Когда они спешили по темным коридорам выбраться из города, никто не пытался им помешать. Они нашли дорогу вниз по извивающейся расселине к склонам за Адамаварой. Пришлось быть очень внимательными, ориентируясь по звездам и лунному полумесяцу, но к рассвету все пятеро благополучно спустились вниз.

Четыре осла, приведенных год назад в Адамавару, терпеливо ждали их, привязанные к дереву, Нтикимы не было. На спинах ослов они увидели мешки с пищей и одеялами, в одном были четыре мушкета с порохом и пулями, чему Ноэл обрадовался, но не так сильно, как Лангуасс. Ноэл осмотрел все, удивляясь отсутствию Нтикимы, но нужно было поскорее уходить. Если Кантибх или Аеда обнаружили исчезновение, погоня неминуема.

Каждый из четверых мужчин повел осла, Лейла шла позади. Они начали спуск по крутому склону, на северо-запад, прочь от страны элеми. Ноэл оглянулся на цыганку, посмотрел на суровые серые вершины.

«Прощайте, сады Эдема, - саркастически подумал он, - и вперед, к стране, где каиновы дети сеют смуту».

Он жалел, что уходит из Адамавары, но не мог унять тревогу, думая о трудностях предстоящего пути. Идя под пологом листвы, конца которой не будет много дней, он рассуждал, чувствует ли человек, превращающийся в вампира, изменения внутри себя и что это за чувство. В себе он пока не ощущал никаких изменений, но не знал, значит ли это, что их самодельный эликсир не подействовал.

Группу вел Квинтус, ориентируясь по солнцу. Они смутно представляли себе дорогу, хотя и старались запомнить ее, идя в Адамавару. Они решили идти прямо, пока не выйдут из мрачного леса в земли племени сахра. Если сахра помогут им и окажут прежнее гостеприимство, они найдут пищу, снаряжение и пересекут степи прежде, чем жара превратит бескрайние просторы в огненную западню. Затем, правда, их ожидает встреча с фулбаи. У них было только несколько ружей и ослов, но и это могло привлечь воров.

Они избавились от серебряной смерти, но безжизненный лес с его странными деревьями, гнетущей тишиной обескураживал. Ослы шли медленно. После обеда тоже пришлось идти, ежечасно ненадолго останавливаясь, тень и большая высота делали жару не такой изнурительной.

Только когда солнце стало склоняться к западу, устроили привал. Ноэл устало стягивал сапоги с ног, отвыкших в городе от ходьбы, и обеспокоено оглядывался, не видно ли погони.

Но ничего подозрительного не заметил и вновь занялся ногами. Осматривая ссадины и волдыри, морщился от боли, мечтaя о способности вампиров успокаивать боль.

Лангуасс присел рядом, заметив, что эликсир подвел их.

- Мы должны посмотреть, что получится, - сказал Ноэл. - Хорошо, если все же станем вампирами. В противном случае в Галлии мне прибавится работы. Возможно, придется исследовать массу смесей, чтобы раскрыть тайну.

Лангуасс ушел.

Лейла подошла к Ноэлу, заняв место Лангуасса, который пошел помочь в разжигании костра.

Ноэл не знал, рискованно ли жечь костер, но следов пяти человек и четырех животных в любом случае нельзя не заметить. Если мкумкве вышли в погоню, они уже нашли след.

Он не сомневался в их появлении. Но когда? И где Нтикима?

- Вы забыли меня тогда? - спросила Лейла.

- Забыли? - удивленно спросил он. - Тебя предали!

Она смотрела на него, явно ничего не понимая.

- Разве Лангуасс не рассказал тебе? - шепотом, полным боли, спросил Ноэл. - Прошлой ночью я приготовил эликсир с его помощью, но он не привел тебя испробовать его и…

Вдруг он прочел в глазах цыганки то, что должен был понять с самого начала - не сегодня, а несколькими днями раньше. Теперь он знал, почему Лангуасс поддразнивал его и как глупо он выглядел. Спрашивал себя с горечью, почему ни с чем не догадался, когда увидел принесенный Лангуассом кувшинчик.

- Ты? - прошептал он. - Ты добыла семя?!

- А ты не знал? - спросила она, не очень удивляясь. - Но ведь это ты объяснил Лангуассу, как в Галлии любовники делают вампирш. Я-то думала, ты знаешь, что он послал меня в качестве шлюхи к Кантибху.

Ноэл чуть не засмеялся - он понял, что Лангуасс не привел Лейлу, так как она уже получила свою дозу. И менее сложным способом, чем они. А пират заставил его поверить, что ее сделает жертвой.

- У мужика чертовское чувство юмора, - пробормотал Ноэл, не зная, то ли плакать от восторга, то ли проклинать свою глупость.

- Кантибх был полон похоти, - сказала цыганка с вызовом. - А я сделала, как мне сказали.

- Я тоже, - ответил Ноэл, - хотя моя похоть после того, что я узнал, ни к чему не привела. Возможно, боги тьмы сыграли свою роль и мы им не понравились своей самонадеянностью.

Они помолчали, глядя на заходящее за лес солнце.

Нгадзе позвал их к ужину. Ноэл опять натянул сапоги и встал, протянув ей руку, которую она охотно взяла.

- Я забыла тебя, - прошептала она, поднимаясь и не глядя на него.

- И я тебя, - сказал он, сжимая ее руку.

Ночью они решили дежурить по очереди: сначала Нгадзе, затем Ноэл, Лангуассу и Квинтусу необходим был отдых. Поэтому Ноэл решил бодрствовать всю ночь.

Он потерял чувство времени и немного дремал, но, увидев танцующие в лесу огни, понял - их преследователи не отдыхали и шли за ними даже ночью.

Он снял мушкет с колен и прикладом толкнул Нгадзе.

- Они здесь, - шепнул он, - и нам придется драться.

- Эгунгуны? - испугано спросил тот.

- Какая разница, что у них за маски? Ты - ибо, а Эгунгун принадлежит уруба.

Черный сердито потряс головой:

- Огбоне дали Эгунгуна всем своим народам. Если придет Эгунгун, мы все должны умереть, белые и черные, потому что это их страна, и никто не может справиться со вставшими мертвецами, если они появятся.

- Возьми ружье, - приказал Ноэл, - и разбуди остальных. Мы с ними уже сражались, и Шанго нам помог. Мы должны опять сделать то же самое.

Он попытался соорудить подобие стены из мешков, чтобы залечь и закрепить на ней стволы мушкетов. Но увидев освещенные факелами жуткие маски, засомневался, принесут ли пользу порох и пули. Вокруг было столько Эгунгунов, что пять человек, вооруженные или нет, вряд ли могли выстоять. По мере приближения, размахивая копьями и факелами, они все больше казались Ноэлу могучим воинством, посланным Шигиди.

- Мы же остановили их раньше, - сказал он себе, единственным выстрелом. Но на этот раз одного выстрела вряд ли будет достаточно.

- Верь Шанго, - пробормотал Ноэл. Нгадзе встал на колено рядом с ним, с другой стороны пристроился Квинтус. Позади них Лангуасс сказал:

- Подождите, пока не приблизятся, цельтесь не в маски, а ниже, в незащищенное тело.

Лагерь был разбит на поляне рядом с большой круглой скалой и редкими деревьями на краю. Обойдя скалу, Эгунгуны собрались примерно в сорока ярдах от них, угрожающе подняв факелы и копья. Ноэл посчитал выстроившиеся в длинный ряд маски. Их было тридцать пять.

- Не спешите, - опять прошептал Лангуасс. - Тщательно цельтесь и не промахнитесь, ради Бога.

На вершине скалы появилась еще одна фигура, освещаемая факелами Эгунгунов. Она отличалась от других раскрашенным телом, более яркой маской, на черном фоне которой выделялись белые штрихи, подобные вспышкам молнии. В глазах маски было столько ярости, что даже белые затаили дыхание.

- Не стреляйте, - прошептал вдруг Ноэл. - Ради Бога, тихо!

Ноэл вспомнил - он видел эту фигуру раньше, на ритуале в Илетигу. Она представляла тогда бога, самого сильного в Адамаваре после Олоруна. Этот бог создал Адамавару. Ноэл теперь знал, что имел в виду Нтикима, прося верить Шанго.

Эгунгуны сделали шаг вперед, и тогда позади них прозвучал, усиленный деревянным приспособлением во рту маски, голос, останавливающий их. Эгунгуны замерли, в это мгновение они были не мужчинами мкумкве, а вставшими мертвецами, призывающими живых к ответу: подданными не элеми, но богов. И на холме стоял не Нтикима, а Шанго, бог бурь, повелитель гроз и молний.

Эгунгуны повернулись, фигура над ними стала бить в барабан, усиленный голос издавал песнопение, чьи слоги вздымались и падали, как ветер, воющий в бурю. Эгунгуны низко склонились, встали на колени и слушали приказание.

Ноэл прислушивался к ударам сердца, странные звуки наполняли воздух, слушая их зловещие сочетания, трудно было поверить, что их испускает человек.

Странная песня, не молитва, не заклинание, все продолжалась на языке, который Ноэл не знал и не хотел бы знать.

Квинтус шептал что-то свое на церковной латыни.

Даже Лангуасс перекрестился, Нгадзе дрожал в страхе предрассудка, как раньше, когда увидел богов за работой в мире людей.

Лейла положила руку Ноэлу на плечо, будто ее пальцы устанавливали мост между их душами, чтобы передать мужество нуждающемуся в нем. На холме говорил Шанго, распространяя чары защиты на спасаемых им, спасаемых, несмотря на старейшин Адамавары. Эгунгуны слушали, и слушали внимательно.

Когда все кончилось, Эгунгуны сняли маски и положили их на землю. Факельный свет падал теперь на раскрашенные лица, которые казались не свирепыми, а уродливыми.

Это была группа людей, а не вставших мертвецов, ушедшая в лес под печальное причитание. Они пели, встретив в лесу бога, приказавшего им быть меньше, чем они были, и они никогда не станут прежними.

Когда все ушли, Шанго спустился с «небес» и медленно подошел к костру белых. Сняв яркую и дикую маску, он стал Нтикимой.

- Однажды, - сказал юноша, - меня посвятили Арони, обрекли изучать лесные растения и стать великим волшебником. Теперь я принадлежу Шанго, побрею голову и буду носить ожерелье цвета крови. А когда состарюсь, смогу вернуться в Адамавару и сделаться элеми в Ого-Эйодуне.

Затем он сидел у костра, вздрагивая, пока его кормили.

Следующий день почти ничем не отличался от предыдущего, кроме того, что их стало шестеро. Лямки мешка Ноэла натирали плечи, волдыри на ногах заставляли хромать. Горло было постоянно сухим - приходилось скупо расходовать воду, не зная, когда найдут речку или озеро. Опять шли в полуденный зной, чтобы скорее добраться до дальнего края леса.

По сравнению с тем, как они шли к Адамаваре, на этот раз двигались быстро, несмотря на болезнь Лангуасса и усталость Квинтуса. Когда остановились на ночь, Лейла опять подошла к Ноэлу, сидящему поодаль от палаток. На этот раз она была настроена иначе. Не избегала его взгляда, хотела, чтобы он смотрел на нее, и, хотя она ничего не сказала, он понял, в чем дело.

Днем это не было заметно, но в сумерках, при мерцающем свете костра, ее кожа начинала блестеть. Она всегда была гладкой, но сейчас приобретала такое совершенство и блеск, которые отличали кожу Береники и говорили о том, кем она была.

- Я странно себя чувствую, - сказала Лейла. - Моя ссадина больше не болит, хотя кровь циркулирует по телу как никогда раньше. Ты не?..

- Нет, - ответил Ноэл бесстрастно. - У меня нет такого чувства. - Он посмотрел на свои руки - на ладони, обратную сторону - нашел на них царапины, мозоли. Пальцы ощутили пот, ссадины на лице. Он оставался прежним, со всеми признаками обычного смертного.

Ноэлу хотелось знать, сколько раз она была с Кантибхом и спрятала ли его семя во рту, чтобы принести Лангуассу, один раз или несколько, но он не мог заставить себя говорить об этом. Если бы даже мог надеяться дальше, это не явилось бы ни помощью, ни препятствием. Надежда была бесплодной. Изменение или произойдет, или нет.

- Теперь ты будешь любить меня, - сказала Лейла грудным голосом, - ведь я вампирша, как всегда обещал мне Лангуасс. И ты дашь мне свою кровь, чтобы поддержать меня, да?

Ноэл смотрел на нее, не зная, что сказать или подумать.

- А Лангуасс? - спросил он наконец.

- Ни следа, - сказала она. - Но не думаю, что нравлюсь ему настолько, чтобы он дал мне свою кровь. Я больше не его, и он мне не нужен.

Ее голос был таким благостным, что Ноэл хотел рассмеяться, но не посмел.

- А Квинтус? - Ноэл осмотрелся в поисках монаха и увидел его возящимся с ослами. Он подошел и, чувствуя слабость, взял друга за руку, поворачивая его так, чтобы красноватый свет заходящего солнца, проходя сквозь кружева листьев, попал на его черты. Квинтус, с загорелой, натянутой кожей, всегда казался вырезанным из полированного дерева. Начало изменений было трудно определить, но Ноэл вдруг понял, они наступили.

- Квинтус? - сказал он мягко.

- Я думаю, что да. Я еще не уверен, но должен молиться за мою душу, чтобы она была достойна такого тела. Души многих так недостойны.

- Лангуасс? - спросил Ноэл, но Квинтус пожал плечами:

- Я не знаю, но не думал, когда мы начинали путь, что он сможет пройти так далеко и держаться на ногах. Его мечта исполнится, я надеюсь.

- Но почему? - спросил Ноэл испуганным шепотом. - Трое приняли эликсир. Как одни могут получить способность, а другие нет? Ради Бога, Квинтус, почему со мной не так?

- Не знаю, - сказал Квинтус. - Поверь мне, Ноэл, если бы я мог, то поменялся бы с тобой местами.

Они дошли до места, где лежали трупы с кожей на костях, с мышцами, высохшими и выветрившимися под палящим солнцем.

В этой странной группе стало одним трупом больше. Хищники не тронули его, как и остальные, он разлагался медленно, как и все в этом таинственном лесу. Они без труда узнали турка Селима, чье безумие привело его сюда, к смерти.

Казалось, что турок был частью этой группы всегда.

Высохшая, сморщившаяся кожа на других лицах искривила, уменьшила носы, сделала их похожими на черты лица турка.

Лангуасс встал на несколько мгновений на колени перед телом, как бы для молитвы; затем все двинулись дальше.

Время шло, они приблизились к другому лесу, где деревья были не такими кривыми, где росли цветы, летали насекомые и пели птицы. Чем дальше путники продвигались, тем больше встречали птиц и других живых существ, которых были рады видеть. Нашли в изобилии воду, разыскали пищу.

Скоро они окончательно вышли из леса на равнину, где племя сахра занималось земледелием, разводило скот. Местные вожди встречали их торжественно празднествами, танцами, как делали всегда, встречая избранных из Адамавары.

Так же было и в других землях, которые они прошли на своем долгом и утомительном пути. Весть о продвижении опережала их, в их приходе туземцы видели нечто важное: они пришли из Адамавары и среди них были вампиры.

Приветствующие не могли знать или понять, какая горечь была, по меньшей мере, в двух сердцах. Ноэл возобновил свои попытки превратиться в вампира при помощи средств, которые у него уже были, но преодолеть свою бренность ему так и не удалось.

Когда они пришли к месту, которое могли рассматривать как конечную цель своего путешествия, положение было тем же. Двое из троих, ставших братьями по крови, были вампирами, и только один не стал им.