Так незаметно прошло не менее часа. У Ани уже кругом пошла голова от всего этого чудовищного скотства, и вот, окончательно решившись, она стала из бидона поливать бензином кучи какого-то пыльного тряпья, обломки досок, ящики — весь хлам, скопившийся там за долгие годы. С бидоном, в котором оставалось литра три горючего, она неожиданно вышла на свет, прямо на глаза веселой компании.
Смех, матюги, разговоры — всё стихло, будто обрезанное, когда присутствующие увидели перед собой это неожиданное видение.
Анна же спокойно и презрительно обвела собравшихся взглядом. Ну, да, конечно, они все здесь, ее бывшие "друзья", сейчас повзрослевшие, правда, но все те же — уверенные в своей безнаказанности, уверенные в своей бесконечной "везухе"! И около десятка новых юных подонков — тоже здесь… Аня оглядела стол — на нем были разбросаны фотографии обезумевших юных созданий… К ее горлу подкатил ком. "Суки! Просто — суки!" — устало подумала она и оставшийся бензин выплеснула из бидона, куда пришлось — на стол, фотографии, физиономии, одежду парней. Достав из кармана спички, чиркнула…
…Совсем незадолго перед этим Наталья Владимировна, припозднившись в городе с хозяйственными и прочими делами, явилась домой. Глянув на ходу в почтовый ящик, удивилась: утром забирали почту, сейчас там опять что-то лежит. Может, телеграмма какая? Надо Славку послать, пусть сходит…
Вошла в квартиру, поставила переполненные сумки в прихожей, устало присела. Из своей комнаты вышел заспанный Слава. Молча помог ей снять туфли, подал тапочки.
— Сынок, — попросила Наталья Владимировна, — сходи, посмотри в почтовый ящик, там у нас что-то лежит.
Слава взял ключ и вышел. Буквально через минуту, взволнованный, он зашел домой.
— Ма, я что-то не пойму… Это дневник Анин… Что такое?
Наталья Владимировна взяла в руки тетрадочку, села за кухонный стол, стала читать. Слава читал, заглядывая ей через плечо, бледнея от страницы к странице, торопя мать:
— Дальше, мама, дальше!
И вот последние Анины строки…
Мать и сын какие-то мгновения сидели, не шевелясь, потом, словно сговорившись, кинулись из дома к Аниной квартире. Пока они дозвонились до ее родителей, пока те выяснили, что дома Ани нет, во дворе стали нарастать тревожные людские голоса, запахло дымом… Славка сразу всё понял!
Он выскочил на улицу, мать за ним. Во дворе уже было много жильцов, бестолково кучковавшихся вокруг подвала, из распахнутой двери которого вырывались густые клубы дыма и пламя. А оттуда, из пламени, слышались какие-то нечеловеческие вопли, визги, плачи…
Славка порывисто обнял мать, хотел, видать, что-то сказать ей, но махнул рукой и — рванулся в подвал.
Толпа, собравшаяся во дворе, ахнула.
Наталья Владимировна, до крови закусив руку, смотрела в черное дымное, воющее пламя… Здесь же стояли Анины родители. Отец в пижамных брюках, в какой-то кухонной кацавейке стоял, тупо вытаращив глаза, и, приобняв за плечи жену, тихо бубнил ей на ухо: "Ну, ничего, ничего, ничего, слышь? Ничего… чо мы тут сделаем?" Мать в плаще, накинутом прямо на ночную рубаху, стояла, качая головой, и крупные слезы безостановочно катились по ее щекам…
Приехали пожарные, долго выясняли, где находятся распределительные щиты — не залить бы ненароком, а то будет дело! — потом вдруг выяснилось, что в машине, вплотную подъехавшей к очагу пожара, нет воды. Пока ее отгоняли в сторону, пока подъехала другая машина — кажется, прошла вечность…
Ночь миновала — никто из жильцов ее не заметил. А ранним утром в первых робких рассветных лучах, на мокром асфальте лежали в ряд семнадцать черных обгорелых трупов. Восемнадцатый и девятнадцатый разъединить не могли, они сплавились в единое целое — это Славка, каким-то чудом в этом пламенном аду нашел Аню, закрыл ее своим телом, да так навсегда и остались вместе. Их так потом и похоронили по согласию Натальи Владимировны и Аниных родителей.
Эта трагедия потрясла город. Много разговоров, сплетен, домыслов было вокруг этой истории. Наталья Владимировна после долгих колебаний, взяв Анин дневник, пошла к своей давней знакомой — полковнику милиции, женщине решительной и весьма справедливой.
Рассказала ей, что знала об этой истории, дала почитать Анин дневник. После долгих размышлений старая милиционерша рассудила так: "Знаешь, Наталья Владимировна, тут уже ничего не исправишь. Пацаны эти насильники, очень дорогую цену за всё заплатили, какой прок покойных ворошить? Кому от этого польза? Знаешь ты, ну я ее знать буду — и хватит об этом. Пусть хотя бы для своих родителей останутся мальчишки молодыми, красивыми и хорошими. А?"
Подвал через некоторое время после пожара основательно отремонтировали, закрыли на надежный замок. Девочки из окрестных домов теперь безбоязненно гуляют допоздна — новая свора юных подонков еще не выросла. Анины родители с горя ударились в дачные дела — все заботы у них сейчас, где лучшую рассаду приобрести, где — удобрения.
А Наталья Владимировна все свои свободные дни проводит на кладбище, у памятника двум своим детям. Они давно в ее памяти стали дочкой и сыном. Пусть говорят люди, что хотят, а у нее были прекрасные дети, прекрасные…