Деревья уже совсем обнажились, стояли голые, темно-серые – как асфальт, как тротуары, как небо и каменные стены. «Эта улочка называется Зеленой, – подумал Ромуальд. – Почему не Серой? Есть такая песенка про оранжевое солнце, оранжевые деревья, оранжевый дом, мать, детей… А почему не поют о серых улицах? Откуда только такие глупые мысли!» – оборвал он себя, подошел к подъезду и остановился.

Странное ощущение было у него с самого утра. Он словно ждал чего-то, надеялся: что-то случится. После смерти матери дома возникла пустота, которую ничто не могло заполнить, даже увлечения молодости. С Даной он больше не встречался. Он словно увидел ее в новом свете, и она показалась ему бесчувственной, чересчур эксцентричной и легкомысленной. Ромуальд не понимал только, почему не видел всего этого раньше.

Лубенс звонил несколько раз, приглашая Ромуальда в гости. Ромуальд отговаривался отсутствием времени, хотя вечерами времени было как раз навалом. Он беспокойно расхаживал по комнате, брал что-нибудь с полки, разглядывал, ставил на место – и так весь вечер. Когда уставал – садился на диван и долго сидел, закрыв глаза. В голове была какая-то мешанина. Хотелось уехать куда-то далеко – то ли на север, строить линию электропередачи, то ли в таежную экспедицию. Он не мог читать, начинал книгу и откладывал недочитанную, брал другую – бросал и ее, в нем жило непонятное беспокойство, мешавшее ему прийти в себя.

Он спохватился, что все еще стоит у чужого дома и не знает, что делать. Однажды он уже приходил сюда, постоял так – и вернулся домой. Потом злился на себя за нерешительность. Нет, на этот раз он все же войдет.

Что ж такого: человек приглашает в гости, приглашает настойчиво. Но что он станет делать в гостях, зачем нужен он чужим людям? Лубенс раз-другой навещал Ромуальда, но никаких интересных разговоров при этом почему-то не получалось. Ромуальду не хотелось ни говорить, ни поддерживать разговор. Лубенс понял, что попытки утешить юношу были напрасными, и больше не приходил.

Ромуальд медленно отворил тяжелую парадную дверь. В подъезде было просторно, лестница – широкая и удобная. Дом строили, видно, на совесть, не жалея ни материала, ни места, строили надолго, и он дышал аристократическим покоем.

Ромуальд стал подниматься по лестнице. Вдруг странное беспокойство вновь охватило его, и он пустился бегом. «Наверное, раньше здесь проходили дамы в кринолинах, они не спешили», – пришло ему в голову. На половине лестницы он вспомнил, что мог воспользоваться лифтом.

На пятом этаже он остановился. Собрался с духом и позвонил.

В прихожей послышались мягкие шаги, дверь отворилась.

– О, Ромуальд! – улыбка Лубенса выражала радость и доброжелательство. – Собрались, наконец! Входите же!

Прихожая была невелика, но отделана по-современному. Отворилась застекленная дверь справа, из нее вышла моложавая темноволосая женщина с большими, выразительными глазами. Она была в черной шелковой пижаме, расшитой красными драконами. Женщина, не скрывая интереса, оглядела Ромуальда.

– Здравствуйте, – смущенно поздоровался он. – Простите за слишком раннее посещение!

Женщина снова пытливо глянула ему в лицо, оставаясь на том же месте, у двери.

– Здравствуйте, – ответила она необычно низким голосом. – Очень приятно, что вы пришли.

Лубенс почему-то не стал знакомить их. Он обнял Ромуальда за плечи и подтолкнул к другой двери, слева. Женщина осталась в коридоре. Ромуальд почувствовал себя неловко. Возникло ощущение, что здесь не все в порядке. Об этом свидетельствовал и кабинет Лубенса: на столе валялись бумаги и книги, на краю – недопитая чашка кофе, на диване – неубранная постель. Лубенс, в светлой пижаме, быстро скомкал белье и засунул в книжный шкаф.

«Наверное, обычно на этом диване не спят. Если они поссорились, зачем же было звать меня в гости?»

Лубенс словно угадал его мысли.

– Не обращайте внимания, Ромуальд. Семейная жизнь – сложный ребус, бывает всякое. Но вы мой гость, давно жданный, и пусть остальное вас не волнует. Завтракали?

– Конечно.

– Тогда можем спокойно поговорить. Садитесь, – он указал на кресло, сам сел на диван.

– Где вы пропадали? Я в столовой все глаза проглядел, ожидая вас, – продолжал он. – Что, действительно, некогда? Работали?

Ромуальд дернул плечом.

– Пришлось много заниматься, – соврал он.

– Ну и как? Стипендию получили?

Ромуальд кивнул.

– Но на нее не проживешь. Не могу ли я помочь? Мы ведь давно знакомы, почти друзья. Будете зарабатывать – отдадите. В жизни и так приходится.

Ромуальд вдруг вспыхнул, ощутил в себе упрямство.

– Я не помощи просить пришел, и не за сочувствием.

– Ну, ну, зачем сразу так круто! – Лубенс встал, положил руку на плечо Ромуальда. – Я ведь хотел, как лучше. Во сколько вы заканчиваете в университете?

– В два часа, – не сразу понял Ромуальд.

– Я поговорю с начальством, устроим вас на работу, во вторую смену. Идет?

– А что за работа? – несмело спросил Ромуальд. – Я ведь почти ничего не умею.

– Никто не родился на свет мастером. Научишься.

Будешь работать у меня. Я тебя не обижу. – Лубенс перешел на «ты» и удовлетворенно рассмеялся. – Когда будет много занятий, сможешь и не приходить – отработаешь в каникулы.

– А другие согласятся? Может быть, лучше перейти на вечернее отделение? – усомнился Ромуальд.

– У нас никто с хронометром не ходит. Главное – чтобы дело было сделано. О вечернем отделении пока не думай. Важно, чтобы не пришлось потерять год. А теперь давай собираться, – Лубенс подошел к окну. – Еще не льет. Сходим в художественный музей. Сегодня открывают выставку Крауса. Слышал такое имя?

Когда они выходили, женщина, уже переодевшаяся в темно-коричневый брючный костюм с напоминавшей французскую матросскую шапочкой на голове, стояла в прихожей перед зеркалом.

– Всего хорошего! – смущенно простился Ромуальд.

– До свидания! – она помахала рукой.

Лубенс, пробормотав что-то, пропустил Ромуальда вперед. На улице оба некоторое время шли молча. Потом Лубенс, как бы невзначай, спросил:

– Да, кстати: нашли шофера, который сбил твою мать?

– Нет еще. Ищут.

– Вот так милиция. Не могут одного пьяницу найти.

– Пьяницу? – Ромуальд остановился. – Почему вы решили, что это был пьяница?

– Я ничего не решил, – улыбнулся Лубенс. – Я просто не знаю. Есть что-нибудь новое вообще?

Ромуальд поколебался.

– Это не пьяница был, пьяницу давно схватили бы, – сказал он. – В том и беда, что на маму напали специально – вызвали в Пиекрастес, там подкараулили и убили. Умышленное убийство, – голос его дрогнул.

– Кто вам сказал? – Лубенс был поражен. – На похоронах ведь все говорили о несчастном случае!

– Какой несчастный случай, если даже сумочка с деньгами и документами пропала. Нигде ее не нашли, дома ее тоже нет.

– Ничего удивительного, – рассудительно проговорил Лубенс. – Сумочка, может быть, и сейчас лежит в кустах. Наверное, плохо искали. Из этого еще ничего не следует. – Он махнул рукой. – Ну пусть уж следователи сами… Как-нибудь уж доберутся до истины и виновника накажут.

– Следователь тоже думает, что это было убийство, – не сдавался Ромуальд.

– Он так сказал?

– Дал понять… – Ромуальд запнулся.

– Разве у твоей мамы были враги, способные на такое? Насколько я понимаю, она была добрым, спокойным человеком.

– Следователь тоже спрашивал о врагах.

– А ты что сказал?

– Я рассказал о Зале.

– Зале? – удивился Лубенс. – Это, кажется, директор твоей матери? Убийца, ничего не скажешь!

– Она однажды пригрозила матери.

– Убить?

– Нет. Она сказала, чтобы мама не совала нос, куда не следует, иначе будут неприятности.

– Это тебе мать рассказала?

– Нет, я случайно слышал весь разговор. Мама сказала, что есть люди, которые за деньги и душу дьяволу продадут.

– Наверное, разговор шел о служебных делах. С убийством у этого, по-моему, нет ничего общего. Конечно, следователю надо говорить все, что знаешь, но выводы пусть они делают сами. У каждого своя работа.

Ромуальд казался разочарованным.

– Следователь сказал, что я смогу им помочь.

– Может быть, конечно, – протянул Лубенс. – А что нужно делать, он сказал?

– Я отдал ему письма, которые остались от мамы. Их писал ей человек по имени Сергей, я его не знаю. Я позволил следователю осмотреть квартиру, мамины вещи. Валдис, то есть следователь Розниекс, говорил, что таким путем можно многое узнать о человеке, понять особенности его характера, мотивы действий и приблизиться к разгадке дела.

– Может быть. Не знаю, правда, насколько этично рыться в ящиках умершего, бросать на него тень. Какой он, этот следователь?

– Молодой, высокий, светловолосый…

– Я не об этом. Какое впечатление он производит – может ли он найти преступника?

– Кажется, он умен. Неразговорчив. Мне кажется, он мне сочувствует.

– На сочувствии далеко не уедешь, надо энергично действовать.

– Ну, у него есть помощник из милиции. Энергичный парень, немного старше меня.

Сквозь свинцовые облака пробилось несколько лучей солнца. Стало моросить. Асфальт увлажнился, сделался скользким. Лубенс раскрыл складной зонтик, взял Ромуальда под руку.

– Хорошо, что уже близко. Прибавим шагу!

Они пересекли улицу, взбежали по лестнице и вошли в просторное фойе музея.