— Вот теперь уж точно — добро пожаловать к нам! — вскричал герцог. — И в подтверждение этому вот ваши комнаты — Лазурные Покои! Коснитесь рукой двери, ибо теперь, кроме вас, никто не сумеет открыть ее.

Орогору в изумлении приложил к двери ладонь. Дверь распахнулась, а за ней оказалась просторная комната со стенами бежевого цвета, темно-синим ковром и занавесями. Даже изображенные на висевших по стенам картинах люди были в синих одеждах — господа и дамы, боги и богини, которых сопровождали слуги, и это в лишний раз напомнило Орогору о том, что сам он — знатного рода.

— Входите же, ваше высочество, входите! — поторопил Орогору герцог.

— Да-да, входите, — эхом повторила графиня, сверкая глазами. Орогору посмотрел на нее, и у него пересохло горло от волнения. Он кашлянул и переступил порог.

Толпа последовала за ним. Все наперебой показывали ему всевозможные диковинки.

— Вот это — ваша гостиная. Здесь вы можете купаться в роскоши, подобающей вашему титулу!

— А вот — очаг! — Пожилая дама указала на небольшой камин в углу. — Но он служит всего лишь для украшения — в этих покоях тепло всю зиму, а летом прохладно!

— Если пожелаете поесть, — сообщил высокий молодой человек в алых одеждах, — вот ваш стол. — Он прикоснулся к продольной полосе на стене, и она выехала из стены и, выпустив ножки, превратилась в самый настоящий стол. — Затем произнесите вслух, чего бы вам хотелось отведать, и эти блюда тут же появятся на столе!

— Взгляните сюда! — воскликнула молодая красотка, — здесь все женщины были дивной красоты, и Орогору знал, что так и должно быть, и все же никто, на его взгляд, не мог сравниться с графиней Гильдой. — Какая прелестная рама для картины, правда? — И она указала на висевшую на стене резную раму. — Но произнесите несколько слов, и она наполнится движущимися фигурами, и вы увидите целую историю! Картина! Покажи мне «Романс о Розе!».

Картина тут же ожила. Внутри рамы появились мужчины и женщины в чудесных нарядах, статные и изящные — воплощенное благородство. Орогору постарался запомнить название картины. Пока он чувствовал себя неуклюжим и неловким среди этих блестящих господ и надеялся благодаря этой картине выучиться правильной осанке и походке.

— Тут еще есть книги! — Молодой принц указал на высокий, от пола до потолка, шкаф, набитый книгами в кожаных переплетах.

— Восхитительно! — воскликнул Орогору, но у него мерзко засосало под ложечкой. Как он мог признаться этим образованным людям в том, что не умел читать?

— А вот эта книга самая чудесная! — вскричала герцогиня и взяла с полки тонкую книжку. Открыв ее, она поднесла ее Орогору. — Поглядите! Она говорящая!

Орогору уставился на изображенную на странице фигуру, представлявшую собой две соединенные под углом линии с перекладинкой посередине. Из книги послышался голос:

— Это буква «эй», иногда ее произносят как «а».

— Настоящее сокровище, — с чувством вымолвил Орогору. Он был всем сердцем благодарен графине. Как это было мило, как тактично с ее стороны — показать ему, что он может быстро научиться читать! Насколько же она оказалась прозорлива: сразу угадала, что он в этом нуждается!

Гильда захлопнула книгу и поставила ее на полку, а потом повернулась к двери и сказала:

— А тут другие чудеса.

Эта дверь открылась в ответ на прикосновение графини, и заполнившие покои дамы и господа подтолкнули Орогору вперед, в новую комнату. Она оказалась размером вполовину меньше гостиной, на полу здесь лежал лазурный ковер с рисунком в виде листьев и цветов, а у стены стояла широкая кровать с четырьмя столбиками. При виде такой роскоши у Орогору дух перехватило — ведь прежде ему доводилось спать лишь на матрасе, набитом соломой. Он почувствовал, как кто-то коснулся его руки. Повернув голову, Орогору увидел, что ему кокетливо улыбается графиня Гильда. Орогору замер, сердце его взволнованно забилось, но она только рассмеялась и поспешила к другой двери.

— Ваша туалетная комната!

Толпа вельмож втолкнула Орогору в новую комнату. Здесь, перебивая друг дружку, обитатели дворца стали показывать Орогору бесчисленные чудеса. А в комнате стоял шкаф, который умел счищать пыль с одежды, из стены торчала труба, из которой сама по себе текла теплая благоуханная вода (Орогору заверили в том, что она совершенно безвредна и что течет она из неиссякаемых источников). Кроме того, в комнате стоял еще один шкаф, полный чистой одежды, а старую стоило только бросить на пол, и утром она исчезала. Для бритья имелся чудесный крем — его стоило только нанести на кожу, а потом стереть — и щетины как не бывало, и она потом не отрастала целый месяц!

— Освежитесь, — предложил Орогору герцог, — а потом приходите к нам в большой зал. Только скажите, куда желаете пойти, — и на стене появится лазурное пятнышко. Оно будет двигаться впереди вас и приведет к нам.

— Не заставляйте нас ждать долго, — шепнула Гильда, коснулась руки Орогору на прощание и ускользнула за дверь.

Следом за ней удалились и все остальные, смеясь и перебрасываясь шутками, радуясь тому, что среди них появился еще один соплеменник, особа королевской крови! Сердце Орогору наполнилось благодарностью ко всем, кто жил здесь, за то, что они без промедления и сомнений приняли его в свой круг. О, конечно, он не заставит их ждать! Но нужно поскорее избавиться от этого мерзкого крестьянского тряпья, этих лохмотьев, которые столько лет помогали ему хранить его тайну! Орогору закрыл дверь туалетной комнаты, скинул тяжелые башмаки и рубаху и шагнул в чистящий шкаф.

Выйдя из него, он поразился тому, насколько освеженным и обновленным почувствовал себя, а ведь его кожи не коснулось ни капельки воды! Затем с помощью чудесного крема он избавился от отросшей щетины, а потом открыл гардероб и обнаружил там дублет и рейтузы такой красоты, что у него просто дух захватило. Одежды были сшиты из серебристой ткани, украшены лазурной вышивкой. Кроме дублета и рейтуз в шкафу висел короткий лазурный плащ и стояли лазурные сапожки. Поверх платья висел еще один странный предмет одежды, сшитый из простого полотна. Покрой его показался Орогору странным, но, повертев его так и сяк, он наконец сообразил, для чего предназначена эта одежка, и натянул ее на бедра, причем она прилегла к телу так плотно, словно была живой. Ощущение было непривычное и не самое приятное для человека, который никогда не носил такой обтягивающей одежды, но Орогору решил, что должен к этому привыкнуть, раз уж тут принято носить такое. Затем он нарядился в прекрасный дублет и рейтузы и, встав перед зеркалом, поразился произошедшей с ним перемене. В зеркале отражался не грязный уродец-крестьянин, а высокий, стройный аристократ с блестящими волосами и суровым, красивым, благородным лицом. Орогору смотрел и сам себя не узнавал.

Он поспешил к двери, готовый занять подобающее ему место в блестящем обществе.

* * *

Солнце вот-вот должно было спрятаться за горизонтом, когда Гар свернул с дороги к небольшой рощице.

— Пора подумать о ночлеге, друзья мои, — сказал он.

— Похоже, лучшего места для ночлега нам не отыскать, — вздохнул Дирк. — Хотя... в следующей деревне наверняка есть гостиница...

Майлз передернул плечами.

— С вашего позволения, господа, я бы лучше гостиницу стороной обходил. Понимаю, это глупо, но у меня такое предчувствие: если я заночую где-нибудь поблизости от стражи, меня как пить дать сцапают.

Сказав это, он в очередной раз изумился тому, что отважился подать голос до того, как к нему обратились господа.

Но ни Гар, ни Дирк на его дерзость никакого внимания не обратили.

— Это я очень даже хорошо понимаю, — кивнул Дирк. — И должен заметить — ты предусмотрителен. Безусловно, заночевать в роще гораздо безопаснее. Вряд ли там кто бродит по ночам, в том числе — и лесничие.

— А особенно — те лесничие, что преследуют нас, — согласился Гар.

Ярдах в пятидесяти от дороги подлесок оборвался. Широкие участки пустой земли простирались под тридцатифутовыми елями. С нижних ветвей елей хвоя осыпалась. Гар натянул поводья своего коня.

— Вполне сойдет для стоянки. Майлз, будь добр, собери хвороста для костра, а мы с Дирком пока палатку поставим.

— Эт-то я запросто, господин Гар, — с готовностью откликнулся Майлз, потрясенный тем, что Гар не приказал ему отправиться на поиски хвороста, а вежливо попросил.

Между тем путешествовать с этими странными людьми ему теперь было настолько же боязно, насколько и в одиночку. Из-за того, какие речи вел господин Гар, шпионы Защитника уже через неделю, а то и раньше начнут за ним охотиться и стражников настропалят. А наказание за изменнические речи было столь же суровым, как за отказ жениться. После пыток жизнь наказуемого можно было считать конченой — остаток ее осужденные проводили на рудниках Защитника. Майлз начал собирать хворост. Набрав немного, добавил еще и еще и мало-помалу стал уходить все дальше и дальше от лагеря. Но охапку держал крепко — мало ли, вдруг Гар или Дирк пойдут его искать? На этот случай и не бросил хворост — решил, что скажет, будто не сообразил, сколько нужно дров собрать. Тогда они не догадаются, что он решил бежать от них.

Конечно, никто его не удерживал, так почему же не бежать? Они ведь сами говорили — и не раз — что он им не раб и не пленник и может уйти куда и когда пожелает. Наверное, они и гнаться бы за ним не стали, но Майлзу не хотелось рисковать.

— Эй! — послышался резкий оклик, и чья-то рука цепко сжала плечо Майлза. Майлз вскрикнул, обернулся, с языка его уже готовы были сорваться слова оправдания, но увидел он перед собой никак не Дирка, а незнакомца в зеленой шляпе лесничего с красным пером, что означало, это — старший лесничий. Кто-то схватил Майлза сзади под мышки, вывернул руки, и собранный хворост рассыпался по земле.

— Огня! — распорядился лесничий, и кто-то из его подчиненных отбросил тряпицу, которой был прикрыт зажженный фонарь. К Майлзу шагнули еще несколько человек, и сердце у бедняги ушло в пятки. О, как он жалел, что не остался рядом с Гаром и Дирком!

Гар и Дирк... Майлз вспомнил, как они дурачили всех, кто встречался им на пути. Может быть, и он сумел бы наболтать с три короба, сказать, к примеру, что он — странник, чей пропуск украли, что он заблудился и голоден как собака...

Но вот в свете фонаря возникла фигура человека в балахоне до бедер, с серебряной цепью на груди. Пламя и ночные тени изменили его лицо, но Майлз все же узнал бейлифа из своей деревни. Майлза замутило от страха. Теперь отпираться было бесполезно.

— Не тот ли, кого вы разыскиваете? — спросил старший лесничий.

Бейлиф покачал головой:

— Мой был гладко выбрит и темноволос. Постричь свои патлы, он, спору нет, мог, конечно, но чтобы успел отрастить такие густые... А ну-ка, ну-ка, постойте-ка! — Он прищурился, протянул руку и дернул Майлза за усы. Усы, естественно, оторвались.

Майлз вскрикнул от боли.

— Клянусь Защитником, это ты! — воскликнул бейлиф. — Ну, ты малый головастый. Додумался ведь — ишь ты! Волосы состриг и усы смастерил!

— Не совсем так, — прозвучал из темноты мягкий гортанный голос. — Это он не сам придумал. Это я.

Бейлиф вздрогнул от испуга, резко обернулся и оказался лицом к лицу с Гаром. Он невольно попятился в изумлении, и Майлз не упустил такой замечательной возможности: пнул бейлифа ногой под зад, и тот повалился наземь ничком. Лесничие раскричались, а тот, что держал Майлза за руки, ослабил хватку. Майлз вырвался, развернулся и снова нанес самый сильный удар ногой, на какой только был способен. Лесничий взвыл и упал на спину. Бейлиф приподнял голову, успел заметить, что Майлз исчезает во тьме, и гневно возопил. Но долго вопить ему не дали:

Гар ухватил его за ворот и поднял одной рукой.

Все как один лесничие бросились к Гару. Тут за дело взялся Дирк: резкий удар — и вот один из лесничих сбит с ног. Гар швырнул обмякшего бейлифа под ноги еще двоим, но еще трое обнажили мечи и с криком кинулись к нему.

Майлз, обретя безопасность в темноте, одумался и развернулся. Эти люди уже однажды спасли ему жизнь и только что сделали это снова. Он не мог убежать и позволить, чтобы они дрались из-за него. Он поднял с земли самую толстую хворостину и побежал обратно. Как раз в это время Гар меткими кулачными ударами уложил еще двоих лесничих. Бейлиф пытался подняться на ноги. Рука его уже сжала рукоять меча, но Майлз заехал ему по макушке дубинкой, и бейлиф повалился на бок без чувств. На миг Майлза охватила жалость — ведь он знал бейлифа с детства, и тот часто бывал добр к нему. А потом жалость сменилась ужасом: он ударил государственного служащего! Поймают — повесят!

О нет, лучше бы не поймали! Майлз обернулся и увидел, что к Гару кинулся последний лесничий. В руке он сжимал нож размером с короткий меч. Майлз вскрикнул, лесничий в испуге оглянулся, и Майлз огрел его дубинкой. Лесничий упал, но в это время на ноги ухитрились встать еще трое. Эти устремились к Дирку, считая его, видимо, более уязвимым, поскольку он уступал Гару ростом.

Двоих Гар поверг наземь, врезав им ребром ладони по шее, третьему Дирк преградил дорогу мечом и прямым ударом уложил на спину.

— Ну, что с вами прикажете делать? — поинтересовался Гар, подняв двоих лесничих с земли за ворот так, что их испуганные физиономии оказались напротив его лица. — Я понимаю: вы обязаны доложить обо всем, что вы только что видели, но если я вас отпущу, обещаете ли вы мне отправиться по домам и больше никуда не заглядывать?

Беспомощно болтавшиеся в его ручищах лесничие бросили взгляды на валявшихся на земле бейлифа и своего начальника и решили, что те уже испустили дух.

— Можете сказать, что вас отколотили так, что вы охромели, — сочувственно подсказал Дирк. — Это мы запросто можем изобразить.

— Нет! Нет! Мы уж как-нибудь без этого... похромаем, — прохрипел один из лесничих. — Вы нас только отпустите!

Гар бережно поставил их на землю. Оба оттянули ворот рубах и судорожно, глубоко вдохнули.

— Мечи мы у вас, само собой, отберем, — сообщил Дирк. Лесничие безрадостно переглянулись, но послушно протянули мечи рукоятками вперед.

Дирк взял оба меча и один подал Майлзу.

— А теперь ступайте, — распорядился он. Двое лесничих побрели во тьму, поддерживая друг дружку. Надо сказать, прихрамывали они весьма убедительно.

— Они все расскажут, — предупредил друзей Майлз.

— И другие тоже, когда очухаются, — отозвался Дирк.

— Но мы не станем убивать людей, которые всего-навсего стараются выполнять свою работу и хранить верность правителю. — Гар потер затекшее плечо. — Ох! Доложу я вам... Этот устрашающий прием — держать врага за шкирку — он, спору нет, впечатляет, но ведь и больно же!

— Вы... вы снова спасли меня... — пробормотал Майлз. Дирк пожал плечами.

— А для чего еще существуют друзья?

Майлзу показалось, что он сейчас захлебнется в волнах вины. Он хотел убежать от них, а они сражались за него!

— Что ж, теперь мы тоже преступники, — сказал Дирк. — Правда, мы и прежде были вне закона, но бейлифы об этом не ведали.

— А вы отпустили лесничих, и они натравят на нас гвардейцев окружного магистрата!

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Гар. — Теперь придется скрываться, как и полагается преступникам, но боюсь, до Пустошей, про которые ты говорил, нам уже не успеть добраться. Где тут поблизости самое удобное место для укрытия?

— Да вот оно, — развел руками Майлз. — Рощи, ельники, дубравы — все они, словно реки в озеро, впадают в густые леса. Нужно только держаться за деревьями, и тогда скоро углубимся в чащу. Конечно, лесники нас и там могут разыскать...

— Но еще скорее разыщут, прежде чем мы затеряемся в лесной чащобе, — хмуро уточнил Дирк. — Так что давайте-ка поскорее вернемся туда, где оставили лошадей, да отыщем оленью тропку. Если по ней олени могут пройти, то и лошади тоже.

Через полчаса Майлз уже вел своих спутников по ельнику в сторону густого леса. В этом ельнике ему довелось побывать всего раз в жизни — тут он как-то однажды заночевал по пути в окружной город, но окрестности запомнил хорошо и знал, как отсюда поскорее добраться до глухой чащобы. Шагая впереди друзей, он гадал, как это Гар и Дирк ухитрились оказаться поблизости именно в тот миг, когда ему отчаянно понадобилась их помощь.

Наверняка это произошло потому, что они пошли следом за ним, чтобы посмотреть, не схватили ли его. Заметили, что его нет слишком долго, заволновались и решили узнать, не попал ли он в беду! Майлзу снова стало ужасно стыдно.

* * *

Орогору вошел в просторный зал, где стояли накрытые столы. Его собратья аристократы смеялись и болтали друг с другом. Юноша заметил, что кокетство здесь — весьма излюбленная игра.

— Добро пожаловать, принц Приммер! — воскликнул высокий пожилой мужчина с короной на голове.

Орогору остановился и изумленно уставился на него.

— О, как вам к лицу новый наряд! — К юноше устремился герцог Дарамбэй, взял его под руку и подвел к коронованному мужчине. — Ваше величество, позвольте представить вам Орогору, принца Приммера! Орогору, преклоните колена перед своим владыкой, королем Лонгаром!

В священном трепете Орогору опустился на колени перед высоким стариком с благородным лбом и носом с горбинкой. Он просто-таки излучал царственность.

— Ваше величество! Я... я благодарю вас за ваше гостеприимство!

— Я рад приветствовать тебя, — раскатистым баритоном отвечал король. — Добро пожаловать в наш круг, принц Приммер! Сегодня у нас великое торжество, мы празднуем прибытие нового собрата! Милорды и миледи, прошу всех к пиршественному столу!

Все расселись и принялись пировать, смеясь и весело болтая, и при этом орудовали серебряными столовыми приборами так ловко, что казалось, сами их не замечали. Орогору, как мог, старался во всем подражать обитателям Затерянного Города, но не раз ему случилось краснеть: он тянулся за одной вилкой, а его сосед брал другую, брал нож в левую руку, а все — в правую. Правда, этих досадных оплошностей вроде бы никто не замечал, но если и замечали, то только улыбались, как если бы что-то вспоминали. Орогору понял: сейчас он столкнулся с тем, что каждый из сидящих за столом пережил, когда наконец вернулся в общество себе подобных после многих лет вынужденной ссылки. Странно, но похоже, никто из обитателей города не родился в его стенах...

Кругом кипели беседы, полные намеков на истории и науки, о которых Орогору не слыхивал. Он твердо решил, что непременно прочтет все книги из шкафа в своих покоях, и притом — в самое ближайшее время.

— Пожалуй, мои придворные проводят слишком много времени в усладах, — проворчал король Лонгар. — Нужно, чтобы Хранитель обучил нас наконец всему, чему мы хотели бы научиться!

— Да, но учение — это тоже наслаждение, ваше величество, — возразил юный принц (о том, что он — принц, Орогору догадался по размеру короны — она была побольше, чем герцогская).

— Такие наслаждения я только приветствую, — заметил король, — хотя не возражаю и против тех, которые вы дарите друг другу.

Орогору окинул взглядом сидевших за столом, чтобы понять, о чем сказал король, и заметил, что многие кавалеры целуют дамам руки или любовно пересчитывают их пальчики, как трепещут полуопущенные ресницы дам, как они, обмахиваясь веерами, заигрывающе поглядывают на мужчин, сидящих напротив.

Наконец трапеза закончилась, и герцог представил Орогору четырем молодым дамам. Все они были хороши собой, но не так, как графиня Гильда. Леди Эмбер — высокая и стройная — спросила:

— Не станцуете ли со мной гавот, мой принц?

— Почел бы за счастье, — смущенно проговорил Орогору, — но я не знаю этого танца.

— О, так я научу вас ему! Берите меня за руку!

Пол в большом зале был натерт до блеска. Танцоры заняли свои места, зазвучала музыка. Леди Эмбер принялась обучать Орогору па гавота, старательно скрадывая его неловкость веселыми шутками. Затем юная герцогиня Дорент дала Орогору возможность попрактиковаться в выученном танце, во время которого шутливо ругала юношу за то, что он за годы, прожитые вдали от родного дома, забыл, как танцевать гавот. Леди Луэтт научила Орогору менуэту, а потом он станцевал этот танец с маркизой Коробэр, но вальсу — вальсу его выучила графиня Гильда.

Подтрунивая над Орогору, она добивалась от него изящества и грации в движениях, заставляла запоминать шаги, и к тому времени, когда мелодия вальса вот-вот была готова умолкнуть, Орогору уже кружился в танце с графиней, крепко прижав ее к себе, отчаянно краснея и хохоча в ответ на ее шутки, тяжело дыша от изнеможения и страсти.

— Признаться, я устала, — сказала Гильда. — Пойдемте, выпьем чего-нибудь.

— Как пожелает моя госпожа, — ответил Орогору и последовал за графиней к одной из нескольких глубоких ниш, вырезанных в дальней стене.

— Шабли, — произнесла Гильда, приоткрыла небольшую дверцу, взяла из-за нее запотевший бокал, в котором искрился и пенился светлый напиток. — Пунш сегодня очень хорош, — как бы по секрету сообщила она Орогору. Тот понял намек и проговорил:

— Пунш, — гадая, что же это за напиток. Затем Орогору приоткрыл дверцу и вынул из-за нее небольшую круглую чашу с ручкой, в которую можно было просунуть только один палец. Оглянувшись на резвящуюся толпу придворных, он чуть было не опрокинул чашу: многие из проносившихся мимо пар слились в поцелуях!

— Не поверю, что вас оскорбляет поведение благородных особ, — урезонила Орогору графиня Гильда. Он обернулся, чтобы заверить ее в обратном, но увидел, как страстно блестят ее глаза. — Пойдем, — шепнула она и увлекла его за высокий гобелен, закрывавший вход в нишу. Там, в полумраке, она обвила рукой его шею и притянула к себе его голову. Орогору помешкал лишь один краткий миг, а потом его губы встретились с ее губами, и он узнал, как сладки поцелуи.

Отстранившись, Гильда рассмеялась:

— Ну вот! Я научила тебя двум наукам, и вальс был первой из них!

Орогору открыл было рот, чтобы заверить графиню в том, что он и раньше целовал женщин, но солгать не успел — Гильда взяла его за руку и снова вывела в зал. Как раз закончился очередной танец, и некоторые пары расходились. Гильда шагнула на самую середину зала, подняла руки и воскликнула:

— Идите ко мне, мой принц! Быть может, вам удастся испробовать себя и в той, и в другой науке сразу!

Мгновение Орогору стоял, широко раскрыв глаза. Сердце его часто забилось, он поспешил в круг и крепко прижал к себе смеющуюся графиню. Он видел, как некоторые пары покидают зал рука об руку, но у него не было времени ни удивиться, ни устыдиться, потому что вновь зазвучала музыка, и они с Гильдой закружились в безумном, пьянящем вихре танца, и тела и губы их слились.

Орогору настолько захватило чудное волнение, что он и не заметил, что в зале нет ни единого слуги — только волшебные духи прислуживали здесь. Не заметил он и того, что все, кто обитает в Затерянном Городе, — поголовно аристократы. Ему казалось, что так и должно быть. Войди сейчас в город крестьянин или крестьянка — Орогору счел бы, что им тут не место.

Не подумал он и о том, что произошло бы, если бы ему не удалось пройти испытание на право находиться среди горожан, если бы Хранитель не удостоверил, что он — один из них. Он только радовался тому, что все сложилось так удачно, что наконец он оказался там, где ему положено было быть.