На дворе было девятое мая, солнце светила ярче обычного, было тепло. Казалось, в этот день все люди сияли, радовались жизни, и благодаря этому солнце становилось праздничным — заметил Сёма. Не припоминал он за свои четырнадцать малых лет, чтобы в этот день была плохая погода. Но у мальчишки не было настроения, родители подняли его с раннего утра, когда на дворе выходной. И заставили собираться в поездку.

— Давай дорогой, посмотри какой день, дедушка будит тебе очень рад — радостным голосом произнесла его мать, распахнув шторки, лучи втиснулись в его комнату.

— Я не хочу! Это так далеко. Может, в другой раз?

— Ты же знаешь, какой сегодня день и знаешь, что тебе не отвертеться — сказала она, стягивая одеяло.

— Да не хочу я быть там один, дед в праздник сидит у себя в комнате как обычно, и не выходит. Для него почему-то это не праздник вовсе.

— Ну, мы бы остались с радостью, но сможем с отцом подъехать только вечером — после ее слов, на лице Сёмы, появилось уныние.

— Работа как обычно?

— Как обычно — ответила она, скинув одеяло, чтобы он наверняка встал.

Он не стал долго валяться, поднялся и оделся, не теряя времени, так как мать подгоняла каждые пять минут, а это было чересчур, иногда очень раздражала своей назойливостью.

Уже через сорок минут, с момента как Сёма открыл глаза, он выходил из подъезда, где его ждал отец в машине. Под рукой был планшет, который он взял, чтобы ему не было скучно. Его подвезли до электрички, где он должен был пересесть, и отправится к деду.

***

Всю дорогу Сёма просидел почти один в вагоне, большая часть народа была на праздничной площади. Уткнувшись носом в планшет, и регулярно тыкая пальцами по сенсорному экрану. Покинув электричку своей станции, прошел километр по асфальтированной дороге, на восток по главной улице. И свернул на проселочную, пыльную тропу. И уже через пятнадцать минут, он был у дома деда. Сёма хорошо знал дорогу, так как проделывал этот путь не первый раз. До этого всегда ездил с родителями, и выучил все наизусть.

Подходя к калитке, начал лаять пес. Пока не увидел, и не учуял Сёму. После завилял хвостом.

— Привет, Малыш — произнес Сема, проходя через калитку, и теребя пса за ушами. Он своим шершавым языком начал облизывать его руку.

Оглянувшись во дворе, заглянул на огород и в конечном счете убедился, что деда нет на улице.

— Эх, как обычно сидит в своей комнате — слегка разочарованно, подумал мальчишка.

Он открыл дверь, ведущую в дом, она заскрипела. Она никогда не запиралась, только ночью, перед самым сном.

— Кто там? — раздался хриплый, прокуренный голос из глубины дома. В воздухе витал запах дыма. Сёме показалось, что тут все стены и мебель пропахли табаком.

— Дед, это Сёма — крикнул в ответ своим писклявым голосом мальчик, так громко, чтобы он его наверняка услышал.

Сёма услышал шорох, и скрип кровати исходящий оттуда же, следом шоркающие шаги деда.

— Мой дорогой внучок, дай я тебя обниму — он нагнулся, слегка кашляя, в правой руке дымила папироса — Ты чего один опять?

— Один, они, как обычно заняты работой — приуныл Сёма.

- Я вижу, ты расстроен, ну им нужно зарабатывать, чтобы у вас были деньги, и ты не в чем не нуждался.

— Да знаю я. С праздником тебя, спасибо за победу тебе дедушка. Хоть ты мне никогда не рассказываешь, но я знаю, что ты прошел большой путь на войне.

— Не нужно меня поздравлять, ты же знаешь, я этого не люблю.

Сёма пожал плечами — Ну все празднуют на площади — а на улицах, и дома почти никого.

— Они сами не знают что празднуют — ответил дед, развернувшись и направившись в свою комнату — Если голоден, бери в холодильнике что захочешь. Да Малыша накорми, ему всегда нравится, когда ты это делаешь. В сарае рыба сушеная висит, можешь брать, ездили недавно на рыбалку, наловили много, знаю, ты ее любишь — произнося последние слова, он окончательно скрылся в дальней комнате.

Сёма налил молока себе, взяв банку, поделился с Малышом. Он вилял хвостом и не отрываясь лакал его. После прошелся по огороду, забрался на кучу сена, немного попрыгал на нем. Ему нравился вид, который открывался на двор и огород с этой огромной кучи. Зацепив немного сена, пошел в сарай, подманив корову. Она всегда была не против пожевать, а для Сёмы был шанс погладить ее да потрогать большой мокрый нос. Но спустя час, немного наскучило. Были бы друзья в деревне, может он и пошел к ним, но, так как жил в городе, знакомых тут не было. Ведь приезжал не так часто. Да и сегодня все празднуют девятое мая на площади. Поэтому решил вернуться в дом.

Возвратился, тихо зашел внутрь, старался не шуметь, думая, что дед может отдыхать. Но тот сидел в своей темной комнате, свет был выключен, а шторы закрыты. Только сквозь слабую щель пробивалась полоса желтого света, и ложилась на ковер. Благодаря свету можно было разглядеть, как в воздухе витают множество пылинок. Дед сидел посреди комнаты, курил и смотрел в эту щель, погруженный в свои мысли, покачиваясь в кресле.

Сёма зашел во тьму, и сел на кровать возле деда. В руке горел красный огонек от самокрутки, и к потолку поднимался дым.

— Извини, не заметил, как ты вошел, а то бы уже давно затушил. Старая привычка не дает покоя — произнес дед туша сигарету о пепельницу — Уже набегался?

— Да. Дед, можно задать тебе вопрос?

— Ну конечно, задавай, чего спрашиваешь.

— Что случилось? Почему в этот день ты всегда сидишь в своей комнате, не открывая даже штор. Когда ветераны, воевавшие с тобой, сейчас празднуют победу со всеми.

— Не знаю, поймешь ли ты. В этот день на меня обрушиваются все те воспоминания о войне, с большей силой. Я будто вновь переживаю все заново, и думается об этом в одиночестве лучше. Победа то победой, но какой ценой мы ее получили Сёма. Что вот вам в школе говорят о победе?

— Ну что мы отбили войска фашистов, и выиграли войну не дав захватить эти земли.

— В войне все намного запутанней. Каждая сторона считает, что они сражаются за правое дело. Мир так устроен, этого не изменить, и виноваты в этом сами люди. Многие фашисты просто следовали приказам своего вождя, и ничего с этим не могли сделать. Находились те, которые отказывались, но их тут же убивали. У нас было точно так же, нас заставляли убивать, и мы с этим не могли ничего поделать. А убивали кого? Таких же молодых парней, которые жили в других странах, и говорили на другом языке. Но все мы люди, и ничем не отличаемся. Столько смертей, из-за чужой власти.

— Был у меня друг, еще в самом начале войны, который после первого боя отказался участвовать в войне, и убивать. Потому что среди так называемых врагов, были молодые мальчишки, в глазах которых только страх. Они даже оружие не могли держать нормально. Как сейчас помню, за его отказ, его вывели из строя и расстреляли при всех, преподнося это как поучительный урок.

Сёма затаив дыхание, вслушивался в слова деда, ему никогда не удавалось слышать подобного от него, и не от кого другого. Хоть мало что было понятно, но общую суть он смог уловить.

— Они сейчас выкрикивают, называя себя победителями. Вот ты Сёма, слышал, чтобы вам в школе, или еще где рассказывали о ветеранах, что ни будь плохое?

— Нет, только о фашистах. О вас говорили, что мы живем, так как сейчас, благодаря вам.

— Но ведь и среди нас, есть плохие люди. Если победили, еще не значит что мы хорошие. Мы также убивали и мирных не в чем не повинных жителей. Насиловали женщин, убивали безоружных, мародерствовали. Я тоже держал оружие, стрелял по приказу, и не горжусь этим, я не патриот — он говорил очень медленно, и голос его дрожал. Сделав небольшую паузу, под курил — Извини, что курю при тебе, не говори родителям.

— Ничего страшного дедушка.

— На парадах они демонстрируют военную мощь, танки, оружия и многое другое. Когда об этих машинах смерти лучше забыть. Самое страшное, что по приказу одного человека, все эти военные должны подчиниться и нападать на другую страну, и неважно, хочешь ты этого или нет. Никто не спросит о твоих взглядах на мир, о моральных принципах. А ведь мы все живем на одной земле, ну и что, что среди нас есть и узкоглазые, и с другим цветом кожи. Это не повод воевать, и кого-то принижать — Он достал старый потрепанный платок, и вытер глаза. Слез в темноте не было видно — Попался к нам в плен один парень, хорошо говорил на русском. Умолял, чтобы его не убивали. Он то и говорил, что его просто заставляли стрелять, если бы он этого не сделал, то его бы убили, за неподчинение. И он говорил правду, ведь у нас было то же самое. Мне было жалко, как и своих, так и их людей. Большая часть державших оружие делали это не по своей воли. Оружия становятся с каждым годом все мощнее, и я боюсь, что от него вновь кто-то пострадает, кому-то предстоит пережить то же, что пережили мы. Я не пожелаю такого никому. А с таким вооружением, люди поубивают друг друга, поубивают из-за денег, власти, и земель. В конечном итоге сотрут всех с лица земли. Поэтому мне очень тяжело Сёма.

— Но как же другие ветераны?

— Может, они наслаждаются, что это все закончено, пытаются жить дальше. Я принимаю все это близко к сердцу, и это оставило не заживший шрам на моем сердце. Зачем выходить, становясь при всем народе с орденами на груди. На которых говорится, что погибло множество, и не только людей державших оружие.

— Дед, а у тебя тоже есть такие же? И форма военная?

— Была Сёма. Уже очень давно, я все сжег и выкинул. Тебе наверно мало что понятно из всего сказанного, но запомни, что я тебе рассказал. И может через десять лет, ты поймешь, что я имел в виду. А сейчас хватит тут высиживать, пойдем кормить Буренку.

— Я ей сегодня немного давал сена.

— Ты молодец Сёма, сейчас мы накормим ее так, чтобы она наелась досыта — он взял мальчишку за руку, прихрамывая, с внуком вышли на улицу. Начинало вечереть.