— Бывший муж известной российской певицы вывез ее детей заграницу и вот уже месяц не дает ей увидеться с семилетним сыном и полуторагодовалой дочкой, — Филипп совсем не изменился.

Разве что волосы стали длиннее и теперь собраны в хвост на затылке. Немного претит моим представлениям о том, как должен выглядеть брутальный мужчина, но отрицать, что это придает ему определенного шарма, я не могу.

Напрягаюсь, ведь он смотрит прямо на меня, но вовремя вспомнив, что сегодня не я гвоздь программы, заставляю себя перестать заливаться краской. Надеюсь, мне это все-таки удается.

— Лиза, — опускает руку с вопросником и, устроив локоть на ограждении, что отделяет кресла гостей от зрительного зала, глядит на меня из-под очков. — Два года назад ты приходила к нам в студию с подобной проблемой. Как считаешь, Забродин избрал правильную тактику для возвращения любимой женщины?

— Нет, — прочищаю горло и отрицательно качаю головой. — Нет ничего хуже, чем разлучить мать с детьми.

И вспоминать не хочу. Сердце сжимается от вида женщины в платье цвета лаванды, что стирает слезы со своих щек, а пальцы сами собой собираются в кулаки от той несправедливости, что твориться в мире. С чего мужчины решили, что имеют право использовать такое оружие?

— Как сейчас складывается твоя жизнь? Ведь насколько я знаю, буквально на следующий день после эфира ты, наконец, смогла обнять своих дочерей, — зал хлопает и его открытая улыбка вызывает во мне ответную реакцию: расцветаю, до сих пор помня те ощущения, что испытала на лужайке Громовского особняка — счастье, безмерное, необъятное; нежность, восторг… Боже, это и словами не передать!

— Прекрасно. Месяц назад мы отпраздновали их третий день рождения, — поглядываю на фото, что прямо сейчас вывели на монитор: Катя с гигантским бантом на голове отбирает у Насти новую куклу, вот они вместе задувают свечи на именинном торте, вот я смеюсь, когда они целуют меня, крепко обняв за шею.

— Уже успела отдать их в спорт? Или на танцы? — проникнувшись теплотой снимков, Смирнов не отводит взгляда от экрана, который, кажется, перевесили, ведь насколько я помню мне постоянно приходилось поворачиваться назад, чтобы разглядеть очередной снимок.

— Нет, на мой взгляд, они еще слишком малы. Да и в спорт мы вряд ли пойдем — бабушкины гены дают о себе знать, — я смеюсь, а Эвелина, сидящая рядом, по-доброму хлопает меня по ладошке.

Не такая уж она и мегера, какой я считала ее прежде. Все эти издевки, нравоучения, обидные фразы, что были брошены здесь же, канули в небытие и давно быльем поросли. Подругами нас не назовешь, но звоним мы друг с завидной регулярностью.

— И это прекрасно, Филя, — смеется актриса, успевшая уже сродниться с этим креслом.

Съемки в мелодрамах закончились, и теперь она завсегдатая различных ток-шоу, где или эпатирует публику резкой критикой в адрес гостей, или обливается слезами, проникнувшись чужим горем.

— Даже спорить не буду. С такой родственницей грех не прославиться на театральных подмостках, — в очередной раз вызывает волну аплодисментов ведущий, и вот как по щелчку пальцев вновь становится серьезным, обращаясь уже ко мне. — Скажи, вы сумели друг друга простить? Такое, вообще, забывается?

— Нет. Конечно, нет, — глупо надеяться, что однажды ты и не вспомнишь о том аду, во что злость бывшего мужа превратила твою жизнь. — Эта часть прошлого, которую никуда не выкинешь, как бы тебе этого не хотелось. Так что теперь я учусь жить с этими воспоминаниями.

— А он не пытался тебя вернуть? Ведь с тех пор, как вы расторгли брак, о его романах нигде не упоминается.

— Это все-таки личное, — не хочу больше огласки, о чем сразу извещаю Смирнова. — А комментировать свою жизнь я больше не готова.

Не готова делиться со студией сотней разговоров, что мы вели с Игорем, не хочу, чтобы кто-то знал, как он обивал мои пороги, и уж точно не хочу выносить на всеобщее обозрение свои мысли по этому поводу. Мысли, чувства, переживания — теперь только мои, за пределами досягаемости для посторонних.

— Что бы ты посоветовала нашей героине?

— Не сдаваться, — отзываюсь, без лишних раздумий, прекрасно зная, что отчаяние часто берет над ней верх. Ведь со мной было именно так.

— Верить, что дети обязательно к тебе вернуться, и использовать любые методы, чтобы достучаться до бывшего мужа. Мне вот помогло это шоу, за что я хочу сказать спасибо. Я высказалась и была услышана… А что касается отца этих детей, — указываю на фото двух ребятишек, вид которых вызывает новый поток слез на лице убитой горем матери, — надеюсь, он смотрит и, наконец, осознаёт, что натворил.

***

— Дежавю, — улыбаюсь, вытягивая ладонь, в которую тут же начинает барабанить дождь, и вновь прячусь под навес, ожидая, когда же Эвелина закончит свою болтовню с продюсером передачи.

Киваю знакомым, что укрывшись под зонтами, разбредаются по парковке, наверняка уже позабыв, о том горе, что им поведала коллега по цеху, но заметив проносящуюся рядом блондинку, отворачиваюсь, надеясь, что она пройдет мимо.

— Лиза, — удача явно не на моей стороне.

Таня натягивает джинсовую куртку на свои плечи, поправляет волосы и теперь неловко переминается с ноги на ногу.

— Здравствуй.

— Привет, — в память о студенческих годах, я все-таки улыбаюсь, хоть и предпочла бы, чтобы этого разговора и вовсе не было. — Как дела?

Зачем спрашиваю? О ее жизни не пишет только ленивый, так что я знаю и о громкой помолвке с известным актером, и о доме, что они недавно приобрели, и даже о том, что из-за гастролей они вынуждены перенести свадебное торжество на будущий год.

— Прекрасно. А ты? Как девочки? — она ведь их крестная. Присылает подарки, но никогда не получает от меня приглашение на их праздники. Впрочем, как и Славка.

— Растут, — произношу и уже замечаю бывшую свекровь, что наконец-то готова ехать. — Прости, меня уже ждут.

— Да, конечно. Лиза! — окрикивает, вынуждая обернуться, и теперь смотрит на меня с сожалением.

Знаю, что хочет сказать, но не уверена, что готова это услышать, устав от этих бесконечных «прости». Просто киваю, тем самым ставя окончательную точку между нами — есть люди, которых возвращать в свою жизнь не стоит, и Таня одна из них.

— Знала бы, что вы так долго, взяла бы свою машину, — ворчу, с трудом поспевая за народной артисткой, больше не оборачиваясь на свою университетскую подругу.

— А я, вообще, не понимаю, зачем ты меня ждешь. За тобой вон такси приехало, — подмигивает и, отобрав зонт, продолжает путь к своей иномарке в гордом одиночестве.

— По-моему, мы договаривались на завтра, — улыбаюсь мужчине, что уже неспешно идет мне навстречу, как и я, не переживая о промокшей одежде. Теплые капли струйками стекают с его волос, впитываются в футболку и оставляют разводы на светлых джинсах.

— Завтра никак не могу. Забираю детей у бывшей жены. Пропущу, и она мне кислород перекроет, — галантно поддает руку, и стоит моим пальцам обхватить его локоть, уже ведет меня к автомобилю, отпуская только тогда, когда я устраиваюсь на пассажирском сиденье.

— Поговорил бы с ней, — достаю из бардачка салфетки и теперь стираю потекшую тушь с мокрого лица. — Ничего страшного не вижу в том, чтобы один субботний вечер твои дети провели с бабушкой.

— А твоя работа? — принимает предложенный мной платок и промакивает небритые щеки, оформленные умелым барбером. — Разве ты не должна подготовить квартальный отчет?

— Я все сделала. Так что теперь не вздумай меня подвести.

— Даже не знаю, Лиз, — вцепляется в руль, задумчиво разглядывая опустевшую парковку сквозь лобовое стекло. — Моя бывшая не подарок. Чуть что, сразу дверью хлопает. Я поэтому с ней и развелся.

— Разве? — удивляюсь, теперь разворачиваясь в кресле, и поправляю его волосы своими тонкими пальцами. — В газетах писали иначе.

— Нашла, кому верить, — ухмыляется и проворачивает ключ в замке зажигания.

Немного уставший, с пятном от фломастера на правом ухе… С тяжелой историей за плечами и с неимоверным желанием построить что-то новое — светлое, чистое и надежное. И пусть я до сих пор боюсь, что нам это не удастся, я все-таки не тороплюсь его прогонять. Ведь жизнь продолжается, верно?

— Эй, — хмурюсь, не собираясь упускать возможно провести выходные наедине, и протягиваю ему мобильный, брошенный им на приборную доску. — Звони давай! Я три вечера прозябала в офисе ради этого пансионата.

— Ладно, — соглашается после секундной заминки и уже растягивает губы в улыбке.

— Да не мне, Гоша! Маме своей звони, тебе она не откажет! — смеюсь, сбрасывая его звонок, и включаю печку — мои босоножки насквозь промокли.

КОНЕЦ.