заметил, — вздохнул Дирк. — У них нет даже намека на религию. Подозреваю, что первые колонисты искренне пытались быть хорошими философами и еще лучшими атеистами.

— Что ж, и весьма в этом преуспели, — мрачно заметил Гар. — Властелины же довели все до логического конца. Первым делом они истребили местных философов...

— И об этом я слышал, — согласился Дирк. — Мудрецы учили людей не сопротивляться злу, но люди все равно поднялись на их защиту и все до одного погибли. Так здесь не стало философов.

— За исключением соглашателей — тех, что были готовы найти логическое оправдание существованию Властелинов, тех, что брались говорить от их имени, — продолжил его мысль Гар. — За исключением тех, кто был готов перекроить философию на угодный властелинам лад, чтобы с ее помощью держать в узде простой народ.

— И все же у меня сложилось впечатление, что кое-кто из мудрецов уцелел, найдя убежище в глухомани, где до них не смогли дотянуться загребущие руки Властелинов, — продолжил Дирк. — В каждом округе найдется хотя бы по одному старцу, благодаря которому идеи Дао живы до сих пор. Когда людям становится совершенно невмоготу, они обращаются к старцам за моральной поддержкой.

— Так философия превратилась в опиум для народа, — с грустью заметил Гар. — А после того, как Терра прервала сношения с колонией и начала ощущаться нехватка товаров, во втором поколении поселенцев заново изобрели капитализм.

Поскольку центрального правительства не было, а значит, некому было этому воспрепятствовать, идея прижилась и вскоре дала плоды.

— Забавно, однако, что тебе попался купец, — заметил Дирк. — Я пока имел дело исключительно с наемниками.

— Судя по всему, наемничество — самая распространенная здесь форма капиталистических отношений, — подтвердил Гар. — Основную часть денег Властелины тратят на услуги вольнонаемных рот. Тут у них идет своего рода соревнование — кому хватит средств нанять лучшие, отборные роты. А простой народ вынужден непосильным трудом оплачивать эту господскую прихоть.

— Кстати, офицеры наемных рот способны сколотить неплохой капитал и, уйдя на покой, ни в чем себе не отказывать, — сказал Дирк. — Покупают себе просторные дома, дают дочкам внушительное приданое. Более того, благодаря деньгам кое-кому даже удается пробиться во Властелины. И как только купцы еще решаются вести торговлю, когда вокруг только и делают, что воюют?

— Большинство из них родом из вольных городов, — пояснил Гар.

— Вольных городов?.. — нахмурился Дирк. — О таких не слышал. Города, в которых нет замка, просто находятся во владениях ближайшего Властелина. Мне довелось слышать рассказы о том, как независимые деревни нанимали для своей защиты Громил. Но эти «защитнички», разбив противника, обычно закабаляли тех, кто их нанял.

— Да, но некоторые из деревень лежали в стороне от основных событий. Жители таких деревень успевали приготовиться к отражению врага, особенно если у них имелся мудрец, обучавший их боевым искусствам как составной части философии, — пояснил Гар. — Тогда поселяне выбирали предводителя, который решал, как и каким оружием пользоваться.

И когда какой-нибудь Громила пытался их покорить, оказывалось, что за это свое желание он должен заплатить непомерно высокую цену — как людьми, так и оружием. Судя по всему, Громилы обычно рассчитывали на легкую и быструю победу.

К тому времени, когда на вольные города начали зариться Властелины, уже появились наемные роты, и горожане стали пользоваться их услугами. Подозреваю, что какой-нибудь просвещенный Властелин, понимая важность торговли, оставляет своим купцам значительную долю их доходов. Тем не менее большинство торговцев — выходцы из вольных городов.

— Подозреваю, что им приходится осваивать самые разные диалекты, — философски заметил Дирк.

— У тебя возникали трудности в общении с местными жителями? — спросил Гар.

— Только первые двадцать четыре часа или около того. Если хорошенько прислушаться, то нетрудно понять направление сдвига гласных или значение какого-нибудь местного словечка. Ведь в конце концов все они произошли от стандартного галактического наречия. Нет, с этим у меня особых проблем не было. Дело в другом — колонисты не владеют галактическим стандартом, и в результате жители соседних областей порой не в состоянии понять друг друга. Представляешь, какой простор здесь для переводчиков?

— Если не ошибаюсь, эти обязанности возложены на стюардов, — пояснил Гар. — Вот и вся административная система — Властелины и их холопы, а в границах владений слово хозяина — для всех закон. Правительства же, способного положить конец произволу, попросту нет. — В голосе Гара зазвучали холодные нотки. — Люди живут как скоты, Дирк, нет, еще хуже. Местный Громила, если того пожелает, может взять себе на ночь любую девушку. Затем он отдает ее на забаву своим Толкачам, а когда те наиграются ею, передают ее дальше — простой солдатне. Я повидал немало простых людей на самых разных планетах, но таких, как здесь, вижу впервые — опустившихся, бессловесных, покорных судьбе.

— Печальные плоды анархии, — согласился Дирк. — Анархия хороша, пока люди не начинают зарываться, пока алчность не берет над человеком верх и, как назло, рядом нет никого, кто бы искоренил зло в самом начале. Неужели у первых анархистов не возникало желания разделаться с теми, кто пытался подмять под себя своих соседей?

— Нет, о таких случаях мне не известно, — ответил Гар. — Впрочем, неплохая идея. Особенно если не задумываться над тем, что как-то неэтично убивать человека без суда и следствия. К тому же кто поручится, что тот, кому поручено убрать зарвавшегося Громилу, сам потом не займет его место?

— Старо, как мир, — вздохнул Дирк. — Кто проконтролирует полицию? Кто возьмется наблюдать за правительством?

— Народ, — ответил Гар. — Но это означает наличие пусть зачаточной, но демократии.

— А значит, каждый, если это потребуется, готов встать в воинский строй, — продолжил Дирк. — К тому же у военной службы есть свои преимущества — не надо заботиться о крыше над головой, денежное довольствие идет и проблема только в том, на что его потратить, тебя за казенный счет кормят, поят, одевают и обувают...

— Ну, что до одежды, разнообразием она не отличается, — напомнил другу Гар. — А так я согласен с тобой. Живи, и никаких тебе забот, разве что есть шанс рано или поздно сложить голову на поле брани. Доведи эту систему до логического своего завершения, и ты получишь Спарту, где поголовно все жители — солдаты.

— За исключением рабов, — вставил Дирк.

— Но спартанцы не считали их за людей, — возразил Гар. — Из того, что мне о них известно, с такими людьми, как спартанцы, хорошо воевать бок о бок, вот только вам вряд ли бы захотелось к ним в гости.

— А уж жить среди них — тем более! — согласился Дирк. — Но давай не будем забывать о том, что у местной анархии есть по крайней мере два неоспоримых достоинства.

— И что же это за достоинства такие, — с нескрываемой издевкой в голосе спросил Гар. — Будь добр, подскажи, а то я что-то запамятовал.

— Высокая социальная мобильность, это раз. Можно родиться в крестьянской лачуге, а жизнь кончить капитаном вольнонаемной роты, а если подфартит, то и самим Властелином.

— Скорее, в безымянной могиле, — съязвил Гар.

— Да, риск велик, не спорю, — согласился Дирк. — А если человек родом из вольного города, о которых ты мне рассказал, то перед ним открывается еще больше возможностей. Например, он может стать купцом. Кстати, каков у них уровень смертности?

— Судя по нашему путешествию, высокий, — отвечал Гар. — Не будь с ними телепата, способного предупредить, с какой стороны ждать нападения врага, не берусь утверждать, как бы закончилось для них путешествие. Но ты прав, вольные города обеспечивают человеку сносную жизнь. Более того, там даже хватает средств, чтобы содержать пару-тройку художников. Безусловно, народ и там вынужден трудиться не покладая рук, а при необходимости тянуть военную лямку, но пока город остается вольным, жить в нем можно — причем, по местным меркам, неплохо.

— А правительство? — поинтересовался Дирк.

— Городской совет, — пояснил Гар. — Подозреваю, что и у них имеются фракции, лоббирующие интересы определенных социальных групп, но я еще не успел разобраться во всех деталях. Так что жизнь здесь действительно терпима, если ты солдат или уроженец вольного города. Но для крестьянина — сущая мука.

— Да, — согласился Дирк, — а крестьян здесь большинство. В принципе, если не считать вечного недоедания и непосильного труда, то жизнь в крытой соломой земляной норе тоже имеет свои преимущества. Правда, ноги постоянно мерзнут, и одежонка из мешковины, но другой нет, — грустно пошутил Дирк. — Да и бесконечная война, чтоб ей пусто было, и женщин насилуют, и народ убивают, и деревни жгут, и посевы вытаптывают...

— И тогда люди начинают пухнуть с голоду, — продолжил Гар печально. — Как, по-твоему, что нам делать с этой прогнившей системой? Уничтожить ее?

— Ни в коем случае! — с горячностью воскликнул Дирк. — Что здесь уничтожать? Гар, мы с тобой спецы по свержению правительств. Какое правительство прикажешь свергнуть здесь?

— Боюсь, что в данном случае придется заняться непривычным для нас делом — помочь им учредить правительство, — вздохнул Гар. — Но это означает плыть против течения. И первым делом нам надо установить прочный мир.

— Мне казалось, что перво-наперво нам с тобой надо создать временное правительство, чтобы оно объявило мир, — возразил Дирк. — Люди здесь влачат настолько жалкое существование, что будут рады даже тирану, даже диктатору, лишь бы только он обеспечил им хотя бы минимальную защиту.

— И чтобы он угнетал их ничуть не меньше Громил и Властелинов, — язвительно заметил Гар. — Вспомни последнюю планету, на которой мы побывали, вспомни наших друзей Майлза и Орогору, вспомни диктатора, что ими правил. Или ты забыл те страдания, что выпали на долю тамошнего населения?

Гар на мгновение умолк, будто вспомнил что-то.

— Эх, Майлз... Кстати, Дирк, а это мысль! Может, им подбросить идею — завести менестрелей? Пусть те себе поют, а заодно при помощи песен пытаются внедрить в массовое сознание мысль о том, что крестьяне тоже люди, а?

— В любом случае надо же с чего-то начинать, — вздохнул Дирк. — Между прочим, как мне кажется, нам лучше опять действовать вместе.

— Согласен. Геркаймер, на каком расстоянии от меня сейчас находится Дирк?

Компьютер откликнулся тотчас же — наверняка занимался тем, что подслушивал.

— Его сигнал исходит из района, расположенного примерно в двадцати милях к юго-юго-западу отсюда, Магнус.

— Мы у подножия гор, направляемся назад, в гарнизон Голубой Роты, — добавил Дирк. — Уверен, тебя примут здесь с распростертыми объятиями. Мы только что вышли из леса и стали лагерем на лугу, но завтра утром снова вернемся в леса и начнем подниматься в горы.

— Там я вас и встречу!

— Отлично.

Дирк на мгновение замолчал, а затем осторожно спросил:

— Гар?..

— Чего еще?

— А ты не задумывался над тем, кто дал нам право делать то, что мы делаем? Кто дал нам право врываться, как к себе домой, на чужую планету, пытаться изменить существующий порядок вещей?..

— Что ж, возможно, у нас и нет такого права, — согласился Гар. — Но зато на нас возложен долг. Лично я просто не смог бы жить спокойно, если бы знал, что мог бы облегчить участь миллионов страждущих, но ничего для этого не сделал.

— Да, если бы ты на них случайно наткнулся. Мы же их выискиваем!

— Согласен, — признал Гар. — Мы с тобой попали сюда не случайно, а потому что знали — здесь страдают люди. Мы знали, что наш долг — им помочь. Тем более что мы вольны в наших действиях. Ведь в данный момент на нас не возложено никаких других обязанностей. И не ищи мы, кому помочь, — разве это были бы мы? Настанет день, когда мы увидим миры, где людям живется несладко, но мы придем к выводу, что правительство делает все для того, чтобы эти страдания облегчить, и никакое другое правительство не в состоянии сделать большего — вот тогда мы и сможем задаться вопросом а имеем ли мы право вмешиваться?

— И с чистой совестью уйдем на покой, — проворчал Дирк.

Гар не ответил.

— Пусть цель моей жизни не мешает тебе, — произнес он спустя некоторое время. — Если тебе, мой друг, выпадет удача найти свою судьбу, обрести любовь женщины и семейный очаг, не стесняйся сказать мне об этом. Я бы не хотел, чтобы ты отрекался от счастья ради меня и моего дела.

Дирк в недоумении уставился на медальон. Неужели Гар от него отказывается?

— Если женщина и семейный очаг — твоя судьба, — продолжал Гар, — то долг по отношению к ним перевешивает долг по отношению к миллионам страждущих на десятке планет, о которых ты еще и не слышал. Мы оба в силах сделать жизнь лучше, каждый на своем участке реальности. Большего нам не надо.

— А я и не подозревал, что ты религиозен, — мягко заметил Дирк.

— Ну уж, не притворяйся, — усмехнулся Гар. — Правда, этот наш с тобой разговор не имеет отношения к вере. Он означает лишь то, что я, кажется, начинаю понимать моего отца.

От неожиданности Дирк открыл рот — его друг впервые упомянул кровного родственника. А чему, собственно, удивляться — ведь как-то он все же появился на свет?..

* * *

На следующее утро Корт привел себя в норму — по крайней мере чисто внешне: такой же подтянутый и энергичный, как обычно.

Лейтенант спокойно отдал необходимые распоряжения старшему сержанту, тот передал их нижестоящим, последние, в свою очередь, выстроили солдат и двинулись с ними по дороге в гарнизон.

Дорога шла в гору, и хотя солдаты пришли в себя после похмелья, они все еще ворчали, что им не дали догулять в увольнении, и двигались медленно, с явной неохотой. И тут, на подходе к первому плато, им навстречу из-за деревьев выехал всадник.

Солдаты получили приказ идти, не останавливаясь, но, не будь его, они бы замерли на месте, как вкопанные. Всадник оказался настоящим великаном, не менее семи футов ростом.

Конь под ним тоже имел габариты просто чудовищные.

Всадник направился в сторону колонны, а вслед за ним из-за деревьев с душераздирающими воплями выскочила орава каких-то людей в коричневых одеждах.

Первая атака сразила около десятка солдат, но сержанты быстро пришли в себя и принялись выкрикивать команды.

— К бою приготовиться! В атаку!..

И солдаты, не столько по команде, сколько повинуясь инстинкту самосохранения, ринулись на неприятеля.

Коричневых мундиров было около сорока, солдат во взводе — на десяток меньше. Причем противник был хорошо вооружен и облачен в кожаные доспехи. Вражеские головы защищали железные шлемы.

Нападавшие лихо орудовали копьями, сотрясая воздух пронзительными боевыми кличами. Но и солдаты Голубой Роты тоже не желали уступать в боевом искусстве. Придя в себя после первой атаки, они принялись ловко и с не меньшей жестокостью отражать удары. Наконечники копий со звоном ударялись о щиты, древко билось о древко. Мощными голосами сержанты выкрикивали приказы, подобно молниям метались среди дерущихся, отгоняя неприятеля от своих солдат.

Корт верхом носился по полю битвы, со злостью раздавая удары направо и налево. Откуда-то сбоку к лейтенанту подскочил вражеский солдат, норовя ухватить под уздцы его коня, в следующее мгновение рядом с ним оказался еще один, с копьем в руке, третий, тоже непонятно откуда взявшийся, уже занес руку для удара...

Корт, вертясь, как волчок, отбивал градом сыпавшиеся на него удары, и сумел уложить всех троих за считанные секунды, но последний из нападавших, уже падая, ткнул копьем лейтенанта в грудь.

Взревев от ярости и боли, как раненый бык, Корт со всех сил вогнал край щита в лицо врага, развернулся, и в этот момент ему самому в лицо нацелился наконечник копья.

Откуда ни возьмись, из леса, потрясая копьем, выпрыгнул еще один вражеский солдат, но тут Дирк успел ударить его по голове.

— Спасибо, друг, — выкрикнул Корт. — А где их офицер?

— Насколько я понял, вон там, — прокричал в ответ Дирк, указывая рукой.

— Он мой!..

Корт развернулся и устремился на обладателя коричневого мундира и медных эполет, но в этот момент из-за деревьев выскочил еще один одетый в коричневую форму всадник и, потрясая шпагой, с боевым кличем на всем скаку бросился ему наперерез.

Воздух потряс нечеловеческий рев. Неприятель развернулся и принялся, обороняясь, яростно размахивать клинком. Что ж, у него были причины опасаться за свою жизнь, потому что воин, бросившийся в столь решительную атаку, был настоящим гигантом. С жутким рыканьем он потрясал клинком более трех футов длиной, норовя изрубить офицера коричневых в капусту. Внезапно неизвестный на всем скаку развернул скакуна и с боевым кличем устремился вдоль линии сражавшихся.

Вражеским солдатам хватило одного вида исполина — объятые ужасом, они бросились наутек. Их примеру последовали и бойцы Голубой Роты.

Гигант бросился вдогонку за коричневыми мундирами, рубя их на полном скаку своим невиданных размеров мечом. Солдаты бросились врассыпную, спасаясь бегством от страшных ударов. Никто не хотел подставляться под удары его меча.

Коричневым мундирам ничего не оставалось, как прибегнуть к испытанному средству — они пустились в позорное бегство, бросив раненых товарищей истекать кровью и корчиться от боли в дорожной пыли.

С яростным ревом гигант преследовал их по пятам до самого леса.

— Солдаты, ко мне!.. — отдал приказ офицер коричневых мундиров.

Увы, исполнять его было некому: на дороге остались стоять лишь солдаты Голубой Роты.

И тогда клинок вражеского офицера ударился о меч Корта.

Противники сошлись в отчаянном поединке.