Игорь

Я до сих пор не привык к тому, что отцовский кабинет встречает меня холодной пустотой, от которой вниз по позвоночнику ползут мурашки. Я настоял сохранить это место таким, каким в последний раз видел его отец: на столе раскрытая папка с документами, шариковая ручка небрежно брошена поверх газеты, лампа чуть сдвинута в сторону, опасно приблизившись к краю. И этот его свитер (черный, с отложным воротником и тремя огромными пуговицами на груди), в котором он усаживался в любимое кресло и читал Питера Блэтти — все так же висит на спинке стула, словно он скинул его пару минут назад. Пять месяцев прошло, а я не могу перестать ловить себя на этом глупом занятии — стою у окна и то и дело бросаю взгляды на дверь, вдруг зайдет?

— Ты еще не одет? — как всегда невозмутимая и уверенная в собственной неотразимости Эвелина заглядывает в приоткрытую дверь, так и не решаясь зайти. Постукивает пальцами по дорогому дереву и, не отводя глаз от моего лица, ждет очевидного ответа. На мне спортивные треники и мятая майка, разве я похожу на того, кто через минуту прыгнет в машину и помчится на шумную вечеринку?

И не думаю подавать голос, проходя мимо, и демонстративно закрываю дверь, не считая ее достойной притрагиваться хоть к одной вещи, когда-то принадлежащей отцу. Мы в состоянии затянувшегося противостояния — я виню ее в том, что у шестидесятилетнего мужика, ежегодно проходящего обследование в лучших клиниках страны, так внезапно отказало сердце, после очередного скандала со взбалмошной супругой, а она никак не может мне простить, что я ограничил ее в финансах. Хотела популярности, всякий раз забывая о собственной семье? Валяй, пожимай плоды: нагрузи себя съемками в третьесортных сериалах и самостоятельно оплачивай собственные прихоти.

Я быстро поднимаюсь в спальню, на ходу избавляясь от пропахшей потом одежды, и не могу не улыбнуться, когда моего голого торса касаются маленькие женские ладошки.

— Какой ты здоровяк, — целуя мою спину, Яна урчит, как кошка, с жадностью вдыхая мой запах.

— Я только что из спортзала. Не думаю, что сейчас самое время меня нюхать, — смеюсь, бросая под ноги влажную майку, и разворачиваюсь к женщине, чьи глаза уже сияют каким-то нездоровым блеском…

Свободная, легкая, как летний ветерок и совершенно необузданная натура, сумевшая вернуть меня к жизни после потери самого дорогого человека.

— По-моему, меня это только заводит, — игриво проведя ногтем дорожку по моему прессу к резинке штанов, она закусывает губу, и опускает свой взгляд ниже. — Лисицкий ведь не обидится, если мы немножко опоздаем?

Я и не думаю протестовать, покорно подчиняясь настойчивым рукам, уже толкающим меня в грудь, и завалившись на кровать, позволяю ей делать все, о чем она мечтала на протяжении месяца.

***

Я никогда не считал себя романтиком. Не отличался стабильностью в выборе партнерш и если быть честным, вряд ли хоть одна из моих бывших сумела сохранить обо мне приятные воспоминания. Уж такова моя натура — постоянство не мой конек. К двадцати восьми не одного романа, продлившегося хотя бы неделю, и отсутствие малейшего представления о том, как, вообще, люди создают семьи. Не было у меня примера перед глазами: у мамы постоянные репетиции, у отца сумасшедший график, в который не всегда умещалось время на полноценный сон. Разве что с возрастом, он стал гуманней относиться к собственному здоровью, взяв за правило проводить выходные в загородном доме.

Так что к моменту, когда в моей жизни появилась Яна, я был пропащим, беспросветным гулякой, сохраняющим серьезность разве что только в офисе. Я сразу ее заметил — яркая барменша в одном из баров, где мы со Славой частенько бывали, игриво улыбалась клиентам, замешивая очередной коктейль. Она плавно покачивала бедрами в такт громыхающей музыке, и всякий раз кокетливо опускала ресницы, стоило подпившему гостю что-то шепнуть ей на ушко. Не знаю, что именно меня привлекло, да и если быть честным, даже не стал над этим размышлять, в тот же вечер перейдя в наступление. Следующим утром покидал гостиничный номер с самодовольной ухмылкой на губах, не подозревая, что это вовсе не я одержал верх над длинноногой брюнеткой. Она взяла меня в плен, за одну ночь что-то перевернув в моей голове, и с тех самых пор ни о ком другом я даже думать не могу.

— Я не размазала помаду? — взглянув на себя в зеркало заднего вида, Яна приоткрывает рот, поправляя пальцем макияж, а я уже забываю о времени, впервые готовый наплевать на праздник друга. Месяц, что прошел вдали от нее, стал испытанием — сколько бы ночей мы ни провели вместе с тех пор, как я вернулся в Столицу, мне всегда мало. Мало ее поцелуев, мало ее объятий, ее тела, ласк, и голоса…

— Эй! Не смотри так! — пихая меня в плечо, она дарит мне свою улыбку, немного склонив голову набок. — Тебе стоит провериться — аппетит у тебя неуемный. А в твои россказни о хранимой мне верности я ни за что не поверю.

Быстро целует меня в губы и уже выходит из машины, вышагивая, словно под ногами не припорошенный снегом асфальт, а подиум лучшего дома моды:

— Поторопился бы ты, — кричит, не поворачиваясь, пока я не спеша плетусь следом, любуясь красотой ее тела. — А то еще уведут прямо у тебя из-под носа.

Вряд ли. Это последнее, что может с нами случиться, ведь я впервые настроен серьезно никогда не отпускать из своей жизни женщину, которой вряд ли сумею насытиться. По привычке прячу руку в кармане брюк и сжимаю бархатный футляр, намеренный как можно скорее вручить его законной владелице…

***

— Ну, здорово, старик! — бью Славку по плечу, и жму протянутую ладонь, крепко обнимая единственного друга. Что-то желаю ему, скорее для проформы, ведь он и так прекрасно знает, что я считаю его едва ли не братом, счастье которого для меня так же важно, как свое собственное, и помогаю Яне устроиться на ее месте. Бегло обвожу взглядом стол, не слишком-то обрадовавшись соседству с одногруппником Лисицкого: скользкий тип, постоянно молчит, а если и решается заговорить, то чаще всего бросает что-то несвязное…‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Здравствуйте, — я только сейчас замечаю бледную девушку, напряженно вцепившуюся пальцами в столешницу, и вновь возвращаюсь к имениннику. — Надеюсь, горячее еще не подавали?

— А ты разве не наелся? — не смущаясь присутствия посторонних, шепчет мне на ухо девушка, слегка прикусывая мочку уха, и льнет к руке, устраивая свой подбородок на моем плече. Скромность ей незнакома.

— Нет, вы как раз вовремя. Подарок принес? — друг и не думает дожидаться появления официанта, собственноручно наполняя наши пустые бокалы. — Тебе шампанское?

Яна кивает, скучающим взглядом обводя сотню незнакомцев, заполнивших зал и останавливается на Славиной спутнице, с момента нашего появления, так и не проронившей ни слова.

— Ужасно, да? Сборище напыщенных индюков, — обращается к миловидной брюнетке, стараясь говорить как можно тише. — Я до жути не люблю такие праздники.

— Вообще-то, я все слышу, — Лисицкий считает своим долгом заступиться за приглашенных и только сейчас опомнившись, решается нас познакомить. — Это Лиза. Моя ассистентка.

— Ассистентка? — я не могу сдержать удивления, прерывая товарища.

— Слово «секретарь» у нас под запретом. Ее красный диплом не позволяет мне называть вещи своими именами. Лиза, — Славка улыбается, привлекая ее внимание, — а это мой друг Игорь.

Теперь Лиза качает головой, словно пытается стряхнуть с себя внезапно напавшую дремоту, и приветливо улыбнувшись, глядит на меня из-под ресниц. Странное чувство, что я где-то видел прежде эти серые глаза, вьющиеся волосы, немного курносый нос, овладевает мной на долю секунду, но мелодичный тембр Соловьевой уже вырывает меня из раздумий:

— Я Яна. Видимо, Слава слишком много выпил, и ждать, что он, наконец, представит меня, можно до самого утра.

— Очень приятно, — стандартный набор слов, и очередное дежавю — этот голос я уже слышал…

Лиза

Мое глупое непослушное сердце сейчас выпрыгнет на тарелку. Не могу есть, всерьез опасаясь, что обязательно подавлюсь кусочком мяса, несмотря на старания повара, не сумевшим пробудить во мне аппетит, и не могу не смотреть на того, о ком когда-то грезила вечерами. Я засыпала, прижимая к груди его конспекты, оплакивала свою неразделенную любовь, находя спасение лишь в учебе, все эти годы бережно хранила в душе воспоминания о наших редких встречах, а он даже не узнал во мне ту, что когда-то так нелепо рыдала в его машине! Боже, я как последняя дура обнажила перед ним душу! Так, может, это и к лучшему? Разойдемся, как в море корабли, больше не встретившись в этом огромном городе, и мне не придется краснеть, за совершенную когда-то ошибку.

— Ты москвичка? — его болтливая спутница выдергивает меня из пучины самобичевания, уже расправившись с горячим. Посылает обворожительную улыбку угрюмому молчуну и просит его поменяться местами, чтобы присесть ко мне поближе. Видимо, устала слушать разговоры мужчин, и теперь вынуждена довольствоваться моим обществом.

— Нет. Осталась здесь после окончания вуза.

— Я тоже неместная. Приехала в прошлом году покорять Столицу.

— И как? Успешно? — стараюсь быть милой, хотя с большим удовольствием предпочла бы отправиться домой. Подальше от прошлого, о котором предпочитаю забыть. Если четыре года назад Гоша разбил мое сердце, то сейчас он сделал кое-что пострашнее — вконец уничтожил мое самолюбие, доказав, что я не вхожу в число тех женщин, которых пусть и не любят, но хотя бы не забывают. И я пока не решаюсь ответить, что ранило меня больше…

— Нет, — смеется, бегло взглянув на Громова, и шепотом добавляет. — Зато покорила его. А это уже неплохое начало. А у вас с Лисицким серьезно?

— Что? — я давлюсь шампанским, и теперь судорожно хватаю воздух, ощущая, как пузырьки напитка неприятно щекочут нос. — Мы просто работаем вместе.

— Конечно, — заговорщицки подмигивает, словно мы объединены общей тайной. — Не мое дело. Но лучше сразу все проясним, на мою территорию не лезь.

Яна продолжает любезно улыбаться, даже снимает пылинку с моего плеча, словно мы добрые приятельницы, и это не она только что огорошила меня странным предупреждением, не предвещающим мне ничего хорошего, если вы успели заметить, насколько острые ногти у этой дамы.

— Без обид, ладно? Просто я сразу заметила, как ты на него смотришь. Красив, я все понимаю, но делиться не люблю.

— Я… — не знаю, что и сказать, растерянно хлопая глазами.

— Да ладно. Не оправдывайся, ты не первая, кто так реагирует на Громова. Просто не хочу, чтобы это стояло между нами. Лучше к Славке присмотрись, он, кажется, не прочь, чтобы ваши отношения перестали быть деловыми, — девушка делает небольшой глоток игристого вина, и посылает воздушный поцелуй своему мужчине.

— Все не так. Просто мы пересекались с ним в университете и…

— Правда? — обрывает меня на полуслове, облегченно выдохнув. — Игорь, почему не сказал, что знаком с помощницей Славы?

Теперь мне хочется убежать, чтобы не чувствовать на себе этих вопрошающих взглядов и явного удивления на лице моего виртуального друга. Надеюсь, что у меня получается вполне естественно улыбнуться Громову, и прежде чем он бросит свое «разве?» беспечно пояснить:

— Лиза Волкова. Человек-копчик и самая странная лжефанатка твоей мамы…

— Он вас узнал?

— Не сразу, — тру висок, чувствуя, как начинает болеть голова. — Какая разница? Нам не хватит эфира, если сейчас мы начнем останавливаться на всех подробностях моей жизни. Нельзя ли сразу перейти к сути проблемы?

Я завожусь. Терпеть не могу, когда заставляют топтаться на одном месте, и почему-то сейчас вспоминаю, что именно из-за этого не раз выводила из себя Лисицкого. Требовала поскорее завалить меня делами, уверенная, что мне под силу любое его поручение, лишь бы не сидеть в душной приемной.

— Оставим все эти сантименты? Потому что лично для меня, это уже не имеет никакого значения. Узнал или нет, факт налицо, — перебираю в воздухе пальцами, демонстрируя обручальное кольцо, которое давно переодела на левую руку.

— Я думаю, всем бы хотелось знать, как все начиналось, — все-таки не собирается сдаваться Филипп, явно не придя в восторг от моей вспышки.

— Начало не так важно, важен конец.

— И тем не менее мы хотим докопаться до сути. В чем причина разрыва и что вы такого сделали, что ваш супруг усилил охрану у собственного дома?

— Я? — мой голос срывается, и я уже чувствую, как непрошенные слезы все же стекают по щекам. Против моей воли, ведь я поклялась самой себе, никогда больше не доставлять удовольствия Громову подобным зрелищем.

— Я его любила. Любила так, что забывала о себе. Дала ему понять, что никуда не денусь, но внезапно решила нарушить правила. За это он отобрал моих детей! Девочек, которым неделю назад исполнился год! Только я не видела, как они задували свечи, как разворачивали подарки и… я даже не знаю, сделали ли они первые шаги и кого теперь зовут мамой! Таню? Или, может быть, мой муж уже давно закрутил интрижку с кем-то другим. Вот что для меня важно! Я пришла не для того, чтобы утирать платком слезы из-за потери мужчины, который на самом деле того не стоит. Я пришла за помощью, потому что понятия не имею, куда он увез дочерей, и как долго его юрист будет затягивать процесс, тем самым отдаляя мою встречу с ними. А что важно вам? — смотрю на скучающих зрителей, немного оживившихся при звуках моего сломленного голоса. — Важно, как скоро он меня заметил? Вам это нужно, чтобы я рассказала, как сумела его влюбить? Никак, ясно? Мой супруг любил лишь одну женщину, и, к моему несчастью, ею была не я.

— Лиза, послушайте, — Смирнов подходит ко мне, и присев у моих ног, берет мои трясущиеся ладони в свои. — Я не хочу вас мучить. В этой студии побывали сотни людей, рассказывали сотни историй, и я прекрасно понимаю, насколько это тяжело. Вы не первая мать, оторванная от детей, и, к сожалению, в наше время не редкость, когда богатый успешный мужчина так жестоко сводит счеты с супругой. Я осознаю, насколько тяжело вам, как матери.

— Тогда перестаньте копаться… — утираю щеку протянутой мне салфеткой и приоткрываю губы, выпуская воздух из легких.

— Это шоу, — шепчет, впервые взглянув на меня без притворства, хоть и не может не понимать, что камеры пишут происходящее, не оставляя нам шанса остаться незамеченными. Понимаю, что он рад бы свернуть это действо, но требования к передаче никто не отменял.

Я бросаю свой взгляд ему за спину, замечая, как напрягся Слава, что не сводит с меня глаз, явно борясь с желанием схватить и увести подальше от жадной до скандалов толпы, снимаю последнюю слезинку с ресниц и, приподняв подбородок, сдаюсь:

— Ладно. Хотите слушать? Пожалуйста. Только не ждите, что моя история будет романтичной, — предостерегаю, больше ни разу не взглянув на оператора, и все свое внимание переключаю на скомканную салфетку. — В феврале Слава попросил меня отвести Громову документы…