Вскоре я заболела туберкулезом и весной 1907 г. уехала в Тифлис. Летом была в Абастумане, а с осени стала заниматься уроками (для заработка) и нелегальной работой в Тифлисской организации партии — в качестве агитатора и пропагандиста в рабочих кружках.

Однако вскоре мне пришлось отойти от этой работы, так как у меня возникли разногласия с местными руководителями по вопросу об отношении к экспроприациям и террористическим актам.

Пятый (Лондонский) съезд партии в это время вынес постановление, запрещавшее членам партии какое бы то ни было участие в партизанских выступлениях, т. е. единоличных и групповых покушениях на жизнь агентов правительства и представителей буржуазии. Местные же товарищи по-прежнему считали, например, вполне допустимым убийство шпика в каком-нибудь темном переулке. Я не могла согласиться с этим.

Выйдя из руководящего кружка, я не отказалась от партийной работы и вела кружок у трамвайных рабочих, с которыми мы изучали Эрфуртскую программу, а потом и у железнодорожников Тифлисского железнодорожного узла.

Одновременно я работала в Тифлисе в школе Общества учительниц. Школа эта была создана учительницами-социалистками (эсерками и социал-демократками). В 1910–1912 гг. я была там сначала только учительницей, а потом — и заведующей. Школа считалась «подготовительной», и ребята поступали в нее, начиная с азбучного класса, а кончали 5 классов, но программа была весьма широкая. Так, во втором классе мы начинали изучение истории первобытного человека. В третьем классе проходили курс русской истории по Ключевскому и параллельно курс древней истории (Египет, Греция, Рим и Восток); в четвертом классе — курс средних веков и в пятом — новую и новейшую историю.

Говорю об этом подробно, так как я вела занятия по истории со второго класса и кончая пятым. Во втором классе я как раз начала с ребятами изучение истории первобытного человека. Учебника у нас не было никакого, и я стала применять особый способ занятий. Географию ребята уже до некоторой степени знали, и вот на географическом материале я приучала детей делать некоторые исторические выводы. Я спрашивала учеников, как они думают, где могли начать люди свою совместную жизнь. Дети, подумав, исходя из своих географических знаний, говорили, например, что таким местом могли быть берега крупных рек, таких, как Нил, или острова Средиземного моря. И тогда мы вместе с ними разбирали, какой могла быть жизнь поселенцев в этих местах. К следующему уроку дети должны были составить план проработанного. План кого-нибудь из ребят разбирался на уроке, а затем на основании этого материала строилась дальнейшая беседа. Вначале ребята говорили, что им трудно, но вскоре работа их увлекла, и занятия пошли живо. Тот же метод проводила я и в следующих классах, но уже на основании тех исторических данных, которые имелись у ребят.

Одновременно я преподавала русский язык и литературу.

В школе было совместное обучение мальчиков и девочек, и росли они настоящими товарищами.

Прием в школу был весьма сложным делом, так как плата за обучение была разная, в зависимости от материального положения родителей. Помню, что один мальчик — пастух платил всего 1 рубль в месяц, а были родители, которые платили по 20 и даже до 30 рублей в месяц. Школьный совет должен был решать, какую сумму взимать с родителей, а вместе с тем надо было так скомбинировать состав учеников, чтобы покрыть платой за обучение все расходы по школе и по оплате труда преподавателей. Весной экзаменов по сути дела не было, но каждый преподаватель обязан был провести «экзаменационный» урок, на котором должен был показать совету на новом материале, как усвоен пройденный курс. Одновременно он должен был продемонстрировать и свой метод преподавания. Хорошая была школа, и очень спаянный был коллектив преподавателей.

Пропагандистскую работу я вела до осени 1911 г., когда Сурен Спандарян и Серго Орджоникидзе вовлекли меня в организационную комиссию по подготовке Пражской конференции, а потом в работу по части издательства и вообще техники Русского бюро ЦК. Поздней осенью 1911 г. у меня на квартире (по Андреевской улице, 13) состоялось заседание Оргкомитета по подготовке конференции. После нее Сурен уехал в агитационную поездку по России. До конференции он не вернулся в Тифлис, так как был выбран делегатом ее. Вернулся он в Тифлис в конце января или в начале февраля.

В состав ЦК, избранного на Пражской конференции, вошли В. И. Ленин, И. В. Сталин, Г. К. Орджоникидзе, Я. М. Свердлов, С. С. Спандарян. Конференция избрала также Русское бюро ЦК во главе с И. В. Сталиным. В Русское бюро ЦК вошли Я. М. Свердлов, С. С. Спандарян, Г. К. Орджоникидзе, М. И. Калинин.

При первой же встрече, рассказывая о работах конференции, приехавший из Праги Спандарян сообщил мне: «Я вам удружил — вас выбрали кандидатом в члены ЦК и назначили секретарем Русского бюро ЦК». С тех пор и до самого ареста я несла эту обязанность.

В одну из поездок из Тифлиса в Баку Сурен был арестован, но просидел недолго и вновь приехал в Тифлис.

Мы в это время вели большую работу по подготовке выборов в IV Государственную думу. У нас была объединенная комиссия с меньшевиками. Но, конечно, мы, большевики, имели и свои предварительные совещания, где вырабатывали положения, которые мы должны были отстаивать на общих заседаниях. Одно из таких предварительных собраний состоялось на квартире Ю. Д. Кобякова — не то журналиста, не то адвоката, который потом оказался провокатором. Впоследствии по нашему процессу ясно было, что он нас выдал.

В это же время у нас шла драка с меньшевиками по вопросу о профсоюзах. Мы вели линию на то, чтобы не только легально использовать профсоюзы, но и создавать в них нелегальные партийные ячейки, которые будут служить нам хорошей опорой. Меньшевики были против этого.

В июне 1912 г. я уехала из Тифлиса в Питер, но по дороге заезжала в Баку, Ростов, Москву, чтобы передать там резолюции и тезисы, принятые на Пражской конференции, переговорить с товарищами о положении дел и установить связи.