— Они встретились на моем дне рождении, — Слава поправляет микрофон, прицепленный к пиджаку, и спокойно обводит взглядом зал. Чуть дольше задерживается на полысевшем и отъевшемся адвокате, в числе еще четырех гостей, явившемся сюда для очередного пиара, и возвращается глазами к ведущему. Знаю, о чем он думает — я рисковала, принимая предложение редактора, ведь мне никто не обещал, что Егоров — один из самых востребованных юристов страны, окажется в числе приглашенных. Я вытянула счастливый билет, пусть и таким странным способом, добившись его внимания, и теперь Лисицкий наверняка не считает мою затею прийти на телевидение такой безумной. Он один из немногих, кому известно, как настойчиво я пробивалась на прием к Юрию Станиславовичу, неделями обивала пороги его конторы, но так и не сумела добиться его внимания. У него десятки выигранных дел за спиной, безбедная жизнь и безупречная репутация — простые бракоразводные процессы в семьях бизнесменов наводят на него скуку, а я, по его мнению, очередная, ничем не отличающаяся от других охотница, решившая отхватить кусочек от огромного пирога…

Я словно и не замечаю огромной бородавки под его носом, блестящей лысины и внушительного брюха — для меня он бог, идол, которому я готова поклоняться и целовать ноги, не видя спасения ни в ком, кроме этого, умудренного опытом человека. Если Егоров только согласится протянуть руку помощи, я смогу вновь обнять своих детей и позабыть этот кошмар, растянувшийся на долгие месяцы, лишенные звонкого детского смеха. Хотя, кого я обманываю? Подобное не забывается — это навеки останется в кошмарных снах, преследующих по ночам, в мыслях, над которыми я не властна и вряд ли смогу запретить им приходить в мою голову так часто, как им того захочется.

Игорь хотел меня уничтожить, заставить себя презирать, ударить меня побольнее, но он даже не подозревает, что этот выстрел стал контрольным. Я отчаялась — от меня прежней ничего не осталось, и чем дольше я буду позволять мужу считать себя победителем, тем больше рискую потерять веру в лучшее, наблюдая за его довольной физиономией.

— Что вы испытали, увидев свою первую любовь спустя четыре года? — Смирнов оставляет Лисицкого в покое, вновь вовлекая меня в разговор.

— Удивление, — вряд ли в одно слово можно уместить тот фейерверк, что взорвался внутри меня, едва Громов опустился на стул. Помню, как он над чем-то смеялся со Славой, наградив меня сухим «здравствуйте», а я уже была бессильна перед его магнетизмом — жадно впитывала в себя изменения, произошедшие в нем с момента нашей последней встречи: голос стал грубее, с небольшой хрипотцой, словно он много курит или часто на кого-то кричит; глаза выразительней, с еле заметными морщинками в уголках, и все такие же темные, словно ночное небо перед грозой; плечи шире, и в тот момент их поглаживала статная брюнетка, прильнувшая к его боку.

— Он вас узнал?

— Не сразу, — тру висок, чувствуя, как начинает болеть голова…

***

Зима.

Нет, ничего я не предчувствовала. Этот день обещал стать одним из многих, в череде размеренных будней: утро было обычным, ничем не примечательным и прошло вполне спокойно, без малейшего намека на маячащее на горизонте потрясение. Мягкий январский снег беззвучно падал на шапки прохожих, видимо, даже не думая прекращаться, и к тому моменту, когда я все-таки дошла до бизнес-центра, меховая опушка моего пуховика покрылась тонким слоем снежной крошки. Сбросила надоедливые кристаллики себе под ноги и уверенной походкой проследовала к лифтам, на ходу избавляясь от обмотанного вокруг шеи шарфа.

Звуковой сигнал, известивший меня о прибытии лифта подействовал отрезвляюще — я быстро проскользнула вглубь кабинки, и, забившись в угол, прижала к себе небольшую коробку со свежими пирожными, переживая, что в ставшей уже привычной утренней давке, не смогу донести их до кабинета. Что делать, уставшие к концу недели работники, не слишком-то милы и обходительны в столь ранний час, и то и дело норовят пихнуть тебя локтем, напрочь забывая о приличиях.

— Чего вы так рано? — сбиваюсь с шага, заметив устроившегося на моем рабочем месте Лисицкого. Немного потрепанный, помятый и совершенно невыспавшийся начальник подпирает кулаком щеку и уже не сводит с меня своих внимательных глаз. Еле заметно улыбается, и, молча, следит за моими движениями: наблюдает, как я неспешно снимаю свой пуховик и прячу в небольшом шкафу; словно прикованный, провожает взглядом мою руку, расстегивающую молнию на сапоге, и отмирает только тогда, когда я встаю с кресла, уже нацепив на ноги туфли.

— Вам нужно больше отдыхать. За то время, что я у вас работаю, вы постарели лет на десять.

— Хочешь сказать, я уже не такой привлекательный? — развалившись, он сцепляет руки в замок, и от скуки начинает раскручиваться на моем стуле, запрокинув голову назад и теперь разглядывая потолок.

— А разве вы когда-то таковым являлись? — не могу его не поддеть, торопливо включая технику. До начала рабочего дня осталось десять минут, и я буду не я, если к этому моменту не подготовлю кабинет к плодотворной работе. — Вставайте. Нечего тут кружиться без дела. Приведите себя в порядок, а я сварю крепкий кофе.

— Разве это не противоречит твоим принципам?

— Немного. Но я готова пойти на уступку, — хитро прищурив глаза, ставлю перед ним картонный короб, перевязанный голубым бантом, и отряхиваю ладошки. — В честь праздника.

— А это, значит, подарок? — Вячеслав Андреевич тянется к ленте, не сумев скрыть от меня восторга. Быстро развязывает и снимает крышку, тут же ее захлопывая.

— Шутишь? Я ожидал, что ты подаришь мне блокнот или на худой конец галстук, — разыгрывая недовольство, Лисицкий сводит брови на переносице.

— Вот еще. Вы слишком мало мне платите, чтобы я могла позволить себе покупку дизайнерской удавки. Да и будем честными, вы даже эти пирожные не заслужили.

— Разве? Я дважды давал тебе отгул, и самостоятельно готовлю себе кофе. Чтобы ты понимала, этот факт бьет по моему самолюбию — даже мой заместитель не знает, как пользоваться кофемашиной.

— А вас никто не заставлял, брать меня на должность помощницы. Так что, даже не рассчитывайте, что я испытаю угрызения совести, — роюсь в своей сумке, отыскивая органайзер, и, наконец, заканчиваю приготовления к работе.

— Ладно, тогда, что не так?

— Вы надули меня, — даже не думаю спрашивать разрешения, воруя капкейк из-под его носа. — Я скоро умру здесь от скуки, в то время как вы обещали мне постоянное движение и возможность присутствовать на важных сделках!

Я отхожу подальше, деловито поправляя ворот рубашки, и откашлявшись, настраиваюсь на произнесение речи, пока мой многоуважаемый босс переваривает услышанное.

— Перейдем к официальной части, — вытягиваясь по струнке, цепляю на лицо улыбку. — Дорогой Вячеслав Аркадьевич, в этот прекрасный январский день, хочу пожелать вам удачи в работе, крепкого здоровья, и что самое важное, наконец, научиться воплощать в жизнь каждое бездумное обещание, что когда-либо слетало с вашего языка.

Знаю, что не получу нагоняй за свою прямолинейность, поэтому отвешиваю шутливый поклон, и обойдя стол, вцепляюсь в спинку принадлежащего мне по праву стула.

— Теперь идите. В отличие от вас, деньги в мой карман не падают, если я позволяю себе бездельничать. И сильно не налегайте на сладкое, в вашем возрасте пора бы подумать об уровне холестерина в крови, — дружелюбно похлопываю его по плечу, вынуждая скорее подняться, и с чувством выполненного долга, запускаю необходимые программы. Слава же топчется у двери своего кабинета, продолжая сверлить мою спину взглядом, еле слышно ухмыляется себе под нос, и все-таки щелкает дверным замком.

— Не забудь про кофе, — раздается из селектора, когда я остаюсь одна в просторной приемной, и от звука его недовольного голоса, улыбка на моих губах становится лишь шире. — Только не вздумай меня отравить. Не в день моего рождения.

Ему двадцать восемь. Не знаю, как к своим годам он сумел обзавестись собственным офисом с таким внушительным штатом, но видя, как он ведет дела, не удивляюсь такому успеху. Я слукавила — начальник он замечательный — с первого дня я впитываю каждое его слово как губка, боясь пропустить мимо ушей даже малейшую деталь, осознавая, что в будущем даже она может сыграть мне на руку. И пусть мне немного обидно, что наобещав золотые горы, Лисицкий запер меня в четырех стенах, что-то подсказывает мне — впереди еще масса всего интересного.

Я обвожу глазами помещение, с удовольствием откидываясь на спинку, и немного морщу нос, ощущая нотки мужского парфюма, впитавшегося в кожаную обивку. Отворачиваюсь к окну, до моего появления здесь завешанному тяжелыми портьерами, что мешало наслаждаться уличным пейзажем, и в который раз убеждаюсь, что решение избавиться от пыльного старья было верным.

— Пожалуйста. Две ложки сахара и щепотка корицы, — водружаю поднос перед Лисицким, уже приступившим к насущным делам. — На сегодня все ваши встречи я отменила. Ресторан заказан на семь, приглашения разослала на прошлой неделе. С выступлением вашей любимой группы вышла заминка — у них гастроли и отменить их уже невозможно, поэтому придется обойтись диджеем.

— Мне плевать, — он отпивает глоток и тут же сплевывает обратно, явно не придя в восторг от темной жижи в кружке. — Что за гадость?

— Видите, вам еще повезло, что я не готовлю его ежедневно. С этим аппаратом я плохо лажу. Если согласитесь на чай, принесу через минуту.

— Нет, уж. Отныне я не возьму от тебя даже стакан воды, — не слишком-то и, стесняясь, босс пялится на мою пятую точку, сегодня обтянутую трикотажной бардовой юбкой. Я знаю, что нравлюсь ему — все мои радары уже успели засечь повышенный интерес к отдельным частям моего тела, поэтому оставляю его выходку безнаказанной. Пока в ход не пошли руки, нынешнее положение дел меня вполне устраивает. Да и, не буду лукавить, любой девушке, не отличающейся сногсшибательными данными, польстит внимание такого красивого успешного мужчины, и я не стала исключением.

Я пожимаю плечами, больше не зная, чем еще смогу быть полезной, и без лишних слов водружаю посуду обратно, намереваясь оставить его наедине с бесконечным ворохом бумаг, когда Вячеслав Аркадьевич застает меня врасплох своим внезапным вопросом:

— Сама-то придешь?

— Что-то не припомню себя в списке приглашенных, — касаюсь своих губ кончиком указательного пальца, разыгрываю усиленную работу мозга. — Или я что-то пропустила?

— Некоторых я предпочитаю приглашать лично.

— А Елена Юрьевна посещала подобные мероприятия?

— Нет, но она и не хамила мне. Так что, можешь считать себя особенной, — сообщает будничным тоном, немного смущая меня подобным заявлением. — Воспринимай это как репетицию. На следующей неделе будешь сопровождать меня на благотворительном вечере, я рассчитываю пересечься там с Григорьевским. Поможешь мне его расположить, у тебя природный дар развязывать людям языки.

— Это комплимент?

— Констатация факта — ты так много болтаешь, что не ответить тебе невозможно. Так что? — и не думает отступать, пока в моей голове судорожно крутятся шестеренки. Смотрю на приятного мужчину перед собой, взвешивая все за и против: что я теряю? Крутить с ним роман меня никто не заставляет, да и он не похож на человека, который станет силой принуждать меня к подобному. Почему бы и нет, тем более что на подготовку этого мероприятия я потратила не один день? Киваю, поворачиваясь к дверям, и уже на пороге интересуюсь:

— Я уйду пораньше? Не в этом же мне идти.

***

Буду краткой: не вдаваясь в подробности своего туалета, могу смело заявить, что выгляжу я вполне неплохо. В последний раз проверяю, не испортила ли прическу, и, сделав глубокий вдох, прохожу в зал, стараясь ничем не выдать собственной обеспокоенности. Я никого здесь не знаю и большинство гостей вижу сегодня впервые, поэтому оставаться невозмутимой не так-то и просто. Крепко сжимаю в руках свой клатч, как и любая на моем месте, успевая подметить, что на фоне здешних дам мой наряд немного проигрывает, но даже не думаю расстраиваться, воспринимая это как данность — кто-то рожден для того, чтобы блистать, а кто-то просто жизненно необходим для создания контраста. Улыбаюсь официанту, снимая с подноса шампанское, но не спешу к нему притрагиваться, прокручивая ножку бокала пальцами.

Такой размах я вижу впервые — большинство именин, на которых мне посчастливилось присутствовать не идут ни в какое сравнение с тем торжеством, что решил закатить Лисицкий. Мне ли не знать, сколько денег он потратил на многочисленные закуски, если я лично вносила залог, раз за разом перепроверяя, не напутала ли с меню, стараясь угодить всем требованиям шефа?

— Подарки складываем сюда, — координатор — миловидная девушка в легком бирюзовом платье, которую опять же наняла я, указывает мне на стол в углу, уже заваленный всевозможными коробками. — Вы подписали?

— Нет, — и не думаю расставаться со своим сюрпризом, крепче сжимая его в руке. — Я вручу лично.

— Простите, — она смущается, явно неверно истолковав мое желание. Наверняка считает, что у нас роман, и не решается спорить, провожая меня к столику. — Вы ведь Елизавета Волкова, верно? Не сразу вас узнала, в костюме вы выглядите немного иначе. Вам сюда.

Сидеть мне предстоит с молодым человеком, словно и не заметившим, что я опустилась на стул, случайно задев его локоть, и еще тремя людьми, явно опаздывающими, ведь на часах уже начало восьмого. Немного жутко от вида молчаливого соседа, что-то выискивающего в своем смартфоне, и сейчас идея прийти сюда кажется мне безумной. О чем с ним говорить?

— Прекрасное место, неправда ли? — делаю первую попытку хоть как-то скрасить начавшийся вечер, но тут же жалею о своей несдержанности, заметив недоумевающий взгляд обращенных ко мне глаз.

— Не знаю, — мужчина не уделяет мне и секунды, уже возвращаясь к просмотру ленты. — Наверное. Хотя, по-моему, полная безвкусица.

— Почему? — поражаюсь его оценке, пребывая в восторге от атмосферы этого заведения. Свет приглушен, стены обложены декоративным кирпичом, выкрашенным в цвет слоновой кости, то тут, то там развешаны пестрые пейзажи, а на столах кипенно-белые скатерти, с композициями из живых цветов в центре. Я уж точно никогда прежде не бывала в таких ресторанах…

— Я об оформлении. Не знаю, кто занимался подготовкой, но не думаю, что Слава придет в восторг от устроенной здесь оранжереи, — и сам того не подозревая, собеседник бьет по моему самолюбию.

Я вложила в организацию душу, тратила свои выходные на просмотр каталогов, подборку ивент-агентства и составление меню! Недовольно приподнимаю бровь, мечтая убить его своим взглядом, и больше не стремлюсь завязать диалог. К черту этого социопата — не нужно быть человеком большого ума, чтобы понять, насколько ему неприятны гости, о чем-то оживленно болтающие на своих местах, и я, с чего-то вознамерившаяся перекинуться с ним парой фраз. Недаром же он брезгливо морщится, когда смех за соседним столом становится громче.

Проходит еще минут десять, за которые я успеваю раз двадцать отругать себя за самонадеянность — есть мир, в который не так-то просто попасть, а стать своей в этом болоте пресытившихся благами акул и вовсе не выполнимая задача.

— Пришла? — самодовольно улыбнувшись, Лисицкий садится рядом, предварительно пожав руку угрюмому очкарику, все так же вычитывающему что-то на просторах интернета. Никаких дружеских объятий, поздравлений и даже мимолетной улыбки на лице этого парня — полнейшее отсутствие эмоций.

— Как видите.

— Сегодня на «ты», ладно? Забудь, что я плачу тебе зарплату, и лучше вспомни того, кто когда-то испортил твою туфлю, — подозвав официанта, именинник просит наполнить свой бокал.

Сейчас он выглядит иначе — пиджак повесил на спинку стула, галстука нет и в помине, а верхние пуховки рубашки небрежно расстегнуты, приоткрывая ямочку на шее. Обычный человек, изрядно уставший за день и сейчас вознамерившийся отдохнуть от назойливых мыслей о бизнесе.

— Успели уже познакомиться? — Слава обращается не ко мне, но вряд ли даже к утру добьется хоть какой-то реакции от своего товарища.

— Нет. Я стараюсь не отвлекать вашего друга, уж очень он поглощен отслеживанием лайков под своими фото, — все-таки делаю первый глоток и стараюсь говорить тише, не упуская возможности отомстить обидчику за мои разнесенные в пух и прах старания. — Лучше, напишите ему, так он быстрее заметит, что вы не прочь поболтать.

— Ты неисправима. Думал, на тебя так кабинет действует, а ты даже вне работы постоянно язвишь, — мужчина смеется, приподнимая свой бокал. — Произнесешь тост?

— Вот еще, — чокаюсь с боссом, теперь чувствуя себя куда лучше, с его появлением совершенно расслабившись.

Есть в нем что-то необъяснимое, что позволяет отвлечься — то ли непринужденная манера общения, то ли эти глаза, словно выпивающие тебя до дна, то ли аромат морского бриза, смешавшийся с еле уловимым запахом роз, украшающих стол. А может быть, дело в шампанском, незаметно ударившем в голову.

— Здесь и без меня много желающих высказаться. Но подарок я все же купила. Учла твои пожелания, — переступаю через себя, выполняя просьбу оставить официальное обращение за дверью офиса, и стараюсь не улыбаться, наблюдая за нетерпеливыми мужскими пальцами, расправляющимися с оберткой.

— С собакой? — прижав к груди дешевый блокнот, больше подходящий школьнику, Лисицкий и не думает расстраиваться, в то время как его неразговорчивый знакомый брезгливо морщится, уже успев изучить обложку. — Сойдемся на пирожных?

— Без проблем. Хотя, как по мне, он премиленький, — отзываюсь, теперь разглядывая оживившихся гостей, и случайно замечаю мужчину, повернутого ко мне спиной. Не нахожу в нем ничего особенного, но уже точно знаю, что что-то изменится безвозвратно в ту самую секунду, когда я смогу разглядеть его лицо…