Знакомство с реалиями жизни на Зигфриде совсем не порадовало Гара.

Недовольство тем, что он сейчас видел, с каждой минутой усиливалось. Однако вместе с Геркаймером Магнус изо всех сил старался разобраться в подоплеке социальных коллизий на этой новой планете.

Наконец компьютер вынес окончательный вердикт:

— Магнус, нам просто не хватает информации, чтобы окончательно подтвердить наши умозаключения об уровне культуры этой планеты.

— Информации иной, чем та, которая свидетельствует о нехватке информации, — с горькой усмешкой отозвался Магнус. — И все-таки подведем итог: мы имели возможность наблюдать за ходом двух сражений, после которых местные поля усеялись довольно значительным количеством человеческих трупов... Мне думается, что бесконечные войны — достаточно серьезная причина для того, чтобы помочь обитателям Зигфрида изменить форму государственного устройства их планеты, верно?

— Помочь им или подтолкнуть их к этому? — Геркаймер отличался способностью иронизировать и едва ли не склонностью к юмору. — Должен согласиться с тобой, по крайней мере временно. В конце концов, если ты осуществил одну революцию, то почему бы не совершить переворот, главная цель которого — мир во всем мире? Если самые высокие и самые низкорослые обитатели этой планеты находятся в самом настоящем рабстве и прозябают в жуткой нищете, которая является неизбежной его спутницей, то это, на мой взгляд, достаточно серьезный довод в пользу активного вмешательства в местные дела.

— Война и рабство, — мрачно произнес Магнус. — Я уже помогал людям, жившим в скверных условиях. И то, что я вижу на Зигфриде, точно оставляет желать лучшего. Да, я думаю, что для Гара Пайка настало время взяться за разведывательную миссию.

А самое главное, что ему предстоит выяснить — на самом ли деле обитатели Зигфрида живут в условиях беспросветной нищеты, или же ему это только показалось. Может быть, он все-таки принимает желаемое за действительное — считает, что его склонность помогать людям и есть причина происходящего на Зигфриде?..

— Где ты хочешь высадиться, Магнус?

— Неподалеку от сухопутной границы, там, где обитают аборигены среднего роста, — ответил Гар. — Поскольку они ведут войны с двумя другими здешними расами — и великанами, и карликами, — они просто обязаны предоставить мне возможность на личном опыте понять происходящее на этой планете.

— Но ты можешь оказаться для них чужаком, — предупредил Геркаймер. — Тебя могут там просто отвергнуть, или вообще принять тебя за врага. Ведь даже среди своих соотечественников ты отличаешься огромным, просто гигантским ростом. Великаном тебя считали, пожалуй, на всех планетах, где ты когда-либо бывал.

Компьютер был прав — Магнус имел атлетическое телосложение при своих семи футах роста, а постоянное совершенствование в боевых искусствах сделало из него истинного Геркулеса.

— Я подберу для тебя соответствующее одеяние, Магнус, — заявил компьютер. — Ты найдешь его в гардеробе, в своей спальне.

— Спасибо, Геркаймер.

Магнус встал и направился в свою комнату, думая о том, что сейчас примет душ, о котором ему теперь долго придется лишь мечтать.

* * *

С располагавшейся на крестьянском подворье кухни две женщины принесли обед. Гар ожидал, что рабы, забыв обо всем на свете, тут же гурьбой бросятся к ним и, расталкивая друг друга, накинутся на принесенную пищу, однако никакой кутерьмы не возникло — голодные люди лишь извлекли откуда-то из-под своих лежанок деревянные миски и дисциплинированно выстроились в очередь.

В глазах у рабов появился жадный блеск, они часто сглатывали слюну, но все-таки никто даже не попытался поспеть к раздаче пищи раньше других. Кроме того, Гара сильно удивило то, что никто из «недовеликанов» — теперь и он мысленно называл этих людей именно так — не стал пинками выталкивать из очереди своих товарищей по несчастью — коротышек.

Впрочем, нескольких рослых торопыг, попытавшихся было сделать нечто подобное, немедленно — в прямом смысле этого слова — поставили на место, сопроводив эти действия громогласной бранью.

Гар не спеша занял место в самом конце очереди. От запаха пищи он почувствовал жуткий голод, и у него заурчало в желудке — ведь он помнил о том, что прежде питался гораздо лучше этих несчастных рабов и в последний раз ел не так уж давно.

Магнус стал разглядывать присутствующих, пытаясь разобраться в иерархии, вернее, в очередности, которую они заняли.

Он ожидал, что в хвосте или во главе очереди окажутся именно карлики, однако коротышки хаотично распределились по всей очереди; то здесь, то там, по двое или по трое. В конечном итоге Магнус все-таки понял: рабы выстроились по возрасту.

Сначала стояли те, кто был явно постарше, за ними — более молодые, последними — люди среднего возраста, видимо, давая возможность получить пищу первыми тому, кто в этом более нуждался.

Наконец подошла и очередь Гара. Для него стоявшая на раздаче пищи женщина смогла наскрести лишь половину черпака каши. Она протянула его Гару, после чего удивленно по смотрела на него.

— Да ведь у тебя нет миски!

— Я тут новенький, — сообщил ей Гар.

— Похоже на то! — откликнулась женщина, кстати, самая низкорослая из всех присутствующих. — Как тебя зовут, парень?

— Гар, — ответил ей странствующий волшебник.

— Отлично. А меня — Лапле. — Карлица повернулась к своей товарке, которая была выше ее на целых два фута. — Вонна, у тебя найдется лишняя миска?

— Конечно. — Женщина по имени Вонна отставила в сторону свой черпак и, выудив массивную деревянную миску из бездонного кармана своего передника, протянула ее Гару. — После того как поешь, отчисти ее хорошенько песком и спрячь под подушку! Ну, все, пожалуй!

Она доскребла содержимое своего ведра и шлепнула немного каши в миску Гара. Лапле добавила в нее свои полчерпака. Гар поблагодарил женщин и, отвернувшись, заглянул в миску. Интересно, долго ли он протянет на такой порции густой, как каша, гороховой похлебки?

Кроме того, он призадумался также и над тем, как, несмотря на голод, заставить себя проглотить такое малоаппетитное месиво, однако одного взгляда на товарищей по несчастью ему хватило, чтобы окончательно решить для себя этот вопрос.

Магнус сел на пол возле двери, погрузил в густую похлебку-кашу два пальца и облизал их. Пища показалась ему совершенно безвкусной. Гар напомнил себе, что она могла бы быть еще хуже. Впрочем, достаточно быстро голод одержал верх над брезгливостью, и он даже пришел к выводу, что гороховая похлебка — не худшее из того, что он когда-либо пробовал.

Покончив с едой, Гар последовал вместе с другими рабами во двор, к огромной куче песка, которым он вычистил миску, после чего вернулся обратно в сарай.

К его удивлению, рабы неожиданно принялись напевать.

Они исполнили какую-то медленную, тягучую, грустную балладу — как он и ожидал (что еще могут петь рабы!). В песне говорилось о грядущих радостях по уходу за райским садом, который наполнен благоуханием спелых плодов, дарящих людям вечную молодость, и где работа кажется приятной радостью и беззаботной игрой.

Гар слушал пение с какой-то непонятной для него самого грустью. Неужели их жизнь настолько тягостна и унизительно трудна, что тяжкое бремя их нынешнего существования способна осветить радостью лишь горькая мечта о сладостной загробной жизни?..

Гар внутренне содрогнулся от этой мысли.

Тут пение неожиданно прервал чей-то грубый, властный оклик.

— Грета!

Рабы в ту же секунду замолчали.

Вот дурак, такую песню испортил! — с досадой подумал Магнус.

Девушка, напоившая его водой, встала.

— Почему я? Ведь в последний раз это было всего лишь три ночи назад!

— Потому что твое тело кажется мне приятным, — проговорил стремительно вошедший в сарай Кавса, чьи глаза светились нескрываемой похотью. Его сопровождали еще два надсмотрщика. — Пойдем со мной, девка! Пошевеливайся!

— Нет! Это несправедливо! Нельзя так скоро! Выбери себе другую! — Грета обернулась к другим женщинам-рабыням в поисках поддержки. — Пусть пойдет та, которая была с ним давно! Пожалуйста! Прошу вас!..

Со своего места собралась было подняться Рега, на лице которой сохранялось бесстрастное выражение, однако Кавса сильным толчком грубо усадил ее на прежнее место.

— Сегодня ночью твоя очередь, красотка Грета, только твоя и ничья другая! Пойдем.

— Нет! Не пойду!..

Грета попятилась к стене сарая, затем неожиданно бросилась к окну.

Кавса в два прыжка догнал ее и повалил на пол, крепко схватив девушку за запястья. Она завизжала и принялась отчаянно брыкаться, ухитрившись укусить своего обидчика за руку.

Тот, чертыхаясь, выпустил ее. Его товарищи тут же набросились на девушку.

Прижимая к груди укушенную руку, Кавса злобно прорычал:

— Вытащите ее во двор и привяжите к столбу!..

Затем, пнув ногой какого-то мальчишку, он рявкнул:

— Быстро приведи сюда стюарда! Шевелись, зараза!..

Мальчуган с расширившимися от страха глазами стремглав бросился к двери и выскочил во двор.

— Все вон отсюда! — орал Кавса. — Все! До единого! Вон! Вы давно уже не видели, что происходит с рабом, который не повинуется надсмотрщику!..

Рабов как ветром выдуло из сарая.

Раскрасневшиеся от гнева надсмотрщики были готовы сорвать зло на первом попавшемся бедолаге, поэтому, подгоняемые страхом, все моментально оказались на улице. Рабы торопливо окружили столб, специально предназначавшийся для порки непокорных, к которому Кавса привязал за запястья Грету.

Девушка кричала, плакала и сопротивлялась, однако Кавсе на помощь пришел один из надсмотрщиков, и они вдвоем крепко привязали ее к столбу.

Когда они отошли в сторону, во дворе появился стюард Вульфсон. Это был упитанный человечек с мясистым лицом, совсем недавно достигший среднего возраста.

— В чем дело, Кавса? — сварливо осведомился он.

— Эта самая Грета, ваша светлость, — тяжело дыша, объяснил надсмотрщик. — Она посмела не подчиниться приказанию, стала спорить со мной...

— Он спал со мной всего лишь три дня назад! — громко запротестовала Грета. — Совсем недавно...

Вульфсон подошел ближе и каким-то спокойным, чисто механическим жестом ударил ее тыльной стороной ладони по губам.

— Мне плевать, какой приказ ты посмела не выполнить! Мне плевать и на то, почему ты это сделала! Ты ослушалась одного из моих надсмотрщиков. Это то же самое, как если бы ты посмела ослушаться меня!

Вульфсон смерил взглядом несчастную девушку сверху вниз и неожиданно подмигнул.

— Как знать? Я сам могу позвать тебя к себе в одну из ближайших ночей...

Повернувшись к Кавсе, он рявкнул:

— Оголи ей спину и подай мне кнут!

То, что произошло в следующие минуты, было так же ужасно, как и все прочие картины насилия, свидетелем которых Гару приходилось быть раньше. Однако отвести взгляд в сторону он не мог, потому что надсмотрщики расхаживали вдоль собравшихся полукругом ряда рабов, покрикивая на них:

— Всем смотреть сюда! Если кто-нибудь посмеет закрыть глаза, тот сам получит знатную порку!..

Сорвав со спины Греты рубашку, надсмотрщики сопроводили свои действия скабрезными комментариями. Вульфсон принялся безжалостно хлестать девушку кнутом. Глаза его разгорались ярче при каждом крике боли, срывавшемся с губ несчастной.

Сцена истязания разрывала сердце Гара. Обдумывая сложившуюся ситуацию, он мысленно взвешивал на одной чаше весов боль, испытываемую Гретой, а на другой — возможность принести свободу всей этой стране, если он постарается не вмешиваться в происходящее, а получше разберется в уязвимых местах здешних правителей.

Магнус попытался силой мысли развязать узлы на веревках, стягивавших руки Греты, однако у него ничего не вышло.

Гар с ужасом понял, что удар по голове нанес ему сильный вред, как он того и опасался. Оставалось надеяться лишь на чудодейственное скорое исцеление, потому что пока этого не произойдет, он может считать, что находится в ловушке, из которой практически невозможно выбраться.

Когда экзекуция завершилась, Вульфсон сунул кнут обратно в руки Кавсе.

— Держи. Скажешь мне, когда она немного придет в себя. А сейчас пойду заканчивать ужин.

Вульфсон удалился. Надсмотрщики отошли в стороны, дав женщинам возможность отвязать от столба несчастную Грету.

Они унесли рыдающую девушку в сарай. Остальные рабы также вернулись туда и молча заняли свои прежние места.

— Рега! — резко выкрикнул Кавса.

Миниатюрная женщина встала и устремила на надсмотрщика встревоженный взгляд.

— Да, господин?

— Отправляйся на сеновал, на чердак! И быстро!

Рега, не говоря ни слова, направилась к огромному темному строению, располагавшемуся недалеко от сарая.

Гар почувствовал, как его захлестывает волна гнева — горького, безнадежного, и он не властен над собой и ничего не может сделать для того, чтобы совладать со своими ощущениями...

Магнус проследовал за остальными в сарай и опустился на свою лежанку. Откуда-то из глубины темного помещения до его слуха донесся прерываемый рыданиями голос Греты, полный нескрываемой ярости.

— А мне наплевать! Лучше порка, чем снова лечь в постель с этим грязным животным!..

После этих слов Грета залилась безутешными слезами.

Гар мысленно направил волну эмоциональной энергии, желая избавить девушку от боли в изувеченной спине, ускорив процесс исцеления, однако желаемого ответного импульса не ощутил.

Отчаявшись, он увеличил силу ментального напора, внутренне обратившись в слух, стараясь прочитать мысли Кавсы.

Наконец, к своему величайшему облегчению, Магнус уловил мысли надсмотрщика, слабо тлевшие в ментальной темноте, подобно последнему крошечному угасающему угольку в остывающем очаге. Мозг Кавсы излучал похоть и тупую жестокость.

Гар проник в мысли надсмотрщика немного глубже, обнаружил нервный узел, в который мог бы послать импульс, блокирующий ток крови как раз в нужном месте, чтобы оборвать жизнь этого неумного и жестокого создания. Однако все оказалось не так легко, как думалось: синапс функционировал настолько отлаженно, что возникло ощущение, будто мысли Кавсы концентрируются достаточно далеко от него.

Как бы в подтверждение этому, Гар почувствовал, что слышит еще чьи-то мысли, явственно различает их, следует — едва ли не по пятам — за током нервных импульсов по всему их причудливому, непредсказуемому маршруту. Однако при этом его онемевший мозг был не в состоянии послать импульс, способный изменить этот путь.

Магнус поспешил вернуться из ментального путешествия, не желая ничего слышать или чувствовать, ощущая свою абсолютную беспомощность и совершенное одиночество в сплошной беспросветной тьме.

Кто-то снова затянул медленную, тягучую как мед, грустную песню, почти панихиду. Ее тут же подхватили другие голоса, и вскоре пела почти половина присутствующих — и взрослых, и детей. Неожиданно раздался жалобный плач, который певцы тут же перекрыли, запев еще громче.

Чья-то рука схватила Гара за плечо. Он с трудом разглядел какую-то фигуру, однако глаза незнакомца были всего лишь чуть выше уровня его собственных глаз, несмотря на то, что человек стоял, а Гар сидел.

Взгляд незнакомого коротышки был исполнен жалости и сострадания.

— Тебе в первый раз пришлось увидеть подобное? Да, парень?

— Нет, — ответил Гар. — Но я в первый раз не смог ничего сделать для того, чтобы помешать этому.

Он никогда еще в своей жизни не чувствовал себя таким беспомощным.

* * *

Когда стало так темно, что уже ничего было нельзя рассмотреть на расстоянии протянутой руки, Гар вытянулся во весь рост на своей лежанке, отчаянно пытаясь найти то положение, при котором синяки на его теле не вступали бы в соприкосновение с колючей соломой.

Ожидая, когда к нему придет сон, Магнус лежал, прислушиваясь к звукам, которые издавали остальные рабы. О чем-то сдавленно рыдали Грета, Рега и другие женщины, которых надсмотрщики выбрали в эту ночь на роль наложниц; раздавался храп тех, кому посчастливилось быстро погрузиться в сон; время от времени слышались приглушенные вздохи и короткие вскрики удовольствия тех парочек, которые под покровом тьмы предались единственно доступным рабам и рабыням удовольствиям...

Гар с горечью подумал о том, что стюард Вульфсон не мог или не пожелал предоставить рабам возможности хоть как-то уединиться для подобных целей, хотя, похоже, любвеобильные парочки в этом особенно не нуждались.

Совсем рядом с Гаром послышался шорох одежды, и он увидел, как женщина очень маленького роста, подобрав юбку, села рядом с ним, насмешливо улыбаясь.

— Я весь вечер за тобой наблюдала, чужестранец!

— Меня зовут Гар, — произнес он. — А тебя?

— Хильда, — ответила женщина. — Наша жизнь горька, но мы могли бы немного подсластить ее.

— Спасибо тебе за предложение, но после того, что мне довелось увидеть сегодня вечером, я понял, что возненавижу себя, если хотя бы прикоснусь к женщине, — произнес Гар, однако на ощупь отыскал руку своей собеседницы и, легонько сжав ее, тут же отпустил. — Удивительно, что стюард Вульфсон позволяет своим рабам получать хотя бы какие-то удовольствия. Почему он не держит мужчин и женщин отдельно?

— Почему? — хихикнула Хильда. — Просто он не может надеяться на то, что свободные женщины родят в достаточном количестве детей — слишком больших или слишком маленьких. Стюард должен быть уверен в том, что завтра у него появится еще больше новых рабов.

— Он их выводит как породу скота, — горестно констатировал Гар.

— Да, он называет это так, — отозвалась Хильда. — Мы же называем это любовью.

Замолчав, женщина отвела взгляд и задумчиво посмотрела в глубь темного помещения.

— Глупые, жалкие, ничтожные люди, вон там! Две парочки, пытающиеся зачать нормальных детей — большая женщина с маленьким мужчиной, а также маленькая женщина с большим мужчиной. Если даже дети и вырастут до габаритов среднего жителя Мидгарда, они все равно останутся рабами.

— Даже если они будут внешне похожи на своих хозяев? — удивленно спросил Гар.

— Даже в таком случае, — с горечью кивнула Хильда. — В их жилах будет течь кровь либо карлика, либо гиганта. Но сын или дочь раба все равно останутся рабами.

Гар деликатно кашлянул.

— Бедняги, — пробормотал он.

— А мы? Разве все мы не достойны жалости? — откликнулась Хильда. — И все-таки, парень, тебя по-настоящему потрясло, как наказали Грету. Никогда раньше не видел такого?

— У меня просто слабый желудок, — буркнул Гар.

— Ну, тогда дождись, пока он придет в норму. Потом найди меня, — со вздохом сожаления проговорила Хильда.

Затем она легонько коснулась его руки и растворилась во тьме.

Гар позволил женщине уйти, прекрасно понимая, почему она приходила, почему рабы не прекращают заниматься любовью — невзирая на то, что их будущие дети тоже станут рабами и будут жить в такой же беспросветной нищете, что и они сами...

Магнус никогда еще он не испытывал такого горького чувства одиночества, как в эту темную ночь.

* * *

Еще до того, как Магнус уснул, он уже узнал об этой планете столько, что имел все моральные оправдания для того, чтобы свергнуть правительство Мидгарда.

Магнус был не совсем уверен в том, что правительство как таковое на Зигфриде существует, однако обладал, по его мнению, полным правом захватить эту страну — по возможности не пролив ни единой капли крови.

Однако сомнения по поводу того, что переворот и захват власти окажутся бескровными, у Магнуса все-таки имелись.

Силу гнева и ненависти рабы умело скрывали, но в том, что эти чувства очень сильны, не было никаких сомнений.

Тем не менее гнев угнетаемых был направлен прямо на их господ и лишь изредка изливался на собственных товарищей по несчастью в ссорах, которые происходили повсеместно между людьми, вынужденными жить вместе, причем слишком близко и скученно. Гара крайне поразило то, что мужчины даже не пытались запугать женщин — притом, что они видели, как надсмотрщики нещадно эксплуатируют несчастных. Ответ заключался скорее всего в следующем: мужчины-рабы, которых всячески унижали надсмотрщики, никоим образом не желали подражать своим угнетателям.

Не меньшее удивление вызывало у Магнуса и то, что рабы-великаны даже не пытались избивать рабов-коротышек. Невольники старались для собственного удобства держаться довольно дружно. Вполне возможно, что причиной подобной духовной близости была крепко связывавшая рабов цепь общих страданий. Полукарлика и полугиганта объединяла нищета инеобходимость наличия взаимовыручки, чтобы выжить.

Хотя, вполне возможно, все это можно было объяснить обычной усталостью, не позволявшей рабам унижать друг друга, однако Гар имел серьезные сомнения на этот счет. Ему доводилось видеть, как люди в крайне тяжелых обстоятельствах все же пытались издеваться над своими товарищами.

Никаких сомнений в силе влияния надсмотрщиков не возникало. Каждую ночь каждый из них выбирал себе новую наложницу, а днем пытался воспользоваться любым, даже самым ничтожным поводом для того, чтобы ударить или каким-либо иным способом унизить кого-нибудь из рабов. Они постоянно находили поводы и для грубых окриков, оскорблений, насмешек, и делали это с несомненным удовольствием.

После того как последствия сотрясения мозга стали проходить и Магнус почувствовал себя лучше, он с большей четкостью смог «прочитывать» эмоции надсмотрщиков и окончательно пришел к выводу, что свои обязанности и свою подлую работу они действительно выполняют с огромным садистским наслаждением.

Гар не испытывал ни малейшего сожаления от того, что читает чужие мысли. Не могло быть никаких сомнений, что эти люди — его враги. Он оказался в таких суровых жизненных обстоятельствах, что просто вынужден использовать свой мощный психоэнергетический ресурс, чтобы вырваться на свободу.

Магнус также не испытывал сожаления и по поводу копания в мыслях стюарда Вульфсона, он прекрасно понимал, что и этот человек — его враг. Гару требовалась любая крупица знаний о здешних обычаях для того, чтобы свергнуть структуру власти, правившую на Зигфриде, составной частью которой являлся Вульфсон.

Магнус узнал, что Мидгард состоит из целой дюжины королевств и каждый из королей управляет своей вотчиной самоуправно, как сам того пожелает; однако на деле это все-таки определялось общей политической линией Совета Королей.

Правление Совет осуществлял круглый год, поэтому королям приходилось передавать часть собственных полномочий своим баронам. Бароны, в свою очередь, разделили свои владения каждый на двенадцать крестьянских подворий, которыми управляли стюарды.

Один раз в год бароны собирались в столице для участия в работе Альтинга — законодательного органа, определявшего направление политики, которую Совет Королей должен был проводить в течение всего следующего года и решать различные правовые вопросы.

Гара удивило то, насколько раздробленной оказалась здешняя власть; ему также искренне хотелось узнать, почему так произошло на Зигфриде, однако разум Вульфсона был девственно чист в части исторических знаний. Кроме того, как выяснилось, стюарда отличало полное отсутствие какого-либо любопытства к тому, что не касалось его плотских запросов и потребностей.

Болезненные ощущения, возникшие вследствие сотрясения мозга, полученного Магнусом, прошли довольно быстро — однако для этого все-таки потребовалось несколько дней, в течение которых ему являлись видения, которые, как чувствовал Гар, ему отныне никогда не забыть.

Надсмотрщики больно избивали Магнуса своими посохами всякий раз, когда он недостаточно быстро, по их мнению, выполнял работу. Такое случалось, когда надсмотрщикам становилось скучно и хотелось позабавиться.

Как-то раз Гар попытался огрызнуться, но это привело лишь к тому, что не менее дюжины негодяев набросились на него с посохами и дубинками. Читая их мысли в те мгновения, когда он пытался защищаться от безжалостных ударов, Гар понял, что все они только и ждали возможности проучить нового раба.

В тот же день, чуть позже, Гар стал свидетелем того, как выпороли мужчину, не выполнившего приказа надсмотрщиков — он отказался избить женщину, как те того пожелали...

Тем же вечером Кавса приказал Гару отнести дрова в дом стюарда, где он увидел, что прислуга — старики-рабы и женщины среднего возраста — все до единого отчаявшиеся апатичные создания, в которых сохранилась единственная эмоция — страх. Те, кто прислуживал хозяину за столом, были одеты довольно прилично, все остальные щеголяли в таких же лохмотьях, что и рабы-батраки.

В конце недели Гар решил, что насмотрелся уже достаточно для того, чтобы четко определить для себя: существующий на планете строй достоин свержения раз и навсегда. Суд — скорый, правый и справедливый — будет вершить лично он сам.

Гар опробовал свои силы сначала на грядках, которые он обрабатывал мотыгой. Когда сорняки сами вылезли из земли, Магнус испытал чувство удовлетворения.

Через несколько минут Гар направил на Кавсу волну «сонных мыслей» и вскоре убедился в том, что своей цели достиг...

В тот же вечер, когда костлявый старый раб получил приказ принести в дом стюарда охапку дров, Гар мысленно толкнул поленья и увидел — опять-таки мысленно, — как раб удивленно выпрямился, а затем осторожно зашагал к черному ходу.

Гар улыбнулся, зная, что дальность действия его пси-энергии могла быть и не такой большой, как сейчас оказалось, но вполне достаточной. Он покопался у Кавсы в мозгу и выяснил, куда тот припрятал его вещи.

После того как стемнело, Магнус еще раз проверил свои способности. Для этого он мысленно пережал кровеносный сосуд в одной специфической части тела Кавсы и, к своему удовольствию, услышал, как находившийся на сеновале надсмотрщик громко, на весь двор, чертыхнулся. Раздался также негромкий шлепок — к сожалению, всего лишь один, — и через пару минут из сарая выскочил Кавса с побагровевшим от ярости лицом. Вскоре оттуда же вышла и женщина, которую он выбрал на эту ночь своей наложницей. В отличие от похотливого надсмотрщика на ее лице читалось нескрываемое удовлетворение — это надо же, как ей повезло!

Охваченный возбуждением и ожиданием чего-то неизвестного, Гар прилег на лежанку. Боль давно оставила его мозг, и он чувствовал, что готов к решительным действиям.

Вокруг планеты, на которой очутился Магнус, обращалось три луны, однако ни одна из них не отличалась яркостью спутника Терры. Но, когда все три одновременно оказывались в небе Зигфрида, над планетой становилось по-настоящему светло.

Гар уже знал время восхода первой из лун, и поэтому выскользнул из сарая в самые первые ночные часы под непроницаемым покровом тьмы, когда поверхность земли освещали лишь тусклые звезды. Караульным в эту ночь, к сожалению, был не Кавса, а другой надсмотрщик, однако теперь Гар относился ко всем им с равной степенью неприязни.

Когда надсмотрщик пересек хозяйственный двор, Гар мысленно заставил его оглянуться, после чего ввел его в состояние непреодолимой сонливости, внушив предвкушение мягкой постели, уютной и теплой, лежа в которой так приятно и сладостно погрузиться в сон.

Гару пришлось, мотнув головой, стряхнуть сонливость с самого себя — день оказался долгим и тяжелым, и поэтому телепатический импульс рикошетом пришелся и по его собственным мозгам. Однако основная сила импульса дошла точно по назначению — надсмотрщик остановился, чтобы зевнуть, и привалился к стене строения. Затем он принялся зевать непрерывно.

Голова надсмотрщика стала безвольно опускаться на грудь.

Зевнув в очередной раз, он клюнул носом и, все так же прижимаясь носом к стене, соскользнул на землю. Бедняга явно не успел даже осознать своего падения.

Гар нагнулся, чтобы поднять его плащ, шляпу и посох. Оружие, конечно, не ахти какое, но и на том спасибо. Потом Магнус выскользнул под покров ночи, короткими перебежками преодолевая расстояние от одной постройки до другой, пока наконец не прокрался мимо дома, где жил стюард. Здесь он сделал остановку, чтобы забрать из сарая с инвентарем свой рюкзак, и крадучись двинулся дальше.

Выйдя за деревню, Гар остановился. Он еще никогда не ходил этой дорогой. Обычно рабы выходили на поля из-за дома, и Гар подозревал, что посевы по другую сторону дороги принадлежат кому-то еще. Мысленным усилием Магнус вызвал образ полученного с орбиты фотоснимка местности, определил стороны горизонта, повернул направо и двинулся по дороге на восток. При этом он сгорбился, как старик, поглубже надвинул на лицо капюшон и пошел, шаркая ногами и постукивая посохом. Магнус старался идти пригнувшись, чтобы казаться ростом не выше пяти с половиной футов.

Его уловка почти удалась. Однако не успел он пройти мимо следующей фермы, как услышал за спиной чей-то недовольный голос:

— Кто это? Какой придурок тут шастает ночью?

— Не иначе как беглый раб, — крикнули откуда-то с другой стороны дороги. — Недовеликан, идет пригнувшись, чтобы спрятать рост!

В который уже раз Гару пришлось отбиваться от нежданных врагов... Сейчас их навалилось на него с полдесятка. Злобные выкрики и удары чьих-то пудовых кулаков и окованных железом дубинок посыпались на него со всех сторон.

Но на этот раз Гар был готов к отражению атаки. Он тотчас возвел вокруг себя нечто вроде защитного кокона. И хотя эта мысленная стена была не в состоянии сдержать удары, она заметно смягчала их силу. Гару удалось не только отвести от себя несколько занесенных кулаков, но и в отместку всыпать противникам пару-тройку горячих.

Сначала он блокировал занесенную у него над головой руку, затем лягнул кого-то в живот, резко развернулся и, подпрыгнув, нанес противнику удар в грудь, а еще кому-то больно стукнул кулаком по голове. Правда, не успел Магнус этого сделать, как у него самого в голове зазвенело, и после мощного удара он рухнул на колени.

Падая, Магнус попытался проникнуть в сознание нападающего, посеять там панический ужас. Пусть мучитель получит сполна за все унижения, перенесенные им за неделю...

Да, прошла всего неделя, но эти семь дней показались Гару вечностью.

Не успел он подняться на ноги, как услышал чей-то испуганный вопль. Переступив через тело поверженного противника, Магнус шагнул навстречу одиноко стоящей фигуре надсмотрщика. Тот в ужасе попятился. В темноте ночи сверкнули белки широко раскрытых от страха глаз.

— Что ты с ним сделал? Признавайся! Немедленно!..

Гар протянул ему навстречу руку. Не дожидаясь продолжения, противник повернулся и бросился в бегство. Гар послал ему вслед очередной четкий мыслеобраз. В следующее мгновение надсмотрщик споткнулся, ноги его подкосились, и он плашмя растянулся на дороге.

Не успел он позвать на помощь, как Гар взорвал в его мозгу настоящий фейерверк искр. Надсмотрщик провалился в беспамятство. Подойдя к лежащему ничком противнику, Магнус нагнулся, снял с него меч и спрятал под плащом.

Ферма была освещена, изнутри доносился нестройный хор голосов. Люди кричали, перебивая друг друга. Гар отступил в тень и проник в сознание каждого из них — всего надсмотрщиков было пятеро или шестеро, — и постарался усыпить.

Спустя несколько минут Магнус уже смог спокойно вздохнуть. Затем он осторожно направился в сторону ручья. Чтобы сбить со следа погоню, лучше какое-то время идти по воде.

Он невольно усмехнулся: когда вся эта честная компания проснется, то народ наверняка примется рассказывать всяческие небылицы. Например, о том, как откуда-то из темноты ночи на них вылез медведь и принялся, не говоря ни слова, мутузить добропорядочных селян, отчего те валились на землю, словно снопы. А один бедолага — вот уж кому не повезло, так не повезло! — скончался прямо на месте, причем на теле у него не осталось даже царапины. Не иначе как испустил дух от страха.

Гар подумал, что не станет оплакивать надсмотрщика или корить себя в его смерти. После недели, проведенной в рабстве, — ни за что!

Он не ощутил даже намека на раскаяние.