Я проснулся снова перед прибытием подкрепления из купола с морфием, чтобы унять боль. Думаю, меня разбудила боль.

Надо мной склонилась Ангелина Хесс с сигнальным пистолетом в одной руке и ружьем в другой. Был вечер, сгущались сумерки. Она была напугана тем, что наступает ночь и туземцы могут вернуться.

Она увидела, что я открыл глаза.

— Хэлло, Ли, — сказала она.

— Хармалл получил послание? — спросил я.

— Он получал их. Я должна была достигнуть первого пункта менее за час после того, как ты оставил его. Когда они засекли второй раз, я мчалась так быстро, как могла. Партия из купола появится здесь в любую минуту.

Я крутил шеей, разглядывая ближайшие тела. Не трудно было различить что-то гуманоидное. Вытекала молочно-алая жидкость и вся форма, казалось, была наполовину растаявшей.

— Это не приятно, — сказала она.

— Полагаю, я не выгляжу много лучше.

— С тобой будет все в порядке, — сказала она. Ты потерял много крови, да и кожа подпорчена. Они ободрали тебя живого, не применяя ножа. Но ты выживешь.

Наступило мгновенное молчание, и затем я прошептал:

— Зачем?

— Не знаю, — ответила Ангелина устало. — В этом нет никакого смысла, насколько я могу видеть. Другие миры… чужие пути. Они — донеолитические дикари, Ли. Мы не можем ожидать цивилизованного обращения.

— Если Хармалл получил послание, — сказал я, меняя предмет, — значит ли это, что он больше не под стражей на «Ариадне»? Или война все еще продолжается?

— Не знаю, — ответила она.

— О н и, должно быть, меняют формы.

— Не знаю, — снова сказала она. — Принимай это легче, Ли. Помощь придет через минуту. Они подходят.

Разговаривать мне было не по силам. Я откинулся назад в бредовом полузабытьи и лежал до тех пор, пока не прибыла спасательная партия, но в полном исступлении раскачивался туда-сюда от обычной боли.

Я потерял все представления о времени. Грезы, которые приносит морфий слаще чем те, которые приходят во сне. Когда я окончательно пришел в себя и огляделся вокруг, от агонии не осталось следов, только притупленное ощущение, хотя и далекое от удобства, но непереносимое лишь тогда, когда я двигался.

Я лежал на животе в секции купола. Ангелина — без стерильного костюма — сидела у кровати, пока Зено, упакованный более осмотрительно, работал при помощи маленького настольного компьютера.

— Мы стерильны, — полюбопытствовал я, — или нет?

— Мы в лабораторном отделении купола, — сказала она мне. — Мой костюм был изорван, когда я кинулась спасать тебя. Возникло много проблем, связанных с этим. Помимо всего, тебе нужно было сделать переливание крови, а моя подходила.

— Как я? — спросил я. Мой голос прозвучал натянуто, а язык был ватным. Зено оставил экран и подтянул свое кресло к кровати.

— Не так уж хорош, — сказала Ангелина. — У тебя регенерируется много тканей. Ты можешь это сделать, но времени уйдет много.

— Они хорошенько отделали меня, а?

— Да, — согласилась она. — Точно.

— В каком состоянии Великий план Джухача?

— Катится по инерции, — сказал Зено. — Он хочет видеть, разовьется ли у вас какая-то инфекция. Если этого не произойдет, он намерен оперировать тем, что опасности нет.

— Тогда он двинется напролом?

— Это вероятностный путь, — сказала Ангелина. — У нас нет доступа к его сокровенным мыслям, как ты понимаешь. Существование туземцев не меняет его мышления.

— ГПП?

— Все еще не работает, как тебе известно.

Ничего, казалось, не изменилось.

— Ли, — мягко произнес Зено. — Можешь ли ты рассказать нам, что случилось? Нам следует знать. Все довольно запутано, с нашей точки зрения. Я глотнул воды, а затем рассказал им, что случилось… как чужаки впервые появились, изменили форму и потащили меня, пока не стали забивать на смерть.

— Вспоминай тщательнее, — сказал Зено. — В самом конце… что происходило?

Я напряженно вспоминал.

— Я сжимал проклятый передатчик Хармалла, вызывая на помощь. Помню, взглянул вверх. Я видел…

Я поднял руку, как будто вижу что-то, и жест точно замер. Челюсть моя окаменела, и я замер на середине слога, на целых полминуты. Я осознал факт, что они вглядываются в меня, но не знал, как продолжать.

— …что-то, — закончил я, очень слабо. — Я не могу вспомнить, что видел.

— А что о последнем послании? — спросил Зено, голос его был все еще мягок.

Я с трудом вспомнил.

— Думаю, я сказал: "Они захватили меня и собираются убить… Я передаю, и начну снова… Буду держаться, сколько смогу". Все, что до вас дошло, должно быть было набором бессмысленных звуков и крика.

Мне не понравилось, как они посмотрели на меня.

— Это не то, что я имел в виду, — сказал Зено. Но Ангелина жестом заставила его молчать, и более пристально вгляделась в меня.

— Это, когда ты был в беспамятстве? — спросила она, тщательно подбирая слова.

— Точно, — сказал я. — Что-то еще, что пришло, должно быть было звуком их переговоров между собой.

Она повернулась к Зено и сказала:

— У тебя есть запись?

Он передвинулся к столу. Я следил за ним, как он вернул маленькую воспроизводящую машинку с поверхности стола.

Он поднес ее и включил. Я услышал последние слова, которые говорил… последние слова, которые я помнил, что говорил. Затем наступила длинная серия включений и выключений передачи, с пустыми промежутками. Это продолжалось около трех минут. Затем, к моему удивлению… возникла другая устойчивая передача. Она продолжалась около сорока пяти секунд. Большая часть шумов была запинающейся, с лающими звуками, которые больше походили на хрюканье свиньи, чем на человеческий голос. Это звучало так, будто пытались подобрать слова, но задыхались, не способные выдавить больше, чем необычные согласные звуки. В середине одно слово оформилось более ясно. Безошибочно, это было слово «вампир». Затем, запинание увеличивалось все больше и больше, трижды повторялось то, что я принял бы за «проклятие». Окончательно голос трансформировался в сверхъестественный крик, простой протяжный звук "Ииииииии!" вознесшийся высоко наподобие скрипа обратной связи радио.

После всего, Зено выключил запись.

— Это мое? — спросил я.

— Больше там никого не было.

Это замечание пришло от Зено.

— Что это значит, Ли? — спросила Ангелина.

Я с трудом сглотнул и произнес:

— Не знаю.

— Когда я подкралась ближе, — низким голосом произнесла Ангелина, они били тебя не долго. Они нагнулись над тобой так, словно боролись за то, чтобы завладеть тобой. Сначала я подумала, что ты мертв, и они борются за мясо. Но это было не так… они не были шакалами во время убийства. Они не пытались сосать твою кровь, Ли… и кусочки плоти тоже. Каким-то образом они проглотили часть этого, но не через рты. Но это было позже… это было через десять минут после того, как ты послал последнее послание. Ты думал, что что-то видел… можно что-то использовать из этого?

Я покачал головой и опустил глаза.

— Не знаю, — прошептал я. — Не помню.

Наступила долгая пауза, пока Ангелина и Зено глядели друг на друга, делясь своим замешательством.

— Взгляни, Ли, — сказала она. — Как все складывается с чужаками. Мы с Зено думаем, что все стыкуется. Мы считаем, что знаем, что случилось, но необходимо все это осмыслить. У нас есть предварительная версия без настоящего обоснования того, что я видела в действительности. Думаю, мы могли бы доказать это Джухачу, но, возможно, сможем лишь объяснить все себе, найдя недостающее звено. Мы не уверены, но вероятно, ты видел что-то очень важное. Не хочу основываться на предположении, что ты был в слишком тяжелом состоянии, но, если мы правы, эта планета не подходит для колонизации — ни тем путем, которым ее хочет осуществить Джухач, и ни тем, который мог бы предложить Хармалл. Этот путь слишком опасен и его невозможно просчитать, да и не поверит никто. Не думаю, что нам стоит медлить и пассивно созерцать. Я считаю, что все мы в смертельной опасности. Нам необходимо, чтобы ты вспомнил, Ли… и вспомнил добровольно. Это всего лишь проверка, которая призвана подтвердить нашу теорию.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — сказал я, — но это невыполнимо. Я не могу вспомнить.

Ангелина повернулась к Зено и сказала:

— Мы должны рассказать ему.

Зено покачал своей ороговелой головой и сказал:

— Пока нет.

Она задумалась на мгновение, а затем согласилась:

— О'кэй. — Затем повернулась обратно ко мне. — Почему ты ушел один в лес? — спросила она. — Что случилось с твоим гермокостюмом? Чужаки отобрали его у тебя, а?

Я не ответил. Окончательно, она сказала:

— Ты не можешь вспомнить даже этого, Ли?

Я откинулся на подушку и сказал:

— Нет.

— Что ты помнишь?

Снова я не мог найти подходящий ответ.

— Помнишь ли ты что-то после того, как покинул палатку?

Для меня это ничего не значило, и я ничего не мог поделать с этим.

Мой ответ был спокойным и безэмоциональным.

— Были ли такие провалы у тебя раньше?

— Не здесь.

— Где-то еще?

— Иногда.

— Новогодняя вечеринка, — внезапно вмешался Зено.

Это было только предположение, но я принял его.

— Тот был первым за долгое время, — пояснил я. — Я никогда не терялся так, как в ту минуту, с тех пор, как самый первый раз прибыл на Сул. Кошмары — да, но не потеря памяти.

— Кошмары? — эхом отозвалась Ангелина. — У тебя часто бывают кошмары?

— Да, — подтвердил я. — Да.

— В ночь перед этим у тебя был кошмар?

— Да, — признался я. — И… когда они били меня… может быть после того, как они остановились… у меня была галлюцинация. Я был мертв, но слышал свои похороны… началось это страшно, а затем перешло в безумие.

— Там был вампир?

— Вампир всегда присутствует, — сказал я. — Но не обычного рода. Удушающий… я не знаю. Что-то необычное. Необъяснимое.

— Ты советовался с психиатром об этих кошмарах?

— Конечно нет. Думаешь, они позволили бы мне выйти в космическое пространство, если бы знали… если бы хоть кто-то знал?

— Возможно, они были бы правы, — предположила Ангелина.

Удивительно, раньше я об этом не думал. На мгновение, она удержалась от вопросов. Я не видел, в какой степени это касается нас. Вероятно, многого добиться не удалось, несмотря на то, что вопросов было задано в избытке.

— Думаю, мы можем помочь ему вспомнить, — сказал Зено.

Я не был уверен, что это понравится мне. Я знал, что все идет к тому, но сейчас все казалось более зловещим. Таким образом они хотели заставить меня вспомнить все.

— Сказать тебе, что случилось? — спросила Ангелина. — До того, как ты решишься сам.

Ее тон предполагал, что это было что-то, о чем она не особенно хотела говорить. Теперь, тем не менее, все мы были частью какого-то идиотского тайного заговора, и я знал, что это все должно быть раскрыто.

— Продолжай, — сказал я хмуро.

— Я попробовала соблазнить тебя, — сказала она и остановилась.

— Что!?

Это восклицание, казалось, пришло из пустого воздуха. Она не реагировала, хотя должна была чувствовать, что мы оба изучаем ее. Она смотрела то на одного, то на другого, пока не сказала:

— Ну, чего ты хочешь… удар на удар?

Никто не проронил ни слова.

— Это не могло быть удивительным, — сказала она. — Кроме того, мы были в пластиковых костюмах! Но это был последний шанс, когда мы могли насладиться любым уединением. Я не видела в этом многого… я только хотела, чтобы ты… обнимал меня, думаю. Говорил со мной. Проявлял жесты внимания. Это не так уж неестественно, как ты знаешь. Герой и Леандра, помнишь?

Я выслушал это замечание молча. Все еще не мог вспомнить чертовы события.

— Но, если ты считаешь, — начала она, — что я достаточно стара…

Мы говорили очень спокойно, и манера, которой я оборвал ее, прозвучала наподобие молнии.

— Замолчи!

Но никто не реагировал на это. Словно мы двигались по территории, где нет ничего удивительного.

— Вечер, — сказал медленно Зено, — тогда на Суле. Последний раз я видел тебя, когда ты говорил с девушкой… одним из новых специалистов, которые прибыли с рождественской сменой. Из астрономического, как мне кажется…

Он умолк.

— Точно, — сказал я, когда стало ясно, что никто не собирается нарушать молчание. — Потому что у меня нелады с женщинами. Это может показаться удивительным, но что меня не беспокоит много, так именно это. Я женат на своей работе, и не вижу ничего плохого в этом. Мы живем в просвещенные времена, не забывайте. Я сам возглавил бег своей жизни. Все остальное меня не волнует.

— Откуда же провалы в памяти? — спросила Ангелина. — Потому, что они не волнуют тебя? Почему ты отбросил их… потому что они кажутся тебе разновидностью неудачи?

Зено оказался рядом и схватил ее за руку. Она тотчас умолкла:

— Извини, Ли, — сказала она.

— Все верно, — сказал я. Затем, после минутного колебания добавил. Это не значит, что они подразумевают очень многое. Я не впадаю в бешенство, когда теряю память. Я не причиняю боли или каких-то убытков. Зачем же мне бросать все, если я потерял несколько воспоминаний тут и там? Они — личные… они не вредят моей работе. Я один из лучших специалистов в своей области. Что мне делать, когда меня вернут назад? Все жизненные исследования в парателлурианской биологии подвергаются карантину — на спутниковых станциях, марсианской базе. Чего еще, к дьяволу, вы ожидаете?

— Ли, — сказала Ангелина, и ее голос смягчился. — Думаю, ты видишь кого-то в них. В кошмарах. Ты действительно мог бы найти почему…

— РАДИ БОГА! — заорал я на нее. — Я знаю из-за чего у меня кошмары.

Она сжалась от моего крика.

— Ну?

— Конечно. Думаешь, я терплю кошмары в своей проклятой жизни не зная причины?

Она повернулась к Зено и сказала:

— Это не помогает. Это не то, что нам нужно узнать.

— Может быть, — сказал мягко Зено. — Ты хочешь остановить нас, Ли? Мы не будем ковыряться в твоих личных воспоминаниях. Мы подумали… ты мог вспомнить: что-то увиденное, что подтвердило фантастическое предположение. Это не очень важно… кроме того, мы, кажется, удалились от цели. Но, если ты знаешь какой-то путь, который поможет…

Я попробовал подняться на локтях, чтобы приподнять голову повыше.

— Мы можем говорить об этом в открытую, — сказал я со вздохом. — Если бы я не сказал вам об этом, вы бы сгорели от любопытства, но сможете ли вы спокойно слушать? Лучше было бы, если бы нашелся какой-то другой путь для доказывания…

— Кошмары начались у меня с тринадцати лет. Ужасные кошмары… разновидности которых до сих пор заставляют меня просыпаться в холодном поту… может быть, даже крича. Иногда, события, которые встречаются в моей жизни вызывают их… иногда, события, которые происходят со мной, но значительно чаще события, о которых я слышал. События в книгах… новостях, значительно чаще. Я полагаю, существует единственная причина, по которой мне всегда хотелось вырваться в космос. Потому что было бы лучше убраться прочь из мира, прочь от защелок, которые напускают грезы. Это был лучший вариант. Лучше, но они не перестали… они никогда не прекращались… Я знаю это. События, которые случатся со мной, чтобы напомнить… и хотя я могу выбросить их из памяти, не могу остановить их формирование моих грез. Я не могу прекратить кошмары, потому что причина всегда остается, и никто не сможет вышвырнуть ее из моей головы.

— Когда мне было тринадцать лет, мы жили с матерью. У нас не было много денег и снимали мы двухкомнатную квартиру в небоскребе. В далеко не лучшем районе города. Грабежи были свойственны данной местности… поколения людей проживали в районе в течение столетий тяжелых времен. Может быть тысячи лет борьбы за цивилизованное существование. За поколения здания сносились и перестраивались, может быть дважды за каждые сто лет, но всегда оставались одинаковыми. Мир менялся… Крах пришел и ушел; с того времени все виды изменений пошли по обратному пути, к индустриальной революции. Но одно оставалось тем же: люди, подобные нам, были на обочине, на истрепанной окраине общества. В каком бы состоянии не находился мир, мы были бедными. Не умирали от голода, за исключением поколений Краха, но означали бедность, обиженную бедность, рассерженную бедность. Слабину в сильной нации, не обильную в богатом обществе… условно говоря.

— Как не говори, а это было плохое соседство. Всех грабили однажды в жизни… кто-то был преждевременно убит… кого-то серьезно оскорбили. Однажды ночью двое мужчин ворвались к нам в квартиру, когда мы спали. Красть у нас было нечего… они нашли иное, что по их мнению, имело ценность. Я вбежал в комнату матери. Они преследовали меня через гостиную. Я попытался кричать, но мне зажали рот, затем заткнули его тряпкой и обвязали так туго, что я не мог ее выплюнуть. Затем привязали к ножке кровати… не за лодыжки или запястья, а прямо за шею. Руки у меня были свободными, но я не мог развязаться и, чем больше я сопротивлялся, тем больше душил себя. Я почти задушился от полного ужаса.

— Они насиловали мою мать один за другим прямо на полу. Они говорили ей, что убьют меня, если она будет сопротивляться, и она не кричала. Ей трудно было сделать какой-то звук, но она не могла сдержать рыданий. Она плакала все время и не могла остановиться. Я не в силах был ничего сделать. Они заставляли ее… ну, хватит…

— …они… были в масках. Идиотских масках, сделанных из картона, какими обычно играют дети. Маски не прикрывали полностью их лиц — только глаза и носы. Не знаю, как они могли смотреть через глазные щели. Они не снимали масок. Никогда. Это были маски Дракулы. Всего лишь детские игрушки, хлам из уличных лавчонок или театральных магазинов. Тупые. Я ничего не мог сделать… только затягивал туже веревку вокруг горла, пока чуть не умер.

— После этого у меня начались кошмары. У матери начались раньше, но думаю, она пересилила себя… или возможно, научилась загонять глубоко внутрь. Когда они начались у меня, она пришла в мою комнату, села на кровать и держала меня. Но избавиться от них было трудно и она плакала, кричала, держа меня, точно так… как это было раньше.

— С тех пор, как вы понимаете, у меня всегда кошмары. Всегда. Все связанное с сексом… напоминает мне это все. Больше в этом ничего нет. Совсем.

Когда я поднял глаза, то увидел, что Ангелина плачет. Я не мог понять почему.

Она взглянула на Зено и сказала:

— Думаю, сейчас нам нужно оставить эту тему.

Казалось, он даже не слышит ее. Он очнулся, сосредоточившись на какой-то мысли. Затем его глаза сфокусировались на мне снова.

— Ли, — сказал он, — как звали твою мать?

Я не счел это уместным.

— Зовут, — сказал я. — Она живет, и живет неплохо. А зовут ее Эвелин. Все зовут ее Эви.

Ангелина была в не меньшем замешательстве, чем я, но Зено продолжал:

— Она была ниже среднего роста… ровные, тонкие черты… волосы темные, коротко остриженные? Извини, что говорю «была», но именно это я имею в виду. Тогда ей было тридцать по этому описанию?

— Да, — сказал я, все еще заинтересованный как и почему это квалифицируется как кульминация беседы.

— Такой же была женщина, чье тело мы не нашли, — спокойно сказал он.

— Думаю, то, что ты видел и то, что ты думал, что видишь были разными вещами. Твой внутренний цензор мог слегка озаботиться. Думаю, что ты решил, что видишь лицо своей матери, перенятое одним из чужаков. И я считаю, что ты с таком усилием пытался сказать в последнем послании, которое не можешь вспомнить, было — "Адам и Ева". Может быть это правдой? Я все еще не мог вспомнить проклятую вещь. Ничто не возвращалось назад в мой мозг, пока он не среагировал, потому что я внезапно определил, к чему Зено пришел, и понял, что его теория связывает чужаков и убийц в единое целое и означает невозможность колонизировать Наксос.

— Таким образом, после всего, мы стоим перед Вратами Рая, — прошептал я, — но не можем пройти через них.