Гэррет стояла посередине спальни и рассматривала свою руку. Она, конечно, не была столь романтична, чтобы поклясться, что никогда не будет ее мыть. Тем не менее даже после душа она отчетливо помнила ощущение от прикосновения мозолистых пальцев Джейса.

Он часто по-дружески обнимал ее и хватал за руки, но никогда не касался ее намеренно — для того, чтобы прикоснуться. До сегодняшнего случая в гараже.

Воспоминания детства снова нахлынули на нее. Она припомнила все случаи, когда он подвозил ее в школу, моменты, когда их головы склонялись над учебниками, шутки, над которыми они вместе смеялись, и несколько случаев, когда они были почти готовы расплакаться.

Ей надоело жить старыми воспоминаниями, ей хотелось новых.

Подоткнув полу красного шелкового халата, Гэррет стала рыться в чемодане в поисках нижнего белья. От прикосновения шелковой комбинации, скользнувшей по руке, в ней вдруг с новой силой вспыхнул огонь, зажженный Джейсом. Она попыталась не думать о возбуждении, поднимавшемся где-то глубоко, не возлагать слишком больших надежд на одно-единственное мимолетное прикосновение. Она умеет ждать. Годы учебы в юридическом колледже не прошли для нее даром — она научилась быть терпеливой!

Но все ее терпение испарялось при одном воспоминании о том, как он на нее вчера смотрел и как прикоснулся к ней сегодня. Ей никак не удавалось справиться с волнением.

Неужели все так просто? Неужели всем долгим годам любви издалека сегодня вечером придет конец?

Она спустилась в гостиную, где сидели два ее старших брата. Двое детей Грега и трое Гранта чуть не сбили ее с ног, наперебой стараясь привлечь внимание тети. Гэррет опустилась на колени и обняла их, радуясь тому, что они ее любят.

— А где Лиза и Сьюзен? — спросила она, посадив самого младшего, Эрика, к себе на колени.

— Сегодня клубный день здоровья для жен… — начал Грег.

— А мне один приятель на работе дал три билета на игру «Пистонс», — вмешался Грант.

— А мама и папа, значит, должны сидеть с детьми, — покачала головой Гэррет.

Некоторые вещи никогда не меняются. Братья Гэррет уговорили родителей присмотреть за их детьми, чтобы улизнуть на матч. В который раз. Она знала, что отец с матерью, в общем-то, не возражали. Знала она также, что, хотя Гранту был уже тридцать один год, а Грегу — тридцать два, мальчишеские улыбки не сходили с их лиц. Они не были так уж похожи, но оба унаследовали от отца худощавую фигуру, а голубые глаза достались им, как и всему среднему поколению Флетчеров, от матери.

— У нас есть лишний билет, Гэррет. Пойдешь с нами?

Крепче прижав к себе хохочущего малыша, Гэррет покачала головой. И это не меняется. Грег и Грант были не только братьями, но и лучшими друзьями, так же как Гвен и Глория. Все они очень ее любили, в этом Гэррет не сомневалась. Они всегда ее защищали, баловали, дразнили. Но в играх Грега и Гранта или Гвен и Глории она всегда была как бы третьей лишней. Лишней она себя не чувствовала только с Джейсом. С ним она была на равных, как с закадычным другом.

— Пойдем… «Пистонс» в этом сезоне здорово играет, — попытался соблазнить ее Грант.

— Спасибо, ребята, — поблагодарила Гэррет, передавая вошедшей матери Эрика, — но у меня на сегодняшний вечер другие планы.

Перед уходом она всех обняла, что заняло довольно много времени. Но какое значение имеет время, когда есть люди, которых можно обнять? Попрощавшись со всеми, она надела пальто и вышла.

С наступлением ночи ветер немного утих, но все еще было холодно. Однако Гэррет не чувствовала мороза — ее согревали мысли о предстоящей встрече с Джейсом.

Ей никогда не приходилось бывать в его доме на окраине города, но она несколько раз проезжала мимо него. Воображение рисовало ведерко со льдом и бутылкой вина, которое они будут пить маленькими глотками, пробуя при этом раннюю клубнику, пылающий в камине огонь, которым они будут наслаждаться, и нетерпеливо ожидающего ее Джейса.

Машина завелась лишь с третьего раза. Мотор явно стучал, она это слышала еще по дороге в Стоуни-Крик. Но не все ли равно? Она доедет до дома Джейса на одном только предвкушении их встречи, так горячившем ее кровь.

В начале девятого Гэррет подъехала к дому Джейса и остановила машину возле его грузовика. Бросив взгляд на освещенные окна, она взлетела по ступенькам и смущенно остановилась перед входной дверью.

Когда они были детьми и Джейс с братом и дедом жили на Элм-стрит, она не имела привычки стучать в дверь. Она просто врывалась, как будто это был ее дом. Но сейчас они уже не дети. Джейс стал взрослым мужчиной, и вообще времена изменились. Неожиданно она почувствовала себя неуверенно: что делать и как справиться с непрошеным напряжением, сковавшим ее?

Она сделала глубокий вдох, собралась с силами и стянула перчатку, чтобы постучать. Через мгновение загремел засов, заскрипели петли, и Гэррет очутилась лицом к лицу с Джейсом.

— Я рад, что ты пришла.

От этих простых слов она снова почувствовала себя спокойной и уверенной. Они оба рады, что она пришла.

Гэррет поразилась тому, какие разные эмоции отражались на лице Джейса. Рот был упрямо сжат, о чем свидетельствовали глубокие складки, залегшие в уголках губ. Но она не была готова к тому, что его глаза так потеплеют, что такой нежной станет вдруг его улыбка.

Его мокрые после душа волосы из белокурых стали цвета спелой пшеницы. Гэррет была не совсем уверена в том, что поняла выражение его серых глаз, но почувствовала, как потянулась ему навстречу. Он все еще выглядел усталым, но это лишь подчеркивало странное, явно напряженное выражение его лица.

— Надеюсь, ты извинишь меня за беспорядок.

Гэррет вошла и огляделась. Тот хаос, который царил в гостиной Джейса, назвать беспорядком было бы слишком мягко. Диванные подушки куда-то подевались. Часть мебели сдвинули, чтобы дать место большому кукольному домику, а середину комнаты занимала детская походная палатка. Гэррет угадала насчет камина, но в нем не было огня, как не было клубники или охлажденного вина. Правда, Джейс был на месте, поэтому все остальное не имело значения.

— Мне у тебя нравится, — провозгласила она с задорной улыбкой. — Напоминает времена первых поселенцев.

Джейса вдруг охватила дрожь, он словно прозрел. Она что, стала выше ростом? Или у нее всегда была такая женственная фигура, и притом стройная, как у балерины?

Он почувствовал, что теряет самообладание. Что это с ним? Ведь Гэррет ничего особенного не сказала и не сделала. Это все его путаные мысли и безумная мечта о чуде.

Гэррет прошлась по комнате, огибая углы, провела рукой по подоконнику и, увидев свое отражение в окне, пригладила волосы. Джейс все еще не мог прийти в себя, а она уточнила:

— Я не хотела сказать ничего плохого о твоем доме. Это не беспорядок. Понимаешь? Нет крошек на полу или паутины по углам… Просто здесь живут.

Голос ее затих, и она взглянула ему прямо в глаза.

— Клянусь честью, Джейс. Расслабься.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить то, что она сказала и с какой искренностью. Клянусь честью? Теперь уже никто так не говорит. Никто, кроме Гэррет. Только Гэррет.

Старомодная клятва, да еще произнесенная таким дразнящим тоном, и впрямь помогла Джейсу расслабиться. Плечи немного обмякли, зубы разжались, ком в горле исчез.

— Ты что?

Ее простой вопрос вывел его из оцепенения. Она видела, что он не в себе, и постаралась отвлечь его. Ему даже стало легко.

Джейс вообще редко улыбался, но на сей раз не сдержался.

— Я просто вспомнил другие случаи, когда ты так клялась. Помнишь, как летом перед школой ты учила меня танцевать во дворе за сараем Купа? Тебе приходилось здорово сдерживаться, но, когда я в седьмой раз наступил тебе на ногу, ты сказала: «Клянусь честью, Джейс, почему бы тебе для разнообразия не наступить разок на собственную ногу!»

— Неужели помнишь?

— Ага, — честно признался он. — Но до того момента, как тебя вчера увидел, я подзабыл, как приятно быть с тобой и как легко с тобой разговаривать.

— Я чувствую то же самое.

Джейсу вдруг захотелось откинуть голову и громко рассмеяться. У него так давно не было повода даже улыбнуться, что он побоялся, что его лицо лопнет пополам, если он широко, от уха до уха, улыбнется.

— Ладно, пошли на кухню есть мороженое.

— Кому нужно вино, если есть мороженое? О, Джейс, ты знаешь, чем завоевать сердце женщины.

Голос у нее был глубокий, с хрипотцой. О женщине с таким голосом мечтают все мужчины. Но Гэррет не была мечтой, она была реальностью. Это его смутило, как и тепло, неожиданно разлившееся по всему телу. Если бы он ее не знал, то мог бы поклясться, что она с ним флиртует. Гэррет Флетчер? Да это исключено.

Будто во сне, он провел ее на кухню, снял с нее пальто и повесил на стул, чувствуя себя так, словно плывет на облаке. Гэррет, к счастью, казалось, ничего не замечала. Она была занята тем, что осматривала кухню: новую стойку, современный холодильник, сверкающий белый пол.

— Ты это все сам сделал? — (Джейс кивнул.) — И как давно ты все это закончил?

Ее вопрос вернул его на землю. Скрестив руки, он облокотился на стойку. Не об этом он собирался с ней говорить, но начать именно с этого было неплохой идеей.

— Стенку в кухне я сломал, когда Лорел Энн оставила меня, забрав Кортни к своим родителям в Кас-Лейк-Шорз. Надеялся, что, если я переделаю дом, она захочет вернуться. Я покрасил крыльцо, заменил обшивку, закончил кухню и ванную на первом этаже. Собирался переделать весь дом, но с тех пор, как мы развелись, больше ни к чему не притронулся.

Он не упомянул о том, что Лорел Энн погибла два месяца спустя. Гэррет и сама могла все вычислить.

— Вот почему здесь не пахнет свежим деревом.

Вот так. Никаких затертых слов соболезнования. Ни обвинений, ни упреков. Только констатация факта.

Постепенно ему стала передаваться ее спокойная уверенность. Гэррет была здесь, и все будет хорошо.

— Как насчет мороженого?

— Ты же знаешь, я никогда не могла отказаться от мороженого, тем более от ванильного пломбира с орешками, — простонала она с полуулыбкой.

Джейс достал коробку из холодильника и поставил ее на стойку. Он разложил мороженое по чашкам, которые, по ее утверждению, были слишком большими. Но поскольку он был Джейсом, а она — Гэррет, он добавил еще по большой ложке каждому. Она искоса взглянула на него, но не попросила уменьшить порцию.

Уже много дней, месяцев, а может быть, и лет Джейс не чувствовал себя так легко. Скрестив ноги, он облокотился на стойку.

— Не возражаешь, если я сяду? — спросила она.

— Будь как дома.

Вместо того чтобы взгромоздиться на высокий табурет по другую сторону стойки, она приподнялась на цыпочки и взялась обеими руками за край стойки. Подпрыгнув, она уселась на стойку точно так, как делала это, когда они были детьми, словно это было самым обычным делом. Помешивая мороженое, Джейс подумал, что само присутствие Гэррет было самым обычным делом. Всегда было. Неужели он забыл, как ему с ней хорошо и весело?

— Самое вкусное мороженое на свете, — сказала она, отправляя в рот очередную ложку. Она опустила ресницы, и на лице ее появилось такое чувственное выражение, что Джейс уставился на нее в недоумении. Следующую ложку она съела с таким видом, будто никогда не была в большем экстазе. — Как считаешь?

Джейс сглотнул, сомневаясь, что расслышал вопрос. И неудивительно. Кровь стучала у него в ушах. Его любимые джинсы и рубашка вдруг показались ему страшно тесными, и он мог бы поклясться, что температура на кухне поднялась до ста градусов, несмотря на мороз за окном и мороженое.

За эти годы он видел Гэррет сотни раз, но никогда не замечал, какие округлые у нее бедра, не задумывался над тем, как приятно было бы гладить эти непослушные черные кудри. И уж совершенно очевидно, ему не приходилось бороться с желанием быть к ней ближе. А теперь приходится, а все из-за того, что ему втемяшилось в голову вчера и из-за чего он вошел в стремительный штопор.

Это было безумием. Джейс это знал. А может, и нет?

— Все в порядке? Или у меня мороженое на подбородке? — Ее мягкая улыбка привела его в смущение.

На ее вопрос было легко ответить, но что-то в ее Голосе, мягком, чуть дрожащем, мешало ему справиться со своими мыслями. Он покачал головой и подумал, что неплохо было бы сменить тему. Наблюдая за тем, как она ест мороженое, он наконец спросил:

— Как тебе удается оставаться такой стройной?

— Но и худенькой меня не назовешь, — ответила она так застенчиво, что ему стало трудно дышать.

Перемена темы не помогла. К счастью, Гэррет все еще наслаждалась мороженым и, казалось, не замечала его взгляда, скользившего по ее фигуре. Она и правда не та худенькая девочка, какой была. Она стала стройной и невероятно женственной.

Джейс слушал ее рассказ о недавних происшествиях в клане Флетчеров, издавая нечленораздельные звуки в местах, где требовался ответ. Внимание его было приковано к Гэррет. Ее волосы были расчесаны на косой пробор и ниспадали волнистыми прядями на плечи, обрамляя яркое лицо, голубые глаза блестели. Это была та самая Гэррет, которую он знал почти полжизни, и вместе с тем — другая.

А Гэррет неожиданно заметила, что Джейс стал каким-то молчаливым. Оторвавшись от мороженого, она взглянула ему прямо в глаза. Сердце ее вдруг учащенно забилось. Она перестала есть мороженое и поставила чашку на стойку.

Черный вязаный костюм плотно обтянул ее, когда она слезала со стойки. Как зачарованная Гэррет следила за взглядом Джейса, скользившим по ее плечам, вниз к груди, талии, к изгибу бедер. Потом так же медленно и так же внимательно он оглядел ее снизу вверх.

Гэррет была уверена, что Джейс слышит, как стучит ее сердце. Когда он протянул руку и дотронулся до ее волос, она подумала, что оно вот-вот остановится. Он сглотнул, а она облизнула губы, когда он замедленным движением захватил рукой прядь ее волос.

Они качнулись навстречу друг другу. Тепло, естественное мужское тепло исходило от его руки, от всего его тела. Дыхание его стало медленным. Она ожидала, что он ее поцелует. Но он посмотрел куда-то справа от нее. Следуя за его взглядом, она увидела, что он смотрит на рисунки, прикрепленные к холодильнику. Под рисунками к дверце были прилеплены фотографии маленькой девочки со светло-каштановыми волосами и блестящими серыми глазами.

Зачарованная теплом его прикосновения, Гэррет прошептала:

— А где сегодня Кортни?

— Крепко спит в своей комнате. Она вскакивает чуть свет. В ней жутко сколько энергии, но в восемь вечера она отключается.

Гэррет улыбнулась про себя. Похоже, Кортни Макколл сущее наказание. Совсем как ее отец.

— Наверно, когда она засыпает, в доме становится тихо.

Она не поняла, почему вдруг затуманился его взгляд, губы сжались, а в словах послышались нотки отчаяния:

— Мне даже страшно подумать, как тихо станет в доме, когда она уедет насовсем.

— Как это — насовсем?

— Я не знаю, как долго она еще пробудет у меня.

— Ей всего семь лет, Джейс. Она еще не скоро уедет учиться в колледж.

— Айвен и Беверли подали в суд на оформление опекунства.

В глазах Джейса была боль, а в голосе — обреченность. До нее наконец дошло. Неудивительно, что он выглядит таким измученным.

— О, Джейс! Но это еще не значит, что они выиграют дело. — Ее волнение и сочувствие были неподдельными.

Он отпустил ее волосы, одну прядь за другой, и положил ей руку на плечо.

— Я знал, что ты это скажешь, почему-то был уверен, что ты будешь на моей стороне. Об этом я и хотел поговорить с тобой сегодня.

— Об этом? — Она надеялась и молилась, чтобы он увидел в ней женщину, и сегодня Бог, кажется, услышал ее молитвы.

Ровным голосом, глядя прямо перед собой, Джейс стал рассказывать:

— Кортни росла очень живым ребенком, но последний год был для нее тяжелым. Ей было нелегко в доме Айвена и Беверли, когда Лорел Энн отвезла ее туда. А узнав, что мы разводимся, проплакала несколько дней. И, естественно, на нее очень сильно подействовала смерть матери, но я ни минуты не сомневался, что самое лучшее в мире место для нее — это мой дом. Она со всем справляется. Ей нравится ее учительница, у нее есть лучшая подруга. Мне бы задуматься, почему Айвен и Беверли были со мной так любезны, когда я разрешил Кортни пожить у них три последних месяца. А теперь они хотят отнять ее у меня навсегда…

По лицу Джейса то и дело пробегали тени: беспокойство, печаль, злость. Но в голосе были слышны и столь присущие ему сила и решительность.

Глядя на Гэррет, он произнес:

— Я не хотел всего этого рассказывать. Ведь ты всего два дня как приехала и…

— Ты же знаешь, Джейс, со мной можешь говорить обо всем, — понимающе заверила она, слегка коснувшись его руки.

Это нежное прикосновение, по-видимому, тронуло его.

— Если бы я был уверен, что в душе они руководствуются интересами Кортни, что у них вообще есть душа, я бы еще подумал. Но она моя дочь и принадлежит мне. Куп считает, что судья может встать на мою сторону, если я буду женат или хотя бы обручен с какой-нибудь порядочной женщиной.

Гэррет открыла было рот, но потом закрыла, потому что не знала, что сказать. Мысли ее стали скакать как сумасшедшие. Она надеялась, что он воспримет ее как женщину, молила о том, чтобы он считал ее не просто другом. Неужели он просит ее выйти за него замуж? Она этого не ожидала, даже мечтать об этом не смела.

— Что скажешь? Сможешь мне помочь?

В комнате повисла тишина. Казалось, утих даже зимний ветер. Гэррет не знала, что ответить. Неожиданно наступило отрезвление и разочарование. Он ни словом не обмолвился о любви.

— Помочь?

Казалось, он не заметил ее смятения.

— Это будет как в прежние времена, когда я учил тебя водить старый драндулет Купа, а ты помогала мне по алгебре. Я отплачу тебе, ты только скажи чем.

Выпрямившись, она отступила на шаг. Пытаясь говорить спокойно, ответила:

— Давай проясним ситуацию. Ты хочешь, чтобы я разыграла роль твоей невесты или жены, а ты взамен окажешь мне какую-нибудь услугу?

— Любую, — прошептал Джейс. Он повторил это слово, но по его лицу скользнула тень сомнения, словно он уловил что-то необычное в ее словах и интонации.

К счастью, она унаследовала от своих родителей не только голубые глаза и стройные ноги. Собрав все свое достоинство и гордо вскинув подбородок, она объявила:

— Я не согласилась бы на фиктивный брак, даже если бы ты был единственным мужчиной на земле, и не могу поверить, что ты предлагаешь мне это после стольких лет дружбы.

Голос ее начал дрожать, когда она добралась до середины своей тирады, а к концу и вовсе ей изменил. Она схватила пальто и поспешила к выходу.

Ей стоило большого труда вставить ключ и завести машину. Пытаясь смахнуть слезы боли и унижения, она подняла глаза и увидела, что Джейс держит дверцу.

Впервые в своей жизни она не нашлась, что ему сказать. Впервые она чувствовала себя неловко в его присутствии. Они смотрели друг на друга в темноте ночи, и молчание было таким же напряженным, как и выражение их лиц. У Джейса ходили желваки, подчеркивая складки у рта, растянутого в подобии усмешки.

— Приезжай завтра в гараж, я посмотрю, что это за стук у тебя в моторе.

Гэррет зажмурилась, чувствуя, что внутри у нее все обмякло. Она отказалась от его безумного предложения, а он на нее не злится! Открыв глаза, она кивнула и неуверенно улыбнулась.

Джейс захлопнул дверцу. Она увидела, что мрачное выражение на его лице сменилось улыбкой.

Этот небольшой изгиб его рта чуть не обернулся для нее гибелью, но она сделала над собой героическое усилие, чтобы сдержать душившие ее слезы. Только после того, как, включив задний ход, Гэррет выехала на дорогу, она дала волю слезам.

Джейс застыл на месте. Затем, словно почувствовав холодный ветер, трепавший волосы и одежду, он повернулся и не спеша направился в дом.

Сидя за рулем, Гэррет смотрела прямо перед собой. И хотя взгляд ее был устремлен на дорогу, внутренним взором она видела улыбку Джейса, а в памяти все еще звучал его голос.

Он попросил ее об одолжении, а она отказала. И сделала это в не очень лестных выражениях. А он, вместо того чтобы рассердиться, предложил починить машину. Как, черт возьми, может женщина сердиться на такого мужчину? И как может разлюбить?

Гэррет подъехала к дому родителей и припарковала машину возле гаража, но, увидев мини-грузовичок одной из своих невесток, хотела было снова уехать. Не потому, что она имела что-либо против своих невесток. Обе они, Лиза и Сьюзен, были замечательными. Просто ей не хотелось вдаваться в подробности и объяснять, почему у нее размазана тушь.

Она и так почти час колесила по городу, обзывая себя всяческими ругательными словами, подбирая такие, в которых было бы больше четырех букв. Ты размазня, Гэррет Флетчер. Дуреха и размазня.

Чем больше она вспоминала сегодняшний вечер, тем глупее себя чувствовала. С того самого момента, когда она вошла в дом Джейса, ей следовало понять, что Джейс все еще любит Лорел Энн. Он сам сказал, что ни к чему не притронулся с тех пор, как они развелись. Джейс все еще любит свою жену, несмотря на развод, несмотря даже на то, что она умерла. Все говорило об этом, а она не обратила внимания.

Ясно, что она дура. Тупая, влюбленная, мечтательная дура.

Входная дверь распахнулась, и Гэррет услышала голоса невесток, которые вели своих закутанных отпрысков к грузовичку Сьюзен. Гэррет сделала глубокий вдох и вышла из машины.

— Клянусь, твои братья на все готовы, лишь бы не сидеть с детьми, — крикнула Лиза, но в голосе ее было больше любви и теплоты, чем раздражения.

Гэррет кивнула в знак согласия, но поняла, что возразить ей нечего. Пятилетняя Эми, отделившись от остальных, подбежала к ней и закричала:

— Тетя Гэррет, знаешь, у меня выпал первый зуб!

Взяв девчушку за подбородок, Гэррет внимательно посмотрела на щербатый ротик племянницы.

— Как же ты выросла!

Эми важно кивнула и побежала к остальным. Глядя ей вслед, Гэррет решила, что потеря Эми одного зуба не может быть причиной нового потока слез, застилавших ей глаза. Выезжая со двора, Сьюзен посигналила, и Гэррет помахала рукой. Постояв еще немного на холодном ветру, она медленно пошла к дому.

Гэррет на цыпочках вошла в гостиную, чтобы не мешать родителям, которые смотрели по телевизору свою любимую комедию.

— Как Джейс? — спросила Мэри Флетчер.

Стараясь оставаться в тени, Гэррет ответила:

— Нормально, мама.

— А он сказал, как чувствует себя Куп? — поинтересовался отец.

— А как он должен себя чувствовать?

— Несколько месяцев назад он упал с лесов, — пояснил Арт Флетчер, не отрываясь от телевизора. — Здорово поломался. Какое-то время даже думали, что он не выживет. Бедняге Джейсу пришлось работать и вечерами, и все субботы и воскресенья, чтобы помочь брату удержать на плаву их строительный бизнес…

Арт умолк и снова уставился в телевизор, но от глаз матери Гэррет не удалось укрыться.

— У тебя от ветра глаза мокрые, детка?

— Эми мне только что сообщила, что у нее выпал первый зуб. Я не знала об этом.

— Я всегда забываю передать тебе, кто о чем мне говорит, — понимающе кивнула мать.

Гэррет не винила своих родственников. У них была своя жизнь, и они не могли держать ее в курсе всех событий в Стоуни-Крике. Они рассказывали ей только о самых важных. Например, Глория тут же позвонила ей, как только узнала, что беременна, а Грант — когда получил последнее повышение по службе. Однако до сего дня она не знала, что Патрик в первый раз влюбился, что Эрик сделал первые шаги, а у Эми выпал первый зуб.

— Я тоже многое упустила.

— И что ты будешь делать?

— Еще не знаю, мама. Но я все время об этом думаю.

Гэррет не сомневалась, что мать ее понимает. Мэри Флетчер никогда не задумывалась над условностями. Если ей хотелось надеть белые туфли в День памяти погибших в войнах, она их надевала. Родители Гэррет с самого начала договорились, что имена всех их детей будут начинаться с буквы «Г». Первых четверых назвать было легко, но после того, как уже были названы Гвен, Глория, Грег и Грант, оставалось только одно имя, которое нравилось Мэри. С годами Гэррет полюбила свое необычное имя. Но еще больше она была благодарна родителям за то, что они воспитали в ней индивидуальность, внутреннюю стойкость и чувство уверенности в себе.

— Я предлагаю тебе распаковать чемоданы и пожить немного дома.

Понимание и тепло в глазах матери притягивали Гэррет так же, как освещенное окно влечет к себе усталого путника. Гэррет улыбнулась. Флетчеры славились неожиданным проявлением своих чувств.

— Может, я так и сделаю, мама.

Поднявшись в свою спальню, Гэррет огляделась. Все чемоданы лежали открытыми, но ни один не был распакован. Она не удивилась, что мать уже все поняла.

Кровать Гэррет все еще была застелена старым сиреневым покрывалом с оборкой. За исключением выцветших обоев, комната была такой же, какой она оставила ее девять с половиной лет тому назад.

Воспоминания нахлынули на Гэррет. В этой комнате прошли ее девичьи годы, здесь она мечтала, строила планы, а когда Джейс признался ей, что влюблен в Лорел Энн, проливала горькие слезы.

Гэррет могла бы переехать в комнату Гвен и Глории, когда те уехали в колледж, а потом вышли замуж: она была больше и из окна открывался красивый вид. Но Гэррет предпочла мансарду: здесь было уютно и она принадлежала ей одной.

Обхватив по привычке себя руками, Гэррет обошла комнату. Что-то сегодня было не так, и дело не только в выцветших обоях. Эта комната была ее пристанищем, якорем, а дом — гаванью в любую бурю. Почему же тогда у нее такое чувство, будто якорь уже не держит и ее куда-то сносит?

Есть люди, которые отлично себя чувствуют в любом месте. Она не из них. У нее были друзья в колледже, а сразу по окончании она нашла хорошую работу в солидной юридической фирме, где были возможности для продвижения — лет эдак через сто. Но все же у нее была хорошая квартира, несколько близких друзей и много знакомых. Однако ничто не связывало ее с Флоридой по-настоящему, не было ощущения, что это навсегда. Конечно, в Майами никогда не было морозов, а весна на юге и вовсе была восхитительной. Но в мичиганских холодах было свое неповторимое очарование. Один только сверкающий на солнце снег чего стоит!

И Джейс Макколл.

Всего час назад она была уверена в том, что никогда не завоюет любовь Джейса. Ведь он не стал дальше переделывать дом, потому что все еще любил Лорел Энн. Может быть, она ошибалась? Может, у него просто не было времени? Ему надо было воспитывать дочь, работать в мастерской и помогать брату.

Наверно, ее мать права: ей следует распаковать чемоданы и остаться.

Гэррет улыбнулась своему отражению в зеркале. Упрямство, которым — к счастью ли, на беду ли — она была наделена от рождения, взяло верх. Твердым шагом она подошла к чемодану и начала методично доставать из него и развешивать в шкафу свои вещи.

Она дома, и, черт побери, заново познакомится со своей семьей. Она также докажет одному упрямому человеку, что может быть ему больше чем другом, гораздо больше.

Ей, конечно, будет нелегко. А когда это было легко, если дело касалось Джейса Макколла?