Рассказ, записанный по мотивам реально происшедшего случая в Санкт-Петербурге летом 1998 года.

Будучи не профессиональным, но увлечённым этнографом, я собирался поступать в аспирантуру, чтобы в будущем более чётко для себя и окружающих формулировать этнографические понятия. Собрав необходимые сведения о документах и прочих требованиях для поступления, я с чувством полного удовлетворения вышел из университета. Поскольку погода была чудесная, а времени предостаточно, я решил прогуляться и не спеша двинулся к Стрелке Васильевского острова. Когда я проходил мимо Таможенного переулка, моё внимание привлёк небольшой магазинчик с очень серьёзным названием «Академкнига». Я свернул в направлении к магазину и вскоре оказался на его высоком крыльце, находящемся с торцовой стороны большого дома, из которого, впрочем, и состоит одна половина Таможенного переулка. Другая же половина более разнообразна: здесь находится ресторан «Старая таможня» и центральный вход в знаменитую Кунсткамеру. Если бы не зазывающая табличка «Академкнига», можно было бы принять это крылечко за обыкновенный чёрный ход или запасной выход. Тем не менее, я открыл дверь и вошёл в тускло освещённый коридорчик, в котором слева и справа располагались двери. Недолго думая, я открыл правую дверь и вошёл внутрь.

Обстановка в помещении сильно напоминала школьную библиотеку, причём очень маленькую. Вдоль двух стен располагались стеллажи с подержанными книгами, напротив которых за старым деревянным столом, заваленным не менее старыми книгами, сидела… нет, ещё не старая, но уже не молодая женщина, скажем, «бальзаковского возраста». Женщина читала какой-то толстый журнал и время от времени бросала взгляд поверх своих очков, нацепленных на кончик носа, на толкущихся возле стеллажей покупателей. Поскольку магазинчик был невелик по площади, то и тех пятерых человек, находящихся в нём, уже можно было назвать толпой. Да я тут ещё, извините, припёрся со своим рюкзаком.

«Бальзаковская женщина» машинально посмотрела на меня, потом на мой рюкзак и, опуская глаза на журнальные страницы, сказала:

– Сумку можете оставить возле стола.

Я бросил рюкзак в указанное место и, пробравшись к нужному стеллажу, начал перелистывать интересующие меня книги. Спустя некоторое время, уяснив для себя, что такое «ведьмина метла», «пуантилизм» и когда родился Бенедикт Спиноза, я понял, что книги по этнографии в данном магазине не водятся. Немного разочарованный бесплодными поисками, я поднял рюкзак и, собравшись уходить, обратился к «бальзаковской женщине»:

– Извините, у вас бывают книги по исторической географии, по этнографии?

– К нам поступают самые разные книги по научному содержанию, – ответила женщина и тут же добавила, указывая рукой на стеллаж, возле которого я только что был, – а вы на тех полках смотрели? У нас там обычно исторические науки и философия.

– Да, там я уже смотрел, – ответил я, – даже залез на соседние полки с ботаникой.

– А что вас конкретно интересует, молодой человек?

– История и культура народов Дальнего Востока и индейцев Северной Америки…

Я замолчал, видя как «бальзаковская женщина» несколько оживилась при последних словах, отчего решил уступить даме.

– Вы знаете! У нас есть книги про индейцев. Сейчас выйдите и увидите дверь напротив, это второй отдел магазина. Зайдёте туда и там в самом конце спросите, что вам нужно. Вам помогут.

После такого подробного объяснения я кивнул головой, поблагодарил за помощь и вышел из магазина. А «бальзаковская женщина» с чувством выполненного долга оглядела погружённых в книги покупателей и, убедившись, что её помощь больше никому не нужна, вернулась к чтению своего журнала.

Я вошёл в левую дверь и был приятно удивлён, когда оказался в достаточно просторном и светлом магазине с разнообразной и богатой литературой. «И почему я сюда сразу не зашёл?», мысленно упрекал я себя, направляясь к самому дальнему, историческому отделу. Здесь было достаточно просторно, но не от избытка пространства, а скорее от нехватки покупателей, что я попытался восполнить своим неожиданным появлением. Седовласая женщина, продавец, сидевшая за прилавком, даже встала, увидев меня, и слегка наклонилась вперёд, чтобы внимательно выслушать мою просьбу.

Мне приятно польстило столь трепетное и внимательное отношение работников этого магазина к моей скромной персоне. Я уважительно поздоровался и подробно изложил цель своего визита. Женщина внимательно выслушала меня и указала на небольшой стеллаж с аккуратно расставленными на нём книгами и брошюрами. Поскольку данный стеллаж, как я понял, носил по большей части рекламно-выставочный характер, доступ к нему был преграждён невысокой деревянной стойкой. Хоть я и обладаю хорошим зрением, тем не менее, мне пришлось нагнуться всем своим телом над стойкой, чтобы прочитать не то, чтобы авторов, но даже названия некоторых книг.

Заметив мои неудобства и, видно успев проникнуться доверием ко мне, а скорее к моему простенькому внешнему виду, продавец позволила мне пройти за стойку прямо с рюкзаком и расположиться возле стеллажа, о чём она позднее, наверно, не раз пожалела. Я опустил рюкзак на пол и принялся просматривать книги. Впрочем, то, что попадало мне в руки, либо не соответствовало моим интересам, либо уже было мне знакомо. Так я добрался до рекламной тумбы, на которой были выставлены, видимо, вновь поступившие свежие издания. Книги лежали горизонтально, под наклоном и стояли вертикальными рядами вдоль стены. Моё внимание привлекла толстая книга широкого формата, в кожаном сером переплёте, на котором большими золочёными буквами было выдавлено «Русская Америка в записках Кирилла Хлебникова». «То, что надо!» – подумал я и осторожно, стараясь не уронить стоявшие рядом книги, взял в руки увесистый том.

Книга стоила того, чтобы её купить. Вот только цена за неё явно расходилась с той суммой денег, которая не шуршала, а скорее, позванивала в моём кармане. Я тяжело вздохнул и, словно отрывая от сердца родное дитя, протянул руки вперёд, чтобы поставить книгу на прежнее место, как вдруг, совершенно случайно задел одну из стоящих вертикально брошюр. Она пошатнулась и упала на рядом стоящую точно такую же брошюру, та в свою очередь упала на следующую книгу, которая, соответственно, завалила последний в этом ряду экземпляр, имевший наглость застрять между книжной тумбой и стеной. Я поспешил достать застрявшую брошюру и протиснул руку в щель.

К моему большому сожалению, протиснув руку, я только расширил пространство, в которое книга провалилась ещё дальше. Я молча выругался и вздрогнул от неожиданной реплики, раздавшейся за моей спиной.

– У вас какие-то затруднения? – спросила подошедшая продавщица.

– Да… – в замешательстве протянул я, указывая взглядом на тот бардак, устроенный мною на тумбе.

– Ничего страшного, я поправлю, – спокойно произнесла женщина и принялась расставлять по местам упавшие книги.

– Да… но дело в том… – нерешительно заговорил я, – что одна из книг провалилась между тумбочкой и стенкой.

– Как провалилась!? – удивилась седовласая продавщица, откладывая книги в сторону и подойдя ко мне.

– Вот сюда, – виновато произнёс я, указывая на щель.

Женщина ещё раз пересчитала брошюры и, с серьёзным выражением лица, на котором не осталось и следа от прежней доброжелательности, спросила:

– А вы точно уверены, что одна из книг упала за шкаф?

– Да! Я даже пытался достать её, но, похоже, что она в самом низу, – ответил я.

Продавщица нагнулась над столом и, прислонившись щекой к стене, попыталась заглянуть в щель.

– Я ничего не вижу, – озадаченно произнесла она.

– Книга действительно там, – утвердительно заявил я, и для подтверждения своих слов мне пришлось буквально встать на четвереньки, чтобы заглянуть под тумбу.

Но это оказалось не так просто. Расстояние между полом и днищем шкафа было едва-едва больше того, в которое провалилась брошюра. После этой неудачной попытки я присел на корточки и, тяжело вздохнув, виновато посмотрел на седоволосую продавщицу. В её лице уже начинали проступать едва заметные следы раздражения. Женщина нервно сжала губы и процедила сквозь зубы:

– Что хотите делайте, а книгу вы должны достать.

Её слова прозвучали как приговор, который не подлежал обжалованию ввиду своей обоснованности и справедливости. Я это прекрасно понимал и, стоя чуть ли не на коленях перед продавщицей, как перед судьёй, за ажурной деревянной стойкой, ощущал себя подсудимым, осознавшим свою вину.

Моя голова, торчавшая из-за стойки, видно, привлекла к себе внимание покупателей. Пытаясь создать непринуждённый вид, они стали постепенно подтягиваться к историческому отделу, возле которого минуту назад ещё никого не было. Заметив на себе любопытные взгляды покупателей и осознавая некоторую неловкость своего положения, я выпрямился во весь рост и вполголоса обратился к продавщице с просьбой принести хоть какую-нибудь газетку, чтобы её можно было постелить под себя на полу и таким образом ещё раз попытаться достать упавшую книгу.

Женщина, уже не скрывая своего недовольства, что-то ворча себе под нос, достала из выдвижного ящика стола свежий номер «Московского комсомольца» и протянула его мне. От этого я ещё больше почувствовал себя виноватым, но, не решаясь произнести лишнего слова, чтобы не раздражать продавца, покорно расстелил на полу газету и молча опустился на колени перед книжной тумбой, как перед плахой на собственной казни. Мои щёки пылали, словно огненные, не то от волнения осознаваемой вины, не то от той несусветной ругани, которую мысленно обрушивала на меня седоволосая продавщица. Я, проклиная, в свою очередь, собственную нерасторопность и закрытые задние стенки стеллажа, через которые невозможно было подобраться к книге, распластался на газете так, что количество покупателей у исторического отдела увеличилось вдвое. Люди, быть может только понаслышке знающие о существовании этнографии, теперь подолгу задерживались возле прилавка с этой тематикой и, делая вид, что рассматривают книги, с любопытством заглядывали за деревянную стойку, пытаясь понять, что делает молодой человек на полу, стоя на «Московском комсомольце», да ещё в такой странной позе.

Поза действительно была необычной. Я, стоя на коленях и пытаясь рассмотреть упавшую книгу, прогнулся так, что моя голова практически легла на пол; левую руку я просунул под стеллаж, пытаясь на ощупь отыскать пропажу, а правая рука, упёршись в пол, удерживала всю эту странную конструкцию, над которой весьма показательно и до неприличия высоко вознёсся мой зад.

Нащупав под стеллажом уголок упёршейся в пол книги, я уцепился за него и попробовал вытянуть книгу наружу. Книга, словно зажатая в тисках, не двигалась с места. Я явно осторожничал с ней, боясь её порвать. Время от времени, чтобы перевести дух, мне приходилось высовывать руку из-под стеллажа и распрямлять спину. Один пожилой мужчина, заметив мои периодические вставания и припадания к земле, подошёл к седоволосой продавщице и, указывая на меня пальцем, поинтересовался:

– Похоже, что молодой человек – мусульманин?

Продавщица бросила нервный взгляд в сторону мужчины и, едва сдержавшись, отрезала:

– Да!

– Вот ведь, ислам, какая религия интересная!? Где бы ты ни находился, что бы ты ни делал, а время молитвы строго должен соблюдать, – мужчина одобрительно покачал головой и, протянув деньги продавщице, ткнул пальцем в «Историю мировых религий», – отбейте мне чек, пожалуйста, на эту книгу. Хочу подробнее познакомиться с самой молодой религией мира.

Седоволосая женщина с нескрываемым удивлением обслужила покупателя и посмотрела на мой обречённый вид. Я продолжал безнадёжно водить рукой под стеллажом, как вдруг услышал уже ранее знакомый мне голос.

– Здравствуйте, Ольга Васильевна, – обратилась к продавщице женщина «бальзаковского возраста» из отдела буккниги, – у вас книги про индейцев есть?

Продавщица чуть не поперхнулась:

– Что!? И тебе тоже нужны индейцы?

– Нет, не мне. Один молодой человек сегодня интересовался ими, искал книги по этнографии Сибири и Америки. Я послала его к вам. Он должен был подойти сюда.

– Он и подошёл… – Ольга Васильевна, вздохнув, кивнула в мою сторону.

Увидев меня ползающим по полу возле книжного прилавка, «бальзаковская женщина» удивлённо вздёрнула бровями так, что её очки едва не упали, повиснув на кончике носа. Узнав от Ольги Васильевны, что произошло, «бальзаковская женщина» что-то шепнула ей на ухо, потом, улыбнувшись, посмотрела на меня и удалилась.

Моё положение становилось невыносимым. Я устал выглядеть «подсудимым», «мусульманином», наконец, полным идиотом в глазах окружающих людей. Перед тем, как сделать последний рывок, уже не заботясь о сохранности книги, я обернулся в сторону седоволосой продавщицы, чтобы предупредить её возможных последствиях. Но не успел я и слова промолвить, как женщина молча, с тем же недовольным выражением лица, отодвинула меня в сторону, опустилась на колени и просунула руку под стеллаж.

«Вот и в наших рядах прибавилось», – невольно пронеслось у меня в голове, и, видя, что у продавщицы тоже ничего не получается, я сказал:

– Я попытался вытянуть книгу за торчащий угол, но побоялся порвать её.

Седоволосая женщина повернулась ко мне и, поскольку она, как и я, сидела на расстеленной газете, её лицо оказалось напротив моего. Я затаил дыхание и ждал. Нет, не удара в челюсть, конечно. Мне казалось, что сейчас разразится буря, которая смоет меня вместе с рюкзаком без остатка. Зрители уже собрались возле стойки в ожидании нокаута, чтобы с удовольствием отсчитать в обратном порядке последние минуты моей жизни. Но, к моему удивлению, словно незримая туча сошла с лица женщины, сидящей напротив меня. Её холодные голубые глаза теперь излучали тепло, сдвинутые брови расправились, а по лицу растеклась едва уловимая улыбка. Не сказав ни слова, женщина повернулась к книжному стеллажу, просунула под него руку и что было сил дернула зажатую книгу за свободный торчащий угол.

Я пришёл в ужас, когда увидел в руке у седовласой женщины один только переплёт от книги. Страницы отсутствовали. «Вот это нокаут!» – беспорядочно бегали мысли в моей голове, и я машинально потянулся к карману, чтобы отсчитать сумму, положенную за возмещение утери книги. На лбу проступил пот, глаза не смели взглянуть на продавщицу, ещё минуту назад показавшуюся мне такой доброй и уже готовой простить мою случайную оплошность.

Но что я слышу? Какие-то странные непонятные хрипы и всхлипывания. «Мне конец. Я довёл человека до истерики», – подумал я и поднял глаза. Передо мной, сидя на свежем номере «Московского комсомольца» сидела седоволосая женщина, тело которой тряслось и периодически вздрагивало от сдерживаемого смеха. Я не понимал, что происходит. Женщина, увидев моё недоумение и полную растерянность, немного придя в себя, объяснила мне, что всё это время все книги, выставленные на стеллаже, оставались на своих местах. А я в течение четверти часа ползал по магазину на четвереньках и простоял в неприличной позе, чтобы достать провалившуюся обложку от старого ежедневника, которая использовалась как подставка для тонких и плохо устойчивых брошюр.

Да! Ситуация, в которую я попал, выглядела до дикости глупо. Мне не то что смеяться, бежать хотелось от стыда куда глаза глядят, рвать на себе волосы и ругать себя за природную неуклюжесть и рассеянность. Я молча взвалил на плечо рюкзак, извинился за причинённое неудобство перед Ольгой Васильевной и уже повернулся, чтобы уйти, как услышал за спиной голос седовласой женщины:

– Молодой человек, постойте! Не стоит переживать из-за таких пустяков, тем более ничего страшного не произошло. Я бы сказала, даже наоборот. Собой вы привлекли внимание покупателей к нашему отделу исторической книги. И за это время было сделано несколько удачных покупок. В том числе, сегодня у нас купили «Историю мировых религий», которая, как заколдованная, лежала на прилавке больше месяца. Спасибо Вам! Заходите к нам ещё! Будем рады Вас видеть!

Я не знал, что и чувствовать после таких неожиданных слов. Во мне всё перемешалось: чувства вины и неловкости непонятным образом переплетались с только что прозвучавшими словами искренней благодарности. Совершенно ошарашенный, выходя из магазина, в дверях я столкнулся с «бальзаковской женщиной». Увидев меня, она с нескрываемой симпатией улыбнулась и произнесла уже знакомую мне фразу:

– Заходите к нам ещё! До свидания, молодой человек!

Этой фразы было достаточно, чтобы изменилось моё испорченное настроение в лучшую сторону.

Спустившись с лестницы «Академкниги», я молча покачал головой, поражаясь только что произошедшему со мной случаю, и, облегчённо вздохнув, не спеша пошёл по Таможенному переулку. Когда я проходил мимо ресторана «Старая таможня», меня остановил пожилой мужчина в тёмной шляпе, лет шестидесяти. Он стоял на крыльце ресторана и, опершись одной рукой на деревянную трость, о чём-то увлечённо разговаривал со швейцаром, одетым в форму русской таможенной службы конца 19 века: тёмно-зелёный сюртук с золочёными пуговицами в два ряда и фуражка с блестящей металлической кокардой на чёрном бархатном околыше. Увидев меня, мужчина с тростью оставил собеседника и, прихрамывая на одну ногу, направился ко мне.

– Сергей Петрович! – представился мужчина и как-то по старинке, в духе тридцатых годов, в знак приветствия приподнял над головой шляпу.

– Очень приятно, – несколько настороженно ответил я, готовясь к ещё одному неожиданному повороту событий, на которые оказался богатым этот день, – чем могу быть полезен?

– Вы уж извините старика, совершенно незнакомый вам человек, что я прямо так, с ходу…Дело в том, что несколько минут назад я видел вас молящимся на полу в книжной лавке. Вы, должно быть, мусульманин? А я давно испытываю интерес к исламу и, увидев впервые в жизни столь трепетное отношение к религии, решил во что бы то ни стало поближе познакомиться с Вами, а заодно и обсудить интересующие меня некоторые вопросы относительно религии и веры вообще.

Поняв, что произошло, я весело засмеялся и, чтобы не разочаровать человека, соглашаясь, закивал головой.

Приятно удивлённый моей бурной реакцией, мужчина радостно заулыбался:

– Я знал, что Вы мне не откажете. Не беспокойтесь, я Вас долго не задержу.

– Ничего страшного, я сегодня абсолютно свободен и постараюсь ответить на Ваши вопросы, – успокоил я мужчину.

Старик, воодушевлённый проявленной отзывчивостью, сдвинул на затылок шляпу, достал из-за пазухи увесистый том «Истории мировых религий» и, перелистывая на ходу страницы, потащил меня в ресторан обсуждать проблемы древнего и современного ислама – религии, о которой до этого дня я знал не больше, чем мой случайный знакомый.

14 декабря 2000 года

Нижний Тагил