Ирэн увидела из сала, как ее кузина и Малез прошли на веранду. Она подошла к ним и, обращаясь к комиссару, спросила:
— Что рассказал вам папа? Наверное, засыпал вас подробностями о смерти моего брата?
Fe застенчивость, ее замешательство вроде бы полностью исчезли, и говорила она возбужденным тоном. Легкий румянец окрашивал ее щеки. Комиссар недоумевал, чем он вызван: дующим в саду холодным ветром или же внезапно разгоревшимся неким внутренним огнем.
— Вы теперь убедились, что ничего таинственного не произошло? Если папа говорил с вами о Жильбере — а он не мог не говорить с вами об этом, — то вы, конечно, составили определенное мнение о… его смерти. Остались ли вы при убеждении, что существует какая-то связь между ней и тем, что вы называем «убийством манекена»?
Малез сделал неопределенное движение:
— Право, очень возможно, что меня увлекло мое воображение… Будущее покажет…
Он взял шляпу, оставленную им на стуле:
— Позвольте мне удалиться. Могу я спросить у вас, куда вы убрали манекен?
Ирэн с удивленным видом огляделась:
— Но я… Не видя его больше здесь, я подумала, что вы сами его переложили на другое место, в вестибюль или куда-то…
— Нет. Когда мы вместе пошли в комнату вашего отца, я оставил его прислоненным к этой стене.
— Тогда он и должен бы здесь оставаться! Спустившись, я сразу же через кухню прошла в сад. После нашей беседы я сюда больше не заходила.
— Любопытно!
Комиссар повернулся к Лауре:
— Был ли здесь манекен, когда вы выходили отсюда, чтобы присоединиться ко мне в комнате вашего дяди?
— Мне кажется… Если подумать, да, он еще должен был здесь находиться. Иначе просто не могло быть, потому что он еще был тут, когда вы с Ирэн оставили меня одну. Я же покинула веранду, лишь услышав, как возвращается Ирэн. Мы поболтали пару минут в вестибюле, а затем я поднялась, тогда как кузина спустилась по лестнице, ведущей на кухню.
— Очень хорошо! — сказал Малез. — В этом случае очевидно, что никто не мог переложить манекен…
Он подразумевал «украсть».
— …пока вы обе находились в вестибюле. Правильно ли я предполагаю.
Он обратился к Ирэн:
— …что из сада вы могли видеть все, что происходит на веранде? Как только ваша кузина и я вошли сюда, вы сразу же направились к нам…
— Действительно, но я играла с Маргаритой и не могла все время смотреть в эту сторону…
— Насколько я понимаю, ваш отец прикован к креслу?
— Вот уже много месяцев, как он его не покидает, разве что на ночь.
— И, конечно же, в этом случае он обращается к вам за помощью?
— Да. Без Лауры или меня он был бы практически обречен на почти полную неподвижность.
— Вы обязали бы меня, вызвав Ирму.
Чуть позже служанка с порога сердито бросила:
— Ну в чем дело! У меня жаркое на огне…
Малез подхватил мяч на лету:
— Давно?
Старуха бросила на него убийственный взгляд:
— А вам какое до этого дело?
— Отвечайте на мой вопрос.
— Ответьте, Ирма, — сказала Ирэн.
— Добрую четверть часа!
— И вы не переставали за ним смотреть?
— Уж конечно, я бы не дала ему подгореть!
— Сюда вы не заходили?
— Раз я вам говорю…
— Никто не звонил? Вы никого не впускали?
— Если бы звонили, вы бы сами услышали.
С этими словами старуха, враждебность которой все возрастала, круто повернулась и, хлопнув дверью, вернулась к своей плите.
Малез какое-то время прислушивался к ее удаляющимся по лестнице шагам.
— Гм, — произнес он. — Очевидно, что старуха неискренна…
— Извините, — живо запротестовала Лаура. — Это не так! Тем, кто ее знает, никогда бы и в голову не пришло заподозрить Ирму во лжи… И что, как вы думаете, она могла бы сделать с манекеном?
Малез снова откашлялся. Он высказал сомнение в чистосердечии служанки лишь для того, чтобы вызвать возражения обеих девушек.
— Прекрасно понимаю, — возразил он, — что одна из вас поддалась искушению сохранить дорогое воспоминание. Говорите со мной без всяких опасений. Если вы забрали манекен…
Ирэн больше не могла этого вынести:
— Ну это уж слишком!.. Вы явились сюда и засыпали нас тысячей вопросов один наглее другого, вы оскорбляете нас чудовищными подозрениями! Мы что, обязаны перед вами отчитываться? Мы больше не являемся хозяйками в собственном доме?
— Ирэн! — мягко прервала ее Лаура.
— Оставьте! — сказал Малез. — Я не формалист, и мадемуазель совершенно права: она хозяйка в своем доме. Если она спрятала манекен, значит, у нее были для этого основательные причины…
— Но я ничего не прятала! — взорвалась Ирэн. — Я запрещаю вам делать подобные предположения. Вы… вы отвратительны! Я… я прошу вас удалиться!
— Ирэн! — снова вмешалась Лаура.
Она подошла к сестре, обняла за талию и заставила сесть:
— Успокойся же…
Малез поклонился.
— Ухожу, — сказал он. — Ухожу с уверенностью, что кто-то мне солгал. Последний вопрос! Вы ответите на него, лишь если сами захотите…
Он настойчиво посмотрел на Лауру:
— Ваш дядя объявил мне — как раз в тот момент, когда вы прервали нашу беседу, — что восковая фигура Жильбера исчезла в то же время, что и оригинал… Вы же мне рассказывали иначе…
По вашим словам, прогулявшись с чердака в вашу комнату и из вашей комнаты на чердак, она, вероятно, пропала не более двух недель тому назад?
Лаура пожала плечами:
— Если дядюшка не видел фигуру после смерти сына, то потому, что Ирэн и я предпочли держать ее подальше от его комнаты…
— Почему?
— Несчастному и так слишком многое жестоко напоминало о прошлом — письма, которые он перечитывал, заливаясь слезами, фотоальбомы, которые он без конца перелистывал. И мы хотели уберечь его от созерцания еще одного мучительного напоминания… Следовало ли оставлять у него перед глазами, в непосредственной близости, маску, выражение которой, по вашим собственным словам, было живым? Если даже я не смогла долго переносить ее присутствие?
Ирэн положила голову на плечо своей кузины. Слезы медленно текли по ее лицу.
«Нервная разрядка», — подумал Малез, хватаясь за ручку двери.
— Я провожу вас… — сказала Лаура.
Он слабо возражал: управлюсь и один.
Но девушка встала, вышла в вестибюль.
Малез охотно проявил бы жалость по отношению к Ирэн. Но не мог. В последний раз окинул он взглядом веранду, которая так и не раскрыла своей тайны. В саду невидимая Маргарита, не переставая, тявкала. «Должно быть, гоняется за птицами», — подумал комиссар. Он терял уверенность, чувствовал, что не может угнаться за событиями. Будь у него еще официальное задание!
Он отвернулся и вышел в вестибюль:
— Дело необычайное… Но не до такой же степени! Не мог же манекен сам исчезнуть. А это значит… Кто из троих? Неизбежно, это был кто-то из них!
Налетев на стоявшую неподвижно Лауру, он извинился. Жестом она заставила его замолчать. Склонив голову, она, казалось, к чему-то прислушивалась.
— Дверь погреба открыта… — прошептала она.
И верно, под лестницей была видна черная дыра.
— И… послушайте!.. там кто-то есть…
Малез прислушался. Действительно, из погреба доносился шум. Словно кто-то передвигал там бутылки.
Комиссар, приблизившись, наклонился над дырой. Там мелькнул свет…
— Кто там?
Молчание. Потом шум возобновился, скрипнула дверь.
— Кто там? — повторил Малез.
Свет погас. Скрипнули деревянные ступени лестницы. В темноте что-то зашевелилось. Появились очертания фигуры, лестница заскрипела сильнее.
— Это я! — произнес веселый голос.
Из темноты вынырнул человек. В кожаном пальто, в сдвинутой на затылок фетровой шляпе, с запыленной бутылкой в каждой руке.
— Нашел «Ришбур» 1901 года! Прекрасный год!
И, захлопнув пяткой дверь:
— Привет, сестричка!
— Арман! — воскликнула ошеломленная Лаура.
А затем:
— Как ты вошел?
— Череэ дверь, красавица!
— Ты… ты не позвонил?
— Нельзя же каждый раз забывать свой ключ!
— Ты еще никого не видел?
— Нет. Я только что приехал.
Поставив бутылки на пол, он поцеловал Лауру в обе щеки, задержав ее, пожалуй, чуть дольше, чем было бы естественно.
— Решительно, ты все хорошеешь! Как отец? Как Ирэн? Лишь после того, как Лаура сжала ему руку, он сделал вид, будто только что заметил застывшего, как кариатида, Малеза:
— А кто этот господин?