В обратном адресе на конверте не было указано имени, только идентификационный номер и название тюрьмы штата Мичиган. На аккуратно сложенном желтом листе бумаги от руки написана 35-летняя история преступления, сожалений, раскаяния и наказания.

Мне писал Джозеф Махони с просьбой оказать ему содействие в сложной задаче по освобождению из тюрьмы, в которой он находился с 15 лет. На тот момент ему исполнилось почти пятьдесят. Без шансов на условно-досрочное освобождение остаток жизни он должен был провести в исправительно-трудовой колонии Gus Harrison Correctional Facility.

Последние восемь лет я получаю по нескольку таких писем в месяц. История Джозефа мало чем отличается от всех остальных. Он был одним из четверых подростков, совершивших ограбление местного магазинчика. Самый младший член группы, Джозеф не имел права голоса при планировании преступления, хотя «планирование» – слишком громкое слово для описания их действий тем февральским вечером 1977 года.

Компания подростков сидела дома у одного из них; пили пиво. Один из подростков, Хаким, которому было 17 лет, рассказал о небольшом магазинчике по соседству. Его владельцем был пожилой мужчина по имени Джером Уильямс. Хаким много раз проходил мимо этого магазина по пути домой от своей подружки. Он хорошо знал, как работает магазин, и был уверен, что его пожилой владелец может стать легкой добычей.

Хаким озвучил свой план. Примерно через час в магазине уже не останется никого, кроме хозяина за кассой. Все случится так быстро, что никто даже не успеет запомнить лиц, ведь на улице дождливо и холодно, и поэтому на них будут капюшоны. Они подождут снаружи, пока уйдут все покупатели, а потом все вместе зайдут в магазин и потребуют, чтобы хозяин открыл кассу. У него не будет другого выхода, кроме как подчиниться, ведь силы неравны. Забрав наличные, они через заднюю дверь выбегут на аллею. Наряд полиции приедет минут через десять: местные магазинчики в Детройте постоянно грабят. А к этому моменту они будут уже далеко, только их и видели. Наличные они поделят поровну. Улов будет небольшим, может, по сотне долларов на нос, но эта возможность слишком легкая, чтобы ее упустить. Хаким уверил остальных, что его старший брат Исайя совершал такие ограбления в других районах города, и его ни разу не поймали. Кроме того, всегда обходилось без жертв.

Планировалось, что в магазин зайдут только Хаким и два других подростка. Джозеф, как самый младший, будет «стоять на стреме». Если в магазин захочет зайти покупатель, пока компания находится внутри, Джозеф должен заговорить с ним и задержать на какое-то время. «И как я это сделаю?» – поинтересовался Джозеф, одновременно уязвленный и обрадованный, что ему досталась такая роль.

Хаким, который был на голову выше Джозефа, положил ему руку на плечо. Он слегка сжал плечо Джозефа – не больно, но достаточно, чтобы напомнить, что он старше и сильнее. «Парень, просто скажи, что мама отправила тебя в магазин купить хлеба и молока, а ты так торопился, что не взял деньги, которые она тебе оставила. Объясни ситуацию. Ты не можешь вернуться домой с пустыми руками. Твои брат и сестра голодные. Может быть, этот человек проявит к тебе сострадание. Стой между ним и входной дверью. Тебе нужно задержать его всего на пару минут». Хаким знал, что Джозеф сделает все так, как он ему сказал, не только потому, что Джозеф был младше, но и потому что по природе своей он был «ведомым».

Однако все пошло не по плану. Вопреки ожиданиям Хакима, хозяин магазина отказался открывать кассу. Не зная, что делать, Хаким запаниковал. Он не сказал никому из товарищей, что у него с собой пистолет 32-го калибра. Хаким достал пистолет, хозяин магазина попытался его отобрать. Прозвучал выстрел. Пистолет упал на пол и отлетел в сторону. Подростки не стали выяснять, пострадал ли кто-то – они просто повернулись и рванули изо всех сил через переднюю дверь магазина.

Джозеф слышал звук выстрела, но был слишком напуган, чтобы даже пошевелиться. Когда он увидел, что друзья со всех ног убегают из магазина, он бросился вслед за ними. Они не знали, что жена хозяина магазина была в это время в подсобном помещении и видела происходящее через щель в стене. С показаниями Элеоноры Уильямс и свидетельствами нескольких очевидцев, которые видели убегающих подростков, полиции не составило труда найти и арестовать их всех. На пистолете обнаружили отпечатки пальцев Хакима.

Через несколько дней Джером Уильямс скончался в больнице.

В штате Мичиган убийство в процессе совершения преступления классифицируется как тяжкое убийство. Согласно законодательству штата, в совершении такого убийства признаются в равной степени виновными все участники преступления в возрасте 14 лет и старше независимо от того, кто фактически совершил действия, повлекшие смерть человека. Джозеф, который находился в момент убийства на улице и даже не знал, что Хаким вооружен, был осужден и приговорен к пожизненному заключению без права на условно-досрочное освобождение.

Закон о тяжком убийстве не устраивал никого. Государственный обвинитель знал, что Джозеф никого не убивал. Он знал, что Джозефу было всего пятнадцать. Он знал, что у Джозефа это первое правонарушение. Он не считал справедливым, чтобы Джозеф провел остаток своих дней в тюрьме. Но у него были связаны руки законодательством штата. В тот момент, когда стало ясно, что Джозеф принимал участие в неудавшемся ограблении, которое закончилось стрельбой, каким бы незначительным ни было это участие, его судьба была предрешена: пожизненный приговор.

Я получил письмо Джозефа всего через несколько месяцев после того, как Верховный суд США в деле 2012 года «Миллер против Алабамы» с перевесом всего в один голос признал, что автоматический пожизненный приговор для несовершеннолетних преступников противоречит Конституции. Джозеф хотел добиться пересмотра приговора на основании того, что решение по «делу Миллера» имело обратную силу. Его адвокаты подтвердили, что любой заключенный, не достигший совершеннолетия на момент совершения преступления, в отношении которого был вынесен пожизненный приговор, имеет право на повторное слушание его дела, в ходе которого приговор, признанный теперь неконституционным, может быть заменен более мягким. Джозеф спрашивал, могу ли я помочь его адвокатам доказать, что 35 лет, проведенные им за решеткой, были более чем достаточным наказанием за преступление, совершенное им в 15 лет – в том возрасте, когда его мозг и его суждения были все еще незрелыми. Джозеф прочитал о нашем исследовании в тюремной библиотеке и был уверен, что наука на его стороне. В письме он рассказал, как сильно изменился со времени вынесения приговора. Несомненно, комиссия по условно-досрочному освобождению должна принять это во внимание. Несомненно, они придут к заключению, что он больше не представляет опасности для общества (если он вообще когда-нибудь представлял такую угрозу). Они увидят, что за все это время у него не было ни одного дисциплинарного взыскания.

Моя личная точка зрения состояла в том, что Джозеф мог принести пользу обществу. Во время отбывания своего тюремного срока он был идеальным заключенным. Он не только сдал GED, но и получил диплом младшего специалиста по уголовному праву, закончив двухгодичную программу, которую проводил для заключенных местный муниципальный колледж. Когда ему исполнилось двадцать, Джозеф решил, что он должен посвятить все свое время самосовершенствованию. Он старался не думать о том, сможет ли когда-нибудь применить полученные навыки вне тюремных стен. Его достижения действительно впечатляют. За 35 лет за решеткой он получил следующие сертификаты: автослесаря, сантехника, специалиста по управлению ландшафтом, столяра, электротехника, специалиста по ремонту холодильников и оператора ПК. Он принял участие в нескольких семинарах по стихосложению, которые проводили студенты местного университета. Джозеф пользовался таким уважением как со стороны тюремной администрации, так и других заключенных, что его два раза выбирали в качестве официального представителя со стороны заключенных в администрации тюрьмы Harrison. Когда ему исполнилось тридцать, Джозеф организовал внутреннюю программу для заключенных, которые могли рассчитывать на условно-досрочное освобождение. Он хотел помочь им адаптироваться к жизни в обществе и повысить шансы на УДО. Джозеф мог никогда не выйти на свободу, но он надеялся хотя бы косвенно иметь к ней отношение.

За многие годы я получил около сотни писем, похожих на письмо Джозефа. Обычно их писали мужчины в возрасте 30–40 лет, совершившие серьезные преступления в подростковом возрасте. Практически никогда они не пытались представить себя жертвой обстоятельств и не снимали с себя ответственности за совершенное. Хотя в большинстве случаев их жизнь в детские и подростковые годы была просто ужасной: они не только жили в нищете, но и их родители, другие братья и сестры могли употреблять алкоголь и наркотики, проявлять агрессию и жестокость и сами периодически попадали за решетку. Эти люди с раскаянием писали о глупых и безрассудных поступках, которые они совершали, будучи подростками, и о том, что они признают тот вред, который нанесли другим. Практически все они были примерными заключенными и старались воспользоваться возможностью учиться и работать. Многие из них обратились к религии. Многие, как Джозеф, участвовали в программах, направленных на помощь молодым заключенным и на снижение рецидивизма.

Все эти письма в основном очень глубокомысленные и содержательные с точки зрения как научных, так и юридических прецедентов. Авторы этих писем искали моей помощи, чтобы получить второй шанс. Они благодарили меня и моих коллег за проведение исследований, которые показывали то, чему научил их личный опыт: что люди меняются и что неправильно до конца дней судить о них на основании того, что они сделали подростками. Они просили у меня копии статей на тему развития головного мозга в подростковом периоде, чтобы прочитать их и передать своим общественным защитникам. Я отвечаю на все подобные письма и высылаю информацию и материалы, которые могут оказаться полезными.

Насколько я знаю, ни один из этих людей пока еще не вышел на свободу.

 

Как известно каждому родителю

Джозеф Махони – один из более чем двух с половиной тысяч заключенных, отбывающих пожизненный срок в американских тюрьмах за преступление, совершенное в возрасте до 18 лет. Решение Верховного суда по «делу Миллера» не ввело запрет на пожизненное заключение для подростков, совершивших убийство, но суд постановил, что применение этой меры наказания больше не может быть автоматическим: решение должно приниматься индивидуально в каждом конкретном случае.

Согласно новой поправке, в отношении некоторых несовершеннолетних, совершивших убийство, может быть вынесен приговор о пожизненном заключении без права условно-досрочного освобождения, но это касается не всех. Большинство несовершеннолетних, конечно, могут получить длительные тюремные сроки, но у них есть шанс на условно-досрочное освобождение после определенного периода. При вынесении приговора судья и присяжные должны принимать во внимание такие факторы, как наличие предыдущих правонарушений и психологическую зрелость подростка, а также обстоятельства совершения преступления. После «дела Миллера» 15-летние подростки, как Джозеф, которые, очевидно, подвергались давлению со стороны сверстников, могут рассчитывать на более мягкое наказание в виде более короткого срока заключения или возможности УДО. Конечно, им не просто погрозят пальчиком за содеянное, но и не запрут в тюрьме до конца жизни.

«Дело Миллера» было третьим на рассмотрении Верховного суда США, которое опиралось на новые научные достижения в области изучения развития головного мозга в подростковом периоде. До этого было дело 2010 года «Грэм против Флориды», в результате которого Верховный суд США запретил вынесение пожизненного приговора несовершеннолетним, обвиненным в других преступлениях, кроме убийства. А до этого дела был процесс в 2005 году «Ропер против Симмонс», после которого введен мораторий на смертную казнь в отношении несовершеннолетних. Считается, что это три самых важных дела, касающихся несовершеннолетних, в истории Верховного суда США.

В этих трех случаях я выступал в составе группы экспертов, которая помогала собрать научную доказательную базу и включить ее в материалы дела для рассмотрения Верховным судом. Мы утверждали, что подростки изначально отличаются меньшей степенью зрелости, чем взрослые люди, и потому они в меньшей степени ответственны за совершенные преступления, в результате чего в меньшей степени заслуживают такого приговора, как пожизненное заключение без права УДО. Мы пытались доказать, что из-за незрелости мозга в подростковом периоде подростки более импульсивны, чем взрослые, и легче поддаются влиянию сверстников, а значит, в меньшей степени несут ответственность за свое поведение.

Согласно уголовному законодательству США, уровень ответственности лиц, обвиненных в одном и том же преступлении, может быть разным. В качестве смягчающих факторов выступают обстоятельства совершения преступления и поведение подозреваемого. Если у обвиняемого нет судимостей, подобное поведение ему несвойственно и он совершил убийство в состоянии аффекта или под давлением обстоятельств, он понесет заслуженное наказание, но оно может быть менее суровым, чем приговор убийце с множеством судимостей, который тщательно спланировал убийство и совершил его в одиночку.

Наша система аргументации строилась на том факте, что подростковая незрелость представляет собой состояние, не поддающееся осознанному контролю: это неполное созревание структур головного мозга. В мире полно безответственных взрослых, но, если они совершают преступление, тот факт, что они безответственные, не имеет значения. Согласно закону, некоторые обстоятельства действительно могут снизить степень ответственности, но если действия обвиняемого не являются прямым следствием задержки умственного развития или психического заболевания, то незрелость суждений не может быть смягчающим обстоятельством. Предполагается, что к моменту достижения определенного возраста взрослый человек должен научиться вести себя как член общества. Поведение людей, неспособных «играть по правилам», вызывает неприятие.

Однако незрелость подростков имеет иную природу, чем типичное психологически незрелое поведение взрослого человека. Импульсивный подросток практически наверняка станет взрослым человеком, способным проявлять самоконтроль. Взрослый человек, который ведет себя как буйный подросток и в 30 лет, вероятно, уже не исправится. Этот человек не заслуживает доверия.

Закон признает, что подростки отличаются от взрослых. Многие вещи подросткам запрещены. Запрещено продавать алкоголь лицам, не достигшим 21 года, потому что люди в этом возрасте недостаточно зрелые и ответственные. По этой же причине установлен минимальный возраст, в котором молодым людям разрешено управление автомобилем, когда их можно исключить из школы или когда им можно вступать в брак без согласия родителей. Почему-то эта логика перестает действовать, когда подросток совершает преступление. Но ведь совершение преступления, каким бы тяжким оно ни было, не превращает мозг подростка в мозг взрослого человека.

К подросткам, нарушившим закон, следует относиться иначе, чем ко взрослым, не только из-за незрелости их суждений. Если пластичность головного мозга в подростковом периоде делает молодых людей более способными к изменению поведения, это довод против обязательного пожизненного заключения, когда суд лишен возможности принять во внимание, есть ли у импульсивного и эмоционального подростка шанс стать законопослушным взрослым, способным контролировать свои порывы и противостоять давлению сверстников. Конечно, подросток, совершивший намеренное убийство, должен понести наказание, с этим никто не спорит. Но должен ли он оставаться в тюрьме до конца своих дней без шанса на то, чтобы доказать, что он изменился? А если он станет таким, как Джозеф Махони, – ответственным, неравнодушным человеком, способным принести большую пользу обществу?

Некоторые не понимают, почему общество должно относиться к подросткам, совершившим преступление, иначе, чем к взрослым. Они указывают на то, что подростки отлично понимают, что такое хорошо и что такое плохо. Зачем же проявлять к ним снисхождение? Более того, они обычно спрашивают, почему один и тот же приговор считается чрезмерно суровым, когда он вынесен в отношении подростка, и адекватным – если это взрослый?

Ответ на эти вопросы прост: чтобы наказание соответствовало преступлению, оценивать нужно не только преступление, но и преступника. Незрелость подростка не означает его невиновности, она означает меньшую степень его вины.

Рассмотрим пример, доведенный до крайности: представьте, что кто-то бросил камень с автомобильной эстакады. Этот камень попал в лобовое стекло проезжающего внизу автомобиля, из-за чего водитель потерял управление, попал в аварию и получил серьезные травмы. Прежде чем решать, какого наказания заслуживает человек, бросивший камень, посмотрите, сколько ему лет. Вряд ли многие из нас сочтут, что восьмилетний мальчик и 28-летний молодой человек в равной степени отвечают за это действие. Думаю, немногие сочтут справедливым наказывать мальчика и взрослого человека одинаково, хотя одинаковыми в обоих случаях были преступление и нанесенный вред. Суровое наказание для молодого человека, совершившего такой поступок, может быть вполне адекватным, но оно было бы чрезмерным в отношении восьмилетнего мальчика. Даже те, кто настаивает, что подростков, нарушивших закон, нужно судить как взрослых, вероятно, не смогли бы воплотить это на практике в отношении преступника, который ходит во второй класс.

Большинство едины во мнении, что до определенного возраста люди не должны отвечать перед законом по всей его строгости. Гораздо сложнее прийти к согласию о том, когда наступает этот возраст. Разница между возрастом 8 и 28 лет ясна. Разница между возрастом 15 и 28 лет уже не так очевидна. Однако научно доказано, что между этими двумя возрастными точками происходит значительное развитие.

Верховный суд США принял эту точку зрения при рассмотрении дел, в которых речь шла о смертном приговоре несовершеннолетним и о пожизненном заключении без права условно-досрочного освобождения. «Как известно каждому родителю, – написал судья Верховного суда Энтони Кеннеди во мнении большинства по “делу Ропера”, где подростку грозила смертная казнь, – подростки отличаются меньшей зрелостью, чем взрослые». Он отметил, что подростки импульсивны, недальновидны, чрезвычайно подвержены влиянию сверстников, а их личность все еще находится в стадии формирования. По его мнению, в отношении подростков не должна рассматриваться возможность вынесения смертного приговора, который предназначен для самых закоренелых преступников, несущих полную ответственность за свои преступления и, вероятно, уже не исправимых. Верховный суд постановил, что вынесение смертного приговора в отношении несовершеннолетних преступников является чрезмерным наказанием в свете данных о незрелости мозга в подростковый период, а потому может считаться нарушением Восьмой поправки к Конституции, запрещающей «жестокие и необычные» виды наказания.

В своем решении судья Кеннеди опирался не только на то, что «известно каждому родителю». К моменту рассмотрения этих дел в Верховном суде были собраны научные доказательства того, что подростки более импульсивны, подвержены давлению со стороны сверстников и еще не сформировались как личности; кроме того, ученые привели нейробиологические доказательства существования этих различий. Использование нейронауки для обоснования бытовых наблюдений (того, что «известно каждому родителю»), а также психологических исследований, подтверждающих эти наблюдения, не поменяли основного утверждения, что подростки изначально менее ответственны за свои действия, чем взрослые, но придали ему вес. Наука о развитии головного мозга позволяет говорить о подростковой незрелости в биологических, а не психологических терминах. Конкретные, а не абстрактные доказательства гораздо более убедительны, особенно доказательства нейронауки. С этой точки зрения сканирование головного мозга убедительнее тысячи слов.

 

США против Омара Кадра

Самый странный вопрос, который мне задавали за сорок лет, в течение которых я занимаюсь изучением развития мозга в подростковом периоде, это требуется ли, по моему мнению, обладать формальным операционным мышлением, чтобы собрать самодельное взрывное устройство.

Согласно теории когнитивного развития ребенка Жана Пиаже, «формальное операционное мышление» является высшим уровнем когнитивного развития. Эта стадия начинается в подростковом периоде, и для этого требуется уровень абстрактного мышления, обусловленный функционированием систем мозга, развитие которых происходит в детстве и раннем подростковом возрасте, но полная зрелость наступает не ранее 15–16 лет.

Этот необычный вопрос мне задали в ходе досудебного следствия в тюрьме на базе Гуантанамо, где я выступал в качестве привлеченного эксперта в деле заключенного, обвиненного в создании и установке самодельных взрывных устройств в Восточном Афганистане, в пособничестве «Аль-Каиде» и в том, что он бросил ручную гранату, убившую американского солдата. Омару Кадру на момент его захвата специальным подразделением армии США в Афганистане исполнилось 15 лет. Сторона защиты Кадра, включая меня, планировала добиваться в суде, что отношение к 15-летнему мальчику по причине его подростковой незрелости в соответствии с законодательством должно быть иным, чем отношение к нему следователей, проводивших допросы после его захвата.

Вопрос об операционном мышлении и самодельных взрывных устройствах в Гуантанамо мне задал майор ВВС Джефф Грохэринг, государственный обвинитель в деле против Кадра. Он и военный психолог разговаривали со мной в маленькой комнате этажом ниже кабинетов юристов, по диагонали от помещения суда, где проходили военные трибуналы. Грохэринг искал доказательства, что Кадр демонстрировал уровень когнитивной зрелости взрослого человека, так как мог самостоятельно собирать взрывные устройства. Это стало бы подтверждением, что к нему следует относиться как к взрослому человеку и считать его поведение на допросах равноценным поведению взрослого.

Грохэринг надеялся, что я скажу, что в своих действиях Кадр демонстрировал уровень логических способностей, сопоставимый с уровнем взрослого человека, и, что более важно, его действия свидетельствовали о полной зрелости префронтальной коры головного мозга. К январю 2009 года, во время этого разговора, зрелость префронтальной коры головного мозга считалась главным критерием вступления во взрослый возраст. К тому моменту теме развития мозга в подростковом периоде уже успели посвятить карикатуры в New Yorker, а также большие статьи в Newsweek и Time. Меня постоянно спрашивали, как последние исследования о развитии мозга в подростковом периоде могут объяснить поведение Кадра.

Поскольку Пиаже никогда не ставил перед собой цель выяснить, требуется ли абстрактное мышление для создания бомбы, я объяснил, что мой ответ на вопросы прокурора будет представлять собой экстраполяцию более обширной литературы по когнитивному развитию в детстве и подростковом возрасте. Я ответил, что считаю вполне вероятным, что интеллектуальных способностей обычного ученика начальной школы хватит для создания самодельного взрывного устройства. В конце концов, чтобы, следуя инструкции, соединить один цветной провод с другим или детали в порядке, показанном на рисунке или модели, не требуется абстрактного мышления. Это могут сделать даже маленькие дети, подчеркнул я, как показывает их способность собирать конструктор Lego по прилагающейся инструкции.

Дело Омара Кадра вызвало широкий мировой резонанс по нескольким причинам. Омара Кадра постоянно допрашивали с августа по октябрь 2002 года в следственном изоляторе на авиабазе Баграм в Афганистане, куда его доставили после захвата и где он провел несколько лет до перевода в Гуантанамо. Он самый молодой заключенный в Гуантанамо и первый ребенок-солдат, которого США судит за военные преступления. Его удерживали так долго, потому что он считался ценным источником информации. Его отец, которого убили за несколько лет до захвата Кадра, был близким соратником Усамы бен Ладена. Сам Омар часто встречался с лидером «Аль-Каиды».

В деле Кадра я должен был высказать свое мнение по двум аспектам. Первый касался степени его виновности. Даже если бы было доказано, что он участвовал в создании и установке самодельных взрывных устройств, 15-летний подросток, действующий под руководством взрослых, не несет полной ответственности за свои действия. Те же самые причины, по которым Верховный суд ввел мораторий на смертную казнь для подростков и наложил строгие ограничения на вынесение пожизненного приговора без права условно-досрочного освобождения в отношении несовершеннолетних, совершивших тяжкие преступления, мне казались весьма разумными для смягчения наказания, если Кадр будет признан виновным.

Эта логика может показаться странной, когда речь идет о террористе. Но подросток остается подростком, подшутил ли он над учителем, совершил вооруженное ограбление или сделал взрывное устройство. Независимо от того, насколько «взрослое» преступление он совершил, это не отменяет того факта, что системы мозга, управляющие такими способностями, как прогнозирование последствий своих действий и контроль импульсивного поведения, все еще находятся в стадии формирования. Легко забыть об этом, когда подросток обвиняется в таком серьезном преступлении, как убийство. И почти гарантированно этот факт будет игнорирован, если подросток связан с террористической организацией, официально являющейся врагом США.

Я просматривал видеозаписи, как Кадр собирал и устанавливал взрывные устройства, так что у меня не было сомнений в том, что он виновен в этих террористических актах. Однако при оценке его поведения и при вынесении приговора важно сфокусироваться не только на том, виновен ли он, но и на том, несет ли он полную ответственность за свои действия. Вся жизнь Кадра прошла в окружении людей, постоянно внушавших ему, что США – это абсолютное зло, что это враг, который хочет убить его, его семью и всех ему подобных. Подумайте о том, что американские дети постоянно слышат о «Талибане», а теперь поменяйте стороны местами.

Отец отправил Кадра жить в кругу своих сторонников, и они держали его под контролем. В подобных обстоятельствах 15-летнему подростку не оставалось ничего иного, как следовать получаемым приказам. У него просто не могло сформироваться мировоззрение, отличное от картины мира тех, кто его окружал. По моему мнению, подростковая незрелость Омара Кадра снижает степень его ответственности точно так же, как и в случаях с Джозефом Махони в ту ночь, когда ограбление местного магазинчика пошло не по плану, или с Джастином Суидлером при создании сомнительного веб-сайта (речь о нем шла в главе 4).

Второй вопрос, по поводу которого я должен был высказать свое мнение, касался надежности показаний Омара Кадра, которые он дал во время многочасовых допросов, поскольку именно эти признания легли в основу большинства обвинений, выдвинутых против него. Впоследствии Кадр заявил, что признался в том, что это он бросил гранату в американского солдата, только чтобы его перестали мучить. Он настаивал, что на самом деле он этого не делал. Учитывая его возраст и обстоятельства проведения допросов, полагаю, есть веские основания сомневаться в достоверности его признательных показаний. Я понятия не имел, говорит ли Кадр правду или нет, но был обеспокоен, что следствие располагает неверной информацией. Существуют доказательства того, что из-за своей незрелости подростки более склонны к самооговору.

Большую часть времени в Гуантанамо я провел за чтением материалов допросов. С Кадром я виделся пару раз. К тому времени ему уже исполнилось двадцать с небольшим. Мне не нужно было встречаться с ним лично, чтобы выступать в качестве эксперта. Мои показания основывались на том, как думают и ведут себя 15-летние подростки. В обоих случаях о встречах просил Кадр: он хотел лично встретиться со всеми экспертами, которые работали с юристами.

Я был поражен тем, насколько адекватно Кадр вел себя для человека, который провел последние семь лет за решеткой, в основном в одиночной камере, и к которому все это время относились с ужасающей жестокостью (это было зафиксировано в тех документах, которые мне дали для ознакомления). Кадр был исключительно дружелюбным и вежливым молодым человеком. Он ясно формулировал свои мысли и бегло говорил на нескольких языках, в том числе на английском (часть детства он провел в Канаде). Он ни в коей мере не казался угрожающим и отталкивающим. Вряд ли кто-нибудь представляет себе террористов «Аль-Каиды» такими, как Кадр.

По пути из нашего офиса на военно-морскую базу «Кэмп Дельта», где я должен был встретиться с Кадром, мои спутники, психиатр и клинический психолог, которые уже познакомились с Кадром, остановились у продуктового магазинчика, чтобы купить Кадру что-то из его любимой еды. Они общались с Кадром первыми, пока я ждал за дверью. Когда я зашел в маленькую, белую до рези в глазах комнату, Кадр предложил мне разделить с ним пищу, которую принесли ему мои коллеги: хумус, питу и помидоры-черри, сказав, что я его гость. Я сел за стол напротив. Его ноги были в кандалах, прикованных цепью к кольцу в цементном полу. Флуоресцентные лампы на потолке работали 24 часа в сутки и слегка жужжали. Это было одно из самых нереальных ощущений в моей жизни.

Кадр задавал много вопросов о моей работе и семье. Ему сказали, что я профессор, и он интересовался, какие курсы я преподаю. Я узнал, что он надеется поступить в колледж, а затем в медицинскую школу, если когда-нибудь выйдет на свободу. Он сказал, что ему было бы интересно почитать статьи о нашем исследовании на тему механизма принятия решений у подростков. Когда он узнал, что у меня сын примерно его возраста, он захотел узнать больше и о нем. Мы даже обсудили «Филадельфийских орлов», которые в том сезоне попали в плей-офф Национальной футбольной лиги, а затем как раз проигрывали команде «Аризона Кардиналс» в тот момент, когда мы беседовали. Об американском футболе Кадр знал немного, но его позабавил тот факт, что мы с сыном «вместе» смотрим игры «Орлов» – в разных городах, но на связи по телефону и через СМС.

Прежде чем продолжатся слушания дела в военном трибунале, нужно было выяснить, было ли признание Кадра о том, что он бросил гранату, получено под давлением. Эти показания составляли основу обвинения против него, и трибунал должен точно знать, можно ли их принять в качестве достоверных. В противном случае было сложно доказать, что гранату бросил именно Кадр, потому что выживших свидетелей не осталось.

Предварительные слушания по этому вопросу начались с опроса свидетелей, утверждавших, что Кадр дал признательные показания добровольно и без давления на него. Люди, проводившие допросы, как один отрицали, что они пытали Кадра. Лично для меня вопрос заключался не в том, были ли условия его содержания сравнимы с пытками. Я был готов свидетельствовать, что, даже если его не пытали, 15-летний подросток, которого содержат в подобных условиях, с большой степенью вероятности может дать ложные признательные показания. Известны десятки случаев, когда подростки лжесвидетельствовали в гораздо более мягких обстоятельствах. Разумеется, о том, что на самом деле происходило во время допросов, знают только Кадр и те, кто их проводил. Но звучит, мягко говоря, вполне правдоподобно, что испуганный и тяжело раненный 15-летний подросток в том положении, в котором оказался Кадр, мог сказать то, что, как он думал, хотят от него услышать люди, которые его допрашивают.

Однако выступать в суде мне не пришлось. Слушания не продлились достаточно долго, чтобы обвинение представило все свои материалы, не говоря уже о стороне защиты. Через день после начала судебного процесса по этому делу прошла инаугурация Барака Обамы, который вскоре прекратил все трибуналы в Гуантанамо. Дело Кадра в конце концов было закрыто в следующем году по согласию сторон. Его признали виновным в совершении военных преступлений, шпионаже и пособничестве терроризму. В 2012 году в качестве части соглашения он был передан в канадскую тюрьму, где должен провести еще семь лет.

 

Дача ложных признательных показаний

Относительно более высокая склонность подростков к самооговору проявилась во многих громких случаях, включая дело 1989 года о бегунье из Центрального парка, когда пятерых подростков признали виновными в совершении нападения и изнасиловании 29-летней женщины, которая занималась бегом в парке. Основными доказательствами, которые привели к вынесению обвинительного приговора, стали признательные показания, сделанные четырьмя подозреваемыми из пяти. Позднее выяснилось, что эти признания ложные и были получены под давлением. Личность настоящего преступника стала известна 12 лет спустя, ее подтвердил анализ ДНК. К тому времени все пятеро подростков уже отсидели свои сроки. Иск, поданный ими против города Нью-Йорка, все еще в процессе рассмотрения.

Многие люди не понимают, как это – признаться в преступлении, которого не совершал. К сожалению, такое случается гораздо чаще, чем можно себе представить. В США дознавателям разрешено прибегать к обману при допросе подозреваемых, и многие используют разные тактики и приемы, чтобы повысить вероятность того, что подозреваемый сознается в совершении того, что он не делал. Подростки особенно легко попадаются на подобные уловки не только потому, что они менее искушенные, чем взрослые, но и потому, что эти методы направлены на интеллектуальную незрелость подростков.

Один из наиболее распространенных приемов – «минимизация». Дознаватель сознательно преуменьшает степень содеянного («В конце концов, ты ведь всего лишь делал то, что тебе сказали твои приятели»). Подозреваемый начинает верить, что, если он признается в облегченной версии преступления, наказание будет не столь строгим и его скорее отпустят из-под ареста («Если будешь сотрудничать со мной, я посмотрю, что можно сделать, чтобы вытащить тебя отсюда побыстрее, и ты отправишься домой к родителям»). Так как подростки, особенно младшего возраста, склонны к немедленному вознаграждению и менее способны прогнозировать последствия своих действий, они больше, чем взрослые, поддаются подобным манипуляциям.

Даже если это правда, зачастую подросток дает признательные показания, полностью не осознавая, что все сказанное им может быть использовано против него в суде. Теоретически обязательное требование зачитывать подозреваемому его права («Вы имеете право хранить молчание» и далее по тексту) должно помешать подросткам делать необдуманные признания. Тем не менее результаты исследований свидетельствуют о том, что подростки в возрасте до 15 лет на самом деле не вполне осознают, что означают эти права. Однажды я спросил весьма смышленого подростка 12 лет, понимает ли он, что значит, когда офицер полиции говорит кому-то, что тот имеет право хранить молчание. (Мальчик сказал мне, что видел, как людям зачитывают их права во многих сериях сериала «Закон и порядок».) Он на минуту задумался, а потом ответил: «Это значит, что можно ничего не говорить, пока полицейский не задаст вопрос».

 

Определение границы

Изучение склонности к самооговору, а также характера уголовной ответственности подростков стало частью более широкой дискуссии о том, с какого возраста молодой человек должен считаться совершеннолетним. В любом обществе необходимо решить вопрос, в каком возрасте члены этого общества могут считаться достаточно взрослыми, чтобы нести полноту ответственности и наделяться привилегиями взрослого человека, а кто еще слишком для этого молод. Было время, когда различие между подростками и взрослыми устанавливалось на основании таких критериев, как физическая зрелость молодого человека или выполнение им определенной взрослой роли (например, владение собственностью). В современном обществе это разграничение в основном продиктовано физическим возрастом. В большинстве стран определена конкретная возрастная граница, обычно 18 лет, которая используется в официальных целях. К людям одного возраста относятся одинаково независимо от того, насколько зрелые они по сравнению со сверстниками.

Такое универсальное определение совершеннолетия на основании физического возраста является эффективным и недискриминационным. Система, в рамках которой степень психологической зрелости в каждом случае определяется индивидуально, не только громоздкая и неудобная, но может принести больше вреда, чем пользы. Именно поэтому сложно согласиться с более консервативными членами Верховного суда США, не поддержавшими мнение большинства при рассмотрении дел, когда в отношении подростков был принят мораторий на смертную казнь и отказ от автоматического пожизненного заключения без права условно-досрочного освобождения. Несогласные верховные судьи признали, что большинство подростков демонстрируют меньшую степень зрелости, чем взрослые люди, но указали на то, что некоторые подростки, несомненно, уже сравнимы по уровню своих суждений и действий с взрослыми людьми. Вместо моратория на смертную казнь и автоматическое пожизненное заключение для всех подростков они предложили наделить судей и присяжных заседателей правом принятия решений в каждом конкретном случае. Это обеспечило бы возможность наказывать несовершеннолетних, которые мыслят и ведут себя как взрослые, словно по закону они уже являются совершеннолетними.

Теоретически это имеет смысл. Но на практике обернется потенциальными проблемами. Оценка степени подростковой зрелости не застрахована от ошибок и отличается субъективностью. Например, результаты исследований показывают, что при совершении одинакового преступления чернокожих подростков считают более зрелыми, чем подростков-белых, даже когда судья и присяжные заседатели сами чернокожие. Кроме того, подросток может казаться взрослее, если одет в деловой костюм, и выглядеть младше, если он одет, как ребенок. На восприятие людей подсознательно влияют факторы поведения или внешнего вида подростков, не являющиеся истинными показателями зрелости, например выражение лица или осанка.

Конечно, применение единственного критерия в виде физического возраста для определения того, кто является взрослым, а кто нет, не может обеспечить разумные исключения из этого правила: например, нельзя разрешить зрелому 16-летнему подростку голосовать или запретить продавать алкоголь какому-то особенно безответственному 22-летнему молодому человеку. Но альтернатива трудно реализуема. Даже если было бы возможно с достаточной точностью оценить психологическую зрелость человека, это достаточно обременительно. Представьте, что подобный «тест на зрелость» (если бы таковой изобрели) нужно было бы проходить каждый раз, когда подросток пытается купить алкоголь или пройти на фильм «до 16».

Впрочем, при использовании физического возраста в качестве единственного критерия для определения совершеннолетия возникает другая проблема. Один и тот же возраст может не подходить для принятия разных решений. В США, в отличие от большинства других стран мира, для разных видов деятельности разрешен разный минимально допустимый возраст. Хотя возрастом наступления совершеннолетия в США, как и в большинстве других стран, считается 18 лет, из этого правила очень часто существуют исключения. Возьмите, например, разный минимально допустимый возраст, когда молодым людям разрешается принимать самостоятельные решения в отношении медицинских процедур, работать, оставлять обучение в школе, жениться без разрешения родителей, без сопровождения смотреть фильмы «детям до 16», голосовать, служить в армии, заключать контракты, покупать алкоголь и сигареты. В перечисленных случаях минимальный допустимый возраст устанавливается от 15 до 21 года, хотя бывают исключения (в большинстве штатов 14-летнего подростка, а в некоторых штатах и ребенка, обвиненного в убийстве, судят как взрослого). Или, например, возраст, когда молодой человек может взять автомобиль напрокат без «надбавки за несовершеннолетие», в некоторых компаниях достигает 25 лет.

Применение этого подхода логично по сути, но на практике возникают проблемы. Так как при определении взаимосвязи между минимально допустимым возрастом и конкретными видами деятельности научные данные во внимание не принимались, законы отличаются удивительной непоследовательностью. Вот конкретный пример. Один мой друг возглавляет национальную организацию, которая занимается оказанием поддержки подросткам, находящимся в местах заключения. Однажды ему позвонил директор тюрьмы и попросил совета, как отнестись к просьбе одного несовершеннолетнего заключенного, который хотел курить, но в силу возраста ему не имели права продавать табачные изделия. Иными словами, в рамках закона можно было вынести этому подростку приговор как взрослому человеку, но незаконно позволить ему пользоваться привилегиями взрослого, пока он отбывал свой приговор в обычной тюрьме вместе со взрослыми заключенными! Можно ли объяснить логически, что подростков отправляют в обычные тюрьмы, хотя они недостаточно взрослые, чтобы купить себе сигареты, или что их оправляют участвовать в боевых действиях, хотя они даже не могут купить себе пиво? Ответ в том, что принципы разделения между подростками и взрослыми людьми применяются для самых разных целей, и научная точка зрения здесь – лишь один из многих критериев.

Это касается, в частности, причин, по которым в США минимально допустимый возраст для управления транспортным средством – 16 лет. Управление автомобилем – один из наиболее опасных видов деятельности. Из всего того, чем мы официально разрешаем подросткам заниматься, прежде чем они способны на формирование зрелых суждений, вождение – наименее логичный выбор.

Когда автомобили только появились, не было возрастных ограничений на управление ими. Фактически не было даже «прав». Когда стало очевидно, что речь идет о безопасности, разные штаты начали выдавать лицензии на право управления транспортным средством, также был установлен минимальный допустимый возраст, в основном 18 лет. Таким этот возраст остался до сегодняшнего дня в большинстве развитых стран мира.

В 1920–1930-е гг. возрастной минимум был снижен с 18 до 16 лет, но не потому, что люди вдруг осознали, что 16-летние подростки более зрелые, чем все думали раньше. В городских районах снижение этого возраста позволило 16– и 17-летним молодым людям получать работу, требовавшую управления автомобилем или грузовиком. В сельских районах подростки получили право передвигаться на моторных средствах по общественным дорогам для транспортировки сельхозоборудования. (Управлять моторными средствами в пределах семейной фермы могли даже дети младшего возраста, но это разрешение не распространялось на дороги общественного пользования.) В последнее время возросла обеспокоенность по поводу высокого уровня подростковой смертности в результате ДТП, поэтому многие штаты начали использовать систему постепенного разрешения (Graduated driver-licensing), когда 16-летним подросткам разрешается управлять автомобилем, но только при соблюдении определенных условий (например, когда в машине нет пассажиров, запрет на управление в темное время суток и т. д.).

Закон о минимальном возрасте, с которого молодым людям официально разрешено употребление алкоголя, также весьма далек от науки о подростковом развитии. После завершения действия «сухого закона» в США официально употреблять алкоголь молодым людям в большинстве штатов разрешалось с 21 года. В начале 1970-х гг. в нескольких штатах этот возраст был снижен до 18, 19 или 20 лет. Минимальный возраст, с которого молодые люди имеют право голосовать, сравнительно недавно был снижен до 18 лет. Это было сделано потому, что многие политики (и активнее всех Эдвард Кеннеди) доказывали, что несправедливо посылать 18-летних парней во Вьетнам, но при этом не давать им право голоса. В некоторых штатах согласно этой логике минимальный возраст официального разрешения употребления алкоголя был приближен к призывному и возрасту, когда молодой человек имеет право голосовать. Некоторые политики посчитали несправедливым отправлять молодых людей служить в армию, но не давать им право употреблять алкоголь.

После того как выяснилось, что снижение минимального возраста, с которого молодым людям официально разрешено употребление алкоголя, привело к росту смертности в результате ДТП, инициативная группа выступила с обращением к этим штатам снова повысить возрастной ценз до 21 года. Поскольку в одних штатах эта инициатива получила поддержку, а в других – нет, молодые люди начали пересекать границы штатов, чтобы купить алкоголь или, что хуже, употреблять алкоголь и возвращаться домой, управляя автомобилем в нетрезвом виде. В 1984 году федеральное правительство издало постановление об ограничении финансирования строительства автомобильных дорог для всех штатов, в которых минимальный возраст официального разрешения на употребление молодыми людьми алкоголя меньше 21 года. Все штаты приняли в качестве минимального возраст 21 год.

Сегодня США – одна из трех развитых стран, где молодым людям официально не разрешается употребление алкоголя по достижении 18 лет. Две другие страны – Ирландия и Япония, там установлен минимальный возраст 20 лет. Важно то, что в науке о подростковом развитии нет новых данных, способных объяснить изменения в минимальном возрасте официального разрешения употребления алкоголя. Маловероятно, что современные подростки стали более (или менее) зрелыми, чем они были, когда им было разрешено покупать алкоголь в возрасте 18 лет.

 

Право подростков принимать решения по поводу аборта

После введения Верховным судом США моратория на смертную казнь для подростков возник спорный вопрос, можно ли исходить из одного минимального возраста относительно разных юридических вопросов. При введении запрета на вынесение смертных приговоров решение суда опиралось в основном на заключение amicus curiae в качестве Американской психологической ассоциации. Принимая во внимание доказательства как науки о развитии мозга, так и бихевиористики, психологи сочли, что подростки изначально в меньшей степени виновны в своем поведении, чем взрослые, из-за незрелости развития.

Хотя это утверждение основано на научных данных, оно противоречит мнению, которое та же самая организация высказала при рассмотрении другого дела. Его суть: имеют ли несовершеннолетние право на совершение аборта без предварительного уведомления своих родителей? В заключении для Верховного суда по этому делу психологи утверждали, что навыки принятия решений у подростков сопоставимы с аналогичными навыками взрослых людей, а потому нет необходимости требовать от девушек извещать родителей о намерении прервать беременность.

Кажется, Американская психологическая ассоциация попыталась «усидеть на двух стульях». Выступая против смертных приговоров для подростков, эксперты ассоциации заявили, что, согласно научным данным, степень зрелости подростков меньше, чем взрослых людей, при этом поддерживая право несовершеннолетних самостоятельно принимать решения о прерывании беременности, эксперты ассоциации, ссылаясь на научные данные, заявили, что для этого подростки являются достаточно зрелыми. С позиции некоторых сторонних наблюдателей весь спор о степени подростковой зрелости выглядел, как удобная фабрикация либеральных детских психологов, менявших точку зрения в угоду политическим целям.

Через два года после введения моратория на смертную казнь для подростков в Верховном суде проходило рассмотрение нового дела о вмешательстве родителей при принятии подростками решения о прерывании беременности. Сторона, возражавшая против права несовершеннолетних самостоятельно принимать решение об аборте, ссылалась на характеристику подростковой незрелости, которую принял Верховный суд при введении запрета на смертные приговоры для подростков, используя ее в качестве аргумента за вмешательство родителей, когда несовершеннолетняя девушка принимает такое решение. Если несовершеннолетние являются незрелыми для вынесения им смертного приговора, они так же недостаточно зрелые для принятия самостоятельного решения о прерывании беременности.

Этот спор выявил проблему использования одного возраста, определяющего степень взрослости молодого человека, в разных юридических ситуациях. Иначе говоря, невозможно указать возраст, когда молодые люди становятся психологически зрелыми.

Разные области головного мозга развиваются в разное время, в результате различные способности достигают разного уровня зрелости в разном возрасте. Только к 18 годам и старше у молодых людей формируется устойчивая способность контролировать импульсивное поведение, противостоять давлению сверстников, сопротивляться искушению рискнуть из-за потенциальной привлекательной награды. Тем не менее в благоприятных условиях: когда молодые люди не подвержены эмоциям, у них достаточно времени и они не испытывают давления со стороны других людей, – 15-16-летние подростки вполне способны логически рассуждать как взрослые люди.

По этой причине нельзя назвать лицемерием или хитростью предложение принять один возраст как критерий для возможности вынесения смертного приговора и руководствоваться другим возрастом при определении права на прерывание беременности без извещения родителей. Обстоятельства каждой из этих ситуаций различны. Решение подростков совершить преступление (если это можно назвать «решением») обычно импульсивно, принимается в присутствии сверстников. Таким было ограбление местного магазина, которое закончилось для Джозефа Махони пожизненным заключением. В то время как решение о прерывании беременности подросток может принять не торопясь, все обдумав, а также после консультации со взрослыми. Для того чтобы обеспечить взвешенное принятие решения об аборте, более чем в двух третях всех штатов женщина любого возраста, желающая прервать беременность, должна получить предварительную консультацию специалиста, в ходе которой ее информируют о специфике процедуры, а также о рисках для ее здоровья. В 25 штатах обязательным является период ожидания в течение хотя бы 24 часов между проведением консультации и медицинской процедурой. Очень немногие подростки решают прервать беременность поспешно или без консультации со взрослыми. Это практически невозможно.

В случае с преступлениями все иначе. Правонарушения, совершенные подростками, чаще всего бывают импульсивными, без предварительного планирования, и обычно их совершает группа подростков. Эмоции часто заглушают голос разума. Таким образом, обстоятельства, определяющие «зрелое» поведение, в каждой ситуации разные. Способность противостоять давлению сверстников и контролировать собственное эмоциональное поведение гораздо важнее в случае, когда принимается решение о совершении преступления, чем о прерывании беременности, частично потому, что во втором случае общество предлагает механизм консультации со взрослым специалистом, чтобы исключить необдуманный и поспешный выбор.

Итак, исследования развития головного мозга в подростковом периоде оказали большое влияние на уголовное право. Кроме дел в Верховном суде США, в результате которых был введен мораторий на смертную казнь в отношении подростков и ограничение на вынесение пожизненного приговора без права условно-досрочного освобождения, в нескольких штатах изменены или пересматриваются в настоящее время законы о том, в каких случаях подростков следует судить как взрослых. На основании исследований, подтверждающих относительно медленное формирование систем головного мозга, отвечающих за контроль импульсивного поведения, в одних штатах увеличен возраст, когда подростки могут предстать перед «взрослым» судом; в других обязательной стала процедура оценки степени зрелости подростков, прежде чем передавать их дела в обычный суд. В некоторых штатах введены дополнительные меры защиты для подростков, проходящих процедуру допроса, например требование присутствия кого-то из родителей или адвоката или осуществление видеозаписи для последующей оценки, не применялись ли в ходе беседы ненадлежащие техники принуждения.

 

Пересмотр границы между подростковым периодом и взрослым возрастом

Пока неизвестно, повлияют ли результаты исследований развития мозга в подростковом периоде на изменения в других сферах, помимо криминального права. Как это обычно бывает, когда науку призывают на помощь правосудию, результаты исследований развития мозга в подростковом периоде используются для оправдания изменений в законодательстве, которые уже были одобрены по каким-то причинам. В конце концов, нет убедительных научных данных для сохранения минимального допустимого возраста получения водительского удостоверения в 16 лет при наличии множества доказательств, что это слишком рано. Но попытки поднять этот возраст до 18 лет популярностью не пользуются. Зачастую самыми яростными противниками этого предложения выступают родители, которых раздражает перспектива выполнять функции личного водителя для своих детей-подростков.

Исследования развития мозга в подростковом периоде не выделяют конкретный физический возраст, который, с правовой точки зрения, мог бы использоваться для проведения «линии водораздела» между подростками и взрослыми абсолютно во всех ситуациях. Научные данные свидетельствуют о том, что люди достигают разной степени зрелости примерно между 15 и 22 годами. По своей зрелости суждения подростков уже в возрасте примерно 16 лет в ситуациях, позволяющих принять обдуманное решение и проконсультироваться с другими (то, что психологи определяют как «холодное мышление»), могут быть сопоставимы с суждениями взрослых. В то время как суждения подростков в ситуациях, характеризующихся повышенной эмоциональностью, нехваткой времени или возможностью социального давления (то, что психологи называют «горячим мышлением»), могут считаться такими же зрелыми, как у взрослых, не раньше 18 лет, а то и 21 года.

Если бы при установлении официального возраста совершеннолетия руководствовались научными данными, логичнее всего было бы начать с разделения двух типов регуляции: того, что касается «холодного мышления», и того, что касается «горячего мышления». «Холодное мышление» характерно для таких видов деятельности, как голосование, информированное согласие на проведение медицинских процедур (включая аборт), согласие на участие в научном исследовании, способность предстать перед законом в суде. В этих видах деятельности подростки могут собрать информацию, посоветоваться со специалистами (родителями, врачами или юристами) и не торопясь обдумать решение. Дефицит времени и давление со стороны сверстников не являются здесь определяющими факторами. Принимая во внимание адекватный период ожидания и возможность обсудить решение со взрослым человеком, я не вижу причин, почему 16-летняя девушка не может принять решение о прерывании беременности без участия родителей. Или почему, например, 16-летние подростки не могут голосовать. (Молодые люди этого возраста обладают правом голоса в Австрии, Аргентине, Бразилии, Эквадоре и Никарагуа.)

Конечно, я не стал бы рекомендовать снизить официальный возраст наступления совершеннолетия до 16 лет абсолютно для всех целей. Более поздний возраст совершеннолетия – разумное решение для видов деятельности, характеризующихся «горячим мышлением» (управление автомобилем, употребление алкоголя, наступление юридической ответственности). Связанные с ними обстоятельства, как правило, провоцируют наименее адекватные подростковые суждения: подростки часто поддаются соблазну получить немедленное вознаграждение вместо прогнозирования долгосрочных последствий своих действий, их захлестывают эмоции, к тому же они могут подвергаться влиянию сверстников. В этих условиях подростки принимают более импульсивные, рискованные и недальновидные решения, чем взрослые. Учитывая сказанное, думаю, минимальный возраст получения водительского удостоверения следует повысить до 18 лет; повысить возраст наступления «взрослой» юридической ответственности до 18 лет и продолжить ограничивать доступ несовершеннолетних к алкоголю, табачным изделиям и марихуане (там, где она легализована).

Много споров вызывает вопрос о снижении возраста, в котором официально разрешено употребление алкоголя: с 21 года до 18 лет. Должен признаться, меня озадачивает, когда молодым людям запрещено покупать алкоголь до 21 года, но они могут служить в армии и подвергаться настоящей опасности при участии в военных действиях, когда им исполнилось 18 (а с разрешения родителей – 17 лет). Очевидно, что употребление алкоголя – слишком рискованный вопрос, чтобы оставлять его на усмотрение подростков, но почему-то мало кто упоминает о том, что военные действия представляют не меньшую опасность для молодых людей этого возраста.

Почему так происходит, не секрет. Без призыва на военную службу молодых людей позднего подросткового возраста в армии наблюдалась бы значительная нехватка людей. Молодые мужчины в возрасте от 17 до 19 лет составляют примерно 3 % гражданского мужского населения страны, но это более 6 % состава вооруженных сил. Аналогичная картина складывается и с девушками. Девушки от 17 до 19 лет – это менее 4 % гражданского населения страны, но почти 8 % всех женщин, состоящих на военной службе. Молодые мужчины этого возраста составляют 13 % всех мужчин морской пехоты; молодые девушки этого возраста – около 16 % женщин морской пехоты.

Если не касаться вопроса о справедливости, то обе стороны в споре о минимальном возрасте, с которого официально разрешено употребление алкоголя, располагают практическими доказательствами своей правоты. С одной стороны, установление этого возраста на уровне 21 года снизило смертность среди молодых водителей, однако это доказательство не является полностью очевидным. Дело в том, что, когда в 1984 году этот возраст был повышен до 21 года, уменьшение числа ДТП уже происходило благодаря повышению безопасности автомобилей и осознанию опасности управления автомобилем в нетрезвом виде. Не вполне ясно, насколько повышение возраста официального разрешения употребления алкоголя ускорило эту тенденцию. Учитывая, что большинство аварий со смертельным исходом происходит именно по вине нетрезвых водителей любого возраста (а особенно от 21 года до 30 лет), повышение возраста, с которого официально разрешено употребление алкоголя, в любом случае привело бы к снижению смертности в результате ДТП. Нет ничего сверхъестественного в том, чтобы сделать 21 год возрастом, с которого разрешена продажа алкоголя молодым людям. Тем не менее, как я уже упоминал ранее, в США самый высокий ограничительный возраст по алкоголю по сравнению с остальными развитыми странами.

Что касается обеспечения безопасности дорожного движения, то возраст, с которого разрешено употребление алкоголя, здесь не самое важное. Практически во всех европейских странах, где управлять автомобилем, как и употреблять алкоголь, разрешено с 18 лет, уровень смертности в результате ДТП значительно ниже, чем в США. Если бы общество действительно было озабочено здоровьем подростков, то единственное важнейшее изменение, которое оно могло бы принять, – это повышение минимального допустимого возраста, в котором разрешено управлять автомобилем. Общественное обсуждение этого вопроса с опорой на научные данные могло бы привести к установлению минимального допустимого возраста как для управления автомобилем, так и для употребления алкоголя: 18 лет. Так сделано в большинстве стран, и в большинстве стран уровень смертности по причине ДТП гораздо ниже, чем в США.

Я не питаю иллюзий, что научные доказательства повлияют на тех, кто пишет законы и определяет политику. Эти люди, как и инициативные группы, пользуются наукой, как пьяный человек фонарным столбом: для поддержки, а не для освещения. В отсутствие политической воли никакая наука, насколько бы убедительной она ни была, не сможет повлиять на изменение законодательства.