Проблема взаимоотношения полов в производственном коллективе всегда остро стояла перед советским обществом, с его парткомами, месткомами, женсоветами, обществами защиты животных, спасения на водах, Красного Креста, такого же Полумесяца, ДОСААФА… Все эти паразиты стояли на страже семьи, морали и здорового образа жизни, находя истинное наслаждение в чужих кастрюлях, кроватях и других интимных предметах жизнедеятельности рядового гражданина.

Не смотря на их старания, люди продолжали любить и ненавидеть, изменять и каяться, страдать, прощать, снова изменять… Те есть, – жить.

Наиболее остро всё это ощущалось в морской среде, замкнутой пределами одного судна, постоянного экипажа, однообразного распорядка дня и странной диспропорции 3-х женщин на 45 страдающих от воздержания мужчин.

На бескрайних просторах прибережной линии черноморско-азовского бассейна можно встретить женщин на любой вкус, цвет и, главное, вес. Грустные и веселые, темпераментные и сдержанные, вызывающие и скромные, худощавые и сдобные, стройные и пышные, смуглые и белоснежные, низкие и высокие. Брюнетки, шатенки, свежеокрашенные блондинки, грамотные, образованные, простоватые…

Разнообразие самой прекрасной половины человечества, проживающего в указанном географическом регионе необычайно велико: от 1,50 до 2,00 м в росте, от 35 кг до бесконечности в живом весе и, наконец, от чрезмерной разумности до полного идиотизма в живом уме.

Всех их объединяет одно желание – любить. Ради этого они снуют везде, носятся кругом и крутятся на каждом шагу, стреляя глазами, покачивая бедрами и напрашиваясь на комплементы.

Так вот, на судне подобное разнообразие полностью отсутствует.

Если пройтись по Советской улице в Николаеве, Дерибасовской – в Одессе или набережной – в Ялте, то можно заработать косоглазие от обилия красивых женщин или, на худой конец, схлопотать по физиономии от ревнующих их мужчин.

Если же проделать аналогичный вояж от кормы к баку по горизонтали или из машинного отделения – до капитанского мостика по вертикали, то реально встретить лишь баталерщицу Ритулю, повариху Зинулю и номерную Светулю. Имена, профессии и места встреч могут меняться, но возможность нелицеприятного конфликта с другими претендентами на вышеперечисленных особ останется неизменной.

 

Часть первая

Любовь и голуби

Появление на судне новой женщины приводит в состояние нравственного паралича практически всех находящихся на борту мужчин. Представители сильного пола на глазах слабеют, бледнеют и теряют всякую способность контролировать собственные поступки.

Подобное явление можно было наблюдать одиннадцатого сентября 1959 года, когда на борт судна поднялось юное существо с небесно-голубыми глазами, красивой стройной фигурой и прекрасным именем – Любовь. Конечно, на флоте красивые женщины – не редкость, но столь изысканных черт лица, контуров груди и других параметров человеческого тела на судне никогда не было. Не успев приступить к своим служебным обязанностям, номерная Люба стала предметом восхищения мужской и зависти женской части команды. Любовь порхала по судну с легкостью мотылька, постоянно окруженная стайкой голубей-обожателей. Свежевыбритые, причесанные и наглаженные поклонники, казалось, не оставляли ее ни на минуту, но…

Через неделю пришла радиограмма о переводе внеземного существа на другое судно. Любовь исчезла в утреннем тумане.

Чувство наступившей пустоты переросло в тревогу, которая витала в воздухе, накаляя и без того сильное напряжение. Беспокойство нарастало, и…

Палубная команда зачесалась первой. К вечеру к ней присоединилось машинное отделение. После того, как зуд поразил замполита, капитан объявил о введении карантина. Нечесавшихся было крайне мало – повариха, баталерщица, кочегар Гранитов и пес Пэже.

Остальные продолжали чесаться…

Если Вы когда-нибудь наблюдали за пернатыми, то, наверняка, заметили их способность часами чистить перышки клювом и лапками. Наши голуби клюва не имели, зато кроме лапок могли использовать еще и руки. Напряженная работа четырьмя всеми конечностями продолжалась несколько недель и прекратилась лишь после активного вмешательства санитарной службы.

Если Вы когда-нибудь наблюдали за пернатыми, то, наверняка, заметили еще одну их способность – отряхиваться после дождя. Наши голуби под дождь не попадали, зато продезинфицированы были с такой тщательностью, что даже опытные судовые тараканы выползали из мест обитания на палубу и в панике бросались за борт. Тяжёлый дух витал над судном несколько месяцев. Аналогичный аромат распространяли и наши «голуби», из-за чего на берег еще долго никто не стремился и в общественных местах не объявлялся.

Между прочим, санитары обработали еще несколько судов, побывавших в объятиях Любви, которая появлялась всегда неожиданно и исчезала незаметно. Так и закончилась история Любви, до сих пор вызывающая у некоторых участников описуемых событий сильный голубиный зуд.

 

Часть вторая

Кавказский пленник

Капитан Михелев исчез неожиданно пятого мая 1967 года.

Сменившись с вахты, он умылся, переоделся, сел на катер, идущий к берегу, и растворился в толпе на набережной Новороссийска. Больше его никто не видел…

На третий день после пропажи на судно прибыла ни о чем не ведающая семья капитана в полном составе: жена Сима, дочка Зина и собака Найда. Год назад Зина нашла Найду во дворе соседнего дома. Под видом маленького пёсика Тёпы, Найда попала в квартиру капитана и стала любимицей всей семьи. За это время песик превратился в годовалую сучку, что и привело к переименованию Тёпы в Найду, т. е. найденную.

Пока жена капитана Михелева допрашивала соратников пропавшего мужа на предмет его местопребывания, дочь Зина знакомила Найду с судовым кобелём Пэже. Знакомство сразу переросло в крепкую собачью дружбу, а затем и в любовь, которая происходила теперь на всех палубах без предпочтений и условностей.

Французское имя пса имело чисто русские корни – Пэже был найден в доставленном на борт паровично-жирном угле. Аббревиатуру Пэже придумал кочегар-орденоносец Гранитов и согласовал с боцманом Будько при помощи двух бутылок десертного вина. В этом мероприятии Пэже принял непосредственное участие, вылакав целое блюдце красновато– сладковатой жидкости, чем немало заинтриговал присутствующих. С тех пор минуло пять лет – щенок вырос, окреп и значительно расширил состав потребляемых напитков. Неотступно следуя за боцманом или кочегаром на берегу, Пэже обходил уже хорошо знакомые точки общественного питания, получая в каждой свою порцию горячительного напитка. С закрытыми глазами пёс мог определить, в каком заведении будет налита та или иная жидкость, несмотря на обилие самых различных наименований. Прогулки с боцманом и кочегаром отличались лишь тем, что с кочегаром они гуляли до вечера, возвращаясь на пароход в состоянии полной амнезии, а с боцманом – только до обеда, разбегаясь в разные стороны по кобелиным интересам. Вездесущая номерная Клава не раз заставала вернувшегося с берега Пэже, спящим на кровати боцмана. Свернувшийся калачиком боцман храпел под кроватью.

Но вернемся к капитану Михелеву.

Действия поисковой группы во главе с Симой результатов не дали. За неделю были осмотрены все злачные места города Новороссийска. Посланные в Анапу и Туапсе разведчики вернулись с тем же результатом. Капитана не было нигде.

Милицию к поискам не подключали по трем причинам:

– во-первых, Михелев стал капитаном лишь месяц назад и, в случае возникновения скандала, мог вновь оказаться в старпомах;

– во-вторых, с таким трудом пробившийся в кандидаты в члены партии Михелев мог с треском оттуда вылететь, а, значит, навсегда попрощаться с капитанской фуражкой;

– и, наконец, в-третьих, это был далеко не первый загул Михелева, о чем знала не только команда судна, но и жена.

Последним неисследованным местом возможного пребывания капитана оставался Интерклуб, созданный чекистами для моряков иностранных судов. Соотечественников туда не пускали, но призрачный шанс обнаружить Михелева, все-таки был.

Для проведения операции был подключен дальний родственник замполита – лейтенант местной милиции. До этого лейтенант никогда частным сыском не занимался, но желание проверить себя в столь интересном деле было достаточно велико.

Оставив группу поддержки на улице, лейтенант смело вошел в Интерклуб. Уже первое знакомство со швейцаром не оставляло сомнений в том, что капитан Михелев здесь явно был. Стало очевидным, что кроме лейтенанта, об этом знают и другие серьезные товарищи, поставленные в известность швейцаром согласно должностной инструкции.

Предъявленная лейтенантом для опознания фотография Михелева привела одну из официанток в состояние шока. Краснота ее лица мгновенно пробилась сквозь толстый слой пудры. Извинившись, она быстро исчезла на кухне. Проследить ее передвижение от черного хода Интерклуба до квартиры особого труда не представляло, и через двадцать минут поисковая группа была преобразована в группу захвата с тем же руководством.

Первым в дверь постучал лейтенант. Требование представителя власти так и осталось никем не услышанным. Представителей администрации и парторганизации проигнорировали с тем же результатом. Успеха добилась только Сима. На ее призыв вернуть капитана Михелева ответили сразу два голоса: возбужденный женский – категорическим отказом, а знакомый мужской – просьбой о помиловании. При этом капитан рыдал навзрыд, клялся в вечной любви к жене, родному коллективу и коммунистической партии. Переговоры длились еще десять минут и завершились полным взаимопониманием сторон.

Михелев был выпущен на следующих условиях – каждые три дня замполит будет присылать в распоряжение любвеобильной официантки нового мужчину в течение всего времени пребывания судна в Новороссийском порту. Договор был составлен под честное слово, гарантии лейтенанта и напоминал старую сказку о страшном драконе, поедающем посланных ему городских красавиц.

Судно проработало в Новороссийске еще семь месяцев, но договор выполнялся предельно честно. К обоюдному согласию сторон.

 

Часть третья

Темное место

Было это в те годы, которые вы, нынешние, называете «застоем». А, как по мне, хорошее было время, хоть и нелегкое…

Шли мы из Одессы в Туапсе. Все были заняты устранением последствий только что завершенного ремонта. На судоремонте всегда работали просто: «Что не сделал, что украл, – лишь бы пуп не надорвал!». Единственное, что на заводе удалось завершить в полном объеме, хранилось, скрепленное круглыми печатями в сейфе капитана. Это была ремонтная ведомость, замасленная копия которой гуляла теперь по судну вместе со старшим механиком. Координаты передвижения «деда» определялись по звуку, а так как мат раздавался отовсюду, то можно было с уверенностью сказать, что он успевал везде…

Крепкое слово на флоте всегда благотворно влияло на любые действия машин и механизмов. Разве можно включить лебедку, не вспомнив о ее сексуальной связи с четвертым механиком? Запустить двигатель, не упомянув о его нетрадиционной ориентации? На худой конец, просто закрутить гайку, промолчав о неприличном поведении ее матери в ранней молодости?

Разве в библии не сказано, что в начале было слово? А какое благотворное действие оно оказывает на микроклимат команды! Разве способен ученый-психолог или, грешным делом замполит, всего тремя словами приоткрыть окружающим тайну бесконечности движения, тем самым, освободить весь коллектив от накопившихся эмоций?

Просто на флоте принято говорить другим, более доступным всем, даже боцману, языком.

…Судя по бойкому обмену мнениями, работа кипела везде. Только на камбузе не кипело ничего. Вернее не закипало. Третьи сутки там не могли запустить электроплиту. Над ней безуспешно колдовала специально направленная в рейс заводская бригада. На камбузе было подозрительно тихо. Только что-то звякало, брякало, с металлическим звоном падало, но не закипало. Третьи сутки бригада не выходила на палубу, то ли стремясь быстрее закончить работу, то ли побаиваясь заинтересованных взглядов оголодавшей команды. Бригада состояла из трех человек и одного практиканта, учащегося заводского ПТУ. Звали его – Николай Петрович, а попросту – Колян.

Специалист он был еще никакой и мог выполнять только два вида работ: подавать инструмент и убирать мусор. А так как бригада по своим возможностям была не способна произвести даже мусор, то оставался только первый вид работ – подавать инструмент. Инструментов у бригады, было, пять: ключ «на 14», ключ «на 16», ключ разводной, кувалда и поломанные плоскогубцы. Все это еще на заводе бригадиру выдали под расписку и он, как лицо материально ответственное, их периодически пересчитывал.

– Где плоскогубцы? – строго, раз в час, спрашивал бригадир.

– У Вас в кармане, – с той же пунктуальностью отвечал Колян.

Остальные необходимые инструменты Колян бегал клянчить у команды. Его бритый затылок маячил то в машинном отделении, то на палубе, а однажды был даже замечен на капитанском мостике. К счастью, вахтенный штурман вовремя обнаружил его долговязое тощее тело, которое уже при первой пятиминутной фразе поникло сантиметров на пять. После этого полутораметровому штурману удалось дотянуться и оторвать от пытливых юных глаз огромный капитанский бинокль. Колян был, низвергнут вниз, а наверху остался так и неизученный фарватер, сердитый штурман и несбывшиеся мечты неудавшегося флотоводца.

Инструмент команда просто так не давала, вот Колян и носился в поисках старшего механика, который при каждой встрече напоминал ему о родном заводе, его директоре и хваленых «передовиках». Слово «передовики», старший механик произносил как-то странно, меняя местами слоги, тем самым, делая в нем незначительную, но очень обидную ошибку. После этого Коляну давали расписаться в какой-то книге и выдавали инструмент. Этот инструмент бригадир не пересчитывал, так как материально ответственным за него лицом уже был Колян.

Прошел лишь месяц, как он сменил армейские сапоги на рабочие ботинки того же 47 размера, и вот уже трое суток увивался возле поварихи Зинули, девицы видной, но доступной. Зинуля была девушка чувствительная, и молодого, изголодавшегося по женской красоте парня ей было, искренне жаль. Но работа, есть работа. В смежном с камбузом помещении кают-компании на обеденном столе были разложены продукты, которые Зинуля выдавала сухим пайком.

Вообще она жалела всех… Радиста, поймавшего на берегу неприличную, по флотским понятиям, язвенную болезнь и теперь лишенного так необходимого диетического питания… Старпома, женившегося «на перспективу» – на дочери капитана-наставника, снятого за взятки через неделю после свадьбы. А больше всего Зинуля жалела себя… Наверное, за то, что не она кормила радиста во время отпуска, не ее отец – капитан-наставник, и больше всего за то, что перспектив у нее не наблюдалось ни в один бинокль…

На берегу есть всё: кинотеатры, парки, скамейки, подъезды, чердаки, крыши, трансформаторные будки и много других замечательных мест, где можно интересно провести время с приличной девушкой. И если на судне найдется приличная девушка, то всего остального команда лишена напрочь. Проблема не нова, но Колян, как человек свежий и морем неизбалованный, не придумал ничего лучшего, как назначить свидание Зинуле на носу судна, который моряки называют баком. Почему на баке? Да потому, что там самое темное, по мнению Коляна, место на всем судне. Ну, не вести же девушку в восьмиместную каюту, которая его бригада делила со всей палубной командой? Да и она к себе пригласить не могла, опасаясь старпома, которому она до сих пор иногда стирала рубашки…

Таким образом, наша парочка оказалась в полной темноте, если не считать нескольких миллионов звезд. Воздух был чист, звезды – прекрасны, а молодость Коляна так распирала рабочий комбинезон, что добрая душа Зинули не могла не растаять перед такой благодатью. Они удобно расположились на брашпиле и слились, как говорится, в первом поцелуе…

Упустим подробности, скажем только, что поцелуй этот, был настолько продолжительным, что незаметно перерос во второй, потом в третий… После пятого поцелуя Колян поднял руки к небу и воскликнул:

– Хорошо жить!..

И тут случилось невероятное. Где-то высоко над головами что-то щелкнуло, громыхнуло, прокашлялось. После чего Колян услышал до боли знакомый, но многократно усиленный голос:

– Хорошо жить регулярно! А ты тут, Николай Петрович представления устраиваешь.

Дружный хохот сотряс судно. Колян поднял голову – на капитанском мостике собралась вся команда, включая вахтенных машинного отделения…

Колян не знал, что не освещается бак лишь для того, чтобы с мостика можно было различить тот самый фарватер, который он так и не увидел. Зато теперь Колян твердо знал, что самое темное место на судне – он сам. Это был его первый и последний рейс, после которого ныне старший мастер судоремонтного завода Николай Петрович в море никогда не ходил. О его давней мечте стать капитаном остались лишь воспоминания и приставшая на всю жизнь обидная кличка – «Темное место»…

Между прочим, Зинуля свою перспективу таки нашла – она стала «светлым местом» в жизни самого Николая Петровича. Их теперь так и называют:

Black & White.