Всего было четыре капсулы. Одну загрузили оборудованием, пока капитан д'Орсей составляла расписание одиночных спусков, разделив поровну остальные приспособления по оставшимся капсулам. Зено и Везенков должны были спускаться вместе, а я разделил один из аппаратов с Ангелиной. Я не потрудился узнать, кто составлял распределение людей.

Капсула, которая должна была доставить нас вниз, была основательно сферической, но выпячиваясь в талии, как своеобразная юбка. Основание было экранировано, чтобы защитить внутренности от тепла, возникающего при трении, и край юбки был оснащен маленькими реактивными двигателями для изменения положения корабля. Конечно же, она не имела двигательной установки — ракетные движки были предназначены только для снижения перегрузки, возникающей в разные моменты полета.

Все проходило так, как и ожидалось. Сильная встряска. Сидения были прочно прикреплены и ремни безопасности хорошо пригнаны. Все это вместе взятое наводило на мысль, что никто не был всецело уверенным в неизбежности мягкой посадки.

Большая часть оборудования была закреплена вокруг нас. Все оно было тщательно упаковано, поэтому трудно было рассмотреть, что же там было. Спуск прошел достаточно гладко, и я не чувствовал особого беспокойства от тяжести, которая навалилась на меня прежде, чем нас тряхнуло. Мы находились в состоянии невесомости некоторое время, и долгие дни проведенные в этом состоянии привели к тому, что оно казалось нам совершенно естественным. Мы были облачены в специально сконструированные герметические костюмы. Обычные стерильные костюмы носят на протяжении нескольких часов. Наши были рассчитаны на то, чтобы их носили три или четыре дня, и могли предохранять нас вдвое большее время без настоящей опасности для жизни. Основные модификации, конечно представляли интерес поскольку имели различные габариты и объемы годной пищи. У нас имелись легкие рюкзаки, содержащие установку очистки воды и пищевые тюбики, которые могли соединиться и разъединяться без нарушения герметичности костюма. Это требовало ловкости акробата, но это можно было проделать. Я не имел сомнений относительно этого, особенно, когда в достаточной мере проголодаюсь. Воздух внутри костюмов находился под давлением и обеззараживающий аппарат подавал его через особую дыхательную втулку. Пластик был достаточно тонок, чтобы сквозь него можно было переговариваться, но мы должны были говорить довольно громко, чтобы слышать, находясь поблизости. Радиофон в капсуле нужно было прижимать к пластику с тем, чтобы можно было вести серьезную беседу с «Ариадной». Я предполагал, что то же следовало делать с передатчиком Хармалла, который я положил во внешний карман.

Мы слышали спокойный голос техника, когда он сказал Катрин д'Орсей, что капсула открывается. Минутой позднее он послал такое же лаконичное послание Зено и Везенкову. Мы знали, что все будет в порядке, когда пришло плохое известие.

— Капсула четыре, — сказал он с болезненной ясностью, хотя и не долго оставался лаконичным. — У вас неправильное срабатывание.

Я взглянул на Ангелину. Она тоже смотрела на меня. Мне стало интересно, а был ли цвет моего лица так же ужасен, как и у нее. Я снял микрофон с его подставки и сказал:

— Какого рода неисправность?

— Вы в безопасности, капсула четыре, — ответил голос. — Неисправен один ракетный двигатель. Ошибка, которую вы не сможете скорректировать, но вы в безопасности. Пожалуйста, будьте спокойны. Парашюты откроются через десять секунд… считайте.

Он не подразумевал, что он считает. Какой-то молчаливый кристалл высвечивал прямо перед ним убегающие секунды. Я подсчитывал в уме, когда внезапно стало страшно, что все неверно и парашют не собирается открываться. Я заинтересовался, насколько жестким будет удар и сгорим ли мы прежде, чем грохнемся о поверхность, и столкновение будет считаться самой большой катастрофой, которая случалась при посадках. Это как-то обнадеживало, но не вселяло надежды.

— Парашюты открылись, — доложил техник. — Капсула четыре, спуск осуществляется нормально. Все находится под контролем.

Я посмотрел на Ангелину снова, и протянул микрофон ей в ответ на сигнал.

— Это ошибка, — сказала она быстро, — если мы не скорректируем ее, что будет?

— Все еще рассчитываем, — ответил техник. — Держитесь, пожалуйста. Капсула один, приближаетесь к поверхности. Считайте до тридцати.

К черту первую капсулу, — думал я. — Что о нас?

— Капсула четыре, — сказал голос с отчетливой ясностью, не давая намека на тревогу, — вы пропустите цель и продрейфуете. Мы попытаемся рассчитать дрейф. Опасности нет… приземление будет мягким.

— Ублюдки! — сказал я. Я попытался устроиться поудобнее, но был жестко закреплен. Мой голос был слышен Ангелине, но может быть не донесся до «Ариадны». Она не отпустила кнопку передатчика, просто опустила микрофон, чтобы поговорить со мной.

— Ты видишь? — спросил я.

— Нет, — ответила она.

— Чертова неисправность! — зашипел я словами, словно они были какой-то вонючей субстанцией. — Этот ублюдок Джухач мешает нам.

Техник говорил капсуле два, что ее посадка осуществлена, и мы слышали согласие д'Орсей.

— Почему? — спросила Ангелина. Глаза ее были широко открыты, она не верила этому.

— Из-за чертовых передатчиков Хармалла. Он знает… он не дурак, если не брать во внимание его навязчивый план. Нас поместят так, что Везенков и Зено смогут первыми найти доказательства. Таким образом Джухач получит новости раньше Хармалла. Может быть, Хармалл не получит их вовсе, это уж точно. Его волшебные грибы не попадут в запретную область, благодаря этому мы выведены из игры! Сто пятьдесят световых лет покрыть для того, чтобы разгадать тайну и у нас хлопнули дверью прямо по окровавленным лицам! Ублюдки!

Я был слишком переутомлен, чтобы попытаться забрать назад микрофон и выразить им то, что я о них думаю! Но Ангелина, всегда осторожная, вряд ли позволила мне это сделать.

— Мы не знаем этого, — сказала она. — И даже если бы это было правдой…

Она не закончила свое предложение.

Капсула три, с Зено и русским, приближалась к поверхности. Когда это подтвердили, Ангелина вновь открыла канал связи. Я должен восхититься ее спокойствием.

— Как далеко от цели мы шлепнемся? — хладнокровно спросила она.

— Еще не определили, — сказал техник. — Погодите. Мы зафиксируем точно как только вы снизитесь. Вы дрейфуете на юго-запад.

Я попытался вспомнить рельеф местности, но не смог. Одно направление казалось одинаково как хорошим так и плохим, так же как и другое. Я несколько раз выругался про себя, надеясь, что это заставит меня почувствовать лучше.

Затем мы получили предупредительный сигнал о посадке и я начал отсчитывать секунды. Это не было необходимостью, но успокаивало. Моя мать всегда говорила мне, что ругань является симптомом недостатка воображения. Мое тело теперь наливалось тяжестью, и я ужаснулся на мгновение, ожидая удара, уверенный в том, что мои кости, ослабевшие при нулевой силе тяжести, непременно переломаются. Я сцепил пальцы и закрыл глаза…

…и мы приземлились ревя, качаясь, кренясь и закручиваясь.

Какие-то мгновения у меня возникло ощущение неправильности того, что капсула опускается и раскачивается. Затем я понял.

— Мы плывем! — сказал я слишком слабо, чтобы это могло показаться криком, — Они зашвырнули нас в чертово море!

Грохот стих, сменившись слабым звуком, напоминавшим постукивание пальцами по металлической поверхности.

— Могло быть и хуже, — добавил я на удивление спокойно, — это — дождь.

— Привет, "Ариадна", — сказала Ангелина. — Как далеко мы от цели?

— У нас уже есть точные данные, — доложил техник. — Вы — в ста шестидесяти километрах.

Я снова выругался, демонстрируя свой недостаток воображения. Что еще было делать?

— Мы приземлились на воду, — доложила Ангелина.

— Вы приземлились в районе, который мы назвали заболоченным, — сообщил техник. — Думаю это очевидно.

— Далеко ли от нас суша?

— Я полагаю, вы имеете в виду твердую поверхность… участок поверхности, прилегающий к цели?

Она и в самом деле хорошо владела собой. Все что она сказала, было:

— Да, я именно это и подразумевала.

— Около ста километров, — сказал он. — Возможно, чуть больше. В действительности, хотя там большая часть вода, это только лучше для вас. В капсуле находятся спасательные средства, плот. В капсуле два есть моторный глайдер, но доставить вас на нем не смогут, он рассчитан на одного человека.

Она искоса глянула на меня.

— Они упаковали с нами плот, — сказал я. — Они знали, куда они нас посадят.

Она покачала головой, все еще не веря, что мы стали жертвами подлого заговора. Она опустила микрофон, и пятьдесят секунд мы прислушивались к дождю. Тяжесть придавила меня, и без сомнения, ее тоже. Кости не были поломаны, но мне стало интересно, как же это я ухитрялся таскать такие тяжелые кости в течение многих лет своей жизни.

— Ли, — сказал новый голос. — Ты там, Ли?

Я взял микрофон и сказал:

— Привет, Зи. Я здесь. Все еще в упаковке. У вас дождь?

— Нет, — сказал он. — Небо ясное.

— Некоторым людям не везет.

— Мы можем чем-то помочь?

— Сомневаюсь, — сказал я. — Посмотри с такой точки зрения… пока вы анатомируете разлагающиеся трупы в куполе, мы будем здесь, где происходит настоящее действие, наслаждаясь предоставленными каникулами.

— Это не помощь, — сказал он.

— Может быть пока не помощь, — угрюмо буркнул я.

— Извини, — сказал он. — Не будем об этом.

— Пустяки!

"Ариадна" ждала, чтобы прийти снова. Появился новый голос. Я узнал его раньше, чем он представился. Это был Джухач.

— Доктор Каретта, — сказал он, — мы все очень расстроены. Я могу заверить вас, что перед спуском двигатели проверяли. Не могу понять, что сработало не так, и почему.

— Это уже произошло, — сказал я, поймав предостерегающий взгляд Ангелины. Ваш техник сказал, что у нас на борту есть спасательный плот. Надеюсь, он оснащен пропеллером. Из меня плохой гребец.

— Сколько времени вам понадобится, чтобы соединиться с остальными у купола? — спросил он.

— Несколько дней, — ответил я. — Хотя, возможно, несколько больше. Надеюсь, к тому времени когда мы доберемся до купола, он будет надежно стерилизован. Нас беспокоит вопрос, хватит ли нам пищи и ресурса регенерационной установки. Если один из костюмов неисправен, мы умрем. Вы понимаете, о чем я говорю?

Если он и заметил, что я чересчур агрессивен, то своим голосом этого не выдал.

— Вы будете нести с собой радио, — сказал он. — Таким образом мы сможем засечь ваше местоположение и будем направлять вас, если вы собьетесь с пути.

— Я полагаю, мы можем верить вам, поступая соответствующим образом?

— Конечно, — ответил он.

— Хармалл есть? — спросил я.

— Он возле меня.

— Привет, Ли, — раздался голос Хармалла. Он звучал совершенно спокойно и нейтрально. — Мы извиняемся за неполадки. Никто не виноват. Я уверен, вам ничто не угрожает.

— Вероятно нет, — сказал я, — но боюсь, это затруднит миссию.

Он знал, что я имел в виду, но не придал значения.

— Ничего не поделаешь, — сказал он. — Постарайтесь побыстрее примкнуть к остальным. Тем временем, я уверен, Зено и доктор Везенков сделают все, что смогут.

— Мы сможем вернуться назад вовремя, чтобы зарыть их, если они ошибутся, — прорычал я, сдерживая дыхание. Это не было своеобразной передачей другим.

Я положил микрофон назад в гнездо и повернулся к Ангелине.

— Ну, — сказал я, — по крайней мере мы уже здесь.