Казалось бы, ничто не предвещало великому князю Михаилу Александровичу когда-либо стать наследником престола. Строго говоря, он был даже не третьим, а четвертым сыном Александра III и Марии Федоровны. Старший – будущий император Николай II, второй – Александр – умер в младенчестве, третий – Георгий – болел туберкулезом и скончался от легочного кровоизлияния в 1899 году. Поскольку в семействе Николая II одна за другой рождались девочки, после смерти Георгия наследником становится 20-летний Михаил. И пребывает в этом статусе до 1904-го, когда Александра Федоровна, наконец, произвела на свет сына.
Была у Николая II одна странная черта. Человек исключительно вежливый, никогда не повышавший голос, стеснявшийся сказать в лицо что-нибудь неприятное, он тем не менее умудрялся обижать людей на ровном месте. В Манифесте, опубликованном на второй день после смерти Георгия, говорилось, что «ближайшее право наследования» переходит «любезнейшему брату нашему великому князю Михаилу Александровичу». При этом Михаил не назван «наследником цесаревичем», как именовался Георгий и вообще все, кто стоял первым в очереди престолонаследия. В Петербурге и при дворе пошли толки: как же так, почему нет наследника? Тогда Николай II издал указ именовать Михаила Александровича наследником, однако титула «цесаревич» так и не дал.
Юридически все это не имело никакого значения. Просто Николай II и Александра Федоровна с нетерпением ожидали рождения сына и не хотели даже на время давать кому-нибудь титул цесаревича. Учитывая их склонность к мистике, в общем-то понятно. Но Михаил Александрович, попавший в положение какого-то недонаследника, естественно, обижался. И, естественно, находились доброжелатели, распускавшие по этому поводу разные слухи.
Трудно сказать, как относился Николай II к Михаилу. Понять истинные чувства царя к кому-либо всегда непросто, если это не явная ненависть, как, предположим, к Витте, или не горячая любовь, как к жене и детям. Ближе к Николаю из братьев, безусловно, был Георгий. Хотя бы в силу возраста – он младше всего на три года, а Михаил – на десять. К тому же «у Георгия было особое чувство юмора, – вспоминает сестра Ольга. – Всякий раз, как он выдавал особенно удачную шутку, Ники записывал ее на клочке бумаги и прятал в "шкатулку курьезов" вместе с другими памятками своего отрочества. Шкатулку эту он хранил у себя в кабинете, когда стал царем. Зачастую оттуда слышался его веселый смех: Ники перечитывал извлеченные из тайника шутки брата».
Кстати, по мнению Ольги Александровны, «из всех ее братьев Георгий наилучшим образом подходил на роль сильного, пользующегося популярностью царя». Она уверена, что «если бы он был жив, то охотно принял бы на свои плечи бремя царского служения вместе с короной, от которой брат столь смиренно отказался в 1917 году». Добавлю, что от короны в 1917-м смиренно отказались оба брата – сначала Николай, потом Михаил.
Михаила Александровича Николай II никогда не воспринимал всерьез. В 1900 году, находясь в Ливадии, царь слег с довольно серьезной формой тифа. На время, пока император не может исполнять обязанности, нужно было назначить регента. Когда министр двора Фредерикс спросил, не вызвать ли в Ливадию Михаила, Николай тут же запротестовал: «Нет, нет! Миша все приведет в беспорядок. Ему так легко навязать чужое мнение».
«Его главными недостатками, – пишет про Михаила Александровича генерал Мосолов, который как раз и поведал историю про несостоявшееся регентство, – считались его исключительная простота и доверчивость. Царь Александр III, его отец, частенько говаривал, что Михаил верит всему, что ему говорят, не задумываясь о причинах, которые могли бы заставить собеседника намеренно солгать ему».
Впрочем, прямодушие и открытость Михаила можно с равным успехом относить как к его недостаткам, так и к достоинствам. Всегда и везде он – всеобщий любимец. Александр III обожал играть с младшим сыном. Как-то раз окатил его водой из шланга. Стоило царю на следующий день высунуться из окна, как на него опрокинулось ведро воды. Никто кроме Миши не мог позволить себе таких шуток с всероссийским самодержцем, перед которым трепетала вся страна.
С кем бы Михаил ни познакомился, все были от него в восторге. От однополчан до королевы Виктории, которая вообще-то Романовых терпеть не могла.
Сергей Витте, не жалея красок, расписывает, каким замечательным и одаренным человеком был Михаил Александрович. Витте действительно неплохо знал великого князя, поскольку преподавал ему политэкономию. И, если верить директору департамента полиции Лопухину, имел на него свои планы. Отправленный в отставку с поста министра финансов Витте обратился к Лопухину с весьма смелым предложением: «У директора Департамента полиции, ведь, в сущности находится в руках жизнь и смерть всякого, в том числе и царя, – так нельзя ли дать какой-нибудь террористической организации возможность покончить с ним; престол достанется его брату, у которого я, С. Ю. Витте, пользуюсь фавором и перед которым могу оказать протекцию и тебе».
Ясно, что Витте рассматривал Михаила Александровича как свою марионетку. И не он один. Накануне 17-го года оппозиционеры также мечтали передать престол Михаилу Александровичу или назначить его регентом при малолетнем Алексее, потому что были уверены: великим князем можно вертеть как угодно. Мягкий, нечестолюбивый, он будет идеальным конституционным монархом. Увы, когда очередь дошла до Михаила, вчерашние обличители распутинщины уже тряслись от страха перед Советом рабочих депутатов и отказались от монархии.
Николай II никогда не обращал внимания на политические интриги, которые плелись вокруг его простодушного братца. Он знал, что Миша напрочь лишен амбиций. Что его, скромного и застенчивого, тяготит занимаемое им высокое положение.
Однако было бы неправильным представлять себе Михаила этаким простачком-размазней. «Многим Михаил Александрович казался безвольным, легко попадающим под чужое влияние, – пишет полковник Мордвинов, много лет состоявший адъютантом при великом князе. – По натуре он действительно был очень мягок, хотя и вспыльчив, но умел сдерживаться и быстро остывать. Как большинство, он был также неравнодушен к ласке и излияниям, которые ему всегда казались искренними. Он действительно не любил (главным образом из деликатности) настаивать на своем мнении, которое у него всегда все же было, и из этого же чувства такта стеснялся и противоречить. Но в тех поступках, которые он считал – правильно или нет – исполнением своего нравственного долга, он проявлял обычно настойчивость, меня поражавшую».
Поражаться тут нечему. Слабая воля очень часто соседствует с упрямством. И за примерами далеко ходить не надо. Все современники в основном отмечали различия между Николаем и Михаилом, а получается, что братья были очень даже похожи. Ведь описание Мордвиновым Михаила в точности подходит и к Николаю II. Разве что царь был не столь вспыльчив и менее падок на лесть.
Всеобщий любимец Михаил Александрович, разумеется, пользовался успехом у женщин. Это нормально для великого князя. К сожалению, каждый раз его тянуло жениться. И, как назло, каждый раз партии подворачивались совсем неподходящие.
В 1902 году Михаил познакомился с очаровательной принцессой Беатрисой Саксен-Кобург-Готской. Они полюбили друг друга, но вынуждены были расстаться. Беатриса – родная сестра Виктории-Мелиты. А значит, Михаил и Беатриса, как и Кирилл с Даки, приходились другу другу двоюродными братом и сестрой. Николай II разрешения на брак не дает. Нельзя нарушать православные каноны. Это, кстати, полностью опровергает мнение, будто запрет на брак Кирилла и Виктории-Мелиты был вызван мстительностью Александры Федоровны. Искренне симпатизируя и Михаилу, и Беатрисе, царь все равно не делает для них исключения. А ведь Даки – в отличие от младшей сестры – была еще и разведенной.
Куда, прощу прощения, ни плюнь – одни и те же персонажи. Вот и представьте себе, каково приходилось великим князьям. Где ж найти жену, чтобы была и равнородной, и не близкой родственницей?
Михаил не нашел. Он влюбился во фрейлину своей сестры Александру Косяковскую, которую почему-то все звали Дина. 25 июля 1905 года великий князь пишет брату письмо с просьбой разрешить этот морганатический брак: «Потому что выхода нет и я теперь больше, чем когда-либо, решительно не могу ни на ком другом жениться (это противоречило бы и моему убеждению, что брак действительно священное действо), а мое здоровье, уже несколько подорванное всеми неприятностями, которые так долго тянутся, право, дальше выносить такое положение не может». Кроме жалоб на самочувствие, 27-летний Михаил выдвинул и логические доводы. Тоже, правда, касающиеся здоровья. «Слава Богу, и ты здоров, и маленький Алексей также, а кроме того, и еще могут быть у тебя дети», – пишет он Николаю II. Поэтому о престолонаследии можно не беспокоиться. Что брак морганатический – тоже не беда. Закон о запрещении неравнородных браков, «изданный при Папа, оказывается, не прошел Государственный совет», а значит, его можно легко обойти «исключительно по твоей воле». Возможно, это «произведет плохое впечатление», но ведь «только в узкой части высшего общества, а не больше». Михаил готов к любому наказанию, просит только не высылать его из России.
Великие князья как будто специально подбирали время, чтобы приставать к царю со своими свадебными проблемами. Кирилл Владимирович заявился в октябре 1905 года, во время Всероссийской политической стачки, Михаил – в июле 1906-го, когда страну потрясли восстания на Балтийском флоте: в Свеаборге, Кронштадте и на крейсере «Память Азова». Только что распущена Первая Дума, новый премьер-министр Петр Столыпин предлагает пакет реформ, а царь должен разбираться с братом, который «не может ждать дольше середины августа». «И без него едва хватает сил переносить испытания», – чуть не плачет Николай II, и его можно понять.
Он, естественно, отказывает Михаилу: «Справедливость требует, чтобы я одинаково строго относился к тебе, как и к остальным членам семьи, нарушившим фамильные законы». Царь предупреждает, что в случае женитьбы исключит брата из списков армии и вышлет за границу.
«Каждый из нас несет свой крест и должен уметь жертвовать своим личным счастьем для родины», – поучает Николай младшего брата. Мать тоже старается «играть на струнах его патриотизма, чувства долга и т. д.». Но Михаил «утверждает, что это не имеет ничего общего с данным вопросом», «объясняет по-своему и все уверяет, что он не может иначе поступить».
Мать и брат стараются не оставлять его одного. Пока что дело ограничивается родственным присмотром. Мария Федоровна настроена против морганатического брака младшего сына еще более жестко, чем Николай II. Вообще Мария Федоровна, конечно, любит своих детей, но как-то очень специфически. После долгих проволочек, скрепя сердце, она дает согласие на браки Николая и Ксении, хотя оба брака совершенно законные. Все попытки Михаила жениться встречают резкий отпор. Младшую дочь Ольгу она чуть не силой выдает за Петра Ольденбургского, хотя всем известно, что принца интересуют мальчики. Но Мария Федоровна так любит дочь, что ей не хочется отпускать ее за границу. Любовь зачастую делает человека эгоистом.
Общими усилиями брак Михаила Александровича с Диной удалось расстроить. Уже на следующий год великий князь закрутил новый роман. С женой своего подчиненного Натальей Вульферт, урожденной Шереметевской.
Наталья Сергеевна родилась в семье московского адвоката Шереметевского и польки Юлии Свенцицкой. В 15 лет выскочила замуж за Сергея Мамонтова, племянника знаменитого мецената Саввы Мамонтова. Оказалось, что Сергей не богатый купец, а скромный пианист. Жить с пианистом Наталье не понравилось. Она развелась и вышла замуж за поручика Владимира Вульферта, служившего в полку «синих кирасир». Командиром Вульферта был великий князь Михаил Александрович. В общем, Михаил и Наталья встретились и полюбили друг друга.
Не буду описывать трогательную историю любви, о ней можно прочитать отдельно. Пожалуй, самую сентиментальную версию излагает автор книги про великих князей Инна Соболева: «Стать любовницей Михаила, оставаясь женой Вульферта, Наталья не могла. И дело было не только в подчинении закону и условностям, дело было в подчинении ее собственной совести». Совесть, впрочем, не помешала Наталье Сергеевне забеременеть от великого князя, «оставаясь женой Вульферта».
На этот раз Михаил не питал иллюзий. Получить согласие на морганатический брак с дважды разведенной женщиной было совершенно невозможно. Великий князь решил жениться тайно. С этого момента мелодрама превращается в детектив.
В начале 1909 года дворцовый комендант Дедюлин вызвал к себе начальника петербургского охранного отделения Герасимова и рассказал, что «великий князь собирается обвенчаться и уже отыскал для этой цели одного священника, который согласился за очень крупную сумму обвенчать его в домовой церкви какого-то благотворительного учреждения». (Смешно уже одно то, что Герасимов рассказывает обо всем этом в книге, которая называется «На лезвии с террористами».) Тогда начальник охранки отыскал священника и показал ему Петропавловскую крепость: «Там уже многие кончили свою жизнь, так я вам обещаюсь, что и вас там сгною». «Никогда ни за какие деньги», – поклялся священник, «обливаясь слезами». В тот же вечер Герасимов доложил Дедюлину, что «дело улажено».
Михаила Александровича отправили командовать полком в Орел. Наталье, жившей в Москве, запретили появляться в Орле, а Михаилу посоветовали не навещать Первопрестольную. Но в марте 1910 года Михаил сообщает царю, что они с Натальей ждут ребенка, и просит дать ей развод с Вульфертом. «Я хлопочу о разводе Натальи Сергеевны только из-за ребенка, – уверяет великий князь, – жениться же на ней, как я тебе уже сказал, я намерения не имею, – даю тебе в этом слово».
Когда-то дядя Павел тоже просил развод для Ольги Пистелькорс и клялся, что не женится. Наученный горьким опытом Николай II не поверил брату и установил за ним слежку. Поначалу в шпионы завербовали адъютанта великого князя Анатолия Мордвинова и секретаря барона Николая Врангеля.
24 июля (6 августа) 1910 года Наталья родила сына, которого назвали Георгием, в честь любимого брата Михаила. К этому времени она уже добилась развода с Вульфертом. Георгия записали в метрике как сына неизвестного отца. В ноябре император подписал не подлежащий обнародованию указ Сенату: «Сына состоявшей в разводе Наталии Сергеевны Вульферт, Георгия, родившегося 24 июля 1910 года, всемилостивейше возводим в потомственное дворянское Российской империи достоинство, с предоставлением ему фамилии Брасов и отчества Михайлович». Брасово – поместье Михаила Александровича в Орловской губернии.
В октябре 1910 года Мордвинов сообщил министру двора Фредериксу, что великий князь собрался за границу, а в Вене к нему присоединится «известная особа». Нетрудно было догадаться, что Михаил с Натальей собрались обвенчаться в Европе, где можно найти священника, который не испугается Петропавловской крепости.
Неблагонадежных граждан в тогдашней России помещали под надзор полиции, гласный или негласный. Для великого князя Михаила Александровича сделали исключение – за ним следили и открыто, и тайно. Слежкой руководили лично министр двора Фредерикс и министр внутренних дел Столыпин.
В заграничной поездке Михаила сопровождал его завербованный секретарь барон Врангель. «Советую возможно менее утруждать великого князя Вашим присутствием в обыденной жизни, – инструктировал барона Врангеля барон Фредерикс. – Главная Ваша задача быть вблизи его высочества на случай надобности». Иными словами, на случай, если великий князь решит венчаться.
Не полагаясь на одного Врангеля, Столыпин направил в Европу секретных агентов и даже чиновника особых поручений Виссарионова, бывшего начальника особого отдела департамента полиции. Про террористов на время забыли, весь политический сыск империи был поднят на ноги, чтобы не допустить женитьбы великого князя.
Обложенный со всех сторон Михаил так и не смог повенчаться. Тем временем Николай II назначил его в Петербург командовать Кавалергардским полком. В столице великий князь пребывал под неусыпным надзором матери, которая, пожалуй, стоила всех филеров вместе взятых. Осенью 1911 года он снова собрался за границу. Вслед за ним должна была отправиться Наталья.
Генерал Герасимов, один раз уже проявивший расторопность, получил задание ехать в Европу и во что бы то ни стало помешать браку. Ему дали право – в случае, если Михаил будет венчаться в церкви, – «подойти к нему, от имени государя объявить его арестованным и потребовать немедленного выезда в Россию». А управляющий Министерством иностранных дел Нератов объявил всем российским посольствам, консульствам и миссиям, что Герасимову, который командирован за границу для недопущения брака Михаила Александровича, нужно оказывать всяческое содействие. Такое публичное распоряжение, да еще пущенное, можно сказать, по всему миру, конечно, было крайне оскорбительным для великого князя.
В Париже в распоряжение Герасимова поступили лучшие заграничные филера во главе с заслуженным агентом по фамилии Бинт. «За великим князем удалось установить точное наблюдение – не то консьержка, не то кто другой из служащих их дома давали сведения о внутренней жизни, – вспоминает Герасимов. – При всех поездках и выходах великого князя сопровождали агенты. Особенно обязаны они были следить за посещением великим князем церквей. Если бы в церковь отправились одновременно и великий князь и госпожа Вульферт, агенты должны были немедленно сообщать об этом мне, и я должен был мчаться, для того чтобы выполнить высочайшую волю относительно ареста великого князя».
В начале октября 1912 года в Спале – охотничьем замке в Беловежской пуще – у цесаревича Алексея случился страшный приступ гемофилии. Все были уверены, что дни наследника сочтены. Великий князь воспринял это известие как сигнал к действию. Если Алексей умрет, он, Михаил, вновь станет наследником. И тогда о тайном браке можно забыть – его будут охранять днем и ночью. Более того, ему вообще не дадут видеться с Натальей.
У Зощенко есть рассказ «Как Ленин перехитрил жандармов». Ленин – сущий ребенок, а его хитрость – ерунда в сравнении с тем, как «перехитрил жандармов» великий князь Михаил Александрович. К сожалению, неизвестно, кто разработал эту хитроумную комбинацию. Явно не простодушный Михаил.
14 (27) октября, находясь в немецком курортном городке Киссинген, великий князь объявил сопровождающим, что едет в Канны, и заказал билеты до Парижа. В Каннах имелась русская церковь, и полицейские агенты решили, что именно там Михаил собрался обвенчаться. Герасимов помчался на Лазурный берег, а агент Бинт взял билет на тот же парижский поезд, что и Михаил. В последний момент великий князь сказал спутникам, что на поезде поедут они, а он с Натальей отправится в Канны через Швейцарию и Италию на автомобиле.
Герасимов дожидался Михаила в Каннах, Бинт ехал на поезде вместе со свитой и багажом, а великий князь тем временем добрался на машине до Вюрцбурга, пересел на поезд и рванул в Вену. Там они с Натальей обвенчались в сербской православной церкви Святого Саввы и приехали в Канны уже мужем и женой.
Через две недели Михаил сообщает о свадьбе царю. Уверяет, будто лишь мысль, что из-за болезни Алексея его «могут разлучить с Наталией Сергеевной», заставила его обвенчаться с ней. Зачем-то клянется, что «не действовал ни под чьим давлением», а «Наталия С. никогда со мной об этом не говорила и этого не требовала», чем только убеждает Николая II в обратном. «Я знаю, – заканчивает он, – что меня ждет наказание за мой поступок, и заранее готов перенести его, только одно прошу тебя: прости меня как государь, перед которым я нарушил формальный закон, и пойми меня как брат, которого я горячо люблю всем своим сердцем».
Михаилу не удалось разжалобить брата. «Между мною и им сейчас все кончено, – пишет Николай II матери, проявляя необычную для себя эмоциональность и категоричность, – потому что он нарушил свое слово. Сколько раз он сам мне говорил, не я его просил, а он сам давал слово, что на ней не женится. И я ему безгранично верил! Что меня особенно возмущает – это его ссылка на болезнь бедного Алексея, которая его заставила поторопиться с этим безрассудным шагом! Ему дела нет ни до твоего горя, ни до нашего горя, ни до скандала, который это событие произведет в России. И в такое время, когда все говорят о войне, за несколько месяцев до юбилея дома Романовых!!! Стыдно становится и тяжело».
Вроде бы в обоих письмах сквозит искренняя боль. Между тем оба брата лукавят. Михаил обманывает, говоря, что всему виной болезнь Алексея. Ведь он решил жениться задолго до приступа в Спале. Николай же так «безгранично верил» брату, что со всех сторон обложил полицейскими агентами.
Царь послал к Михаилу его адъютанта Мордвинова. Велел передать, чтобы он либо развелся, либо подписал акт отречения от прав на престол. Угрожал применить строжайшие меры, вплоть до лишения титула великого князя. «Во время первого разговора Миша не сразу отказался, а отвечал, что подумает, видимо, колеблясь». Однако на следующий день Михаил принял твердое решение: «Если ты этого требуешь, мы можем подтвердить, что брак этот не почитается законным с формальной стороны, но он должен оставаться браком законным перед Богом и людьми. Повенчаться и сейчас же развестись – это такой поступок, похожий на кощунство, на который я, к сожалению, никогда не пойду».
«Бедный Миша, очевидно, стал на время невменяемым, – решил Николай II, – он думает и мыслит, как она (жена. – Г. С.) прикажет, и спорить с ним совершенно напрасно. Мордвинов очень просит пока не писать ему вовсе, так как она не только читает, но снимает копии с телеграмм, писем и записок, показывает своим и затем хранит все это в банке в Москве вместе с деньгами. Это такая хитрая и злая бестия, что противно о ней говорить».
Коли Миша стал невменяемым, то и решение Николай принял соответствующее. Михаила Александровича, разумеется, уволили со службы, запретили приезжать в Россию, а помимо этого ввели опеку над «личностью, имуществом и делами». По сути, именным высочайшим указом от 15 декабря 1912 года Николай II признал брата умалишенным. Большего унижения придумать было нельзя.
Впрочем, несмотря на простоту и доверчивость, Михаил перед отъездом за границу снял со счетов изрядную сумму денег. Так что молодожены вполне сносно устроились во Франции. К тому же им не пришлось долго жить в изгнании. В самом начале войны Михаил попросился на фронт. Царь согласился и назначил брата командующим Кавказской туземной конной дивизией (так называемой «Дикой»). В 1915-м с него была снята опека. В том же году его брак был признан законным, а сын Георгий получил титул графа Брасова (разумеется, без прав великого князя и престолонаследия).
Очень часто графиней Брасовой называют и жену Михаила Александровича. На самом деле графский титул получил только сын, а Наталья довольствовалась лишь фамилией Брасова. В императорской семье ее по-прежнему считали изгоем. В отличие, скажем, от Ольги Пистелькорс, ставшей графиней Гогенфельзен, а потом и княгиней Палей. Лишь в эмиграции Кирилл Владимирович, провозгласивший себя императором, пожаловал Наталье титул княгини Брасовой, а в 1935-м – светлейшей княгини Романовской-Брасовой. Впрочем, раздавать титулы было единственным развлечением императора без империи. Светлейшая княгиня как была, так и осталась чужой для Романовых. Она умерла в 1952-м в Париже в полной нищете. Еще раньше – в 1931-м – в автокатастрофе погиб Георгий Брасов.
И современники, и историки часто упрекали Николая II в том, что он думал о своей семье больше, чем о стране. Что он был прежде всего мужем и отцом, а потом уж императором. Что страх за жизнь наследника Алексея и вера в целительную силу Распутина заставляли его держать старца при себе, несмотря на всеобщее возмущение. Вот и спросим теперь: что еще ему оставалось делать?
Отбросим на минуту отцовские чувства. Любой монарх должен думать, кому в случае чего он передаст власть. Цесаревич Алексей болен гемофилией. Младший брат Михаил заключил морганатический брак. Следующие в списке престолонаследия – сыновья Владимира Александровича. Но с ними куча проблем. Все трое были рождены, когда их мать исповедовала лютеранство. Хотя формально это и не противоречит закону, но легитимность оказывается, так сказать, подпорченной. К тому же Кирилл женился в нарушение православных канонов. Борис и Андрей вовсе не женаты (император должен быть женатым), причем у Бориса такая репутация, что ни одна «равнородная особа» на него не польстится, а Андрей живет с Кшесинской и ни о ком другом слышать не хочет.
Алексей Александрович не оставил законных наследников, Сергей Александрович погиб бездетным, так что за Владимировичами следует Павел Александрович со своей Гогенфельзен-Пистелькорс. За ним – Дмитрий Павлович. Он рожден в законном браке, и последующие чудачества отца его самого, разумеется, не касаются.
Когда-то морганатический брак великого князя Константина Павловича привел к бунту декабристов. В царствование Николая II морганатические браки и распущенность великих князей довели до того, что можно всерьез рассматривать шансы на престол Дмитрия Павловича, сына Павла Александровича, который сам был шестым (!) сыном Александра-Освободителя.
Хотя существовали и другие варианты. Как только стало известно о браке Михаила, тут же на горизонте появился главный интриган императорского дома великий князь Николай Михайлович. 16 ноября 1912 года он пишет письмо Николаю II. Если Михаил «подписал или подпишет акт отречения, то это весьма чревато последствиями и вовсе не желательными». Ведь Кирилл, женатый на двоюродной сестре, якобы «уже потерял свои права на престол» и в качестве предполагаемого наследника «явится Борис». «Если это будет так, то я прямо-таки считаю положение в династическом смысле угнетающим», – пугает царя Николай Михайлович. И советует изменить закон о престолонаследии.
«Так, например, если ты пожелал бы передать права наследства в род твоей старшей сестры Ксении, то никто, и даже юристы с министром юстиции, не могли бы тебе представить какие-либо доводы против такого изменения закона о престолонаследии. Если я позволяю себе говорить и излагать такого рода соображения, – корчит из себя дурачка великий князь, – то единственно потому, что возможное отречение от престола Миши я считаю просто опасным в государственном отношении».
Вечно обиженный и вечно обойденный постами Николай Михайлович, естественно, неспроста заговорил о Ксении. Ведь она жена его родного брата Александра Михайловича. Этак можно рассчитывать и на какую-нибудь завидную должность вроде посла в Париже, где великий князь и так проводит почти все время.
Николай II, конечно же, не обратил внимания на советы двоюродного дяди. Достаточно того, что впавший в раж Николай Михайлович забыл хотя бы упомянуть об Алексее, как будто наследник уже умер. Царь такой неделикатности не прощал. К тому же «в роду старшей сестры Ксении» положение, прямо скажем, не менее «угнетающее». Сандро живет с некой Марией Ивановной, Ксения – с каким-то англичанином.
Но Николай Михайлович – известный болтун. Можно было не сомневаться, что сплетни об «угнетающем» положении династии расползлись по всему высшему свету.
Ольга Александровна, сестра Николая II, оставила мемуары, литературную запись которых в 1960 году опубликовал Йен Воррес. Позволю себе процитировать эту книгу: «По мнению великой княгини, в крушении дома Романовых были повинны не столько политики или интеллигенция, сколько сами Романовы.
– Нет никакого сомнения в том, что распаду Российской империи способствовало последнее поколение Романовых, – заявила Ольга Александровна. – Дело в том, что все эти роковые годы Романовы, которым следовало бы являть собой самых стойких и верных защитников престола, не отвечали нормам морали и не придерживались семейных традиций. – Тут она отрубила:
– Включая и меня».
За несколько месяцев до революции Ольга развелась с Петром Ольденбургским и вышла замуж за полковника Куликовского, который много лет жил с ней под одной крышей в доме ее мужа-гомосексуалиста. Какие уж тут традиции…