Малороссия. Новороссия. Крым. Полная история южного русского края

Ставровский Яков

Морачевский Виталий

Семенов-Тян-Шанский Петр Петрович

Малороссия

 

 

Россия. Полное географическое описание нашего отечества под ред. В. П. Семенова-Тян-Шанского.

Малороссия, т. VII. СПб., 1903

Левобережная (по отношению к Днепру) Украина, состоящая из губерний Черниговской, Полтавской и Харьковской, занимает собою пологий юго-западный скат от Среднерусской возвышенности к Днепру, прорезанный параллельным юго-западным течением нескольких значительных притоков последнего, как напр. Десны, Сулы, Псела, Ворсклы и др., и только своим восточным клином захватывает верхнее течение Северского Донца с некоторыми его притоками. Пространство это и по своим физико-географическим условиям, и по своей исторической судьбе имеет большую аналогию со Среднерусской черноземной областью. Как там мы видим три ботанических пояса (лесной, ограниченный бассейном Десны, нижним течением Упы, Осетра, Прони, Пары, Цны, Выши, Бада и Мокши, лесостепной до Валуя, Тихой Сосны и устьев Битюга и Вороны, а к югу от них – степной), так и здесь мы встречаемся с ними же, с тою только разницей, что юго-западное течение здешних рек вообще гораздо определеннее ограничивает их своими долинами при простирании этих поясов с ю.-з. на с.-в. Так, здесь лесной пояс приблизительно ограничивается с юга течением Десны и Сейма, лесостепной – течением Ворсклы (и только от Полтавы идет поперек водораздела к Змиеву на Донец, а отсюда уже вверх по последней реке к Волчанску), а далее следует степной. Поэтому как та, так и другая область самой природой были предназначены для земледелия. Но при всем том Среднерусская черноземная область наделена несколько богаче полезными ископаемыми (железные руды, каменный уголь), а здесь эти богатства находятся уже вне области – в Донецком бассейне. Самая же существенная разница между обеими областями состоит в том, что преобладающее малорусское население левобережной Украины представляет большие бытовые различия с великорусской по преимуществу Центральной черноземной областью, заметно отражающаяся и на приемах народной эксплоатации земледельческих богатств.

Среднерусская черноземная область была с XII по XVIII в. сначала для Суздальско-Владимирского, а потом для Московского центра «оплечьем» в борьбе со степными кочевниками, а левобережная Украина с самого начала русской истории до XVIII в. была тем же «оплечьем» против кочевников для Киевского центра. По лесному северо-западному краю Среднерусской черноземной области шел торговый и колонизационный путь, связывавший Киев с Суздальско-Владимирским и Московским центрами; юго-западное же начало этого пути проходило в рассматриваемой области по лесистому черниговскому Подесенью. В Среднерусской черноземной области попытка талантливого в. кн. Олега создать из Рязани (расположенной на границе лесного и лесостепного поясов) самостоятельный собирательный русский центр не удалась, между прочим вследствие недостаточно выгодного географического положения Рязани и слабой ее естественной защиты со стороны степи. В левобережной Украине стремления Чернигова (также расположенного на границе лесного и лесостепного поясов) создать независимый от Киева собирательный русский центр также не имели успеха, между прочим вследствие слабой защиты Чернигова со стороны степи и положения его на второстепенной водной артерии, да притом еще на колонизационном пути из Киевской Руси в Суздальско-Владимирскую и Московскую. При московском господстве в одичавшую от постоянной борьбы с кочевниками Среднерусскую черноземную область направилась колонизация недовольных великорусских элементов Московского государства, урегулированная впоследствии царским правительством. При литовско-польском господстве в одичавшую по той же причине левобережную Украину началось движение недовольных малорусских элементов, впоследствии также урегулированное королевским правительством. Столкнувшиеся и слившиеся единоплеменные и единоверные колонизационные волны сделали левобережную Украину достоянием Москвы.

Участие той и другой области в дальнейшей колонизации южнорусских степей может быть выражено следующей схемой. Бывшая Курско-Харьковско-Азовская и Ростово-Владикавказская ж. д. представляют приблизительную границу сфер: восточной – великорусской колонизации из Среднерусской черноземной области и западной – малорусской из левобережной Украины. При этом территория, колонизованная великорусами, прорезывается по направлению от Харькова к Уральску (т. е. с ю.-з. на с.-в.) отдельными пятнами и полосами малорусских («хохлацких») селений, а территория малорусской колонизации прорезывается по направлению от того же Харькова к Одессе (т. е. с с.-в. на ю.-з.) отдельными пятнами и полосами великорусских («кацапских») поселений. Этот способ расселения, подобно поперечным железным скрепам в каменной стене, придал только большую прочность колонизации южнорусских степей. Рост Харькова еще до эксплоатации Донецкого бассейна и до основания университета, быть может, объясняется тем, что Харьков был узлом этого расселения, перешедшим сюда из первоначального, чисто военного узла – Белгорода (XVII в.).

С тех пор на долгое время Среднерусская черноземная область сделалась житницей Москвы, а левобережная Украина – житницей Киева, Минского Полесья и Верхнего Поднепровья, так что к рассматриваемой области можно было с полной справедливостью применить слова гр. А. Толстого:

Ты знаешь край, где все обильем дышит, Где реки льются чище серебра, Где ветерок степной ковыль колышет, В вишневых рощах тонут хутора…

Такою же рисовал нам левобережную Малороссию и бессмертный Гоголь. Однако со времени освобождения крестьян громадное сгущение земледельческого населения произвело здесь, еще больше чем в Среднерусской черноземной области, малоземелье и потребность в постоянном выселении на окраины государства, способствуя значительному уменьшению былого «обилия». К счастью, развитие в области заводской промышленности, имеющей непосредственную связь с земледелием (свеклосахарное, винокуренное, табачное и др. производства) и появление в XVIII–XIX вв. такого крупного культурного центра, как Харьков, в значительной степени умеряют здесь те черты «оскудения», которые считаются в настоящее время столь характерными для Центральной земледельческой области.

В. Семенов-Тянъ-Шанский, 1903

 

1. Исторические судьбы Малороссии

Я. Ф. Ставровский «Россия…», т. VII. С. 68–89.

Область трех малороссийских губерний весьма богата своим прошлым. Кроме обильного литературного материала, свидетелями ее многовековой истории могут служить курганы, городища, валы, наконец, могильные памятники тюркских народов, известные под именем «каменных баб», которыми она усеяна. Изучение всех этих памятников без сомнения обогатит историческую науку ценными вкладами, насколько можно судить по тому сравнительно немногому, что сделано уже в этой области. Раскопанные здесь курганы относятся почти ко всем периодам как исторической, так и доисторической жизни. Из находок, относящихся к доисторическому периоду, всего интереснее оказались сделанные в центральных уездах Полтавской губ. по берегам рек Сулы, Удая, притока последнего Коровки, Лохвицы и Оржицы. Здесь, возле села Гонцов Дубенского у. в 1873 г. Г. С. Кирьяков, К. М. Феофилактов и Ф. И. Каминский нашли в слое лесса кости мамонта вместе со множеством каменных и костяных орудий грубой отделки. Находки остатков мамонта, носорога и северного оленя, сопровождаемых грубыми орудиями, были сделаны также близ села Вязовки (Лубенск. у.), в г. Лубнах, близ селений Рудки (Лубенск. у.), Креслян (Прилуцкого у.), Яблоновки (на правом склоне долины р. Оржицы), в Лесовой Слободке (Лохвицкого у.), и у села Волошского близ впадения р. Олавы в Сулу. В пределах Черниговской губ. кости исчезнувших животных попадались в оврагах возле Новгорода-Северска и в Стародубском у., особенно между селениями Тетюрами и Дохновичами. Не лишена представителей доисторической фауны и Харьковская губ. Так, в Чугуеве найден мамонтовый зуб, в окрестностях Купянска – мамонтовый бивень, в деревне Костевке (Ахтырского у.) – почти цельный остов мамонта, наконец, на границе Харьковской и Полтавской губерний, недалеко от города Недригайлова были находимы кости мамонта. Указанные находки остатков исчезнувших животных, в особенности, сопровождаемые грубыми орудиями – на территории Полтавской губ., без всякого сомнения, относятся к самому древнему периоду каменного века – палеолитическому. В Полтавской губ. можно предположить стоянку большого охотничьего племени, жившего здесь в ледниковый период одновременно с мамонтом. Находки предметов каменного века в Полтавской губ. оказались настолько убедительными, что покончили споры о существовании человека на территории России в ледниковый период. Мало того, на основании их сделано предположение, что каменный век в России относится к более отдаленным временам, чем в Западной Европе.

Из других местонахождений большею частью смешанного типа, со следами разных эпох, интересны группы бугров в уездах Остерском Черниговской губ. и Переяславском, Золотоношском и Кременчугском – Полтавской. Гряда этих могильных курганов идет вдоль Днепра против пещерных жилищ первобытного человека, усеивающих преимущественно противоположный берег реки. Лучшие описания этих бугров мы находим у Н. Беляшевского и бар. де-Бая, подробно их исследовавших. Всего больше исследовано бугров этого типа в Остерском у. Черниговской губ. Здесь они расположены у селений: Никольской слободки, Выгуровщины, Троещина, Воскресенской слободки, Вишенок, Бровар, Гнедина, Жеребятина, на правой стороне р. Десны против г. Остра, у местечка Воронкова между Старосельем и Сваромьем. Продолжение этих курганов в Полтавской губ. составляют бугры близ селений Селища и Скопцов в Переяславском у., против Княжой горы в Золотоношском у. и у г. Кременчуга. Большинство найденных в указанных могилах предметов относится, по-видимому, к концу каменного века. Всего больше здесь попадалось кремневых орудий – наконечников стрел, разных скребков и осколков ножей и т. п. Встречались местами также черепки гончарных изделий, снабженных нередко довольно искусным орнаментом; наконец немало было найдено кухонных остатков в виде измельченных костей рыб, птиц и домашних животных. К более поздним временам здесь относятся осколки погребальных урн, бронзовые и железные предметы, остатки кострищ с обуглившимися костями человека (близ сл. Никольской) и человеческий скелет без следов обрядового погребения (близ с. Вишенок). В Харьковской губ. кремневые орудия (особенно стрелы) были найдены главным образом в Изюмском, Купянском и Богодуховском уездах. Более характерны для этой губернии предметы позднейшей, уже исторической эпохи. Существование бронзового века, который в Западной Европе следовал за каменным, в нашей области установить затруднительно, за отсутствием типичных для бронзовой культуры находок, если не считать нескольких довольно интересных бронзовых изделий, найденных И. Зарецким в Богодуховском и Ахтырском уездах. В большинстве же случаев вместе с бронзовыми предметами находили и железные, а иногда также золотые и серебряные. Очевидно, в эпоху, когда каменный век стал сменяться бронзовым, как это имело место в странах Западной Европы, в нашей области население испытывало на себе уже влияние более цивилизованных народов, снабжавших его своими изделиями.

В виду смешанного характера находок, может иметь большое значение классификация периодов, предложенная Д. Самоквасовым, ставящая археологию в более близкие соприкосновения с историей. Согласно этой классификации (с поправками к ней) все находки могут быть отнесены к одной из следующих эпох: киммерийской, соответствующей каменному, частью, бронзовому векам; скифской – с VI века до Р. X. до I по Р. X.; сарматской – I–II в. по Р. X.; к этой эпохе следует еще присоединить готскую во II–IV в, славянской – с IV–XI в. и половецко-татарской – с XII–XV в.

Из раскопок курганов, относящихся к скифо-сарматскому периоду, всего более интересны произведенные в сел. Аксютинце и Валковцах Роменского у., по р. Суле около г. Ромен, в селениях Поповке, Ярмолинцах и Чебереках. Здесь находили сосуды, иногда снабженные звериным орнаментом, много украшений из янтаря, разноцветного стекла, рога и всевозможные изделия из бронзы, золота и серебра. Большинство предметов вероятно греческого происхождения и занесены сюда торговлей. Во многих из них видно желание подделаться под вкус варваров. Чем севернее, тем греческое влияние оказывается слабее; здесь попадаются уже оригинальные предметы, а также иногда заметно влияние искусства урало-алтайского типа.

Во второй половине II в. по Р. X. готское господство, сменившее собою сарматское, захватило всю описываемую область. Гуннское переселение, сокрушило, как известно, готское царство и захватило всю степную часть нашей области. Эта волна кочевников оставила за собою след в виде авар или обров. Аварское господство сменилось в нашей области сначала хазарским, а затем славянским.

О последнем мы имеем много любопытных данных у византийских (Константин Багрянородный, Прокопий, Маврикий, Феофилакт, и проч.) и арабских (Ибн-Хордат бег, Ибн-Даста, Ибн-Фодлан Массуди) писателей. С описываемым арабами славянским обрядом трупосожжения вполне согласуются данные, добытые раскопками Д. Самоквасова в Черниговском, Стародубском, Новгород-Северском, Кролевецком и Глуховском уездах Черниговской губ. и в Сумском у. Харьковской губ. Особенно интересными оказались две могилы в Чернигове – Гульбище и Черная могила, а затем курганы возле селений: Сиднева, Лариновки, Мериновки и недалеко от Стародуба. Раскопками этими установлен факт обряда трупосожжения, широко распространенного у некоторых славянских племен и особенно у северян. Эпоха трупосожжения, по мнению Самоквасова, продолжалась с конца IX и до начала XI века, как можно предположить по найденным в могилах диргеммам и византийским монетам с соответственными датами.

В пределах области трех малороссийских губерний наша начальная летопись помещает северян по Десне и Суле (суличи), упоминая об их торговых городах Любеч и Чернигов. Область, занятая северянами, граничила с областями кривичей и полян по Днепру, границей же с областью радимичей служил водораздел между притоком Сожа Ипутью и притоком Десны Сновью. К югу и юго-востоку от Подесенья направлялась успешная северянская колонизация, главным образом по рекам Днепровского и Донского бассейнов. Донец при этом служил их главной артерией для сношения с юго-востоком (Тьмутараканью и Хазарией). Таким образом, северяне занимали всю описываемую нами область и распространялись еще к востоку от нее в соседнюю Среднерусскую черноземную.

В начале IX в. с востока пришли в южную степную часть рассматриваемой области новые толпы тюркских кочевников, известные в нашей летописи под именем печенегов, и заняли южные окраины.

Водворение кочевников в приднепровских степях сильно вредило оживленной торговле славянских племен с Царьградом, до того времени процветавшей под прикрытием хазар. Теперь славянским племенам приходилось стать в непосредственные отношения к враждебным им кочевникам и защищаться самостоятельно. Это и послужило толчком для их объединения. К этому времени относится призвание варяжеских князей, которые взяли на себя объединительную задачу. Характер их княжения в первое время вполне объяснялся их ролью защитников торговли, вожаков военно-торговых экспедиций. Варяжские князья со своими дружинами сначала стали поверх населения, не смешиваясь с ним. Отношение их к управляемым было чисто служебное: они обязаны были защищать их, за что получали вознаграждение в виде разных видов даней – «полюдья», «повоза», «оброка». По городам сидели княжьи мужы из дружинников, представляя собою заместителей князей. Что касается собственно славянского населения, то оно в то время было довольно однородно и распадалось на две группы – свободных и рабов. Свободный класс состоял из людей (земства) и смердов. Группу упоминаемых еще гостей вероятно составляли те же люди в роли торговцев-воинов.

Объединение совершалось вокруг главных торговых городов, тогда как племенные связи постепенно стирались. Такими центральными городами нашей области были: Чернигов, Любеч и Переяславль. Во главе всех областей уже рано стал Киев, что объясняется его выгодным географическим положением, дававшим ему первенство в торговле с Царьградом. Такое значение Киева было оценено уже первыми князьями, основавшимися здесь с Олега. Деятельность варяжских князей преследовала цели: объединение славянских племен, защиту границ и завоевание и расширение рынков. Так, Олег, утвердившись среди полян, в продолжение 15 лет занимался покорением племен, обложил их в свою очередь данью. «Олег, – рассказывает летописец, – иде на северы и возложи на них дань легку и не даст козарам дань даяти, рек: аз им противен, а вам нечему». Для защиты славянских племен от кочевников он начал строить города. Забота его о присоединенных землях выражалась между прочим в «укладах», которые он выговорил после удачного похода в Византию, на главные торговые города, и в том числе на Чернигов, Переяславль и Любеч. Продолжая ту же деятельность, преемник Олега Святослав, совершил ряд удачных походов на болгар и хазар и окончательно сокрушил их могущество. При Владимире Святом делу объединения весьма успешно помогло христианство. В земле северян оно распространилось очень легко, очевидно уже знакомое населению и раньше благодаря его торговым связям. Владимиру приходилось особенно деятельно защищать пределы русской земли от печенегов, передовые кибитки которых находились в то время в 40 верстах от Киева, вероятно больше с низменной луговой стороны Днепра, т. е. в пределах нашей области. «Не добро есть мало городов около Киева», – сказал Владимир, «и нача ставити городы по Десне и по Устри и Трубешеви и по Суле, и по Стугне» (Ипат. лет.). Кроме постройки городов старые торговые города обращались в боевые и укреплялись. В города было велено набирать лучших (храбрых) людей. Владимиру приписывают устройство оборонительного ряда, известного под именем Змиевых валов (Полтавская, Черниговская и особенно Киевская губ. в местностях, пограничных со степью), хотя их можно относить и к более ранней эпохе. Оборона границ и постройка городов успешно продолжалась и при Ярославе Мудром.

В нашей области летопись называет в то время кроме Чернигова и Любеча, основанных вероятно до варяжских князей, еще Листвен на территории Черниговской губ. (Городнянский у.), Лукомль (Лукомье, м. Дубенского у. при р. Суле), Лубно, Прилук, Хороль, Лтаву, в которой предполагают Полтаву, в пределах Полтавской губ. Под прикрытием этих городов северянская колонизация постепенно распрострнилась по Донцу и его притокам. Системой Дона поддерживалась также связь с богатой славянской колонией, обязанной своим существованием тоже, по-видимому, северянской колонизации – Тьмутараканью, находившейся на восточном берегу Керченского пролива. Тьмутаракань долгое время не теряла связи с Северской землей, принимая нередко в ее судьбах большое участие. Так, брат Ярослава Мудрого, Мстислав Тьмутараканский победил его при Листвене и, по соглашению с ним, объединил под своею властью весь левый берег Днепра и Подесенья – области северян, радимичей и даже вятичей. Это разделение русской земли продолжалось до смерти Мстислава, после чего отделившиеся земли вновь перешли к Ярославу. После Ярослава Мудрого начался удельно-вечевой порядок, полный постоянных усобиц; только было начавшаяся объединяться, русская земля распадалась на самостоятельные княжества. Обособление отдельных княжеств вызвано было, прежде всего, экономическим и политическим упадком центра русской земли – Киева, терявшего свое исключительное положение с падением византийской торговли. Благодаря этому уравнивалось значение других областей, которые вместо наместников получили независимых князей, связанных между собой родством, по степеням которого они и занимали столы. Возвышалась в этот период также самостоятельность населения по мере расчленения его на экономически не равные группы: кроме свободных и рабов появился новый класс полусвободных – закупов. Самостоятельность общества выражалась в вечах, которые получили значительное развитие. В нашей области, однако, вече не достигало первенствующего значения как в Новгороде и Пскове, так как здесь необходимость вести постоянную борьбу со степью выдвигала на первый план военнодружинный элемент с его верховным главой – князем.

Из отдельных княжеств, на которые распалась область по левой стороне Днепра, прежде всего образовались Черниговско-Северское и Переяславское. Черниговско-Северское княжество было расположено по Десне и отчасти по верховьям Оки, заключая в себе земли северян, радимичей (по Сожу и Днепру) и вятичей (по Оке). Очерченный район занимает в настоящее время губернии: Черниговскую, Курскую, Орловскую, части Могилевской и Смоленской, Калужскую, Тульскую, Рязанскую, части Московской и Владимирской, Тамбовской и Воронежской. К Черниговско-Северскому же княжеству тянула отдаленная Тьмутаракань.

После Любецкого съезда князей в 1096 г., от Чернигово-Северского княжества отделилось княжество Новгород-Северское, расположенное главной массой между Десной и Сеймом; западная его граница заходила через Десну и шла по его притокам Снови и Судости. Территория княжества соответствовала восточной части Черниговской губ. и юго-западной – Орловской, Курской и отчасти Тульской.

В XII в. от Чернигово-Северского княжества обособилось еще Муромо-Рязанское (части Тульской, Московской, Рязанской, Владимирской, Тамбовской и Воронежской губерний). Переяславское княжество занимало притоки Днепра – Трубеж, Супой, Сулу, Псел и простиралось до Ворсклы. Северная граница его шла по Сейму и Остру, южная же, в виду переменных успехов в борьбе с кочевниками, очень часто менялась, не заходя впрочем, севернее Сулы. К Переяславскому княжеству до половины XII в. тянула еще отчасти чересполосная земля между Окой и Волгой, и даже часть Поволжья; с указанного же времени часть эта составила самостоятельное Суздальское княжество. Географическое расположение княжеств дает ключ к пониманию их истории. Переяславское княжество имеет особенно важное значение в обороне русской земли от соседней, беспокойной степи. Это – «оплечье Киева», с историей которого тесно связана его судьба. Так, нередко переяславский стол занимали сыновья киевского князя, или княжеством даже непосредственно управлял последний. Важная боевая роль княжества делала его переходной ступенью к Киевскому. Черниговское княжество, как более безопасное и богатое, добилось сравнительно большей самостоятельности и служило приманкой князьям при их передвижениях. Уже во втором поколении Ярославова дома происходили жестокие смуты из-за Чернигово-Северских земель, вызванные притязаниями Святославичей добыть свою вотчину, что, после долгих стараний, им и удалось. Не менее упорная борьба разыгралась позднее между черниговскими князьями Ольговичами и Мономаховичами из-за Киевского стола.

Вековая борьба с кочевниками в связи с княжескими усобицами обессилила русскую землю. Когда-то хорошо населенный край быстро опустел; население сжалось, уходя на северо-запад за пределы искусственных и естественных укреплений, тогда как половцы распространили свои кочевья до р. Удая. Только отдельные поселения, оазисами попадавшиеся по рекам Донецкого бассейна, напоминали о северянской колонизации, успешно распространявшейся здесь в былое время. Так, в «Слове о полку Игореве» упоминается г. Донец (Донецкое городище), в котором нашел себе приют бежавший из половецкого плена Игорь Святославович. Остатки этого города предполагают найти в городище того же имени на правом берегу р. Уды, в нескольких верстах от г. Харькова. Наконец следами распространения этой колонизации могут служить упоминаемые в летописи «половецкие» города, как-то Шарукан (вероятно на месте Чугуева), Балин, Чешлюев, – первоначально аланские поселения, сильно обрусевшие впоследствии. Подтверждением этому может служить то обстоятельство, что жители г. Шаруканя оказались христианами и во время похода русских в 1110 г. вышли к ним с пением молитв и хоругвями.

Другим доказательством обрусения старинных аланских и более восточных хазарских поселений может служить выселение в 1117 г. в Черниговскую губ. жителей из г. Белой Вежи (на Дону близ Волго-Донской переволоки). Переселенцы основали новый г. Белую Вежу в пределах Черниговской губ. Остатками его является городище в Борзенском у. близ немецкой колонии Белемеш. Кроме городов, упоминаемых в летописи, о запустении прежде заселенных порубежных с половецкою степью частей области свидетельствует множество сохранившихся до нашего времени древних городищ, которыми наиболее густо покрыта северо-западная часть Харьковской губ. В бассейне Днепра их насчитывают 23, в бассейне Донца – 18. Так, по Донцу и Удам известны городища: Нижегольское (Белогородского у. Курской губ.), Чугуево (Верхний Шарукан), Кабаново (при впадении р. Уды в Донец), Хорошево, Донецкое (г. Донец), Мухначево, Змиево (на устье р. Можа) и Каменное, по Пслу – Азацкое и Городецкое. Близ этих городищ находились и города, известные летописи: Вьяхан на притоке Сулы, Терн, Попаш на Попадье и г. Зарытый, вероятно недалеко от Попаша.

Пограничная со степью территория в то время была местом сторожевой службы и была покрыта валами и засеками. Кое-где, в более безопасных местах, попадалось здесь и оседлое население частью славянское, частью помесь славян с потомками алан и позднейшими тюркскими кочевниками. Хорошими памятниками от тюркских племен остались так называемые «каменные бабы». Под этим именем известны каменные изваяния, представляющие грубые подобия человеческой фигуры, которые кочевники ставили на своих могилах. В нашей области каменные бабы попадаются в южных уездах Харьковской губ. – Изюмском, Змиевском, Купянском и Старобельском. Следует упомянуть также об интересной общине, организованной вероятно упомянутой полуславянской помесью, известной под именем «бродников». Эта полуоседлая община представляла собой прототип воровского казачества, с которым ее сближали общие условия тревожной жизни искателей приключений в изобиловавших естественными богатствами степях. Бродники считались, по-видимому, христианами, хотя к кочевникам стояли ближе, чем к русским. Иногда они участвовали в княжеских смутах: напр. В 1147 г. они помогали новгород-северскому князю Святославу Ольговичу. Во время нашествия татар бродники немало содействовали, в личных целях, поражению русских князей при Калке и дальнейшим неудачам русских князей в степях. Последним кочевым народом, надолго остановившим естественный рост и культурное развитие нашей области, были татары. Разорив северо-восточные княжества, татары в 1239 40 г. спустились в южную Русь, разграбили и сожгли все ее города. Запустение нашей области завершилось: население бежало отсюда на северо-восток (в Суздальскую, Рязанскую и Московскую Русь), на запад – на Карпаты и в бассейн р. Вислы. Хорошо заселенный край обратился в степь, где кочевали татары. В 1246 г. через Киев к татарам приезжал из Польши папский миссионер Плано Карпини. «Когда мы проезжали по русской земле», говорил он, «то видели бесчисленное множество черепов и костей человеческих в степи. Киев был прежде очень велик и многолюден, а ныне в нем едва ли 200 домов». В северных частях нашей области, под прикрытием лесов и болот, население поредело в меньшей мере, чем в южной.

После того, как св. кн. Черниговский Михаил Всеволодович трагически погиб в орде, его сын Роман перешел на княжение в наиболее возвысившийся в то время Брянск, сделавшийся также резиденцией бывшего черниговского епископа. Роман Михайлович успешно оберегал границы Чернигово-Северской земли от притязаний смоленских князей и Литвы. С возвышением Литвы южно-русские земли очень скоро вошли в ее состав. Мирное и добровольное присоединение русских княжество началось при Гедимине и было завершено Ольгердом, присоединившим Брянское, Северское и Черниговское княжества. Под протекторатом Литвы здешние русские земли освободились от татарского ига, но вместе с тем порвали связь с восточной Русью, которая в то время собиралась вокруг Москвы. Управление присоединенными к Литве княжествами частью перешло к князьям литовским из рода Гедимина, частью осталось в потомстве прежних русских князей. При этом сохранялся прежний удельный порядок и неизбежные при нем усобицы. Однако усиление центрального литовского правительства уже сказывалось в назначении воевод, старост и наместников.

Первое время по присоединении русских земель к Литве, последняя испытывала на себе сильное русское влияние: быстро распространялось православие, русский язык делался господствующим даже в нерусских частях Литвы. Вскоре, однако, необходимость вести борьбу с тевтонским орденом вызвала сближение Литвы с Польшей. Сближение это шло быстрыми шагами, несмотря на сильное несочувствие к соединению с Польшей со стороны значительной части населения Литовского княжества, вызвавшее даже обособление его на некоторое время при Витовте. В Литве и русских землях, ей принадлежавших, начали распространяться польские порядки и католичество. Как и в Польше, здесь постепенно возрастало экономическое и политическое значение боярства – магнатов.

Усиление крупного дворянства отражалось невыгодно на положении поспольства (крестьянства). Последнее постепенно лишалось права свободного перехода и обременялось подневольным трудом – барщиной и панщиной. Под влиянием польских порядков, сильно развивалось среди крестьян личное, усадебное землевладение, подрывая господствовавшее до тех пор общинное с переделами земель, которое здесь образовалось из родового путем припускания посторонних лиц «потужников». Наиболее характерна эта форма землепользования была для чернигово-северских земель. Значительной самостоятельности добилось городское население, которое получило магдебургское право, освобождавшее горожан от некоторых казенных податей и подсудности королевским чиновникам. Купцы и ремесленники замыкались в цехи с выборным начальством и получили свой суд, находившийся в руках войта (судьи) с выборными бурмистрами и райцами. Все это относилось в нашей области, главным образом к лесистой Черниговской губернии, так как южные степные части области, разоренные татарами, представляли в это время в полном смысле слова «дикое поле».

В то время как возвышавшееся дворянство в русских землях Литвы охотно усваивало польские обычаи и принимало католичество, потомки прежних удельных князей, терявшие свое исключительное положение, а еще в большей степени закрепощаемое крестьянство обращало взоры к Москве. Опираясь на эти слои населения, московское правительство уже с начала XVI в. высказывало притязания на русские земли Литовского княжества. Навстречу его желанию пошли удельные князья чернигово-северские – Новосильские, Белевские, Одоевские, Воротынские, Глинские и др., которые добровольно били челом московскому царю своими вотчинами. Попытка Литвы, терявшей таким образом значительную часть чернигово-северских владений, вернуть их оружием окончилась для нее неудачно. С тех пор чернигово-северские земли остались за Москвой, порубежные же владения во время войн переходили из рук в руки. При Иване Грозном боярство отошедших к Москве земель вновь тянуло к Литве, что и угрожало последней войной со стороны Москвы. Безвыходность положения Литвы заставила ее согласиться на унию с Польшей, заключенную в Люблине в 1569 г. По условиям соединения оба государства сливались в одно, имели одного монарха, общий сейм, общий сенат (рада), но особые законы, правительственные лица и отдельное войско. Часть западно-русских земель – Волынь, Подляхия и Украина, соответствовавшая нынешним Подольской, Киевской и Полтавской губерниям, переходила к Польше. В этих землях польское правительство и магнаты старались закрепостить народ и, в союзе с иезуитами, распространяли католичество и переходную к нему ступень от православия – унию.

Социальные и религиозные причины гнали из подчиненных Польше Холмской Руси и Волыни толпы недовольных малоруссов на пограничные со степью, опустевшие во время татарского нашествия земли Киевской губ. до Днепра, а затем и за Днепр в пределы Полтавской губ. (Переяславское староство). С этого момента и началась колонизация нашей области малорусским элементом. Переселенцы вербовались из разных слоев населения. Сюда входили и недовольные зависимым положением мелкие шляхтичи, и мещане, стремившиеся на Украину из-за исключительных льгот, предоставлявшихся здешнему городскому населению, освобожденному от натуральных повинностей ради военных занятий; наконец самый большой контингент переселенцев составляли посполитые, бежавшие от крепостного права. Особые исключительные условия жизни в соседстве с тревожной и в то же время богатой степью перерабатывали все эти выселившееся недовольные элементы в тип поселенцев-воинов, известных под именем украинских казаков, подобно тому, как недовольные великорусские элементы Московского государства образовали в то же время донское и приволжское казачество. Слово «казак» заимствовано первоначально у татар, где казаками назывался низший разряд партизанского конного войска, и впервые упоминается в Рязанском княжестве. Казаки составляли вооруженные артели, пробиравшиеся в степь на отхожие промыслы – «ухожаи», «уходы» и занимавшиеся здесь рыбной ловлей, охотой, местами заводившие хутора для скотоводства и земледелия.

Польское правительство, не выпускавшее, подобно Московскому, казаков из своего подданства, пользовалось казачеством для своих целей, как надежным оплотом со стороны кочевников. Благодаря им, украинские земли становились безопаснее. Этим воспользовались в частности и польские магнаты, получившие здесь от правительства громаднейшие земельные участки, как Уманыцина в Киевской губ., Вишневечина, занимавшая почти всю Полтавскую губ. Чтобы заселить свои владения, паны «закликали посполитых на слободы», освобождая их на некоторое время от повинностей. Новые владельцы вскоре вступили в столкновения с прежними вольными поселенцами, считавшими земли своими. Результатом земельных споров явилось усиление бегства непокорных элементов еще дальше в привольные степи и общее стремление населения оказачиться.

Правительство, отстаивая интересы дворян, старалось уменьшить число казаков. Кроме того, оно было заинтересовано в том, чтобы подчинить своей власти этот беспокойный элемент, вызывавший своими набегами на крымских татар и турок неоднократно нарекания со стороны последних и втягивавших поляков даже в войны. Дать казакам организацию оказывалось, однако, долгое время делом очень трудным. В первое время своего существования казаки подчинялись старостам пограничных поветов, хотя это подчинение было номинальным, и не обеспечивало правительство от самовольных походов. Первая попытка дать казакам организацию относится к 1506 г. и приписывается Предславу Ланскоронскому который по поручению короля, разделил казаков на низовцев или запорожцев, живших за порогами Днепра и городовых или украинских казаков. В 1569 г. казаки получили особого казацкого «старшого», подчиненного коронному гетману.

При Стефане Батории из городовых казаков было выделено 6.000 человек под именем реестровых казаков, которые получали жалование, остальные же должны были быть обращены в поспольство. Реформа Стефана Батория вызвала сильный рост вольных, так называемых «воровских» казаков. Наиболее безопасным пристанищем для них служили острова на Днепре за порогами (в пределах Екатеринославской губ.), где они вскоре организовали своеобразную общину, местопребывание которой называлось Сечью (сечь, сечь соответствует русской засеке, лесной вырубке). Ради безопасности местопребывание общины менялось, так что за все время существования запорожского казачества известно 8 сечей. Наибольшею известностью пользовалась сечь на острове Хортице (Екатеринославской губ.), на месте, где в половине XVI в. была построена каневским старостой Дмитрием Вишневецким крепость для защиты казацких «уходов» на Днепре возле порогов. Община называлась кошем (стан). Она была организована на началах широкого самоуправления; доступ в нее был свободен для всякого под условием только принадлежности к православной церкви. Кроме этого, вступающие в общину должны были расставаться с женами, так как в сечь женщины не допускались.

Во главе войска стояли выборные: кошевой атаман с помощниками – войсковым судьею, писарем и есаулом. Кошевой пользовался неограниченною властью, во время войны, в мирное же время верховная власть принадлежала раде из всех членов общины без ограничения. Со времени своего возникновения запорожское казачество стало во главе почти всех казацких восстаний, которые с этих пор почти не прекращались. Уже в 1590 г. сейм, недовольный их самовольством, издал «порядок со стороны Низу и Украины», содержащий ряд суровых ограничений казацких вольностей. Стефан Баторий запретил выдавать казакам селитру и порох. На эти постановления казаки отвечали восстаниями. Восстания были тем успешнее, что находили для себя хорошую почву среди закрепощаемого поспольства, охотно примыкавшего к казакам, так что волнения принимали характер настоящих крестьянских войн. В конце XVI века вспыхнули одно за другим восстания, во главе которых стояли Косинский, Наливайка, Лобода, Метла Гедройц. Значительных успехов достигли казаки в начале XVII в., когда во главе их стал Конашевич-Сагайдачный. Пользуясь стесненным положением Польши, обратившейся к казакам за помощью для войны с Россией (смутный период), Сагайдачный добился ряда уступок, довел число казаков до 50.000 и первый получил титул гетмана. По его просьбе иерусалимский патриарх восстановил в Украине православную церковь в том виде, в котором она была до унии. Кроме того, Сагайдачный сделал попытку внутренней реформы казачества в демократическом духе, так как в это время уже начинал выделяться верхний слой – старшина. После Сагайдачного восстания не прекращались. Вследствие неудачи казаков, по условиям Куруковского договора, число реестровых казаков было сокращено до 6.000, хотя им был оставлен выборный гетман и свой суд.

Затем следовал ряд восстаний с переменным успехом – Тараса Трясила, запорожского гетмана Павлюга, Остряницы, Дмитрия Гуни. В 30-х и 40-х годах XVII ст. полякам, по-видимому, удалось сломить казаков. Казацкие старшие назначались польским правительством, поляки упрочились и на Запорожье в построенной французским инженером Бопланом крепости Кодак. Вместе с тем панская колонизация, влекшая за собой закрепощение народа, приняла необыкновенные размеры. Народ массами бежал в московские пределы и пробирался на Дон; таким образом на пространстве между Сеймом, Донцом и Доном (Курская, Воронежская и отчасти Харьковская губ.) малорусская вольная казачья колонизация из Польши слилась с великорусской вольной казачьей колонизацией из Московии.

В то время как польское правительство старалось вслед за казаками подвигаться на степь с северо-запада, Москва, как единоплеменная казачьему населению, с еще большим успехом смыкала вслед за донскими казаками и воздвигала свои оборонительные черты укреплений с севера. Систематическая колонизация степей русским правительством началась с XVI века. Московское правительство обыкновенно поселяло на южной границе государства полки, стоянки которых постепенно смыкались валами и засеками. За пределами этих укрепленных линий в степи разъезжали сторожа и станичники, обязанность которых была следить за движением татар и заблаговременно предупреждать население об опасности. Местами в степи устраивались засады, острожки, укрепления, особенно близ татарских дорог – шляхов (сакм), перевозов и перелазов (бродов). Муравский шлях, или Царева дорога, по которой ходил крымский хан, направлялся, как известно, от Крымского Перекопа к Туле водоразделом рек Днепровского и Донского бассейнов. Узкое место, окруженное болотами и лесами между Можью (приток Сев. Донца) и Коломаком (приток Ворсклы) в нашей области было весьма удобно для устройства засады, чем и пользовалось правительство, содержа здесь постоянную стражу. От Муравского шляха у верховье Орели отделялась к востоку Изюмская сакма. Далее она шла от Донца, через который была переправа ниже нынешнего Изюма, а затем водоразделом между Осколом и Донцом, переходя в соседнюю Центральную черноземную область. Наконец третья – Калмиусская сакма – направлялась по нашей области от Молочных Вод к притоку Донца Боровой, где был перевоз, а затем продолжалась в Центральную черноземную область на Дивны. Кроме этих трех главных дорог по нашей области частью или целиком пролегали второстепенные дороги, Бакаев, Ромодановский, Сагайдачный щляхи, направление которых одинаково – от Днепра в центральные местности России.

Колонизация южных границ Московского государства долгое время имела исключительно правительственный, принудительный характер. «Жилецкие люди» шли сюда неохотно в виду постоянно грозившей со стороны степи опасности, а поселенные силой нередко разбегались. Весьма незначительный процент пограничного населения составляли также бояре и боярские дети. Главный контингент населения составляли «приборные люди» – казаки, стрельцы, рейтары, драгуны, затем строители городов – плотники, кузнецы, каменщики.

В виду сокращения расходов на содержание на границах служилого населения, правительство широко производило раздачу здесь поместий. Последние известны и за пределами московских владений, нередко далеко в степи. Так, по жалованным грамотам Михаила Федоровича ряд юртов (имений) по Сев. Донцу и Удам недалеко от г. Чугуева был отдан частным лицам. Однако долгое время правительство было принуждено постоянно подвозить на границы съестные припасы из центральных местностей, так как занятые войной служилые люди были не в состоянии вести сельское хозяйство. Более жизнеспособными и менее требовательными оказались мелкие поселенцы, привлекаемые сюда разными льготами, так называемые «однодворцы» или «четвертные владельцы», получавшие известное число четвертей или четей (земельная мера, равная ½ дес.). Из них постепенно вырабатывался тип земледельца-воина, сходного с казаком. Пограничное население обыкновенно жило в слободах, города же служили главным образом для «осадного сидения», куда укрывался народ при приближении татар. Этим объясняется своеобразная наружность пограничных городов, состоявших из острога со двором вокруг.

Строительная деятельность московского правительства началась при Иване Грозном, когда мы видим два ряда городов, пограничных со степью. Из них передний выходил из Центральный черноземной области (Курская губ.) в Черниговскую губ., причем в пределах последней губернии в состав черты входил г. Новгород-Северск. Курская и Черниговская губернии тогда назывались Северской Украйной.

При Борисе Годунове была сделана смелая попытка вдвинуться далеко в степь, для чего был построен г. Царев-Борисов близ слияния р. Оскола с Донцом (ныне село того же имени). В этот город назначались на постой посменно ратные люди из украинских городов. Смутный период временно остановил победоносную борьбу со степью. Мало того, в этот период много заселенных мест (и в том числе, прежде всего отдаленный Цареборисов) запустело. В нашей области Чернигово-Северская земля представляла в то время очаг недовольных элементов, поддерживавших самозванцев. При Михаиле Федоровиче правительство приступило с новой энергий к обороне границ и продолжало строить города. Особенно усилилась эта деятельность в 1636 г. Под прикрытием правительственных мероприятий мало-помалу начала развиваться и вольная колонизация. Главным колонизаторским элементом в это время служили в нашей области малорусы. Первое массовое выселение малорусов в московские пределы относится к 1639 г., когда малорусские казаки, после неудачного восстания против поляков, бежали в русскую Украину со своим предводителем Яковом Остряницей и основали г. Чугуев на Донце. Через два года, впрочем, под влиянием польских подстрекательств они покинули Чугуев, почему русское правительство было вынуждено заселить его сведенцами из украинских городов.

При Алексее Михайловиче малорусская вольная колонизация приняла еще большие размеры. Малорусы массами переселялись в пределы Харьковской и восточной части Полтавской губернии, известные под именем Слободской Украины. Города последней вскоре заслонили только что оконченную Белгородскую черту, западная часть которой с г. Ахтыркой заходила на территорию нашей области, в остальных своих частях проходя по Центральной черноземной области недалеко от северной границы нынешней Харьковской губ. К трем центральным городам Слободской Украины – восстановленному Цареборисову (близ устья р. Оскола), Чугуеву и Вольному – вскоре присоединились еще: Валки, Алешин (село Лебединского у.) Ахтырка, Бобрик (село Сумского у.), Каменное (с. Пригородка на р. Пселе Лебединского у.), Недригайлов, Тор (Славянск) и, наконец, Харьков. Из этих городов некоторые обязаны своим возникновением правительству, большая же часть – вольной – малоросской или смешанной с великорусской колонизации, так как последняя уже проникла в Харьковскую губ. Много тяглых людей из Московского государства бежали от усиливавшегося налогового гнета сюда на привольные степные земли. Пробирались сюда и промышленники – «охочьи люди» – с целью попытать счастья на соляных озерах близ Славянска, получая от правительства «на откуп» разработку этих естественных богатств.

Слагаясь из указанных элементов, новое население заняло при Михаиле Федоровиче пределы нынешних Ахтырского, Лебединского, Змиевского, Гадячского, частью Харьковского, Волчанского, Старобельского и Купянского уездов. По этнографическому составу ныне преобладают здесь малоросы, составляя до 70 % населения, тогда как великорусы дают всего 30 %. Последние при этом главным образом сосредотачиваются в восточных частях Харьковской губ., а именно на территории Старобельского, Змиевского, Волчанского, Харьковского и Купянского уездов.

Кроме правительственной и вольной колонизаций большое значение в населении края имели монастыри. Большинство их было основано выходцами из Польши, бежавшими от религиозных преследований после унии. Особенною известностью пользовались монастыри: Святогорский (Изюмского у.), Троицкий, Змиевский, Николаевкий, Ахтырский и Курядский (близ Харькова). Из них наибольшее значение в деле колонизации имел Святогорский монастырь на Донце. Расположенный весьма удобно на крутых меловых горах, где еще с XV в. спасались отшельники, он служил прекрасной крепостью, так как был хорошо укреплен самой природой (скалами), да кроме того имел пушки и был окружен стеной. Монастырь владел обширными участками земель и деятельно их заселял.

С конца XVI века южно-русское православное духовенство, по мере распространения унии и усиления преследования «хлопской» веры, как называли поляки православие, начало вести переговоры с Москвой о присоединении той части нашей области (западных двух третей), которая не была еще подвластна Москве. Множество монахов переселилось в русские пределы и основало здесь монастыри. Московское правительство охотно давало им свое покровительство. Особенно много милостей расточалось монастырям Мгарскому (Дубенского у.), Густынскому и Ладинскому (Прилуцкого у.), сильно подготовлявшим почву для соединения с Москвой русских земель польской короны.

В 1648 г. поднялось громадное восстание казаков под предводительством одного из казацких старшин Богдана (Зиновия) Хмельницкого. В союзе с крымским ханом Хмельницкий одержал ряд побед над поляками и своими «универсалами» поднял всю Украину. После поражения под Зборовом польский король Ян Казимир вынужден был возвратить казакам их былые вольности и увеличить число реестровых казаков до 40 тысяч. Однако вслед за этим последовало поражение казаков под Берестечком и новое сокращение числа казаков до 20 тысяч по условиям Белоцерковского мира. Вместе с тем снова усилилась панская колонизация, сопровождавшаяся закрепощением народа. Последний бежал в Слободскую Украину, где вскоре появились города: Сумы, Лебедин, Белополье и др. Под влиянием неудач Хмельницкий обратился к московскому правительству с просьбой принять Малороссию под царскую руку. После долгих переговоров земский собор 1653 г. высказался за присоединение. На раде в Переяславле были прочитаны условия последнего, и народ был приведен к присяге.

Присоединение Малороссии вызвало войну России с Польшей, результатом которой было признание Малороссии за Россией. По условиям соединения, число реестровых казаков было доведено до 60 тысяч. Вольности запорожского войска были распространены на все население. Гетман избирался на генеральной раде, которая обыкновенно собиралась из казаков, в некоторых же случаях на раду являлись и мещане и даже поспольство; в таком случае она называлась черной радой. Гетман считался главой войска, имел право дипломатических сношений с иностранными государствами, за исключением турецкого и польского; кроме того, ему принадлежала высшая административная власть среди присоединенного населения. При гетмане состояла генеральная войсковая канцелярия, в состав которой входили: генеральный обозный, судья, писарь, есаул, хорунжий и бунчужный. Вся левобережная Украина делилась на 10 полков, полки – на сотни, последняя – на курени. Во главе этих групп стояли частью выборные, частью назначаемые – полковники, сотники, куренные атаманы. Наконец, поспольство управлялось выбранным на «громаде» (сходе) войтом.

Соответственно этим градациям было установлено деление суда на сельский, сотенный, полковой и генеральный с участием «старинных, знацных людей». Шляхта сохранила свои права, городам было оставлено магдебургское право. Духовенство присоединялось на условиях подчинения константинопольскому патриарху. После присоединения Малороссии быстро завершилась колонизация области трех малорусских губерний. В период с 1651 по 1681 год малорусы окончательно заселили почти всю Харьковскую губ., заслонив только что оконченную оборонительную черту по Сев. Донцу и Коломаку, заключавшую города: Царевоборисов (Изюмского у.), Соленый (Славянск), Балаклею (на Сев. Донце, Змиевского у.), Бишкин (на Сев. Донце, Змиевского у.), Змиев и Валки.

После Богдана Хмельницкого началось разложение казачества, потерявшего уже свое прежнее значение. Из среды однородного населения выделилась войсковая канцелярия; занимаемые ее членами должности, прежде выборные, теперь фактически сделались наследственными. Вместе со своим возвышением члены канцелярии обнаруживали стремление уравняться в правах с панами и подчинить себе массу, почему и тянули к аристократической Польше.

С другой стороны московское правительство систематически сокращало вольности воевод, проводя на выборах своих кандидатов, наконец, разными милостями склоняя на свою сторону гетманов. Все это вызывало беспрерывные смуты и частую смену гетманов. Представителями интересов старшины являются преемник Хмельницкого Выговский и сын его Юрий Хмельницкий, которые передались Польше. Произошло разделение Малороссии на право– и лево-бережную. Последняя осталась верна Москве и утвердилась за ней, по Андрусовскому договору в 1667 г., после второй войны России с Польшей.

За указанными гетманами в левобережной Украине следовали: избранный на черной раде Брюховецкий, впоследствии убитый казаками за излишнюю угодливость Москве, и Многогрешный. В гетманство Многогрешного Москве удалось ввести воевод в Киев, Переяслав, Чернигов и Остр. После Многогрешного был избран гетманом Иван Самойлович.

На правой стороне Днепра также происходила в это время постоянная смена гетманов. Один из них – Петр Дорошенко – предложил турецкому султану Магомету IV подчинить Малороссию на условиях вассального государства. Это вызвало войну России и Польши с Турцией. По Бахчисарайскому миру в 1681 г. правый берег Днепра утвердился за Турцией, а левый – за Россией. Левобережная Украина была признана за Москвой также на вечном мире России с Польшей в 1686 г. Новая попытка образовать из Малороссии автономное государство была сделана преемником Самойловича – Мазепой. Задумав отделение от России, Мазепа вел тайные переговоры с польским королем Станиславом Лещинским, а в 1708 г., когда шведский король Карл XII вступил в пределы Малороссии, – передался ему. Благодаря энергичным мерам Меньшикова, за Мазепой последовало, однако, очень немного казаков. После Полтавской победы в 1709 г. Петр Великий принял решительные меры, чтобы обеспечить себя от двуличной политики гетманов, которая едва не привела к печальному исходу войну со шведами. Гетманское управление было подчинено контролю, для чего при преемнике Мазепы Скоропадском был назначен особый чиновник. Кроме того, важное значение, получила генеральная войсковая канцелярия, которая представляла собой всегда послушное орудие в руках правительства. Наконец, верховное управление по делам малороссийским было передано особой Малороссийской коллегии.

После смерти Скоропадского временно гетманские обязанности исправлял Полуботок. Вскоре он вызвал неудовольствие Петра и был заключен в Петропавловскую крепость. С тех пор до Петра II управление сосредотачивалось в Малороссийской коллегии. Подчиняя управление Малороссией центральному правительству, Петр Великий и в других отношениях старался поставить край в одинаковые условия с остальными областями России. С целью уравнения малорусского казачества с прочим населением, Петр Великий поселял среди малорусов пришлый, чуждый им элемент. Так, в 1711 г. близ Харькова были отведены земли молдаванам, пришедшим с князем Кантемиром, в 1723 г. были поселены близ Тора сербы, наконец, земли по Айдару (Старобельский у.) были отданы острогожским казакам.

При Петре II была уничтожена Малороссийская коллегия, и управление перешло ко вновь избранному гетману Даниилу Апостолу. Вместе с тем был проведен ряд реформ: казаки получали подтверждение прежних вольностей, было произведено следствие о местностях, составлен «сборник прав, по которым судится малорусский народ», переведено на русский язык магдебургское право. Реформы эти, однако, не могли воскресить прежней Малороссии, тем более что они сопровождались мерами совершенно противоположными, а именно широкой раздачей земель русским вельможам. Последние привозили с собой из центральных великорусских местностей своих крестьян, с которыми постепенно и уравнивалось малороссийское население.

При имп. Анне Ивановне в 1733 г. было приступлено к постройке Украинской линии, прошедшей по южной части Харьковской и Полтавской губерний (Изюмский, Змиевский, Константиноградский, Валковский и Кобеляцкий уезды). К постройке этой линии казаки были привлечены наравне с крестьянами, причем были обложены тяжелыми повинностями. Новая линия была заселена военными поселянами из однодворцев, называвшимися ландмилиционерами. После Апостола управление Малороссией сосредотачивалось в руках «правления гетманского уряда», состоявшего из 6 членов – трех великорусов и трех малорусов. При Елисавете Петровне описываемыми тремя губерниями некоторое время управляла войсковая генеральная канцелярия, а в 1750 г. под давлением правительства, был выбран гетманом Кир. Григ. Разумовский. Новый гетман щедро раздавал малороссийские земли «в вечное и потомственное свое и наследников своих владение», а в 1760 г. затруднил переход крестьян от одних владельцев к другим. Имп. Екатерина II решительно высказалась против малороссийских «конфирмованных привилегий».

В 1764 г. восстановлена была малороссийская коллегия из 4 великорусов и 4 малорусов, а гетманство уничтожено. Для защиты границ казаки оказались уже ненужными. Новая оборонительная линия против крымцев, построенная в 1764 г., прошла уже южнее Малороссийской области – в пределах Екатеринославской губ., и быстро заселилась новыми поселенцами – черногорцами, сербами, калмыками. В 1775 г., по приказанию императрицы, было разорено гнездо казацких вольностей – Запорожская Сечь, а земли, принадлежавшие ей, розданы русским вельможам. Часть запорожцев вошла в состав новообразованного Черноморского войска, другая же выселилась в Турцию, основав в Добрудже так называемую Задунайскую Сечь. В 1828 г. казаки Задунайской Сечи, с разрешения имп. Николая I, возвратились в Россию и были поселены в Аккерманском уезде Бессарабской губ. По присоединении Крыма в 1783 г. казачество потеряло всякое значение. Казачьи полки обратились в регулярные карабинерские. Окончательно упрочилось и крепостное право. В 1783 г. был запрещен свободный переход крестьян, и введено подушное обложение. Жалованная грамота дворянству в 1785 г. распространилась и на малороссийскую шляхту, уравнивая ее в правах с русским дворянством. В 1786 г. произошло отобрание монастырских земель, а население последних было обращено в государственных крестьян. В административном отношении Малороссия была разделена на наместничества, из которых при Павле I образована одна, а в 1802 г. две малороссийских губернии – Черниговская и Полтавская; Харьковская же губерния получила свое окончательное устройство в 1836 г. При Николае I были уничтожены и последние остатки малороссийских вольностей – магдебургское право и судопроизводство по литовскому статусу. Так самостоятельная Малороссия окончила свое существование, и великий своим историческим прошлым ручей слился с русским морем.

Войдя в состав русского государства, Малороссия наряду с другими его областями участвует в общих начинаниях на пользу культуры, в числе которых бесспорно первое место занимает народное образование. В области трех малороссийских губерний оно, впрочем, не может похвалиться особыми успехами. По сравнению с другими русскими областями, губернии нашей области занимают одно из последних мест.

Главными насадителями народного образования, как и в других областях, здесь являются земства, уделяющие на нужды его от 12,9 до 20,3 % своего бюджета. Особым оживлением отличается последнее пятилетие (1896–1900 гг.), в периоде которого уже местами (Черниговская и Полтавская губ.) земство ставит на очередь вопрос о всеобщем обучении, хотя конечно для выполнения этой задачи ассигнования на народное образование должны быть увеличены в несколько раз.

Из четырех высших учебных заведений три находятся в Харькове, а именно – университет, технологический и ветеринарный институты, и одно в Нежине – историко-филологический институт гр. Безбородко.

 

2. Население Малороссии, его этнографический состав, быт и культура

А. Я. Пора-Леонович, Я. Ф. Ставровский «Россия…», т. VII. С. 90–126

Общее число жителей Малороссии, по данным всеобщей переписи 28 января 1897 г., простирается до 7.626.438 душ обоего пола, что составляет около 6 % или 1/17 часть всего населения Российской Империи и более 1/12 части населения Европейской России. По отдельным губерниям население распределяется следующим образом: в Полтавской губ. на пространстве 43.844,0 кв. верст живет 2.794.727 человек, в Харьковской губ. на пространстве 47.884,8 кв. вер. – 2.509.811 человек и в Черниговской губ. на пространстве 46.042,3 кв. вер. – 2.321.900 человек. Таким образом наиболее населенною местностью является Полтавская губ., где на 1 кв. вер. приходится 63,7 жителей, тогда как в Харьковской губ. на то же пространство приходится 52,5 жителей, а в Черниговской – 50,4 жителя, в среднем же по области 55,5 человек, что составляет в 2½ раза больше средней плотности Европейской России.

Столь значительная неравномерность в распределении населения по территории данной области имеет свои исторические причины. В конце XV столетия по левую сторону Днепра в пределах нынешней Полтавской и в южной части Черниговской губ. поселились казаки, которые впоследствии образовали особое наместничество. Служа защитою границ польского государства от набегов татар, и благодаря своим личным военным подвигам, они в скором времени приобрели себе массу прав и привилегий, которых не имели ни Польша, ни Россия, вследствие чего к ним стали стекаться с различных концов как недовольные порядками московских государей владельческие крестьяне, старавшиеся избавиться от крепостной зависимости, так «удальцы» и бедняки из Белоруссии, Волыни, Литвы, Польши и других местностей. Таким образом, население нынешней центральной части Малороссии в короткий промежуток времени успело весьма значительно увеличиться, причем города и селения основывались преимущественно по берегам рек, и уже отсюда оно разрасталось вглубь страны по направлению с северо-запада на юго-восток. Следы такого заселения Малороссии видны и поныне. Гуще всего население сгруппировалось в средней части нашей области, образовав несколько крупных центров вокруг наиболее промышленных городов, каковы: Харьков, Кременчуг, Сумы, Ромны и Полтава, где, благодаря этим городам, на 1 кв. версту приходится свыше 80 жителей. Северо-западная часть Черниговской губ., и особенно юго-восточная половина Харьковской губ., населены уже значительно реже. В последней местности плотность населения, в среднем, не превышает 40–50 жителей на 1 кв. версту.

В начале XIX века, когда малороссийские губернии были преобразованы и границы их окончательно установлены, жителей в Малороссии на пространстве 137.771 кв. верст числилось около 3 млн., что составляет приблизительно 22 человека на 1 кв. версту. Если мы сравним эту плотность населения с теперешнею, то увидим, что она в течение столетия возросла более чем в 2½ раза. Если бы прирост населения шел с тою же скоростью, как в пятидесятых годах, то на 100 человек населения 1851 года приросло бы к 1897 г. 53 человека, а между тем их приросло 73, несмотря на усиленное выселение в азиатские владения России.

Эти данные показывают, какое огромное влияние на увеличение населения оказало освобождение крестьян от крепостной зависимости. В то время как в первой половине XIX века число жителей возросло, в среднем по области, приблизительно на 47 %, с 1851 г. по 1897 г. оно увеличилось на 73 % или более чем в 11/5 раза.

Рассматривая в отдельности губернии, мы видим, что за вторую половину минувшего столетия наибольший прирост населения дала Харьковская губ. (83 %), благодаря главным образом притоку значительной части населения из других местностей, прирост же Черниговской и Полтавской губ. почти одинаков: для первой он составляет 68 %, а для второй – 67 %. Наибольшее увеличение плотности населения после освобождения крестьян, между 1863–1885 г. С середины же 80-х годов плотность растет уже гораздо медленнее благодаря выселению избытка населения на восток.

Скажем еще несколько слов о естественном движении населения в малороссийских губерниях за последнее десятилетие с 1888 г. по 1897 г. Оно может быть выражено в следующих средних числовых величинах.

Коэффициент брачности нашей области совершенно одинаков с таковым по Европейской России вообще; но в отдельности по губерниям он представляет значительные колебания, причем наименьшею брачностью отличается Черниговская губ., где на 100 жителей приходится 0,78 браков, а наибольшею – Харьковская губ., где на такое же количество жителей приходится 0,95 браков.

По коэффициенту рождаемости Харьковская губ. занимает первое место в Малороссии, за ней следует Черниговская губ. и затем Полтавская. Количество же рождений, в среднем по области, немного превышает таковое по Европейской России вообще, имеющей коэффициентом 4,83 на 100 жителей.

Смертность в Малороссии сравнительно невелика: она на 18 % ниже средней по России. В отношении смертности наши губернии следуют в том же порядке, как и в отношении рождаемости, т. е. наибольшая смертность наблюдается в Харьковской губ. и наименьшая – в Полтавской губ., Черниговская же губерния занимает среднее положение.

Естественный прирост населения, как в среднем по области, так и по отдельным губерниям, значительно превосходит средний прирост по России, равный 1,41. В частности Полтавская губерния за указанное десятилетие обнаружила на 5 % больший прирост, чем в двух других губерниях и на 24 % больший среднего по России.

Число населенных пунктов, в общем, по области через 29 лет более чем удвоилось; в частности наименьшую способность к расселению обнаружила Черниговская губ. и наибольшую – Полтавская губ., где расстояние между поселками сократилось, в среднем, до 4,7 верст, тогда как в двух других губерниях – Харьковской и Черниговской губ. оно составляет еще 8,0 верст. Это явление объясняется основанием множества мелких хуторов в Полтавской губернии. Что касается людности селений, то и в этом отношении две только что названные губернии сходятся между собою, имея в среднем: первая – 359, а вторая – 367 жителей на одно селение; в Полтавской же губ. на одно селение приходится всего лишь 269 человек, почти на 100 человек меньше, чем, напр., в Черниговской губ., что можно объяснить лишь значительным числом мелких хуторов, рассыпанных между крупными селениями. Если же вычесть хутора, то крупность селений в Полтавской губ. будет наибольшая во всей области.

Сословный состав населения может быть охарактеризован тем, что преобладающий элемент населения области составляют крестьяне; последних насчитывается свыше 87 % или почти всего населения Малороссии, на долю же всех прочих сословий приходится 1/8 часть или 13 %. По отдельным губерниям количество населения некрестьянских сословий распределяется таким образом, что наибольший процент их (16 %) приходится на Черниговскую губ. и наименьший (10 %) – на Харьковскую губ., Полтавская же губ. занимает среднее положение, имея 12 % не крестьян. Сопоставляя процентное отношение городского населения с % некрестьянских сословий, легко заметить, что лишь в Харьковской губ. значительная часть крестьян живет в городах, не порывая, однако, связи с деревней, тогда как в двух других губерниях, особенно в Черниговской, не только все крестьяне живут в деревнях, но и немалая доля прочих сословий предпочитают жить вне городов, образуя местечки и занимаясь земледелием и другими сельскими промыслами.

В этнографическом отношении область трех малороссийских губерний представляет довольно однообразный состав. Подавляющую в численном отношении часть ее населения, именно 84,9 %, составляют малорусы. Происхождение малорусов в рассматриваемой области следующее. Исконные обитатели Полесья, Галиции, Волыни и Холмской Руси, под влиянием польских притеснений, двинулись на ю.-в. – на опустевшие во время нашествий кочевников киевские, переяславские и частью чернигово-северские земли и, смешавшись с уцелевшими здесь кое-где остатками оседлого славянского населения, а может быть отчасти и с тюркскими элементами, образовали малорусское племя.

Прилив населения на опустевшие от татарского разгрома земли здесь начался еще с XIV XVI веков, когда степь была весьма опасной. Вот почему первый колонизационный поток в нашей области направился в южную часть Черниговской губ., лишь небольшой полосой захватив север Полтавской губ. Южнее население могло обосноваться уже значительно позднее, когда опасность со стороны степи уменьшилась. И действительно колонизация этой части началась только с конца XVI в. и особенно усилилась в XVII в., к середине которого была заселена Полтавская губ., после чего толпы переселенцев направились уже в Харьковскую губ. Заселение последней пошло еще быстрее и почти закончилось в каких-нибудь два – три десятилетия с 1651 по 1681 год, отчасти при содействии колонизации великорусской, направлявшейся сюда же с севера.

Наиболее чистый малорусский тип представляет население Полтавской губ., так как во время колонизации территория этой губернии была совершенной пустыней. И в настоящее время малороссы составляют здесь 97,6 % населения, тогда как население двух других губерний не отличается таким однородным составом; в Черниговской губ. малороссы дают 85,6 %, в Харьковской – 69,5 %. Объяснение этого опять находим в истории колонизации. В действительности, в Черниговской губ. малорусы уже при своем расселении встретили остатки первых насельников края – потомков северян. Вследствие этого население Черниговской губ. в значительной мере представляло как бы переходную ступень от великороссов к малорусам. В XVII в. сюда стали выселяться, кроме того, и настоящие великорусы – раскольники, основавшиеся в Стародубском и Новозыбковском, а затем в Городнянском и Суражском уездах. Наконец, в последний уезд в том же веке переселились белоруссы с северо-запада. В Харьковской губ. малорусская колонизация встретилась с великорусской, причем великорусы заселили главным образом восточную часть губернии – уезды Старобельский, Змиевский, Харьковский, Волчанский и Купянский. Описанному порядку заселения края вполне соответствует размещение здесь трех говоров малорусского наречия.

Из инородцев, в общем, входящих в состав населения в очень незначительном количестве (всего 2,1 %), впервые проникли сюда евреи, явившиеся на территорию области из Польши уже с первым колонизационным потоком в качестве торговых людей; особенно же усилился прилив евреев во время панской колонизации. В настоящее время наибольшее число евреев живет в Полтавской и Черниговской губ., где еврейское население составляет от 1–5 % населения, доходя в уездах Черниговском, Нежинском, Мглинском, Стародубском и Новгород-Северском до 5—10 %, а в Кременчугском до 10–16 %. В Харьковской губ. процент еврейского населения не превышает 1 % и только в Харьковском уезде колеблется между 1–5 %. Поселение в пределах области немцев-колонистов, греков (Нежинский у.) и цыган относится уже к XVIII в. и главным образом ко времени имп. Екатерины II.

В зависимости от примеси тех или иных элементов, а в значительной степени также от местных географических условий находятся и особенности как материальной, так и духовной культуры, к описанию которых мы теперь и переходим.

В чистом своем типе малорусы занимают одно из первых мест среди славян по своей рослости. В области трех малороссийских губерний наиболее чистая малороссийская губерния – Полтавская – отличается и наибольшим ростом населения. В двух других губерниях понижение роста обязано примеси, по-видимому, других славянских элементов.

Наиболее характерным цветом волос для малоросса считается темно-русый, как показывает следующая таблица, составленная членами экспедиции в Западный край:

черноволосые 13,28 %

темно-русые 58,52 %

светло-русые 24,35 %

рыжие 3,83 %

В отношении цвета глаз те же наблюдения дают следующую последовательность:

черные глаза 7,15 %

карие 25,31 %

голубые 17,56 %

серые 49,96 %

Как видим, серый цвет глаз оказывается более распространенным, хотя в понятии красоты у малоросса отдается предпочтение карим очам. Брови расположены у 54,2 % в линию и у 45,8 % дугой, причем срастание бровей наблюдается только у 14,4 %. Относительно формы черепа у малороссов замечается значительно большее уклонение от строения его у древних славян, чем у великороссов. Сравнительно с последними, у малоросса более выражена брахикефалия, т. е. череп у них относительно шире и короче, что выражается и большим головным показателем (отношение наибольшей ширины к наибольшей длине черепа, принятой за 100): у малороссов он равен 82,5—85, а у великороссов только 80,8.

Характер малороссов представляет много своеобразного, довольно резко выделяющего их из среды других славянских племен. Прежде всего, следует отметить медленность движений, граничащую с леностью. В работе ума нередко проявляется та же медленность и неповоротливость, неспособность к быстрой сметливости, почему малоросс не отличается большой практичностью. Способность сосредоточиваться ведет малоросса к мечтательности, а последняя дает пищу его богатому поэтическому творчеству. В творчестве малоросса сказались больше всего его эстетические наклонности, составляющие замечательную черту характера.

В действительности, любовь к изящному пропитывает всю жизнь малоросса. Кроме сферы поэтического и музыкального творчества, заметна она и в его одежде, и в жилище, в любви к природе, проявляющейся, например, в заботливом ухаживании за садиком – непременной принадлежности малороссийской хаты, наконец, в отсутствии цинизма в его языке и поступках. Примесь к характеру мягкости лишает малоросса энергии, силы воли, которые заменены у него упрямством: не легко откажется он от раз принятого решения или согласится с чужим мнением. Мягкость характера, в связи с непрактичностью, во время невзгод его исторической жизни часто делали его страдающим и угнетаемым, неудачником, что и отразилось в нотках тихой грусти, меланхолии, звучащих в его поэзии, а еще больше в музыке. Наконец, та же мягкость ограничила его отрицательное отношение к людям добродушным, но довольно тонким юмором. Невзгоды исторической жизни способствовали также выработке у малороссов скрытности, сдержанности, переходящей нередко в хитрость, вообще развитию дипломатических способностей. К сказанному надо прибавить необыкновенную чувствительность малоросса, весьма трогательную привязанность его к семье. Избыток этой чувствительности ведет его к беспричинной слезливости, к любви провести время в душевных разговорах за чаркой водки в деревенском клубе – корчме.

Малорусское наречие представляет много существенных особенностей, образовавшихся частью в период обособленной жизни населения, частью обязанных своим происхождением смешению населения со всевозможными племенами, начиная с поляков и кончая тюркскими инородцами. В местных особенностях языка нашей области отразилось уже не раз отмеченное нами влияние примеси к малорусскому населенно всевозможных этнографических элементов. Наиболее чистым языком говорит население Полтавской губ. (каневско-полтавское разноречие); в двух других губерниях наблюдается ряд заимствований у великороссов, а в Черниговской губ., кроме них, также у белорусов. В Городнянском, Черниговском, Сосницком, Новгород-Северском и Остерском уездах, напр., распространено заимствованное у белорусов аканье.

Постройки в нашей области находятся в прямом соответствии с характером местности. В северной, лесистой части, распространены деревянные строения; здесь можно встретить и белорусскую, грязную курную избу, и совершенно великорусскую, так называемую «рублену хату». В большей же части области, именно – в южной части Черниговской, и особенно в Полтавской и Харьковской губ., преобладают мазанки – постройки из глины, которые для малоросса, как степняка по преимуществу, и наиболее типичны. В мазанке «шули» или «стлупы» (бревна, а то и просто колы) служат только остовом здания и связаны наверху «ощепинями». Стены же плетут из хвороста или соломы, покрывая с обеих сторон толстым слоем глины. Крыша крыта обыкновенно соломой или тростником и делается с навесом – «причилком». «Пид причилком хозяин майструэ секирою, стругом и долотом»; здесь же иногда хранится зимою воз, летом – земледельческие орудия. Вокруг хаты, для защиты ее от сырости, устроена насыпь – «призба», которая служит местом, где в хорошую погоду семья ужинает. Размеры типичной хаты невелики: около 7 арш. в длину и 6½ в ширину. Вообще мазанки производят приятное впечатление своей чистотой, о поддержании которой малоросс всегда очень заботится, довольно часто обмазывая стены как внутри, так и снаружи мелом; специальных же украшений они не имеют, за исключением разве пивника (петуха) на трубе, да иногда еще рамы окон и дверей снаружи и внутри окаймлены разноцветными разводами – «пятками». Дверь со двора ведет в «сени», делящие дом на две части: на собственно жилую хату и «комору» или «хижу». Против входной двери другая дверь выходит из сеней в огород.

В сенях по стенке развешаны: упряжь, цеп, коса, грабли; здесь же стоит «ослин» (подставка), на которой летом поставлено ведро с водой, зимой во избежание замерзания, помещаемое в хату. К стене сеней прислонена деревянная лестница – «драбина», служащая для хода «на гору» (чердак). Дверь «на бигунах», ведущая из сеней в хату, устраивается низкой и снабжена большим порогом для удержания тепла зимой. Внутренность жилья поражает своей чистотой. Пол сделан из хорошо убитой глины, стены и потолок – «стеля» – выбелены; особым же уходом пользуется печь: хозяйка белит «припичок» каждую неделю, а «доливку» – в две недели раз. Главным украшением стен служат «образы», «боги» (иконы), до которых малоросс большой охотник, причем, пленяясь яркостью красок, нередко помещает иконы католического письма. Образа помещаются «на покути» (в красном углу) на полочке – «божнике» или «суднике»; заботливо украшенном резьбою, цветами, рушниками. Перед образом прилажена лампада, которую зажигают в большие праздники, а к ней привешено разукрашенное яйцо «пысанка». «На покути» стоит стол, покрытый скатертью; на нем непременно лежит «як не цилый, то окраиц хлиба – так годытця». По стенам идут лавки, под которыми размещены «ослинцы» (подвижная мебель – скамейки).

Печь занимает почти ¼ всей хаты. Она делается обыкновенно из глины, покрывающей остов из плетня или соломы. Печку составляют: «варистая печь», «комин» (дымоход) и «вивод» или «шия» (труба), от которой отделяется в бок еще плетеная труба, открывающаяся в стене; это отверстие зимой затыкают тряпками. Около печи устроен деревянный «пил» (пол), вроде нар, на котором спят. Тут же к «стели» прикреплена «колиска» (люлька). Недалеко от двери против печи стоить «суднык» с женским платьем, а около печи «мыснык» (шкапчик с посудой), «помыйниця» (помойница) для выбрасывания остатков кушаний, а зимою также «дижечка з водою»; тут же прислонены к печи рогачи, кочерга и веник.

«Комора» или «хижа» представляет собою кладовую, где хранятся наиболее ценные хозяйственные предметы, стоит «скриня» на колесах (сундук), и развешаны одежды. Здесь же на жерди висит сало. Комора часто не обмазывается глиной, а вместо окна имеет небольшое отверстие для света. Летом в коморе иногда спит кто-нибудь из семейных. Весьма важную роль играет она во время свадьбы. Иногда комора устраивается «на отшибе», отдельно от хаты, в каком случай ее заменяет светлица. Последняя напоминает жилую избу, только печь у ней заменена лежанкой. Светлица служит для жилья семейных членов семьи, а также парадной комнатой во время праздников. В некоторых случаях жилая изба разделяется перегородкой на две части: на более чистую – приемную, и на спальню – так называемый «алькир» или «валькир».

К хате с переднего фасада примыкает «подвирье, двир» (подворье, двор), а сзади «город», в котором находятся хозяйственные постройки, садик и огород. Кругом двор и огород обнесены высоким частоколом. Из построек, расположенных внутри двора, чаще всего встречаются: «повитка» с «загатой» (небольшой отгороженный дворик) для рогатого скота, «кошара» для овец, «загоны» или «свинюшники», «саж» для откармливания кабанов, «шопа» (сарай для хозяйственных орудий) и, наконец «комора» или «шпихлир», если она устроена отдельно от хаты. Внутри огорода, отделенного особым плетнем, расположены «клуня» (гумно) и «лех» (погреб). Хаты в малорусской деревне, в отличие от великорусской, разбросаны в беспорядке и не составляют правильной улицы. Фасадом (викна) они обращены всегда на юг, почему на улицу выходят часто боком или даже задней стороной.

В одежде малоросс и особенно малороссиянка прояв ляет всего больше столь свойственного их натурам вкуса. Материалом для одежд служат: домашнее сукно, холст и овчина, отчасти покупной цветной ситец и реже полотно. Мужскую нижнюю одежду составляет рубаха с низким широким воротом, который называется «пяредня, ковнер», носимая всегда на выпуск и подпоясанная, с цветным шерстяным поясом, и шаровары из «набойки» – домашнего полотна, выкрашенного набойщиками – отличавшаяся прежде необыкновенной шириной «с Черное море», а теперь более узкие. Стягиваются они особой пришитой к ним веревочкой, называемой «учкуром». Иногда сверх рубахи мужчины надевают еще род камзола из сукна, известного под именем «жилетки». Женщины носят длинные сорочки до пят с подолом, украшенным «мережкой» (вышивкой), которая непременно видна из-под верхней одежды.

Весьма характерны для принадлежности женского наряда, ныне выходящие из употребления – «запаска» и «плахта» (также «дерга»). Эти одежды представляют собой четырехугольные куски обыкновенно черной или цветной шерстяной материи, обвивающие стан; стянуты они «окравком» или «червонным» шерстяным поясом, а спереди закрыты «попередницей» (передником). В настоящее время плахта и запаска вытесняются «спидницей», представляющей подобие короткой юбки, из-под которой видна мережка на рубахе. Выходит из употребления также и «саян» или «панева» – тоже род юбки; теперь эту одежду можно встретить главным образом у пожилых женщин. Сверху спидницы и паневы обыкновенно одевают «хвартук». Оригинальна также играющая роль лифа безрукавка, называемая «корсеткой», «холодайкой». Верхняя одежда у мужчин и женщин одинакова и разве иногда отличается у последних более изящным покроем. К числу их относятся зимние одежды: кожух (дубленка, овчинный тулуп) и кожушина, а у женщин еще «азям» – нарядная шуба, крытая китайкой, из лучших овчин. В остальное время года носят одежды из домашнего сукна, как-то: «свиту», «свитянку» (зипун), «юпку», «чамарку» или «ченарку», заменяющую у молодых свитку и представляющую подобие русской поддевки, «керею» или «сиряк» (из серого сукна). Последние две одежды одеваются поверх всего в плохую погоду; они делаются в виде балахона из плохого сукна – рядовины и снабжены капюшоном, который называется «богородица», «кобиняк».

Обувь, как у мужчин, так и у женщин составляют чоботы (сапоги) с подковой или гвоздями. В будни ходят в «постолах», «московицах», «щербаках» (род лаптей или сандалий, подвязываемых ремешком). Женщины носят еще черевики, похожие на туфли. В Полтавской губ. у девушек в большом ходу «черевики на корках», с загнутыми носками и на высоких каблуках. Из головных уборов мужчины носят всего больше летом покупные картузы и «козирки», а также род шапок довольно сходной формы в виде усеченного конуса. Сюда относятся: войлочные или соломенные «брили», «капелюхи», отличающиеся от них большими полями, вышедшие ныне из употребления «мегерки» (маргелки), а также зимние смушковые шапки «крысатки». У девушек волосы заплетают в одну косу и убирают или узорчатым черным платком, повязанным особым способом, а также длинными лентами, густыми прядями, спускающимися сзади, или искусственными, а летом и живыми цветами в виде венка. Замужние женщины непременно покрывают голову, для чего служат: «очипок» (род коробки с овальным дном), чепец, обыкновенный повойник, капор. Сверху эти головные уборы повязаны еще платком или «повязкой». Шея и грудь у девушек обыкновенно увешена «намистом» (монистом), которое составляют «хресты», «цилковые» (монеты с ушками), «дукач», «бруштыны» (янтарь), а то и простые цветные стекла. Особенно ценится так называемое «добре намисто» – коралловое. Мужчины в настоящее время уже не бреют головы, так что чуб можно встретить только у стариков, да и то больше правобережных, т. е. в Киевской губ. Головы бреют только у детей, оставляя у них род чуба – «оселедец», «чуприну»; взрослые же стригут волосы в кружок и скобку.

Пища у малоросса отличается значительным разнообразием и даже некоторой изысканностью, хотя это, конечно, относится главным образом к праздничному столу. Любимым и наиболее употребляемым, как в виде самостоятельного кушанья, так и в виде приправы, является свиное сало. Рыбный стол составляет чехоня (чехонь), оселедец (селедка) и вообще «просол», т. е. соленая, а также и вяленая рыба. Овощи, фрукты и лесные ягоды играют весьма важную роль в питании малоросса. Их употребляют и в сыром, и в вареном, печеном, соленом, сушеном видах, и в качестве самостоятельного блюда, и в соединении с другими кушаньями. Сюда относятся: цибуля (лук), чеснок, салат, огирки (огурцы), капуста, картофель, морковь, редька, репа, горох, дыни, кавуны (арбузы), груши, вишни, сливы, яблоки и т. д. Из отвара бураков готовят «таратуру», а из вареного гороха с конопляным семенем – кушанье, называемое «хоми». Из молочных продуктов сыр и масло продаются на ярмарках, в пищу же идут только некоторые молочные кушанья, больше в виде приправы; к последним относятся: молоко, сметана, сыр (творог), ряжанка (варенец), масло, «молотво» и «сколотини». Из яиц готовится яэчня (яичница), в вареном же виде они употребляются только в Пасху (крашанки). Из жидких кушаний, подающихся на обед и ужин, большой любовью пользуется борщ или заменяющие его «капуста» и «юшка» (картофельный суп). В скоромные дни, описанные кушанья готовят на сале, в постные – на олие (постном масле). Сюда же относятся: «кулиш», «крупник» (жидкая кашица из пшена на сале или молоке), известное кушанье чумаков «полева» (навар потрохов барана с гречневой и пшеничной мукой на сале), «зубцы» и «путря» (из вареного ячменя). Из гречневого теста готовится также «тетеря» и «соломаха». Весьма любимое блюдо составляют «галушки» – куски пшеничного, гречневого или ржаного теста; их едят или с салом и олием, или в квасу. Кроме галушек пользуются не меньшей любовью «вареници» (резаное тесто с салом), «затирка» из пшеничной муки с яйцами, «пизи» (шарики из гречневого теста) и «вареники» с сыром, маком, капустой и т. п. В большие праздники жарят свиное и баранье мясо, поросят, изготовляют колбасы, «кишки», «кендюх» (свиной желудок с начинкой), «свинячу печенку» с чесноком, «штундру» – (поджаренная грудина с бураками), «драгл» из свиных ног и «рубни» из барана.

Из печений кроме хлеба пекут «паляницы», «калинник» (с ягодами), «книпп», «перешчку», «пампушки», пироги, «коржи», «бублики», а из гречневой муки еще «гречаники», «млинцы» (блины), «ставец» (в особых формочках – кухликах). На Пасху готовится пасха из пшеничной или крупитчатой муки, а на свадьбу – каравай из пшеничной муки с большим количеством украшений и «верчь» из ржаной муки. Лакомством кроме ягод и яблок служат: «насиння» (подсолнечные и арбузные семечки), а также отвар из сушеных яблок, груш, слив и вишен, который носит название «узвар»: последнее кушанье особенно употребительно при некоторых обрядах, как напр. на родинах, иногда на свадьбе. Лакомятся также и «маковниками» (мак с медом), «стальниками» (соты) и покупными пряниками. Нередко готовят бузиновый и калиновый кисели. Напитками служат: «сировец» из ржаных отрубей, квасы (главным образом грушевый и яблочный) и березовый или кленовый сок. Из спиртных напитков готовят «брагу» (из просяного солода) и «мед», пиво же обыкновенно покупают в корчмах. «Горилка» (водка) у малороссов в большом употреблении: ее пьют не только мужчины, но и женщины, и даже дети. Весьма распространены также разные наливки и настойки на водке, как-то «кусака» (из перца, имбиря, кардамона), «березовка» (на березовых почках), «запеканка» из всевозможных пряностей и «варенуха» – из сушеных фруктов. В последнее время получает значительное распространение чай.

В быту малоросса отмеченная уже нами своеобразность, как следствие обособленной исторической жизни былых времен, проявляется еще в большей степени, чем в материальной культуре. В обычаях и обрядах малорусского населения нетрудно заметить ряды наслоений и заимствований от тех племен, с которыми ему приходилось или жить в близком соседстве, или вступать в торговые связи (поляков, великорусов и др.). Но кроме остатков исторической эпохи, в некоторых явлениях можно видеть и черты первобытной эпохи. К таковым, напр., относятся союзы неженатой молодежи – «парубоцтво» и празднование понедельника – «понедилкование» представляющие собой видоизмененные историей остатки форм первобытного, коммунального брака. Вообще малорус нелегко расстается со своими обычаями или заимствует чужое. «Лучше свое латане, ниже чуже хапане», говорит, он, и даже в настоящее время, когда обособление теряет всякое историческое оправдание, в его быте можно видеть много резко отличающего его от соседних племен.

Высокое развитие личности, возвысившейся во времена казачьей вольной жизни, и которую не успело стереть крепостное право, делает малоруса весьма самостоятельным, врагом слепых авторитетов. Отсюда понятна его любовь к самостоятельному хозяйству. «Добра спилка – чоловик та жинка», говорит он и спешит отделиться, как только женится и заводит свое хозяйство. В малорусской семье женщина занимает весьма высокое положение. Все домашнее хозяйство вверяется в ее распоряжение, так как «без хозяина двор, без хозяйки хата плачет». «Жиноцьке» хозяйство, в которое хозяин не вмешивается, составляют: «дробина» (мелкая птица), продукты огорода, конопля и лен, мука, крупа для харчей, молоко, сало. Превосходя энергией и практичностью своего мужа, нередко склонного к тому же к чарке, малороссиянка фактически является обыкновенно главой семьи. В случае семейных несогласий, в которых она очень редко представляет собой страдающее лицо, практикуется расходка, формальный же развод – явление незнакомое малороссийской жизни.

Не признавая ничего стихийного, давящего личность, будь то основанная на старшинстве власть большака в большой семье, или большинство голосов в общине, малорус в то же время склонен к общественным организациям, основанным на взаимном соглашении и годности сочленов. Доказательством этому может служить живучесть всевозможных товариществ, братств, артелей и других ассоциаций. В настоящее время эти организации представляют часто уже форму, лишенную содержания, как остатки учреждений подобного рода, густою сетью покрывавших Малороссию в период ее самостоятельной жизни. Так, от некогда процветавших здесь цехов и промышленных товариществ остались встречающаяся и ныне артели рыболовов, жнецов, чумаков, гончаров (в с. Хомутце Миргородского у.). Но, кроме того, сохранилось братское единение и не на почве труда, а благотворительного характера или еще чаще имеющее целью поддержку и украшение церкви. Эти же задачи – поддержка и украшение церкви и благотворительности – сохранились главным образом и в остатках других организаций с исчезновением тех специальных целей, с которыми они были основаны. Обыкновенно братчики имеют в церкви свои ставники (большие свечи) и хоругви. Весьма интересна своеобразная организация нищих, представляющая остатки нищенского цеха, наблюдаемая местами в Харьковской и Полтавской губ. Прежде нищие имели своего цехмистра и ключника, хранителя общественной казны. В определенные сроки у них происходили общие собрания, на которых выдавались пособия желающим вступить в брак или пенсии потерявшим силы работать. Желающий быть нищим, как и в других цехах, должен был пробыть учеником, и по окончании ученичества подвергался экзамену в знании нищенских кантов и молитв. Выдержавший экзамен получал «торбу» (суму), дававшую ему право нищенствовать, и обязательно должен был устроить «могоричь» (выпивку). Нищенское братство имело в церкви свои ставники.

Остатки прежних «молодших братств» – неженатой молодежи, корни которых, как мы видели, заходят еще в отдаленную первобытную эпоху, представляет собою «парубоцтво». В эту организацию может вступать всякий хлопец, с согласия родителей, по достижении 16–17 лет, если только его старший брат не состоит в парубках. Обряд принятия в парубки, сопровождаемый непременно магарычем, называется «коронуваньем». Все члены братства считаются равными, «товарищами», во время же общественных работ они выбирают себе атамана. К этим работам относится, например, вырубка креста во льду в крещенье и в особенности колядование. Отправляясь колядовать, парубки, во главе с атаманом, называемым «березой», идут благословиться к священнику и берут у старосты колокольчик. Кроме небольшой части, идущей на пропитание товарищей во время колядования, вся остальная выручка поступает в церковь. Парубки имеют непременно несколько ставников и хоругвей. Общественное положение парубка очень высоко. Он может на сходе заступать своего отца, а также, в случае провинности, его не отдают на поруки отцу, но судит сельский сход. Парубкам, наконец, принадлежит исключительное право посещать «музыки», «улицы» и «вечерницы», играть роль бояр на свадьбах. Любопытно также, что парубоцтво является хранителем девичьей чести, строго карающим провинившихся.

Не менее интересен встречающийся местами обычай «понедилькования», празднования понедельника, указывающей на остатки весьма правильной организации замужних женщин. В местностях, где этот обычай распространен (напр. в м. Борисполе Переяславск. у., где прежде было женское братство и союз мироносиц), родители невесты на сговоре выговаривают ей право пользоваться свободой в понедельник. В большинстве случаев в этот день женщины работают для себя или шьют приданое дочерям; в некоторых же селениях компания замужних женщин проводит понедельник в корчме, пропивая имущество, принадлежащее лично им.

К распространенным формам общественных союзов следует отнести еще обычай толоки – «помогати хлеба святого збирати» за одно угощение. Наконец сюда же относятся общественные обеды в храмовые праздники, устраиваемые местами на общий счет, причем для заведывания ими избираются особые братчики.

В имущественном отношении обычное право малорусов представляет значительные отличия от великорусского. Глава семьи пользуется правом бесконтрольного распоряжения только благоприобретенным имуществом, «дидызну» же он может «заставить» (заложить), но не продать. Равным образом ограничено его право в распоряжении имуществом жены – «матерызны» (приданое жены); последнюю он не может даже «заставить» без добровольного ее согласия. При разделе отца с сыновьями отец делит «дидызну» поровну, свое же имущество волен давать каждому по усмотрению, хотя обычай освящает равномерность дележа, и такого не бывает только при самовольном отделении сына. По смерти отца вступает в силу духовное завещание, причем одинаково уважается как словесная, так и письменная форма его. Как и у великорусов, бездетная вдова не наследница своего мужа и получает только свое приданое; если же она имеет детей, то распоряжается имуществом их до их совершеннолетия, не имея, однако права его продавать. В случай же вторичного замужества, она лишается права на имущество первого мужа. При взрослых детях обыкновенно «дидызна» и «батькивщина» делятся поровну между сыновьями, мать же получает от 1/7 до 1/3 части имущества и поселяется у одного из сыновей. Дочери наследуют только в том случае, если нет братьев; в последнем же случае один из братьев обязан содержать сестру до замужества и наградить приданым. Для каждой дочери в семье непременно готовится «скриня» (приданое), которое состоит из собственно скрини – белья и «худоби» – носильного платья и обуви. В приготовлении «скрини» принимает главное участие мать семейства, передающая дочери и часть своего приданого, и приготовляющая новое на свои личные средства. Отец тоже дает дочери деньги, а также обыкновенно выделяет ей клочок земли. После свадьбы, как родители, так и близкие родственники обязательно дарят молодой скот, домашнюю птицу, а иногда и пахотную землю.

О нравственности населения можно отчасти судить по числу осужденных и по распределению их по категориям преступлений. Бросается в глаза сравнительно высокий процент преступности женщин, что вполне объясняется отмеченными выше энергией и предприимчивостью малороссиянки по сравнению с ее мужем. Вполне понятно поэтому, что в наиболее чистой малороссийской губернии – Полтавской – этот процент выше, чем в двух других. В преступлениях против нравственности, вообще дающих в нашей области невысокий процент, выделяется особенно малым их количеством Черниговская губ. с населением, сохранившим больше патриархальных нравов. В Харьковской же губернии, с наибольшим количеством преступлений против нравственности, последние совершаются главным образом населением г. Харькова и его окрестностей и являются результатом городской цивилизации. Вообще малорусский народ славится чистотой нравов и целомудрием. Несмотря на обычай «женыханья», совместного спанья молодежи после вечерниц и улиц, девушки строго блюдут свою честь, и случаи падения очень редки. Этому способствует в значительной степени боязнь «не славы», которая у малорусов жестоко карается. Обыкновенно дивчине, которой случилось «прошкодить», «прегрешить», «покрывают» (а иногда она и сама спешит это сделать) голову по замужнему, и она называется «покрыткой». В остальном ее положение, впрочем, не меняется, ни в семье, ни в обществе. Кроме покрывания распространен обычай мазать дегтем ворота и хату согрешившей.

Для сближения молодежи служат главным образом «вечорници и досвитки». Начинаются они по окончании полевых работ – с Симеона Летопродавца (1 сент.) и продолжаются до сырной недели, когда увеселения уже происходят на открытом воздухе и называются «вулице». Местом вечорниц служить хата бездетной вдовы или малосемейного хозяйства. Сюда приходят девушки с работой и прялками, а затем парубки «побалакать та пошутковати с девчатами». Начинаются песни, шутки, смех, угощение; затем приносят в избу солому, и тут же все ложатся спать. С раннего утра, на «досвитках», девушки продолжают работать, а парубки уходят. Кроме этих увеселений по праздникам бывают разные игрища. Сюда же относятся «весняньки», «гаивки», «ковзалки», «спускалки», «кутилки».

Цикл годовых праздников приурочен к борьбе тьмы со светом, холода с теплом, и заключает много остатков язычества, хотя и видоизмененных христианством. Зимнему солнцевороту соответствуют рождественские праздники – «коляды», продолжающиеся до Крещенья. Борясь с языческими обычаями, церковь противопоставила им свой христианский праздник – Рождество, почему в колядках больше, чем в других праздниках, переплетаются черты христианских и языческих обрядностей.

С вечера 24 декабря, называемого «багати кутя», «вилия» или «коляда» начинается колядование. Ряженая молодежь с бумажными фонарями, иногда вертящейся звездой, называемой «вертепом», ходит по домам чествовать хозяев в особых, весьма поэтических, песнях – «колядках». Один из ряженых непременно одевается козой (римский Фавн, Сильван), которая пляшет под музыку. Подобные колядкам чествования, специально приуроченные к кануну нового года, называются «щедривками». Они заключают в себе тоже поздравления и пожелания «щедрого», богатого года. В щедривках языческих остатков больше, чем в колядках. Последние, как мы видим, совершаются с благословения церкви, и собранное даже идет в ее пользу. В щедривках большое участие принимают дети. Вступая в новый год, земледелец начинает подумывать о посеве и гадать об урожае. В день нового года мальчики ходят по хатам «засевать», т. е. симулируя посев, бросают зерна. Зерна эти хранят до посева. 2 февраля празднуется праздник «Громниц или Стречан» – встреча зимы с летом и борьбы их, решающей вопрос, кому идти вперед, кому возвращаться.

В праздновании масленицы (загальницы, колодки) наблюдается тоже много языческих пережитков. В понедельник бабы собираются пеленать новорожденную колодку (полено), во вторник справляют крестины; затем в пятницу она умирает, а в воскресенье молодежь «волочит колодку».

С Пасхи начинаются уже весенние праздники – «веснянки». Молодежь устраивает хороводы и игры: «кривый танец», «володарь», «король», «перепелочку», «нелюб» и др. Накануне Юрьева дня (22 апреля) справляется праздник «Ляля» или «Красная Горка». Избрав наиболее красивую из своей среды, которая изображает «Лялю», девушки украшают ее зеленью и водят вокруг нее хороводы. Ляля раздает им венки, а также сыр и масло. Особенно интересно празднование Троицкой недели, называемой «Зеленой», «Клепальной», «Русальной» (в это время выходят русалки). Первые три дня Русальной недели составляют так называемые «Зелени святки».

Летний солнцеворот совпадает с празднованием «Купалы» или «Марены». Накануне 24 июня делают два чучела – Марены и Купалы, убирают их лентами и цветами и водят кругом хороводы, а также прыгают через костры. Затем Марену или «гильце» разламывают на куски и кладут последние в огород, отчего хорошо растут огурцы. В тех случаях, когда жатва производится толокой, по окончании ее бывает праздник «обжинки», тоже сопровождаемый хороводами.

К праздникам приурочены обыкновенно гаданья. Излюбленными днями последних считаются Андреев (30 ноября), Екатеринин день (24 ноября) и канун нового года. В Андреев день девушки варят кашу из пшена и мака и по очереди лазят на ворота, приговаривая: «доле, ходи до нас вечер яти», и доля должна явиться.

В полночь трижды обходят вокруг хаты, рассевая конопляное семя, причем говорят:

Андрию, Андрию, Я на тебе конопли сию, А запаскою волочу, Бо я замуж хочу….

Суженый ночью придет дергать коноплю. Накануне нового года девушки едят соленое, чтобы ночью подал напиться суженый, или прячут для него половинку коржика под подушку. Устраивают также на тарелке мостик, по которому придет перевести суженый. Вечером слушают под окном, определяют местопребывание будущего жениха по лаю собак или эху, спрашивают имя у встречного, кидают сапог за ворота, наблюдая, куда придется он, носком или пяткой, и т. п. Нередко пекут еще «балабушки» или «кукилки» и, разбросав по полу, наблюдают, которую раньше возьмет собака. Распространено также гаданье по четному числу зерен или поленьев, взятых наудачу. На свойство мужа указывают закрытые предметы, которые девушки вытаскивают: так, ковш означает водоноса, уголь – трубочиста, коралл сулит монастырь. Определить характер суженого можно также, наблюдая, крутится или нет опущенная в воду нитка, выберет петух зерно или воду, в каком случай муж будет пьяницей. Гладкое полено, вынутое наудачу, предвещает тихий характер мужа, а сучковатое – крутой и т. п. Весьма интересны гаданья в день на Купала. Молодежь парами перепрыгивает через костер: если руки не разойдутся, или за прыгающими последует искра, то это служит признаком, что они поженятся. На воду пускают «вильце» (венок) со свечей; если последняя потухнет, то девушка не выйдет замуж. В этот день избирают самую красивую девицу, называемую «Купайло», и, завязав ей глаза, устраивают вокруг хоровод. Купайло наудачу раздает девушкам венки; кому попадется увядший венок, ту ожидает несчастное замужество, а свежий – счастливое.

Свадебная обрядность в Малороссии настолько срослась с народною жизнью, что без нее, без «весилля», венчание считается недействительным; «хоть по чарци выпыть, да караваю зъесты, а все-таки треба». В случае, если не удалось справить веселья, повенчанные молодые живут врозь и если, например, в это время молодая умрет, ее хоронят как девушку.

Свадьбы справляют преимущественно в рождественский мясоед, как наиболее свободное время. Как девушки, так и парубки пользуются почти всегда полной свободой выбора; родители ограничивают свое участие только советами, да выведыванием, что говорят об избираемом соседи, так как пословица говорит: «выбирай себе жинку не глазами, а ушами». Главными действующими лицами свадебного обряда бывают дружко и его помощник – поддружий. Кроме них поезд жениха составляют один – двое старост-сватов, непременно людей пожилых и «балакучих» (речистых), затем бояре из парубков, свашки (большей частью жены братьев) и свитилка – незамужняя сестра; со стороны невесты важную роль играют дружки – подруги невесты.

Первым, решающим обрядом является «сватання», хотя ему иногда предшествуют еще производимые сестрой и матерью жениха «развидки», «допитки». В случае согласия сваты получают рушники, а несогласие иногда выражается поднесением гарбуза (тыквы). Впрочем, этот обычай выходит из употребления и сохраняется только выражение – «гарбуз прыкотыти», т. е. отказать. Иногда родители невесты до окончательного соглашения идут в дом жениха на «разглядыны» – осматривать его хозяйство. Особенно ценится партия, если «парубок гарный (без физических недостатков), одежу мае хорошу, семья маленька и скотина водится». Окончательное соглашение происходит на «сговоринах», «заручинах», «рукодаинях», сопровождаемых пирушкой, во время которой условливаются насчет подарков. С этого времени жених ночует в доме невесты и, в случае отказа, платит штраф за бесчестье. За день до венчанья, которое обыкновенно происходит в воскресенье, практикуется обрядовое печение – «бгание» каравая в дом невесты и жениха. Совершается это замужними женщинами и девицами и сопровождается особыми песнями. Иногда в тот же день у невесты бывают «торочины» – пришивание тороков (основы от пряжи) к рушникам.

Накануне венчания у невесты и у жениха, а иногда только у последнего, «вьют вильце (гильце)», т. е. украшают цветами и лентами ветвь дерева. Невеста в сопровождении девчат, а жених с боярами ходят звать соседей «на весилля» обыкновенно в такой форме: «просить батько и мати и я прошу». Вечером у невесты бывает «девич-вечир». В воскресенье, перед отъездом на свадьбу невесте расплетают косу, иногда же это делается и в церкви. Выезд на свадьбу сопровождается рядом языческих обрядов, как-то: осыпаньем молодых зерном и хмелем, целованием на пороге дружек, несущих свечи, символическим крестом нагайкой, который делает в дверях дружко, несением впереди свадебного поезда меча и свечи и т. д. Во время венчания над женихом держит венец старший боярин, над невестой – старшая дружка; при этом наблюдается ряд общеизвестных примет. Затем приезд молодого за женой сопровождается обычными выкупами входа к ней и места возле нее у ее брата. Въезд новобрачных в дом жениха сопровождается рядом обрядов, очищающих от сглаза, как-то: обрызгиванием водой, проездом через костер и т. п. Весьма строго соблюдается также обычай публично удостоверять невинность молодой, причем чествуют ее родителей, а на дом выставляют красный флаг; в неблагоприятном же случае родители невесты подвергаются жестоким насмешкам: им надевают на голову хомут, заставляют вкатывать на крышу колесо или сани, кормят из битой посуды и т. д. В понедельник поют так называемые «перезвявски песни», довольно нескромного содержания. Свадебные пиршества заканчиваются обедами у близких родственников, которые непременно дарят молодой скот, или домашних птиц, или какие-либо другие хозяйственные предметы.

Родины и крестины сопровождаются тоже немалым количеством обрядов и примет. Так, вихрь «чертово весиллэ», пронесшийся во время рождения ребенка, предвещает, что он будет калекой. Калека вообще родится по вине родителей, если они, например, работали в праздник. При родинах играет главную роль бабка, искусство которой заключается не в знании акушерских приемов, а в хорошем знакомстве со всеми приметами и обрядами. При трудных родах заставляют прыгать роженицу через скамью или встряхивают ее, в доме отворяют все замки, а муж роженицы должен распоясаться (остаток от обычая «кувады» диких народов); священника просят отворить царские врата. Ребенка необходимо класть в черной или красной запаске, чтобы не пристал к нему дьявол, и нельзя класть сзади матери, а то ведьма его подменит «одминою». Через 1–2 дня после крестин происходят «зливки»-обрядовое омовение бабки и родильницы водой с травами, причем произносят заклинание в роде следующего: «свята вода олияно, очищаэ дуги и береги, кориння о каминня; очисти, Господи, душу и тило породилли, а руки баби». Затем бабка «загоняет ребенка в рай», для чего носит вокруг стола, водя за руку его мать.

Не лишены обрядов и похороны. Когда кто-нибудь умрет, то на окно ставят стаканчик с водою, чтобы душа, навещающая дом, могла омыться. Ночью у трупа собираются женщины «стерегти душу», которая в виде мухи жужжит и пьет воду, а также «щоб чертяка не зробив якои капости над мертвым». Гроб готовят соседи бесплатно, за угощение, причем щепки от гроба тщательно собирают и выносят за ворота. Выносят покойника ногами вперед, чтобы не вернулся; при этом родственницы непременно должны голосить и т. п. Особенно трогательны похороны девушки. Ее наряжают в подвенечное платье, и при похоронах соблюдаются обряды, похожие на свадьбу: дружки получают черные ленты, на кресте, который несут впереди, повязывают рушник, приготовленный невестой для жениха. Все приданое покойной раздают ее подругам. По возвращении с похорон необходимо прикоснуться к печке. В этот день едят «кутью», «коливу» и поминальный обед; через три дня справляют третины, а через 40 дней – сороковины. Поминают покойника также в одну из Дмитриевых суббот (с 5 октября до 1 ноября) и на Фоминой неделе, когда поминки устраивают на могилах, почему они называются «могилки» или «гробки».

В сфере поэтического творчества малорусский народ имеет мало себе подобных. Его богатая поэтическая натура вылилась в необозримом количестве дум, бытовых и обрядовых песен, пословиц, легенд и т. д. В думах, как произведениях наиболее колоритной эпохи казачества – этого своеобразного, вольнолюбивого рыцарства, всего больше отразилась вся совокупность чисто народных черт, несмотря даже на то, что в создании дум, или вернее в отделке их форм, видно участие полукнижной среды странствующих школьников и дедов из церковных шпиталей былой Малороссии. При сравнении дум с великорусскими былинами, вместо величавого, спокойного тона последних, везде почти в историческом повествовании замечается примесь лирических мотивов, вроде расставания казака с матерью или дивчиной, страданий его в татарской неволе, тоске по своему дому и т. п. Это отсутствие бесстрастия в значительной степени, конечно, объясняется тем, что думы относятся к эпохе сравнительно недавней, так что даже в большинстве случаев легко проследить исторические события, и притом оно повествуют о событиях, в которых сам народ принимал живое участие. Но, кроме того, здесь сказался и характер малоросса, лирика по преимуществу. В настоящее время думы уже не поются в народной среде, а хранители их – слепцы-кобзари (кобза – инструмент вроде испанской гитары) сошли со сцены.

Один из последних представителей кобзарей, известный Остап Вересай в 1873 году пел свои думы в Петербурга, в заседании Географического общества. Его репертуар состоял из 9 дум, 13 религиозно-нравственных и 7 сатирических песен. Вместо кобзарей теперь по ярмаркам разъезжают «лырныки», главным образом поющие песни духовно-нравственного содержания или сатирические – на злобу дня. Как прежде кобзари, так теперь лирники передают свое искусство ученикам, обязанным пробыть у них в науке три года. Кроме дум к произведениям древнего происхождения относятся также указанные выше щедривки и колядки. В некоторых из них, например, видны даже следы дружинно-княжеской эпохи. Сюда же частью относятся и «гаивки» (луговые песни). Из бытовых песен отметим: любовные, богатые своей задушевностью, песни пьяницкие, в которых жена пьяницы выплакивает свое горе. Немало песен приурочено к крепостной эпохе, и, наконец, особый отдел составляют рекрутские песни, относящиеся ко времени, когда военная служба продолжалась очень долго. Рекрутчина в этих песнях, это – «вечная, тяжкая неволя».

Переходя к мифологическому творчеству отметим прежде всего тесную связь его с географическими условиями местности. Так, население лесистого Задесенья отличается суеверием, тогда как малорус-степняк совершенно его лишен. Не говоря уже о том, что описанные выше обряды, например праздники Купалы, Колядки, Марены, представляют собой в настоящее время форму, лишенную содержания, даже в верованиях, к которым население относится более сознательно, видно мало языческих представлений. Из общих с великорусами божков следует указать на «дидько» или «господаря», соответствующего домовому, «лисуна» или «полисуна» – лешего. Значительно больше духов у малоруссов имеет чисто человеческий характер. Во главе их стоит черт, которого малорус рисует в несколько комическом духе: он довольно простоват, почему человек его нередко проводит. Весьма законченную форму имеет верование в ведьм. Последние живут среди людей, так что в каждой деревне можно насчитать несколько ведьм. Они причиняют людям всевозможные бедствия: доят по ночам коров, сосут кровь у девушек, насылают болезни, засуху, град, делают в ниве из соломы заломы или закрутки, развязать которые безнаказанно может только знахарь. Нередко ведьмы крадут еще некрещеных младенцев, заменяя его своим детищем – «одминою». Одмина отличается уродливостью и прожорством, долго не ходит и не говорит. Чтобы увидеть ведьм нужно кусок сыра носить в узелке в продолжение великого поста и развязать узел во время заутрени, или в то же время посмотреть сквозь дырку в доске от гроба мертвого. Во время народных бедствий и особенно засухи нередки были случаи «испытания ведьм». Заподозренную бабу бросали в воду, и если она всплывала, то это был признак, что она ведьма, после чего с ней жестоко расправлялись. Человек, рожденный ведьмой, называется «ведьмаком». Его изображают в виде седого старика с длинными волосами, прикрывающими рот.

Кроме ведьм среди людей нередко живет «упырь», причиняя им тоже ряд бедствий; в прочем чаще упырем считают блуждающего мертвеца. Бывали случаи, когда предполагаемых упырей сжигали, а если виновником бедствий считали мертвого «упыря», то его вырывали из земли и тоже сжигали или всаживали ему в грудь осиновый кол.

Реки, по понятию малоруса, населены «русалками», в которых превращаются девушки-утопленницы. Они выходят на землю и своим пением завлекают людей, а потом щекотят до смерти. С русалками сходны «мавки»; это души детей, умерших некрещеными. Их представляют или детьми, или девушками с длинными волосами в белых сорочках. Русалки и мавки особенно опасны в Троицкую Зеленую неделю, так как Троицын четверг, это – «мавский великдень». В эти дни девушки не купаются, «щоб мавки не залоскотали». Хорошим средством против русалок считается полынь, которую вплетают в венки или носят под мышками. Души умерших тоже в известные дни покидают кладбище. Так, Светлый четверг считается Пасхой мертвецов: они покидают гробы и идут в церковь на заутреню. Наконец, даже неодушевленная природа иногда одухотворяется. Например, в ночь на Ивана Купала деревья переходят с места на место и ведут разговор. В эту ночь все травы и роса на них приобретают целебную силу, а также цветет папоротник «кочедыжник», который нужно рвать с особыми приемами. Обладатель папоротника легко может найти клад. Среди такого множества духов человеку пришлось бы плохо, если бы у него не было знахарей, знающих злые проделки нечистой силы и умеющих с ней расправляться. Напротив, «чаривник» или «чаклун», а еще чаще «чаривница» пользуются обыкновенно своим знанием во вред людям, насылая на них порчу или сглаз.

В религиозном отношении население области распределяется следующим образом (%):

Как видим, подавляющая в численном отношении часть населения принадлежит к православным. Малорусы отличаются вообще большою приверженностью к православию. Эта религиозная стойкость, быть может в значительной степени обязана тем гонениям, которым малорус подвергался за свою «хлопскую» веру в Польше. К догматизму он, скептик по своей натуре, совершенно равнодушен, почему раскол среди малорусов успеха не имеет, тогда как рационалистическое учение вроде штунды может иметь больше будущности. В действительности, Полтавская губерния, с наибольшим процентом малорусского населения, дает и ничтожный процент раскольников. В двух других губерниях – Черниговской и Харьковской – раскол распространен несколько более, что всецело объясняется большей численностью в них великорусского населения. В Черниговскую губ., дающую сравнительно высокий процент раскольников, раскол проник в 60—70-х годах XVII ст. и стал особенно усиливаться при царевне Софье, во время стрелецких восстаний и реформаторских начинаний Петра Великого. Преобладают здесь беглопоповцы и последователи белокриницкой секты, приемлющей австрийское священство. Слободы раскольничьи рассеяны всего больше в уездах Новозыбковском, Суражском, Городнянском, Стародубском и Черниговском. Последние два уезда некогда были центром поповцев, высылавших пропагандистов и задавшихся целью объединить все раскольничьи толки. В Харьковской губ. наблюдается, напротив, преобладание в количественном отношении беспоповцев. Как и в Черниговской губ., – это потомки выходцев из великорусских областей, проникшие сюда в XVII век.

Что касается сектантов, то официальная статистика их конечно не может отличаться точностью, так как большинство сектантов, из боязни преследований, именует себя православными. По официальным данным, по указанным причинам, вероятно значительно уменьшающим число сектантов, в Черниговской губ. сектантов, и именно штундистов числится всего 60 человек, в Харьковской же губ. показано 377 штундистов и 65 шалопутов. Всего больше распространен штундизм в Богодуховском, Харьковском, Волчанском и Купянском уездах.

 

3. Промыслы и занятия населения

В. В. Морачевский Россия… т. VII. С. 127–217

Главным, а в большинстве случаев даже исключительным занятием населения Малороссии служит земледелие и такие тесно соприкасающиеся с последним отрасли сельского хозяйства, как огородничество, табаководство, садоводство, пчеловодство и пр. «Нема то ремесло, як лемиш та чересло» – говорит малорусская пословица, являющаяся как бы девизом, которому украинский землероб оставался верен в продолжение всей своей истории. В прежнее время, как мы знаем из предыдущих глав, малороссу приходилось зачастую пахать, будучи вооруженным «списом» и «рушницей», а теперь, оставаясь земледельцем, ему приходится считаться с малоземельем, крайним уплотнением населения и со многими другими тяжелыми экономическими и естественными условиями, несмотря на которые он все таки порывает связь с землею с большим, как увидим ниже, трудом и борьбою, и пожалуй даже с большим, нежели население многих других областей России.

В виду столь важной роли, какую играет в жизни Малороссии земледелие, мы остановимся с особою подробностью на выяснении общих условий, в которые поставлен здесь названный основной промысел населения. Следует, однако, предпослать дальнейшему изложению как бы общее и предварительное замечание, что описываемая область в земледельческом и вообще сельскохозяйственном отношении представляет собой территорию весьма неоднородную, с чем нам придется неоднократно сталкиваться при характеристике отдельных факторов местного сельского хозяйства. Здесь же достаточно будет сказать, что северо-западная часть нашей области в значительной степени носит характер примыкающего к ней Полесья, северная ее окраина по сельскохозяйственным условиям является как бы продолжением Центральной черноземной области и наконец весь юг области представляет собою весьма пеструю картину переходов от трехпольного к степному залежному хозяйству, характерному для Новороссии.

Общая площадь земли Малороссии простирается почти до 13.525.000 десятин. Каждая из трех входящих в состав области губерний по своим размерам мало разнятся друг от друга: несколько большие размеры имеет Харьковская губерния – 4.847.000 десятин, затем Черниговская – 4.427.000 десятин; Полтавская губерния занимает площадь в 4.250.000 десятин.

Главными собственниками земли в Малороссии являются крестьянские общества, которым принадлежит 7.203.000 десятин, т. е. более ½ или 53,2 % всей земли области. Особенно заметно преобладание крестьянских земель в Харьковской губернии, где таковые составляют почти 60 % общей площади губерний, причем на северо-востоке ее превышают 60 %, а на крайнем востоке (Старобельский уезд) достигают даже 71 %. Второе место, по участию в земельной собственности области, принадлежит частному землевладению, общая площадь земли, находящейся в частной собственности, превышает 5,6 миллиона десятин, что составляет более 41 % всей земли в области.

Таким образом, крестьянские общества и частные землевладельцы имеют в своем распоряжении свыше 12,8 млн. десятин из общей площади области в 13,5 млн. дес., или около 95 % всей земли Малороссии, оставляя на долю остальных категорий собственников – казны, удела, городов и пр. – всего лишь около 5 % общей ее площади. В собственности казны и удела находится около 430.000 десятин или немногим более 3 % всей земли области, причем главная их масса сосредоточена в Черниговской губернии и особенно в Остерском уезде, где в распоряжении казны состоит почти 140 тыс. десятин, что, по отношению к общей площади уезда, составляет 40 %; затем наибольшее количество казенной земли находится в Харьковской губернии, преимущественно в уездах Изюмском и Старобельском. Наконец остальные 277 тысяч десятин области состоят во владении городов, монастырей, церковных принтов и прочих учреждений.

Средняя обеспеченность землею крестьянского двора и одной души определяется по губерниям следующими данными: наибольшею земельной обеспеченностью как подворной, так и душевой отличается Харьковская губерния, а наименьшей – Полтавская; Черниговская же губерния занимает в этом отношении среднее положение, по своим показателям весьма близко подходя к средним областным нормам.

Статистические данные, характеризующие распределение всей массы крестьянских дворов по разрядам большей или меньшей обеспеченности их надельной землей, относятся к концу 70-х годов и таким образом в сильной степени уже теряют свое абсолютное значение; тем не менее, являясь единственным одновременным и однородным материалом для суждения о степенях наделенности крестьян в разных частях описываемой области, они все еще имеют за собою большой интерес относительный.

В то время как в Харьковской губернии крестьянские дворы распределены более или менее равномерно по всем разрядам обеспеченности (кроме минимального), – в Черниговской губернии более половины дворов наделено на душу 3–5 десятинами, а в Полтавской – почти 1/3 дворов имеет на душу надела всего 1–3 дес.; весьма характерною, кроме того, является группа максимальной обеспеченности землею: наделом на душу более 5 десятин в Полтавской губернии располагают только 3,9 % дворов, в Черниговской – уже 7,3 %, а в Харьковской губернии – 1/3 всех крестьянских дворов. Таким образом, наименее обеспеченными надельной землей являются крестьяне Полтавской губернии и, наоборот, наибольшею обеспеченностью землею отличается крестьянское население Харьковской губ.; Черниговская же губерния и здесь занимает среднее положение.

Почти 90 % сельских обществ Черниговской губернии располагает в настоящее время душевым наделом менее двух десятин, причем наделом в 1–2 десятины обладает только 45 % обществ, а 28 % их имеет надельной земли на наличную душу 0,5–1,0 дес. и 16 % – всего 0,1–0,5 десятин; наделом же на душу более 2 дес. обеспечено только 10 % крестьянских обществ. Все эти данные с достаточной очевидностью обнаруживают весьма скудное обеспечение наделом громадного большинства крестьян Черниговской губернии.

Приведенный пример Черниговской губернии приобретает для наших целей то особое значение, что названная губерния, как уже говорилось выше, в отношении земельной обеспеченности крестьянского населения, занимает среднее положение. Таким образом, все полученные выводы относительно нее должны быть приняты с еще большею силой для Полтавской губернии, как губернии с наименьшей обеспеченностью крестьян надельной землей, и, наоборот, могут быть в значительной степени смягчены для Харьковской, где наделенность крестьян наивысшая. Так, в Полтавской губернии в конце 80-х годов, по данным подворного описания губернии, сельский пролетариат, вовсе не имеющий пахотной земли, определялся почти в 20 % всего населения губернии (свыше 74 тыс. семей); чтобы довести землевладение малоземельного и безземельного люда до нормы 2 десятин на душу, даже в то время, т. е. около 15 лет тому назад, по вычислению земства, было необходимо приобретение по меньшей мере 700 тыс. десятин.

Недостаток надельной земли крестьянству Малороссии приходится в значительной мере восполнять путем найма чужой земли в форме ли денежной аренды, или аренды исполу, или, наконец, – за отработки. Поскольку позволяет судить о том имеющийся статистический материал, в Черниговской и Харьковской губерниях (за исключением юго-востока последней) преобладает испольный наем земли, тогда как в Полтавской губернии и особенно в южной ее половине господствует уже денежная форма аренды. Для представления себе размеров аренды земли достаточно будет привести данные для Полтавской губернии, для которой по этому вопросу имеются весьма обстоятельные сведения земской статистики. На основании последних, сельское население названной губернии в конце 80-х годов ежегодно нанимало около 1 миллиона десятин земли, расходуя на это, по приблизительному расчету, до 7 миллионов рублей, причем одно крестьянское сословие тратило на аренду свыше 6 млн. рублей, что слишком в 1½ раза превышает все лежащие на нем обязательные платежи (казенные, земские и мирские – денежные и натуральные). В настоящее же время расход населения на наем земля, по всей вероятности, возрос еще более, с одной стороны вследствие увеличившейся потребности в самой аренде, а с другой – вследствие заметного вздорожания, как это мы увидим ниже, цен земли. Тем не менее, по вычислению того же Полтавского земства, сдающаяся часть частновладельческой пашни только на ¼ увеличивает посевную площадь крестьянского хозяйства; и даже более, если бы и вся пахотная земля частных землевладельцев была сдана в аренду, то и при этих условиях пашня крестьян увеличилась бы сравнительно немного и во всяком случае не дала бы помещения труду всей массы населения.

Неравномерность в обеспеченности крестьянского населения надельной землей в отдельных районах области имеет в свое объяснение целый ряд причин. Так, наименьшая наделенность крестьян в Полтавской губернии стоит прежде всего в теснейшей связи с наивысшей в названной губернии плотностью населения, достигающей в большей части ее уездов до 65 и более сельских жителей на квадратную версту, тогда как в уездах Черниговской губ. она определяется чаще в 50 жителей и в Харьковской – 45, а на востоке ее – всего 35–40 душ. Далее, скудность земельного надела в Полтавской губернии в значительной степени обусловливается чрезвычайно развитым в малорусском населении стремлением «к особнячеству», следствием которого являются постоянные семейные разделы и дробление земельных участков до крайних пределов; с подобным же дроблением крестьянской земельной собственности мы встречаемся, впрочем, и в других губерниях описываемой области, но в Полтавской, как губернии с наиболее однородным этнографическим составом, это явление обнаруживается в сильнейшей степени. Дробление земли доходит до таких пределов, что ведение самостоятельного хозяйства на этих участках зачастую становится делом не только не выгодным, но и невозможным, вследствие чего таковые забрасываются, и их владельцы переходят в разряд так называемых «пидсоседков», живущих уже «зажоном» и «замолотом» у своих же односельчан; чрезмерное же дробление земельных участков, в свою очередь, в Полтавской губернии находит себе особенно благоприятную почву в господствующей здесь подворной форме крестьянского землевладения.

Господствующим типом землевладения в области являются имения площадью около 20 десятин; число таких собственников в области составляет более 40 % общего числа землевладельцев; но кроме того 20 % собственников обладают имениями площадью, в среднем, всего в 12 десятин; далее, около 27 % землевладельцев являются собственниками имений, площадь которых, в среднем, достигает 200 десятин.

Наиболее крупными собственниками земли, в общем по области, являются купцы, а затем дворяне. Средний размер купеческой земельной собственности определяется в 210 десятин, по отдельным же губерниям: в 427 дес. в Харьковской губернии, где, как уже говорилось выше, более всего развито купеческое землевладение, в 161 дес. – в Черниговской губ. и в 148 дес. – в Полтавской; в последней губернии дворянские имения превышают своими размерами имения купцов. Средний размер дворянского землевладения достигает по области 195 десятин, повышаясь в Харьковской до 350 дес. и понижаясь в остальных до 168 (в Полтавской губ.) и 159 (в Черниговской губ.). По сравнению с данными 1877 года, размер дворянского и купеческого землевладения к 1887 году, как по области, так почти и по всем отдельным губерниям, значительно сократился; исключение составляют только для купцов Харьковская губерния, где средний размер их земельной собственности поднялся с 314 дес. до 427, а для дворян – Полтавская губ., в которой средний размер их имений остался прежним, что стоит в связи с отмечавшеюся уже выше сравнительно устойчивостью дворянского землевладения в названной губернии. Средний размер крестьянского владения колеблется от 15 (Черниговская губ.) до 34 десятин (Полтавская), определяясь, в среднем по области, в 22 десятины, причем за указанное десятилетие размеры крестьянской собственности повсеместно, наоборот, возросли, удвоившись в Черниговской губернии и даже утроившись – в Полтавской.

Наконец, наименьшими средними размерами, едва достигающими 12 дес., обладает мещанская земельная собственность, колеблясь по отдельным губерниям от 10 (Черниговская) до 22 десятин (Харьковская губ.); с 1877 года к 1887-му землевладение мещан, по своим размерам, также везде увеличилось.

В отношении способов ведения хозяйства Малороссия входит в состав области преобладающей зерновой культуры, но в отдельных своих частях распадается на несколько характерных районов.

Северный из них, составляемый всею Черниговской губернией и прилегающею к последней частью Полтавской, представляет собою район господствующего трехполья и является как бы продолжением примыкающих к нему, более северных областей. В рассматриваемом районе не только крестьянское, но и владельческое хозяйство в массе остается трехпольным, так как оно в большинстве случаев основано на испольной обработке полей местными крестьянами посредством их инвентаря, а в большинстве случаев – и их посевных семян. Таким образом, владельческое хозяйство прогрессирующего влияния на крестьянское уже по самому своему существу иметь почти не может, а зачастую, наоборот, даже ведется с гораздо меньшим успехом, нежели последнее, в котором к земле прикладывается личный труд его владельца. С более или менее рациональной постановкой дела с более сложными севооборотами и прочно установившимся посевом кормовых трав мы встречаемся здесь только в имениях, ведущих батрачное хозяйство, т. е. производящих обработку земли посредством наемного труда; но число таких хозяйств в очерченном районе до последнего времени остается, к сожалению, совершенно ограниченным.

Крестьянское же хозяйство, особенно на севере Черниговской губернии, представляет собою в нередких случаях, наоборот, уклонение еще в сторону экстенсивности. Так, в Суражском и Мглинском уездах имеет еще до сих пор значительное развитие «лядинное» хозяйство, заключающееся в расчистке земли из-под леса огнем; крестьяне снимают у землевладельцев площадь из-под вырубленного леса – «ляда» – и весною его расчищают – «щиплют», т. е., разровняв по ляду лапку и другую растительность, сжигают последнюю; далее участок мотыжат и затем засевают: сперва просом, а после, в течение нескольких лет подряд – рожью. Довольно интенсивное хозяйство ведется крестьянами только на огородах и так называемых «по-мерках», «пидмитах», «гноянках», «конопляниках» – особых участках, густо уваливаемых хлевным навозом; на этих участках, если таковые могут быть огороженными или окопанными с согласия общества, высеваются, как бы на плантациях, табак, конопля, свекла, фасоль и пр. культуры (иногда всего понемногу); в тех же случаях, когда огораживание участка оказывается не возможным, (что бывает нередко, так как влечет за собою сокращение необходимого для пастбища парового поля), на «померках» обыкновенно ведется тот же трехпольный севооборот, но рожь чаще заменяется ячменем или картофелем, а гречиха – овсом.

Удобрение полей в рассматриваемом районе – районе преобладающего трехполья – получило повсеместное развитие, как во владельческом, так и крестьянском хозяйстве только в северной его половине, на всей же остальной его площади оно вошло во всеобщую практику лишь во владельческом хозяйстве; крестьяне же в нередких случаях от удобрения полей еще отказываются, помещая все скопы навоза, или, по крайней мере, главную массу последнего, на «померки» – «гноянки».

Следующий район – район улучшенного трехполья – включает в своих пределах большую часть Полтавской губернии и северо-запад Харьковской. Во владельческом хозяйстве мы встречаемся здесь с многочисленными переходными формами от прежней залежной системы к трехпольной и многопольной; комбинации трехполья и производных от него севооборотов с более или менее продолжительными периодами залежи весьма разнообразны, но общею их чертою является стремление хозяев к более или менее выгодному урегулированию периодов культуры и залежи. Следует при этом заметить, что в отмеченной выше части Харьковской губернии, а также в прилегающих к ней местностях Полтавской большим распространением пользуются севообороты с посевом свекловицы, а частью и других корнеплодов; на остальном же пространстве Полтавской губернии (кроме самого юга) сравнительно чаще встречаются посевы кормовых трав. Наиболее характерные травяные севообороты, представляющие собою, как сказано выше, комбинацию трехполья с залежью, следующие: 1) по целине лен, 2 и 3) яровая пшеница, 4) черный пар, 5) озимая рожь и 6) яровое с подсевом трав (люцерны и эспарцета), которые оставляются от 4 до 8 лет; или 1) по целине лен или бахчи, 2) просо, 3) яр. пшеница, 4) оз. рожь, 5) овес с травами на 6 и более лет; или 1) пар удобренный и занятый викой, могаром, кукурузой, чечевицей, 2) оз. рожь и пшеница, 3) яровые. Более же типичными севооборотами, включающими посев сахарной свекловицы, а также корнеплодов, являются следующие: 1) пар удобренный, 2) оз. пшеница, 3) сах. свекловица, 4) яр, 5) сах. свекловица, 6) пар, 7) оз. рожь, 8) сах. свекловица, 9) яровое с травой, 10) трава на укос, 11) трава на укос; или 1) пар удобренный, 2) оз. пшеница, 3) картофель, 4) ярь с подсевом трав, 5, 6 и 7) трава на укос, 8) яр, 9) картофель и 10) овес; или 1) пар, 2) озимь, 3) картофель и 4) яр. Удобрение полей в описываемом районе практикуется большинством владельцев и многими из крестьян, хотя, по мере движения с северо-запада района к юго-востоку его, степень распространенности унавоживания полей заметно падает.

Наконец южная и юго-восточная окраины нашей области составляют собою, в отношении господствующей системы хозяйства, третий и последний район – район залежного хозяйства. Удобрение полей если и встречается здесь, то исключительно в отдельных частновладельческих хозяйствах и притом по большей части только на ближайших к усадьбам полях.

Мертвый инвентарь в первом из вышеописанных районов, а именно в районе господствующего трехполья, составляющемся Черниговской губернией, в крестьянских и мелковладельческих хозяйствах состоит главным образом из сохи (московки-плашхи – на северо-востоке губернии, сохи-литовки – на северо-западе и в большинстве случаев малороссийского плуга – на юге ее), далее бороны, деревянного рала и других простейших орудий. В более крупных владельческих хозяйствах встречаются улучшенные орудия, хотя в рассматриваемом районе вообще владельческое хозяйство в отношении инвентаря менее, чем на остальной площади области, отличается от крестьянского, так как ведется по большей части, как уже говорилось выше, испольно крестьянскими же орудиями.

В двух других районах области – в Полтавской и Харьковской губерниях – главнейшими орудиями в крестьянском и мелковладельческом хозяйстве служат деревянный плуг или сабан, соха (на севере Харьковской губ.), деревянные рала с железными наральниками, деревянные бороны с деревянными же или железными зубьями деревянный каток и пр.; за последнее время замечается во многих местностях стремление крестьян перейти к более усовершенствованным орудиям, каковыми в большинстве случаев являются плужки местного кузнечного изделия – так называемые «крестьянские» плужки; впрочем более зажиточные из крестьян приобретают буккера, а в очень нередких случаях и «самоходы» Сакка. Что же касается хозяйств средних и тем более крупных по своим размерам, то таковые обыкновенно располагают здесь уже усовершенствованными орудиями фабричного изготовления – плугами разных систем, запашниками, боронами железными разных типов, экстирпаторами, а также сеялками, тачками и пр., причем многие хозяйства имеют по нескольку однородных орудий, но различающихся друг от друга размерами, маркой, фирмою и т. д.

Огородничество, как промысел, получило некоторое, хотя тоже довольно ограниченное, развитие только в Черниговской губернии. В уездах Борзенском, Нежинском и Козелецком в значительном количестве производится на продажу лук («цыбуля»), который высевается по большей части на упоминавшихся уже выше «гноянках». Особенного развития промысловое разведение лука достигло в селениях Борзенского и Нежинского уездов: Хорошем Озере, Печах, Омбынях, Прохорах, Крутах, Кагарликах и др. Луковицы обыкновенно связываются в венки (по 18 24 штук); пять венков составляют пачку, идущую уже в таком виде в продажу; сбывается лук главным образом в Чернигов, Киев, Лубны, Кременчуг, Кишинев и другие города. Доходами от продажи лука население имеет здесь возможность уплачивать подати, почему и сложилась поговорка: «цыбулю садыти на подушне». Огородники Городнянского и Глуховского уезда более уже специализировались на возделывании огурцов; «глуховские» огурцы представляют собою помесь голландских и вязниковских; известные же «нежинские» огурцы особого сорта, однако, не составляют, а отличаются только самим солением, которым занимаются староверы Стародубского и Новозыбковского уездов, промышляющие огородами не только в пределах Черниговской губернии, но и в других районах нашей области. Огородники Городнянского уезда занимаются производством огуречных семян для продажи.

На остальном пространстве, описываемой области, огородничество повсеместно вытесняется бахчеводством, представляющим собою уже переход от чисто огородной культуры к полевой; но и бахчеводство далеко не везде имеет характер промысла. На бахчах или «баштанах» разводятся преимущественно арбузы (кавуны), дыни, тыквы и огурцы; иногда же домашние баштаны еще обсаживаются подсолнечником, кукурузою, маком и другими растениями. Промышленным бахчеводством занимаются преимущественно пришлые великорусы и особенно черниговские староверы, снимающие у землевладельцев в аренду на год по нескольку десятин твердой земли (целины, подлесные корчевни, залежи, облоги); аренда же бахчей среди местных крестьян распространена значительно слабее. Сбываются продукты бахчеводства или на местных базарах и ярмарках, или на самых баштанах, частью даже в обмен на хлеб, или, наконец, отправляются партиями в более крупные потребительные центры.

Следует упомянуть, однако, еще об одном районе промышленного огородничества, стоящем совершенным особняком на всей площади Харьковской и Полтавской губернии, а именно об огородничестве под Харьковом – во многих подгородних селениях, хотя и здесь огородничество имеет преимущественно бахчевой характер. Огороды содержатся здесь или местными крестьянами, или приезжими «бахчевниками»; в самом же городе и его пригородах известностью пользуются «болгарские» огороды, которые содержатся приезжающими сюда на лето болгарами, достигшими в этом промысле значительного искусства (огороды их, в противоположность остальным, орошаются посредством водоподъемного колеса – «чигиря»). На харьковских огородах разводятся главным образом: капуста, ранний картофель, свекла столовая, сельдерей, огурцы, дыни, арбузы и пр.

К огородничеству примыкает культура лекарственных трав, получившая значительное развитие в некоторых уездах Полтавской губернии и особенное – в Дубенском уезде; последний является в этом отношении первым в России. Большое распространение местами получил также сбор дикорастущих лекарственных растений; так, напр., в Кременчугском уезде, где с 1889 года организован даже склад, принимающий собранные травы, население выручило на сборе различных трав (блекоты, липового цвета, корня аира и др.) на сумму в 2 т. р., в следующие два года – 6 т. р., а за 1896 год (последний, за который имеются сведения) – 8 тыс. рублей. В Дубенском уезде, в целях более широкого развития культуры лекарственных трав, земством открыта даже при Дубенском сельскохозяйственном училище лаборатория для гонки эфирных масл.

Садоводство вообще и садоводство, как промысел, в Малороссии имеет сравнительно широкое распространение. Любовь малоросса к растению многократно отмечалась и этнографом, и путешественником, и беллетристом и широко запечатлелась в народной песне. В большинстве слобод и местечек почти каждый домохозяин имеет в усадьбе сад, или вернее садик, «садочек», площадью редко превышающий 1/8 – 1/10 десятины, а зачастую состоящий всего из нескольких десятков плодовых насаждений, среди которых преобладающими является вишня. Должно при этом заметить, что сознание выгодности садоводства, как существенного подспорья в хозяйстве, за последнее время все более растет среди крестьянского населения, и в его стремлении к расширению и улучшению своего садоводства приходят к нему на помощь земство, сельскохозяйственные общества и частные лица устройством питомников, приобретением по недорогой цене хорошего посадочного материала, организацией образцовых садиков при народных школах, чтений и бесед по садоводству и т. д. Что же касается владельческих садов, то таковые, конечно, имеют значительно большие размеры и располагают лучшим сортиментом плодов и в отдельных случаях, благодаря хорошему уходу, существованию собственных питомников и другим выгодным условиям, дают хорошие доходы (иногда 1–1½ и даже 2 тысячи рублей чистого дохода на десятину), но, в общем, помещичье садоводство начало приходить к упадку со времени отмены крепостного права. Фруктовые сады, заложенные еще в крепостное время, уже одряхлели и требуют коренного обновления, на что у большинства владельцев нет прежде всего достаточных оборотных средств, и такие сады иногда даже переходят в руки спекулянтов – скупщиков, приобретающих их для продажи на сруб.

В наибольшей степени садоводственной должна быть названа Полтавская губерния и за ней – Черниговская; в Харьковской же губернии, и особенно в юго-восточной ее половине, садоводство развито уже значительно слабее.

В наибольшей мере наем на сельскохозяйственные работы развит в юго-восточной половине области; в северо-западной же ее половине особенно в Черниговской губернии обработка владельческих полей, как нам уже известно, производится в громадном большинстве случаев крестьянами «исполу» или «с копы» (1/3); батрачным трудом помещики пользуются только в очень ограниченных размерах, причем рабочие в этих случаях предпочитаются годовые или поденные; сроковые же здесь требуются по большей части только в тех хозяйствах, где имеются табачные или свеклосахарные плантации. На остальной же площади области, хотя обработка полей крестьянами исполу или в отработок за пользование землею, выпасом и пр. и практикуется, тем не менее значительная часть полей обрабатывается уже наемным трудом, причем рабочие договариваются по большей части на год и несколько реже на срок. Издельный наем сравнительно более развит на юго-востоке Харьковской губернии, и то почти исключительно на уборку хлебов. Наконец, поденные рабочие служат обыкновенно или для пополнения недостатка в постоянных рабочих, или же для производства более спешных работ, хотя в некоторых экономиях почти все полевое хозяйство ведется одними поденщиками.

Значительную сумму заработков предоставляет населению также участие в работах на свекловичных и табачных плантациях, хотя названный промысел едва ли не с большими основаниями должен быть отнесен к категории отхожих, так как для участия в этом промысле значительной части рабочих приходится уходить из дома зачастую не только за пределы своей волости, но даже уезда и губернии.

Вторым, по своему значению, в этой рассматриваемой группе занятий является извозный промысел, существующий в том или ином размере почти повсеместно, но наиболее, конечно, развитый в районах крупных потребительных центров, в окрестностях заводов, а также в местностях, стоящих вдалеке от железнодорожных линий. Наиболее частые случаи заработка населению доставляет перевозка хлеба, затем – строительных материалов (леса, камня, кирпича и песку), дров, а в районах с сильно развитым табаководством и свекловичной культурой – перевозка табаку и бураков.

В прежнее время на Украйне был широко развит специальный извозный промысел – «чумацкий», состоявший в путешествии на волах в Крым за солью или к берегам Черного и Азовского морей – за рыбой, и затем в распродаже названных продуктов по украинским ярмаркам, с проведением железных дорог «чумачество» стало быстро падать и в настоящее время уже совсем перевелось, запечатлев себя лишь в многочисленных «чумацких» песнях, составляющих собою особый цикл в украинской народной поэзии.

Лесной промысел, выражающийся, как известно, в валке леса, заготовке дров и строительных материалов, подвозке их к различным пунктам назначения или отправления и т. д., несколько большее значение сохранил за собою только в лесной части Черниговской губернии; на всем же остальном пространстве области лесные промыслы или вовсе отсутствуют, или же играют совершенно ничтожную роль.

Теперь нам предстоит перейти к описанию обрабатывающей промысловой деятельности населения: промышленности мелкой, кустарной (сельской) и промышленности крупной, фабрично-заводской (городской по преимуществу).

Кустарная промышленность, как и вообще промышленность обрабатывающая, широким развитием в области далеко не пользуется. Тем не менее, при существующем малоземелье и при полном почти отсутствии на большей площади области (почти во всей Полтавской губернии, на юге Черниговской и на юго-востоке Харьковской) промышленности фабрично-заводской, занятие кустарными промыслами в общей экономической жизни края все же имеет довольно серьезное значение. Наибольшее, конечно, развитие кустарные промыслы получили в тех районах области, где плотность населения достигла наивысшей степени, где в большей мере чувствуется недостаток земли, где обеспеченность продовольственным хлебом наименьшая и т. д. Таким образом, совокупность картограмм плотности населения, душевой обеспеченности хлебом, наделенности землею и пр. может дать довольно верное представление о значении и развитии кустарных промыслов в различных районах описываемой области. Следует, однако, заметить, что в районах, где наиболее развито кустарничество, последнее, строго говоря, уже в значительной степени потеряло одну из своих наиболее характерных черт – роль подсобного промысла при земледелии, так как кустари здесь по большей части уже перестают вовсе заниматься земледелием; так, например, в Полтавской губернии из 100 кустарей 58 земледелием не занимаются, а 28 из них даже вовсе не имеют земли. Но в районах с более редким населением, «местах глухих» кустари от земли по большей части еще не вполне отрываются, и, наоборот, крестьянину даже ставится в большой упрек, если он своими руками «хлеб не заробля».

Наиболее распространенными группами кустарных промыслов должны быть названы те из них, сырьем для которых служат глина, затем животные продукты; сравнительно уже слабее развиты промыслы по обработке волокнистых веществ, а также дерева и железа.

Описание малорусского кустарничества мы начнем с промыслов по обработке минеральных веществ, или, вернее сказать, гончарства, так как последним поставленная на очередь группа промыслов почти и исчерпывается. Гончарство является одним из важнейших кустарных промыслов Малороссии, почему на его характеристике мы остановимся с несколько большей подробностью.

Наибольшие размеры гончарный промысел, по числу участвующих в нем лиц, получил в Полтавской губернии, затем в Черниговской и уже значительно меньшие – в Харьковской.

В Полтавской губернии гончарным делом занимается около тысячи хозяйств, причем более ½ последних вовсе не имеют земли и все средства к существованию, таким образом, извлекают почти исключительно из обработки глины. Общая стоимость изделий полтавских гончаров, по земскому исследованию 1893 года, достигает свыше 60 тыс. рублей в год. Гончарный промысел возникает, конечно, прежде всего там, где имеются залежи пригодной для обработки глины. В Полтавской губернии богатые залежи лепной глины находятся по всем притокам Днепра – Суле, Пселу, Ворскле и др. Наиболее развито гончарное дело здесь в уездах Миргородском и Зеньковском. В Миргородском уезде сосредоточием описываемого промысла является целый ряд селений по р. Хоролу, а именно местечко Хомутец, Поповка, хутор Поповый, Гремячая и др.; в одном Хомутце число гончаров достигает 170 человек. Глина добывается обыкновенно на землях общественных бесплатно и в большинстве случаев каждым гончаром лично, хотя кроме того здесь существуют еще специалисты по добыче глины, так называемые «гырьники», занимающиеся уже исключительно, добыванием сырого материала для гончаров; добытая глина продается ими по 5 коп. за «шаплык» – корзину, вмещающую около 4 пудов этого ископаемого. В описываемом районе сохранились еще следы прежней цеховой организации промысла. Так, здесь у гончаров удержался термин «цех», существует староста («цейхмейстер») для разбирательства возникающих недоразумений и надзора за разработкой глинищ, имеется в сельской церкви своя «цеховая» икона и «цеховой» праздник (св. Николая Чудотворца), установлен единовременный сбор 3 р. 50 коп. с каждого нового гончара, поступающего в цех, расходуемый затем на украшение иконы и на лампаду при ней, а также на ремонт часовни, сооруженной на глинищах и т. д.

Разработка глинищ производится или простыми широкими ямами, если глина залегает на незначительной глубине или же колодцами, достигающими 5–9 и иногда даже 12 сажень глубины; сцепки последних остаются обыкновенно не забранными лесом – без подпорок. В слоях глины колодцы дают боковые ямы – «печеры», также в большинства случаев лишенные особых подпор, хотя иногда, при более правильной разработке, оставляются отдельные предохранительные столбы глины; обвалы бывают нередко, но они по большей части не сопровождаются человеческими жертвами, так как, благодаря предшествующим обвалу признакам (трещинам), опытные глинокопы своевременно их предугадывают. Разработка глинищ производится обыкновенно с глубокой осени – ноября, конца октября и до весны; с наступлением весны работы по большей части прекращаются, и самые колодцы действием вод обваливаются и засыпаются. Опускание в колодцы – дудки – совершается при помощи каната и маленьких углублений (ступеней), проделанных в двух противоположных сторонах дудки. Самое копание глины производится особым инструментом – «копаныцей». Добытая глина вытаскивается в деревянном корыте при помощи веревки, намотанной на вал, который, в свою очередь, приводится во вращательное движение насаженным на него тележным колесом. При совместной работе трех человек в сутки удается добыть около 90 пудов глины. Для различных изделий употребляется глина или в том виде, в каком она извлекается из дудки, или в смеси с различными другими сортами глин, или же, наконец, в большей или меньшей смеси с песком, когда глина слишком жирна, «буйна», и ее необходимо, за неимением особых помещений для сушки сырых изделий, «смирять». С целью придать изделиям белизну, гончарами употребляется так называемый «побёл» – более чистая глина, каолин; в тех случаях, когда последнего нет на месте, он приобретается гончарами из других районов, напр. из м. Опошни Зеньковского уезда, по цене от 20 до 30 к. за пуд. Формовка посуды, как и везде почти, происходит в жилой избе на простом станке, приводимом в движение ногой. Заготовляемая посуда устанавливается на доски и зимою подвешивается в избе под потолок, а летом выносится на воздух. Высушенная посуда обжигается в печах, представляющих собою яму с кирпичной решеткой внизу. К самым важным недостаткам такой печи относится, прежде всего, огромная поглотительность ею топлива, которым здесь население далеко не богато, а также невозможность регулировать, сообразно с потребностью, силу ее жара. Многими гончарами изготовляется, кроме серой посуды, окрашенная – «поливаная»; полива в большинстве случаев бывает ярко-зеленая, красно-коричневая и желтовато-белая.

Большая часть гончарных изделий приготовляется для удовлетворения местных потребностей и сбывается или на дому, или же вывозится на ближайшие базары, ярмарки и города; иногда гончары выезжают со своими изделиями и за пределы своих губерний – напр. в Центральную черноземную область или на юг России. Развозятся изделия или самими кустарями, или же скупщиками, хотя к дорогим услугам последних гончаров заставляет прибегать уже только крайняя нужда. В прежнее время скупщики-барышники зачастую снабжали кустарей топливом (достать которое теперь в Малороссии бывает иногда весьма трудно даже за высокую цену); в настоящее же время они кредитуют гончаров только деньгами и притом исключительно как бы в виде задатка и уже затем забирают у них изделия по произвольно устанавливаемым, весьма низким ценам, извлекая, таким образом, главные барыши гончарного промысла. Зависимость кустарей-гончаров от скупщиков в отдельных местностях описываемой области, разумеется, не одинаковая, но она, без сомнения, принимает более острый характер в тех случаях, когда гончары являются уже населением безземельным или обработкой земли уже не занимающимся.

Гончарные изделия продаются горнами, сотнями или поштучно, причем цены на них колеблются в весьма широких пределах не только в зависимости от их качества и размеров, но и от изменчивости самой меры; так, напр., «сотня» изделий далеко не означает 100 их штук, а состоит приблизительно из 100 штук более крупной посуды, да еще придачи или «уклада» в 60 – 100 штук более мелкой (в некоторых случаях, как напр. в Лохвицком у., этот уклад достигает еще большей цифры, почему «сотня» здесь равняется 320 мискам и т. д.); при переменном составе сотни и горн заключает в себе от 2½ до 4 сотен.

Второй, по своему экономическому значению, группой кустарных промыслов являются производства по обработке животных продуктов и прежде всего кожевенное и сапожное дело.

Кожевенный промысел, по самому своему характеру, наиболее соответствует кустарной форме: он вполне возможен без применения дорогостоящих машин и приспособлений, не требует особой опытности и технических знаний, почти всегда обеспечен возможностью найти на месте сырье и сбыть на местном же базаре или ярмарке изготовленные продукты; на юге же России, кроме того, к числу весьма благоприятных для существования кустарного кожевничества условий относится прежде всего сравнительно еще очень слабая здесь капитализация этого промысла, а затем весьма широкий спрос со стороны местного населения на простой кожевенный товар и на изделия из него. Благодаря всем отмеченным выше условиям, типичные кожевники-кустари в Малороссии весьма распространены. Главными центрами кожевничества являются в Черниговской губернии – местечко Олишевка (до 200 домохозяев) Козелецкого уезда, м. Седнев Черниговского у., г. Короп Кролевецкого у. и др.; в Полтавской губернии – местечко Опошня и г. Зеньков Зеньковского уезда, м. Новые Сенжары и Царичанка Кобеляцкого у. и Барышевка Переяславского у.; наконец, в Харьковской губернии кожевничество наиболее развито в Ахтырском и Сумском уездах, а также в слоб. Новой Водолаге и г. Валках Валковского у., г. Змиеве, Шандриголовской волости Изюмского уезда и других местностях.

Применяясь к требованию рынка, кустари изготовляют главным образом простой товар, так называемый «полувал», идущий на «верхи» – головки и голенища сапог (из более тонких его частей) и на подошвы (из толстых); техника изготовления кож весьма примитивна и в следствии того, конечно, далеко не удовлетворительна.

По размерам и характеру производства, вся масса кустарей-кожевников весьма неоднородна, хотя значительное их большинство принадлежит к числу бедняков, располагающих едва 2–3 небольшими чанами (бочками) для золения и столькими же для дубления и самую операцию выделки производящих летом на дворе, а зимою – в жилой избе. Сравнительное меньшинство кустарей обладает настоящими чанами вместо бочек и другими важнейшими приспособлениями, а также особыми теплыми помещениями для зимних работ. Кустари первой категории обыкновенно выделывают в год от 80 до 100 кож, накладывая в чаны по 10–12 штук и, производя это раза четыре летом и три – зимой, а кустарям второго разряда удается выработать до 600 и более кож. Но, кроме того, существуют еще кожевники, производства которых из кустарных превратились уже в небольшие промышленные предприятия; но число таких хозяев весьма ограничено, и притом вырабатываемый ими товар, по своему качеству, по большей части мало, чем отличается от изделий прочих кустарей. Все производство кож обыкновенно сосредоточивается в жилой избе; семья кожевника в большинстве местностей спит на досках, покрывающих квасной чан, который занимает почти четвертую площадь всей избы, а стол стоит обыкновенно на досках вырытого под полом зольника.

Главная выгода совмещения выработки кожи с переделкою ее на сапоги заключается в том, что первая, требуя на свое выполнение сравнительно незначительной затраты времени и труда, оставляет кустарю большой досуг, который он, таким образом, и может с большим для него удобством использовать в другом промысле – сапожничестве; кроме того, конечно, при продаже кустарем выработанной им кожи в виде изделия из нее, труд по ее выделке оплачивается для него значительно выгоднее, нежели в сыром ее виде.

Но с другой стороны далеко не все сапожники суть в то же время и кожевники; даже более – далеко не всегда кожевники имеют возможность удовлетворить потребности местных сапожников в сыром материале, почему зачастую наблюдается привоз больших партий кожи со стороны.

Сапожный промысел, как уже вытекает из предыдущего, широко распространен почти во всех выше упомянутых центрах кустарного кожевничества; но, кроме того, кустарей-сапожников весьма значительное число насчитывается, как говорилось выше, в г. Березне Черниговского уезда, в Новозыбковском уезде (в м. Новом Ропске, посаде Климове, м. Семеновке, с. Орлиновке и др.), где число их достигает 1.200 человек, затем в Борзенском уезде (г. Борзна и с. Ичня), в Остерском у. (м. Летки) и во многих других. В Полтавской губернии главным средоточием сапожного дела является Зеньковский уезд, где изготовлением сапог занимается свыше 1½ тысяч человек; кроме того, оно довольно развито в Роменском уезде (м. Смелое) Константиноградском и других уездах. Наконец, в Харьковской губернии сапожный промысел наибольшие размеры имеет в Валковском уезде (в тех же пунктах главным образом, где развито и кожевничество), а также в г. Ахтырке (до 700 сапожников) и слоб. Котельве Ахтырского же уезда (около 150 кустарей).

Организация сапожного промысла, как и кожевенного, в Малороссии весьма проста. Здесь нет больших мастерских, а наемные рабочие, если и встречаются, то обыкновенно не более, как в числе двух у одного хозяина. Пользование посторонними рабочими выражается или в найме столовых рабочих, или в принятии учеников, или же, наконец, в отдаче работы так называемым «отпарщикам», т. е. кустарям, работающим «от пары». Работа производится обыкновенно в жилой хате. Почти все кустари-сапожники являются поставщиками простых крестьянских сапог и башмаков – «черевиков», и только некоторые мастера изготовляют более щегольскую «панскую» обувь – сапоги на ранту, ботинки с резинами, мелкие башмаки городского фасона и т. п.; эти мастера имеют даже швейные машины и другие, более ценные приспособления. Следует заметить, что, в общем, работа малороссийских сапожников довольно чистая и почти никогда не грешит фальсификацией, вроде картонных подошв и т. д.

Необходимый для работы материал сапожники или, как отмечалось выше, приготовляют себе сами, или же приобретают на ярмарках, или в местных лавках, причем товар покупается или в вид целых кож, что гораздо выгоднее, или же в виде «вытяжек», т. е. готовых нарезок на отдельную пару. Сбывают свои изделия сапожники обыкновенно на местных базарах и ярмарках крестьянскому населению, хотя кроме того в большинстве местностей оперируют скупщики, или «лавочники».

Цены на сапоги подвержены весьма широким колебаниям, в зависимости от добротности материала, качества работы, времени года, степени конкуренции и многих других условий, почему учет заработка кустаря-сапожника весьма затруднителен, не говоря уже о том, что он еще осложняется и тем обстоятельством, что в очень многих случаях, как мы знаем, сапожный промысел соединяется с кожевенным, и таким образом в стоимость сапог входит заработная плата как за их шитье, так и за выделку самой кожи. По примерному расчету, дневной заработок самостоятельного сапожника может быть определен, в среднем, от 50 до 90 коп., смотря по времени года. Самым бойким временем для сапожников должен быть назван период с Петрова дня и до 1 ноября; зима же является наиболее тяжелой для них частью года, когда спрос на их изделия понижается до минимума.

Из остальных промыслов по обработке животных продуктов нам остается сказать об овчинном и шубном производстве и о производстве роговых изделий, а также о некоторых других, имеющих, впрочем, уже совсем ограниченные размеры.

Овчинный (он же скорняжный) промысел, заключающийся в выделке и окрашивании овчин, тесно связан в Малороссии с шубным или кожушным (кушнирным) промыслом, т. е. шитьем шуб и полушубков из готовых овчин. Выделываемые здесь дубленки не представляют собою настоящих овчин, которые бы не боялись сырости: они только натерты, для придания им цвета, дубом и подкрашены охрой, кроме желтых шуб приготовляются, впрочем, еще и белые, натертые мелом, а иногда и окрашенные – черные, красные. Шубы и полушубки обыкновенно отделываются тесемочками, вышивками, мерлушкой и т. д.; к ним пришиваются воротники из местных или привозных смушек. Сбываются кожухи и шубки чаще на месте, или на ближайших ярмарках и базарах. Обычная цена их колеблется от 9 до 12 рублей.

Упомянем еще о существовании незначительного по своим размерам кустарного промысла, являющегося одной из отраслей кожевенного производства, а именно – о сыромятничестве и тесно с ним связанном шорничестве, так как сыромятники изготовленный ими продукт – «лымарщину» обыкновенно сами же перерабатывают в шорные изделия, становясь, таким образом, и шорниками.

Роговой промысел, состоящий в изготовлении гребешков из бычьих и коровьих рогов, сосредоточен в местечке Хомутце Миргородского у. Полтавской губернии. Всего этим промыслом здесь занято до 250 человек. Необходимый для изделий материал – рога кустари приобретают в ближайших городах и местечках сотнями, платя за нее от 4–5 до 8—10 рублей. Из сотни рогов изготовляется до 2 сотен мелких гребешков и около ста более крупных. За работу кустарю остается обыкновенно около 1 коп. с гребешка и, при средней выработке в день 20–25 гребешков, – 20–25 коп. в день. Сбывается вся масса хомутецких гребешков на субботних базарах в м. Рашевке скупщикам, которые, в свою очередь, уже рассылают их во все концы России. Положение гребенщиков отягощается, кроме необходимости для большинства из них кредитоваться у тех же скупщиков, как деньгами, так и сырьем, и весьма не высокой оплаты их труда, еще и условиями самой работы, особенно в зимнее время – в запертой хате, насыщенной тяжелым запахом жженного рога и мелкой роговой пылью, образующейся при всевозможных операциях стругания и выпиливания.

Перейдем теперь к описанию промыслов по обработке волокнистых веществ – льна, конопли, бумаги, шерсти и пр., имеющих целью удовлетворить потребности населения в различном белье и одежде. Насколько велика, по своим размерам, эта потребность, можно видеть из следующего, хотя весьма приблизительного, но заведомо преуменьшенного расчета Полтавского земства. Годовая потребность средней семьи в прядильно-ткацких изделиях могла бы быть здесь в 160 аршин холста и 25 аршин сукна, а потому потребность всех семей губернии при этом условии выразилась бы в 64 миллиона арш. первого и 10 милл. арш. – второго, что, при самой умеренной цене аршина полотна на круг в 10 коп. и сукна – в 50 коп., составит значительную сумму в 11,4 миллиона рублей. Распространяя расчет Полтавского земства и на остальные губернии описываемой области, население которых относится к населению Полтавской губернии как 0,9 и 0,8 к 1, мы должны оценить общее количество ткацких изделий, которое бы должно быть в распоряжении населения Малороссии, приблизительной суммой в 30 слишком миллионов рублей.

В прежнее время вся потребность населения в белье и одежде почти целиком удовлетворялась изделиями домашнего производства, и только «мещане подостаточнее и почетные поселяне, – как свидетельствует Шафонский в своем описании Черниговского наместничества, относящемся к 1783–1784 годам, – носили все оное платье из цветного какого-либо фабричного сукна, и тогда такой кафтан уже назывался жупан». В настоящее время, однако, с проведением железных дорог, увеличившимся малоземельем и в связи с ним уменьшившимся запасом на месте необходимого для производства сырья (владельческие хозяйства, как мы уже говорили выше, культурой конопли и льна пренебрегают), среди населения стали все в большей и большей степени распространяться мануфактурные изделия. К сожалению, за полным отсутствием данных, не имеется никакой возможности даже весьма приблизительно определить, в какой мере исчисленная выше потребность населения в прядильно-ткацких изделиях удовлетворяется материалами домашнего и кустарного производства с одной стороны, и фабричного – с другой.

Прядильно-ткацкий промысел развит в Малороссии повсеместно, но он носит в большинстве случаев характер домашнего производства, со сбытом на сторону только избытков изделий, остающихся за покрытием потребностей семьи; в работе участвует обыкновенно только женская половина семьи, причем дети начинают «сукать цивки» – сучить цивки, т. е. навивать пряжу из клубка ниток на шпульки, уже с 8—9-летнего, а иногда и более раннего возраста, а 10–12 летние девочки зачастую садятся уже и за стан. В хозяйствах с подобной организацией и характером ткацкого промысла, за редкими исключениями, наблюдается полная связь с землею. Но местами прядильно-ткацкое производство приобрело уже характер чисто промышленный – со специальным изготовлением изделий на рынок; эти «настоящие» ткачи являются уже по большей части малоземельными или даже безземельными хозяевами, почти совершенно отказавшимися от земледелия. Здесь уже работают не только женщины и дети, но и мужчины.

Изготовляемые кустарями ткацкие изделия отличаются сравнительно большим разнообразием. Из растительного волокна выделывается полотно (холст) для рубах, «рушники» (полотенца) – необходимая принадлежность малороссийских свадеб и предмет украшения образов, окон и зеркал, затем «хустки» (род салфеток), которые, как и рушники, обыкновенно затыкаются цветными полосками или узорной заполочью; из того же материала приготовляется «рядовина», идущая на мешки и кули («ланшухи»), а также «рядна» (одеяла, род плаща). Из пряденой шерсти простых овец, вырабатывается сукно для свит, зимних штанов и верхней одежды – «кереи» или «сиряка», – одевающейся в дурную и холодную погоду поверх свиты; из более тонкой пряжи изготовляются женские «запаски», одеваемые вместо «сподниц» – юбок; наконец из пряжи, окрашенной в яркие цвета, ткутся полосками и узорами «плахты», представляющие собой часть праздничного женского наряда. Из очень толстой овечьей шерсти кое-где вырабатываются еще огромные одеяла, так называемые «лижники» – традиционная принадлежность приданного невест. Кроме того, из шерсти выделываются различного сорта ковры, которые, по своему типу, разделяются на простые ковры – «килимы», употребляемые как скатерти, покровы для скамей, простых диванов и т. д., затем на «махровые» ковры – «коци», составленные из кусочков подстриженной шерсти и, наконец, на ковры собственно, выполненные уже более сложными канвовыми узорами.

Из всех видов ткачества наибольшее распространение получило тканье полотна, а также простых рушников и хусток. Следует вообще заметить, что строгое разделение на группы по роду производимых ими изделий далеко не всегда представляется возможным, так как, при однородности как самих приемов работы, так и орудий, одни и те же ткачи берутся и за тканье холста, и рядовины, и сукна и пр., соображаясь, прежде всего с существующим спросом и завязавшимися сношениями и требованиями скупщиков. Тем не менее, местами кустари-ткачи уже издавна специализировались на отдельных своих производствах. Так, например, в городе Кролевце и его уезде в огромном количестве производятся для продажи рушники, хустки и декоративные ткани, причем кролевецкие изделия приобрели себе настолько широкую известность, что расходятся далеко за пределы местных рынков и попадают даже заграницу. В селе Остаповке Миргородского у. существует специальное изготовление мешковой рядовины, в Зенькове и Миргороде – выделываются для сбыта простые килимы, отличающиеся прочно установившимся типом и размером; м. Великие Сорочинцы является главным и почти единственным центром производства лижников; в Миргородском уезде сосредоточивается изготовление коцов, в м. Смелом Роменского у., в м. Новых Сенжарах Кобеляцкого и Старых Сенжарах Полтавского у. распространено тканье ряден, в приднепровских уездах Полтавской губернии, и особенно в м. Еремеевке и с. Панском Золотоношского у. сильное развитие получил сукновальный промысел и т. д.

Все ткацкое производство происходит повсеместно в жилой избе, лишенной всяких технических приспособлений. Основным орудием промысла является простой малороссийский «верстат» – т. е. ткацкий станок, сохраняющий свой тип без перемены в продолжение уже нескольких веков. Все обзаведение ткача, по своей стоимости, не превышает 10–12 рублей, при условии даже покупки всего того из приспособлений, что обыкновенно с успехом приготовляется самим кустарем. Огромное большинство ткачей имеют только по одному станку, но в центрах промышленного ткачества и по нескольку; так, например, в Кролевце из 620 слишком домов ткачей свыше 400 обладают 2–6 верстатами. Ковры ткутся или на тех же верстатах, или же на особых станках – «кроснах».

Обстановка ткацкой работы представляется, в общем, очень не привлекательной. Громоздкий станок производит крайнюю тесноту в далеко не обширном, в большинстве случаев, жилом помещении, переработка на станке волокнистого материала, особенно при производстве мешковой рядовины, наполняет воздух массою едкой пыли, а работа «батана», пробивающего нитку и удары о пол подножек производят беспрерывный шум; все перечисленные неблагоприятные условия промысла приобретают еще большую остроту вследствие ограниченности помещений, отсутствия вентиляции, недостатка света и главным образом еще – продолжительности рабочего дня, доходящей в рабочий сезон до 14–16 часов. Вследствие этого большинство ткачей, и особенно ткачей «настоящих», жалуется на удушье, кашель, болезни глаз, усталость, отсутствие аппетита и расстройство пищеварения.

Необходимое сырье для производства приобретается кустарями главным образом на местных ярмарках и базарах и только отчасти получается в собственном хозяйстве; последнее бывает по преимуществу в тех хозяйствах, где ткачество не получило еще характера промысла, а существует главным образом для удовлетворения домашних потребностей. Цены на тканые изделия различны, но, в общем, очень невысоки: за аршин холста, смотря по его тонине и ширине, получают от 3–7 до 10–12 коп., за полотно – от 25 к. и дороже, за мешки – 30–40 к. за штуку, за пару рушников – 20–25 коп. (хотя в местных лавках те же рушники стоят 60–80 к. пара) и т. д.

В тесной связи с прядильно-ткацким делом стоит беление и крашение пряжи, а также портняжичество, но останавливаться на описании этих промыслов отдельно мы уже не будем; отметим только, что портняжичество – промысел по преимуществу бедняков: среди портных насчитывается наибольшее число безземельных хозяйств, так как портняжичество, как работа заказная, не требующая запасов сырья и дорогих приспособлений, наконец, как работа легко бросаемая – представляется наиболее доступной пролетарию, ищущему работы. В одной Полтавской губернии в конце 80-х годов насчитывалось портных более 9.200 человек и портних – около 500.

К описываемой же группе производств по обработке волокнистых веществ должен быть отнесен еще сетевязальный промысел. Главное развитие этот промысел получил в двух районах области, а именно: в Лохвицком уезде Полтавской губернии и в Остерском уезде – Черниговской. В первом из названных районов плетение рыболовных сетей сосредоточено в группе селений, расположенных по р. Многе, причем центральным пунктом производства является местечко Вороньки. Население указанного района почти поголовно умеет плести сети и занимается этим делом уже с давних пор. Прежде вороньковскими сетями снабжались побережья Днепра, Дона, Буга и Черного моря, но в настоящее время, вследствие недостаточной прочности нитки сетей, район их распространения значительно сузился: они идут почти исключительно в Херсон, Николаев и Никополь для морских неводов. Общее годовое производство сетей в Лохвицком уезде определяется уездным земством суммою в 30 тысяч рублей. В плетении сетей здесь принимают участие взрослые мужчины, женщины и дети даже с 5 – 6-летнего возраста.

Для плетения сетей употребляются нитки из конопли, которые продаются так называемыми десятками – мотками в 3/4 – 1 арш. длины. Сети плетутся из двойной или тройной нитки; из двойной выделываются плахи, составляющие главный предмет производства и сбыта в выше названных селениях Лохвицкого уезда; из тройной же нитки выплетаются более крепкие и дорогие сети «тройники», и уже по большей части только по специальному заказу. Больших неводов на месте не выделывается, и все сети отправляются отсюда в виде узких плах, длиною обыкновенно в 9 – 10 аршин.

Плетение сетей происходит в жилой избе, во дворе и даже в поле (напр. пастухами). Орудия промысла весьма незатейливы и недороги; самое ценное из них – прялка – может быть куплена за 1 р. 20 коп. Приемы сетевязания также чрезвычайно просты и потому общедоступны. Пряжу кустари приобретают на дому у крестьян, или же на базарах ближайших сел, население которых плетением сетей не занимается; многие, впрочем, сетевязалыцики частью пользуются еще и материалом, получаемым в собственном хозяйстве; нередки также случаи, когда кустари работают из ниток, полученных ими при получении заказа от скупщиков. Сбываются сети обыкновенно на местных еженедельных базарах скупщикам, которые, в свою очередь, переправляют их на более крупные рыболовные рынки – Одессу, Херсон, Николаев, Кременчуг, Ростов на Дону и др.

Древодельные промыслы в Малороссии широкого развития не получили вследствие недостатка, в большинстве же случаев даже полного отсутствия на месте сырого материала для производства. Сравнительно большие размеры, описываемые промыслы имеют, по-видимому, в Полтавской губернии. Главными центрами кустарной обработки дерева служат здесь Груньская и Кузьминская волости Зеньковского у., где насчитывается до 600 кустарей-подеревщиков, занимающихся этим делом круглый год; ими изготовляются повозки, сани, телеги, колеса, ободья и пр.; далее, этот промысел получил значительное развитие в с. с. Калайденцах, д. Клепачах и Хитцах Дубенского у., в местечках Поповке и Зуевцах Миргородского уезда и в некоторых других местностях губернии. В с. Калайденцах насчитывается до 100 взрослых и столько же подростков кустарей-ложкарей, в с. Хитцах – до 300 кустарей, изготовляющих исключительно телеги и колеса; в с. Липовой Долине Гадячского у. несколькими кустарями приготовляются веялки, расходящиеся преимущественно между односельчанами, хотя частью попадающие и на сторону; в с. Великой Павловке население занимается изготовлением довольно изящных курительных трубок (люлек), материалом для которых служат корни клена и липы.

Следует еще упомянуть об одном занятии населения, относящемся к описываемой группе промыслов, а именно о плетении корзин, мебели и др. изделий, в отдельных местностях нашей области имеющей за собою некоторое экономическое значение. Кустарями плетутся главным образом корзины всех сортов, но местами ими выделываются еще и многие другие предметы. Так, напр., в Лохвицком уезде в местечке Городище и с. Лесовой Слободке, а также, хотя и в меньших размерах, в местечках Воронька, Поставмуках, Поздниках и Мелеках с давних пор распространено плетение ажурных котиков и чемоданов из рогоза (болотистого растения, похожего на камыш). Общее число кустарей, занятых этим делом в Лохвицком уезде, достигает более 250 человек; котики продаются на месте или на ближайших ярмарках скупщикам, которые скупают их тысячами, по цене от 11 до 25 р. сотню; годовая продажа отдельного кустаря колеблется от 100 до 200 р. При сравнительной дешевизне материала и пока еще неограниченности сбыта, промысел может быть отнесен к числу довольно выгодных. В 1899 году при земском народном училище в м. Городище открыт ремесленный класс обучения плетению из рогоза, преподавателем в котором был назначен лучший местный кустарь. В Купянском уезде более 300 жителей Купянской и Петропавловской волостей, кроме корзин изготовляют из шелюговой лозы стулья, кресла, диваны и другую мебель. Подобное производство существует еще и в некоторых других местностях нашей области, хотя в размерах значительно меньших.

Крупная обрабатывающая фабрично-заводская промышленность дает помещение труду почти 43 тысячам рабочим, что составляет, по отношению ко всей массе населения области, немногим более ½% или, по отношению к населению, находящемуся в рабочем возрасте, – всего 1 %.

По сведениям бывшего Департамента Торговли и Мануфактур, относящимся к 1897 году, в Малороссии числилось около 850 фабрик и заводов, распределяющихся по отдельным ее губерниям следующим образом: в Харьковской – 38 % общего их числа, в Полтавской – 32 % и в Черниговской – 30 %. Общая сумма производства малороссийских фабрик достигает почти 75 милл. рублей, что по отношению ко всей годовой производительности русской индустрии составляет всего 4½%. Отдельные губернии описываемой области, в отношении размеров производства, располагаются в несколько ином порядке, чем в отношении численности фабрик, а именно – хотя первое место и здесь принадлежит Харьковской губернии, но сумма фабричного производства названной губернии достигает 53 %, или более половины производительности всех фабрик Малороссии; далее, второе место занимает не Полтавская губерния, как выше, а Черниговская, участвующая в общей сумме производства 27-ю %; наконец, третье и последнее место принадлежит Полтавской губернии, дающей 20 % общего итога производства.

По материалам обработки все фабрики, заводы и промышленные заведения Малороссии могут быть разбиты на следующие группы, которые мы располагаем в нисходящем порядке по их значению: 1) обрабатывающие питательные и вкусовые вещества, 2) обрабатывающие шерсть, 3) обрабатывающие животные продукты, 4) получающие химические продукты, 5) обрабатывающие металлы, 6) обрабатывающие дерево, 7) обрабатывающие минеральные вещества, 8) обрабатывающие пеньку и лен, 9) бумагоделательные и полиграфические и 10) смешанные производства по обработке волокнистых веществ.

Следует, однако, заметить, что фабричные производства описываемой области отличаются сравнительно малым разнообразием, подтверждением чего может служить уже один тот факт, что производства первой группы – по обработке питательных и вкусовых веществ – составляют 78,4 % или почти 4/5 всего фабрично-заводского производства области. Вырабатываемые в Малороссии питательные продукты, по своей стоимости, достигают более 11 % общей ценности соответствующих фабрикантов всей России, причем на долю одной Харьковской губернии выпадает свыше 6 %.

Начнем очерк фабрично-заводской промышленности Малороссии с описания наиболее развитых здесь производств по обработке питательных и вкусовых продуктов.

В состав этой группы входят следующие производства: сахароварное, мукомольное и крупяное, винокуренное, спиртоочистительное и пивомедоваренное, табачное и другие, сравнительно уже менее значительные по своим размерам, как маслобойное, кондитерское, хлебопекарное, колбасное и пр. В прежнее, еще дореформенное время, большинство заводов рассматриваемой группы имели исключительно характер сельскохозяйственных учреждений при помещичьих хозяйствах; позднее эти заводы стали переходить из рук поместного дворянства в руки специалистов – фабрикантов и купцов, причем число самих фабрик и занятых ими рабочих весьма заметно уменьшилось, размеры же производства отдельных предприятий, наоборот, возросли до огромных размеров.

Большую половину, а именно 56,8 % производительности фабрик рассматриваемой группы составляет сахароварное дело. Следующее за сахароварением место в ряду производств описываемой группы принадлежит мукомольному делу. Мукомольное и крупяное производства наибольшие, как абсолютные, так и относительные размеры, получили, в противоположность сахароварному, в Полтавской губернии, в которой 18 мукомольных мельниц и крупотерок перерабатывают зерна почти на 9 миллионов рублей, что составляет около 60 % всей фабрично-заводской производительности этой губернии. Наименьшие размеры мукомольное дело имеет в Черниговской губернии. Третье место в ряду рассматриваемых производств, принадлежит винокурению и пивомедоварению. Наибольшее количество спирта выкуривается и очищается в Харьковской губ. – почти на 3 милл. рублей, тогда как в двух остальных губерниях – на суммы меньшие миллиона.

Перейдем теперь к описанию табачного производства, в ряду остальных производств первой группы занимающего четвертое место. Производительность всех малороссийских табачных фабрик, занятых изготовлением табака курительного и нюхательного, махорки и папирос, достигает 3 3/4 милл. рублей, причем производство это, почти совершенно отсутствуя в Черниговской губернии, сосредоточивается главным образом в Полтавской губ., где общая сумма производства табачных изделий составляет более 13 % всей годовой фабрично-заводской производительности губернии, а затем – в Харьковской губ.

Из общего числа 2.300 рабочих, занятых на табачных фабриках, 40 % их составляют женщины и свыше 26 % – подростки и даже дети (1 %); таким образом взрослые рабочие мужского пола составляют только 1/3 всей массы рабочих. Дети участвуют во всевозможных работах – в крошильном отделении, набойной, бандерольной, в папиросном отделении (крутильщиками) и даже в сортировочной операции. Привлечение в столь значительном проценте на фабрику женщин, подростков и детей объясняется исключительно сравнительной дешевизной их труда. Между тем табачная фабрика представляет собою далеко не благоприятные условия для помещения труда слабого организма: вредное влияние никотина на нервную систему, а также на дыхательные и пищеварительные органы, затем скученность рабочих, неудовлетворительность питания и т. д. Из остальных производств по обработке питательных продуктов, дающих различных продуктов на сумму, немногим превышающую 3 милл. рублей, наиболее крупным является маслобойное производство, выражающееся суммой в 1,2 м. р. и сосредоточивающееся главным образом в Черниговской губернии.

Вторую группу фабрично-заводских производств составляют, как мы уже говорили выше, производства по обработке шерсти. Общая стоимость вырабатываемых фабриками этой категории товаров достигает суммы свыше 4½ миллионов рублей. Фабричная обработка животных продуктов в общем, достигает 2,8 миллиона рублей, что по отношению ко всей сумме фабрично-заводской производительности области составляет лишь немногим более 3 %.

Таким образом, все производство сосредоточено главным образом в Харьковской губернии и в частности в г. Харькове. В ряду производств рассматриваемой группы, как по числу предприятий, так и по размерам выделки, первое место принадлежит механическому производству, во многих случаях тесно связанному с изготовлением земледельческих орудий и машин. Всех механических заведений в области насчитывается более 30, на которых, при 1.700 слишком рабочих, изготовляется фабрикатов на сумму свыше 1,3 млн. рублей. На заводах изготовляются чугунные и медные отливки, паровые машины, станки, сельскохозяйственные орудия и машины и т. п. изделия. С недавнего сравнительно времени в г. Харькове, кроме того, открыл свои действия огромный паровозостроительный завод, поставляющий паровозы на Сибирскую железную дорогу (в «перечень фабрик и заводов» 1897 года еще не вошедший).

Резюмируя все вышеизложенное о фабрично-заводской промышленности, мы должны придти к следующим основным выводам. Крупная обрабатывающая промышленность Малороссии большим разнообразием производств не отличается: почти 4/5 всего фабрично-заводского производства области составляет фабрикация питательных и вкусовых товаров, в числе которых вырабатываются главным образом сахар, мука и крупа, спирт, пиво и курительный табак. Небогаты своими представителями и отдельные группы производств; так, напр., группу производств по обработке животных продуктов составляют более чем на 3/4 воскосвечное и кожевенное производства; группа химических производств почти целиком исчерпывается спичечным и газовым производством (последнее при этом только на одном заводе); группа производств по обработке дерева почти единственным своим представителем имеет лесопильное дело и т. д.

 

4. Пути сообщения

Е. К. Замысловский «Россия…», т. VII. С. 218–238

Древнейшими путями сообщения здесь, как и в других местностях Европейской России, были реки. Малороссийские губернии прорезаны реками двух бассейнов: Днепровского и Донского. Первый из них, как теперь имеет большее значение для края, в смысле водных путей сообщения, так и в древние времена занимал первое место.

Как известно, первые оседлые славянские племена расселились по течению больших рек, между прочим, и по Днепру, среднее течение которого заняли поляне. В те времена Днепр составлял часть великого водного пути «из варяг в греки». «Бе путь из варяг в греки», говорит Нестор, «и из грек по Днепру и вверх Днепра волок до Ловати, по Ловати внити в Илмер озеро великое, из него же озера потечет Волхов и втечет в озеро великое Нево, того озера устье внидет в море Варяжское».

Великий водный путь привел к полянам предприимчивых и привычных к мореплаванию варягов, которые и утвердили свое господство не только над ними, но и над соседними племенами, жившими по Днепровскому и Донскому бассейну. Из летописи видно, что всякий год, как только вскрывался Днепр, отправлялся Олег с дружиной по рекам, впадающим в него, и заставлял мирные славянские племена признавать свою власть. Также и следующие киевские князья продолжали, пользуясь естественными путями сообщения, расширять пределы своего господства над соседними племенами.

Важнее всего великий водный путь был для сообщения с Грецией. Туда этим путем совершались не только набеги, но вскоре при его посредстве установились и торговые сношения. Доказательством живого общения с чужеземцами служит множество монет арабских, византийских и норманских VII, VIII и IX веков, найденных по всему протяжению этого водного пути. Как памятник торговых сношений водным путем, сохранились также в Любече и Чернигове названия «Кораблище» на тех местах, где в древние времена стояли варяжские корабли, т. е. ладьи, помещавшие от 40 до 60 человек.

Реки этого края имели также значение внутренних путей сообщения – они давали возможность обмена с соседними племенами. По словам греческого императора Константина Багрянородного, жившего в IX век, кривичи и прочие славяне, нарубив зимой по горам лес, строили обыкновенно ладьи у себя дома, а потом, по вскрытии вод, сплавляли в ближайшие озера, а оттуда в Днепр до Киева; там покупала их Русь, снабжала веслами, уключинами и прочими снастями собственного изделия и снаряжала для плавания. Из этого описания мы видим, что в прежние времена реки, теперь уже обмелевшие, были судоходны. В притоках Днепра, протекающих по Полтавской губернии, находят остатки больших якорей и других частей судов, указывающих, конечно, на то, что эти реки (Псел, Ворскла и Сула) прежде были судоходны, точно также как и реки Донецкого бассейна. Не говоря уже о судоходстве по Донцу в хазарские (остатки аланских поселений на Донце) и половецкие времена, когда эта река представляла бойкую водную артерию, соединявшую Чернигово-Северскую Русь с Тмутараканью, мы можем заключить, что еще в первой половине XVII в. по Северскому Донцу на судах из Белгорода и Чугуева во время полой воды сплавлялись хлебные запасы; отсюда же ездили для торговли на Дон. Судовая пристань на Донце у притока его Везеницы упоминается в царствование Федора Ивановича.

При Иване Грозном Дмитрий Вишневецкий построил суда на р. Пселе и спустился в Днепр, чтобы громить крымские улусы. В самом конце XVI в. на судах отправлялись служилые люди с запасами из Оскола вниз по р. Осколу к его устью для постройки г. Царево-Борисова. В XVIII в. мы видим уже значительное обмеление этих рек. Причиной тому служило истребление лесов, засорение рек во время весеннего разлива, а также множество водяных мельниц, размытые и снесенные плотины которых немало способствовали засорению рек (в XVIII в. в одном только Харьковском наместничестве было 1.537 водяных мельниц). В царствование Екатерины II Василий Рубан, говоря о реках Малороссии, прибавляет, что Сей, Судость, Исполъ, впадающие в Десну, Псел, Сула, Ворскла – в Днепр «хотя в Малой России между знатными реками и почитаются, но, по причине плотин, на них запруженных с мельницами, к плаванию совсем не способны».

Необходимо прибавить, что реки Малороссии, как пути сообщения, оказали также важную услугу в деле колонизации этого края. В XVII в., когда началось заселение этой слабонаселенной окраины русского государства, реки, как артерии, разносили жизнь по степной, безлюдной местности. Мы видим, что все важнейшие города и древнейшие слободы расположены по рекам, например: Сумы на Пселе, Лебедин на его притоке Олыиане, Ахтырке – на притоке Ворсклы Ахтырки, Харьков – на Харькове и Лопани, Чугуев, Змиев, Изюм, Святогорский монастырь на Сев. Донце и т. д. Большие реки были проводниками правительственной военной колонизации, а малые – вольной народной, как малорусской, так и великорусской. В XVII и начале XVIII века эти два колонизационные движения встретились. Донские поселения сошлись с малоросийскими по речкам Жеребцу, Красной, Айдару и др., так как Днепровская система рек сходится с Донской: приток Ворсклы Мерчик близко подходит к притоку Донца – Удаю, а сама Ворскла – к Днепру.

Итак, мы видим, что реки, сыгравшие уже однажды важную роль для этого края, при расселении славянских племен, предпочитавших селиться у вод, снова оказали ту же услугу краю, когда он стал пробуждаться к жизни после долгого запустения, тянувшегося от самого татарского нашествия, т. е. от начала XIII почти до конца XVII столетия.

Сведения о грунтовых путях древней Руси мы встречаем, конечно, позднее, чем об естественных водных. С увеличением числа городов, появляются между ними и сухопутные дороги. Древнейшей сухопутной дорогой теперешней Малороссии надо считать путь от Смоленска к Киеву через Чернигов. В «Поучении» Владимира Мономаха (XII в.) встречаем указание на путь из Чернигова в Киев, который он совершил в один день «до вечерни». В книге «Большой Чертеж» (составленной в 1626 г. со старого чертежа, сделанного, как там говорится, «при прежних государях») упоминаются тракты из Брянска на Почеп, отсюда на Попову Гору и далее на Гомель, другая ветвь этой дороги – от Почепа на Стародуб. Из Трубчевска шла дорога на Новгород-Северский и отсюда на Путивль и Сосницу. Из Чернигова одна дорога на Киев шла через Остер, а другая на Моромеск, т. е. Моровск. Из полугрунтовых – полуводных путей в дотатарский период в летописи упоминаются два пути: Соляный и Залозный. Первый шел из Северской земли «сухопутьем до Дона и по Дону в Азовское и Черное моря».

Он служил для подвоза соли из богатых солью побережий Черного и Азовского морей. Залозный путь, вероятно, направлялся на юго-восток, в область р. Дона, а отсюда в Поволжье и Предкавказье. Особенно важное значение Залозный путь имел в VIII–X веках, т. е. в период расцвета хазарской торговли. Этим путем шли караваны в столицу Хазарин Итиль, в Тмутаракань (вплоть до Дона, по которому спускались уже вниз) и на прибрежья Каспийского моря. В книге Большого Чертежа мы находим описание старой татарской дороги, называвшейся Муравским шляхом. В южно-русской Украйне было много таких татарских дорог. Татары совершали свои вторжения в русские владения исключительно сухим путем, так как они были неразлучны со своими конями и переправлялись через реки вплавь верхом на конях, привязывая к хвосту животных легкие плоты с поклажей. Вообще же они избегали переправ, выбирая возвышенные местности, где бы легче можно было проехать. Главная татарская дорога – Муравский шлях – была очень удобна в этом отношении, так как шла по водоразделу Донского и Днепровского бассейнов. Она шла от Крымской Перекопи до Тулы между верховьями множества рек и речек, но не пересекала в нашей области почти ни одной из них. Ко времени составления книги «Большой Чертеж» северный конец Муравского шляха был уже отвоеван от татар и сделался военной украйной русского государства.

От Муравского шляха отделялись еще два других, также упомянутых нами выше – Изюмский и Калмиусский. Изюмский шлях отделялся от Муравского у верховьев р. Орели. От Донца Изюмский шлях шел по Изюмскому, Купянскому и Волчанскому уездам Харьковской губ., а потом уходил в Курскую губернию. Калмиусская сакма (шлях) отклонялась еще дальше на восток и шла самостоятельно от Молочных Вод до Ливен. Кроме этих главных шляхов были еще менее значительные. Из них известен напр. Бакаев шлях, шедший в том же направлении, в каком идет теперь Киево-Воронежская ж. д., только от Бакаева он поворачивал на Переяславль. Затем Ромодановский птлях и Сагайдачный простирались от Днепра до центральных великорусских губерний тоже по возвышенной местности, что облегчало движение по ним тяжестей и грузов. Благодаря такому удобству, еще в начале XIX в. ими пользовались, как транзитными дорогами. Кроме этих татарских шляхов в Малороссии были и русские колонизационные дороги.

При Петре Великом в 1703 г. повелено было подъячему Малой России Степану Фролову учредить почту от Москвы в Малороссию на Севск, Батурин, Нежин, Киев до Белой Церкви. Таким образом, был установлен почтовый тракт, и местным воеводам дан указ: «где есть худые мосты, велели бы починивать и где переправы и болота, то вновь велели бы мосты учинить». В царствование Елизаветы Петровны учреждены были Демидовым особые почты через казачьи городки и слободские малороссийские полки для возки фруктов из Астрахани ко двору (по шести подвод с людьми и по одному солдату следовало поставить на каждом стане). Вторая фруктовая почта проходила от Царицына до Киева на Острогожск, Богодухов, Ахтырку, Гадяч, Лохвицу, Прилуки, Едлуровку и Бровары.

Почтовые дороги, установленные при Екатерине II, должны были служить, как и при Петре, главным образом целям административной централизации: они связывали уездные города между собой и со столицами как с центрами управления. У Василия Рубана мы находим точные указания о расстоянии между городами, о времени отправления почты, а также все постановления, касающиеся почтового ведомства. Из его книги видно, что тракт от Глухова до Киева имел 302 версты, от Глухова до Полтавы – 292 в., от Полтавы до Киева – 377 в., от Стародуба до Киева – 328 в., от Глухова до Стародуба – 150, от Глухова до Чернигова – 195, от Глухова до Переяславля – 255, от Полтавы до Чернигова – 380, от Ромен до Лубен – 94 версты.

В XIX веке улучшением грунтовых дорог занимается министерство путей сообщения и предпринимает с этой целью ряд капитальных сооружений. В конце 50-х годов XIX века средствами казны устроено Киево-Петербургское шоссе, часть которого, длиной в 192 в., проходит по Черниговской губернии. Постройка его окончена летом 1861 года. Движение по этому шоссе значительно уменьшилось с проведением Курско-Киевской и Либаво-Роменской железных дорог. Кроме этой дороги, соединявшей Петербург с Киевом, по Черниговской губернии проходит старая почтовая дорога, соединявшая Москву с Киевом через Глухов, Кролевец, Батурин, Борзну и Нежин. Тракт этот также потерял значение, с проведением Курско-Киевской железнодорожной линии. По Харьковской губ. идет Московско-Харьковское шоссе. Дорога эта начала строиться в 1839 году, и окончена в 1857 г. министерством путей сообщения.

Кроме этих главных трактов, по малороссийским губерниям проходят дороги, находящиеся в ведении губернских и уездных земств, как, например губернская почтовая дорога из Чернигова в Полтаву Минск, Смоленск, Брянск и Курск. Но в настоящее время почтовое движение по этим дорогам сохранилось только там, где нет железнодорожных линий. Надо еще заметить, что как почтовое, так и пассажирское, и грузовое движение по этим дорогам изменяет в некоторых местах направление в зависимости от времен года, так как дороги, удобные зимой, бывают, неудобны весной и летом, и наоборот.

В то время как с проведением железнодорожных линий, старые дороги теряют свое прежнее значение, как путей транзитных, так и внутреннего сообщения, возникают новые подъездные пути к станциям железных дорог, напр. 4 дороги к станциям Полесских дорог, 7 – к Либаво-Роменской и 10 – к станциям Киево-Воронежской, все с грузопровозимостью свыше 500.000 пудов в год.

Некоторые части транзитных путей также обратились с проведением железных дорог в станционные подъездные пути. Они сохранили свое прежнее значение только для сбыта изделий кустарного производства. По ним «самовозом» производители и мелкие скупщики их товаров возят: доски, шелевки, пластины, кадки, корыта, скрыни, лопаты и др. деревянные изделия, горшки, кувшины, миски, мел, известь, пеньку и т. п. По другим частям транзитных путей и подъездным, имеющим местное значение, южнее главными грузами являются: хлеб, табак, свекловица для сахарных заводов, а севернее – пенька, идущая на пенькотрепальные фабрики, и лесные материалы, направляющиеся с севера на юг, в Полтавскую губернию. Хлеб же, наоборот, перевозится с юга в северную часть Черниговской губернии, так как эта часть Черниговской губ. ощущает недостаток в нем.

По грунтовым и шоссейным дорогам происходит также движение чумаков, которые в Черниговской, Полтавской и Харьковской губерниях сохранились и до сих пор; число всех чумаков еще в 80-х годах XIX в. доходило до 210.000. Название чумак, по наиболее достоверным предположениям, происходит от слова чума (язва), для предохранения от которой, чумаки, отправляясь в дорогу, имели обычай обмазывать дегтем свою одежду, что делают некоторые и теперь. Чумаками называют в Малороссии торговцев, отправляющихся на волах в Крым за солью и к морям Черному и Азовскому за рыбой. Происхождение чумачества относится к весьма отдаленному прошлому (еще при Игоре Путивльском, воспетом в «Слове о полку Игореве», из Крыма и с донецких озер вывозилась соль), когда появление его было вызвано экономическими причинами, т. е. той ступенью, на которой стояло производство, и теми способами обмена, которые тогда существовали. Между прочим, условия тогдашней жизни создали из них тип торговцев-воинов, так как им приходилось переезжать с товарами по пустынным степям, где рыскали шайки гайдамаков и дикие орды кочевников. Чумаки развозили свои товары по ярмаркам.

В прежние времена в Малороссии ярмарочная торговля имела большое значение, так как она служила для обмена местных товаров на заграничные. В половине XVII ст. с этой целью были учреждены ярмарки, например: в Нежине (1657 г.) и в Кролевце (1646 г.). На них привозились товары даже из Силезии и с Кавказа.

С уничтожением таможенной заставы (1757 г.) между бывшим Московским государством и Малороссией, значение этих ярмарок еще больше увеличилось. Но, с проведением железных дорог, большие городские ярмарки окончательно упали, за исключением разве Ильинской в Полтаве и Крещенской в Харькове. Зато сельские ярмарки, заботы о которых лежат на земстве, не только не утратили еще своего значения, а напротив число их и обороты даже увеличились. Местные товары подвозятся к ним по грунтовым дорогам.

Внутренняя торговля между отдельными селениями и местностями рассматриваемой области требует, конечно, улучшения путей сообщения и особенно постройки мостов на тех речках, где до сих пор существуют только паромные переправы, так как в этих пунктах во время весеннего и осеннего ледохода прекращается всякое сообщение. Это тем более необходимо в виду того, что население для внутреннего обмена продуктов предпочитает перевозить их сухим путем, а не водой, что видно будет из цифровых данных, при сравнении движения грузов по древнейшим водным путям и новейшим железнодорожным. Происходит это, может быть, вследствие того, что судоходство здесь развито еще довольно слабо, и реки во многих местах неудобны для плавания по своему мелководию…

Днепр течет по песчаному и галечному грунту; фарватер его меняется ежегодно. Кроме порогов, Днепр представляет судоходству препятствия: заборы, гряды, песчаные мели, перекаты. Потому-то Днепр, хотя по размерам своим и является одной из самых больших рек России, даже и теперь, когда он составляет часть Днепровско-Западно-Двинско-Неманско-Вислинского водного сообщения, далеко уступает по количеству провозимых грузов рекам Волжско-Невского сообщения. В прежнее же время, когда еще не производилось работ по его расчистке, он далеко не мог удовлетворять потребности сообщения северной и центральной части России с малороссийскими губерниями и с черноморским побережьем.

Юг России в 50-х годах истекшего столетия настолько нуждался в удобных путях, что эта насущная потребность сознавалась всеми. Тогда и возник проект продолжения Николаевской железной дороги на юг до соединения с южными портами Азовского и Черного морей. После того как Главное Общество российских железных дорог, которому надлежало строить эту линию, оказалось не в состоянии выполнить это дело, железнодорожное строительство для рассматриваемой области вступило в трудный период. Новые общества не образовывались, а между тем сознавалась необходимость здесь целой сети железных дорог. В проекте министерства путей сообщения, рассмотренном в конце 1862 года, южная линия Москва – Курск – Харьков – Крым (протяжением в 1.440 верст) занимает первое место в перечне «самонужнейших» дорог, но проект этот осуществился не скоро. Также неудачна была первая попытка сооружения линии на Одессу, долженствовавшей пересечь рассматриваемую область. Еще весной 1857 года образовалась компания учредителей, при участии торгового дома Томсон Банар и Ко и многих русских высокопоставленных лиц, которая просила о дозволении составить акционерное общество для постройки железной дороги от Одессы через Балту, Брацлав, Киев, Нежин и Кролевец до встречи с предположенными к сооружению Феодосийской и Либавской дорогами, но попытка эта кончилась неудачно, и новое общество не получило концессии, так как в то время еще предполагалось, что эту линию выстроит Главное Общество. В течение 1861 года все русское общество было сильно занято вопросом о направлении южной линии. Вопрос этот очень оживленно обсуждался в печати, причем решали, должна ли новая дорога пройти на юг от Москвы через Тулу, Орел, Курск и Харьков на соединение с портами Азовского моря, или на соединение с Одессой через Калугу и Киев.

Немного позднее, в 1863 г. новороссийский генерал-губернатор возбудил вопрос о продолжении строившейся уже линии от Одессы и Балты не на Киев, а на Кременчуг и Харьков. В виду таких разногласий, которые проникли даже в комитет железных дорог, этим последним было сделано в конце 1864 г. следующее постановление: «южную дорогу, начатую от Москвы до Серпухова и от Одессы до Балты, продолжать строить средствами казны по возможности деятельно с одной стороны от Серпухова через Тулу, Орел и Курск до Киева, а с другой – от Балты на Кременчуг и Харьков, предоставив дальнейшему соображению изыскание средств для соединения сего последнего города с Курском». Такое решение, разделяя средства государства на постройку двух путей, оттянуло на несколько лет соединение малороссийских губерний с портами Азовского и Черного морей. Постройка затянулась, и только осенью 1868 г. была начата постройка участка от Харькова до Кременчуга. На него дана была концессия гофмейстеру Абазе и бар. Унгерн-Штернбергу. Длина линии определена в 248 верст и обошлась в 56.378 руб. с версты; движение на ней открыто, наконец, летом 1871 года. Теперь это – часть Харьково-Николаевской железной дороги. Еще ранее была построена линия от Курска до Киева, изыскания которой производились правительственными инженерами в 1865 г.; затем она была передана, по концессии, на постройку компании ф. Мекка и ф. Дервиза, к которым впоследствии присоединился кн. С. А. Долгоруков. Из искусственных сооружений на этой дороге было назначено: мост на Днепре под Киевом и еще 47 мостов от 10 до 25 саж. Поверстная стоимость постройки была определена в 68.103 кредитных руб., а длина ее – в 438 верст, причем часть пути (около 150 верст) пришлась на Курскую губ. Движение по этой дороге открыто в конце 1868 г.

Линия к югу от Курска через Харьков к портам Азовского моря, хотя и входила в утвержденные сети дорог 1857, 62 и 66 гг., но постройка ее все еще не осуществлялась. Весной 1868 г. сооружение Харьково-Азовской линии было, наконец, обеспечено. Так как основавшееся ранее общество не могло выполнить предприятия, то решено было строить дорогу на средства государственного казначейства, и было заключено два подрядных договора с Поляковым на сооружение участков от Курска до Харькова и от Харькова до Таганрога с ветвью к Ростову. На всем протяжении этой дороги, т. е. от Курска до Азовского моря, движение открыто в конце 1869 г. Длина всей линии – 763 версты, причем на рассматриваемую область приходится 243 версты. Поверстная стоимость по отчету равнялась 68.000 руб. металлических.

Последней дорогой из сети, утвержденной в конце 1868 г., и несколько измененной в начале 1870 г., была Ландварово-Роменская (теперешняя Либаво-Роменская). Изыскания по этой линии производились в 1870 г., и проект концессии утвержден весной 1871 г., а летом того же года концессия эта была дана учредителю акционерного общества ф. Мекку. Протяжение всей дороги было исчислено в 718 верст, причем на рассматриваемую область приходится 210 верст, а поверстная стоимость равнялась 24.712 метал, рублей.

В настоящее время Либаво-Роменская железная дорога, так же как и Полесские железные дороги, выстроенные гораздо позднее всех перечисленных дорог (окончены в 1887 г.), принадлежат казне. По малороссийским губерниям проходят небольшие части этих двух дорог, а именно: Полесские – большею частью своего участка от Брянска до Гомеля, а Либаво-Роменская – своим участком от Гомеля до Ромену, далее от Ромен на юг, до Кременчуга, идет соединительная линия от Харьково-Николаевской железной дороги. Весной 1901 г. открыто движение по Киево-Полтавской ж. д. Еще в 1886 г. полтавское губернское земство впервые просило о соединении станции Лозовой с Киевом через Полтаву. Затем следовали о том же другие ходатайства, и весной 1898 г. Общество Московско-Киево-Воронежской ж. д. получило разрешение на постройку ширококолейной линии от Полтавы на Миргород, Лубны и Борисполь до соединения с Московско-Киево-Воронежской линией у ст. Бровар. Дорога эта еще не совсем окончена: через Псел, Хорол и Сулу проложены временные деревянные мосты, а постоянные еще строятся. Длина линии 328 верст, из которых на рассматриваемую область приходится около 300 верст.

Ныне открылось движение по Белгород-Сумской железной дороге, соединяющей ст. Белгород (Курско-Харьково-Севастопольской ж. д.) со ст. Сумами (Харьково-Николаевской ж. д.). Длина всей линии – 140 верст, причем на рассматриваемую область приходится около 40 верст. Построена она частным железнодорожным обществом.

…Все эти дороги для отопления своих паровозов употребляют дрова или каменный уголь. Преобладание того или иного топлива обусловливается, конечно, ценой дров и угля в той местности, по которой проходят железнодорожные линии. Так, Полесские дороги употребляют исключительно дрова, Либаво-Роменская – дрова и каменный уголь, затем только Московско-Киево-Воронежская потребляет, кроме каменного угля и антрацита, дрова, но и то в очень ограниченном количестве (за 1898 г. 3.735 куб. саж.); все же остальные дороги, т. е. Курско-Харьково-Севастопольская, Харьково-Николаевская, а также и подъездные пути Московско-Киево-Воронежской отопляют свои паровозы каменным углем, отчасти антрацитом, а дрова употребляют только на растопку его. Юго-Восточные ж. д. употребляют, кроме каменного угля, также и нефть.