Автор выражает благодарность

Я хотела бы от всей души поблагодаприть господина Джеральда Абурроу и доктора Марка Джайлза, реальных владельцев и хранителей Ри-Хэд-холла. Они проявили удивительный энтузиазм и искренне помогали и поддерживали меня с первой минуты, когда я попросила разрешения использовать их поместье как место действия моего романа. Представить себе не могу более красивой и вдохновляющей обстановки. Ри-Хэд-холл – мое самое любимое место в Англии. Когда я там останавливаюсь, то чувствую искреннюю заботу и внимание. Это фантастический отель с самой замечательной кухней, открытыми каминами и изысканными номерами. Весь персонал отеля превращает пребывание в отеле в незабываемое наслаждение. Я всем советую приехать отдохнуть в этом отеле… Вы не пожалеете.

Огромное спасибо моему мужу Гайдну, который не только повез меня однажды в Ри-Хэд-холл на день рождения, но и регулярно привозил меня туда (и оплачивал наше пребывание там). Он – настоящий якорь в моей жизни, единственный человек в мире, без которого я не могу жить, и хотя написание романа означает, что ему приходится коротать вечера в одиночестве перед телевизором, он с пониманием относится к моей работе и всячески меня поддерживает.

Спасибо моему брату Стюарту Томпсону, еще одному важному человеку, который всегда присутствует в моей жизни. Он не только приобрел для меня «Ауди ТТ», за что я буду ему вечно благодарна, но также купил мне мой первый компьютер и сказал: «Ты все время грозишься написать роман, так давай, пиши!» Ну что ж, спасибо, я наконец его написала!

Я хотела бы поблагодарить удивительного автора Джейн Лаверинг, которая была моим наставником в течение последних трех лет. Она тянула меня, пинала, кричала (в иные дни) и праздновала мои победы вместе со мной. Спасибо за все, ты – замечательный друг!

Спасибо Кэти Килнер и автору Виктории Говард, которые неоднократно читали мою рукопись. Вы обе помогли мне, критиковали мою работу и поддерживали меня ежедневно. Именно такие подруги, как вы обе, вдохновляли меня продолжать работу над книгой даже тогда, когда хотелось все бросить и заняться чем-то другим. Спасибо вам!

Хочу поблагодарить Джейн Стейси, Синтию Фостер и Вивьен Нортон. Вы все читали мои работы, и, более того, вы все верили в меня, поддерживали меня и призывали продолжать. Спасибо.

А еще я признательна моему удивительному редактору, я наслаждалась каждой минутой работы с вами! Вы – самая лучшая, о лучшем редакторе я и мечтать не могла! Вы помогли мне добавить блеска и глянца моему произведению.

Я благодарна ассоциации романистов-романтиков. Членство в этой ассоциации изменило всю мою жизнь. Я познакомилась с лучшими авторами в мире, проводила с ними время. И, более того, они все стали моими друзьями. Я бесконечно рада, что эта группа существует, и благодарна, что я была принята в нее в 2014 году. Я уверена, что без них никогда бы не стала писателем.

И наконец, хочу поблагодарить команду издательства Choc Lit за то, что поверили в меня и дали возможность осуществить мечту всей моей жизни. Отдельное спасибо редакторскому отделу, занимающемуся отбором рукописей: Клэр У., Дженни М., Лиззи Д. Джо О., Сиги, Линде В., Алме Х., Энн К., Джилл Л. и Дженни К. Большое спасибо, теперь я могу назвать себя автором!

 

Примечание автора

Хотя Ри-Хэд-холл, отель, описанный в этой книге, – реально существующее место, данная книга – плод художественного вымысла. Все имена, характеры, события и происшествия – вымышлены, и любое сходство с реальными лицами, живыми или мертвыми, либо фактическими событиями является чисто случайным.

 

Глава 1

Мадлен прикрыла глаза рукой, стараясь защитить их от утреннего солнца. Яркие лучи врывались в сумрак спальни сквозь крошечную щель между шторами. И светили прямо ей в лицо. Несколько мгновений она лежала неподвижно, ожидая, когда глаза привыкнут к свету, прежде чем бросить взгляд на спящего Лиама. Она сделала глубокий вдох и медленно шевельнулась на хрустящих белых простынях, сдвигаясь на край кровати, чтобы увеличить расстояние между собой и обнаженным любовником. Потом замерла, не смея пошевелиться, и стала наблюдать за тем, как ритмично вздымается и опускается его грудь, прислушиваться к спокойному дыханию. Раньше он обычно лежал на спине с поднятыми вверх руками, словно по-детски сдавался, признавая свое поражение. Но с тех пор он сильно изменился. Теперь она не знала, любить его или ненавидеть в каждый конкретный момент.

Она затаила дыхание, когда заметила, как дрогнули его ресницы, и поняла, что он скоро проснется и ей придется поскорее определить, в каком настроении он будет – в хорошем или плохом. Захочет ли он заняться любовью или ввязаться в спор. А прямо сейчас она была слишком уставшей, чтобы заниматься и тем, и другим. Мадлен закрыла глаза и тотчас почувствовала, как рука Лиама откинула простыни, раскрывая ее.

– Мадлен, дорогая, ты проснулась? – прошептал он ей на ухо мягким голосом с ирландским акцентом.

Пальцы Лиама нежно и ласково касались ее тела, поглаживая его изгибы. Мадлен расслабилась. Это значит, что Лиам в хорошем настроении. Какое-то мгновение она наслаждалась этой нежностью, ощущая, что его прикосновения становятся все более чувственными. В самом начале их отношений именно это нравилось ей больше всего. И сейчас в глубине души она ломала голову, мог бы он измениться, могли бы они оба измениться и увидит ли она любящего, заботливого Лиама без той ужасной темной стороны, которую он в последнее время постоянно демонстрирует в их отношениях.

Она глубоко вдохнула – и вновь затаила дыхание, когда рука Лиама скользнула вниз по ее бедру. Прежде, бывало, от такого прикосновения ее охватывала волна возбуждения, ей хотелось прижаться к нему как можно теснее. Тогда чаще всего именно она была инициатором их соитий. Но это было раньше. До того, как она переехала в его дом со своей дочерью, и до того, как он взял под контроль все, что она делала. Мадлен вспоминала, что, когда она его только встретила, он казался ей щедрым, заботливым, любящим. Она не понимала, почему он изменился и была ли в этом ее вина. А может, именно из-за нее он злится? Может, он жалеет, что позволил ей переехать, или, возможно, его просто раздражает тот факт, что она – мать с маленьким ребенком на руках?

Мадлен посмотрела вверх, прямо в сонные зеленые глаза, которые теперь были всего в нескольких сантиметрах от нее. Он расплылся в дерзкой, шаловливой улыбке, потом наклонился и коснулся ее губ нежным поцелуем. Лиам на мгновение замер, наслаждаясь моментом, потом отстранился. Он снова нашел ее взгляд, задумчиво наблюдая за выражением ее лица, снова улыбнулся, приоткрыв губы, и легкая щербинка между передними зубами придала ему озорной вид.

– Ты что-то задумала, Мэдди? – Его голос вклинился в ее мысли, она почувствовала, как он легко провел пальцами по ее лицу, и вздрогнула от неожиданности.

– Вовсе нет, – солгала она. – Я просто наслаждаюсь моментом. – Она отстранилась от него, но мужчина схватил ее за запястье.

– Эй, не так быстро. У меня для тебя кое-что есть, – прошептал Лиам, потянул ее за руку и требовательно прижал ее ладонь к своему возбужденному естеству.

Мадлен коротко вдохнула и опустила взгляд на его губы, когда он поднял руку, чтобы убрать с ее лица прядку волос. Их глаза встретились, и он снова накрыл ее рот губами. Ей хотелось, чтобы он был доволен, чтобы оставался в хорошем настроении, и она со всей страстью, на какую была способна, ответила на его поцелуй. Губы ее приоткрылись, и она позволила его языку проникнуть в самые потаенные уголки ее рта. Его руки дразнящим движением прошлись по груди, потом вниз к ее животу, и одним уверенным движением он проник пальцами глубоко в ее плоть, заставляя все ее мышцы расслабиться в предвкушении.

– Ты готова, Мэдди? – прошептал он между поцелуями. Он навалился на нее, но потом чуть привстал, чтобы одним резким движением задрать ее шелковую ночную сорочку, стянуть ее через голову Мадлен и швырнуть на пол.

Губы Лиама коснулись ее шеи, его язык двигался круговыми движениями, слегка касаясь ее кожи, сначала нежно, потом – быстро и страстно, и, наконец, он накрыл ртом ее соски, заставляя кровь закипеть в ее венах. Она любила его раньше, любила их секс и сейчас гадала, можно ли вернуться к тем отношениям, которые у них были прежде, сможет ли она снова увидеть того Лиама, каким она его когда-то встретила.

Тихий скрип на лестнице заставил Мадлен замереть. Этот скрип мог означать только одно. И живот Мадлен скрутило узлом при мысли, что, если Поппи выбралась из своей кроватки, Лиам рассердится. Мадлен внимательно прислушалась, стараясь не пропустить доказательство того, что ее трехлетняя дочь проснулась и идет сюда. На какое-то мгновение ей показалось, что все тихо, и она было расслабилась, но вот раздался еще один скрип, за ним послышалось тихое бормотание, которое заставило Мадлен подскочить и выскользнуть из объятий Лиама.

– Мама, – раздался тоненький голосок. – Мама, иди сюда. Ты тут?

– Поппи, стой там, малышка. Мама идет к тебе! – крикнула Мадлен, подхватила ночную рубашку, чувствуя вдруг острую потребность прикрыть свою наготу от сердитого взгляда Лиама.

– Черт возьми, Мэдди! – прорычал он, свесившись с кровати в поисках своих боксеров, которые бросил где-то у кровати вчера вечером. Он нащупал трусы и натянул их на себя. – Я не могу припомнить последний раз, когда доходил до конца, не слушая этого тупого нытья под дверью. Неужели ты не в состоянии ее контролировать?

Мадлен почувствовала, как кровь закипела в жилах.

– Контролировать? Она ребенок, Лиам. А не животное, которое ты можешь держать под своим треклятым контролем. – Мадлен свирепо посмотрела на него и встала с кровати.

Он слишком часто срывался на ее дочь, и на сей раз она не собиралась спускать ему это.

– Почему, Лиам? Зачем ты это делаешь? Почему ведешь себя как ангел, а потом, спустя мгновение, превращаешься в настоящего поганца? – Она замолчала и уставилась на него, зная, что ее дочь стоит за закрытой дверью и слышит каждое их слово. – Я просто не понимаю, какого черта я до сих пор не ушла от тебя. – Она на самом деле так думала. Когда Лиам был милым, он мог быть добрым, чувственным, щедрым и даже романтичным. Но потом его настроение могло в один миг измениться и он без предупреждения превращался в злобного, жадного мерзавца. И когда он срывался на Поппи, Мадлен начинала яростно его ненавидеть. Как он смеет быть таким жестоким с ее дочерью?

Она смотрела в зеленые глаза, ставшие вдруг холодными и колкими, видела нерешительность, промелькнувшую в его взгляде, и ждала, что он бросит ей в ответ. Она знала, что его настроение может измениться в любую сторону. Затем, будто кто-то щелкнул выключателем, он улыбнулся, встал с кровати и подошел к ней.

– О, Мэдди, я виноват, прости меня. – Он внезапно обнял ее, мазнул губами по лбу, снова превратившись в «милого Лиама», нежного и любящего. – Просто я так завелся. Ну, в смысле, что мне со всем этим теперь делать? – Он снова схватил ее запястье и притянул к себе ее руку.

Она почувствовала его эрекцию под боксерами, которые упрямо и гордо топорщились спереди. Она закрыла глаза и осторожно обдумала свой следующий шаг.

– Лиам, отпусти мою руку. Немедленно. Я нужна дочери. – Она содрогнулась, не зная, что он предпримет в следующее мгновение. Потом обернулась и посмотрела на закрытую дверь, прекрасно понимая, что Поппи стоит с другой стороны, сжимая в ручонках своего плюшевого мишку, и ждет ее.

Лиам толкнул Мадлен к кровати. Она не удержалась на ногах и тяжело плюхнулась на матрас. Потом он решительно пересек комнату и резко распахнул двери. Маленькая девочка сжалась в углу лестницы с тихим хныканьем, выставив вперед своего плюшевого мишку и уткнувшись в него лицом.

– Иди к своей мамочке! – рявкнул он и зашагал мимо испуганного ребенка вниз по лестнице в ванную. Мадлен с облегчением услышала звук включенного душа.

– Доброе утро, моя дорогая девочка, – прошептала Мадлен, глядя, как перепуганный ребенок робко крадется к ней, волоча плюшевого медведя в одной руке и сунув в рот палец другой. – Хочешь полежать со мной? – спросила Мадлен, забираясь в постель и откидывая край одеяла. Она увидела, как широкая улыбка расцвела на мордашке дочери. Малышка взвизгнула от восторга и тотчас кинулась к Мадлен, прыгнула под одеяло и свернулась калачиком, тесно прижавшись к маме, как маленький прыткий хамелеончик.

– Я так понимаю, ты сегодня будешь работать дома? – спросил Лиам, поправляя галстук и отхлебывая свой чай. Вопрос был больше похож на приказ, чем вопрос, и Мадлен почувствовала, как от спазма свело живот.

– Вообще-то, я договорилась пойти за покупками с Джесс. – Мадлен улыбнулась при мысли, что целый день проведет с сестрой, взяла чайник и заварила себе кофе. – Ты же не против?

– Мэдди, сегодня понедельник. Ты работаешь в понедельник. Мы договорились.

– Да ладно, Лиам. Не делай этого. Я просто проведу день с Джесс. Я ее уже несколько месяцев не видела. Не порти мне день.

Он задумчиво посмотрел вверх:

– Ну конечно, Поппи может портить день мне, не так ли? Но я не смею портить его ТЕБЕ.

Слова были жестокими и в очередной раз направлены против Поппи. Мадлен оглянулась вокруг в поисках Поппи, но всегда, когда Лиам был рядом, девочка старалась спрятаться где-то в другом месте и сейчас, видимо, играла в другой комнате.

Мадлен уставилась в пол, затем повернулась к Лиаму.

– Она ребенок, Лиам, – с трудом сглотнув, произнесла она. – Просто ребенок. Пожалуйста, пойми, я нужна ей.

Он поднял почти пустую кружку и залпом осушил ее. Потом бросил ее в раковину, где она разбилась вдребезги о плитку, тем самым заставив Мадлен подпрыгнуть. Он резко развернулся и оказался так близко к Мадлен, что она почувствовала его дыхание на своей щеке.

– Понять? Хорошо, Мэдди, я пойму ее, как только ты уяснишь, что мне нужна женщина в постели, а не нянька вечно ноющего ребенка. – Его глаза были холодными, неподвижными. Они смотрели, казалось, прямо ей в душу, и Мадлен почувствовала, что слабеет. – И потом, сегодня понедельник, а ты должна по понедельникам работать. Мы договаривались.

Мадлен почувствовала, как слезы обожгли глаза. Она с таким нетерпением предвкушала, как проведет день с Джесс, и не хотела переживать, в каком настроении будет Лиам, когда она вернется домой. Она попыталась сглотнуть и отогнать слезы, не желая показывать ему, насколько он обижает ее своим поведением, и ответила, тщательно подбирая слова:

– Разве я тебе не говорила? Я закончила свою последнюю книгу. И теперь просто жду, когда Бриджет свяжется со мной с предложениями от издательств. – Она подумала, что упоминание о законченном проекте может порадовать его, и заметила, как его лицо заметно смягчилось.

Он задумчиво посмотрел на нее, потом улыбнулся:

– А что будет с Поппи, пока ты будешь шляться по городу, исследуя магазин за магазином? – Он уже опаздывал и обеспокоенно поглядывал на часы.

– Ну, я подумала, что она может позаботиться о себе сама. Знаешь, я просто оставлю ее здесь и привяжу скотчем к лестнице до своего возвращения.

– Что? – переспросил он ошарашенно, и она поняла, что ее попытка пошутить может возыметь серьезные последствия.

– Лиам, ради всего святого. Она идет к воспитательнице. Той, на которой ты сам настаивал. Поскольку сегодня понедельник.

– Настаивал? Нет-нет-нет! Я не настаивал. Мы договаривались, Мэдди. Разве ты не помнишь? Мы оба согласились, а не только я. Мы оба договорились, что тебе нужно работать, верно?

– Лиам, пожалуйста, не будем спорить, – прошептала Мадлен. Ей надоели крики, споры и его постоянное стремление одержать верх в любом разговоре, словно это какое-то сражение.

– Я не спорю, Мэдди. – Он погладил ее по щеке и неожиданно наклонился вперед, чтобы легонько поцеловать ее в губы. – Это ты решила, что будешь комфортнее себя чувствовать в моем доме, если будешь сама за себя платить. В конце концов, я не могу все сам оплачивать, верно? И ее отец никак не участвует финансово в жизни дочери, ведь так?

– Вау, Лиам. Даже для тебя это низко. Майкл мертв, и ты это знаешь. Он вряд ли в состоянии внести свой вклад, согласись. – В уме всплыли воспоминания, как полицейские постучали в ее дверь, их растерянные лица и ее отчаяние, которое привело к тому, что Поппи родилась на два месяца раньше срока.

– Эй, не вини меня, Мэдди. У него не хватило чувства ответственности даже на то, чтобы обзавестись страховым полисом, чтобы вы не остались ни с чем, верно? Ну, чтобы тебе в случае чего было на что жить.

– Знаешь что, Лиам? У нас едва хватало денег на отопление и еду. Так что приобретение страхового полиса вряд ли входило в его планы, неужели так трудно понять?

Это правда. Майкл не был застрахован. Когда он умер и родилась Поппи, у нее не было денег и не было выбора: она была вынуждена бросить работу и стать домохозяйкой. Не имея других доходов, Мадлен была вынуждена жить на пособия. Так что она много часов проводила в одиночестве. У нее было предостаточно времени подумать, и эти бесконечные часы безделья просто сводили с ума. Именно тогда она начала писать свои истории, и это стало ее спасением, поскольку помогало занять чем-то мозги, забыть о реальности. Ее творчество стало для нее своего рода терапией. Благодаря накалу ее эмоций, истории превратились в полноценные, качественные рукописи. Каждый абзац в них помогал облегчить ее боль, и меньше чем за год она написала не один, а целых два романа. Оба были лишь набросками, и в них были миллионы ошибок. Но постепенно они переписывались, изменялись, переделывались и доводились до совершенства.

Теперь, спустя три года, она закончила свой четвертый роман. Но со временем Поппи подрастала, стала более подвижной, и у Мэдди оставалось все меньше времени на написание романов. В конце концов два месяца назад она переехала к Лиаму, и после долгих уговоров с его стороны они пришли к тому, что она будет вносить свою лепту в оплату счетов за жилье. А чтобы она могла это делать, Лиам настоял на том, что Поппи будет ходить к няне, давая тем самым маме время работать над романами. Ее агент, Бриджет, делала все возможное, чтобы Мэдди зарабатывала как можно больше на своих романах, однако времена шестизначных авансов от издательств давно прошли, и, чтобы заработать деньги, ей приходилось продолжать писать.

Мадлен заглянула в глаза Лиаму, обвила руками его шею, улыбнулась. Она постаралась снять напряженность ради Поппи. В конце концов, именно на ней он будет срывать раздражение, когда придет домой в плохом расположении духа.

– Слушай, извини меня. Я должна была рассказать тебе об этой встрече раньше. Я больше так не буду.

Лиам повел плечами, высвобождаясь из ее объятий. Он выпятил грудь, явно довольный, что она уступила.

– Ну ладно. Я ухожу. – Он направился в коридор, где Поппи сидела и тихо играла с чем-то на ковре. У Мадлен екнуло сердце, когда она заметила, как ее девочка быстро переползла к лестнице и сжалась перед мужчиной.

Лиам опустился на колени рядом с Поппи, и на какое-то мгновение Мадлен подумала, что он проявит нежность к малышке. Но он одним резким быстрым движением выхватил из руки малышки ключи, с которыми она играла, и прорычал:

– Смотри, Поппи! – Он указал на перочинный нож, который висел вместе с блестящими ключами, располагавшимися на связке строго по размеру. – Это опасно, и ты не должна с этим играть. Поняла? – Он говорил жестко, и глаза Поппи тотчас наполнились слезами.

Мадлен вскочила:

– Иди сюда, моя девочка. Иди к маме. – Она побежала по коридору, подхватила Поппи на руки и сразу почувствовала, как та уткнулась лицом в ее шею. Слезы закапали на плечо Мадлен, и Поппи безутешно разрыдалась.

Лиам вытащил платок из кармана и начал вытирать каждый ключ по очереди.

– У нее были грязные пальцы. Скажи ей, чтобы она не трогала мои вещи своими грязными руками, понятно? – Убедившись, что ключи чистые, он положил их в карман, потом стряхнул воображаемую пылинку с лацкана пиджака. – Я позвоню тебе как обычно, в одиннадцать часов. Смотри, ответь обязательно! – Он повернулся и открыл дверь, затем оглянулся на нее. – И, Мэдди, не трать слишком много.

Мадлен свирепым взглядом сверлила спину Лиама, когда он уходил. В костюме, в дорогих туфлях, с портфелем в руках. Если бы соседи посмотрели на него сейчас, они бы подумали, что он уважаемый бизнесмен, семьянин, а не тиран и самодур, каким он был на самом деле.

– О, Поппи, ну же! Не плачь. Это не твоя вина. Мама должна была знать лучше. – Она на мгновение повернула малышку лицом к себе и улыбнулась, глядя на заплаканное личико. – О, я придумала, завтра утром ты напомнишь маме, и мы вымоем и вычистим тебя так, что будешь сверкать, как настоящая принцесса! – Поппи несмело улыбнулась. – Ну, успокойся же, солнышко, давай впустим Бадди! – Они обе посмотрели в большое зеркало в холле, отрепетированным движением одновременно отбросили волосы назад и рассмеялись, посмотрев друг на друга. Потом поспешили через весь старый дом ленточной застройки викторианской эпохи – сначала через две передние комнаты, потом по коридору, который вел к задней комнате и старой кухне, видавшей лучшие дни.

Мадлен быстро открыла заднюю дверь, за которой их с нетерпением ожидал щенок спрингер-спаниеля.

Бадди, виляя хвостом со скоростью сто миль в час, возбужденно запрыгал вверх-вниз. И как только дверь приоткрылась достаточно, чтобы щенок мог протиснуться, он кинулся внутрь, прямо в объятия ожидающей его Поппи. Девочка счастливо засмеялась, Бадди своим напором опрокинул ее на пол и принялся прыгать, облизывать ее и вилять уже, казалось, всем тельцем.

Мадлен улыбалась. Когда Лиама не было рядом, Поппи становилась совсем другой. Она была счастливее, игривее и словно расцветала в его отсутствие. А когда он был дома, малышка либо спала, либо играла с плюшевыми медведями в своей комнате, либо сидела в каком-нибудь укромном уголке, где часами могла играть с Бадди. У Мэдди просто сердце разрывалось при виде того, как несчастна ее дочь. Но что она могла сделать? Она знала, что переезд к Лиаму был ошибкой, но у нее не было выбора. Квартира, в которой она жила, попала под снос. Она встречалась с Лиамом уже восемь месяцев, и он казался идеальным бойфрендом, он любил ее, был добр к Поппи, поэтому, когда он предложил переехать к нему, она согласилась.

– Слушай, Поппи, как ты думаешь, Бадди хочет завтракать? – спросила она, и Поппи с энтузиазмом закивала.

Достав миску Бадди, Мэдди вытащила печенье из пачки, раскрошила его пальцами и высыпала крошки в керамическую миску. Потом налила туда молока и поставила миску на пол. Щенок тотчас сунул нос в угощение и бешено заработал языком. Миска с грохотом заходила по полу.

– А Поппи тоже будет завтракать? – с надеждой спросила Мадлен, уже предвидя ответ.

Поппи тотчас отрицательно завертела головой, подтверждая опасения матери. Та заметила, что последние два месяца Поппи часто отказывалась есть или ела очень мало, и Мадлен кивнула в подтверждение своей догадки, которой она всеми силами пыталась избежать: дни, когда Поппи отказывалась от еды, всегда совпадали с днями, когда Лиам был с ней груб. И Мадлен знала, что нужно делать. У нее не было выбора, она должна увезти Поппи как можно дальше отсюда.

Мадлен вытащила еще одно печенье из коробки и опустилась на пол.

– Вот, Поппи, смотри, как Бадди ест свое печенье. – Она держала угощение в руке и ждала, пока Бадди сядет перед ней. – Бадди, голос! – Щенок тявкнул, и они с Поппи захлопали в ладоши. – Хороший мальчик! Видишь, Поппи, Бадди с удовольствием ест свой завтрак. Может, тоже позавтракаешь? – Но Поппи снова покачала головой, прижала ладошку ко рту и улеглась на пол.

Мадлен пожала плечами. Нужно уговорить малышку поесть. Она начала обшаривать шкафы в поисках чего-нибудь, на что дочка соблазнилась бы. Но шкафы были почти пустыми, и она ограничилась тем, что сунула кусок хлеба в тостер. Может, она найдет способ убедить Поппи съесть хотя бы тостик?

Мадлен обернулась и рассмеялась, когда увидела, как Поппи лежит на спине на полу, в лужице из размоченного в молоке печенья, хихикает и извивается от щекотки, а Бадди прижимает ее к полу, вылизывая остатки угощения, до которых может дотянуться. Заметив, как дочка снова превратилась в беззаботного трехлетнего ребенка, каким и должна быть все время, Мэдди еще раз убедилась, что ее решение было правильным. У нее действительно нет выбора. Она должна расстаться с Лиамом. И чем скорее, тем лучше.

 

Глава 2

– Эй, Джесс, ты в порядке? – обеспокоенно спросила Мадлен, встретившись с сестрой у кафе. Обычно Джесс была жизнерадостна и энергична, но сегодня глаза ее превратились в щелки, нос покраснел, и выглядела она довольно несчастной.

– О, я в порядке. Я уже несколько дней в таком состоянии. Простуда. Но, думаю, сейчас уже лучше. – Мэдди едва могла слышать голос сестры из-за уличного шума, и она поспешно завела Джесс внутрь кафе, усадила ее и прикоснулась ладонью к ее лбу.

Трудно было представить себе, что эти две женщины сестры, настолько они не похожи. Мэдди, ростом метр шестьдесят восемь, была светлокожей блондинкой с волосами по плечи, а Джесс – низенькая, всего около полутора метра, с темно-шоколадной кожей и иссиня-черными волосами в стиле афро, которые всегда выглядели слегка растрепанными, что, впрочем, очень ей шло.

– Не обращай внимания, я просто ною. У меня немного болит горло, вот и все.

– Милая, почему ты не отменила нашу встречу? Ты могла просто позвонить мне.

– Потому что я хотела увидеться с тобой, прошло уже почти семь месяцев, – надувшись, возразила Джесс.

– Так долго? Не может быть. – Мадлен призадумалась, когда в последний раз встречалась с Джесс, и поняла, что та права. Это было за ужином, в апреле, когда они отмечали ее день рождения, – ее первый день рождения после того, как умерла их мать, и Лиам водил их с Джесс и Поппи в ресторан.

– Вот-вот. Я на суше всего три недели – а до этого полгода была в рейсе.

Джесс работала начальником хозяйственной части на корабле, по нескольку месяцев находилась в море, и обычно Мадлен считала дни до ее возвращения. Почему же она не делала этого на сей раз и почему они встретились лишь спустя три недели после возвращения Джесс?

– Мне нужен кофе, много кофе, – объявила Джесс, окидывая взглядом витрину с тортами и пирожными. – О, Мэдди, пока ты там рядышком, мне нравится вон тот большой шоколадный тортик. – Джесс захлопала ресничками, улыбнулась и сняла пальто, удобнее усаживаясь в кресле.

– Ладно, я возьму его. Давай возьмем тебе кофе и торт. Я угощаю, – согласилась Мэдди, заказала кофе, ткнула пальцем на торт и вытащила последнюю двадцатку из кошелька.

Поставив поднос на стол, она села рядом с сестрой, поставила перед ней кофе и кусок торта и расстегнула пальто.

– Вот, ешь. И тебе нужно побольше пить, Джесс. Сколько ты уже болеешь? Мама обычно говорила, что нужно принимать парацетамол или ибупрофен. Ты принимала? – Она строчила вопросы один за другим со скоростью пулемета.

– Я принимала лекарства, честное слово. И ты – не мама, так что прекрати. Как, по-твоему, я справляюсь, если живу одна? Теперь давай я буду пить кофе и слушать, как у тебя обстоят дела с Лиамом.

Мадлен повесила пальто на спинку стула и растерянно взглянула на сестру, не зная, с чего начать. Было совершенно очевидно, что Лиам сестре не нравится, но она до сих пор не представляла себе, как сказать Джесс, что та была права и что переезд к нему был, вероятно, самой большой глупостью, которую она когда-нибудь совершала. Более того, Мадлен отчаянно хотелось повернуть время вспять и возвратиться в то время, когда Майкл был еще жив.

Она и Майкл были влюблены с юности, с того дня, когда встретились в средней школе. Они жили и любили, не могли надышаться друг на друга. Каждый миг, который они провели вместе, был счастливым, и каждое мгновение в разлуке их снедала тоска. Но никто этого не понимал, и их многие осуждали, когда они поженились в девятнадцать, сняли самую дешевую и тесную квартирку на третьем этаже, которую только смогли найти. Они выпросили, заняли и стащили мебель у кого только могли, чтобы обставить ее. Но для Мэдди материальное не имело значения, их дом был полон любви, и, хотя у них почти ничего не было, она была счастлива в браке.

Но потом, меньше чем через год после свадьбы, вся ее жизнь превратилась в непонятный, сумбурный водоворот. В ее дверь постучала полиция. Майкл мертв, и полицейские обрушили на нее водопад слов, вываливая всевозможные причины и предположения, почему его автомобиль оказался в придорожном кювете. Она сидела молча, не веря в то, что ей было сказано, и в то же время внутри нее нарастал какой-то пронзительный крик, который никак не смолкал.

Девять дней спустя, на шесть недель раньше срока, родилась Поппи.

Ее мысли вернулись к кафе и к Джесс, которая смотрела на нее с беспокойством.

– Слушай, скажи мне, когда следующий рейс? Куда вы идете и, самое главное, как долго ты будешь отсутствовать?

Джесс отпила кофе.

– О-о, он еще не скоро. Я пока не подписала свой следующий контракт, но, похоже, это произойдет не раньше конца года. Я понятия не имею, куда мы направимся. Так что у меня особых новостей нет. А ты не хочешь рассказать мне, что тебя тревожит?

Мадлен всегда знала, что Джесс была проницательной. Когда что-то случалось, она читала Мэдди, как открытую книгу. И всегда умела задавать неудобные вопросы.

– О, Джесс, я не знаю, что делать. Я совершила ужасную ошибку и понятия не имею, как ее исправить.

Джесс поймала взгляд сестры.

– Что ты имеешь в виду? Ведь ты не сделала ничего противозаконного, да? – спросила она, запихивая в рот большой кусок шоколадного торта.

Мадлен покачала головой и рассмеялась. Она никогда в жизни не совершала ничего противозаконного, и ее позабавила мысль, что сестра предположила, что она могла вдруг начать нарушать закон.

– Разумеется, нет. Дело в Лиаме. Как так, черт возьми, произошло, что я стала жить с ним, Джесс? Я едва его знаю. Что же меня дернуло? Я понимаю, что была в отчаянии, что у меня были проблемы с квартирой и все такое, но…

– Почему ты не переехала в мою, пока меня не было? – спросила Джесс.

– О, Джесс, я хотела, но Лиам был так убедителен… Он сказал, что будет заботиться обо мне и Поппи, описывал, как хорошо нам будет втроем. – Она глубоко вздохнула и замолчала. – Но нам совсем не хорошо. То он нормальный, самый славный человек на свете, а то вдруг просто ужасный. Словно Джекилл и Хайд, он меняется в одно мгновение, и я не могу с этим справиться, особенно когда он груб и жесток с Поппи.

Джесс резко поставила кофейную чашку на стол – с таким стуком, что женщины за соседним столиком обернулись и уставились на нее.

– Что он сделал Поппи? – Голос сестры дрожал от гнева, и Мадлен помолчала, прежде чем ответить.

– О, Джесс, он раньше был к ней так добр, ну, до того, как мы переехали к нему. Приходил и приносил ей конфеты, в другой раз – плюшевого медведя… Знаешь, однажды он был с ней особенно строг, а на следующий день он пришел и принес с собой Бадди. Ну, понимаешь, никто не преподносит щенка в качестве извинения. – Она замолчала и стала ковырять торт на своей тарелочке. Мадлен почувствовала, как глаза наполняются слезами. Когда она произнесла эти слова вслух, все стало как-то более реально, осязаемо. – Он даже накричал на меня сегодня утром, когда Поппи помешала нам заняться… ну, ты понимаешь. Она проснулась и стала звать меня, а он сказал, что я должна ее контролировать, Джесс! Кто в здравом уме скажет такое? Он просто тиран!

Джесс сделала еще глоток кофе, поставила чашку на стол и взяла Мадлен за руки. Мадлен почувствовала, что сестра дрожит, и была удивлена, когда та спокойно заговорила:

– Во-первых, вам нужно уйти. Во-вторых, нужно сделать это быстро. Потому что ты не можешь позволить – и не позволишь, – чтобы Поппи вот так мучили, это жестоко. И второе: если я вцеплюсь ему в глотку своими тощими руками, он пожалеет, что доставил неприятности тебе и моей племяннице. Ты это понимаешь, Мэдди? Если он хоть пальцем коснется кого-нибудь из вас, я сяду за убийство. – Она мило улыбнулась, отпустила руки сестры и вернулась к своему торту.

Мадлен уставилась в чашку, подула на кофе и сделала маленький глоток. Возразить было нечего, только по щеке скатилась слезинка. Джесс снова была права. Такого прощать нельзя. Хоть она и перечисляла все то хорошее, что когда-то прежде делал Лиам, это не оправдывало его поведения сейчас. Она не могла простить ему ни его поступков, ни замечаний, ни жестов. И не могла позволить этому продолжаться.

– Что ты собираешься делать, Мэдди? – Джесс потерла шею, с видимым усилием сглотнула, потом отпила кофе. – А?

– Я не знаю. – Мадлен сделала паузу. На самом деле она знала.

– Ты понимаешь, насколько сильно я его сейчас ненавижу? Я знала, что он тебе не подходит. Разве я не говорила, когда в первый раз увидела, что он немного странный? Говорила же! Он был слишком навязчивым и властным для человека, с которым недавно познакомился. Он видел меня в первый раз, но все, что ему нужно было знать, – это когда я должна уйти в рейс. И потом, когда я звонила с корабля, чтобы поговорить с тобой, Лиам всегда говорил мне, что тебя нет дома, – при том, что я слышала, как где-то в отдалении ты разговариваешь с Поппи.

Мадлен задумчиво посмотрела на сестру:

– Ошиблись номером! К нам так часто попадают «не туда»! Так вот что он делает!

– Более того, – Джесс явно была в ударе. – Помнишь, когда ты в первый раз привела меня в его дом? Я спрашивала обо всех тех закрытых дверях и о том, почему он живет в доме родителей. Родителей, которые никогда не звонят и не приезжают в гости. Ну, право же, Мэдди, даже ты должна признать, что это немного странно. – Она остановилась, чтобы посмотреть на выражение лица сестры, потом продолжила: – Не нужно делать вид, что ты в шоке. Я ведь говорю тебе это уже не первый раз, правда? Но ты не слушала меня раньше.

– Эти комнаты закрыты, потому что в них хранятся вещи его родителей, это вовсе не странно. Это их дом, и они имеют право на личное пространство.

Джесс поджала губы и сердито уставилась на сестру.

– Ладно. Но если его родители вернулись в Ирландию, какого черта они не забрали свое драгоценное имущество с собой? Не забывай, это имущество такое ценное, что должно храниться в комнате, на двери которой аж три чертовых замка! Говорю тебе, Мэдди, это очень подозрительно!

Джесс была права. Это было весьма подозрительно. Но Мадлен так не хватало Майкла, что, когда наконец на горизонте появился Лиам, она подумала, что он сможет заполнить огромную пустоту, образовавшуюся в ее сердце. Она была готова не обращать внимания на некоторые странности в его поведении, некоторые его поступки ради близости и поддержки. Но вместо того, чтобы заполнить вакуум в ее сердце, он вовсе разорвал его на части.

Мадлен всхлипнула:

– Ты права. Я однажды дала моей крошке обещание, Джесс. Помнишь, когда она сразу после рождения лежала в том медицинском инкубаторе? Мы обе сидели, я и ты, целыми ночами, и я пообещала ей, что буду для нее и отцом, и матерью. Помнишь? Я обещала, если только она выживет, что буду заботиться о ней и защищать от всего мира. Но я этого не делаю, Джесс! Я ее предаю! – Слезы покатились по ее лицу, и она взяла салфетку и принялась вытирать глаза.

Джесс снова схватила сестру за руки:

– Ты ее не предаешь, ты прекрасная мать. Но что касается Лиама, тебе нужно избавиться от него. Он жестокий, эгоистичный собственник. Он тебя не любит, Мэдди. Он бы так не делал, если бы на самом деле любил тебя. А насчет того, куда тебе поехать, не сомневайся – вы можете переехать ко мне. Мы справимся, мы всегда справляемся.

Мадлен покачала головой:

– О, Джесс, это так мило, ты так добра! Но ты же об этом не думала, правда? Все изменилось. Мы не можем просто съехаться, как делали это подростками. Мне нужно теперь думать о Поппи и о Бадди. А ты, моя дорогая сестричка, живешь в крошечной квартирке с одной спальней, и сада у тебя нет. В первую ночь все будет прекрасно, но потом появятся проблемы. Это просто нецелесообразно.

Джесс повернулась к барной стойке и заказала еще кофе.

– Так что тогда? Ты могла бы снять квартиру. Недалеко от меня сдается одна квартирка на первом этаже, это подошло бы для Бадди, верно?

Мадлен пожала плечами:

– Я не уверена, что устрою их как квартиросъемщик. Я отказалась от пособий, когда переехала к Лиаму. Все, что я получаю, это мои гонорары за книги, а они выплачиваются нерегулярно. Я никогда не знаю, сколько денег поступит на счет и хватит ли их на жизнь.

Мадлен выслушала все идеи, которые приходили в голову Джесс, но ни одна из них не показалась ей реальной. Она ничего не могла сделать, и идти ей было некуда. Просто западня какая-то!

– Ладно-ладно, я понимаю, что это выстрел вслепую, но ты всегда можешь обратиться за помощью к своему отцу, – наконец произнесла Джесс. – У него большой отель недалеко от Скарборо. Ты могла бы пожить там. У него-то место для вас найдется. – Джесс всплеснула руками и, пожав плечами, продолжила: – Пора бы ему сделать для тебя что-нибудь. А то только и знает, что присылать какое-нибудь украшение на Рождество и деньги на день рождения.

Мадлен подавилась кофе и закашлялась, прижав ко рту салфетку. Она так отчаянно кашляла, стараясь справиться с дыханием, что Джесс энергично постучала ей по спине.

– Черт, Мэдди, ты в порядке?

– Джесс, ну… ну… ты сама понимаешь, что предлагаешь? Мама бросила его, знаешь… когда мне было пять. Я нечасто с ним встречалась, а после того, как он женился на Джози, и вовсе не виделась с ним ни разу, – смущенно призналась Мадлен. Она собиралась сказать, что их мать бросила его спустя всего несколько дней после того, как родилась Джесс и стало понятно, что этот ребенок не от него.

– Ну и что? – пожала плечами Джесс.

– А то, что ты предлагаешь мне постучать к нему в дверь и представиться?

– Ну да, именно с этого следует начать.

Мадлен покачала головой:

– Что я ему скажу? «Привет, папа, это я, Мэдди. Я знаю, что мы не виделись много лет, но можно я с трехлетней дочерью и щенком, который гадит, как взрослый грейхаунд, поживу у тебя»? – Мадлен вздохнула.

Она знала, что отец любил ее. Поначалу они встречались каждую неделю – каждый вторник за чаем, и все воскресенье она проводила с ним. Но потом мама стала чинить всякие препятствия их встречам, а позже он снова женился… После этого мать стала забирать ее из школы во вторник и водила куда-нибудь с таким расчетом, чтобы, когда отец приходил, Мадлен не оказывалось дома. Сначала Мэдди не понимала, что происходит. Новизна прогулок с мамой после школы очаровала ее. Но по воскресеньям все было иначе. Она часами сидела и ждала, когда папа за ней приедет. А потом в комнату заходила мама и говорила, что звонил ее отец и предупредил, что не приедет. Но это было неправдой. Мать находила всяческие отговорки, убеждала, чтобы он не приезжал, и приложила максимум усилий, чтобы после женитьбы отца на Джози у Мэдди не было времени познакомиться с его новой супругой.

Много лет отец исправно писал ей письма, присылал открытки на день рождения и подарки на Рождество. Он переводил деньги на ее содержание, оплатил ее обучение в колледже. Когда родилась Поппи, он прислал им чек на тысячу фунтов. На эти деньги они купили детскую кроватку, коляску, разнообразную детскую одежду и целый годовой запас подгузников. Но при этом он никогда не навещал дочь. Его никогда не было рядом, когда Мадлен это было нужно, когда она хотела и надеялась, что он появится.

– По крайней мере, ты знаешь, где твой отец, Мэдди. А где мой донор спермы – одному Богу известно, – попыталась разрядить обстановку Джесс.

Несмотря на то, что она старалась заставить сестру улыбнуться, на самом деле Джесс было горько от того, что она ничего не знала о своем отце. Однажды их мать попыталась объяснить, что у них с отцом Джесс был секс всего на одну ночь. Он был высокий, очевидно, очень темнокожий, очаровательный, неотразимый моряк с Карибских островов, перед которым она не смогла устоять. Они несколько часов проболтали, потом пошли в бар выпить, что и привело к быстрому сексу где-то в темном углу за клубом. В результате родилась Джесс – а от ее папаши не осталось ни имени, ни номера телефона, ни шанса хоть как-то его разыскать.

– Должен быть какой-то другой путь, Джесс.

– Ммм, дай подумать. Итак, какие у нас варианты? Ты можешь вступить в какую-нибудь секту за рубежом, обратиться за помощью к отцу или переехать ко мне, – рассмеялась Джесс.

Мадлен тоже рассмеялась:

– Мне – жить в секте? О, Джесс, право же, сомневаюсь, что я смогу там ужиться и демонстрировать смирение. И потом, мне нужно работать. Я хочу работать.

Джесс допила кофе.

– Мэдди, ты – писатель. Я думала, что ты можешь работать где угодно.

Это было правдой. Коль скоро у нее есть ее ноутбук, она могла бы работать где угодно. Но она действительно не хотела переезжать отсюда. Ей нравилось жить в Йоркшире. Нет, не просто нравилось. Она любила Йоркшир. Более того, ей хотелось, чтобы Поппи пошла в школу в Йоркшире, как когда-то ходила она сама.

Мадлен взяла пальто:

– Да ладно, пошли уже. Ты ужасно выглядишь, тебе нужно лечь, а мне пора возвращаться к Лиаму и начать упаковывать вещи.

 

Глава 3

Мадлен ехала на высокой скорости.

Было начало двенадцатого, и последние пять минут ее телефон просто раскалился от звонков. Она бросила взгляд на экран, в сотый раз увидела на нем имя Лиама и снова отклонила вызов.

Он так предсказуем, так стремится ее контролировать. И всегда звонит ровно в одиннадцать. Более того, она точно знала, что он будет злиться, если она не ответит на звонок, но ей было все равно. Его еще несколько часов не будет дома. И только потом, вечером, она сможет с ним серьезно поговорить и, глядя в глаза, сказать ему о том, что собирается уйти от него.

Загнав машину в гараж, Мадлен вошла в дом через черный ход, выпустила Бадди во двор, а потом направилась наверх, в ту комнату, где обычно писала. Мадлен посмотрела на свой письменный стол и тотчас поняла, что ей нужно больше света – и больше места. Ей было бы гораздо удобнее ближе к окну, и она просила Лиама позволить ей передвинуть стол так, чтобы она могла смотреть на деревья и на вересковую пустошь, которая окружала дом. Но в своей обычной манере Лиам был непреклонен, доказывая, что ее письменный стол должен стоять в темном углу, спрятанный за дверью. Он настаивал, что это единственное место, куда он войдет, но ей этот угол не нравился, и она дала себе обещание, что, как только ей удастся вырваться отсюда в свой собственный дом, у нее будет столько света и простора, сколько она сама захочет.

Она споткнулась о край свернутого ковра. Комната была захламлена – и это было еще одной причиной, почему Лиам поставил стол именно там. Тут хранились клюшки для гольфа, бутсы для игры в футбол, в одном углу стояла старая железная подростковая кровать без матраса. На ней стопками громоздились картонные коробки, и ни одна из них не была подписана, чтобы понять, что там спрятано внутри. Мадлен вздохнула. Джесс права. Все это довольно странно. Особенно ее пугала старая антикварная ваза, вероятно, радость и гордость его матери.

Дом до сих пор принадлежал его родителям, и большинство коробок они оставили, когда много лет назад переехали обратно в Ирландию. Но, как справедливо заметила Джесс, пока Мадлен тут жила, они никогда не приезжали в гости, не звонили и, насколько было известно Мадлен, никак не общались с Лиамом. Приедут ли они когда-нибудь, гадала Мадлен. И если да, то заберут ли они с собой свою жуткую мебель?

– Ну, начнем. – Мадлен посмотрела на сложенную лестницу, ведущую на чердак, опустила ее вниз и поднялась по ступеням, чтобы достать оттуда свои сумки. Она знала, что ей будет непросто упаковать все свои вещи. С тех пор как она переехала, у нее накопилось гораздо больше вещей, чем она привезла с собой. Но она уже приняла решение. Она должна уйти. А значит, ей нужно собирать вещи.

Она села за стол и стала просматривать свои книги. Они все были для нее важны, и их нужно было упаковать. Ее взгляд наткнулся на коробки, которые стопками стояли в комнате. Она решила, что если освободить некоторые из них, то можно использовать эти коробки для других своих вещей. Лиам всегда говорил ей, чтобы она не трогала вещи его родителей, но он не говорил, что нельзя вывалить содержимое и воспользоваться коробками, верно?

Она упаковала уже три сумки и шесть коробок, как вдруг ее что-то отвлекло. Она посмотрела на дверь, уверенная, что услышала какой-то посторонний звук. Она замерла, и тотчас до нее снова донесся какой-то звук – ключ поворачивался в замке входной двери. Потом донеслось хихиканье, а после – громкий пронзительный визг. Мгновением позже дверь открылась и снова захлопнулась.

Мадлен затаила дыхание. Кто-то был в доме. Но кто? Она испугалась. Ключи были только у них с Лиамом.

Мадлен на четвереньках проползла на площадку лестницы и затаилась за комодом, который там стоял. Никто не знал, что она дома. От страха у нее участилось дыхание.

– Не беспокойся, она ходит по магазинам со своей так называемой сестрой, – донесся из прихожей голос Лиама.

Мадлен выглянула из-за комода и посмотрела вниз. Лиам навалился на какую-то молодую женщину, прижав ее к стене. У незнакомки были длинные светлые волосы, а короткая юбка, задранная до талии, напоминала сейчас блестящий пояс. Он лихорадочно шарил по телу женщины рукой, стараясь сорвать с нее нижнее белье и поскорее раздеть, и покрывал торопливыми поцелуями ее лицо, рот, шею – так быстро, что ему не хватало воздуха.

Мадлен задохнулась, а потом зажмурилась.

Голова чуть не лопалась от мыслей, душу разрывали страх и мучительная боль. Она заткнула пальцами уши, лихорадочно соображая, что делать. Меньше всего ей хотелось видеть или слышать эту возню, пыхтение и сопение внизу.

Она хотела уйти. Она собирала вещи и планировала сказать ему об этом, но не представляла, что придется уйти так быстро. Голова шла кругом. Она чувствовала себя так, словно попала на самый опасный, самый экстремальный скоростной аттракцион, где конечные остановки с визгом проносятся мимо, и нужно решить, прыгать или не прыгать. Но каждый из вариантов решения вел к разному сценарию развития событий и разному исходу. И каждый сценарий круто менял ее жизнь и казался одинаково пугающим.

Она выглянула в коридор, ведущий в ее спальню. Это место было для нее домом на протяжении двух месяцев. Здесь жила она, здесь жила Поппи, и, если она решится противостоять Лиаму, они с Поппи окажутся без крыши над головой и без средств к существованию.

Но какой у нее был выбор? Она глубоко вздохнула и позволила ярости захлестнуть душу. Может, он и дал ей крышу над головой, но не имеет права так поступать с ней. Как он смеет изменять ей, приводить эту девицу в мини-юбке в их дом и обжиматься с ней прямо в холле, где только сегодня утром она целовала его на прощание?

Мадлен трясло от ярости. Она выпрямилась во весь рост, готовая столкнуться с ним лицом к лицу.

– Лиам О’Грэди, ты – сукин сын! Надеюсь, она того стоит. – Она задохнулась, ощущая, как пронзительный крик исходит откуда-то изнутри, из глубины ее груди. И она не могла сказать, сорвался ли он с ее губ.

Лиам ахнул, отпрыгнул назад, торопливо выпустил из объятий женщину, и она упала прямо на пол в холле.

– Анджелина, одевайся. – Он сдернул пальто с вешалки, швырнул его на полураздетую женщину и стал торопливо приводить в порядок собственную одежду. Потом посмотрел на широкую викторианскую лестницу, где наверху продолжала кричать взбешенная Мадлен.

– Какого черта ты делаешь дома? Ты… Ты же пошла по магазинам, ты сказала, что тебя не будет весь день. – Слова прозвучали довольно жалко. – Какого черта ты не отвечала на звонки? – Он не знал, что еще добавить. Она же сказала, что ее не будет. Она солгала ему, и он поверил. Но выбора не было. Нужно срочно все исправить! Он посмотрел на часы, ему отчаянно хотелось повернуть время вспять, но он понимал, что это невозможно.

Лиам развернулся и увидел сердитое лицо Анджелины, которая бросила на него свирепый взгляд, прежде чем открыть входную дверь и пулей выскочить из дома. Его начальница ушла, а с ней, вероятно, и его работа. Какое-то мгновение он колебался, не зная, в какую сторону бежать. Если кинется в одну – потеряет работу, а бросится в другую – есть опасность, что он потеряет Мадлен, и, возможно, навсегда. А после всего, через что он ради нее прошел, ему нужно удержать ее любой ценой.

Он любил ее еще со школы. Он был на два года старше, наблюдал за ней издалека и с блаженной улыбкой бродил по школьным коридорам в надежде, что однажды она с ним заговорит или хотя бы улыбнется в ответ. Он помнил, как придерживал перед ней двери, как старался оказаться в нужное время в нужном месте. Когда она сидела в столовой одна, он подходил и садился за тот же стол, нервно мялся на краешке стула и молча сидел до конца перемены, так и не прикоснувшись к еде. Сколько раз его обед успевал остыть! Сколько раз его желудок так сводило от волнения, что, если бы он попытался что-то съесть, его неминуемо стошнило бы. Она так никогда и не заговорила с ним и, казалось, даже не осознавала, что он рядом. А потом она встретилась с Майклом, и, словно в издевательство, Лиаму пришлось с болью в сердце наблюдать, как они не сводят друг с друга глаз в школьном коридоре, видеть, как они влюблены, а потом наблюдать, как в объятиях другого она расцветает, превращаясь из ребенка в женщину.

Лиам пытался вспомнить, говорил ли он когда-нибудь с Майклом Фростом, но не мог. Он его почти не знал, но неистово ненавидел, потому что ему досталось то, чего так сильно хотел сам Лиам. Он позаботился о том, чтобы в нужное время, когда, по его расчетам, Мадлен будет готова, именно он окажется в нужном месте в нужный день, чтобы предъявить на нее права.

Лиам вздохнул. Он знал, что сглупил. Он думал, что, приблизившись к Анджелине, сохранит свою работу. Уже дважды его вносили в список кандидатов на увольнение по сокращению штатов. Так что интрижка с Анджелиной была частью решения проблемы. И он, не задумываясь, ринулся очаровывать ее, приглашать в рестораны, оказывать знаки внимания. И когда сегодня утром появилась возможность, когда он подумал, что Мадлен весь день не будет дома, он позволил своему либидо взять верх над здравым смыслом. Ему нужен секс, нужно было сбросить напряжение. Пока в доме находилась Поппи, он понимал, что секса не получит. Но он любил Мадлен, не мог без нее жить и сейчас очень испугался, что она может уйти. Он не может – и не позволит ей оставить его. Она принадлежит ему. Он никогда ее не отпустит.

Он сделал шаг к лестнице:

– Дорогая, послушай. Ты должна мне поверить. Я могу все объяснить. То, что ты видела, – не то, что ты подумала. Это ничего не значит, честно. – Он переступил с ноги на ногу. – Ты знаешь, что я люблю только тебя. Ты ведь знаешь это, правда? – негромко воскликнул он, протягивая к ней руки. – Это была моя работа, Мэдди. Они проводят сокращения, и я не хотел потерять место, я хотел, чтобы Анджелина замолвила за меня словечко, так сказать. И потом, Поппи вечно врывается в нашу комнату, а ты ведь не станешь отрицать, что у меня тоже есть естественные потребности организма!

Он понял, что Мадлен перестала его слушать. Она ушла с лестничной площадки в комнату, и Лиам потихоньку ступил на первую ступеньку, поднялся на цыпочки и постарался заглянуть, куда она скрылась. Но как только нога коснулась второй ступеньки, в него полетели его вещи. Он трусливо съежился, а спустя мгновение через перила в его сторону полетела охапка его вещей – прямо на плечиках.

– Не смей относиться ко мне как к дурочке, Лиам. Не смей, слышишь? – Мадлен снова ринулась в пустую спальню и подхватила его клюшки для гольфа. На миг она замерла, думая о том, что будет, если она швырнет их вниз. Они тяжелые, и ей совсем не хотелось разбить что-то в собственном доме. Но в следующее мгновение она осознала: это не ее дом, – и с этой мыслью запустила все клюшки, одну за другой, вдогонку Лиаму, который скрылся за дверью гостиной. Она смотрела, как он прячется за дверью, съеживаясь от страха каждый раз, когда она швыряла клюшку с лестницы. Мадлен на секунду остановилась, потом побежала к его шкафу, схватила ящик с обувью и снова стала бросать ее через перила лестницы, зная, что, если она будет бросать свои импровизированные снаряды достаточно быстро, у него не будет времени вернуть себе самообладание.

Она полюбовалась его вещами, в беспорядке разбросанными на полу у основания лестницы, и рассмеялась. Он любил, чтобы его вещи были безупречно выглажены, туфли – начищены до блеска. И Мадлен знала, что ему противно видеть, как все это теперь валяется на полу.

На какой-то миг повисло молчание. Лиам ползал на четвереньках в отчаянной попытке собрать разбросанную повсюду одежду. Он начал аккуратно складывать ее, когда рядом с тем местом, где он стоял на коленях, упала еще одна охапка одежды.

– Мэдди, у тебя не все в порядке с головой! – закричал он. – Ты хоть понимаешь, что творишь?!

На Мадлен эта фраза подействовала, как красная тряпка на быка.

– У меня не все в порядке? Как, черт возьми, ты можешь такое говорить? – Она оглянулась в поисках чего-то, что можно в него бросить. Ей на глаза попался большой мягкий чемодан, он был спрятан под кроватью. Она вытянула его наружу и бросила вниз. – Упаковывай все свои вещи – и убирайся! – Чемодан ударил его прямо по затылку, отчего мужчина неожиданно пронзительно завопил.

– Немедленно прекрати швырять вещи, Мэдди. Я тебя предупреждаю! – крикнул он, когда в него полетели бутсы.

– Ах, ты меня предупреждаешь, да? – свирепо уставилась на него Мэдди. – И это позволяет тебе чувствовать себя большим человеком, Лиам? Предупреждать меня! Ну что ж, я напугана, видишь, уже вся дрожу!

Ее больше не волновало, какую боль причинят ее слова. Она в любом случае уйдет от него, так что может честно сказать, что ее не волнует, даже если весь дом рухнет ему на голову. Она заметила вмятину во входной двери, которую оставила одна из клюшек, и сжалась. Она сама красила эту дверь и наклеивала скотч, чтобы защитить стекло. Она закончила ее за один день, пока Лиам был на работе.

– Дорогая, тебе лучше остановиться, прямо сейчас. Этот дом не твой, а мой, и это ты должна будешь уйти. Это ты все потеряешь, а не я. – Он выглядел самодовольным, и Мадлен повернулась, чтобы посмотреть на шкаф, решая, сможет ли она тоже спустить его с лестницы. – Ты же понимаешь, что причинишь боль Поппи, правда? У вас нет денег, и пострадает именно она. Так что будь благоразумна, ты же не хочешь, чтобы Поппи стала бездомной, верно? И потом, куда вы пойдете? У тебя не так много вариантов, Мэдди.

Она наблюдала, как он завозился и переступил с ноги на ногу, что было явным признаком паники. Он пытался быстро придумать способ заставить ее остановиться. Но Мадлен хорошо изучила все его приемы, все его жесты – и знала, когда он в нерешительности.

– Не смей втягивать в это мою дочь. Какое тебе дело до Поппи? Ты всегда, когда только можешь, стараешься обидеть ее. – Мадлен наклонилась через перила. Он был прав. Это действительно его дом, и Поппи действительно станет бездомной, но он зашел слишком далеко, привел другую женщину в дом, чтобы заняться с ней сексом. Это стало последней каплей. Теперь пути назад нет, и не важно, что будет дальше, не важно, что он скажет и сколько раз будет извиняться, она ни за что не простит его.

– Я… Я люблю Поппи! Я принес ей Бадди, разве не так? – запротестовал Лиам.

– Ты – мерзкий обманщик, Лиам О’Грэди! – крикнула Мадлен.

Она обернулась, взгляд заметался по комнате. Она схватила любимую расписную вазу его матери. Эта ваза никогда ей не нравилась, и Мэдди, не раздумывая, швырнула ее. Лиам вскочил на ноги и кинулся к лестнице, но в этот миг раздался громкий стук в дверь за его спиной.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – крикнула Джесс, распахивая входную дверь, которую так и не закрыли после поспешного бегства Анджелины. Она окинула взглядом диспозицию, быстро подняла с пола одну из клюшек для гольфа и угрожающе замахнулась ею в направлении Лиама. – Если ты ее хоть пальцем тронул, я тебя убью!

Мадлен задохнулась от волнения при мысли, что могло случиться и что мог сделать Лиам. Она глубоко дышала. Ноги вдруг задрожали, к горлу подступила тошнота. Но теперь все было в порядке. Все кончилось. Джесс тут, и все будет нормально.

– Что ты здесь делаешь, Джесс? Я думала, ты поедешь домой и ляжешь в постель! – крикнула она, глядя вниз, туда, где стояла Джесс.

– Да, Джесс, что ты здесь делаешь? – Он подошел к ней вплотную, почти уткнувшись в нее носом, и гневно посмотрел ей в глаза.

– Отойди от меня прочь. – Джесс сделала шаг назад и снова замахнулась на него клюшкой.

– А ты уже доросла, чтобы пользоваться этой штукой, малышка? – с вызовом спросил он, но Джесс не дрогнула. Она не отступила и не отвела взгляд, смотрела ему прямо в глаза, не опуская клюшку.

– Тебе лучше не проверять это на практике, – угрожающе произнесла она, вновь замахиваясь клюшкой в его сторону. – Мэдди, звони в службу спасения, если этот человек не соберет свои вещи и не уберется отсюда.

Лиам был в ярости, он бросал свирепые взгляды то на Мадлен, то на ее сестру. Потом несколько раз глубоко вздохнул, обдумывая, какие у него варианты. Он не мог одержать победу. Не сегодня, не после того, что здесь произошло. И знал, что, если останется, может сделать что-нибудь такое, о чем будет жалеть всю жизнь. Ему придется уйти, он должен дать Мадлен возможность успокоиться, а потом завоевать ее. Он знал, как это сделать. Он сделал это раньше и сделает это снова, но сейчас он послушается совета Джесс, соберет кое-какие вещи и уйдет. Но это еще не конец, далеко не конец. Он не собирается терять Мадлен после того, через что ему пришлось пройти, чтобы завоевать ее.

– Не нужно полиции, – спокойно сказал он Джесс, поднимая руки и делая шаг назад. – Я уйду. Но это мой дом, Мэдди. Помни, что мое – то мое, включая тебя.

 

Глава 4

– Хорошо, Лиам, успокойся. Я упакую вещи так быстро, как только смогу, но мне некуда идти, – прорычала Мадлен и отставила трубку подальше от уха, спасаясь от непрерывного и неустанного потока оскорблений и уговоров, которые лились на нее из телефона. Она была почти уверена, что, если положить трубку на тумбочку и уйти куда-нибудь минут на двадцать, она все равно слышала бы его причитания, а когда вернулась бы, он бы по-прежнему разглагольствовал.

– А ты думала о том, чтобы позвонить своему агенту? Она бы непременно тебе что-нибудь посоветовала, как-нибудь вмешалась бы в происходящее. Или ее уже нет?

– Да, Лиам, я знаю, я много раз пробовала созвониться с Бриджет. Но всю последнюю неделю я постоянно попадаю на ее автоответчик. Подожди-ка, откуда ты знаешь, что ее нет?

Он не ответил на ее вопрос.

– Почему бы тебе не переехать к Джесс? Это же именно она рвалась прийти тебе на помощь и спасти положение?

– Не будь идиотом. Как, черт возьми, я могу переехать к Джесс? Ты же знаешь, что у нее только одна спальня. Это не самое идеальное место для меня, дочери и щенка в придачу.

– Ну, тебе необязательно уезжать, правда? Просто прекрати упрямиться, и мы сможем снова быть вместе. И никому никуда не придется переезжать. Я смог бы вернуться домой. Мы сумеем разобраться со всеми проблемами. Мы могли бы начать все заново. – Лиам помолчал, Мадлен поняла, что он ждет ее ответа, но ответа не последовало. – Как насчет такого решения, Мэдди, дорогая? Ты и я. Что скажешь? Я люблю тебя!

Мадлен рассмеялась.

– Да ладно тебе, Мэдди, не смейся. Это могло бы сработать. Ты, я и Поппи – мы могли бы стать настоящей семьей! – Он помолчал. – О, придумал! Давай отправимся в путешествие. Поедем за границу, куда-нибудь в теплые страны. – Мадлен все это уже слышала. Он хотел вернуть ее. И он уже много раз обещал, что все будет по-другому. Что он будет добр к Поппи, что они будут жить все вместе. Но Мадлен не верила его словам, не доверяла его обещаниям, и, даже если бы он на коленях умолял ее, она ни за что больше не подпустила бы его к Поппи.

– О, Лиам, это может случиться только в твоих самых безумных мечтах. Какое слово из фразы «Я больше никогда не поверю тебе» ты не понял? И потом, я ни за что не повезла бы Поппи за границу. Она для этого слишком мала.

– Мэдди, дорогуша, да ладно тебе! У тебя нет денег. Ты не можешь связаться с Бриджет. Считай, что высшие силы говорят тебе, что нам суждено быть вместе.

Мадлен задумалась над его словами – и почувствовала, как ее внезапно охватывает паника. Она поднесла трубку к другому уху и в растерянности посмотрела на беспорядок, царивший вокруг нее. Постоянно растущая куча коробок и пузырчатой пленки, которая образовала целые горы в углу гостиной. Посреди всего этого хаоса сидел довольный Бадди, который с нетерпением ожидал, когда она положит трубку и поиграет с ним. Схватив один из носочков Поппи, он трепал его, зажав в пасти, и неистово вилял своим шоколадно-коричневым хвостом, ожидая, что Мадлен присоединится к игре.

В противовес сверхэнергичному щенку в другом углу комнаты притихла Поппи, которая свернулась клубочком в одной из пустых коробок, накрылась одеяльцем, прижала к себе своего плюшевого мишку и задремала.

Осознав, в какой бедлам превратилась ее жизнь, Мэдди вскипела:

– Ты мерзкий, отвратительный тип, Лиам О’Грэди. Ты понимаешь это? Я не могу дождаться, когда уеду как можно дальше от тебя. Да, и пока я еще здесь, не смей называть меня «дорогуша»! Ты потерял право называть меня так, когда я застала тебя с этой твоей начальницей с тощим задом прямо в коридоре нашего дома.

Она сделала глубокий вдох в попытке справиться с эмоциями.

– Ты хочешь уйти от меня? Хорошо, но сама же прибежишь назад. Сама будешь умолять принять тебя назад. Вот увидишь! Ты же не сможешь содержать себя. Что ты собираешься делать? Получить права на экранизацию одного из твоих бестселлеров? Ты постоянно говоришь, что сможешь это сделать, но это еще нужно доказать, правда, Мэдди, дорогуша?

Слова «Мэдди, дорогуша» неприятно царапали слух, и грубоватый ирландский акцент Лиама превратился в громкий непрерывный гул, как звук бормашины в кабинете стоматолога, жужжащей где-то в глубине сознания. Мадлен попыталась прекратить этот шум, заставить его замолчать, а еще лучше запихнуть вращающееся сверло глубоко в глотку Лиама – так глубоко, как только она сможет. Кровавая картина расправы над Лиамом, возникшая в ее воображении, заставила Мадлен расплыться в садистской улыбке.

– Знаешь, Лиам, я могу написать бестселлер – хоть с правами на экранизацию, хоть без них. И когда я это сделаю, не смей приходить за бесплатным экземпляром, потому что его не будет. – Она перевела дух. – Ты понял это, ирландский ублюдок? – рявкнула Мадлен, швыряя трубку телефона, а потом решительно двинулась туда, где ее дочь мирно проспала всю эту перепалку.

Мадлен закрыла глаза, гадая, что она такого сделала, чтобы заслужить Лиама? Он ведь должен был стать началом ее новой жизни. Он обещал ей прекрасную новую страницу, чистый лист. А не этот кошмар.

И было ли все это правдой? Любил ли он ее вообще? И ее ли это вина, что ему понадобился секс с другой женщиной?

В прошлом году, перед самым Рождеством, она буквально наткнулась на него возле своей квартиры. Она вышла из ворот и вдруг столкнулась с ним, и они оба с грацией новорожденных орангутангов рухнули на спины в снег, раскинув ноги и руки в разные стороны. Его брюки промокли насквозь, и ей пришлось пригласить его войти. Следующие два часа он сидел в ее домашнем халате, а его брюки сохли на старой деревянной подставке для сушки одежды перед не менее старым газовым камином.

В последующие дни Лиам стал приходить каждый день. Он забегал на чашечку кофе, оставался на обед, а совсем скоро стал проводить у них почти целый день, так что Мадлен даже засомневалась, есть ли у него работа. Он очень помог, когда умерла ее мать, утешал, успокаивал и помогал ей с приготовлениями к похоронам.

Он ворвался в ее жизнь, как торнадо, и, казалось, решил остаться в ней навсегда.

Слезы разочарования катились по лицу бедной женщины. Она ведь обещала себе, что не позволит ему расстроить ее. Но ситуация была просто невыносимой: у нее нет денег, ей негде жить – и при этом нужно как можно скорее решить эту проблему.

– Поппи, давай-ка, девочка моя. – Мадлен осторожно подняла малышку с пола, где та уснула. – Уложим тебя в твою кроватку.

Поппи зашевелилась. Причмокнула губками, всхрапнула, а потом тихо засопела. Мэдди улыбнулась, глядя на дочку, и понесла ее через холл и вверх по лестнице. На площадке, где та расходилась в разные стороны, Мэдди повернула направо, к первой из трех спален.

Она смотрела, как Поппи уткнулась носиком в подушку. Мягкие светлые кудряшки разметались вокруг личика, девочка поджала губки, крошечные пальчики неосознанно вцепились в мамины волосы. Мэдди осторожно освободила их, поцеловала девочку в лоб и вышла из спальни.

Мадлен спустилась вниз по лестнице, сердито запричитав, подняла посудные полотенца, которые Бадди умудрился стащить с кухонной столешницы и теперь сосредоточенно пытался жевать. Она замахнулась ими на проказливого щенка, а потом бросила в корзину для грязного белья, где им теперь было самое место.

– Ох, Бадди, будто у меня и без тебя дел не хватает! – Она хотела обругать щенка, но вместо этого опустилась около него на колени. – Тебе бы только играть целыми днями, да, проказник? – Бадди радостно прыгал вокруг нее, его шоколадно-коричневые уши крыльями хлопали вверх и вниз, а все тельце подрагивало от возбуждения.

Стук в дверь заставил Мадлен подпрыгнуть от неожиданности. Она плюхнулась прямо на пузырчатую упаковочную пленку, и пузырьки с треском лопнули под тяжело опустившейся пятой точкой, что привело Бадди в еще больший восторг, и он запрыгал по прихожей, яростно виляя хвостом и тявкая, заранее приветствуя неожиданного посетителя.

Коридор звучал пусто и гулко. Не помогали даже шторы, которые она купила и повесила в дверном проеме. Она сама заплатила за них и не видела причины, почему бы ей не взять их с собой. Старые шторы Лиама лежали где-то в одной из коробок, и Мэдди была уверена, что если он захочет снова их повесить на место, то сможет сделать это сам. Настойчивый стук в дверь звучал барабанной дробью, пока Мадлен пыталась поймать Бадди, который продолжал кругами носиться по прихожей. Наконец ей удалось запереть пса в его клетку, прежде чем двинуться сквозь лабиринт коробок, заполнивших весь коридор до самой двери.

– Слышу-слышу, одну минуту, – пыталась увещевать она. Ей нужно было крикнуть это достаточно громко, чтобы посетитель с той стороны двери услышал ее, но при этом не разбудить Поппи, спавшую в комнате, выходящей на лестничную площадку.

Она никого не ждала и поэтому была сильно озадачена. Поправив волосы, Мадлен автоматически взглянула на пустую кремовую стену, где прежде висело ее зеркало в золоченой раме, ожидая увидеть свое отражение перед тем, как повернуть три разных замка, которые Лиам установил на входной двери.

– Боже, Джесс! Какой сюрприз! – Ее голос прозвучал неестественно высоко, когда она открыла дверь и протянула руки, чтобы обнять сестру.

– Решила заскочить и помочь, – ответила Джесс и прошла мимо старшей сестры в дом, размахивая сумкой. – Я принесла любимые булочки Поппи. Где она?

Мадлен закрыла дверь.

– Ты имеешь в виду, что принесла ее любимые маффины? Поппи заснула, так что говори потише. – Мэдди повернулась и последовала за Джесс, которая уже быстро и решительно двинулась в сторону кухни.

– Надеюсь, ты еще не упаковала чайник? Мне нужно выпить кофе, – объявила она, пробираясь сквозь баррикаду коробок.

– Нет, чайник не упакован. Он принадлежит Лиаму, как и большинство вещей в этом доме.

Зазвонил телефон, и Мадлен отвлеклась, чтобы ответить на звонок.

– Здравствуйте, да, это Мадлен Фрост. – Она помолчала. – Конечно нет, спрашивайте. – Она снова замолчала. – Нет, я ее не видела. Я пыталась дозвониться в течение недели. – Ее голос дрогнул. – Да, разумеется. Все, что вам нужно. – Мадлен положила трубку, подняла взгляд на встревоженное лицо сестры.

– Что случилось? – Она схватила Мадлен за руку и подвела ее к кухонному стулу.

– Это… это полиция. По поводу Бриджет, моего агента. Она пропала. Джесс, я проклинала ее. Я… я подумала, что она уехала в отпуск, не предупредив меня. Как думаешь, с ней все в порядке?

Джесс пожала плечами:

– Не знаю, Мэдди. А почему полиция звонила тебе?

– Ну, они сказали, что она пропала, а у нее на автоответчике мой номер телефона. Я ей несколько раз звонила.

Джесс обняла сестру:

– Я уверена, что с ней все будет хорошо, они найдут ее. Сейчас нам нужно разобраться с тобой. Но сначала, мне кажется, тебе необходимо выпить кофе. – Джесс повернулась и включила чайник.

– Что мне делать, Джесс? Я не хочу оставаться, но просто не могу позволить себе уйти.

– Ты должна повидаться с отцом. Фактически именно за этим я и пришла. Я останусь здесь с Поппи, а ты поедешь к отцу. Если он тебя не примет, тогда мы вернемся к плану А и вы с Поппи и Бадди просто переедете ко мне. Как-то справимся.

Мадлен покачала головой. Она знала, что не может переехать к Джесс, но ее отец? Может ли она просто появиться у него на пороге и просить предоставить ей крышу над головой?

Следующий час они с сестрой провели за кофе с маффинами, обсуждая, что она будет говорить отцу, куда могла подеваться Бриджет, а потом закончили упаковывать все вещи, которые принадлежали Мадлен.

 

Глава 5

Мадлен проехала через каменные ворота, мимо дома привратника, по длинной подъездной дорожке и наконец подъехала к огромному зданию в готическом стиле. Это и был Ри-Хэд-холл. Мэдди заранее просмотрела фото в Интернете, но, когда она выехала из-за угла к центральному входу, у нее все равно перехватило дыхание. Это был изысканный образчик викторианской эпохи, доживший до двадцать первого века, чтобы люди могли восхищенно любоваться им.

Припарковавшись чуть дальше по дорожке, Мадлен прошлась по аллее и, хотя деревья уже начали терять листву, немного полюбовалась домом, прежде чем войти внутрь.

Золотистый свет лился сквозь причудливые переплеты огромных викторианских окон. Между многочисленными окнами выделялся огромный, как в храме, арочный дверной проем с внушительной дверью из цельного дуба. Она подняла взгляд вверх, где на крыше высились башенки, с которых на нее взирали вытесанные из камня грозные горгульи.

Мадлен начала дрожать. При мысли о том, что она встретится с отцом, у нее пересохло во рту, к горлу подступила тошнота. К тому же ее охватило дурное предчувствие. Он был где-то там, в глубине этого дома. Человек, у которого она в детстве сидела на коленях, с которым она играла, к груди которого доверчиво прижималась. Но потом ей пришло в голову, что его может не оказаться дома. А вдруг он взял отпуск, уехал за границу или, что еще хуже, продал отель и перебрался в другое место?

Какое-то мгновение она не могла определить, чего опасается больше, – что он будет дома или того, что его, возможно, вообще здесь нет. Ее взгляд снова привлекли огромные готические окна сложной раскладки, которые светились золотистым сиянием. Мадлен привстала на цыпочки и заглянула внутрь, на людей, собравшихся внутри. Красиво одетые женщины, мужчины в строгих черных пиджаках, с галстуками-бабочками и в белоснежных накрахмаленных сорочках. У всех в руках были бокалы шампанского, официанты разносили изысканные закуски на огромных серебряных подносах. Все улыбались, смеялись, весело болтали. Пышный куст закрывал ей обзор, и Мэдди никак не могла рассмотреть поверх него то, что происходило внутри. Это был один из тех моментов, когда ей хотелось быть хоть на несколько сантиметров выше. Слева от окна стоял чугунный вазон, и она взобралась на него, чтобы разглядеть камин из грубого камня, который эффектно смотрелся в обрамлении дубовых стенных панелей. Рядом с ним на плитах были в беспорядке свалены поленья.

Какой-то мужчина потянулся вперед, выбрал полено и подбросил его в ярко пылающий огонь. У камина, на темно-синем диванчике в стиле Честерфилд, уютно устроилась женщина. Поджав под себя ноги, она смотрела на пламя. Мужчина передал ей бокал, поцеловал ее в щеку, нежно, с любовью посмотрел на нее. От этой сцены веяло спокойствием. Все выглядели такими счастливыми, излучали тепло, счастье и довольство.

Затем из комнаты, ведущей вглубь особняка, донесся крик. Он был таким пронзительным и громким, что прозвучал как финальная нота оперного сопрано. Люди отпрянули от сияющего пламенем камина и почти бегом кинулись в соседнюю комнату.

– Он мертв! Он мертв! Убит! – кричала какая-то полная женщина, которая бежала сквозь толпу к окну, неистово размахивая руками над головой. И тут раздался еще один крик.

Мадлен запаниковала, спрыгнула с вазона и спряталась за лавром. Живот снова скрутило от спазма, тело сотрясалось от дрожи. Дерево, за которым она притаилась, едва ли можно было назвать самым удачным укрытием, его тонкий ствол и низенький чугунный вазон вовсе не скрывали ее. Но женщину охватил панический страх, и она не смела шевельнуться. Нужно думать рационально, нужно решать, что делать. Что-то было не так. Гости не выглядели напуганными, да и официанты оставались бесстрастными. Ей даже показалось, что один или двое из них засмеялись.

Задержав дыхание, она начала медленно двигаться вдоль дома. Ей следовало сначала позвонить отцу. Появляться вот так, без предупреждения, было не самой лучшей идеей. В конце концов стало очевидно, что в отеле проводится какая-то вечеринка и отцу сейчас меньше всего нужно было, чтобы она появилась так неожиданно, как снег на голову.

Ей нужно было добраться до автомобиля незамеченной. Она начала красться от одного куста к другому, следя одним глазом за домом и другим косясь на машину, которая теперь, казалось, стояла гораздо дальше, чем она думала.

– Какого черта? – услышала она мужской голос. Ее внезапно кто-то схватил сзади и бросил на землю.

Мадлен изо всех сил брыкалась, размахивала руками и даже почувствовала, что один удар достиг цели прежде, чем она оказалась прижатой спиной к влажному асфальту. Нападавший завел ее руки над головой и навалился на нее всем телом, так что ей было трудно дышать.

– Помогииитеее! Я не могу… не могу… дышать! Слезь с меня! Ой-ой-ой!

– Ради бога, тише! Ты мешаешь гостям. – Он сполз с нее, позволяя вздохнуть свободно. – Какого черта ты тут делаешь? Крадешься, что-то высматриваешь, вынюхиваешь?..

Хоть Мадлен и была перепугана, логика взяла верх, и она начала постепенно успокаиваться. Напавший задавал вопросы, и это было нетипичное поведение человека, который собирался убить или покалечить кого-то.

День угасал, сгущались сумерки, и Мадлен с трудом могла рассмотреть внешность мужчины. Волосы слегка растрепаны. Подбородок покрыт щетиной, но улыбка демонстрировала набор великолепных ровных зубов. Дыхание благоухало свежей мятой. Незнакомец был одет в армейскую форму.

– Я хочу увидеть своего отца, – вдруг выпалила она, снова обретая боевой дух, и отчаянно попыталась лягнуть ногой напавшего.

Его взгляд внезапно изменился: вместо сурового и злого он вдруг превратился в изумленно-веселый. На какое-то мгновение ритм их дыхания совпал, и они уставились друг на друга в молчании.

– Какая решительная, боевая дамочка! – воскликнул он и так же быстро, как до этого повалил ее на землю, подмяв под себя, вскочил на ноги и протянул ей руку. – Встаете или так и будете лежать на асфальте? – У него был глубокий грудной голос с заметным йоркширским акцентом.

– Начнем с того, что я вообще не собиралась падать на землю, ты, придурок! Ты всегда так кидаешься на людей и бросаешь их на землю, невзирая на погоду, даже зимой? – прорычала Мадлен, сверля его свирепым взглядом.

– Ну, во-первых, сейчас, по моим данным, еще осень. А во-вторых, я кидаюсь только на тех, кто ведет себя так, словно собирается ограбить дом. – Он поднял сумочку и передал ее владелице.

– Это все отговорки. – Мадлен пыталась отвлечь его, нервно оглянувшись через плечо. – Я приехала встретиться с отцом. Но потом передумала. Отель выглядит таким переполненным! Я направлялась к своей машине и старалась остаться незамеченной. Пока ты не налетел и не сбил меня с ног.

Он расхохотался:

– Мэм, это отель! Конечно, он переполнен, а вы чего ожидали? У нас в эти выходные тематическая вечеринка, таинственное убийство.

– Мэм? Мэм?! Я что, по-твоему, старше собственной матери? – Она снова уставилась на него гневным взглядом и стала сердито счищать грязь с брюк.

Повисло молчание, пока Мадлен медленно переваривала то, что он ей сказал, потом снова посмотрела через плечо на окна особняка. Она поймала его взгляд, и ее губы невольно растянулись в улыбке, но Мэдди попыталась быстро ее спрятать.

– Прекрасно, это все объясняет. Значит, уик-энд с таинственным убийством? – Она покраснела и в смущении ковырнула гравий носком сапога. Потом взглянула на свои брюки и снова принялась счищать с них грязь.

Он склонил голову и протянул ей руку:

– Меня зовут Бандит.

Мэдди пожала протянутую руку:

– Бандит? Тебя правда так зовут? Тебя что, мама не любила?

Он рассмеялся:

– Это прозвище, я получил его, когда служил в морской пехоте. Как-то прилипло. Но если вас это оскорбляет, то настоящее имя Кристофер, Кристофер Лоулесс. Так вы говорите, ваш отец живет здесь? Мне позвать хозяина или вы хотите еще немного попрятаться между деревьями?

– Если хозяин по-прежнему Моррис Поклингтон, то зови. Уверена, отец будет счастлив увидеть, как ты приветствуешь его дочь… – Мадлен остановилась, не закончив предложения. Подняв глаза, она увидела отца, который, скрестив руки, стоял перед ней на пороге Ри-Хэд-холла.

 

Глава 6

Мадлен наблюдала за отцом. Тот сначала нервно ходил взад-вперед по комнате, потом уселся в зеленое кожаное кресло, которое стояло рядом с викторианским двухсторонним письменным столом из красного дерева. Он положил локти на подлокотники кресла, крепко сжал руки перед собой и взглянул на дочь.

– Я бы не просила, но мне необходимо куда-то сбежать от Лиама. Я просто в отчаянии. Мне действительно некуда пойти. – Мадлен скрутила руки, словно собиралась отжать мокрое белье, и посмотрела на отца впервые за много лет.

Он выглядел по-настоящему аристократично. Волосы и борода покрылись благородной сединой, а дорогая стрижка придавала ему еще больше утонченности. Мадлен понимала, что, появившись в отеле, она озадачила отца, но тем не менее он казался спокойным, невозмутимым и тщательно подбирал слова, прежде чем заговорить.

– Почему ты сейчас приехала, Мадлен? Почему именно сейчас тебе захотелось пожить здесь? Разве ты не могла пойти к своей матери? В конце концов, она прекрасно справлялась с тобой, когда ты была ребенком. – Отец говорил спокойно, довольно жестко и наблюдал за ее реакцией. – И вряд ли она позволила бы тебе сюда прийти, ведь она не разрешала нам общаться друг с другом, разве не так?

Мадлен сглотнула, в животе у нее все опустилось. Она даже закрыла глаза в ожидании, что комната перестанет вращаться.

– Мама… Она умерла. Как раз накануне Рождества. Я думала, ты знаешь.

– Боже мой, мне очень жаль. Никто мне не сообщил о ее смерти. Я и понятия не имел, что она умерла.

Мадлен откинулась назад в своем кресле. Она не могла понять, почему отец был так потрясен. Лиам сообщил ей, что звонил ему. Но отец ничего не знал, поэтому и не пытался с ней связаться.

– Тебе жаль, что ее больше нет или что ты не знал о ее смерти? – Она осознавала, что говорит слишком резко и жестко, но, несмотря ни на что, намеревалась получить ответ на свой вопрос.

– Я сожалею о том, что она умерла, и о том, что ничего не знал о случившемся. Что произошло?

Мадлен наблюдала за его реакцией. Он выглядел по-настоящему потрясенным, и, учитывая, как Лиам вел себя в последнее время, у нее не было причин не верить своему отцу.

– Она умерла от анафилактического шока. Ты же знаешь, у нее была аллергия на орехи. Мы до сих пор не можем понять, почему это произошло. Она всегда была осторожной. – Мадлен почувствовала дрожь во всем теле.

Воспоминания о дне смерти матери все еще были свежи в ее памяти. Она не могла забыть, как вошла в мамин дом и нашла ее на кровати свернувшейся в клубок. Ее глаза были широко раскрыты, лицо приобрело пепельно-серый оттенок, а искривленные и опухшие губы были ярко-красными. Возле нее лежал пустой адреналиновый инъектор «Эпипен», который, судя по всему, ей не помог.

Мадлен встала, чтобы справиться со слезами, которые были готовы вот-вот хлынуть из ее глаз. Провела пальцем по темной панельной обшивке комнаты, ощутив ее теплую текстуру.

– Понимаю, что прошу о большом одолжении. Но позволь мне здесь остаться. Как я уже сказала, я была вынуждена бросить свою квартиру, переехала к Лиаму, а сейчас… сейчас мне некуда пойти. Я совершила самую большую ошибку в своей жизни и не знаю, что мне теперь делать. Я не могу ему доверять. Он сильно изменился. Иногда мне казалось, что он – самый добрый и нежный человек на свете и больше, чем он, меня никто и никогда не любил и не полюбит. Но в следующую минуту он превращался в жестокого тирана. Я должна позаботиться о Поппи. – Она вытащила из кармана бумажную салфетку и высморкалась. Потом продолжила: – Я не собираюсь жить за твой счет. Я хочу работать и зарабатывать себе на жизнь. Кроме того, я не останусь здесь надолго. Обещаю. Как только получу свой авторский гонорар, тут же подыщу себе другое жилье.

Моррис закрыл глаза. Он столько лет ждал дня, когда его дочь войдет в эту дверь, или пригласит его на ужин, или позволит ему стать членом ее семьи. И вот сейчас она здесь и просит разрешения пожить у него со своей дочерью и щенком спаниеля. Так почему же он не рад?

– Я много раз пытался увидеться с тобой, – прошептал он.

Он вспомнил, как однажды зашел к ней домой. Тогда ему было одиноко и он нуждался в поддержке. Его жена Джози умерла, и, хотя Мадлен ни разу с ней не встречалась, ему казалось, что она должна знать о смерти мачехи. Но дочери не оказалось дома, а Лиам послал его ко всем чертям. Он убедил его, что Мадлен не хочет его видеть, и заявил, что ему следует убраться до того, как она вернется домой.

– Правда? Я… я не знала. Мама всегда говорила, что ты не мог прийти потому, что у тебя были важные дела и что тебе было не до меня.

Он понял, что Мадлен вспомнила свое детство и понятия не имела, что совсем недавно он приходил к ней.

– На самом деле все было не так. Я всегда хотел общаться с тобой, но твоя мать не разрешала, а когда я женился на Джози, то даже перестал мечтать о том, что когда-нибудь смогу увидеть тебя. Маргарет не хотела жить со мной, но она также не хотела, чтобы у меня была другая жена.

– Я не знала.

Отец кивнул и снова скрестил перед собой руки, словно защищаясь.

– Как ты узнала, где я живу?

Она улыбнулась:

– Я увидела твою фотографию в «Йоркшир пост». Ты стоял перед этим отелем после того, как принял участие в благотворительном вечере в прошлом году. Ты выглядел так, будто тебе удалось собрать кучу денег. Я так тобой гордилась!

Отец вздохнул. Он никак не мог ожидать от дочери, что она будет гордиться им. Он даже не мог себе представить, что она знала, где он живет.

– Ну и как долго ты владеешь этим отелем? – спросила Мадлен, пытаясь сменить тему разговора. Она стала осматривать комнату, чтобы не расплакаться, думая о том, сколько лет она потратила впустую.

– Почти девять лет. Мы вместе с Джози его купили. Хотели превратить его в самый романтический отель на севере. Конечно, это была идея Джози. Она всегда была романтичной и мечтательной.

– Ну, как бы то ни было, мне кажется, вам это удалось. Он очень красивый.

Мадлен снова уставилась на деревянные панели. Она думала о Джози, своей мачехе, с которой ей так и не удалось встретиться. Ей было интересно, как выглядит эта женщина, ладит ли она с ее отцом и как они жили все эти годы. У нее было слишком много вопросов, на которые ей хотелось получить ответы, но она знала, что никогда не осмелится их задать. Ее сердце обжигала ревность, когда она представляла, как он жил без нее в течение многих лет.

– Это все благодаря стараниям Джози. Она наполняла это здание светом и радостью. Его красота и романтика – целиком и полностью ее заслуга.

Мадлен широко раскрыла глаза. Отец говорил о своей жене в прошедшем времени. Означало ли это, что она бросила его или, может быть, умерла? Она не знала, что произошло, но, увидев, как лицо отца перекосилось от боли, ей захотелось подбежать к нему и крепко его обнять.

– После того как умерла Джози, я так хотел с тобой встретиться.

На лице дочери он увидел неподдельное потрясение и понял, что она не знала о смерти его жены.

– Я приходил к тебе, в твою квартиру, и разговаривал с ним.

– Неужели? Правда? Когда? – Мадлен выглядела по-настоящему растерянной, и ему стало ясно, что дочь ничего не знала ни о его визите, ни о том, как грубо с ним обошелся Лиам, который прогнал его, а ему тогда было так тоскливо и одиноко.

Он долго ее ждал, надеясь, что Лиам все-таки расскажет ей, что он приходил к ней. Однако дочь даже не прислала открытку с соболезнованиями. Вместо нее он получил письмо, которое разорвало ему сердце. Там было сказано, чтобы он держался как можно дальше от ее семьи и больше не появлялся в ее жизни, потому что она ощущала себя гораздо счастливее без него. В письме также говорилось, чтобы он никогда больше не пытался с ней связаться. Обезумевший от отчаяния, Моррис перечитывал снова и снова эти строчки, пока наконец не осознал, что должен расстаться со своей мечтой о воссоединении семьи. И в тот день, когда так нуждался в Мадлен, он стоял возле могилы Джози, чувствуя свое одиночество, в окружении знакомых и незнакомых ему людей, но никого из членов его семьи рядом с ним не было.

– Мэдди, знаешь, я бы никогда тебя не прогнал. Я ждал тебя столько лет. Я рад, что ты приехала. Ты можешь жить здесь сколько захочешь. – Он говорил эти слова, посматривая на ящик стола, где было заперто письмо. Оторвав взгляд от позолоченного ключика, он вдруг задал себе вопрос: «Если Мадлен ничего не знала о моем визите, тогда кто послал мне это письмо?»

Разве она появилась бы здесь, просила бы его позволить пожить у него и с таким отчаянием ожидала бы его решения после того, как написала все те слова?

– Хорошо, да и лишняя пара рук здесь не помешает. Ты могла бы помочь мне с отелем.

Он очень обрадовался ее приезду и хотел, чтобы она знала об этом. Однако ему было трудно выразить свои чувства.

– На, возьми. Запиши сюда свой адрес. Я закажу фургон. – Он передал ей блокнот, порылся в ящике стола, вытащил ручку и бросил ей через стол.

Моррис хотел, чтобы Мадлен стала писать, хотел увидеть слова на листе, стиль и плавность ее почерка. Но она не должна была знать, что он задумал. Теперь Моррис был почти уверен, что дочь не знала о письме, однако ему следовало в этом убедиться, а другого способа он придумать не мог.

Он знал, что выглядит замкнутым, ведет себя с ней слишком сухо и холодно. Возможно, дочь ожидала от него более теплого приема и он был к ней несправедлив. Мадлен превратилась в красивую молодую женщину. Сейчас она сидела перед ним и впервые в жизни молила его о помощи.

– Я знаю хорошую компанию-перевозчика. Завтра они пришлют к тебе фургон. – Моррис встал, подошел к шкафу и, взяв с полки телефонный справочник, стал перелистывать его страницы.

Мадлен закрыла глаза. Она поняла, насколько плохо знала своего отца. Они провели большую часть жизни вдали друг от друга, и в этом не было их вины. Он сказал правду, что мама всегда манипулировала ею. Когда Джесс появилась на свет, ее темно-оливковая кожа и черные как смоль волосы свидетельствовали о том, что Моррис не был ее отцом и что Маргарет изменила своему мужу. Через несколько дней она ушла от него, понимая, что у нее нет другого выбора. Но она забрала с собой Мадлен, тем самым лишив их возможности общаться друг с другом.

Все были уверены, что ее отец снова женится. По натуре он был глубоко семейным человеком и любил тихую семейную жизнь. Однако ей стало немного грустно, оттого что она не жила с ним многие годы под одной крышей и пропустила столько много рождественских торжеств, праздников, дней рождения и сказок перед сном. Ее жизнь сложилась бы по-иному, если бы она осталась с отцом.

Мадлен подняла глаза.

– Папа… – Она запнулась. От волнения у нее перехватило дыхание. – Можно… ты позволишь мне так тебя называть?

Почему-то ей было трудно продолжить. Она переключила взгляд на свои туфли, покрытые грязью, и попыталась подобрать правильные слова.

– Прошло столько много времени.

Моррис Поклингтон сглотнул. Ее вопрос застал его врасплох. Он понимал, что оказал дочери довольно холодный прием, но как он должен был себя вести? Неужели он и вправду был плохим отцом?

Он смотрел на молодую женщину, сидящую перед ним. Это была его дочь, которую он держал в своих руках сразу после ее рождения, его ребенок, которого он кормил с ложечки и который сидел у него на коленях. Он столько раз читал своей любимой крошке сказки, учил ее кататься на велосипеде, а сейчас она стала взрослой, красивой, в ее глазах читался ум. Моррис закрыл глаза, сожалея о том, что ему не довелось видеть, как она росла. Все эти годы он часто мечтал оказаться рядом с ней. Но даже не мог себе представить, что она появится в его доме и будет просить разрешения называть его папой.

– Разве я был для тебя таким плохим отцом, что ты вынуждена задать этот вопрос? – В его, казалось, простых словах прозвучала озабоченность, глаза наполнились слезами, и он почувствовал, как его переполняют эмоции.

Моррис протянул руки к дочери. Ему так хотелось обнять ее! Осознавая, что наступило время попытаться забыть о прошлом, он тем не менее понимал, что это будет непросто. Он знал, что прошлое будет преследовать их обоих, но был уверен, что должен сделать эту попытку.

– Я очень хочу обнять свою дочь, если ты, конечно, не против. – Моррис наблюдал, как Мадлен встала и пошла к нему. Медленно, где-то на подсознании он начинал понимать, что перед ним находилась его крошка Мэдди. Он положил руки ей на плечи, не замечая, как слезы продолжают литься из его глаз. Волна чувств накрыла его с головой.

Но он все-таки бросил взгляд на стол, куда она положила блокнот. Последние сомнения отпали – почерки в письме и на блокноте отличались. Моррис столько раз прочитал то письмо, что почерк и все слова в нем навсегда отпечатались в его памяти. Он в ярости стиснул зубы, осознав, что его написал Лиам О’Грэди.

Наконец Моррис притянул к себе Мадлен. Она дрожала с головы до ног, ощущая его плоть и кровь. Впервые за много лет он обнимал свою дочь, чувствуя, что вся его жизнь зависела от нее.

 

Глава 7

– Пожалуй, это все.

Мадлен повернулась к Джесс и обняла ее. Фургон со всеми ее пожитками тронулся с места. Они смотрели ему вслед, стоя возле дома Лиама и чувствуя себя довольно неуютно.

– Ты даже представить себе не можешь, какое облегчение я сейчас испытываю, – неожиданно произнесла Мадлен, бросая ключи в почтовый ящик. Закончилась очередная Глава ее жизни. Она больше никогда не увидит Лиама.

Джесс переминалась с ноги на ногу:

– Вообще, Мэдди, не знаю, как лучше выразиться, но я тоже чувствую облегчение. Что-то действительно не так с этим домом. Прошлым вечером, когда я лежала рядом с Поппи на ее кровати и читала ей сказку, я услышала какой-то шум и подумала, что вернулся Лиам. – Она запнулась, и Мадлен уронила сумку возле машины.

– Продолжай, – потребовала она, зная, что ей не понравится то, что скажет сейчас сестра.

– Он и в самом деле пришел. Наверное, не увидев твоей машины перед домом, он подумал, что в доме никого нет. Честно говоря, я до смерти испугалась и спряталась с Поппи в ее спальне.

– Что он здесь делал?

– Не знаю. Он пробыл в доме недолго. Потом услышала, как хлопнула входная дверь. Я вышла, чтобы посмотреть, чем он здесь занимался, и, когда вошла в твою спальню, увидела на кровати твой медальон. Он был разбит.

Мадлен посмотрела на разорванное на две части колье, которое держала в руках Джесс. Этот медальон купил ей отец несколько лет назад, и она надевала его каждый раз, когда происходили важные события в ее жизни. Все знали, как сильно она им дорожит.

– Кто… в смысле почему? Это же он сделал, верно? Я его убью.

Джесс кивнула:

– Должно быть, он, а кто же еще? У него был ключ, – сказала она, сжала в руке медальон и положила его в сумку. – Я поеду в город и отдам его в ремонт ювелиру, – пообещала она, вновь обняв сестру.

Мадлен с трудом сдерживала слезы.

– Как же я тебя люблю, Джесс. Не могу поверить, что буду теперь жить так далеко от тебя.

Джесс хмыкнула:

– Мэдди, от моей квартиры до Скарборо меньше пятидесяти километров. Что такое пятьдесят километров сейчас? Я смогу их преодолеть всего за сорок минут – гораздо быстрее, чем раньше. Мне не нужно будет добираться домой на круизных судах месяцами, поэтому мы будем часто встречаться. Вот увидишь!

Но Мадлен не была в этом уверена. Она будет вынуждена зарабатывать себе на жизнь. Отель был переполнен круглый год, и Мадлен не знала, сможет ли выкроить время для встреч с сестрой. Она будет очень загружена работой в отеле, но ей также нужно будет писать и заботиться о Поппи и Бадди. И, учитывая все, что произошло в прошлом, ей придется быть осторожной, прежде чем приглашать Джесс в отель.

– Джесс, я там поселюсь только на некоторое время. Конечно, это не лучший вариант, но я должна подумать о Поппи. По крайней мере, она будет в безопасности в Ри-Хэд-холле, хотя, вероятно, мне придется нанять для нее няню на те дни, когда я буду работать в отеле. У нее наконец появилась возможность пообщаться с дедушкой. Он так рад, что увидит ее.

– Но ты сказала, что он встретил тебя довольно холодно. Уверена, что действительно хочешь там жить?

– Он и в самом деле сначала держался отстраненно. Однако потом смягчился. Думаю, все будет хорошо. Да разве кто-то сможет отстраниться от Поппи, не полюбить ее? – Мадлен улыбнулась, глядя на заднее сиденье «мазды», где спала ее дочь. Ночь, проведенная в гостях у Джесс, и сегодняшний переезд полностью ее измотали. На заднем сиденье стояла клетка, в которой сидел грустный Бадди. Он был не в восторге от того, что происходило. Щенок терпеть не мог, когда ограничивали его свободу. Он ненавидел свою маленькую клетку-переноску в автомобиле, а еще больше – довольно просторный вольер, где он находился в течение дня. Бадди радостно лизнул руку Джесс, которая погладила его на прощание.

Путешествие прошло без приключений. Мадлен ехала медленно и не обращала внимания на скулеж Бадди, который начался сразу после того, как они отправились, и прекращался только тогда, когда автомобиль замедлялся на перекрестках, где щенок надеялся, что они наконец остановятся и он сможет выбраться из своего заточения.

Мадлен проехала всего пятьдесят километров, но ей показалось, что она преодолела больше восьмидесяти. Увидев Ри-Хэд-холл вдалеке на холме, она почувствовала душевное волнение.

Отель выглядел красивым, внушительным, и она уже полюбила его.

Мадлен аккуратно припарковала машину возле здания гостиницы, отстегнула дочь от автокресла и позволила Бадди выпрыгнуть из автомобиля.

– Мамочка, он такой большой! – Малышка широко развела руками. – И он такой высокий. Ух ты! Это теперь мой дом? И у меня будет своя комната? А где будет спать Бадди? А где мой новый дедушка?

Она посмотрела по сторонам. Ей не терпелось увидеть его как можно быстрее.

– Мамочка, ты же обещала. Где он?

– Он здесь, смотри.

Ее отец появился в дверном проеме, спрятанном в кирпичной стене за площадкой для парковки. Его голос звучал четко и глубоко, гораздо бодрее, чем накануне. Поппи вдруг засмущалась. Она прыгнула обратно в машину, натянула на ноги одеяло и стала вести с Бадди оживленный и бессмысленный разговор.

– Здравствуй, папа. Как ты?

Мадлен улыбнулась и пошла ему навстречу, протянув вперед руки, чтобы обнять его. У нее начиналась новая жизнь, но пока она чувствовала себя в ней неловко и немного неуютно. Кроме того, ей было жаль, что она потеряла столько лет. Конечно, Мадлен понимала, что их нельзя вернуть, однако она была уверена, что сделает все возможное, чтобы компенсировать каждое упущенное мгновение.

После короткого объятия с отцом Мадлен вернулась к машине.

– Давай, Поппи, выходи и поздоровайся с дедушкой. – Она стянула одеяло с ног дочери и смотрела, как Поппи, нервно поеживаясь, выкарабкивалась из автомобиля. Широко раскрытыми глазами девочка посмотрела вверх и начала изучать своего дедушку, который сразу же опустился на колени, чтобы стать одного с ней роста. Он улыбнулся и, запустив руку в карман, вытащил кулек шоколадных конфет. Глаза Поппи тут же засияли от восторга.

– Мамочка, как ты думаешь, моей прелестной внучке они понравятся?

Моррис помахал кульком перед улыбающейся девочкой. Увидев, что Мадлен ей кивнула, Поппи наклонилась и с неуверенностью, которую она, казалось, сейчас испытывала в присутствии мужчин, взяла конфеты и прошептала:

– Спасибо.

Моррис встал и протянул внучке руку:

– Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

Моррис вместе с подпрыгивавшей Поппи направился к задней двери отеля. Девочка крепко сжимала его руку. Глядя на них, Мадлен почувствовала, как ее обдало волной тепла. Она надеялась увидеть эту картину с тех пор, как родилась Поппи, но не думала, что когда-нибудь ее мечта сбудется.

– У нас здесь есть собачий домик. Знаю, что Бадди не привык к такому жилью, но, надеюсь, ему понравится. Я купил новый матрас и одеяла для него. – Он словно оправдывался перед Поппи, когда открывал дверь конуры и включал инфракрасные лампы для обогрева.

– Не хочу, чтобы Бадди было холодно. Поэтому вчера вечером я их установил, чтобы ему было здесь тепло, – сказал он, указывая на лампы.

Поппи с ужасом смотрела на бетонную конуру.

– Но Бадди привык спать со мной. Ему нравится быть со мной в одной кровати. – Она кивнула и буквально буравила дедушку своими огромными глазами, пытаясь убедить его, что говорит правду.

– О нет, Бадди не спит на кровати. – Мадлен ввела Бадди в конуру и быстро вышла из нее, закрыв за щенком металлическую сетчатую дверь.

– В нашем старом доме он спал в кухне. Это отель, Поппи. Здесь собачки не могут спать в кухне. У дедушки были бы большие неприятности, если бы он это разрешил, а ты же не хочешь, чтобы они у него были, правда? Кроме того, посмотри, в домике кафельный пол, совсем как в нашей бывшей кухне, чудесная постель и теплое одеяло. Дедушка специально установил обогреватель, чтобы ему было здесь тепло.

Однако Поппи не выглядела убежденной. Она смотрела сквозь дверь конуры, выпятив нижнюю губу. Мадлен знала, что дочери понадобится время, чтобы привыкнуть жить в таком огромном доме. И сейчас возникло первое препятствие, которое необходимо было преодолеть.

– О, я знаю, Поппи, что надо сделать. Как ты считаешь, Бадди хочет печенья? – спросила Мэдди, роясь в своем кармане. – Думаю, у меня есть здесь одно. Да где же оно?

Она извивалась и притворялась, что ее карман был чересчур глубоким. Поппи смеялась и все время кивала. Они открыли будку конуры, и девочка опустилась на колени.

– Хорошо, что надо сказать Бадди?

Мадлен наблюдала, как Поппи взглянула вверх на своего деда.

– Смотри, дедушка, это трюк.

Девочка держала печенье в руке и ждала, пока щенок сядет перед ней.

– Давай, подай голос, Бадди! – крикнула она, как ее научили, и, дождавшись, когда щенок тявкнет в ответ, бросила ему печенье.

– Слышишь, дедушка, он разговаривает. – Она засмеялась, схватила деда за руку и позволила ему ввести себя в дом.

Моррис показал дочери и внучке отель и их комнаты на втором этаже, которые должны были стать их временным пристанищем.

Мадлен осмотрела свою новую комнату. Серовато-зеленые стены больше чем наполовину были обшиты деревянными панелями такого же красивого цвета. В центре стояла кровать с балдахином. Приоткрытая дверь вела в комнату поменьше, где находилась детская кровать в виде саней. Она стояла в углу, а рядом с ней – туалетный столик с зеркалом. В честь Поппи на окна повесили розовые занавески, а в изножье кровати сидел огромный розовый плюшевый медведь.

– Смотри, Поппи, дедушка все это приготовил специально для тебя.

Мадлен широко распахнула дверь, и Поппи вбежала в свою новую комнату, мгновенно забралась на кровать и стала со смехом прыгать на ней.

– Мамочка, смотри, она пружинит. Я буду спать совсем недалеко от тебя.

Отец и дочь молчали, пытаясь найти нужные слова. И только Поппи щебетала без умолку.

– Спасибо, дедушка. Мне так нравится моя комната. Она – розовая.

Девочка обошла спальню, дотрагиваясь до всего, что было розовым, будто этот цвет представлял для нее самую большую ценность во всем мире.

– Эээ … Я… Я специально не поставил в ваших комнатах много мебели, – наконец произнес Моррис. – Знаю, что тебе еще нужен письменный стол. Но я подумал, что ты захочешь, чтобы тебя окружали привычные для тебя предметы. Скажи, если тебе нужно что-то еще. Уверен, мы найдем в отеле все необходимое.

– Папа, я чувствую невероятное облегчение оттого, что сбежала от Лиама. Ты даже не представляешь, как много это значит для меня.

Мадлен подошла к окну, откуда открывался вид на аккуратные зеленые лужайки, старый сад в викторианском стиле. Вдалеке были видны оголившиеся деревья, с которых октябрьские ветра оборвали почти все листья. Слева от дома стояла старая разрушенная теплица. Она была построена из дерева и стекла, но сейчас некоторые ее деревянные части сгнили, и, судя по всему, уже много лет на одной из ее сторон отсутствовали куски стекла. Повсюду были густые, переплетающиеся между собой заросли сорняков. Казалось, что сад пытался выжить, но в то же самое время скрыться от посторонних глаз. Рядом с теплицей находился огород, но только половина его была засажена. Овощи и травы словно вросли в низкие кирпичные стены и, конечно, были непригодны для кухни отеля. Другая половина сада была окружена такими же стенами, но они заросли высокими летними сорняками, которые пожелтели с наступлением осени.

Отец тоже подошел к окну и посмотрел на сад.

– Извини за столь унылое зрелище. Скоро теплицу должны будут отремонтировать. Она была последней в списке дел по реставрации территории, а у нас закончились деньги. Кроме того, многие из гостевых комнат не выходят на эту сторону, поэтому я решил сначала заняться домом, комнатами и кухней.

Какое-то движение вдалеке в лесу заставило Мадлен прищуриться. Между деревьями она заметила Бандита. Тот шел легко, несмотря на то, что нес на плече огромную сумку и держал в руке связку фазанов.

– Тот человек, – сказала она, указывая на идущую фигуру, – что он делает здесь, в отеле?

Отец всмотрелся вдаль:

– А, его имя Кристофер, но все называют его Бандитом. Да, он здесь работает. Он – егерь, а также помогает в саду, рубит дрова для каминов. Кроме того, он обеспечивает нам некоторую безопасность, и ты в этом убедилась прошлым вечером. Кристофер живет в сторожке у ворот на нижней границе поместья. Она принадлежит его отцу. Этот человек работает на меня с тех пор, как уволился из морской пехоты. Кстати, он поставляет нам дичь к столу. А почему ты спрашиваешь?

Мадлен на секунду задумалась, вспомнив ту каменную сторожку возле ворот. Она была в запущенном состоянии, огорожена забором, состоявшим из четырех секций, сваренных из белого арматурного железа, которое уже поржавело, и расшатанной металлической калитки. Белая входная дверь и белые деревянные окна явно нуждались в покраске, а весь дом – в капитальном ремонте. Впрочем, было очевидно, что и травяная лужайка, и сады требовали ухода.

– Нет, ничего особенного. Понимаешь, я столкнулась с ним прошлым вечером. На самом деле он налетел на меня, как бешеный бульдозер, и чуть не сбил меня с ног.

На ее щеках проступил румянец, когда она попыталась вспомнить, сколько раз он оказывался рядом с ней. После их последней встречи прошлым вечером Мадлен решила, что ей, пожалуй, не стоит видеться с ним как минимум пару дней.

– Мне кажется, что он тебе не нравится.

Мадлен наблюдала, как Бандит вышел из леса и направился к дому. Он выглядел стройным и мускулистым, и в нем было что-то такое, отчего она приходила в бешенство. Он не только бесцеремонно швырнул ее на землю, но даже не извинился. Давно не стриженные волосы, заросший щетиной подбородок, глупое прозвище. Что в нем могло ей понравиться?

– Я его не знаю. – Мадлен не захотела делиться своими мыслями.

– Поверь мне, Кристофер еще никому не причинил зла. Он славный малый. Кроме того, тебе придется к нему привыкнуть – он здесь часто бывает.

– Прекрасно! Он меня раздражает. Напоминает перевозбужденного бабуина.

Отец расхохотался:

– Милая, поверь мне, этот человек совершенно безобиден. Кроме того, он охраняет отель. Если хочешь, избегай его. Каждое утро он приходит сюда завтракать, и Номса обычно передает ему пирог к чаю, который печет у себя дома. Она любит его кормить, а он, судя по всему, обожает ее еду. Это хороший ритуал, и нам всем он нравится.

– Они что, пара? – спросила Мадлен и повернулась к кровати, на которой удобно устроилась Поппи, положив рядом с собой розового медведя-гиганта.

Отец снова рассмеялся:

– Бандит и Номса? Боже, разумеется, нет, они не могут быть парой. Подожди немного, ты скоро с ней познакомишься. Ее позабавит твое предположение. Она слишком стара для того, чтобы быть его подругой.

Остаток дня Мадлен провела в своей комнате. Она распаковывала коробки, принесенные грузчиками, а Поппи мирно спала в своей новой кровати. В углу комнаты стоял ее письменный стол, ноутбук, коробка со скоросшивателями, заполненными материалами ее исследований, и многочисленные коробки с книгами. Она подумала, что, возможно, ей стоило попросить книжный шкаф, но в конце концов решила оставить все вещи в коробках. Меньше всего ей хотелось быть обузой и остаться здесь надолго. Мадлен дала себе обещание, что, как только у нее будет достаточно денег, она снимет небольшой коттедж с садом, в котором сможет играть ее дочь.

Поппи проснулась и пришла в восторг оттого, что, пока она спала, в ее комнату внесли все ее игрушки, множество плюшевых медвежат, ее личную подушку и корзины, заполненные ее одеждой. К тому моменту, когда она закончила разбирать все свои вещи и размещать их там, где ей хотелось, ее кровать превратилась в огромную гору плюшевых медведей, а она сама сидела в самом ее центре с лучезарной улыбкой на лице.

– Мамочка, посмотри на меня. Теперь они все вокруг меня.

– Поппи, ты действительно собираешься спать со всеми этими медведями одновременно?

Поппи выбежала из своей спальни и запрыгнула на кровать матери.

– Нет, я буду спать в этой большой кровати вместе с тобой, – засмеялась она.

Мадлен мотнула головой:

– Нет, не будешь. Эта большая кровать предназначена для твоей мамочки, а не для маленькой девочки, которая скачет, как Тигра в сказке про Винни-Пуха.

Она принялась щекотать дочку. Та завизжала от удовольствия, побежала в свою спальню и спряталась под гору плюшевых медведей, словно ежик, который приготовился к зимней спячке, укрывшись под осенними листьями.

– Ну что ж, кажется, что Поппи исчезла. Поэтому мне придется одной выгуливать Бадди, – громко сказала Мадлен, встала со стула и сделала вид, что собирается выйти из комнаты. Выйдя за дверь, она посмотрела через плечо и посчитала до трех. Как она и предполагала, Поппи выбежала.

– Мамочка, подожди, не уходи без меня. Он же и мой Бадди тоже.

 

Глава 8

Лиам открывал замки входной двери, зная, что, как только он войдет в дом, сразу почувствует боль оттого, что Мадлен ушла от него. Тем не менее он осторожно открыл дверь и тщательно обследовал свой дом.

Он опустил большой тяжелый чемодан и хозяйственную сумку на пол в прихожей, прошел по коридору, постоял в дверном проеме каждой комнаты. Ему хотелось узнать, что она с собой взяла, но, главное, ему надо было увидеть, что она оставила.

Делая глубокие размеренные вдохи, Лиам вошел в столовую, провел рукой по клавишам пианино. Звук напомнил ему то время, когда его мать играла и пела. Даже тогда пианино было расстроено, а мать фальшивила. Несмотря на то, что пианино находилось в этой комнате, сколько он себя помнил, ему никогда не хотелось научиться играть на нем или, по крайней мере, вызвать настройщика.

Он опустил взгляд на педали, под одной из которых застряла маленькая синяя деталь от лего. Лиам встал на колени, чтобы извлечь ее, и ударился головой о пианино. Выругавшись, он поднял деталь, сжал ее в руке и стал осматривать комнату в поисках коробки с конструктором, из которого она выпала. Этот лего принадлежал ему, в детстве он был его любимой игрушкой. Он постоянно твердил Мадлен, что Поппи не должна с ним играть, но, как всегда, она действовала за его спиной и разрешала дочери делать все, что та хочет, в его доме, когда он уходил.

Лиам чувствовал, как внутри него нарастает напряжение, колотится сердце и сдавливается живот. Он изо всех сил бросил этот крошечный кусочек пластмассы и вскрикнул, когда тот отскочил от стены и тихо приземлился на обеденный стол.

Он так и не смог найти коробку. Потом резко вышел из комнаты и спустился в кухню, где стал открывать шкафы. Они были практически пусты, а то, что осталось, было в полном беспорядке. Он начал передвигать уцелевшие вещи, выстраивая их аккуратными, стройными рядами, – так, как считал нужным. Когда все было переставлено и уже ничего не напоминало о недавнем разгроме, Лиам с силой ударил ногой в дверь, а рукой смел на пол с рабочего стола все, что там находилось. На его носок из чайника пролилась теплая, почти горячая вода. Поэтому он заключил, что Мадлен покинула дом совсем недавно.

Лиам уставился перед собой.

– Она должна вернуться. Я заставлю ее вернуться! – выкрикнул он, глядя на месиво на полу. Он покачал головой. – А если нет? А что, если ты потерял ее навсегда? – Лиам шлепнул себя по лицу. – Это все твоя вина. Ты должен был быть рядом с ней. Ты должен был заставить ее остаться.

Он взял телефон, набрал номер Мадлен и дождался, когда звонок был перенаправлен на голосовую почту.

– Не смей меня игнорировать! – крикнул он, нажав на кнопку отключения. Потом пристально посмотрел на кнопки телефона и вдруг понял, что Мадлен им пользовалась, чтобы договориться о своем новом пристанище. Он стал просматривать номера в поиске тех, которые были ему незнакомы, и набирать их один за другим.

– Добрый день, Ри-Хэд-холл, кому переадресовать ваш звонок? – спросила администратор бодрым голосом.

Лиам рассвирепел и швырнул трубку на рычаг.

– Значит, мы убежали к папочке, – визгливо произнес он. В его голове закружились разные мысли, и он буквально вскипел от гнева. В груди появилась боль, а сердце стало биться так часто, что, казалось, вместо него находится бешеный мотор.

Лиам считал, что позаботился о том, чтобы Моррис исчез из их жизни в тот день, когда тот пришел в квартиру Мадлен. Думал, что четко дал ему понять, что дочь не желает его видеть. А потом он предпринял еще кое-что, чтобы вычеркнуть его навсегда из жизни Мадлен.

Мужчина ходил взад-вперед по прихожей. Ему необходимо было подумать, решить, что делать дальше. Однако чем дольше он ходил, тем больше его охватывали раздражение и злость. Он заставил себя остановиться и попытаться выкинуть из головы мысли о Мадлен и ее отце. Кроме того, ему нельзя было сейчас думать о них – необходимо было заняться другими, более срочными делами. И прежде всего поднять наверх чемодан и освободить его от содержимого, пока кто-нибудь не пришел. И только тогда у него появится время подумать, как разобраться с Мадлен и ее отцом.

 

Глава 9

– Чертова женщина, – выругался Бандит, посмотрев на отель и увидев, что Мадлен наблюдает за ним из окна.

Он поднял топор высоко над головой и почувствовал удовлетворение от того, что полено раскололось на две части и упало на землю. Он собрал дрова, которые успел нарубить, и бросил их в тачку, стоявшую возле него. Была ранняя осень, и без зажженных каминов здание отеля могло остыть ночью. К тому же холлы выглядели гораздо уютнее, когда там горел огонь, да и гостям это нравилось. В его обязанности входила заготовка сухих дров, которыми на протяжении всей зимы топились три камина. Он знал, что к зиме необходимо было подготовиться заранее, – уложенные в штабеля дрова высыхали не менее шести месяцев, прежде чем их можно было использовать.

Кристофер увидел, как открылась задняя дверь отеля и в ней появился Моррис Поклингтон.

– Послушайте, я очень сожалею о том, что произошло вчера вечером. Я не знал, что Мадлен – ваша дочь, – сказал Бандит, предваряя разговор, который, как он предполагал, должен был начаться.

– Она по-настоящему разозлилась на тебя, – ответил Моррис со смешком. – Честно говоря, не уверен, что я на ее стороне.

– Почему же она тогда кралась, словно какой-то грабитель? – выпалил Бандит, выбрал очередное полено и поднял топор, чтобы расколоть его.

Он никак не мог знать, кем она была. Он даже понятия не имел, что у хозяина есть дочь, поэтому не чувствовал за собой вины. Мадлен кралась, как тигрица, вышедшая на охоту. Однако она не была тигрицей. Бандит заметил ее взгляд, когда она подняла на него расширенные от ужаса глаза, – словно испуганная лань в темноте. Эта женщина казалась уязвимой и робкой, но в то же время сильной и страстной. Она напомнила ему женщин, которые служили вместе с ним в морской пехоте и могли убить наповал десятком слов или застрелить с далекого расстояния. И, честно говоря, ему не хотелось снова столкнуться с таким типом женщин. Особенно после Карен.

– Тебе она не нравится? – спросил Моррис и, ступив на полено, взгромоздился на забор и засунул руки в карманы.

Бандит прикусил губу:

– Я ее совсем не знаю.

Он вспомнил тяжелый мускусный аромат ее духов. Их запах надоедливо преследовал его всю ночь. Очевидно, Мадлен была страстной и пылкой натурой. Казалось, в ней была искра, от которой мог зажечься костер. Но он был не в состоянии разобраться в том, что больше всего в ней его раздражало, – то ли ее постоянно приподнятое настроение, то ли ее решительность, а быть может, ранимость, которая была буквально написана на ее лице. Никакое из этих качеств, вероятно, не шло ей на пользу.

– Это все Афганистан, – сказал Моррис, – он изменил тебя, Бандит.

И это было правдой. Афганистан действительно его изменил. И Карен тоже его изменила.

– Я знаю.

– Ты хочешь рассказать о нем?

– Нет, – резко ответил он, чтобы прекратить разговор. Меньше всего Бандит хотел сейчас говорить об Афганистане. При одной мысли о нем ладони стали влажными, и он вытер их о джинсы, чувствуя, что начинает дрожать всем телом. Он хотел закрыть глаза, но не смог. Иногда он проводил целые ночи без сна, иногда спал всего час или два, а потом начинались кошмары. Каждый внезапный шум напоминал ему о взрывах, любой пляж – пустыню, а женщины – Карен. Бандит не мог выбросить из головы все, что с ним произошло. В одну минуту он был частью элитного подразделения, а в следующую – летел домой, испытывая свою неполноценность, одиночество и неуверенность в будущем.

Единственное, в чем он никогда не сомневался, так это в своем отце и его доме – сторожке в Ри-Хэд-холле. Бандит по-настоящему любил это поместье и нуждался в нем, чувствуя, что оно дает ему ощущение покоя и безопасности. Он посмотрел на отель и окружающую его территорию. Вид был чудесным.

Бандит отошел от забора, на котором примостился Моррис, проследовал мимо конюшен, уселся на траву и скрылся от посторонних глаз. Он позволил себе взглянуть еще раз на отель, на окно, за которым стояла Мадлен, но ее там уже не было.

Бандит уставился в пространство перед собой и начал делать долгие глубокие вдохи. Только так он мог расслабиться, избавившись от тяжелых воспоминаний.

Вдруг послышался какой-то шум, и, оглянувшись, он увидел Мадлен, идущую по направлению к деревьям. С ней была маленькая девочка и щенок спаниеля, который сновал вперед-назад со скоростью более ста с половиной километров в час.

Не обращая на них внимания, Бандит вновь посмотрел на сторожку. Это был его дом. Там раньше жил его отец. Сторожка была ему крайне важна, и он обязан был сохранить ее любой ценой, потому что однажды, когда отец окончательно придет в себя, он привезет его сюда, чтобы тот снова смог в ней жить.

Бандит вспомнил, как зажигались глаза его отца всякий раз, когда упоминалась эта сторожка, и как тот говорил о прошлом и о том, что связывало его дом с Ри-Хэд-холлом.

Кристофер улыбнулся, припомнив слова отца во время их последней встречи. «Мне нравилась та леди. Я, бывало, каждое воскресенье проходил через туннели, чтобы встретиться с ней за чашкой чая».

Бандит покачал головой. У отца было богатое воображение, но, вероятно, это происходило на самом деле. Быть может, те туннели, о которых он говорил, и в самом деле существовали? Кто знает, возможно, он шел через них, чтобы добраться до отеля? Многие годы Кристофера занимала мысль о тайном туннеле, но обнаружить какие-нибудь его признаки ему так и не удалось. Всякий раз, когда всплывало название имения, казалось, память возвращалась к отцу и тот повторял одно и то же. Он все время говорил о сторожке, той леди, туннелях и об отеле. Бандит был уверен, что глубоко в голове его отца было спрятано много воспоминаний и правда о прошлом, может быть, потеряна навсегда, однако сторожка все еще стояла и хранила память о давно минувших днях. Все, что Кристоферу оставалось, так это разблокировать память отца и надеяться, что тот вернется в реальный мир.

 

Глава 10

– Бадди, ко мне! – крикнула Мадлен, наверное, в сотый раз, пока гуляла по лесу, окружающему отель. Впереди мчались Поппи и чересчур активный щенок, который постоянно то убегал от нее, то возвращался.

На мгновение Мадлен остановилась, чтобы полюбоваться красотой деревьев. Солнечный свет струился между голыми ветвями, переливаясь разнообразными оттенками охры и золота. Казалось, что на деревья повесили новогодние гирлянды. Все они отличались по цвету и форме, создаваемой дуновением легкого ветра. Каждое дерево имело свой собственный характер, в них всех кипела жизнь, которая словно угасала с приближением конца года. Она протянула руку, чтобы коснуться дерева, стоявшего в стороне.

– Поппи, подойди сюда. Взгляни на это дерево, – позвала она дочь, поглаживая старое узловатое дерево на маленькой прогалине. Его ствол покорежился, а кривые ветви торчали во все стороны. Оно устремилось ввысь, пытаясь искупаться в солнечных лучах.

– Давай принесем сюда бумагу и восковые мелки, чтобы сделать оттиск с коры, – предложила Мадлен. Увидев, что глаза Поппи широко раскрылись и превратились в два огромных блюдца, она обернулась.

– Может, я смогу помочь сделать оттиск коры? – предложил в свою очередь Бандит. Он стоял, прислонившись к дереву позади них. Мадлен заметила веселые огоньки в его глазах. Судя по всему, ему доставило удовольствие застать ее врасплох.

– Иди ко мне, малыш, – сказал Бандит, и Бадди подбежал к нему, тявкая, повизгивая и виляя хвостом. Его тело перегибалось пополам, а хвост метался из стороны в сторону. Потом щенок лег на спину в ожидании, что его будут чесать и гладить. Бандит опустился на колени и начал чесать брюшко Бадди, который стал лихорадочно дергать задней ногой, разрезая воздух.

– Какой же ты хороший, красивый!

– Откуда, черт побери, ты тут взялся? – рявкнула Мадлен. Поппи подбежала к ней и прыгнула к ней на руки.

– Извините, но я полагал, вы знаете, что я здесь работаю. Мадлен раздраженно покачала головой. Она наблюдала, как Бадди, выражая свою преданность Бандиту, свернулся клубком возле его ног.

– Тебе, юноша, положено быть сторожевым псом, а не видеть друга в каждом встречном.

Она не знала, почему ее рассердило неожиданное появление Бандита, но чувствовала, как ее переполняет злость на него. Мадлен стала внимательно осматривать мужчину. Сначала ее взгляд уперся в его ноги, потом перешел на руки и, наконец, остановился на неумытом и небритом лице.

– Поппи, поздоровайся с мистером Бандитом, – сказала она дочери, которая все еще прижималась к матери и прятала голову у нее под подбородком. – Ну же, будь вежливой девочкой. Поздоровайся.

В конце концов после долгих уговоров Поппи повернула голову и бросила робкий взгляд на стоявшего перед ней мужчину.

– Мамочка, – неуверенно прошептала она и указала на Бандита.

Мэдди затаила дыхание в ожидании того, что может сказать Поппи.

– Тот человек… мамочка… у мистера Бадита, у него там щетка, прямо под носом.

Бандит улыбнулся и отпустил Бадди.

– Да, наверное, мне действительно стоит побриться, – признал он, дотронувшись до лица и потерев рукой свою многодневную щетину.

Мадлен смутилась и нервно засмеялась.

– О господи! Прости, но невозможно предсказать, что она каждый раз может сболтнуть, – попыталась она оправдаться, хотя Поппи была права. Его лицо заросло щетиной, и Мадлен не могла не подумать, что он мог бы быть привлекательным, если бы побрился.

Она опустила Поппи на землю, и та сразу побежала вместе с Бадди между деревьями, забыв о своем смущении и человеке, которого только что оскорбила. Мадлен увидела, как Поппи подобрала недавно упавшие на землю листья и подкинула их в воздух, а неугомонный Бадди подпрыгивал, стараясь поймать их зубами. Впереди показался мелкий ручеек, и девочка помчалась к нему, стала шаловливо шлепать по воде, которая текла тонкой струйкой, и тут же выскакивать обратно.

– Поппи, прочь от воды! – закричала Мадлен, но слишком поздно, потому что дочь уселась прямо в ручей. Вода обожгла ее холодом, и она заревела. – Поппи, вставай! Глупышка, ты вся вымокла, а сейчас холодно. Давай, нам, пожалуй, следует пойти домой, пока акулы не выпрыгнули из воды и не добрались до тебя.

Поппи внимательно посмотрела на ручей, потом – на Бандита.

– Кто такие акулы, мистер Бадит?

Бандит пожал плечами.

– Акулы похожи на больших рыб, – ответил он, подобрав палку и бросив ее Бадди, чтобы тот за ней погнался.

– Бандит… Разве это настоящее имя? Извини, но прошлым вечером ты же сообщил мне настоящее имя. Кристофер, если я не ошибаюсь? – спросила Мадлен. – Как ты предпочитаешь, чтобы я тебя называла?

– Бандит. Меня вполне устраивает это прозвище. – Он поднял голову и увидел, что она стояла, прислонившись к дереву, и крепко держала в руках мокрую Поппи.

– Откуда взялось это прозвище? – спросила она, испытывая искреннее любопытство.

– Я служил в морской пехоте. Там и получил это прозвище. – Он задрал правый рукав своей рубашки и показал татуировку на плече с изображением льва в короне. – Моя фамилия – Лоулесс, что означает «нарушающий закон», одним словом – бандит. Теперь понятно?

Мадлен поняла:

– Хорошо. Это просто игра слов, не так ли, мистер Лоулесс?

– Меня зовут Бандит. Есть только один мистер Лоулесс. Это мой отец.

Она почувствовала себя неловко и опустила Поппи на землю.

– Нам лучше вернуться в дом.

Бандит посмотрел на небо:

– Сейчас, наверное, четыре часа. Номса должна уже была приготовить чай и кекс. Уверен, что, узнав о вашем приезде, она испекла еще один. – Эти слова были сказаны специально для Поппи, которая сразу навострила уши при упоминании о кексе.

Девочка улыбнулась.

– Кекс, мистер Бадит? Я люблю кексы! – воскликнула она и снова побежала с Бадди, петляя между деревьями. – Ну же, мистер Бадит! Ты умеешь играть в прятки?

Мадлен наблюдала, как ее дочь неожиданно помчалась назад по тропе к отелю, прыгая из стороны в сторону и скрываясь за деревьями с Бадди, который неотступно следовал за ней. Она пыталась найти подходящее место, где могла бы спрятаться.

Бандит посмотрел на Мадлен, чтобы получить ее одобрение. И только когда она кивнула, он начал осматривать деревья, за которыми могла находиться Поппи.

– Может, Поппи залезла на это дерево? – громко выкрикнул он, взглянув на самое высокое дерево. – Или, возможно, Поппи спряталась под этот листик? Мамочка, как ты думаешь? – Он поднял маленький лист и передал его Мадлен. В то же самое время Поппи громко хихикала где-то вдалеке.

– О, я знаю, где она, – сказал он. – Бьюсь об заклад, она находится в теплице.

– Не, ее там нет! – выкрикнула Поппи из своего укрытия.

– Ладно, должно быть, она под мостом.

– Не, ее нет под мостом, – эхом раздался голос Поппи. Потом наступила короткая пауза.

– Мистер Бадит, что такое теплица?

Как только показалось здание отеля, игра в прятки сразу была забыта. Поппи преобразилась, уже не была тем запуганным ребенком, в которого превратил ее Лиам. Раньше она отказывалась играть, все время постоянно пряталась и старалась не шуметь. Мадлен вдруг подумала о том, что ее дочь, должно быть, постоянно испытывала страх.

– Смотри, Поппи, это теплица, – Мадлен указала на старое полуразрушенное сооружение, на которое обратила внимание утром.

– Но она же не теплая, – громко сказала девочка. Мадлен и Бандит дружно рассмеялись.

– Она снова будет теплой, когда ее починят. Это маленький домик, где растут растения и кусты. Знаешь, люди, которые жили здесь давным-давно, назывались викторианцами. Вот они и дали ей это имя. Так ты говоришь, не теплая, да? – Бандит попытался продолжить объяснение, но запнулся, поймав взгляд Мадлен.

– Мамочка, смотри, там живут растения.

– Кажется, не так уж много растений смогло там выжить, – сказала Мадлен.

Поппи вдруг вбежала в теплицу.

– Неееет! – крикнул Бандит и, не задумываясь, ринулся вслед за ребенком.

Резко выставив руку, он поймал кусок стекла, который неожиданно упал с крыши, и подхватил Поппи за талию. Раздались треск и грохот. Перед глазами мелькнула вспышка света, и на какое-то мгновение ему показалось, что он снова бегает в Афганистане в отчаянной попытке спасти человеческие жизни. Рука сразу покрылась алой кровью, но он не обращал на нее внимания. Главное, что Поппи была в безопасности.

– Я держу тебя. – Он через голову стянул с себя рубашку, обернул ею пораненную руку и стал делать глубокие вдохи. – О, Поппи, тебе не следует убегать от своей дорогой мамочки. Опасность… Кругом слишком много опасности.

Все его тело начало неудержимо трястись. На висках проступил пот, а в глазах вспыхивали огоньки.

– Ну же, Поппи, иди к своей мамочке, – тихо прошептал он и попытался оттолкнуть от себя ребенка. Однако девочка не хотела уходить.

– Неее, мамочка, я хочу быть рядом с мистером Бадитом! – крикнула Поппи и подползла назад к Бандиту. Она крепко обвила своими руками его шею и прижалась лицом к его груди.

Бандит сконфуженно посмотрел на Мадлен.

– Извините. Можно? – беззвучно спросил он Мадлен, шевеля одними губами. Он не смел прикоснуться к девчушке, пока Мадлен не кивнула.

– Сейчас ты в безопасности. Обещаю, я больше не позволю теплице обидеть тебя. Бандит избавится от этой противной теплицы специально для тебя, – прошептал он нежно и успокаивающе, укачивая и баюкая ребенка в своих руках. Потом медленно подошел к Мадлен, которая рыдала, лежа на траве, и сел рядом с ней. Объятая ужасом Поппи все еще крепко обнимала его.

Бандит закрыл глаза. Афганистан преследовал его. Образы, от которых он так старательно пытался избавиться, снова вспыхнули в его памяти, как фейерверки в Ночь Костров. Перед глазами возникли взрывы и кровавые бойни – убитые мужчины, женщины и дети, его друзья и товарищи, Карен.

Он покачал головой, сначала слегка, а потом – энергично и решительно, чтобы избавиться от всех этих образов, которые преследовали его.

Бандит открыл глаза и жадно глотнул свежего воздуха. Афганистан остался в прошлом, но он не мог забыть о нем, к тому же здесь тоже подстерегала опасность. Он слишком много видел покалеченных людей, поэтому должен был сдержать свое обещание, данное Поппи, что она не будет в их числе.

 

Глава 11

– Клянусь, Джесс. Он просто вбежал, поймал стекло прямо на лету, при этом порезав руку, и вытащил Поппи. Я просто поверить не могу! – шептала Мадлен, сжимая в руке телефон. Она стояла за стойкой отеля, улыбалась гостям, когда они проходили мимо окошка, отделанного камнем и деревом. Именно через это окошко они получали ключи, оплачивали счета и заказывали обслуживание в номер. Эта пристройка раньше была флигелем. На стене все еще виднелся контур окошка дворецкого, которое отчетливо указывало, где заканчивался прежний господский дом и начиналось новое крыло, пристроенное гораздо позже.

Двое гостей вышли из двери рядом со стойкой регистрации, и Мадлен наблюдала за удалявшейся женщиной, которая набирала что-то на своем телефоне.

– Добрый вечер, мистер и миссис Вулас. Спасибо, – сказала она, отводя трубку от уха, взяла ключ и повесила его на щиток. – Приятного ужина. – Она подождала, пока постояльцы удалились, и вернулась к разговору: – Джесс, ты еще там?

– Да-да, я слушаю. Я тут жую печенье и думаю о твоем Рэмбо.

Мадлен захихикала, услышав замечание сестры. В парадную дверь вошла еще одна пара среднего возраста. Они помахали ей рукой и направились налево, в сторону бара. Мадлен вызвалась поработать в качестве администратора за регистрационной стойкой на час между уходом персонала, работавшего в дневную смену, и приходом ночной смены. Обычно этим занимался отец, но сегодня рано утром он отправился по делам: поехал посмотреть на копию старинной кровати, которую он хотел купить, как только услышал о ее продаже. Кровати такого качества недолго ожидали своего покупателя, и как только он увидел ее в Интернете, сразу понял, что она идеально подойдет для одного недавно отреставрированного номера. Каждый номер был отделан в готическом викторианском стиле, в каждом были точно воссозданные обои и ванные комнаты той эпохи.

В это время в отеле, как правило, было тихо. Некоторые гости сидели в баре или у камина. Но большинство разбрелось по своим номерам. Они смотрели телевизор, дремали или переодевались к вечеру.

Поппи уже привыкла к Номсе и с радостью бежала за ней на кухню выпить чаю.

– Он не Рэмбо. Он резкий, быстрый и чертовски меня раздражает, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Ммм, это звучит еще более интригующе.

Мадлен закатила глаза. Ей хотелось описать Бандита. Хотелось объяснить сестре, какой он и как выглядит, но она не могла подобрать слов.

– Ох, ну как же мне тебе его описать? – Она покачала головой из стороны в сторону. – Ему не помешало бы привести себя в порядок. В смысле постричься и побриться и все такое. Он немного похож на Брэда Питта в том фильме, что мы смотрели в канун прошлого Нового года. Как он назывался?

– Боже, Мэдди! Я не знаю! Каким там был Брэд Питт?

– Да знаешь ты! Ну, тот фильм, где они жили где-то в глуши. Он там снимался с тем актером из «Молчания ягнят»… Ой, как же он назывался? О, вспомнила, «Легенды осени»!

Джесс замолчала.

– Ты помнишь, о ком я?

– Дай мне минуту, я гуглю. – Мадлен слышала клацанье клавиш в трубке, за которым последовало: – О-о-о-о, если он так выглядит, то я точно еду к тебе!

Мадлен села за стол. Ее охватила паника, когда она увидела три новых электронных письма во входящих на почте отеля.

– Джесс, тут у меня три запроса на почте. Как думаешь, мне ими заняться или Энн сама разберется, когда придет?

– Значит, он тебе нравится? – спросила Джесс, полностью игнорируя ее вопрос и возвращая ее к мыслям о Бандите.

– Да. Нет. Ой, я не знаю. Он меня раздражает.

– Ух ты! Раздражает или нет, но если он тебе не нравится, я всегда могу его подцепить.

– Джесс! – взвизгнула Мадлен. – Неужели я тебе не прививала хороших манер? Мужчин не «подцепляют»! – Она улыбнулась. Она соскучилась по Джесс. Они всегда были близки и после этого кошмара с Лиамом стали еще ближе. Мадлен дала себе слово, что очень скоро они снова встретятся.

– О, Джесс, я бы с удовольствием с тобой встретилась, – сказала Мэдди, понимая, что приезд Джесс в Ри-Хэд может не понравиться отцу.

Мадлен видела, как какая-то постоялица взволнованно сбежала по лестнице и буквально врезалась в молодого официанта, который проходил через холл. Содержимое серебряного подноса чуть не упало на пол, когда он был вынужден резко остановиться.

– Ради бога, смотри, куда идешь! – грубо рявкнула женщина, расправила плечи и, ухмыльнувшись, оглянулась на своего кавалера.

– Простите, мисс Вудс, – вежливо извинился молодой человек, которого отец представил ей как Джека. Он пропустил гостей вперед, потом двинулся дальше, спеша принести заказанные напитки. Было очевидно, что он вежливый и обходительный человек. Он знал, как и когда улыбнуться, и великолепно справился с неприятной ситуацией. Он не заслуживал, чтобы с ним говорили в таком тоне, но Мадлен знала, что с этим она ничего поделать не может.

Она вернулась к телефонной беседе с Джесс:

– Ты еще здесь?

– Что там случилось?

– О, да ничего серьезного. Клиент всегда прав и все такое. Ладно, мне уже пора. – Она посмотрела в сторону кухни, где наверняка Поппи, как обычно, отказывается есть. Они пробыли здесь всего несколько дней, а девочка уже вертела Номсой, вынуждая ту предлагать ей именно то, что нравилось малышке. С точки зрения Поппи, это значило шоколадный крем, намазанный на хлеб, или шоколадный крем, намазанный на что угодно.

Как бы Мадлен ни хотелось еще поговорить с Джесс, она осознавала, что Номса не будет вечно возиться с Поппи, несмотря на то, что отец ясно дал той понять, что Поппи дозволено в этом отеле многое. Номсе сейчас нужно было заниматься своими прямыми обязанностями, она должна помогать шеф-повару с приготовлениями к ужину.

– Ладно, дорогая, береги себя. Я позже еще позвоню. Люблю тебя.

– И я тебя, Джесс.

Мадлен повесила трубку и повернулась, когда Джек вернулся к стойке регистрации. Телефон тотчас снова ожил, и Джек ответил на звонок, ни на секунду не задумываясь. Он принял заказ на бронирование номера и вернулся в зал ресторана, где принялся рассаживать гостей за столики. Он, казалось, успевал повсюду, был одновременно везде. Не было работы, которой бы он не занимался. Мадлен следила, как он ведет легкую беседу с гостями, которые ожидали, когда к ним подойдут официанты. Именно так и она должна была вести себя с постояльцами, и Мэдди надеялась, что со временем она научится делать это так же непринужденно, как Джек.

Когда Энн приехала, Мадлен освободилась и направилась через заднюю дверь к кухне, где Поппи, сидя за кухонным столом, счастливо уминала миску клубники с мороженым. Номса сидела с одной стороны от малышки, а с другой стороны сидел Бандит.

Мадлен остановилась, наблюдая, как дочь с удовольствием не только поглощает клубнику, но и делится ею с другими. Она предлагала ложечку угощения своему новому другу Бандиту. Он рассмеялся, покачал головой и подвинул тарелку девочке.

– Давай посмотрим, сколько ты сможешь съесть. Мама очень удивится, если ты все съешь, – услышала Мадлен, когда Номса поставила вторую тарелку клубники на стол перед ним.

– Вот, Бандит, и тебе тоже клубники. Давай посмотрим, кто из вас съест первым, – пропела Номса, и Мадлен увидела, как Поппи и Бандит вместе, хихикая, жадно накинулись каждый на свою порцию. Мороженое текло у обоих по подбородкам, но они, казалось, не обращали на это никакого внимания.

Бандит был прав, Мадлен действительно удивилась, она была поражена, что ее ребенок вообще ест. И не просто ест, но и получает от этого удовольствие.

– Только посмотрите! А можно и мне немного? – спросила Мадлен, садясь рядом с Бандитом.

– Нет, – хихикнула Поппи. – Ты должна сначала съесть весь свой ужин. Так Номса говорит.

Мадлен шутя толкнула дочь, а затем начала двигать туда-сюда солонку и перечницу, стоявшие посреди стола. Она прекрасно понимала, что работники кухни заняты приготовлениями к ужину, и чувствовала, что они мешают им.

– Вот, мадам, ваш ужин, – с ритмичным карибским акцентом пропела Номса, поставив тарелку перед Мадлен. Женщина переводила взгляд с Мадлен на Бандита, потом подняла брови, постучала пальцем по виску и понимающе кивнула.

Мадлен улыбнулась, ей нравилась Номса. Она была низенькой, пухленькой, с ее лица не сходила улыбка. Она, казалось, искренне радовалась жизни и наслаждалась всем, что делает. Более того, было в ней что-то такое, что заставляло прислушиваться ко всему, что она говорила. Поппи просто влюбилась в нее с того самого мгновения, как увидела. Ребенок, который почти ничего не ел, за последние несколько дней съел больше, чем обычно за целую неделю.

Номса была более темной версией Джесс, но она годилась сестрам скорее в матери, и Мадлен подозревала, что ей было около сорока.

– Спасибо, Номса, – улыбнулась Мадлен и с удовольствием принялась за идеально прожаренный бифштекс.

– Мама, мистер Бандит обещал, что покажет нам овечек! – с гордостью объявила Поппи, и ее новый друг смущенно пожал плечами, словно извиняясь. Он поймал взгляд Мэдди и смотрел на нее так долго, что женщина нервно опустила глаза, уставившись в тарелку.

– Я бы спросил, – застенчиво пояснил он. – Это прямо тут, на лужайке перед домом. Я подумал, что вам тоже захочется взглянуть.

Мадлен слишком проголодалась, поэтому просто сунула в рот следующий кусочек мяса.

– Я вам вот что скажу, Мадлен, если хотите, я сама с ними схожу, а вы спокойно ужинайте, – предложила Номса, подняла Поппи со скамейки и направилась к задней двери. – Это просто на лужайке перед входом. Вы легко можете увидеть нас из дома.

Мэдди кивнула и продолжила есть, когда они вышли на улицу. Ей было спокойно, когда Поппи была с Номсой, и после ужина она воспользовалась возможностью пройтись по дому и осмотреть отель. Обитый дубовыми панелями зал ресторана постепенно заполняли постояльцы; некоторые весело болтали, другие сидели молча. Официанты только начали подавать горячее. Каждое блюдо было идеально сервировано и отличалось от других. Шеф-повар Берни просто творил чудеса с фазаном, уткой или кроликом – всей дичью, которую тем утром добыл на охоте Бандит.

– Все блюда приготовлены по рецептам, которыми пользовались здесь в восемнадцатом веке, – объясняла ей Номса. – Дом был построен приблизительно в это время. Семья бóльшую часть недели жила в Лондоне и наезжала в Ри-Хэд-холл только на выходные и праздники.

«Этакое убежище на выходные», – подумала Мадлен, разыскивая фото, которые показали бы ей, что это была за семья. Она была потрясена, когда узнала, что весь дом сохранил свой первоначальный вид. От каждой стены буквально веяло вековой историей, и Мадлен чувствовала, что где-то должны были сохраниться старые фотографии. Гостям, несомненно, тоже будет интересно узнать историю семьи, узнать, как они выглядели, как жили. Она направилась к окну в парадной гостиной. Она узнала эту комнату с темными дубовыми панелями, в окно которой буквально несколько вечеров назад заглядывала, наблюдая, как гости пили шампанское. Слева от нее был тот самый огромный камин, где сейчас уже горел огонь, внутри потрескивали массивные поленья, выстреливая снопами искр в дымоход. Огонь был мягким, приветливым, он заливал уютным светом всю комнату.

За парадной гостиной располагался бар. Он был выкрашен в серые тона, а поверху шел ярко-белый фриз. Именно там собрались сейчас почти все гости. Мадлен тоже пошла к двери бара, но потом передумала и направилась в библиотеку, располагавшуюся по соседству. Там высились книжные шкафы красного дерева и горел еще один камин, поэтому в комнате было довольно тепло. Около него стояли два темно-синих честерфилдских диванчика, один напротив другого.

– Могу ли я предложить вам выпить, миссис Фрост? – Мадлен невольно вздрогнула, услышав голос Джека. Повернув голову, она увидела его в дверях, ведущих к бару.

– Спасибо, Джек. Как думаете, отец не будет против, если я выпью бокал вина?

– Я уверен, что он не возражал бы. Сейчас распоряжусь. Красного или белого?

– Красного, если можно.

Она прошла вдоль книжных полок, копаясь в старых, покрытых пылью книгах, выстроившихся в шкафах. Тут была собрана вся классика, которую она могла вспомнить, от «Путешествий Гулливера» до «Гордости и предубеждения». Все книги были в красивых переплетах тисненой кожи и в идеальном состоянии. Не удержавшись, Мадлен стала вынимать одну за другой с полки. Она открывала каждый том, листала страницы, вдыхая этот специфический запах старых книг.

– Мама! – услышала она голос Поппи снаружи. – Мама, иди посмотри! Я вижу овечек!

Мадлен поставила книгу на место и вышла на улицу, где к ней кинулась ее взволнованная трехлетняя дочь. Она схватила Мадлен за руку и потащила ее через лужайку, туда, где газон внезапно закончился и внизу под ним раскинулся луг. Каменная стенка в четыре фута высотой отделяла газон лужайки, располагавшийся уровнем выше, и создавалась оптическая иллюзия, будто овцы могут легко подбежать прямо к дому. Конечно, стена останавливала их, и Поппи здраво рассудила, что она может улечься прямо на живот, свесившись со стены, и наблюдать за овцами вблизи, не опасаясь, что они за ней побегут.

Номса извинилась и вернулась на кухню, и в этот момент за спиной Мадлен появился Джек. Он неслышно пересек газон и терпеливо ждал, когда она повернется и возьмет один из трех бокалов, которые он принес на подносе.

– Красное вино для миссис Фрост, – вежливо произнес он, передавая ей бокал. – Для юной мисс молоко и шоколадное печенье, которое испекла Номса. – Джек встал на колено, чтобы Поппи могла взять стакан молока и печенье. Мадлен смотрела, как Поппи обхватила Джека за шею и крепко обняла в знак признательности.

– Спасибо, Джек, – сказала Мадлен и повернулась к Поппи, сидевшей на траве и с аппетитом уплетавшей печенье. – Ух ты, Поппи! Номса приготовила тебе такое вкусное печенье? – спросила она девочку, и та торопливо сунула последний кусочек в рот.

– Оно закончилось, мама. Смотри! – Щеки девочки походили на защечные мешки хомяка, и в доказательство своих слов она протянула матери пустые ладошки.

– Вам как обычно, мистер Лоулесс, – Джек протянул поднос Бандиту. На нем остался только стакан с ледяной водой. Бандит взял его и с явным удовольствием залпом осушил.

 

Глава 12

Поппи крепко спала, вокруг ее огромной V-образной подушки, с которой Поппи не расставалась, грудами лежали плюшевые мишки. Девочка спала, сунув пальчик в рот, светлые кудряшки рассыпались вокруг лица – такая хорошенькая, такая славная! Мадлен снова охватила горечь – она чувствовала себя виноватой из-за того, что снова вырвала малышку из ее привычного окружения. Однако Поппи привыкла к Ри-Хэд-холлу гораздо быстрее, чем сама Мэдди. Даже Бадди, казалось, совершенно был счастлив на новом месте и чувствовал себя превосходно в своей новой будке.

Подхватив переносной приемник радионяни, Мадлен бросила последний взгляд на Поппи и вышла из комнаты. Она спустилась по узкой дубовой лестнице, ведущей к служебным помещениям отеля, и сразу вспомнила лестницу для прислуги в доме Лиама. Мадлен ни разу не видела ее и теперь гадала, похожа ли она на эту лестницу, с голыми половицами и некрашеными стенами. Лиам держал дверь на ту лестницу запертой. Он сказал, что лестница заражена жуком-древоточцем, ею опасно пользоваться и он якобы боится, что Мэдди или Поппи могут с нее упасть.

Ее рука скользила по деревянным перилам. Разделенная на три секции лестница, каждая из которых была выполнена из разной породы дерева, выглядела непривычно новой по сравнению с остальной отделкой, и это наводило на мысль, что так сделано из соображений безопасности после того, как дом стал отелем. Конечно, если бы лестница стояла тут с момента постройки дома, она вся была бы из одного материала и теперь перила лоснились бы от долгого использования, когда слуги бегали по ней вверх и вниз, выполняя приказания хозяев, которые, конечно, пользовались только парадной лестницей, что вела в роскошный холл. На площадке этой парадной лестницы, у окна, стоял длинный мягкий диванчик, и Мадлен представляла себе, как благородные дамы сидят на этом диванчике, вышивают и любуются окрестностями.

– Ты в порядке, дорогая? – спросил отец, когда она спустилась и вошла в кабинет.

Мадлен кивнула, не отрывая взгляда от лестницы, словно ожидая, что призраки прошлого спустятся следом за ней. Снова повернувшись к отцу, она закрыла дверь и наклонилась вперед, чтобы поцеловать его в щеку.

– Как твоя поездка по магазинам? Ты нашел новую кровать?

– Да, да, нашел. Ее доставят через неделю, в следующую пятницу. – Он улыбнулся. – Копию викторианской кровати очень трудно найти. Та, что я нашел, красива и очень-очень редко встречается. Не могу дождаться, когда ты ее увидишь.

– Звучит потрясающе. У тебя есть фотографии?

Он выглядел довольным и взволнованным своей покупкой. Взял телефон и стал пролистывать на экране фото, показывая Мадлен, что он приобрел.

– Она просто восхитительна! Посмотри, какая резьба! Она тебе непременно понравится! Я подумал, что она прекрасно впишется в номер четыре, когда его закончат. Он такой огромный, я всегда подозревал, что именно там спал мистер Эннис. Поэтому будет вполне логично, если мы поставим туда самую красивую кровать, которую мне удалось найти.

– Мистер Эннис? Кто он такой? Это тот человек, который построил дом?

– Нет, дом был построен в 1881 году. Господин Эннис купил его у первых владельцев в 1928 году. Его дочь уже в пожилом возрасте унаследовала его после смерти отца. Я так понимаю, она была старой девой и жила затворницей. Мы с Джози купили у нее дом в 2007, сразу после нашей свадьбы.

Мадлен заметила, что он притих и задумался, уставившись в пространство. Она гадала, думает ли он о Джози, вспоминает тот день, когда они купили дом, или когда впервые остались в нем на ночь.

– Новая кровать будет замечательно смотреться в номере. С нетерпением жду минуты, когда увижу ее.

Отец не ответил. Просто продолжал смотреть в никуда.

– Папа, что случилось с Джози? – в конце концов спросила Мэдди. Несмотря на то, что она не знала вторую жену отца, ей хотелось выяснить, что случилось. Мэдди корила себя за то, что не спросила об этом в первый вечер, как только приехала.

Прежде чем ответить, отец отвернулся и опустил голову.

– Рак. – Глаза его наполнились слезами. – Я ее так любил, Мэдди! Мы прожили с ней девять лет. Девять счастливых лет. Я был уверен, что мы проведем остаток жизни вместе. Но потом она внезапно умерла.

– О, как печально! Это, наверно, было просто ужасно! – воскликнула Мадлен. Она вдруг подумала о Поппи. Что было бы с Поппи, если бы ее не стало? – Она вздрогнула и отвернулась.

– Все случилось так неожиданно. На прошлое Рождество ей поставили диагноз, а через три недели после этого ее не стало.

Раздался стук в дверь.

– Извините, что беспокою вас, мистер Поклингтон, сэр. Но мистер и миссис Томпсон хотели бы поговорить с вами, – произнес Джек, склонив голову, и замер, ожидая ответа.

– Я сейчас подойду. – Моррис Поклингтон виновато посмотрел на дочь. – Мне нужно идти.

– Не волнуйся. Я знаю, что это твоя работа. – Мадлен встала. В этот момент из радиоприемника донесся какой-то шум, она поднесла его к уху и прислушалась. – Мне тоже лучше вернуться к Поппи. – Она продемонстрировала ему приемник. – Я оставила Поппи. Малышка, конечно, спит. Но все-таки она еще не совсем привыкла.

Мадлен было жаль прерывать их разговор. Последний год, очевидно, оказался для отца очень тяжелым. Ей хотелось сделать что-то, чтобы помочь ему преодолеть мучительную боль, связанную со смертью Джози. Более того, она хотела понять отца, а это значило понять все периоды его жизни, которые она пропустила.

Она нежно поцеловала Морриса в щеку и побежала вверх по лестнице, в свою комнату.

 

Глава 13

Мадлен сунула ноги в мягкие белые тапочки и одновременно скользнула в белоснежный махровый банный халат. Она направилась в ванную, где провела пальцем по многочисленным бутылочкам и пузырькам и выбрала высокую бутылку с жидкостью цвета морской волны. Она щедро плеснула жидкость в парующую ванну и вспенила воду рукой. Комнату наполнил запах алоэ.

Возвратившись в спальню, она присмотрелась к силуэту дочери, свернувшейся калачиком под грудой плюшевых мишек и розовым одеяльцем свинки Пеппы, и закрыла дверь. Тихое посапывание убедило Мадлен, что Поппи будет спать еще очень долго.

Захватив из шкафа полотенце, она вернулась в ванную и скользнула в воду, почти полностью погрузившись в покрытую пеной воду. Она опустилась под воду с головой, оставив на поверхности только лицо. И в первый раз с момента приезда осознала, что чувствует себя спокойно и умиротворенно.

Вспышка озарила комнату, а затем ее заполнил внезапный грохот. Звук был таким громким, что заставил ее подхватиться, пытаясь сообразить, что это было. Мадлен выскочила из воды и поспешила в комнату к Поппи. Она сразу поняла, что малышка даже не шелохнулась. Маленькое тельце по-прежнему лежало, свернувшись в комочек, – девочка спала так крепко, что не слышала шума.

Мадлен на мгновение замерла, прислушиваясь. Потом где-то вдалеке зашумело в трубах, и Мадлен сообразила, что стоит посреди комнаты голая и с мокрого тела прямо на ковер капает пена.

Еще одна вспышка озарила комнату, и Мэдди наконец поняла, что это молния. За ней последовал удар грома, именно он напугал ее в ванной. Осознав, что происходит, она немного расслабилась, схватила полотенце и принялась вытираться.

Мадлен выключила свет и сдвинула занавески, чтобы посмотреть на грозу. Она всегда так делала – а до нее так делала ее мать. Дождь лил потоком, быстрый и яростный. Капли высоко отскакивали от земли. Вспышки молний освещали небо, как прожекторы на футбольном матче, на короткий миг высвечивая каждый уголок сада, а спустя несколько мгновений сад снова погружался во тьму.

Взгляд Мадлен метнулся к теплице. Что-то привлекло ее внимание. Она заметила какое-то движение и, подождав, пока небо снова вспыхнет ослепительным разрядом, присмотрелась. Там кто-то был, но она не могла разглядеть, кто именно, поскольку все вокруг снова погрузилось в темноту.

Она пристально всматривалась в ночную тьму.

– Давай, давай, еще одну вспышку, – прошептала она.

Бандит уставился на теплицу, откинул волосы с лица и сильно толкнул упрямый кусок деревянной планки, который никак не поддавался. Он испустил глубокий вздох. Из-за ветра и дождя почти ничего не было видно. Ему нужен был свет, хоть немного, но на улице слишком быстро стемнело, а тяжелые темные тучи плотно затянули все небо. Набросив капюшон на голову, он продолжал вынимать из рам теплицы одно стекло за другим. Он сражался в перчатках, которые на самом деле были старыми и рваными, и в них было трудно крепко ухватить стекло. Вдруг один лист стекла выскользнул из рук и упал на пол, разбившись вдребезги. Бандит чертыхнулся, стащил с рук перчатки и в гневе швырнул их в стену. Повязка на поврежденной руке ослабла, и порез причинял боль, из-за постоянных движений рана все еще кровоточила. Он ощупал карманы, вытащил из одного салфетку и затолкал ее под неплотную грязную повязку в попытке остановить кровотечение. Потом стал пересчитывать деревянные секции теплицы. Только четыре из них, которые находились ближе всего, нуждались в замене. Остальная часть теплицы была сухой, а стеклянные панели оставались целыми и неповрежденными. Их легко можно отремонтировать, не демонтируя. Их защищала стоящая позади теплицы кирпичная стена.

– Ради всего святого, Бандит! Что, черт возьми, ты тут делаешь? – крикнула Мадлен сквозь шум дождя, заставив мужчину подпрыгнуть от неожиданности.

Их глаза встретились. В такую отвратительную погоду было довольно опасно находиться на улице, но по какой-то необъяснимой причине он был рад ее видеть. На мгновение он замер, не зная, что сказать, и только неотрывно смотрел в эти огромные, бархатные, как у лани, глаза. В этой женщине было нечто такое… Ему хотелось проводить с ней как можно больше времени, узнать о ней больше. Но сегодня обстановка была явно неподходящей.

– Возвращайтесь в дом. Вы можете простудиться! – крикнул он, в глубине души надеясь, что она откажется и захочет остаться. Немногие женщины захотели бы остаться в такую погоду вне дома – да и немногие мужчины тоже. Но сегодня у него была цель. Сегодня он был полон решимости сдержать обещание, данное Поппи, и сделать так, чтобы теплица не представляла опасности.

– Никуда я не пойду. Я видела тебя из окна! – крикнула Мадлен, когда в небе прогремел очередной раскат грома. Она присела и прикрыла голову руками, словно опасаясь удара. – Что ты, черт возьми, тут делаешь? Работаешь в самую грозу? Мой отец вряд ли платит тебе настолько много.

– Я делаю это не ради денег. Я делаю это, потому что эта конструкция небезопасна. Я обещал Поппи, что она больше никогда не причинит ей вреда. Так и будет! – крикнул он в ответ, не слыша собственного голоса в шуме стихии. – Пожалуйста, возвращайтесь в дом, вы промокли!

Он вытер глаза. Светлые волосы Мадлен действительно промокли, ручейки стекали по лицу и по ее нейлоновому топику, который прилип к телу, обрисовывая все изгибы и округлости фигуры.

– Разве это не может подождать до утра? Знаешь, мы могли бы сделать это завтра вместе. – Она воздела руки вверх, указав на небо. Заметил ли он вообще столь неблагоприятную погоду или на службе в морской пехоте его обучали не чувствовать ни сырости, ни холода? Мэдди заметила его смущенную ухмылку и посмотрела вниз, вдруг осознав, что ее топик, промокший от дождя, теперь стал совершенно прозрачным. Она резко повернулась к нему спиной и быстро застегнула змейку на куртке, чтобы прикрыть грудь.

– Где Поппи? – нахмурившись, спросил Бандит. – Вы же не оставили ее совсем одну?

– Нет, конечно. У меня было два пути – запереть ее в шкафу или вынести на улицу поиграть под дождем.

– Зачем это делать? – уставился на нее Бандит.

– Эй! Ну неужели ты всерьез думаешь, что я бы это сделала? Я дала Номсе радионяню. Она обещала прислушиваться между делом. Но Поппи вряд ли проснется. Когда она засыпает, то спит как убитая, – рассмеялась Мадлен. Стоя спиной к Бандиту, она наступила на неровную плитку и покачнулась.

Бандит тотчас схватил ее за предплечье.

– Осторожно! Все в порядке?

Она кивнула, сделала шаг назад и, отвернувшись от мужчины, посмотрела на дом.

В номерах горел свет, освещая некоторые участки сада. Но потом огоньки постепенно гасли один за другим, гости укладывались спать, не подозревая, что творится в саду за их окнами.

Мадлен снова повернулась к Бандиту.

– У тебя тут назначено свидание или что? – поинтересовалась она, чтобы как-то снять возникшее напряжение. Она всматривалась во тьму. – Потому что, если ты не заметил, сейчас довольно темно, к тому же над твоей головой бушует гроза.

По выражению его лица она поняла, что он не намерен останавливаться. Он отвернулся и стал вытаскивать очередное стекло. Несмотря на то, что они познакомились не так давно, она уже знала, что он человек целеустремленный и закончит задуманное, не обращая внимания на какие бы то ни было преграды, будь то дождь или град. В поисках укрытия от дождя она прошла в глубину теплицы. Дождь начал утихать.

– Ну хорошо. Какой у нас план? Что мы делаем и с чего мне начинать? – поинтересовалась Мадлен, наблюдая за его реакцией на ее слова. Он замер. Тело напряглось. Он просто стоял и смотрел на нее, казалось, целую вечность. Дождь перешел в мелкую морось. Словно момент затишья среди буйства стихии. Бандит, казалось, смирился с неизбежным.

Мадлен было трудно передвигаться по теплице. После того как она поскользнулась на размокшей глине, женщина старалась балансировать на старых, разбросанных по полу досках и не вступать в жирную, вязкую грязь и раскисшие сорняки, которые за долгие годы проросли между плитами пола.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Бандит двинулся к ней, нервно дернул пропитанную кровью повязку, которая совершенно разболталась на протянутой руке.

– Она спадает. Не могли бы вы… – Он неуверенно переступил с ноги на ногу.

– Конечно, дай-ка взглянуть, – согласилась Мэдди, потянув его за собой в дальний угол теплицы, осторожно повернула его руку, стараясь рассмотреть, с чем ей придется иметь дело.

Они стояли, укрывшись от дождя, среди грязи, травы и цементных плит. Рядом с ними под прогнившие полки были засунуты мешки дров, деревянные ящики с цветочными горшками, старые банки с краской, пустые стеклянные банки и пластмассовые подносы.

Мэдди стащила повязку с его руки. Света из окон дома было достаточно, чтобы она могла рассмотреть рану. Женщина сдавленно ахнула. Порез выглядел совсем свежим, края раны разошлись и кровоточили.

– Нужно показать это врачу. Давай я попрошу Джека отвезти тебя в больницу?

– Нет, не нужно. Все в порядке. Мне нужно работать. Я дал обещание. – Он пожал плечами и двинулся в сторону двери.

– Подожди. Дай я хоть перевяжу ее. – Мадлен вытащила носовой платок из кармана, прижала его к ране, одновременно стараясь зафиксировать его грязным бинтом.

– Вы всегда такая властная? – ухмыльнулся он. – И кто, черт возьми, в наше время носит платок в кармане? – Он скривился.

– Мама, вот кто. Матери всегда носят носовые платки и детские салфетки. В их карманах всегда полно вещей, которые могут понадобиться ребенку. У меня, может, где-то тут даже соска-пустышка завалялась, – бросила она в ответ, похлопав по карману и положив повязку на колени. – У тебя есть дети? – Она не представляла, зачем задала этот вопрос, но он просто всплыл в мозгу и каким-то образом сорвался с губ.

– Нет, детей нет. Наверное, я еще не встретил подходящую женщину, – ответил он и озабоченно посмотрел на небо. В этот момент дождь снова застучал по оставшимся стеклам теплицы. – Но, между прочим, моему отцу было сорок четыре, когда я родился, так что кто знает, может, у меня еще все впереди?

– Знаешь, мне очень жаль. Мне не следовало задавать этот вопрос. Это не мое дело, и я действительно не хотела тебя обидеть.

– Все в порядке. Я в самом деле хочу детей. Кто знает? Может, когда-нибудь… – Он попытался улыбнуться, чтобы разрядить обстановку, пока она сражалась в темноте с повязкой на его руке.

– Нужен, конечно, свежий бинт. Этот немного грязный, да и рана выглядит серьезной, – прошептала она, накладывая последний слой повязки и закрепляя ее на запястье.

– Вот, возьмите, – он взял перчатки и передал ей. – Если вы решили остаться, они вам понадобятся. – Он улыбнулся, подобрал фонарик и, бросив ей, добавил: – Если вы по-прежнему хотите помочь.

Мадлен посмотрела на пару грязных перчаток, натянула их, стараясь не думать о том, что может или не может скрываться внутри.

– Я буду передавать вам стекла, а вы берите их и укладывайте в тачку, – распорядился Бандит и передал ей первый лист стекла. – Положите фонарь рядом с тачкой, так вам будет виднее.

Она устроила фонарик на подоконнике, направив луч туда, где они работали. Осторожно приняв первое стекло, она опустила его в тачку, а потом повернулась к Бандиту. Она смотрела и ждала, когда он вытащит следующий кусок из конструкции и передаст ей. Некоторые стекла были целыми, но большинство – битые, каждый осколок выглядел острым и опасным. Мадлен было страшно подумать, что случилось бы с Поппи, если бы Бандит не отреагировал так быстро.

Бандит взобрался вверх по лестнице и начал вытаскивать остаток стекла. С каждым вынутым куском Мадлен с замиранием сердца все ждала, что стекло вырвется из рук и рухнет вниз. Но когда этого не происходило, она чувствовала, как вздыхает с облегчением. При этом она с опаской пересчитывала оставшиеся стекла. Они успели благополучно вынуть четыре панели, когда в доме погасло последнее окно. Теперь только свет фонарика освещал место, куда можно было класть стекла, а луна освещала лишь силуэт Бандита, который стоял на вершине стремянки.

Внезапно, без всякого предупреждения, снова хлынул дождь. Еще одна вспышка молнии осветила небо, заставив Мадлен подпрыгнуть, вскрикнуть и поскользнуться, – все одновременно. Только-только она крепко стояла на ногах – и вот уже чувствует, что падает.

– Бросайте его! – крикнул Бандит, и лицо его перекосилось от страха.

В ту же секунду она оттолкнула стекло и услышала, как оно с громким хрустом упало в тачку. Одновременно с этим Мадлен тяжело плюхнулась в грязь. Руки и ягодицы, смягчившие приземление, пронизало болью, в них впились острые края гравия.

Бандит спрыгнул с лестницы и схватил ее за плечо:

– Вы в порядке? Не двигайтесь, давайте я осмотрю.

Он заглядывал ей в глаза, стараясь определить, больно ли ей.

– Где болит? Что пострадало? – спросил он, и его руки стали быстро и умело ощупывать ее тело и конечности в поисках признаков травмы, при этом он не отрывал взгляда от ее лица.

– Только моя гордость и мой зад, – ответила Мадлен. – Не думаю, что ты хочешь ощупывать еще и его.

Она выскользнула из его рук и схватила фонарик.

– Я тут только немного посижу, ладно? – сказала Мадлен, указывая на ящик в дальнем углу теплицы, где она могла спрятаться от дождя.

Мужчина помог ей встать, и она пошла вглубь теплицы. Там она перевернула ящик и села спиной к Бандиту, закрыв глаза. Ее всю трясло, слезы градом катились по лицу. Он не должен видеть ее слез. Она не позволит ему видеть, как она плачет.

Падение ранило ее гордость. Не говоря уже о пульсирующей боли в ладонях и в ягодицах. Хруст стекла напугал ее, но еще больше испугала реакция Бандита. Его взгляд был глубоким и пронзительным. И вместе с этим она почувствовала смесь страха и ранимости в его глазах, которые она замечала и раньше, когда он утешал Поппи.

Бандит казался таким надежным, готовым кинуться на защиту, и тем не менее было заметно, что он чего-то боится. Что же случилось с ним такого, что заставило страшиться как прошлого, так и будущего? Она наблюдала за его работой. У него наверняка есть своя история, и эта история интриговала Мэдди как писателя.

Мадлен потянулась к ящикам, стоявшим под стеллажами. Ей нужно было чем-то занять себя, чтобы перестать плакать. Луч фонарика высветил огромного паука, спрятавшегося между ящиками. Насекомое, потревоженное ярким светом, выскочило из своего укрытия, и Мадлен швырнула в него одну из перчаток в надежде, что это заставит монстра изменить траекторию и кинуться в противоположном направлении. Она ухмыльнулась, вспомнив, как сильно Лиам боялся пауков. При виде даже самых маленьких он визжал, как ребенок, а в последний раз, увидев паука, он запрыгнул на стул, и ей самой пришлось ловить насекомое и выбрасывать его прочь. Она осмотрела то место, куда скрылся паук, и, убедившись, что его нигде не видно, выдвинула следующие ящики и стала исследовать их содержимое, прежде чем отбросить их в сторону и перейти к очередному. Большинство были заполнены старым садовым инвентарем, кашпо и дровами. Все они были покрыты многолетним слоем грязи. Каждый ящик хранил разное содержимое, одинаково покрытое слоем грязи.

Большинство горшков можно было выбросить. Но некоторые были еще пригодны к использованию, и Мадлен даже подумала, что сможет вместе с Поппи заняться огородиком.

Раздался очередной раскат грома, заставивший ее вскочить, и она осторожно двинулась туда, где стоял Бандит.

– Идем, пора отсюда выбираться, – велел Бандит, стараясь перекричать грозу. Он взялся за ручки тачки, быстро выбежал из теплицы и поспешил к какой-то двери.

– Куда? В отель?

– Нет. Гроза все усиливается, поэтому давайте на какое-то время укроемся здесь, это ближе.

Бандит открыл дверь, скрытую в стене позади теплицы, и затолкал Мадлен внутрь.

– Подождите здесь. Я только избавлюсь от стекла.

Мадлен тотчас нащупала фонарик и включила его, чтобы осветить помещение. Это была каморка с кирпичными стенами, размером около двух квадратных метров, в углу которой стояло нечто похожее на паровой двигатель, а рядом с ним – скамейка. Двигатель был на удивление чистым и отполированным и выглядел так, словно его недавно включали.

– Что это за место? – спросила Мадлен Бандита, когда он вернулся.

– Это старая бойлерная. Двигатель обогревал теплицу. Первый владелец использовал ее для выращивания винограда, и бойлер грел виноградную лозу. Этот господин имел отношение к железной дороге, а соответственно, у него был доступ к паровозам. – Бандит указал на двигатель: – Я знаю, что он старый, но выглядит как новый. Могу поспорить, что нам удалось бы завести его, если бы я смог раздобыть сухих дров.

Мадлен поводила фонариком по каморке. Нигде не было видно дров, но фонарик высветил что-то под двигателем.

– Что это там? – Она указала на находку.

Бандит опустился на четвереньки, потом улегся на бок, чтобы дотянуться и заглянуть под низ.

– Не уверен. Выглядит как металлическая коробка, – ответил он. – Она тут, наверное, уже много лет стоит. Такое впечатление, словно ее специально запихнули сюда. Удивительно, как она еще не обгорела.

– Можешь ее вытащить? – с нетерпением спросила Мадлен, наблюдая, как собеседник пытается сдвинуть коробку с места. Он огляделся в поисках какого-нибудь инструмента, взял металлический прут и вытолкнул коробку из-под двигателя.

– Наверно, она просто полна семян, – сказал он, поставив коробку перед Мадлен.

– Можешь ее открыть? – прошептала она.

Бандит легко открыл крышку, а затем вытащил папиросную бумагу, лежавшую внутри. Под ней лежала небольшая книга. Мадлен поднесла фонарик поближе и прочитала надпись, сделанную разборчивым почерком на обложке: «Эмили Эннис».

– Вот это да! – прошептала она и осторожно достала прекрасно сохранившуюся книжку из жестяной коробки.

– Мне кажется, вы только что нашли один из дневников Эмили Эннис, – произнес Бандит, осторожно листая тонкие страницы, исписанные красивым почерком. – Вот, взгляните.

 

Глава 14

18 января 1942

В доме холодно, а морозы в Йоркшире продолжают свирепствовать. Постоянно идет снег, и папа наконец согласился зажечь большой камин в гостиной. Однако нам приходится искать и другие способы, чтобы согреться. Мы ходим по дому, натянув на себя несколько слоев одежды.

Мэри и я спим бóльшую часть времени вместе, прижавшись друг к другу, в наших спальнях. Так гораздо теплее. Мама часто ворчит, что нам уже восемнадцать и мы не должны спать в одной кровати. Но для нас это своего рода игра – мы ждем, пока она заснет, и тайком пробираемся друг к другу в комнату. Одну ночь проводим в моей спальне, другую – у Мэри. Мы пытались объяснить тесную связь, которая существует между близнецами, но никто нас не хочет слышать. Кроме того, нам нравится болтать друг с другом и в темноте сочинять истории с привидениями.

Меня беспокоит Джимми. Ему исполнилось шестнадцать, и, кажется, он начал проявлять нездоровый интерес к горничным. Я много раз слышала, как отец выговаривал ему. Хотя не уверена, что во всем виноват Джимми. Я постоянно замечаю, что, когда он дома, горничные без всякой надобности задерживаются в гостиных, в особенности Молли. Она из бедной деревенской семьи, а Джимми – юноша, которому достанется весьма солидное наследство. Конечно же, она, видя, что он слишком молод, неопытен и легко поддается соблазнам, хочет воспользоваться шансом и поймать его в свои сети. Молли – искусительница, ведет себя чересчур нагло и откровенно, и это не идет ей на пользу. Я попыталась предупредить его о возможных опасностях, рассказать, что его окружают хищницы и авантюристки, но он слишком юн, и ему скучно. Сомневаюсь, что Джимми понял меня, поскольку он получает все, что хочет. В конце концов, он – мужчина. Я волнуюсь, к чему это все приведет, и молюсь, чтобы каникулы закончились поскорее и папа отправил его снова в школу.

Мэри понравился Бенджамин, наш новый камердинер. Он гораздо старше ее, но довольно-таки привлекательный. Он так сладко улыбается, а ей, судя по всему, льстит его внимание. Сегодня я наблюдала за ними в саду. Он поднял руку и погладил ее по щеке. Я уверена, что они влюбились друг в друга, но сестра мне пока не призналась.

Уже поздно, но Мэри еще не пришла в мою комнату, хотя мы сегодня договорились. Боюсь, что она пошла к нему на свидание ночью, и я немного беспокоюсь. И если сестра действительно встретилась с ним, надеюсь, что она ведет себя благоразумно и не подвергает себя никакому риску. Мама пришла бы в ярость, если бы Мэри сообщила, что она беременна.

Сегодня я прошла мимо Эдди. У меня сразу улучшилось настроение, когда он свистнул мне и подмигнул. Он всегда так приветствует меня днем. Я знаю, что мне нельзя принимать его знаки внимания, и меня беспокоит, что брат и сестра завязывают отношения с прислугой. Тем не менее я считаю, что Эдди отличается от всех остальных, и я стараюсь встретиться с ним при любой возможности, не спрашивая разрешения у папы. Он бы никогда и ни за что не позволил мне общаться с ним. Более спесивого человека, который настолько кичится своим положением в обществе, я не знаю. Он никогда не поймет, что два человека из разных сословий могут стать друзьями. Если вдруг папа узнает о нас, то, вероятно, лишится рассудка.

Мы с Эдди встречаемся на потайной лестнице внутри дома, ведущей в маленькую комнату, прямо под колокольней. Никто, даже слуги, не знает о ней – только родители и мы с братом и сестрой. Однако я рискнула показать ее Эдди. Я не могла придумать, где мы еще могли бы спокойно встречаться и где на нас не наткнулся бы папа во время своих вечерних прогулок вокруг дома.

Я впустила Эдди, и мы поднялись друг за другом по лестнице. Преодолев один пролет, сели на деревянные ступени и держались за руки по крайней мере час. Говорили без остановки, пока не прозвучал колокол, который звонит каждый час. Наступило время чаепития. Звук был настолько громким, что мы сразу вскочили и со смехом побежали вниз по ступенькам, закрыв уши руками. У подножия лестницы мы должны были сдерживать дыхание, чтобы никто не услышал наш хохот. Знаю, что мы не должны так вести себя. Если бы нас кто-то увидел, то я бы обесчестила себя и свою семью, но, быть может, мне стоило пригласить Эдди в комнату за лестницей? Там было бы теплее, чем на ступенях, но я нервничала, потому что там стоит кровать. Я волновалась, что у него могут возникнуть дурные мысли, хотя сомневаюсь, что он воспользовался бы случаем. Однако, прежде всего, меня пугала мысль, что он решит, что я специально туда его пригласила.

Папа хочет, чтобы я удачно вышла замуж. Он мечтает видеть меня женой адвоката, или доктора, или еще кого-то, кто занимает высокий пост. Через год отец будет знакомить меня с каждым холостяком, которого сочтет достойным моей руки. Сначала его пригласят на обед, и, если мы поладим, он придет к нам в дом с родителями, и все они будут притворяться, что восхищены моими талантами и умениями. Конечно, я постараюсь быть скучной и прикинусь, что увлекаюсь рукоделием, вязанием и чтением. Не буду много разговаривать и даже сделаю вид, что заболела или что меня вообще не интересуют молодые люди. Думаю, что один за другим они будут делать мне предложение, потому их родители захотят этого независимо от того, понравлюсь ли я им. Те, вероятно, будут сидеть с папой в библиотеке, ожидая результата.

Мысль о том, что меня будут демонстрировать множеству мужчин, угнетает меня до глубины души, и, честно говоря, я чувствую, что живу в викторианской Англии, а не в 1942 году. Вся наша семья ведет себя согласно правилам той эпохи. Однако папа – важный человек в моей жизни, и я не осмелюсь с ним спорить. Он ни за что не позволит мне перечить ему. Поэтому я буду отказывать каждому кавалеру, стараясь найти какую-нибудь пустяковую причину.

Тем не менее, учитывая, что Мэри и я – близнецы, все будут заключать пари, кто из нас первой сыграет свадьбу. Уверена, что нас обеих выдадут замуж до того, как нам исполнится двадцать один год, так же как маму, которая, надеюсь, до сих пор любит нашего отца. Я не хочу вступать в брак без любви. Мне остается только надеяться и молиться, что времена изменятся, а если нет, то лучше уж буду жить в одиночестве, чем с нелюбимым.

Уверена, Эдди сделал бы мне предложение, если бы знал, что папа согласится. Однако он убежден, что как только попросит моей руки, то сразу потеряет работу. Сторожка, в которой живут Эдди и его мать, находится на территории поместья. То есть если Эдди потеряет работу, то, вероятно, они с матерью уедут отсюда, а значит, мы больше не увидим друг друга.

Пальцы Мадлен перелистывали тонкие выцветшие страницы тетради. Она сидела рядом с Бандитом, дрожа всем телом. Они с удивлением посмотрели друг на друга, когда дневник начал открывать им свои тайны.

– Не могу поверить, что она писала эти строки в 1942 году. Такое впечатление, будто она родилась в девятнадцатом столетии, – сказал Бандит, пока Мадлен переворачивала страницу. – Вам так не кажется?

Она покачала головой:

– Думаю, все это очень грустная история. Должно быть, ей было тяжело осознавать, что родители собирались знакомить ее со всеми этими мужчинами и, более того, выдать ее замуж за одного из них. А что, если никто из них ей не понравился? Она же любила Эдди.

Мадлен вздохнула и открыла новую страницу в надежде прочесть что-то еще, написанное Эмили. Но слов там не оказалось. Вместо них были рисунки карандашом. Она еще никогда не видела более красивых эскизов.

– Вот это да! Должно быть, Эмили была талантливой художницей, посмотри на них, – сказала она. Перед их глазами появилось пять или шесть маленьких картинок, находившихся на расстоянии друг от друга, но соединенных между собой легкими карандашными штрихами.

Мадлен обратила внимание на рисунок в самом центре страницы. На нем был изображен мужчина в старой порванной одежде, которая состояла из слишком коротких брюк, рубашки и жилета. Он опирался на лопату, глубоко воткнутую в землю. Было очевидно, что он решил сделать передышку во время работы в саду. Его правая рука тянулась к кепке, и Мадлен подумала, что, возможно, он собирался ее снять. Его поза была естественной, глаза – добрыми. Он кому-то улыбался, наверное Эмили, которая его рисовала. Возможно, она попросила его встать в эту позу, но не исключено, что в ее памяти запечатлелась картина, как однажды он стоял там, отдыхая от работы на земле ее отца.

– Как ты считаешь, это Эдди? – Мадлен подняла глаза и посмотрела на Бандита. При свете лампы черты его лица смягчились, и она заметила, как губы мужчины тронула задумчивая улыбка, когда он смотрел на рисунок.

– Кто знает! – Он покачал головой.

Мадлен подняла лампу и немного отодвинула ее от картинки. В полумраке человек на картинке казался призраком из прошлого. Он улыбался и в то же самое время выглядел грустным.

– Сейчас, по крайней мере, люди могут любить тех, кто им нравится, – прошептала Мадлен, касаясь рисунка.

Ни одна из знакомых ей семей и замужних подруг не следовала правилам, установленным в прошлые времена. Большинство этих браков, которые были счастливыми и совершенно нетрадиционными, просто не состоялось бы тогда. С тех пор прошло не так много лет, и Мадлен была рада, что времена изменились.

Она смотрела то на мужчину на рисунке, то на Бандита. Ей показалось, что они были чем-то похожи. Если бы она не знала, что картинке было более семидесяти лет, то подумала бы, что на ней изображен именно Бандит. Один и тот же разрез глаз, одинаково поднятый уголок рта, симметричная линия квадратного подбородка. Она только сейчас осознала, что последнее время ее стала интересовать внешность Бандита.

 

Глава 15

Одежда Мадлен еще не просохла после дождя, и женщина дрожала от холода, хотя сидела в бойлерной уже больше двух часов. Вместе с Бандитом они с интересом прочитали первые несколько страниц дневника, просмотрели рисунки и обсудили жизнь Эмили. И только когда свет электрического фонаря начал вспыхивать и гаснуть, они закрыли тетрадь и направились в отель.

Мадлен прошла через холл и поднялась по лестнице в свою комнату. Войдя, она поняла, что там что-то произошло. В воздухе стоял посторонний запах – то ли духов, то ли лосьона после бритья. Оглядевшись, она заметила, что огромный розовый плюшевый медведь, подаренный Поппи ее отцом, сидел посередине ее кровати под балдахином. Мадлен сразу же пошла к Поппи через открытую дверь ее спальни, однако внезапно остановилась, отчетливо вспомнив, что закрывала эту дверь, прежде чем уйти, чтобы помочь Бандиту. Так почему же она была открыта? Взглянув на крепко спящую дочь, которая лежала в той же позе, в которой она ее оставила – свернувшись калачиком среди кучи своих плюшевых медвежат, – Мадлен задумалась. Кто же открыл дверь и каким образом игрушка переместилась на ее постель?

Мадлен подошла к кровати и подняла аккуратно усаженного на ней медведя. Его глаза закрывала повязка, вырезанная из длинной шелковой сорочки Мадлен, которую она очень любила. Сзади повязка была завязана безупречным бантом. Она посмотрела на комнату, где спала ее дочь. Могла ли Поппи завязать такой роскошный бант? Мадлен покачала головой. Конечно нет. Ее малышка даже узел не умела завязать. Но если это сделала не Поппи, тогда кто?

Уставшая и взбудораженная после только что произошедших ночных событий, Мадлен вернула плюшевого медведя в спальню Поппи, дважды проверила, заперта ли ее дверь, и дала себе обещание, что в будущем та всегда будет закрыта на замок.

Моррис Поклингтон налил себе виски, вошел в гостиную и уселся в свое кресло с подголовником, вытянул ноги к камину и уставился на огонь.

– Надо экономить каждое полено, Джек, – произнес он, когда тот вышел из бара и направился в кухню через большой зал.

– Я полностью с вами согласен, мистер Поклингтон. Понимаю, что нельзя их тратить попусту. Вам что-нибудь принести, сэр? – спросил Джек, как обычно, учтиво и вежливо.

– Да, если можно, еще один бокал виски, – кивнул Моррис. Вечер выдался на редкость тяжелым. Он выпил последние капли виски в своем бокале и передал его Джеку.

Джек начал работать в отеле практически сразу после того, как Моррис купил это поместье. Ему было чуть больше двадцати, но он имел голову на плечах и, казалось, был мудрее людей, которые годились ему в отцы. Моррису парень сразу понравился. Заметив его усердие и энтузиазм, он очень быстро повысил его в должности. После смерти Джози Моррис предложил ему стать помощником управляющего, и Джек с радостью согласился. Он очень гордился своим новым положением, прекрасно справлялся со своими обязанностями и был идеальным управленцем. Нередко работал сверхурочно, взвалив на себя дела, выходящие далеко за рамки его обязанностей, чтобы быть уверенным в том, что делает все возможное для процветания Ри-Хэд-холла. Вдобавок он зачастую по вечерам составлял компанию хозяину, чтобы тот не чувствовал себя одиноким. Обычно Джек задерживался на час, и Моррис был ему благодарен, что тот всегда был готов поговорить с ним.

– Не хочешь присоединиться ко мне, Джек? – спросил Моррис, указав на местечко у камина. – Пожалуйста, плесни себе виски. Сейчас можно немного расслабиться. Все уже сделано.

На мгновение Джек остановился в нерешительности, потом пошел в бар и вернулся с двумя бокалами виски. Тот, который был гораздо больше по размеру, он передал Моррису и опустился на небольшой диванчик напротив хозяина. Оба сидели в полной тишине, задумавшись и наслаждаясь теплом, идущим от камина, который создавал атмосферу мира и покоя в большой гостиной, где сейчас не было гостей. Они с удовольствием потягивали виски маленькими глотками и не отрывали глаз от огня, пока не догорело последнее полено и в камине остались одни тлеющие угольки.

Наконец Моррис заговорил:

– Моя жизнь превратилась в настоящий хаос, Джек. Накопилось столько вопросов, на которые я хотел бы получить ответы.

– Вы думаете о миссис Поклингтон, сэр?

– Каждый божий день, Джек. Я по ней очень скучаю, но не только она занимает мои мысли.

Джек почувствовал себя неловко и опустил глаза. Потом сделал маленький глоток виски и кивнул.

– Уверен, что просто так ничего не происходит, мистер Поклингтон. По крайней мере, ваша дочь сейчас с вами. Должно быть, вы рады, что миссис Фрост пополнила наши ряды.

На секунду Моррис задумался, а затем утвердительно кивнул. Он часто упоминал Мадлен в разговорах с Джеком и успел поведать ему, как он расстроился, когда его дочь не пришла на похороны Джози. Его до сих пор переполняло чувство горечи и обиды при воспоминании о том, как он стоял в одиночестве возле могилы жены и никого из членов семьи рядом с ним не было. Однако это осталось в прошлом, и ему надо было думать о будущем. Хорошо, что приехала Мадлен, – о лучшем он даже мечтать не мог. В своей жизни он совершил слишком много ошибок, которых мог бы избежать. Но Моррис не считал, что его дочь Мадлен стала одной из его ошибок. Он был счастлив, когда она появилась в Ри-Хэд-холле. Об этом дне он долго мечтал, и его сердце наполнилось радостью, как только он увидел перед собой красивую и интеллигентную молодую женщину, в которую превратилась его маленькая Мэдди. Конечно, ему было жаль, что он не мог принять участия в ее воспитании.

Моррис испытывал ненависть к Маргарет, которая отобрала у него дочь. Он сожалел о том времени, когда не мог видеть свою малышку, укладывать ее в постель и заботиться о ней, если она была больна. Но мать Мэдди полностью доминировала над ее жизнью и всячески препятствовала их с дочерью встречам. И только сейчас он испытал огромное чувство вины за то, что тогда проявил малодушие и не настоял на своем праве видеться с ребенком. Моррис был готов заботиться также и о Джесс. Он бы воспитал ее как собственную дочь, если бы только Маргарет позволила ему это.

Моррис сделал глубокий вздох, осознав, как много лет Мадлен прожила без него и что их уже нельзя вернуть. Сейчас он ничего не мог изменить в прошлом, не мог повернуть время вспять. Но кое-что все-таки можно было исправить. Моррис уже переделал завещание после смерти Джози и сделал дочь единственной наследницей своего состояния, несмотря на то что его сильно обидело то письмо. Теперь у него наконец появился шанс заново познакомиться со своей дочерью, общаться с ней и со своей очаровательной внучкой, которая так была похожа на Мэдди в этом возрасте. Он знал, что принял верное решение.

Моррис глотнул немного виски из своего бокала.

– Жаль, что Джози нет больше с нами. Моя жена была мудрой и дальновидной женщиной. Она бы точно знала, что следует делать.

– Да, она была замечательной, – улыбнулся Джек. – Однако, честно говоря, помню, как поначалу ее опасался. Я прежде не встречал настолько уверенной в себе женщины, сэр.

– Вот тут ты прав, Джек, – хмыкнул Моррис. – Я зачастую и сам ее побаивался. Представляешь, раньше я чувствовал ее присутствие здесь.

– Правда?

– Да. Я обычно засиживался тут до поздней ночи, наблюдая за языками пламени, и, клянусь, я чувствовал, как она проходит мимо меня. И даже ощущал аромат ее духов. Конечно, это была игра воображения, не более, но, клянусь, я начинал глубоко дышать, ибо казалось, что она и в самом деле сидела рядом со мной. – Он сделал еще глоток янтарного виски, который крутил в стакане. – Некоторое время я думал, что схожу с ума. В действительности, вероятно, так оно и было. Я же видел, как она умерла. Но я так остро ощущал, что она была рядом. Ее запах был настолько отчетливым, что мне хотелось обежать гостиную и найти ее. Однако уже какое-то время этого больше не происходит.

– Мне очень жаль, – посочувствовал Джек, опустив голову.

– Почему ты расстроился, Джек?

У парня был печальный вид, и он немного замешкался, прежде чем ответить.

– Мне жаль, что вы грустите, сэр. Мне просто больно смотреть на вас.

Моррис похлопал его по колену в знак благодарности:

– Не волнуйся, Джек. Со мной уже все в порядке. Сейчас мне надо думать о будущем, а не о призраках из прошлого. – Он ощупал свой карман, где было письмо, которое долго находилось в ящике его письменного стола. Теперь он знал, кто его написал, однако не мог понять почему. Но Моррис был твердо намерен узнать всю правду.

 

Глава 16

Мадлен стучала по клавиатуре. Было около восьми утра, солнце только встало, мягкие тени постепенно отступили с лужайки перед домом ближе к лесу. Работа шла не так споро, как ей хотелось бы. Герои пытались поступать по-своему, и она приходила в смятение от того, что приходится изменять сюжет. Делать наброски книги, писать первый черновик – всегда сложно. Случалось, что ее заводило в такие дебри, о которых она и не подозревала. Но она знала, что единственный способ закончить работу – продираться сквозь все хитросплетения, сражаться до конца. Черновик должен быть написан. Потом, переписывая его, она заставит его сверкать, а третий вариант добавит настоящей магии. И именно этот вариант и пойдет к редактору. До того как рукопись будет окончательно готова, ее придется переделывать и переписывать десятки раз, а то и больше.

Ее взгляд упал на дневник. Он заинтриговал Мэдди с того самого мгновения, как она взяла его в руки и пробежалась взглядом по страницам. Тут упоминались какая-то тайная лестница, тайная комната и колокольня. Ни одно из этих помещений никто не видел с тех пор, как тут устроили отель. Мэдди шла по коридору, гадая, где может быть спрятан тайный ход. Должен же он где-то прятаться, иначе это был бы вовсе не секрет и все слуги знали бы о его существовании. В дневнике говорилось, что этот тайный ход вел в одну из комнат. Мадлен знала, что дом большой, но ей казалось, что спрятать внутри целую комнату мог только инженерный гений.

В дневнике Эмили говорилось, что они входили туда через черный ход, а еще там упоминалась какая-то панель. Мадлен искала взглядом какую-то линию, одновременно ощупывая пальцами и нажимая на все деревянные панели по пути. Она часто видела по телевизору, как люди выстукивают пустоты в стенных панелях, но в восемь утра многие гости еще спят, и они вряд ли придут в восторг, если она станет стучать в коридоре. И потом, если бы одна из панелей прилегала неплотно, это давно бросилось бы в глаза – особенно если знаешь, что искать. Может, краска или ковер в этом месте будет как-то отличаться и она заметит сколы и потертости.

От мыслей ее отвлек какой-то звук за спиной. Она обернулась и увидела в коридоре отца. Хотя было еще довольно рано, он уже был полностью одет, в костюме и при галстуке. Мэдди улыбнулась. Ее лицо осветилось радостью.

– Доброе утро, папа.

– Доброе утро, Мэдди, – сказал он и протянул руки, чтобы обнять ее. – Знаешь, я никогда не устану повторять, как я рад, что вы с Поппи приехали сюда!

– Мы тоже рады быть здесь. Ты нас так радушно принимаешь! Так здорово, что я наконец-то могу провести время с тобой, – прошептала она, обнимая отца в ответ.

– Да, теперь ты здесь, и мы можем проводить много времени вместе. Я с нетерпением жду возможности показать тебе наш летний домик, выйти с тобой в свет, как отец с дочерью, и просто похвастаться тобой перед всеми своими друзьями.

Мадлен вспыхнула:

– Это будет просто замечательно. Мне всегда хотелось чего-то в этом роде, и я мечтала о том, чтобы ты приехал на мою свадьбу и повел меня к алтарю, к жениху и мы с тобой станцевали бы на моей свадьбе… Мы с тобой столько всего упустили! Майкл понравился бы тебе, он был особенным!

– О, Мэдди! Теперь у нас с тобой масса времени и мы можем танцевать сколько угодно. – Он притянул дочь к себе, и они, сдерживая смех, закружились в вальсе по коридору. Они прекрасно понимали, что многие постояльцы еще спят в своих номерах. – Нам не нужно искать повод, чтобы потанцевать, дорогая моя, нужно только выкроить на это время в течение дня.

– У меня такое чувство, что мимо меня прошла часть жизни, – призналась она под нежным, любящим взглядом отца.

– Так и есть, и мне очень жаль. Но я обещаю, что мы наверстаем упущенное, – заявил Моррис. – И мне очень жаль, что я не был знаком с Майклом. Я уверен, он был хорошим и порядочным человеком. Я был потрясен, когда узнал, что произошло.

Они оба остановились и неуклюже замерли на мгновение. Мадлен старалась справиться со слезами, которые готовы были хлынуть из глаз, и, покачнувшись, вцепилась в перила.

– Мой мир рухнул. Я его очень любила! Это было так несправедливо. Его отняли у меня именно тогда, когда он был нужен мне больше всего. Прямо как тебя. Ты мне был так нужен в детстве, а мама забрала нас – а потом вдруг ты совсем исчез. – Она чувствовала себя виноватой в том, что говорит это, но он должен был знать, каково ей было.

Он снова обнял дочь:

– Прости. Но, знаешь, я больше никогда тебя не оставлю! До самой глубокой старости – пока мы оба не станем седыми и старыми!

– Я знаю. – Тут она снова вспомнила плюшевого медведя. Кто-то побывал в ее комнате, пока Поппи спала. Ей это не нравилось. Она понимала, что этот инцидент с плюшевой игрушкой был задуман специально, чтобы напугать ее, а значит, кого-то сильно не устраивало, что они с Поппи здесь, и она понимала, что не успокоится, пока не узнает, кого именно.

– Правда? – Он снова закружил ее в танце. – Как насчет того, чтобы начать прямо сейчас? Давай завтра же поедем куда-нибудь на весь день втроем? Я приглашаю!

Мадлен просияла. Мысль о целом дне, проведенном с семьей, ей очень понравилась.

– Было бы просто восхитительно. А куда поедем? – взволнованно поинтересовалась она.

Моррис на мгновение задумался.

– Предоставь это мне. Я знаю одно чудесное место. – Он помолчал, потом пристально посмотрел на дочь. – Вот что я тебе скажу, почему бы тебе не позвонить Джесс и не пригласить ее тоже приехать?

– Ты уверен? – ахнула Мадлен.

Он рассмеялся:

– Конечно, я уверен. То, что произошло, не было ее виной, и нам пора оставить прошлое позади, где ему и положено быть.

Мадлен судорожно вздохнула, слезы вот-вот грозили хлынуть из глаз.

– О, папа, ты не представляешь себе, как я счастлива! Он еще раз обнял ее, потом отвернулся и пошел к лестнице.

– Я действительно хочу сделать тебя счастливой. И мне многое нужно наверстать, многое нужно исправить и наладить. – Он остановился и обернулся: – А чем ты тут занималась, когда я пришел?

– Да ничего особенного. Я нашла старую тетрадь. Это дневник Эмили Эннис. Она упоминает о потайной лестнице. Это меня заинтриговало, и, откровенно говоря, я тут шныряла и вынюхивала в поисках входа на эту лестницу.

– В самом деле? – удивился отец. – Кто бы мог подумать, что тут может затеряться старый дневник – и какая-то таинственная лестница! – рассмеялся он. – А ты можешь распустить слух об этом? Ну, так, чтобы и постояльцы услышали? Пусть об этом узнают в газетах. Тайна придает таким местам особый шарм, и люди готовы ехать за сотни миль, чтобы найти потайные лестницы. Так что, если ты ее найдешь, никому не говори, – рассмеялся он на весь коридор.

– Ты действительно думаешь, что люди будут ехать сюда издалека?

– Уверен! – усмехнулся Моррис. – Тайна и интрига пошли Восточному экспрессу только на пользу. – И он зашагал по коридору к черной лестнице.

Мадлен направилась в сторону своей комнаты, по пути все время продолжая поиски, проверяя каждую стену. Она даже простучала пространство под лестницами, но ничего не нашла. Единственные обнаруженные ею свободные панели оказались дверцами бельевых шкафов, которые были по самый верх заполнены постельным бельем, подушками и туалетными принадлежностями. Возможно, тайная лестница была обнаружена много лет назад и теперь использовалась как одна из парадных, вела вверх и вниз в каком-нибудь крыле дома.

Мэдди сделала себе мысленную пометку попытаться найти первоначальные архитектурные планы дома. Она знала, что Эмили упоминала колокольню, но гадала, нет ли в дневнике еще каких-то подсказок, которые помогли бы определить местоположение этой колокольни.

Мадлен вернулась в свою комнату, где ее дочь копошилась посреди маминой кровати. При виде лучащейся счастьем мордашки девочки Мадлен расплылась в улыбке. Сбросив шлепанцы, она взобралась на кровать и свернулась калачиком вокруг Поппи.

– Эй, малявка, что ты делаешь на моей кровати? – Она наблюдала, как девочка зажмурила глазки, притворившись спящей. – Ты проснулась, принцесса? – протянула она, проведя пальцами по ребрам девочки.

– Нет!

– Не притворяйся! Я же вижу, что проснулась! – настаивала мать и принялась щекотать Поппи, которая извивалась и визжала от каждого прикосновения.

– Ну, маааам! Перестань! Хватит!

– Не перестану, пока не скажешь маме правду, – смеясь, пригрозила Мадлен, продолжая щекотать дочку. – Ты проснулась?

– Ррррр! Прекрати!

– А то что?

– А то… а то я скажу мистеру Бадиту, и он тебя заберет! – завопила Поппи, спрыгнула с кровати, побежала в свою комнату, где немедленно нырнула в гору плюшевых медведей.

– Что, правда?

Дочь, очевидно, свято верила, что ее новый друг, «мистер Бадит», защитит ее от всего и ото всех. Мадлен рассмеялась, подумав о накачанном Бандите, который всю прошлую ночь просидел над старым дневником, нежно и бережно перелистывая тонкие страницы. Она наблюдала за его лицом, когда он с трепетом листал страницы, и была уверена, что заметила, как у него блестели глаза, хотя и не знала, от чего именно.

– Ну давай, одевайся, – сказала Мадлен, увидев, что Поппи выглядывает из-за двери своей комнаты. – Мама проголодалась. А Поппи хочет есть?

Мадлен подумала о завтраке, который обещала ей Номса. Прошлым утром повариха наблюдала, как тарелки с яичницей «бенедикт» с хрустящими ломтиками бекона и маффинами отправляются гостям, и пообещала, что и саму Мадлен будет ожидать полная тарелка, как только она проснется.

Но, конечно, она не просто хотела поесть. Ей все нравилось в главном зале. И она не хотела упускать возможности лучше узнать своего отца. И очень хотелось найти способ остаться здесь навсегда. Но она понимала, что вероятность очень мала, и прекрасно осознавала, что весьма непрактично жить в отеле с маленьким ребенком и что ей придется найти дом для них с Поппи. И хотя очень приятно, когда за тебя все делает обслуживающий персонал, ей все же нужен был собственный дом, где она могла бы сама приготовить себе завтрак, вымыть окна, перестилать свои собственные постели, особенно если кому-то не нравится, что они с Поппи живут здесь.

И все же рот Мэдди наполнился слюной при мысли о еде, ожидающей ее внизу. Пахло обворожительно, но если она и дальше будет есть столько, сколько пытается скормить ей Номса, то к Рождеству станет размером с этот дом. Особенно при учете, что большую часть дня ей приходится сидеть на попе перед клавиатурой.

– Прощай, талия, – прошептала Мэдди и надела удобные спортивные брюки.

Она поморщилась, когда поднимала ногу: ягодицы и нижняя часть спины все еще побаливали после падения в грязь прошлой ночью, – и она сделала зарубку в памяти, что нужно поберечь ушибленные места денек-другой, хотя при наличии трехлетнего ребенка и подвижного щенка это легче сказать, чем сделать.

Она посмотрела вниз, на свои спортивные брюки, потом на Поппи.

– Идем, Поппи, давай найдем твои резиновые сапожки. Думаю, мы с тобой немного прогуляемся по саду перед завтраком. Как думаешь, Бадди захочет немного побегать в лесу?

 

Глава 17

Бандит шел через лес к отелю. Он любил раннее утро, когда остальной мир еще только просыпается, когда солнце еще только встает из-за горизонта. В это время он мог побыть один, наедине со своими мыслями, наедине с природой.

Прозрачные капли дождя падали с деревьев вниз, сверкая на траве бриллиантовыми ожерельями. Земля под ногами все еще была мягкой, раскисшей в дождевых промоинах после вчерашней грозы. Но воздух был чистый, свежий и какой-то хрустящий, пахло приближающимся морозом.

Из-за здания отеля донесся какой-то шум. Визг, потом лай и заразительный детский смех. Это могло значить только одно. Спрятавшись среди деревьев, он наблюдал, как из-за угла, держась за руки, появились Мадлен и Поппи, а впереди них несся Бадди с мячиком в пасти. Пес нетерпеливо прыгал вокруг матери и дочки, ожидая, когда ему снова бросят мячик. Бандит заметил, как Мадлен потирает спину, наклоняясь за собачьей игрушкой.

Бандит не мог вспомнить, когда он в последний раз слышал такой беззаботный смех. Внезапная болезнь и смерть Джози словно накрыла отель пологом скорбной тишины.

Моррис и Джози однажды появились как новые владельцы под Рождество и принесли в Ри-Хэд-холл новую свежую атмосферу. В гостиной, в столовой и в баре водрузили огромные елки под самый потолок. Все они были изысканно украшены, под ними появились подарки для каждого из служащих. Они создали атмосферу любви, которая заполнила весь дом, но при этом в них чувствовался высокий профессионализм. Начался капитальный ремонт комнат, каждую отделывали по самому высшему уровню, в доме вновь загорелись камины, парадный зал ожил.

Бандит вспомнил свое первое Рождество здесь, сразу после того, как отслужил в морской пехоте. Владельцы и персонал отеля собрались в главном зале после обильного праздничного ужина. Он снова ощутил, что принадлежит некоему коллективу людей, имеющему общие цели: обеспечить первоклассное обслуживание людям, которые останавливаются в их отеле. Сначала его переполняли эмоции. Но Берни и Номса приняли его с распростертыми объятиями, помогли успокоиться, найти свое место в повседневной работе отеля.

А потом совершенно внезапно на прошлое Рождество Джози не стало, и несколько месяцев словно кто-то выпустил весь воздух из надувного шара. Весь отель работал, как на автопилоте. Все изменилось, и все быстро поняли, что ничего и никогда не будет, как прежде.

Бандит двинулся к дому, спрятав в теплице трех фазанов, шесть уток и кролика. С тех пор как тут появилась Поппи, он стал прятать подстреленных птиц и животных в мешок. Меньше всего ему хотелось напугать ее видом убитых животных. Он направился к задней двери.

– А, вот и ты, мой мальчик. Бьюсь об заклад, ты учуял аромат моего чая! – улыбнулась Номса, когда Бандит вошел на кухню. Он снял сапоги, помыл руки в подсобном помещении, прежде чем сесть за кухонный стол. Этот стол был его любимым местом в Ри-Хэд-холле. Каждый день все служащие садились за этот стол. Словно большая семья ежедневно собиралась вместе. Однако он боялся подумать, сколько литров чая он тут выпивал. Не говоря уже о пирожных, завтраках и послеполуденных перекусах. Он с удовольствием погладил живот.

– Конечно, учуял. Мне казалось, тут и выпечкой пахло, но, может, я ошибаюсь? – нахально подмигнул он Номсе, когда она наливала ему чай.

– Если бы я тебя не знала, сказала бы, что ты просто читаешь мои мысли, – ответила женщина, и ее сочный смех заполнил кухню. Подойдя к плите, она взяла с подноса две остывающие булочки с вишней и кокосовой стружкой.

– Номса, мне не нужно быть телепатом. Сегодня пятница. Женский институт приходит по пятницам на чай, и ты всегда печешь булочки с вишней. Это уже стало традицией.

– Ааааа! Вон в чем дело! Мне следовало сообразить, – сказала она, намазывая булочки маслом. – Чем ты собираешься сегодня заняться?

– Ну, сегодня последний день месяца, поэтому я поеду в город навестить отца.

– Держу пари, твой папа будет рад тебя видеть.

– Он, вероятно, даже не заметит, что я приехал, – покачал головой Бандит и откусил от булочки.

Номса задумалась, прежде чем ответить.

– Ты даже не представляешь себе, что может заметить отец. Он наверняка знает гораздо больше, чем ты думаешь.

Бандит покачал головой:

– Надеюсь, ты права. Единственное, о чем он сейчас говорит, – это поместье.

– Ну, все потому, что этот дом хранит память о том, как он был счастлив. Не забывай, твой отец до того несчастного случая был сильным, независимым человеком.

Бандит снова откусил булочку.

– Номса, мы оба знаем, что это был не несчастный случай. Водитель, который сбил его, был пьян. И теперь часть мозга отца мертва и никогда не восстановится. – Это было правдой. Теперь отец Бандита – семидесятитрехлетний старик с разумом ребенка. Это была не жизнь, а бессмысленное существование.

Номса повернулась, взяла чайник и залила кипяток в фарфоровый заварник, стоявший на столе.

– Он вспоминает сторожку?

– Он целыми днями только и делает, что говорит о сторожке, о поместье и о прошлом. Он, кажется, верит, что здесь есть тайные ходы, которые соединяют сторожку с хозяйским домом. Все вокруг него считают, что он немного не в себе. Но знаешь, что я думаю? Я думаю, что кое-что из того, о чем он говорит, может оказаться реальными воспоминаниями. Мне только нужно выяснить, что из его рассказов правда, а что – нет.

Он посмотрел в окно. Мадлен возвращалась к дому. Она время от времени останавливалась, потирала ноющую спину и поджидала Поппи, которая старалась присесть на сырую траву, пока Бадди кругами носился рядом, ронял свой мячик и тянул девочку зубами за рукава джемпера.

– Ну, мне пора. Нужно ехать в Йорк. – Он встал, вышел через заднюю дверь и торопливо пошел по аллее, ведущей к сторожке у ворот.

 

Глава 18

5 февраля 1942

Сегодня небо было серым. Дождь шел почти все утро. Днем, когда я сидела с Эдди на лестнице, он вдруг притих и помрачнел. Я даже думала, что он собирается сказать мне что-то очень плохое. Но потом он неожиданно повернулся ко мне, поднял руку и погладил по щеке – с такой нежностью, которой я никогда раньше от него не видела. А затем без предупреждения он осторожно поцеловал меня в губы. Не один раз, а раз десять. Я до сих пор чувствую покалывание на губах и словно плыву по небу на облаке. И хотя он так и не сказал мне те самые слова, я уверена, что он любит меня. Неужели мы так сильно любим друг друга – в таком возрасте?

Надеюсь, в ближайшее время Эдди сделает мне предложение. Боюсь, как бы не умереть от волнения, пока дождусь этого. Но отец никогда не согласится, и я знаю, какая будет мýка, когда Эдди пойдет к нему просить моей руки. Однако отцу придется позволить нам пожениться, особенно когда он узнает, что мы уже целовались. Более того, я уверена, если бы колокол на нашей башне не зазвонил, мы бы так и сидели на лестнице и Эдди все еще целовал бы меня. Если быть откровенной, я бы ничуть против этого не возражала.

Отец вернулся на работу в Лондон. Он, вероятно, останется в городском доме на весь февраль, поэтому хотел, чтобы мы поехали с ним. Но у мамы были иные планы, поэтому мы с Мэри остались с ней. Мы проводим много часов, просто сидя в гостиной, притворяясь, что шьем, или собираем пазлы, или убегаем на кухню и помогаем поварихе готовить. На кухне тепло – оно исходит от плиты, и нам в радость крошить овощи на ужин.

Из окна кухни я вижу, как Эдди работает в саду. Я уверена, он знает, что мы там, и старается работать поблизости, чтобы помахать мне, проходя мимо окна кухни, когда повариха не смотрит. Знаю, повариха предпочла бы, чтобы на ее кухне не было посторонних, но погода такая холодная, что нам приходится искать себе занятие, потому что мама не разрешит нам выйти на улицу. Мысль о прогулке повергнет ее в панику. Она уверена, что мы подхватим пневмонию или поскользнемся на замерзшей дорожке и вывихнем лодыжки. А это означает, что мое время с Эдди ограничено нашими тайными встречами на лестнице, когда весь дом спит.

Однако я никак не могу избавиться от ощущения, что я сделала что-то неприличное. Вчера вечером было настолько холодно, что мы пошли в тайную комнату. Мы сидели обнявшись, под одеялом, которое я стащила из своей спальни. Я знаю, что так нельзя и что мама с папой пришли бы в ярость, если бы узнали, но я также знаю, что Эдди любит меня, и в глубине души верю, что с ним я в полной безопасности, он не воспользуется ситуацией.

Война коснулась и нас, и все продукты теперь по карточкам. Нам очень повезло, что у нас есть обширные огороды, за которыми с такой любовью ухаживает Эдди, и, конечно, у нас есть свои куры, фазаны и овцы. Отец построил в лесу загоны, где содержатся птицы и животные для наших личных нужд, на случай, если по условиям военного времени их потребуют сдать, что, по мнению отца, обязательно произойдет в какой-то момент. Он также опасается, что у нас отберут дом. Многие дома уже отобрали, чтобы устроить там госпитали для раненых или военные штабы. Если это произойдет, нам придется переехать назад в Лондон и мои встречи с Эдди прекратятся до конца войны. Я очень боюсь этого. Я ведь теперь и дня без него прожить не могу!

Вся наша семья получила приглашение на бал-маскарад в честь Дня святого Валентина в одно из поместий в Скарборо, а это редкое развлечение, если учитывать, что сейчас военное время. Это значит, что отец придет домой на этот вечер. Я не знаю, где они найдут продукты, но обещают, что это будет грандиозное событие, соберется все светское общество, в своих лучших нарядах. Нам с Мэри повезло, что перед самой войной нам пошили новые платья, но я слышала, что некоторым девушкам придется шить платья из старых тканей – даже из штор и покрывал!

Эдди попросил меня не ехать на бал. Я по глазам вижу, что он боится. Он опасается, что там я могу встретить другого. Может быть, кого-нибудь из тех мужчин, за которого мама мечтает выдать меня замуж. Или кого-нибудь из нашего круга, но я заверила его, что ни один мужчина никогда не сравнится с ним. И это правда, я ни на кого, кроме него, даже не посмотрю. Но его ужасно расстраивает мысль, что я отправлюсь танцевать и веселиться. Должна признать, мысль о бале наполняет мое сердце радостью и я не хочу пропустить это развлечение, особенно после такой мрачной, холодной и суровой зимы.

Мадлен перевернула страницу, но запись внезапно оборвалась. Словно Эмили кто-то вдруг помешал и она не закончила свой рассказ, потому что следующая запись была сделана только в марте, и в ней ни словом не упоминался бал. Мадлен стало интересно, ездила ли она туда на самом деле или ее любовь к Эдди победила и она осталась дома.

Расстроенная, она закрыла дневник и позвонила Джесс.

 

Глава 19

– Серьезно, папа, я не умею кататься на коньках! – протестующе воскликнула Мадлен, когда отец открыл дверь машины. – Я действительно не смогу, спроси любого. Спроси Джесс.

– Конечно, сможешь. Все могут кататься на коньках, это просто требует некоторой практики, правда, Джесс? – Он протянул руку, и Джесс с Поппи, хихикая, выпорхнули из машины.

Мадлен была поражена тем, как быстро они с Джесс нашли общий язык. Встретившись у отеля, они обняли друг друга, а во время поездки в Уитби болтали обо всем подряд, пока Мадлен позволила себе притаиться на заднем сиденье «Рэндж Ровера» и наблюдать за Поппи.

– Мама, идем! Это будет весело! – закричала Поппи, потянув деда за руку к дверям. – Дедушка говорит, что мы будем есть шоколадное мороженое. Два шарика! – Она подняла вверх два пальчика, и все рассмеялись.

Мадлен схватила ее за руку и покачала головой, удивляясь, как легко можно купить ее дочку, пообещав ей мороженое. Вздохнув, она последовала за родственниками в здание, где они выстроились в очередь за коньками.

– Джесс, я не могу, серьезно! Я как Бэмби на льду. У меня ноги разъезжаются в разные стороны. – Мадлен натянула коньки, которые ей вручил служитель, и наблюдала, как отец помогает Поппи справиться с коньками.

Джесс подавила смешок:

– Мэдди, не ной, все будет нормально. Просто держись за стеночку, пока не почувствуешь себя увереннее. Или держи меня за руку, я тебе покажу. – Она встала и проверила, удобно ли сидят на ногах ботинки. – Я все время катаюсь на круизных лайнерах, потому что на большинстве из них есть катки, – сказала Джесс, отступила и подождала, пока Мадлен нехотя зашнурует ботинки.

– Держи меня за руку и не отпускай! – взвизгнула Мадлен, встала, неуклюже шатаясь, и последовала за Джесс к открытому льду. – Не могу поверить, что позволила отцу уболтать меня на это, – нахмурившись, призналась она. – Он говорил что-то о том, что я должна была сделать это много лет назад и что этот день нас сблизит. Я тебе так скажу: если мой бок хоть раз сблизится со льдом, особенно после того, как прошлой ночью я приземлилась на другой бок, только меня тут и видели!

– Давай, мама, ты такая копуша! – послышался крик Поппи, но Мадлен не видела ее и чуть ли не бегом кинулась ко льду. – Мам, посмотри на меня! Мам, я тут! – кричала Поппи, носясь кругами по льду и держась за руку деда. – Давай, дедушка, покрути меня еще раз!

Мадлен наблюдала, как ее отец вращает внучку на месте и та без усилий вертится, так легко двигаясь на льду, что Мэдди подивилась, когда же она успела научиться.

– Ты идешь? – спросил Моррис, передавая Поппи Джесс. – Давай я тебе помогу. – Отец протянул ей руку, и Мадлен, приняв ее, ступила на лед. – Одну ногу, потом другую, скользи, не поднимай, во всяком случае пока.

Мадлен, чувствуя, как напряглись все нервы, медленно переставила одну ногу, потом позволила отцу потянуть ее за руку и наконец осмелилась двинуть другой ногой. Отец ехал все время спиной вперед. Ее ноги зашатались, и внезапно она почувствовала, как рука отца подхватила ее, помогая выровняться.

– Правда, папа, я не могу! Может, я слишком старая, чтобы учиться? Может, таким неуклюжим, как я, следует оставаться на твердой земле? Может, я пока куплю вам кофе и мороженое? Ты же обещал Поппи мороженое? – Она заглянула ему в глаза в надежде, что он пожалеет ее и позволит покинуть ненадежный лед, но вместо этого заметила, как на его лице промелькнула печаль.

– А я-то думал, что привезу тебя сюда – и ты вспомнишь! – Он обнял ее одной рукой за талию, словно собираясь закружить в вальсе, поджал губы и вздохнул. – Ты умела кататься, Мэдди, разве ты не помнишь? – Он поднял на нее взгляд, и глаза его наполнились слезами. – Я все время привозил тебя сюда, когда ты была в возрасте Поппи. Мы ездили сюда каждую неделю. Я кружил тебя, у тебя даже были собственные коньки, которые я для тебя купил. Тебе нравилось кататься на льду.

Мадлен посмотрела вокруг и попыталась сосредоточиться на своих ранних воспоминаниях. Она напрягала память, а сама исподволь скользила по льду, потом обернулась, чтобы посмотреть на отца, и увидела его полный надежды взгляд. Именно в этот момент она вспомнила. Тогда он выглядел таким же, как сейчас, – энергичным, уверенным на льду; он так же, как и сейчас, ехал спиной вперед и улыбался, а она, совсем маленькая, неуверенно пошатывалась.

«Папочка, не отпускай меня. Папа, посмотри на меня, смотри, как я могу. Папочка, покружи меня! Папа, папа, я ледяная принцесса?» – эти слова снова и снова вертелись в ее голове. Она вспомнила, как постоянно что-то кричала ему, требовала одобрения, потом вспомнила, как каталась сама, двигаясь вдоль бортика, и отец скользил рядом с ней. Мадлен посмотрела на свои ноги и ощутила, что они больше не были столь напряжены, расслабилось и тело, и вот уже она, не задумываясь, скользит по льду без посторонней помощи.

– Девочка моя! Ты сделала это! Ты вспомнила!

Мадлен кивнула, снова взяла его за руку, ее ноги двигались быстрее и быстрее. Она рассмеялась и оглянулась туда, где стояла Поппи, удивленно уставившись на мать. Потом она снова посмотрела на отца, который обнял ее и закружил, словно в каком-то стремительном танце.

– Ты помнишь, Мэдди? Ты помнишь, как мы танцевали на льду?

Мэдди улыбнулась и в тот момент почувствовала, что наконец обрела душевный покой, примиряясь с прошлым и будущим. У нее был ее отец, Поппи и Джесс. Она искренне любила их, и они любили ее. Именно в это мгновение она осознала, что абсолютно счастлива, – возможно, впервые с момента смерти Майкла.

 

Глава 20

9 марта 1942

Война становится все ужаснее. Немцы убивают евреев. Непонятно, почему они так ненавидят этот народ. Мне это кажется несправедливым. Папа говорит, что вскоре все дееспособные мужчины будут призваны на военную службу.

А что, если Эдди будет вынужден уйти на войну? Не знаю, как я буду жить без него. Он такой молодой и доверчивый, и из того, что я слышала, он будет сражаться со взрослыми мужчинами – немцами, которые, конечно, сделают все возможное, чтобы его убить.

Хотя он никогда не затрагивает эту тему, я знаю, что он тоже боится. Каждый день я замечаю, что морщины на его лице становятся все глубже. Однажды я спросила папу, есть ли какие-нибудь способы уклониться от мобилизации. Его объяснения были довольно неясными, но я поняла, что только некоторые профессии и заболевания позволяют мужчинам не идти на войну.

Наблюдала, как Эдди работает. Последнее время он копает землю гораздо быстрее, чем раньше. Кажется, что он спешит управиться со своими делами до того, как получит повестку. Эдди начал строить теплицу. Пока готов только каркас сооружения, потому что сейчас трудно достать стекло. Он уверен, что место, где расположена теплица, идеально подходит для выращивания винограда летом. Он даже проложил трубы под землей и подключил их к старому паровозному двигателю, который папа приобрел благодаря своей работе. Его запустят, и он будет отапливать теплицу и согревать ночью виноград. Эдди поместил его в кирпичную каморку, чтобы уберечь от ненастной погоды, и даже сам делал кирпичи, заполняя деревянные формы сырой глиной и обжигая их по одному в старой печи, которая до сих пор хранится на чердаке.

Мэри перестала интересоваться Бенджамином после того, как увидела его с девушкой из деревни, и, насколько я понимаю, они с тех пор даже не разговаривают. Сейчас сестра хочет, чтобы мы проводили как можно больше времени вместе. Поэтому наши свидания с Эдди стали короче. Боюсь, что Мэри будет ревновать меня к нему и когда-нибудь расскажет папе, что я с ним встречаюсь. В данную минуту я жду, пока она наконец заснет, чтобы повидаться с ним на потайной лестнице, но в последнее время нам едва удается выкроить несколько минут для наших встреч.

Мадлен отложила дневник в сторону и попыталась восстановить в памяти вчерашний день, когда она каталась на коньках, вальсировала с отцом под музыку. Она вспомнила, как в детстве он учил ее танцевать, и представила, как на своей свадьбе могла бы кружиться в танце со своим отцом.

Поппи просто обожала своего дедушку. Мадлен поразилась, с какой радостью Моррис встретил ее дочь и Джесс. Он не только радушно распахнул двери перед ее сестрой, но и крепко ее обнял, когда та приехала в отель. Они сразу же подружились, и вся семья великолепно провела день, сначала на катке, потом в лодке на море и, наконец, в кафе, куда они зашли погреться и где ели рыбу с жареной картошкой и обещанное Поппи мороженое, на котором та долго настаивала. Мадлен усмехнулась, вспомнив, как ей было плохо после переедания, но как они все вместе были счастливы и как наслаждались этим днем. Сегодня выдался более спокойный день. Она гуляла, читала и вспоминала свое детство, когда отец был рядом, и старалась не думать о том времени, которое потеряла.

Сейчас была ночь. Поппи крепко спала в своей кроватке. Мадлен взяла бокал вина, который принесла с собой в спальню, сделала маленький глоток и расслабилась, откинувшись на подушки. Веки налились тяжестью, и она позволила себе провалиться в объятия Морфея, но поспать ей удалось только мгновение.

– Миссис Фрост, быстрее, миссис Фрост! – закричала снизу Ханна. В дверь комнаты Мадлен вдруг громко забарабанили. Однако она уже успела спрыгнуть с постели, зная, что Ханна ни за что бы так не закричала, если бы не произошло что-то ужасное, и Мадлен почувствовала, как страх сковал ее тело.

Она замешкалась, открывая дверь.

– Тихо, ты разбудишь Поппи. Что, черт возьми, произошло?

Перед ней стояла запыхавшаяся Ханна с побледневшими щеками.

– Миссис Фрост, там два полицейских. Они стоят внизу и говорят что-то страшное. Вам нужно спуститься.

– Останься с Поппи, – приказала она, натягивая на себя брюки от спортивного костюма и джемпер, который совсем недавно сняла.

Быстро переодевшись, она забежала в ванную комнату, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и направилась к лестнице. Затем Мадлен быстро спустилась вниз, перепрыгивая через ступеньку. В вестибюле стояли двое полицейских.

– Миссис Фрост? – спросил один из них, когда она подошла.

– Да, я – Мадлен Фрост. Что случилось?

– Ваш отец, мисс. Мне очень жаль. С ним произошел несчастный случай.

Мадлен стала задыхаться. Комната вдруг закружилась перед глазами и начала вращаться вокруг нее, а пол под ногами неожиданно стал мягким и вязким.

– О боже, пожалуйста, нет, – прошептала она и облокотилась о перила лестницы.

Ее охватило дежавю. Мадлен вспомнила тот день, когда умер Майкл, и полицейских, которые тогда точно так же стояли перед ней, и она с ужасом думала, что они ей скажут. Мадлен уже слышала эти слова, но она даже представить себе не могла, что ей предстоит снова их услышать. Полицейский предложил ей сесть, однако ноги отказывались сгибаться, и женщина не могла сдвинуться с места. Мадлен с трудом сделала шаг вперед и схватилась за спинку кушетки в надежде, что та выдержит ее вес. Колени почти надломились, дыхание стало затрудненным и поверхностным, из горла вырвался придушенный крик. Комната перед глазами вдруг стала вращаться, и она никак не могла унять дрожь, охватившую ее тело.

– Что… что произошло? Где он? – с трудом сказала она.

– Он упал, мисс, с утеса в Уитби. Мы точно не знаем, что там действительно случилось, мисс Фрост, но, вполне возможно, совершил самоубийство. Тело забрали в морг. Утром произведут вскрытие. – Полицейский говорил медленно и четко, но она заметила, как у него задрожала нижняя губа.

Мадлен непроизвольно прониклась к этому человеку сочувствием, представив, как много раз ему приходилось произносить эти слова. Конечно, доставлять плохие новости было тяжело, но еще тяжелее было слышать их и знать, что с этого момента жизнь уже больше никогда не станет прежней.

– Его личные вещи, мисс, – сказал полицейский, протянув ей коричневый бумажный пакет.

Мадлен взглянула на пакет и начала открывать его, но комната неожиданно наполнилась людьми. Стали собираться работники отеля, вышли несколько гостей из бара. Все находились в пределах слышимости, хотели понять, что происходит, задавали вопросы и выглядели озабоченными.

Мадлен постаралась взять себя в руки и подумать, что она должна сделать. Как бы ее отец повел себя в такой ситуации? Она знала, что он всегда полагался на персонал отеля.

– Берни, пожалуйста, позвони Джеку, Номсе и Бандиту. Попроси их прийти.

Ее мысли мгновенно переключились на гостей. Она положила пакет на стол и проводила полицейских в библиотеку. Прежде всего, ей было необходимо успокоить гостей и удостовериться, что чай будет приготовлен вовремя.

Гости не должны были понимать, что происходит. Конечно нет. Более того, ей следовало позаботиться о том, чтобы те ни о чем не подозревали. Они хотели с удовольствием провести свой отпуск, а потом насладиться воспоминаниями о нем. Отец бы очень расстроился, если бы узнал, что их отдых был испорчен его безвременной кончиной. Как такое могло произойти? Они провели несколько чудесных дней, танцевали на льду. Отец обещал ей, что у них впереди много времени и что он больше никогда не оставит ее. Зачем бы он говорил все это, если бы собирался покончить с собой? Она просто не могла поверить, что он замышлял совершить самоубийство.

Ей нужно было подумать. Ей нужно быть сильной. Ей нужна Джесс – здесь, в отеле. Мадлен крепко зажмурилась и подумала, что по иронии судьбы именно в тот день, когда отец решил оставить прошлое позади, он умер.

– Пожалуйста, все, пожалуйста, продолжайте заниматься своими делами. Все хорошо.

Однако на самом деле все было плохо. Ее голос звучал как в бреду, словно это был не голос, а какая-то слуховая галлюцинация.

– Я попрошу Номсу приготовить чай. Пожалуйста, здесь нет ничего интересного, – слова машинально слетали с ее губ.

Откуда-то появился Джек, и Берни быстро сообщил ему новость. Тот сразу побледнел и, опершись о спинку стула, тяжело опустился на него и схватился руками за голову. Он довольно долго пытался прийти в себя, устремив глаза в пол. Потом осмотрел комнату и наконец встал, сделал глубокий вдох и подошел к Мадлен, которая стояла, прислонившись к двери библиотеки.

– Мои соболезнования, миссис Фрост, – сказал он. – Я сожалею о вашей утрате.

Мадлен качнула головой:

– Я тоже сожалею о твоей утрате, Джек. Знаю, что ты и отец были очень близки.

Она действительно ему сочувствовала. Конечно, Моррис Поклингтон был ее отцом, но Джек, вероятно, знал его гораздо лучше, чем она. Многие годы они работали бок о бок и полагались друг на друга.

Моррис очень ценил своего помощника, и все знали, что Джек был по-настоящему ему предан.

– Джек, когда придет Номса, попроси ее, пожалуйста, приготовить гостям чай… – Она запнулась. – Думаю, нам следует приготовить чай. Разве не это нам сейчас надо сделать?

– Да, миссис Фрост. Предоставьте это мне, – сказал он. Мадлен отвернулась и отправилась в библиотеку, где ее все еще ждали полицейские.

Бандит мчался в сторону отеля мимо лошадей, овец и свиней. Он дышал ровно – в жизни ему пришлось много бегать. Хотя расстояние было довольно большим, Бандит преодолел его очень быстро. У входа в здание стояли полицейские машины, поэтому он направился к задней двери отеля.

Он уже слышал новость, знал, что произошло, и также знал, что им предстоит долгая ночь, полная слез, воспоминаний и отчаяния. Входя в отель, он понятия не имел, что будет делать, в чем будет заключаться его роль. Но он чувствовал, что должен быть здесь, быть частью команды, делать все, что необходимо, и помогать во всем, что ему скажут.

Бандит ворвался в дверь через несколько секунд после того, как туда вошла Номса, которая рухнула в его объятия.

– Все хорошо. Все будет хорошо. Мы все есть друг у друга. – Бандит прижал ее к себе изо всех сил. Сотрясаясь от рыданий, женщина упала на колени. Казалось, что она потеряла рассудок. Он еще никогда не видел ее в таком состоянии. Даже когда умерла Джози, Номса не плакала, стараясь не раскисать.

– Бедный мистер Поклингтон, он был таким молодым, таким молодым, – причитала она. – А что теперь будет с его девочками – несчастной Мадлен и ее доченькой Поппи? Они же только нашли его. О, Бандит, все это так несправедливо, так неправильно. Говорят, что он сам это с собой сделал. Но он не мог, ведь правда? Такой человек не мог наложить на себя руки.

К ним присоединились Джек и Берни, и на мгновение все четверо застыли посреди кухни, обнимая друг друга.

– Ладно, хватит, пошли, – сказал наконец Бандит, пытаясь разрядить обстановку. – Мы должны быть сильными. Именно этого мистер Поклингтон хотел бы от нас. – Он отодвинулся немного от группы и поочередно посмотрел каждому из них прямо в лицо. Пора подниматься и помогать им, так же как они всегда помогали ему.

Вытянув из кармана своего фартука огромный белый носовой платок, Номса громко высморкалась и вытерла глаза. Потом повернулась к чайнику, сняла с полки набор заварочных чайников и разнообразные фарфоровые чашки, которые вместе с маленькими молочниками и вазочками с кусками коричневого и белого сахара поставила на подносы.

Бандит восхищенно наблюдал за ней. Именно в такие моменты он понимал, насколько сильно любит этот дом. Даже в самое трудное время персонал Ри-Хэд-холла всегда выполнял свою работу как следует.

Берни помогал Номсе, наливая кипяток в заварочные чайники. Когда каждый поднос был идеально сервирован, он кивнул Джеку и Бандиту, которые послушно взяли по подносу и понесли их через зал.

Бандит ощутил, что даже воздух стал другим, когда он осторожно постучал в дверь библиотеки и тихо вошел.

Мадлен вытерла глаза и подняла на него взгляд.

– Мадлен, господа, Номса прислала вам чай, – сказал он, поставив поднос на журнальный столик, находившийся между двумя небольшими диванами.

– Спасибо, – с трудом произнесла она, глядя прямо в его блестящие страстные глаза, которые лишь на мгновение задержались на ее лице. Ему ничего не нужно было говорить. Она не сводила с него взгляда, зная, что он всем сердцем сочувствует ей.

 

Глава 21

– Как я выгляжу? Все в порядке? – спросила Мадлен, глядя на себя в большое зеркало, стоявшее в углу ее комнаты рядом с окном.

– Ты выглядишь безукоризненно, честное слово, – заверила Джесс, которая сидела на полу. Она оперлась на изножье кровати под балдахином – там, где Поппи настаивала, чтобы ее тетя находилась во время их игры.

Джесс жила в отеле последние шесть дней, присматривая за Поппи и взяв на себя обязанность своего рода глушителя для Мадлен, которая постоянно плакала, ревела и кричала, что судьба обошлась с ней несправедливо, лишив ее отца. Ее отчаяние переросло в ярость по отношению к Моррису. Почему он так поступил? Она понятия не имела, как управлять отелем и как сдавать белье в прачечную. Она ничего не знала об антиквариате и кранах в викторианском стиле.

Последние два дня дом был забит людьми. Ханна отправила электронные письма, отменив на неделю бронирование номеров в надежде, что без гостей им будет легче пережить похороны. Однако стали прибывать члены семьи Джози, один за другим. Среди них были тетушки, кузены и кузины, а также сестра, с которой Мадлен никогда не встречалась. Большинство приехало с юга, и, хотя им никто не предлагал погостить в отеле, они решили, что вправе остаться здесь и занять комнаты. Таким образом, гостиница оказалась заполненной до отказа, но при этом не приносила никаких доходов.

Мадлен крутилась перед зеркалом, осматривая себя с головы до ног с разных сторон, чтобы убедиться, что выглядит безупречно. Она должна была соответствовать роли дочери, скорбящей по умершему отцу. Но, к сожалению, она его почти не знала и поэтому чувствовала себя мошенницей.

Несмотря на то, что Мадлен провела с ним всего лишь несколько дней, а не годы, в течение которых они могли бы быть вместе, она по-настоящему полюбила его. Однако сейчас Мадлен ощущала себя так, словно была инспектором манежа в цирке. Ей предстояло стать распорядителем будущего представления, которое собиралось посетить множество людей. Ожидалось, что его дочь, как ближайшая родственница, должна была возглавить процессию.

– Уверена, что ты хочешь остаться с Поппи, – сказала она Джесс, которая сейчас лежала на полу и строила вместе с племянницей кукольный домик.

– Конечно да. Я едва его знала. Только раз встретилась с ним, поэтому какая из меня плакальщица? – ответила она.

В это время Поппи засунула куклу в трубу домика и залилась громким смехом, когда та с грохотом упала на пол кухни.

– Кроме того, Поппи не стоит там находиться. Я погуляю с ней и с Бадди по окрестностям. Кстати, я заранее знаю, что ты сейчас скажешь. Обещаю, мы и на метр не подойдем к теплице.

Мадлен улыбнулась. Конечно, Джесс, которая всегда заботилась о благополучии Поппи, была права. Трехлетняя девочка не должна находиться на похоронах, пусть даже своего дедушки.

– Хорошо, тогда я пойду, – сказала она, бросив последний взгляд в зеркало.

Поппи успела подпрыгнуть и обнять свою мамочку до того, как та стала спускаться по главной лестнице.

Событие обещало быть грандиозным. Хотя Мадлен знала весь сценарий похорон, она поразилась количеству людей, собравшихся в холле. Когда она стала спускаться по лестнице, все замолчали. Повсюду стояли лилии и белые розы, пропитывая помещение сильным ароматом, из-за которого Мадлен вытащила из кармана бумажную салфетку, чувствуя, что может чихнуть. Здесь были самые большие лилии, которые она когда-либо видела в своей жизни. Они стояли рядом с огромными церковными свечами. Все присутствующие были одеты в черное, пили золотистую жидкость из хрустальных бокалов. Неожиданно происходящее напомнило ей ту самую первую ночь, когда она наблюдала через окно за гостями, прибывшими на выходные для раскрытия загадочных убийств.

Мадлен обвела глазами холл и посмотрела на дверь библиотеки. Ее взгляд упал на одного человека.

Это был Бандит.

Гордый и самоуверенный, одетый в военную форму. К его аккуратно сдвинутому набок зеленому берету был приколот значок с изображением льва, сидящего на короне над гербом. Значок располагался точно над его левым глазом. Бандит выглядел совсем по-другому. И дело было не только в одежде. Его волосы стали короче, он был чисто выбрит, и впервые Мадлен смогла рассмотреть его точеный симметричный подбородок. Оказалось, что он обладал эффектной и красивой внешностью, но почему-то скрывал ее за неопрятным видом, к которому она очень быстро привыкла.

Мадлен взяла его под руку, и, пока Бандит сопровождал ее в толпе к черному лимузину, она чувствовала, как он дрожал. Она влезла в автомобиль и обернулась, чтобы еще раз взглянуть на него. Он стоял, склонив голову, и, только когда лимузин отправился, сдвинулся с места. Мадлен была покорена новым обликом Бандита и не сводила с него глаз еще долго после того, как закрылась дверь машины.

Она наблюдала за катафалком, который ехал в деревню. Улицы заполнились людьми, склонившими головы. Некоторые сняли свои кепки, прижимали руки к сердцу или рисовали крест в воздухе перед собой. При виде этого зрелища в ее горле застыли рыдания.

Наконец они остановились возле церкви, и Мадлен, выйдя из лимузина, попала прямо в объятия Лиама О’Грэди.

 

Глава 22

– Ни в коем случае, Лиам! Нет, мы не будем снова вместе. И нет, ты не переедешь сюда жить, – уже в двадцатый раз с момента похорон чуть не рычала Мадлен. Она сделала себе зарубку в памяти контролировать свой тон и не срываться на крик, хотя почти все родственники уже разъехались. Правда, некоторые все еще оставались и, насколько ей было известно, сейчас поднялись наверх и разошлись спать по своим номерам. – С чего, черт возьми, ты взял, что такое вообще возможно?

Лиам развалился в кресле и лениво обвел рукой комнату. Он явно перебрал с бесплатной выпивкой, которая лилась рекой весь вечер. Расслабленно закинув руку за голову, он выглядел весьма уверенно, по-хозяйски.

– Мэдди, дорогуша, ты же понимаешь, что это вполне разумно. Я решил, что мы все начнем заново, ну, знаешь, «с чистого листа» и все такое. Нам ведь было хорошо вместе, ты сама это знаешь. И будет еще лучше, если мы вместе поселимся здесь. Ну, посмотри на этот дом!

Мадлен повернулась к нему спиной и уставилась в огромное викторианское окно. Уже давно стемнело, и красоту сада скрывал мрак. Она увидела отражение Лиама в стекле и поежилась.

Только теперь женщина по-настоящему задумалась, что она вообще нашла в этом человеке.

– Ну же, Мэдди! Мы могли бы быть счастливы здесь!

– Да как тебе вообще могло взбрести в голову, что мы могли бы быть счастливы вместе? – Мадлен почувствовала, как ее охватывает злость при мысли, что негодяй мог себе вообразить, что она снова упадет в его объятия. Да ни за что! Она никогда больше не сможет доверять такому лжецу, а любовь без доверия просто невозможна.

– Нет, Лиам. Ты имеешь в виду, что ты был бы здесь счастлив. Я больше никогда не поверю ни одному твоему слову или поступку.

– Дорогуша, я знаю, что на это потребуется время. Мы могли бы начать не торопясь, потихоньку.

– Потихоньку? – со смехом повторила она. – Я не желаю видеть тебя рядом с собой. Ты вызываешь во мне отвращение. Неужели не понимаешь?

Он покачал головой. Было более чем очевидно, что он не понял и предпочел проигнорировать все, что она говорит.

– Я считаю, что тебе следует подумать над этим. Этому месту нужна твердая рука. Все находят меня обаятельным, Мэдди. Я могу быть лицом этого отеля. Я буду встречать гостей, пропускать с ними по бокалу вина, непринужденно болтать, рассказывать историю этого дома.

Мадлен пристально уставилась на Лиама. Он был так самонадеян, так раздражающе уверен в себе.

– Ух ты! Да ты уже все распланировал! Ты и правда видишь себя здесь полноправным владельцем поместья? – Она протянула руку, чтобы опереться о каминную полку. – Ты себе уже и костюмчик заказал, да, Лиам? Ну, господа же обычно носят костюмы, правда? Да не простые, а костюмы-тройки?

Он улыбнулся, глотнул виски и еще вальяжнее развалился на кресле.

– Ну, ты же понимаешь, что в этом есть смысл, Мэдди. Конечно, я должен выглядеть достойно. В подобных отелях гости ожидают некоторой помпезности и чопорности. И потом, тебе явно нужен здесь мужчина, должен же кто-то защищать тебя!

– Я сама могу о себе позаботиться, так что, если не возражаешь, тебе пора.

Лиам засмеялся:

– Не глупи. Я слишком много выпил, чтобы куда-нибудь ехать сегодня. И потом, у тебя в комнате такая огромная кровать с балдахином! Можешь мне ее показать – нам ведь не впервой делить постель, верно? – Он встал и, пошатываясь, двинулся к ней, уверенно отвел прядь волос от ее лица и наклонился, вытянув губы для поцелуя. – Я обещаю все делать медленно, дорогуша!

– Только попробуй прикоснуться ко мне – и я тебя убью! – прорычала она сквозь стиснутые зубы и схватила с подставки у камина длинную железную вилку для поджаривания хлеба над огнем. – Сегодня я похоронила отца и у меня нет настроения выслушивать эту твою жалкую чушь, Лиам. Понял?

– Да ладно тебе, дорогуша, положи эту штуку, ты же не станешь в самом деле тыкать ею в меня! – Он пошатнулся, а потом рухнул назад на диванчик, стоявший за его спиной. Падая, Лиам задрал ноги и тяжело приземлился на копчик. Он начал смеяться и попытался встать. – Ты же знаешь, что нам хорошо вместе, у нас бы все сработало.

– Я вызову тебе такси.

– Не глупи, Мэдди. Твоя спальня прямо над нами. – Он показал рукой в сторону черной лестницы, отчего в уме Мадлен сверкнула догадка.

– Лиам О’Грэди, откуда, черт возьми, ты знаешь, где именно моя спальня и что в ней кровать с балдахином? Немедленно убирайся, или я вызову полицию! – крикнула она и направилась к двери, надеясь, что он встанет и выйдет вон.

– Мэдди, успокойся. – Лиам подошел к ней, тяжело опустил руку на ее плечо и притянул к себе.

– Так, я услышал достаточно. Еще хоть раз прикоснешься к ней – и будешь иметь дело со мной, – в бешенстве прорычал Бандит, ураганом врываясь в комнату. Он схватил Лиама за плечо и отшвырнул его в противоположный угол комнаты.

– Вы в порядке? – спросил он Мадлен, приобняв ее за плечо. Она кивнула, благодарная, что он вмешался. Она в очередной раз убедилась, что он всегда готов кинуться на защиту любого, кто в этом нуждается.

– Ты… ты… не можешь этого сделать. Я и Мэдди… мы просто разговаривали, – попытался объяснить Лиам. Он встал и, шатаясь, двинулся к ним, держась за книжные шкафы и полки. – Тсс! Никому не говори, но она любит меня, и мы… мы собираемся снова сойтись.

– И не мечтай, Лиам. Сколько раз повторять тебе, что этого никогда не будет? – раздраженно возразила Мадлен.

– Думаю, дама хочет, чтобы вы ушли, – грозно произнес Бандит и чуть сжал плечо Мадлен, словно пытаясь успокоить ее, потом подхватил шокированного Лиама, который снова попытался развалиться в кресле.

– Но я не хочу уходить!

Бандит вздохнул, посмотрел на Мадлен, которая кивнула, подтверждая, что Лиаму следует убираться отсюда.

– Это была не просьба. Думаю, вы слишком засиделись и злоупотребляете гостеприимством хозяйки.

Лиам быстро оглянулся на Мадлен в надежде, что она придет ему на помощь:

– Мэдди, Мэдди, не позволяй ему это делать. Ты пожалеешь об этом!

Казалось, ноги Лиама болтались в воздухе, когда Бандит поднял его и понес через комнату к двери.

– Мэдди, отзови свою гориллу! Я тебя предупреждаю! Тебе это просто так не сойдет с рук! Я тебе не позволю!

Бандит вышвырнул его из дверей библиотеки, и Лиам неуклюже приземлился на четвереньки в небольшой приемной.

– Дама попросила вас покинуть ее дом. Не заставляйте ее повторять просьбу! Убирайтесь!

Мадлен слышала, как недовольный голос Лиама с его ирландским акцентом становился все громче и громче, когда Бандит снова подхватил его с пола и, пиная, потащил к парадной двери. Раздался хруст гравия – это Лиам тяжело приземлился на дорожку перед домом. Мадлен не смогла сдержать смех.

Бандит стоял в арочном дверном проеме, наблюдая, как Лиам скрючился на траве, притворившись, что уснул. Бандит уже вызвал такси и теперь был полон решимости проследить, чтобы мистер О’Грэди сел в него и убрался восвояси.

Всю последнюю неделю у Бандита не выдавалось времени поговорить с Мадлен. Но он издали восхищался ее выдержкой, чувством сострадания и достоинством. Она сразу осознала, что смерть ее отца затронула всех, и находила время лично поговорить с каждым сотрудником, заверила каждого, что им не стоит волноваться и что у них будут все условия работать, как и прежде. На время траура работникам отеля вменялись более легкие обязанности, предоставлялось свободное время, если в этом была необходимость. Она поощряла совместное времяпрепровождение и отдых между выполнением своих служебных обязанностей.

– Такси прибыло, – сказал Бандит, слегка ткнув Лиама носком ботинка. – Вставайте.

Было слышно, как Лиам проворчал что-то. Он попытался свернуться в клубок плотнее, как какой-то ёж без иголок, всхрапнул и продолжил спать.

Бандит оглянулся через плечо и увидел, что Мадлен наблюдает за ним через окно библиотеки. Она уже переоделась, и теперь на ней были не черный траурный наряд, в котором она была весь день, а белая футболка и облегающие синие джинсы, выгодно подчеркивающие фигуру.

Подняв спящего с травы, Бандит поволок его к такси и бросил на заднее сиденье.

– Если он не назовет свой адрес, отвезите его в какой-нибудь отель «Тревелодж», ну, или в любую другую гостиницу, – велел он таксисту и вручил ему двадцать фунтов. Потом захлопнул дверь и смотрел вслед, пока машина не выехала с территории отеля.

– Я посадил его в такси, он уехал, – смущенно сказал Бандит, возвратившись в библиотеку. – Надеюсь, я не переступил черту? Просто проходя мимо, услышал, как вы кричите.

– И подумал, что спасешь меня? – улыбнулась она. – Спасибо.

Бандит уставился в пол:

– Вы переоделись.

– Да, – улыбнулась Мэдди. – Мне нужно было посмотреть, как там Поппи и Джесс. Они обе спят, поэтому я натянула вот это и спустилась посмотреть, как ты тут.

Мадлен покраснела. Ей было очень приятно, что он пришел ей на помощь, к тому же ей импонировал его новый, облагороженный внешний вид. Она также всю неделю имела возможность наблюдать, как он поддерживал остальных служащих, помогал им с работой, не забывая одновременно и про свои обязанности. В нем чувствовалась такая трогательная доброта! Он даже взял на себя труд выгуливать Бадди по саду и в лесу, чтобы она могла сосредоточить все свое внимание не только на Поппи, но и на работе отеля, о которой ничего не знала.

– Хочешь выпить? – спросила она, подходя к бару. – Думаю, мы это заслужили.

– Почему бы и нет? – кивнул мужчина. – У меня завтра свободное утро. Шеф-повару не понадобится свежая дичь, постояльцев-то нет. Так что в кои-то веки я смогу поваляться подольше. – Он замолчал, посмотрел на камин и застенчиво добавил: – Подбросить еще полено в камин? Можем посидеть у огня.

– С удовольствием.

Уже очень давно никто не дрался из-за нее. Ее это позабавило и одновременно очень тронуло то, что Бандит решил, что она нуждается в защите. Она посмотрела в сторону камина, у которого стоял ее защитник. Он как раз снял каминную решетку и положил в жарко пылающий огонь свежее полено. Наверное, он сам и колол это полено из ствола дерева, которое сам же и срубил в саду и за которым сам же и ухаживал. Казалось совершенно справедливым, что хотя бы раз он посидит перед огнем и насладится плодами своего труда.

– Вино подойдет? – окликнула она его, стоя у барной стойки. – Ты какое пьешь, красное или белое?

– Красное подойдет.

– Хорошо, – улыбнулась Мадлен. – Я тоже его люблю. – Она выбрала бутылку, два чистых бокала и направилась в гостиную, где стала рядом с ним.

– Сядем? – Он кивнул в сторону диванчика и с удовольствием опустился на мягкое сиденье.

Мадлен перевела взгляд с одного диванчика на другой и села на диван напротив. Она поставила бокалы на столик между ними и прислушалась к тому, как булькает вино, наполняя бокалы.

– Вы не возражаете? – спросил он, прикоснувшись к своему берету, который по-прежнему был на его голове. – Это был довольно долгий день.

– Нет конечно, снимай. Хотя, должна признаться, он тебе очень идет.

Некоторое время они сидели молча, потягивая вино. Мерцали свечи, в камине, потрескивая, танцевали свой импровизированный танец языки пламени, наполняя комнату уютным теплом. Все в доме замерло, вокруг воцарился умиротворяющий покой, какой не часто ощутишь в оживленном отеле. Мадлен казалось, что им с Бандитом очень уютно в компании друг друга. Как хорошо сидеть вот так, не говоря ни слова. Она протянула руку и выключила небольшую настольную лампу на столике рядом с диваном – теперь в комнате плясали только золотисто-желтые отблески огня.

Бандит встал, подошел к камину и бросил еще одно полено. Потом повернулся к столу, налил еще немного вина в каждый бокал и присел на диванчик рядом с Мадлен.

– С вами все в порядке? – спросил он, передавая ей бокал. Рубиново-красное вино искрилось, переливаясь в хрустальном бокале в свете огня.

– Думаю, со мной все будет в порядке, – прошептала она. – Но я все еще не могу поверить, что его больше нет. Что он… сделал это.

– Да, это на него совсем не похоже. Я знал его некоторое время и никогда не подумал бы, что он способен совершить нечто подобное. Это выглядит как-то бессмысленно. А расследование будет?

Мадлен кивнула и заглянула ему в глаза:

– Ты прав, это действительно бессмысленно. Всего пару дней назад он сказал мне, что у нас впереди еще масса времени узнать друг друга. Он что-то планировал, обещал, что мы поедем в путешествие, он, я и Поппи. – Она замолчала, пытаясь справиться с потерей. – Мы собирались столько всего сделать! Но все не находили для этого времени. И теперь уже поздно… – Глаза ее наполнились слезами, и она не стала их сдерживать.

– Иди сюда, – произнес он дрогнувшим голосом, протягивая руки, чтобы обнять ее, и Мадлен показалось, что ему самому эти объятия нужны ничуть не меньше, чем ей. Она тотчас вспомнила то утро, как он прижимал Поппи к себе так, словно от этого зависела его жизнь. В конце концов, он давно знал ее отца и, что совершенно очевидно, тоже скорбел о нем.

Прижавшись к нему, она почувствовала, как его руки обвили ее. Мэдди ощутила тепло его тела и впервые после смерти отца почувствовала себя в безопасности.

– Не могу поверить, что он все оставил мне, но его нотариус сказал, что после смерти Джози он изменил завещание и назначил меня единственной наследницей. Я не знаю почему, но я никогда этого не ожидала. Мне так о многом нужно было его расспросить! И о его жизни, и о том, как управлять отелем. Мне так много нужно было узнать – а теперь уже слишком поздно.

– Никогда не бывает слишком поздно. Всегда есть способы узнать ответы. Джек многие годы был его правой рукой, и я уверен, что он будет рад подсказать и направить тебя.

– На самом деле именно это и собирался делать Лиам, подсказывать и направлять меня. Он искренне верил, что может приехать сюда, взять управление отелем в свои руки, и не сомневался, что я автоматически рухну в его объятия.

– А ты рухнула бы?

– Ни за что! Я его ненавижу! Он такой отвратительный, такой жестокий! Он резко изменился с того самого момента, как мы с Поппи переехали к нему, как доктор Джекилл и мистер Хайд. То он такой славный, самый милый человек на свете – а спустя мгновение превращается в настоящее чудовище. Он кричал на Поппи, когда она просилась ко мне, не позволял ей играть со своим старым лего. Я должна была внимательно следить за всем, к чему она прикасается в его доме. Словно он ненавидел любого, кто приближается ко мне, – кроме него самого. А сам изменял мне… – Она помолчала, проглотив слезы. – Я просто поверить не могла! Это стало последней каплей. Я буквально застала его во время совокупления с другой женщиной прямо в нашем коридоре. Я не могла простить его после такого.

Мэдди посмотрела вверх, и их глаза на мгновение встретились. Потом она снова опустила взгляд на стол, где стоял ее бокал с вином.

Он сжал ее крепче. Его черные горящие глаза были прикованы к ее лицу. Губы дрогнули, по телу пробежала нервная дрожь. Он поднял руку, словно собираясь погладить ее по щеке, но, заколебавшись, снова опустил ее.

Они одновременно сели прямо и подняли свои бокалы.

– Пойду-ка я гляну, как там Поппи, – сказала она после паузы и, допив вино, встала и направилась к лестнице.

 

Глава 23

1 апреля 1942

У меня есть просто потрясающая новость. И я не могу ни с кем ею поделиться, по крайней мере пока. Сегодня утром Эдди признался мне в любви. Это был самый замечательный день в моей жизни. Казалось, само лето благословляло нас. Светило яркое солнце, на деревьях распускались молодые листья, и сотни птиц пели свои восхитительные мелодии. Мы гуляли вдоль озера, наблюдали за хлопотливой белкой, которая собирала орехи и потом прятала их в земле. Мы смеялись, глядя на суетливого зверька, и представляли себе, как он вернется сюда зимой и будет выкапывать свои запасы. Неожиданно Эдди опустился на колено. Он вел себя искренне, и чувствовалось, что очень нервничал, когда протягивал мне коробочку с кольцом и предлагал выйти за него замуж. Он произнес самые красивые и удивительные слова, которые я когда-либо слышала в своей жизни и которые никогда не забуду. Должно быть, он обдумывал их в течение нескольких недель. Вот что сказал Эдди:

«Моя дорогая Эмили! Если бы можно было посчитать все песчинки на пляже, сложить их и умножить на число всех рыб, плавающих в море, ты бы поняла, насколько я тебя люблю. Но нельзя сосчитать ни песчинки, ни рыб, а значит, нельзя измерить всю мою любовь к тебе».

А потом Эдди открыл коробочку, в которой было старинное обручальное кольцо его бабушки. Он вытащил его и надел мне на палец. Возможно, оно не золотое, но очень красивое, с темно-синим камнем. Меня буквально переполняют эмоции, и я почти каждую минуту смотрю на кольцо, чтобы убедиться, что мне не приснилось признание Эдди.

Он встал и очень нежно поцеловал меня. Я ощутила приятное тепло, разливающееся внутри, и какую-то дрожь в животе, которая волной прошла по всему телу. Такого сильного чувства я еще ни разу не испытывала, но уверена, что хочу вновь его пережить.

Жаль, что не могу поделиться этой новостью с Мэри. Сестра ненавидит сейчас всех мужчин. С тех пор как она перестала встречаться с Бенджамином, ей трудно поверить, что кто-то другой может быть счастлив. Кажется, она наслаждается своим несчастьем, целыми днями стонет, плачет и ведет себя очень грубо со слугами-мужчинами.

Сейчас я спряталась в своей спальне, пока Эдди просит у папы моей руки.

Слышу, как звучит гонг на обед. По средам у нас подают фазана, а я их не люблю. К тому же, пока Эдди не поговорит с папой, сомневаюсь, что мне кусок в горло полезет. От нервов даже живот свело. На самом деле я не уверена, что смогу что-то делать до тех пор, пока папа не объявит о своем решении.

– Почему, черт возьми, Лиам О’Грэди завтракает у нас в столовой? – выкрикнула Мадлен, подскочив к стойке администратора, где Джек составлял график работы персонала на следующую неделю, потому что позже в тот же день они ожидали прибытия новых постояльцев.

– Он – наш гость, который заплатил за свое пребывание, поэтому мы обязаны предоставить ему завтрак, разве не так?

Джек выглядел смущенным, он стал нервно поправлять галстук. Мадлен закрыла глаза, глубоко вздохнула и представила себе, как ударяет кулаком по воздуху.

– Извините. Вы его знаете? Он доставляет вам проблемы? – спросил Джек, взяв со стола степлер и скрепив им два листа бумаги.

Мадлен подняла брови:

– Он – тот самый мужчина, от которого я сбежала и переехала жить сюда.

– А, понятно. Я же не знал. – Джек отложил бумаги, подошел к компьютеру и застучал по клавиатуре. – Здесь указано, что он попросил поселить его в задней части отеля, а именно в девятнадцатом номере, как раз над кухней. Странно, – он пожал плечами, – быть может, ему захотелось послушать, как поет Номса.

Мадлен подошла к компьютеру и заглянула через его плечо в монитор.

– Он что-то задумал. Отель практически пуст. Какого черта ему понадобился именно этот номер? – Она вздохнула. – Когда он зарегистрировался?

Джек снова обратился к компьютеру.

– Судя по всему, между девятью и полдесятого вчера вечером. В это время Ханна была на перерыве, и, должно быть, кто-то из барменов или официантов его зарегистрировал. Он заплатил за две ночи.

Как раз между девятью и полдесятого они с Бандитом сидели в большом зале. Лиам, возможно, прошел мимо них, когда поднимался по главной лестнице, услышал их разговор и даже увидел, как они обнимались. Мадлен мысленно одернула себя, пытаясь не вспоминать его голос и не думать, что он там находился, подслушивал, подсматривал и следил за ними.

Она еще не рассказала Джесс о том, что обнималась с Бандитом. Ей было страшно принимать желаемое за действительное. У них обоих вчера был очень напряженный день, и кто знает, может, сегодня Бандит вообще не думал о ней.

Прошлой ночью Мадлен кралась вверх по лестнице, осторожно преодолевая каждую ступеньку и стараясь ступать так, чтобы произвести как можно меньше шума. Все это напомнило ей те поздние ночи, когда она, будучи подростком, часто пробиралась тайком к себе в комнату, рискуя навлечь гнев матери, которая, бывало, часами читала ей нотации, если подозревала, что дочь гуляла допоздна с Майклом. Однако прошлая ночь была особенной. Меньше всего ей хотелось после объятий подвергнуться допросу с пристрастием со стороны Джесс. Та не успокоилась бы, пока не выбила бы из нее всю информацию до мельчайших подробностей. И даже по прошествии дня Мэдди не собиралась рассказывать сестре о своих ночных похождениях.

Она взглянула на деревянные панели у входной двери. Ей так хотелось, чтобы отец вдруг оказался рядом и она могла бы попросить у него совета. Он бы точно знал, как ей стоило поступить с Лиамом и как справиться с этой ситуацией, не устраивая никаких сцен и скандалов. Но отец покинул ее, поэтому она сама должна придумать, как все урегулировать, причем быстро. Джек сказал, что Лиам заплатил вперед. К тому же казалось, что он ничего плохого не делал. Мадлен не имела права вышвырнуть его из столовой и помешать ему наслаждаться завтраком. И, судя по всему, он знал об этом.

Взяв трубку телефона, она набрала номер своей комнаты. – Джесс, когда будешь спускаться к завтраку, пожалуйста, не заходи в комнаты общего пользования. Я тебя очень об этом прошу. Кстати, почему бы тебе не съездить куда-нибудь с Поппи на целый день сегодня?

– Конечно, Мэдди. Что-то случилось?

– Да, объявился Лиам. Он зарегистрировался в отеле и теперь живет здесь на законных основаниях. Он поселился в девятнадцатом номере, и я не хочу, чтобы Поппи с ним встретилась.

– Да, конечно. Но смотри, Мэдди, я бы могла съездить домой.

– Джесс, ты не можешь меня оставить, – запаниковала Мадлен. – Я прошу тебя, ты мне очень нужна здесь!

– Эй, дослушай меня до конца. Я не собираюсь бросать тебя. Мне просто нужно поехать домой и взять кое-какие вещи, вот и все. Когда ты позвонила, я впопыхах схватила первое попавшееся под руку. Кажется, ты не заметила, что все, что я ношу последнюю неделю, я таскаю из твоего гардероба. Я могла бы взять Поппи и переночевать с ней в моей квартире. Мы бы неплохо провели время. Кстати, мы можем прихватить и Бадди.

Вздохнув с облегчением, Мэдди согласилась:

– Хорошо, хорошо, но не очень веселитесь без меня. Да, Джесс, не забудь постирать мою одежду. – Она засмеялась, положила телефон на подставку и прошла в кухню через заднюю дверь холла.

– Молодая хозяйка, что тебе принести на завтрак? – раздался голос Номсы. В это время в кухню вошел Джек, чтобы вымыть руки.

Мадлен покачала головой:

– Я не голодна, но все равно спасибо. Можно мне чашку чая? – Она направилась к двери, разделявшей кухню и столовую, и заглянула в щель. Только два столика были заняты. За одним сидела высокая худощавая блондинка, которая была на похоронах. Судя по всему, эта женщина не происходила из рода Поклингтонов, и Мадлен почувствовала неловкость, потому что не знала, была ли она с ней в родстве, и если да, то кем та ей приходилась.

Женщина взглянула на вареное яйцо и тост, которые находились перед ней на столе.

– Официант, подойдите, пожалуйста, – позвала она, щелкнув в воздухе пальцами. – Не могли бы вы очистить верхушку яйца? Если вас не затруднит.

Джек с переброшенной через руку белоснежной салфеткой подошел к ней и учтиво сказал:

– Конечно, миссис Стоун. – Он взял со стола нож и снял верхушку с вареного яйца. – Что еще я могу сделать для вас, сударыня?

Та покачала головой и самодовольно улыбнулась, прежде чем разрезать тост и вонзить ложку в желток, который, к ее ужасу, стал растекаться по тарелке.

В углу комнаты у окна сидел Лиам О’Грэди. Он читал газету и пил чай, время от времени поглядывая в огромное эркерное окно, чтобы полюбоваться садом.

– Могу я принести вам еще что-нибудь, сэр? – спросил Джек.

– Еще один чайник чая и несколько тостов, если тебя не затруднит, сынок.

Прячась за дверью, Мадлен слышала его монотонный ирландский акцент. Ей необходимо было с ним поговорить и выяснить, что он задумал, и, если это вообще было возможно, выдворить его из отеля.

Она стояла и терпеливо ожидала, пока женщина, которой досталось яйцо всмятку, допьет свой чай, встанет и выйдет из комнаты. Эти минуты показались ей вечностью.

Наконец Мадлен сделала глубокий вдох и подошла к столу, за которым сидел Лиам с перекошенным ухмылкой лицом. Она была уверена, что их разговор будет трудным и он будет вести себя неадекватно. Нужно быть твердой и решительной, подумала Мадлен, но при этом ей совсем не хотелось выяснять отношения в столовой. Мадлен села напротив него.

– Что, черт возьми, ты задумал? – гневно прошептала она, убирая газету от его лица. – Тебя же просили уехать.

Лиам выглядел удивленным. Он аккуратно сложил газету и бросил ее на стол.

– Задумал? Да ничего я не задумал, Мэдди, дорогуша, – сказал он с искренней обидой в голосе в ответ на ее предположение.

– Тогда что ты здесь делаешь?

Казалось, он задумался на мгновение.

– Хорошо, прошлым вечером твой сторожевой пес посадил меня в такси, и я попросил водителя отвезти меня в отель. Тот и привез меня сюда, и, насколько я понимаю, он не ошибся. Это же отель.

– Хватит, черт возьми, разглагольствовать, Лиам. Ты мог бы поехать в любой из сотни отелей в Скарборо, но ты оказался здесь. Почему?

– Понимаешь, мне вроде как нравится это место, особенно после поразительного гостеприимства, которое мне здесь вчера оказали.

– Не надо умничать, Лиам. Это тебе не идет.

– А ты не задавай глупых вопросов, моя дорогая.

– Я уже говорила тебе, не называй меня «дорогой». У тебя нет на это права.

В столовую вошла пара и стала дожидаться, пока их усадят за столик.

Предусмотрительный Джек провел их в противоположный угол комнаты. Он взглянул на Мадлен, и она одобрительно кивнула ему, прежде чем снова повернуться к Лиаму. Тот осознавал, что столовая была довольно мала и пара может услышать их разговор, поэтому наклонился как можно ближе к Мадлен:

– Послушай, Мэдди. Нам необходимо заключить перемирие.

– И какого черта мне это нужно? – Она уставилась прямо ему в глаза, практически касаясь его носа своим.

– Потому что ты не хочешь знать, на что я способен, если ты не согласишься.

– Отстань от меня, – еле слышно прорычала она. Меньше всего ей хотелось потревожить гостей отеля, и она посмотрела через плечо, чтобы удостовериться, что те ничего не услышали.

– Мэдди, рассуди здраво. Я нужен тебе. Я нужен этому отелю, потому что ему требуется настоящий хозяин, который бы управлял им и благоустраивал его. Тебе тоже нужна помощь. Ты нуждаешься в человеке, который мог бы позаботиться о тебе.

– И ты считаешь себя самой подходящей кандидатурой на эту роль, ведь так, Лиам? – Мадлен запрокинула голову и рассмеялась.

– Разве у тебя есть кто-то другой на примете? – с насмешливой улыбкой спросил он. – В конце концов, в этом есть смысл.

– Только через мой труп. В этом нет ни малейшего смысла.

– Возможно, мы могли бы договориться. В таком большом доме всегда что-то может произойти. Могут возникнуть проблемы с электричеством, водой. Не приведи Господь, случится пожар, когда гости будут крепко спать в своих кроватях. Просто представь себе такую трагедию.

– На что ты, черт возьми, намекаешь? – громко сказала она и тут же оглянулась назад. – Ты мне угрожаешь? – Мадлен попыталась двинуть рукой, но он перехватил ее железной хваткой.

– Я ни на что не намекаю, Мэдди, дорогуша. Я просто хочу, чтобы ты подумала о моем предложении. Нам было бы хорошо вместе. Немного усилий, нежной заботы – и мы бы смогли превратить этот отель в настоящий дворец. Он мог бы стать поистине уникальным. – Пока он говорил, его глаза обследовали комнату.

– Пошел ты к черту, Лиам! – Она наконец смогла высвободить руку из его хватки. – Во-первых, больше никогда не смей мне угрожать. Во-вторых, этот дом реконструировал мой отец, и он уникален сам по себе.

Его лицо стало каменным, и он снова схватил ее за запястье и крепко сжал его.

– Ты пожалеешь, Мэдди. Только потом не жалуйся, что я тебя не предупреждал.

 

Глава 24

Бандит отправился на пробежку по лесу. Он любил бегать ранним утром, слушая трели птиц и громкий шум воды, которая стекала с камней в ручей. Его кровь пульсировала в венах. Сердце, казалось, было готово вырваться из груди, но он не останавливался.

Ночью Бандит не мог заснуть. Отель полностью изменился, но он мог думать только о вечере, который провел с Мадлен. Он не мог забыть, как они сидели возле камина и он держал ее в своих объятиях. Они потягивали вино и молчали, наслаждаясь компанией друг друга. Мэдди смотрела на него снизу-вверх своими красивыми огромными глазами.

Они попрощались, испытывая некоторую неловкость, и он был уверен, что Мадлен так же, как и он, почувствовала, что между ними пробежала искра. Бандит не переставал думать об этой женщине с той самой ночи, когда он повалил ее на подъездной дорожке. Казалось, с того момента прошла целая вечность, а в действительности это случилось всего двенадцать дней назад.

Остановившись на тропинке, Бандит подобрал упавшую ветку и отшвырнул ее в сторону. Из-за куста, сердито вскрикнув, вылетел перепуганный черный дрозд. Бандит громко извинился и продолжил свой бег. Он бежал между деревьями, вдоль ручья и мимо низкой изгороди перед отелем. Почувствовав, что выдохся, он повернулся и направился к задней двери.

– Доброе утро, Номса.

Бандит вошел в кухню и некоторое время стоял, прислонившись к дверному косяку и переводя дыхание. Он посмотрел на Номсу и Берни и вдруг осознал, что привычная суета кухни нарушена. Они оба молчали, и Бандит, удивленно приподняв бровь, посмотрел на Номсу, которая жестом указала ему в сторону столовой, где явно что-то происходило. Она прижала палец к губам, и было очевидно, что они пытались подслушать чей-то разговор. Сквозь узкую щель между дверьми Бандит смог разглядеть сидевшую к нему спиной Мадлен, которая вела задушевную беседу со своим бывшим дружком, и они практически соприкасались носами. Они держались за руки под столом и смотрели прямо в глаза друг другу. Лиам посмотрел на дверь и, поймав взгляд Бандита, подмигнул ему и самодовольно улыбнулся. Потом поджал губы и скорчил недовольную гримасу. Бандит был уверен, что Мадлен в ответ тоже поморщилась.

Отойдя от двери, он ударил рукой по стене и тут же пожалел об этом. Включил кран и подставил кулак под струю холодной воды. Потом пошел в противоположный конец кухни и стал расхаживать взад-вперед. Бандит не мог понять, почему сорвался. Мадлен не была его женщиной, и его не должно было волновать, что она делает с Лиамом, но он чувствовал ревность, которая бушевала внутри него.

– Сядь, мой мальчик. Я накормлю тебя вкусным завтраком, – шепотом сказала Номса, ставя перед ним на стол кружку с горячим кофе. – Как насчет пары отменных свиных сосисок?

Бандит уставился на густую золотистую жидкость, от которой исходил ароматный пар. Он почувствовал себя изможденным и опустошенным. После прошлой ночи он находился в приподнятом настроении, испытывал счастье и умиротворение. Бандит полагал, что так же, как и он, Мадлен получила наслаждение от времени, которое они провели вместе. Он надеялся, что начнет новую чудесную жизнь, но все оказалось не так просто. Бандит ударил кулаком по столу. Кофе пролился через край кружки, а столовые приборы подпрыгнули в воздухе.

– Не беспокойся, Номса. Я не голоден, но все равно спасибо тебе. Берни, тебе нужна утка или фазан на сегодня или завтра? Если нет, я поеду к отцу в Йорк.

Берни покачал головой и вытер рукавом бровь.

– Нет, все в порядке. У нас их достаточно. Проведай своего отца. Уверен, он будет рад встретиться с сыном.

Бандит встал и вышел из кухни через черный ход, с силой хлопнув за собой дверью. Ему действительно надо было навестить отца. Он не был у него с тех пор, как умер Моррис. Бандит колебался, стоило ли сообщать отцу о смерти хозяина. В конце концов, тот заходил в отель и неоднократно встречался с Моррисом. Но было неизвестно, помнил ли он его и, если да, как старик может воспринять эту новость. А Бандит не желал лишний раз расстраивать отца.

 

Глава 25

21 мая 1942

Я договорилась встретиться с Эдди после наступления темноты. Я спрячусь на тайной лестнице, а потом мы пойдем по туннелю, который ведет в лес. По крайней мере, там мы сможем побыть наедине, ведь теперь, когда приближается лето, уже достаточно тепло, чтобы оставаться на свежем воздухе даже после того, как сядет солнце. Это самый безопасный путь, и, насколько мне известно, предыдущие владельцы построили его во время Первой мировой войны на случай, если немцы вторгнутся в Англию и захватят поместье.

Эдди построил в лесу деревянный домик. Там есть кухонька, спальня и гостиная. Эдди говорит, что он сделал его специально, чтобы мы могли побыть наедине, чтобы нам никто не мешал. И сегодня он ведет меня показывать его в первый раз. Я так волнуюсь!

Мама снова беременна, и скоро у нас будет пополнение в семье. Я надеюсь, что это снова будет братик. Они такие славненькие – и, будучи маленькими, гораздо лучше, чем девочки. Правда, жаль, что они вырастают и становятся такими, как Джимми. Поэтому, может, в конечном счете мальчик – это и не так уж хорошо. Разве что никто не станет вынуждать меня делить комнату с мальчиком, даже если у нас будет какой-то прием и приедет много людей. Мама говорит, что ребенок родится в конце лета. Я опасаюсь новой няни, которая поселится в доме, чтобы присматривать за младенцем. Но, с другой стороны, кого бы ни наняли родители, она не может быть такой плохой, как та, что присматривала за нами, когда мы были маленькими. Она была строгой, вспыльчивой и заставляла нас принимать ванну каждый день.

Мадлен заглянула на обратную сторону страницы, чтобы увидеть, что Эмили написала дальше, но там были лишь рисунки. Она вспомнила, что чуть раньше в дневнике упоминалось, что Эдди собирался просить отца Эмили дать разрешение на брак. Трудно поверить, что в те далекие годы это действительно могло произойти. Но больше в дневнике не упоминалось об этом ни слова, и Мадлен гадала, что именно сказал отец девушки.

Дал он свое согласие или нет?

Мадлен рассмеялась, вспомнив, как они с Майклом убежали в загс. Они оба понимали, что еще слишком молоды и родные попытаются отговорить их. Но им было все равно. Они любили друг друга и не могли больше ждать. И теперь, после того, что произошло, ей стало еще горше от мысли, что она так и не попросила своего отца отвести ее к алтарю.

У Эмили Эннис все было совсем иначе. Хотя эта девушка жила в большом доме, носила красивые платья и у нее были слуги, она была лишена возможности выбирать: ее жизнь была строго регламентирована, все ее поступки строго контролировались.

Мэдди вздохнула, пересекла комнату и уставилась на пустую кроватку Поппи. Джесс забрала девочку на ночь, и, несмотря на то, что они уехали совсем недавно, комната сразу опустела без малышки.

– Мне действительно нужно поработать, – вслух произнесла Мадлен и села за письменный стол.

Включив компьютер, она просмотрела почту. От Бриджет по-прежнему не поступало никаких вестей, а ведь прошло уже целых две недели. Мадлен задумалась, могла ли та и правда в последний момент уехать отдыхать, никому ничего не сказав. Судя по словам полицейского, звонившего ей, они так не думают. Мадлен чувствовала себя беспомощной. Но, будучи лишь одной из многих клиентов Бриджет, не считала себя вправе требовать у полиции детальной информации.

Она бездумно уставилась на экран, но все строчки сливались перед глазами. Слова, казалось, потеряли смысл. Ее слог будто бы утратил остроту и точность, прежде присущие ему. Мэдди вдруг поняла, что с тех пор, как она переехала от Лиама, у нее не стало мотивации, ей больше не хотелось писать.

Женщина обратила внимание на то, как по-разному влияли на творчество события, происходившие в ее жизни. После смерти Майкла она со всей неистовостью погрузилась в работу. Но смерть отца повлияла на нее совсем иначе, и теперь она не могла ни на минуту сосредоточиться на своей новой книге. Возможно, искра исчезла, потому что ей больше не нужно было зарабатывать на жизнь творчеством, ведь теперь она стала состоятельной женщиной, владелицей отеля. Но сейчас она об этом думать не могла.

Мэдди снова бросила взгляд на дневник Эмили. Чтение этого дневника стало неотъемлемой частью ее жизни, и она каждый раз с нетерпением ждала, когда вновь вернется к записям. Читая откровения Эмили, она словно убегала от реальности, погружалась в историю этого дома, людей, которые в нем жили. У нее появлялась возможность увидеть их жизнь изнутри. Это было особенно ценным, потому что историю эту она узнавала со слов самой Эмили. Девушка упоминала массу подробностей о Ри-Хэд-холле, о которых Мэдди не знала, и это заставляло задуматься о том, что этот дом скрывает еще немало секретов.

Женщина взяла дневник и пролистала его до той страницы, где Эмили упоминала о потайной лестнице. Однако на этот раз она также упомянула и потайной ход. На самом деле она сказала, что ход вел прямо в лес.

– Там должен был остаться не один тайный ход. Если Эмили пошла по тому, который вел в лес, куда вел другой ход? – прошептала она. – Если там несколько подземных ходов, где же выходы из них? – Мэдди отложила дневник в сторону. Если тут есть какие-то ходы или лестницы, она непременно хотела бы отыскать их. Но не сегодня, сегодня ей нужно любой ценой избежать встречи с Лиамом. Он забронировал номер всего на два дня, а значит, сегодняшний вечер станет для него последним и завтра после завтрака он уедет. Она оставила строгие указания на стойке регистрации, чтобы никогда больше не позволить ему забронировать номер.

Отодвинув ноутбук, Мэдди выглянула в окно. Она все утро вглядывалась в сад в надежде увидеть Бандита где-то на его территории, хотя он и предупредил ее, что его весь день не будет. Стук в дверь заставил ее подпрыгнуть от неожиданности. Она открыла дверь.

– А, Джек! Все в порядке?

– Нет, миссис Фрост, у нас проблема. С электричеством в кухне. Оно не работает. А Номса как раз готовит десерты на вечер.

Мадлен побежала за Джеком вниз.

– Мы уже звонили электрику? – спросила она, входя в коридор между кухней и офисом.

– Нет необходимости, я уже разбираюсь, – послышался голос Лиама. Он до половины влез в шкаф, где был спрятан электрический щит. – Вот и все, готово. Ничего серьезного.

Мадлен уставилась на его самодовольное лицо.

– В самом деле? Не странно ли, что ты так быстро все починил, Лиам О’Грэди?

– Мэдди, дорогуша, ты это серьезно? На что ты намекаешь?

– Ты действительно хочешь, чтобы я сказала, на что я намекаю? – Она окинула мужчину пристальным взглядом, его идеально выглаженную сорочку, сверкающие туфли и прилизанные черные волосы. – И что я только в тебе находила? – выпалила она, не подумав.

– Можешь быть свободен, Джек. Я уверен, что у тебя есть работа, – распорядился Лиам.

Джек взглянул на Мадлен, но она кивнула ему. Она не хотела, чтобы Джек оказался под перекрестным огнем между ней и Лиамом. Джек тотчас исчез в кабинете и закрыл за собой дверь.

– Значит, ты считаешь, что имеешь право приказывать моим сотрудникам, что им делать, да?

– Ты должна быть благодарна, что я здесь, – ответил Лиам, продолжая осматривать распределительный щит. – Я же говорил, что тебе нужен мужчина рядом, Мэдди. Я говорил, что с проводкой будут неполадки. И более того, ты знаешь, что вполне разумно, если мы снова сойдемся. Я уже извинился за случившееся. Ты заставила меня достаточно страдать, когда бросила меня. Но теперь пора со всем разобраться. – Он помолчал. – А что касается того, что я приказываю твоим служащим, то им следует привыкать к этому, как и тебе.

Мадлен потрясенно слушала его. Он серьезно верит, что может вот так прийти сюда и все взять в свои руки? Он явно сумасшедший и, судя по всему, не собирается смириться с отказом.

– Лиам, прежде всего, перестань называть меня «Мэдди, дорогуша». Я говорила тебе раньше, мне это не нравится. А во-вторых, я хочу, чтобы ты немедленно покинул мой дом! – выкрикнула она так громко, что Номса выбежала в коридор с метлой в руках.

– Что на вас нашло, мистер? Почему вы заставляете миссис Фрост кричать? – выпалила она, ухватив метлу так, словно собиралась замахнуться ею.

– Эй, кухарка! Немедленно опусти метлу и возвращайся к работе. Все в порядке. Не так ли, Мэдди?

Номса переводила взгляд с Мадлен на Лиама. Напряжение в воздухе казалось таким густым, словно его можно было ножом резать.

– К вашему сведению, мистер, я не кухарка. Я, может, и работаю на кухне, но в первую очередь, сэр, я – дама, и если миссис Фрост снова закричит, я покажу вам, как эта дама надерет вам зад вот этой метлой! – закричала она, потрясая палкой в воздухе. – Понятно?

 

Глава 26

– Мэдди, ты должна приехать и забрать Поппи! Меня ограбили! Вся квартира перевернута вверх дном, повсюду битое стекло! – кричала в телефонную трубку Джесс. – Все разбито: телевизор, музыкальный центр! О господи, мои украшения! Мэдди, все мои украшения пропали!

– Успокойся, Джесс, я уже еду. – Мадлен посмотрела на темноту, воцарившуюся за окном с наступлением вечера.

– Мэдди, твой медальон… он тоже пропал.

Мадлен постаралась подавить подступившие к горлу рыдания. Она неуклюже запрыгала по комнате, стараясь натянуть джинсы и при этом не выпустить из руки телефон. Наконец ей удалось удобно прислониться к одному из столбов кровати и надеть джинсы. Потом она быстро нырнула в толстовку с капюшоном, которую надела прямо на голое тело. У нее не было времени думать, что прилично, а что – нет.

– Джесс, ты уехала несколько часов назад. Вы что, только доехали домой? – Ей нужно добраться к Джесс – и сделать это как можно скорее. Ее квартира была всего в тридцати милях, но быстро ехать по пустошам северного Йоркшира ночью просто неразумно. Овцы свободно бродят по пустошам, частенько выходят на дороги, а это значит, что поездка, которая днем занимает не больше сорока минут, ночью может растянуться на час и больше.

– Поппи захотела заехать на маслобойню пообедать и поесть мороженого. А там в деревне была ярмарка, и мы немного погуляли, прежде чем поехать домой. Поппи выиграла золотую рыбку. Что мне теперь делать с этой рыбкой, Мэдди? У меня вся квартира разгромлена!

– Ничего страшного, Джесс, не волнуйся. Ты звонила в полицию? Я уже еду. – Мадлен старалась говорить как можно спокойнее. – Просто выпусти рыбку в какую-нибудь миску с водой комнатной температуры, и все с ней будет в порядке.

– Да, я звонила им, но соседка говорит, что мое окно было открыто уже несколько дней. Она не обратила внимания, подумала, что я решила проветрить квартиру, поэтому, кто бы это ни был, устроил этот погром довольно давно.

– Ну хорошо, почему бы тебе не посадить Бадди в клетку и не отвести Поппи в кафе через дорогу? Там вы будете в безопасности до приезда полиции. Сядешь у окна – и заметишь, когда они приедут. Я уже еду к вам. – Она отключила телефон, натянула кроссовки, выбежала из комнаты и спустилась вниз по лестнице.

– Ханна, мне нужно уехать! – крикнула она администратору, пробегая мимо стойки регистрации к парадной двери.

Снова начался дождь. Капли прыгали по асфальту, деревья раскачивались от ветра, роняя последние листья на подъездную дорожку, на которой стали расплываться огромные лужи. В воздухе чувствовалась промозглость, которая появляется только с наступлением зимы, и Мэдди до упора застегнула змейку своей толстовки, пожалев, что не оделась теплее.

Она удивилась тому, как стремительно изменились ее планы на вечер. Всего несколько минут назад она собиралась принять горячую ванну, а потом приступить к чтению дневника Эмили Эннис – и вот теперь стоит на холодном ветру, под ледяным дождем.

Повернув ключ зажигания, она захлопнула дверь машины и стала выворачивать руль, чтобы отъехать от дома. Двигатель «мазды» запыхтел, натужно взвыл – и заглох. Машина скатилась вниз по склону, набрала разгон и проехала еще немного по аллее, прежде чем снова взвыть и застучать.

– Ну же, «маздочка», не делай этого! Только не сегодня! – взмолилась Мадлен, с силой ударив по рулю. Она снова повернула ключ зажигания. Потом пробовала снова и снова, отчаянно стараясь рассмотреть впотьмах показания уровня топлива.

У нее что, закончился бензин? Или ремень ГРМ слетел? А может, сцепление? Стук в окно испугал ее, заставив подпрыгнуть на сиденье. Она посмотрела вверх и увидела лицо Лиама. Прежде чем она успела нажать на кнопку, дверь открылась.

– У тебя проблемы, Мэдди, дорогуша? – спросил он с легким сарказмом.

– Нет, никаких проблем. Я всегда сижу посреди проезжей части, жму на сцепление и колочу от злости по рулю с такой силой, что у меня вот-вот сработает воздушная подушка безопасности! – прорычала в ответ Мадлен, в очередной раз отпуская сцепление и поворачивая ключ зажигания.

Ничего не произошло, мотор даже не чихнул.

– Ну-ка, подвинься. Дай я попробую, – сказал он, скользнув в машину и практически плюхнувшись к ней на колени. Ей не оставалось ничего другого, кроме как подвинуться и пересесть на пассажирское сиденье.

Он повернул ключ один раз, поковырялся под приборной панелью, прокачал сцепление и снова повернул ключ зажигания. К облегчению – и неудовольствию Мадлен – двигатель волшебным образом завелся. Он заурчал чисто и ритмично, как ни в чем не бывало.

– Спасибо тебе, – сказала Мадлен с предельной вежливостью. Она посмотрела вниз, пытаясь сообразить, с чем он там ковырялся под приборной панелью, потому что как-то слишком легко и просто починил ее машину, – так же как и электрику в доме. – А что с ней было не так? – поинтересовалась она, указав под приборную доску.

– Куда ты направляешься? – проигнорировав ее вопрос, спросил Лиам. Не сдвинувшись с места, он лишь раздраженно барабанил пальцами по панели и постукивал ногой по педали газа. Двигатель взревел. Мадлен не понимала, что он собирается делать дальше.

– Пожалуйста, Лиам! Я высоко ценю то, что ты сделал, но мне нужно ехать. Выйди из машины, прошу тебя!

– Я спросил, куда ты собралась. Невежливо не ответить мне, Мэдди. Особенно после того, как я починил твою машину.

– Слишком легко починил, как мне кажется, – вырвалось у Мадлен, прежде чем она сообразила, что сказала. В то же мгновение она заметила, как его лицо перекосилось от раздражения. Она почувствовала себя очень уязвимой и беззащитной. Она была одна, на аллее, окруженной со всех сторон деревьями, в машине с человеком, который вел себя довольно странно с тех пор, как она его оставила. Ей это очень не нравилось. – Лиам, пожалуйста!

– Ах, пожалуйста?! Теперь ты говоришь «пожалуйста»! А не это ли ты говорила тому гориллоподобному парню пару дней назад? – ухмыльнулся он, откидываясь на водительском кресле с таким видом, словно собирался просидеть в нем всю ночь. – Видишь ли, я слышал твои слова, Мэдди, дорогуша. Ты умоляла другого мужчину обнять тебя. Это было довольно жалко, даже по твоим меркам.

– Это были просто дружеские объятия, и я его не умоляла, – выпалила она, потянувшись к ручке двери. Но он схватил запястье ее другой руки, и она закричала, стараясь высвободиться. – Отпусти меня! – воскликнула она, второй рукой стараясь отогнуть его пальцы, но он сжимал ее руку все крепче.

– Я никогда не отпущу тебя, Мэдди. Ты слышишь? – Его слова сочились ядом, он выплюнул их сквозь зубы, забрызгав слюной ее лицо. Он еще крепче сжал ее руку, так что его ногти впивались в ее запястье все глубже и глубже.

– Лиам, убирайся! – закричала Мадлен. – Ты делаешь мне больно! Прекрати, прекрати немедленно! – Ее обуял страх. Она не мигая смотрела в глаза Лиаму, которые сейчас были лишены всякого выражения.

Несмотря на то, что теперь он кричал на нее, выражение его лица не изменилось, и женщина поняла, что никогда раньше она не видела его таким разгневанным и решительным.

– Я не отпущу тебя, Мэдди. Ни сейчас, ни когда-нибудь! Никогда!

Мадлен начала дрожать от страха. Слово «никогда» напугало ее, и она вдруг осознала, что это свидетельство его одержимости, а вовсе не любви. Резкая боль пронзила запястье, прострелив до самого плеча. Ей нужно срочно что-то придумать. Нужно сбежать от него – и сделать это быстро! Она в панике шарила взглядом по салону автомобиля.

– Ой, Лиам! Тут паук, огромный паук! Прямо над твоей головой! – завизжала она изо всех сил, не отводя глаз от точки на крыше «мазды», над тем местом, где он сидел. Она знала, что он боится пауков, знала, что он запаникует, знала, что он отпустит ее руку и будет махать руками над своей головой в попытке защититься от воображаемого насекомого.

Она воспользовалась моментом и выскочила из машины. Ее взгляд заметался между гостиницей и сторожкой. Сторожка была ближе, и Мэдди кинулась к ней. Дождь лил как из ведра, и уже через мгновение ее волосы вымокли насквозь, равно как и джинсы. Теперь штанины стали слишком длинными и волочились по лужам, мешая ей бежать. Оглянувшись через плечо, она бросила взгляд на машину. Та по-прежнему стояла передней частью к воротам. Фары ярко светили, мешая Мадлен разглядеть, что делает Лиам. Но двигатель ревел все громче и громче, и ей пришло в голову, что он может направить машину прямо на нее и быстро с ней покончить. Сердце чуть не выскакивало из груди, голова закружилась, ноги стали ватными, и ей с трудом удалось перебраться через забор и ринуться к двери домика Бандита.

– Бандит, пожалуйста! Пожалуйста, помоги мне! – Она обежала вокруг дома, стуча во все окна и двери. – Бандит! Ты дома? Ну же, открой дверь! – Она стучала изо всей силы. Даже если бы он спал как убитый, он проснулся бы. Ей вдруг пришло на ум, что, несмотря на свет, горящий в комнате, его может не оказаться дома.

Он говорил, что уедет? А может, он ушел в отель? Она знала, что сегодня у него выходной, но ей не приходило в голову спросить, что он обычно делает в свободное время. Зачем ей? Она же ему не надсмотрщик какой-то!

– БАНДИИИТ! – звала она в надежде, что он услышит ее.

Было совсем темно, и Мадлен дрожала от ужаса. Совершенно очевидно, что Бандита нет дома, и она не имела понятия, когда он вернется. Ее начало трясти. Она никогда прежде не видела Лиама таким злым, никогда не видела у него таких выпученных глаз, не слышала такого бешенства в его голосе – и не хотела никогда больше слышать. Она вспоминала все произошедшее – сломанный медальон, плюшевого медведя, электрику в доме, свою машину и, как она осмелилась предположить, ограбление квартиры Джесс. Случилось столько всего, столько неприятностей – и сейчас она была уверена, что в центре всех событий стоял Лиам.

Она снова услышала звук ревущего мотора и огляделась вокруг, прикидывая, что ей делать. Что лучше: спрятаться или убежать? Луна скрылась за темными тучами, отчего тьма стала совсем непроглядной. Шел проливной дождь, а у нее еще не было времени как следует изучить лес, который окружал дом. И хотя деревья стояли голые, ей не очень хотелось искать дорогу через лес – особенно учитывая, что Лиам преследовал ее по пятам. Но выбора не было. Она была уверена, что Лиам сошел с ума, ее испугал его вид и то, как он схватил ее за руку. Она вспомнила его слова, которые он прорычал сквозь стиснутые зубы, угрожая ей. Он хотел напугать ее, хотел причинить ей боль – и ему это удалось. Она просто не представляла себе, на что он еще способен.

Оказавшись за сторожкой, она увидела в отдалении старый покосившийся сарай, крыша которого скорее собирала воду, чем удерживала ее, низкий деревянный каркас, который мог оказаться компостной кучей, и заросли кустарника, достаточно густые, чтобы в них спрятаться. Она побежала по тропинке, стараясь ступать как можно осторожнее. С каждой стороны тропинки были участки земли, которые походили на грядки, на которых весной сажали овощи.

А потом она вдруг поскользнулась. Рухнув на землю, Мадлен инстинктивно выставила вперед руку, чтобы смягчить падение, но все равно тяжело приземлилась на острый гравий. Сжав зубы, она сдержала крик, не рискуя посмотреть вниз и увидеть, во что превратились ее колени и одежда. В этот момент она услышала, как машина подъехала ближе. Быстро встав на колени, она поползла к сараю, ощупывая дорогу руками, поскольку в темноте ничего не было видно. У сарая было невысокое кирпичное основание, и бедняга съежилась между сараем и кустами, припав животом к мокрому острому гравию, молясь лишь, чтобы тьма скрыла ее.

Машина подъехала и остановилась. Она услышала шаги, когда водитель вышел из автомобиля. Сердце чуть не выскакивало у нее из груди. Ее дыхание эхом отдавалось в ушах, и все тело сотрясала неконтролируемая нервная дрожь. Пальцы онемели от холода, джинсы промокли насквозь.

– Тебе не спрятаться от меня, Мэдди, – донесся до нее сквозь шум дождя голос Лиама. – Я все равно найду тебя, и вот тогда ты вернешься ко мне, я тебе обещаю! – Голос стих, и Мадлен услышала, как он обошел вокруг сторожки, с каждым шагом неумолимо приближаясь к тому месту, где она спряталась. Его ботинки ступали так тяжело, что она буквально чувствовала, как земля дрожит у него под ногами.

Выглянув из-за основания сарая, она смогла рассмотреть только его силуэт, когда он заглядывал в окно пустого дома Бандита. Он толкал все двери и окна, и Мэдди задалась вопросом, рискнул бы он забраться внутрь, если бы одно из окон оказалось открытым.

«О, Бандит. Ну почему бы тебе не оказаться дома?» – подумала она, снова как можно плотнее прижимаясь к земле.

– Я знаю, где ты притаилась, сука! Выходи, и мы все уладим раз и навсегда! – Его голос ввинчивался в мозг. Хотя Мадлен никогда не была особенно религиозной, сейчас она истово молилась, чтобы он ушел. – Твоего дружка нет дома, Мэдди! Он уехал сразу после того, как увидел, как мы обнимались за завтраком. Он понял, что мы снова будем вместе, понял, что я – лучший мужчина в твоей жизни. Я, Мэдди! И это правда. Я, я лучший мужчина! И всегда им был. Я – единственный мужчина, который будет в твоей жизни. Почему ты никак не можешь этого понять? Как, по-твоему, почему твоего дружка сейчас нет? Он уехал навсегда, Мэдди. И больше не вернется!

Мадлен еще сильнее вжалась в землю. Гравий больно врезался в кожу, но она не смела пошевелиться – она едва решалась дышать и только жалела, что надела такую неподходящую одежду. Но ведь она просто собиралась помочь сестре, она думала, что будет сидеть в машине. Сердце барабанной дробью стучало, казалось, прямо в висках. Сначала ритмично, потом все ускоряясь, все быстрее и быстрее, так что Мадлен сжала голову руками в надежде, что это прекратится.

Действительно ли Бандит видел их вместе тем утром? Она была в столовой, разговаривала с Лиамом. Он держал ее за руку под столом, не давая двинуться, пока они не договорили. Бандит, должно быть, увидел это и подумал, что они близки, что они снова вместе, как и сказал Лиам. Она почувствовала подступившую к горлу тошноту, все вокруг поплыло перед глазами.

Неужели Бандит действительно поверил, что она вернулась к Лиаму, особенно после того, что она рассказала ему, и после того вечера, который они провели вместе?

Внезапно она услышала, как Лиам удаляется. Мотор все еще гудел, но Мадлен не смела шелохнуться. Из машины раздался приглушенный рингтон ее телефона. Она слушала, как он звонил, потом замолк и снова зазвонил. Это, вероятно, Джесс, хочет узнать, куда она запропастилась. Каждый раз, когда телефон звонил, Мэдди напевала в уме песенку рингтона и гадала, сколько раз Джесс наберет ее телефон, прежде чем поймет, что что-то случилось?

Закрыв глаза, она подумала о том, как там справляется Джесс. Она, должно быть, ждет приезда полиции. Хорошо бы, если бы они с Поппи пошли в кафе. Но если нет, она наверняка следит за тем, чтобы Поппи и Бадди держались подальше от осколков стекла, которыми, по словам сестры, усыпан весь пол. Но Мадлен знала, что Поппи будет в безопасности. Она не сомневалась, что Джесс защитит их и позаботится о том, чтобы ни Поппи, ни Бадди не пострадали.

Мадлен отчаянно хотелось пошевелиться. Все тело дрожало. Ей было страшно, холодно, мокро… Инстинкты кричали, что нужно бежать к машине, ехать на помощь Поппи. Она должна попасть к дочери любой ценой. Но Мадлен не знала, где находится Лиам, куда он пошел. Она понимала, что он может ждать ее в машине. Не имея другого выхода, она медленно поползла к опушке леса, где все так же, ползком, дюйм за дюймом двинулась по направлению к Ри-Хэд-холлу.

 

Глава 27

Лиам опрометью кинулся к тому месту, где была припаркована его собственная машина. Он знал, что Мадлен прячется где-то возле сторожки, и, какой бы умной она себя ни воображала, был намерен отыскать ее.

Мужчина открыл заднюю дверь, схватил лежавший там рюкзак и рывком открыл молнию. Потом порылся в нем и вытащил откуда-то из глубины нож. Кивнул, словно в подтверждение правильности своего выбора, снова застегнул молнию, завел машину и медленно поехал по дорожке, зорко оглядывая поля, где паслись лошади, овцы и свиньи. Как только он замечал какое-то движение, останавливался, вылезал из машины и, прижавшись к забору, всматривался во тьму.

Он медленно просканировал взглядом сторожку, где оставил Мадлен, притаившуюся где-то в темноте, всю в грязи, и рассмеялся при мысли об этом. В конце концов, она сама виновата. Она сама это начала, когда сделала первый шаг. Он давно любил ее. Но ему нужна была только она одна, а вовсе не мамаша вечно ноющего ребенка. Она слишком сильно заботилась о своем отпрыске, не ставила его, Лиама, на первое место и смела высказываться не к месту, перечить, что ужасно его расстраивало. Она не делала того, что он ей велел. Она отказалась положить все деньги на их общий счет, не понимала, что не должна трогать его вещи и не должна разрешать Поппи играть с его детскими игрушками. Он делал для нее все, предоставил ей кров, играл по правилам, а вот она – нет. Подъехав к сторожке, он тряхнул головой и тихо, как только мог, прокрался вокруг коттеджа, вглядываясь во тьму широко распахнутыми глазами, чтобы высмотреть Мадлен.

Лиам подошел к сараю. Она должна быть все еще здесь, подумал он. Дождь снова хлынул как из ведра. Он посмотрел на небо, гадая, хватит ли у нее глупости, чтобы пошевелиться, хватит ли глупости покинуть свое убежище и податься в лес, где ее подстерегают несчетные опасности. Он бросил взгляд в заросли и покачал головой. Нет, только не у Мадлен. Она туда не сунется. Она, должно быть, слишком напугана сейчас.

Он поднял нож вверх, наблюдая, как капли дождя стекают по лезвию, но потом замер и швырнул нож в сторону сарая.

– Глупо, глупо, глупо! Ты же не надел перчаток! – Он упал на четвереньки и пополз по дорожке, выискивая нож, который приземлился в высокой траве, окружавшей сарай. – Ты становишься слишком самоуверенным и допускаешь ошибки, глупый, глупый мальчишка! – Лиам вдруг принялся хлестать себя ладонью по щекам – с годами он привык наказывать себя подобным образом. – Ты такой глупый!

Он снова замер. Ведь это мать называла его глупым каждый раз, когда он делал что-то неправильно. Каждый раз, когда он разбрасывал игрушки по полу. Ведь это он всегда был виноват, это он всегда был причиной неприятностей, хотя вовсе не он, а Фрея наступала на игрушки или спотыкалась о них!

Наконец он нащупал лезвие, схватил нож, встал и уставился на свою испачканную грязью одежду.

– О нет! Это плохо, это плохо! – Он представил себе, как сейчас выглядит. Он ненавидел быть грязным. Это Мадлен довела его до такого! – Тебе не следовало лгать! Ты не должна была возвращаться в тот день! – Он вспомнил, как вся его одежда валялась на ступенях лестницы, как ему пришлось все перестирывать и выглаживать, прежде чем он смог повесить вещи назад в шкаф, где им и положено было храниться. – Это все ты, Мэдди! Ты со мной такое сотворила, и теперь тебе придется за это ответить! – Он посмотрел вниз, на нож, зная, что использовать его нельзя. – Обычно ты поступаешь умнее, – выругал он сам себя, заглядывая за угол сарая и обыскивая все вокруг.

Лиам всегда все тщательно планировал, обдумывал, рассматривал под разными углами, но сегодня Мадлен вывела его настолько, что он просто трясся от гнева. Она заставила его утратить контроль, хотя Лиам всегда держал себя в узде.

Лиам остановился, вслушиваясь в ночные звуки и шорохи, и наконец понял, что Мадлен тут нет. Ей каким-то образом снова удалось ускользнуть от него. Эта ночь не станет для нее ночью расплаты. Но час расплаты придет. Он скоро наступит, и тогда Лиам сможет насладиться своей местью!

 

Глава 28

Смеркалось. Бандит бежал вдоль берега реки Уз. Грязь хлюпала под ногами, и пару раз он поскользнулся. Он бежал уже несколько миль. Это единственный способ сбросить энергию, только так он сможет заснуть ночью. Он должен найти способ не думать о Мадлен! Сегодня он пробежал дальше, чем думал, и только сейчас начал узнавать окрестности. Пробежал мимо пирамидальных ломбардийских тополей, выстроившихся вдоль дороги, и теперь вдали увидел Йоркский собор и Национальный железнодорожный музей. Мимо него на скорости проплыла женская четверка на байдарке, и он понял, что скоро добежит до Клифтона, где оставил свой грузовичок. Предполагаемый визит в дом престарелых превратился в двадцатимильную пробежку. Бандит надеялся, что отец не заметил его машину, не видел, как он куда-то побежал, и не провел последние четыре часа в ожидании, когда же сын наконец войдет в его комнату.

Бандит притормозил, отдышался и последнюю милю прошел спокойным шагом. Посещение отца отнимало много сил, и ему было необходимо, чтобы, когда он туда придет, мысли и тело были свежими. Он подошел к Уотер-Лейн, где дорожка заканчивалась. Здесь он остановился на мгновение, снял через голову промокшую футболку и вытерся ею. Открыв дверь грузовика, он достал дезодорант, взял чистый пуловер и натянул его на себя. Потом достал коробку с гостинцами, которые привез для отца, и пошел внутрь, в гостиную, где, как он знал, и найдет его.

– Здравствуй, отец. Как дела? Ты в порядке?

Его слова не получили ответа. Глаза отца были закрыты. Он крепко спал, прижав к груди плюшевого мишку и поджав ноги под сиденье. Он напоминал маленького ребенка на стуле, который казался для него слишком большим. Его стул стоял на обычном месте у эркерного окна, рядом со столом, на котором в беспорядке лежали журналы, книги с картинками и шоколад. Тут же сидела какая-то пожилая женщина, намного старше отца. Бандит уже много раз замечал ее. Она часто сидела рядом с отцом, ее стул почти всегда касался его стула. Раз или два он замечал, как она нежно держала отца за руку. Но каждый раз, когда Бандит входил в комнату, она нежно похлопывала отца по руке, а затем вставала и уходила. Она брала ходунки, которые всегда стояли рядом, и медленно скрывалась в другой комнате.

Бандит улыбнулся при виде столь мирной картины. Хорошо, что у отца есть друг, кто-то, с кем можно поговорить в долгие однообразные будни. Он подошел ближе, чуть сморщив нос от острого запаха дезинфицирующих средств, хлорки и освежителя воздуха, которые ударили в нос.

Устроившись возле отца, Бандит тихонько сидел, закрыв глаза и думая о его жизни. Он уже много лет провел в четырех стенах. Изредка он выходил, но большинство дней чувствовал себя слишком утомленным или нездоровым, чтобы двигаться. И все же продолжал жить. Бандит иногда думал, не гуманнее ли было бы позволить ему уйти? Он жил в своем собственном мире – примитивном, но своем. Его ничего не заботило в этом мире. Почти целый час Бандит раздумывал, у кого из них жизнь лучше – у него или у его отца.

Может, лучше не знать, что происходит в мире вокруг вас? Не обращать ни на что внимания, не знать и не беспокоиться. Не быть подверженным стрессам и разочарованиям окружающей жизни. Или все же лучше быть самостоятельным и независимым? Обе точки зрения имели свои плюсы. Именно эти мысли и тревожили его, когда он отправился на пробежку. И он остановился только тогда, когда пришел к заключению, что ему нужны и счастье, и разочарования, которые заставляют сердце едва не выскакивать из груди, чувствовать себя живым. Без сердечных разочарований не добьешься счастья.

– Не желаете чаю, мистер Лоулесс? – спросила молоденькая медсестра, проходя мимо двери. – Мы только что заварили свежий чай, если хотите.

Бандит покачал головой, притворяясь, что просто мирно ждет, пока его отец проснется. На стене висели позолоченные часы с резными стрелками. Они громко тикали, и, как только пробило пять часов, отец открыл глаза, зевнул и посмотрел вверх. При виде сына его лицо расплылось в широкой улыбке.

– Привет. – Простое слово, но оно много значило для Бандита. Оно значило, что сегодня хороший день и ребенок внутри его отца признал его.

Он протянул руку и пожал ладонь отца:

– Ты в порядке, пап?

– Я заснул, – улыбнулся тот.

– Да. Тебе снилось что-то хорошее? – спросил Бандит, наблюдая, как отец пытается собраться с мыслями.

– Да, – кивнул старик. – Ходил на встречу с леди. Она приготовила сэндвичи с сыром и кремовый торт к чаю.

– Какую леди ты видел, отец?

– Ту самую. Я ходил на встречу с очаровательной леди. Я люблю эту леди, она такая замечательная!

Бандит улыбнулся. Его отец часто говорил об этой леди и о той жизни, которая, по его мнению, у него была раньше. Но правда состояла в том, что бабушка Лоулесс усыновила его вскоре после рождения, и эта бабушка Бандита умерла, когда мальчику было всего три года. Ее никогда не называли «бабушка», и никто не обращался к ней словом «леди». Но, кроме нее, Бандит не знал других женщин, бывших рядом с отцом, а потому понятия не имел, о какой даме говорил отец.

Сын с нежностью похлопал отца по руке. Какое имеет значение, даже если отец выдумал себе эту даму? Он никому этим не причиняет вреда, если живет в каком-то воображаемом мире.

Бандит покачал головой.

– Эта леди добра к тебе, отец? – спросил он, и отец кивнул, вновь расплывшись в широкой детской улыбке.

Сын наклонился и поцеловал отца в лоб:

– Ну и хорошо. Нам нравятся милые, добрые люди, верно?

Старик опять погрузился в сон, одной рукой по-прежнему прижимая плюшевого медвежонка к груди, а второй крепко сжимая руку сына.

– Вот и правильно, отец. Пусть тебе приснится еще один хороший сон.

 

Глава 29

2 июня 1942

Мне одновременно и радостно, и грустно. Сегодня в полночь я тайком проберусь в летний домик. У Эдди есть план. Он сказал, что у него достаточно свечей, чтобы осветить весь лес. Я рада, что увижу его, но меня очень беспокоит, что дела на фронте становятся все серьезнее.

Мужчин забирают в армию, и я боюсь, что Эдди тоже могут призвать. Все холостые мужчины в возрасте от восемнадцати до двадцати двух лет идут на фронт. Их называют «ополченцами».

У Эдди скоро день рождения. В июле ему исполнится восемнадцать. Я умоляла его идти работать на шахту, хотя бы пока война не закончится. Компания «Бевин Бойз» добывает уголь. Их шахты закрывать не станут, так что работающих там шахтеров не будут посылать на войну. Но Эдди не соглашается на это и каждый день ожидает, что почтальон принесет ему повестку.

Я боюсь не только за Эдди, но и за нас с Мэри. Женщин тоже мобилизуют на оборону страны, и я надеюсь, что если Эдди получит повестку, то и я тоже получу. Хотя уверена, что отец найдет достаточно убедительную отговорку, чтобы нас не призвали.

Нормирование продуктов становится все скуднее. Нормы потребления угля, газа и электричества теперь тоже урезаны, как и нормы консервированных помидоров и горошка. Я рада, что мы выращиваем собственные овощи. Отец хранит их в подвале, на холоде, завернув в коричневую бумагу. Ходят слухи, что сладости тоже будут продавать по карточкам, и Джимми безутешен. Он обожает шоколад, и я знаю, что он уже просил кухарку припрятать для него шоколад в кладовой.

Мы с Эдди все еще встречаемся так часто, как можем, хотя отец сейчас строго следит за мной. Он запретил нам встречаться, не разрешил пожениться и угрожал выселить мать Эдди из сторожки, если наш «флирт» продолжится. Но я так сильно люблю Эдди! Как мы можем расстаться?

Отец теперь настаивает, чтобы я уехала в Лондон на лето, хотя при таких нормах потребления бензина я не представляю, как, по его мнению, я смогу туда добраться. Он говорит, что новое окружение отточит мой ум и исправит манеры. Он настаивает, что отправит меня в течение месяца. Я подозреваю, что, как только я туда попаду, мне будет представлена целая вереница «достойных» холостяков, которые могут составить подходящую партию.

Мне не хочется ехать в Лондон, там слишком жарко. Придется все время одеваться «правильно», на случай, если какой-нибудь из поклонников решит нанести неожиданный визит. Я с гораздо бóльшим удовольствием осталась бы здесь, где можно носить наши легкие летние платья. Но что я могу поделать?

Мадлен сидела, подложив под спину подушки, и читала дневник Эмили. Она наклонилась, чихнула и вытерла нос салфеткой. Потом снова откинулась на подушку и зашлась кашлем. Каждую клеточку тела ломило. Беднягу трясло в ознобе, а спустя несколько мгновений окатывало жаром. Прошло два дня с тех пор, как она бежала к дому Бандита и вжималась в землю за его сараем, стараясь спастись, в то время как Лиам кричал и бесновался. Она дрожала от страха, сырости и холода. Руки и ноги были содраны в кровь об острый гравий дорожек. Все, что она помнила, это как ползла на четвереньках, пробираясь через лес. Ей показалось, что это продолжалось несколько часов. Она замирала и сжималась всякий раз, когда слышала какой-нибудь шум, задерживала дыхание, каждое мгновение ожидая, что Лиам вот-вот найдет ее.

Она выхватила еще одну салфетку из коробки – как раз кстати, так как снова чихнула. Ей стало жарко, и она откинула одеяло, а спустя несколько минут снова натянула его на себя, чтобы остановить сотрясающий тело озноб. По настоянию Номсы Мэдди принимала все – от горячего виски до противопростудных порошков фирмы «Бичам», и готова была на все, лишь бы снова чувствовать себя нормально. Она бросила взгляд в сторону ванной, раздумывая, хватит ли у нее сил доползти туда и по самый подбородок погрузиться в горячую ванну. Стук в дверь заставил ее подхватиться и испуганно натянуть одеяло повыше.

– Кто там?

– Это я, Номса. Можно?

Чувство облегчения захлестнуло Мэдди, она откинулась на подушки и расплакалась. Каждый раз, когда раздавался стук в дверь, или неясный шум в коридоре, или звук за окном, бедняжку охватывала паника, что это Лиам вернулся.

– Конечно, но только открой дверь ключом, она закрыта, – всхлипывая, произнесла Мэдди и услышала, как ключ поворачивается в замке. Вошла Номса, в руках у нее была ваза с огромным букетом полевых цветов.

– Я нарвала их в саду, – улыбнулась женщина и поставила вазу на прикроватную тумбочку. – Я подумала, что они улучшат тебе настроение. Как ты, девочка моя? Хочешь, я приготовлю тебе блинчиков? У меня есть немного черники.

– Я в порядке, Номса. Я не голодна, – сказала Мадлен, покачав головой. – Спасибо тебе. Со мной все будет в порядке, как только пройдет эта чертова простуда.

Несколько мгновений Номса сидела молча.

– Мэдди, моя дорогая девочка, не пытайся меня обмануть. Ты совсем не в порядке. Я видела, как ты вернулась тем вечером. Ты ползла из леса, вся в грязи. На тебя было страшно смотреть. Я ненавижу его за то, что он с тобой сделал. – В голосе кухарки сквозило беспокойство. Опустив взгляд, она покачала головой. С тех пор как не стало Морриса, они с Номсой очень сблизились. Сейчас женщина стала для них с Джесс и малышки Поппи матерью.

– О, Номса! Для меня все было как в тумане! Он схватил меня за руку, мне было так больно! Он говорил такие ужасные вещи! Я просто не представляла себе, что он сделает дальше. Я правда думала, что он меня убьет. – Она упала в объятия Номсы и разрыдалась. – Я так испугалась! Но все, о чем я могла думать, – как быстрее поехать к Джесс. Я боялась, что он и до них с Поппи доберется!

– О, ему лучше тут не показываться! Моя метла готова и ждет его. Клянусь, Мэдди, я ему задам трепки, если он еще раз подойдет к тебе! – Глаза Номсы наполнились слезами, и Мадлен знала, что она так и сделает.

– С Поппи все в порядке? – Мэдди вытащила очередную салфетку из коробки и посмотрела на кухарку в ожидании ответа. Пока она болела, Поппи оставалась в комнате Джесс, и Мадлен ужасно по ней скучала.

– Она сейчас завтракает на кухне с Джесс и Джеком, – кивнула Номса, отвечая хозяйке.

– А Бандит уже вернулся? – удалось спросить Мадлен, чихнув несколько раз, – тут и пригодилась свежая салфетка, которую она достала из коробки.

– О да, он на месте, моя девочка. Он в тот день был в Йорке, навещал отца, там и заночевал.

– Навещал отца? Ну конечно! Как же мне не пришло это в голову?! – Она расслабленно откинулась на подушки.

– Если тебе от этого легче, то признаюсь тебе, что он был в бешенстве, когда я рассказала ему, что случилось. Клянется, что, если Лиам О’Грэди еще хоть раз появится на территории Ри-Хэд-холла, он его пристрелит. И еще, ты должна поскорее выздоравливать, потому что он о тебе постоянно справляется. За эти пару дней он умял вдвое больше булочек, чем обычно!

Мадлен улыбнулась, представив, как Бандит уничтожает все булочки Номсы.

– Правда?

– Да. Я уверена, он заходит на кухню в надежде застать там тебя.

Мадлен снова улыбнулась и покачала головой:

– О, я сомневаюсь, что ему доставит удовольствие видеть меня в таком состоянии!

Но Номса понимающе улыбнулась, поцеловала Мадлен в щеку и снова поспешила на свою кухню.

 

Глава 30

12 июля 1942

Произошло самое худшее.

На прошлой неделе у Эдди был день рождения. Ему исполнилось восемнадцать, и сегодня утром почтальон вручил ему письмо с повесткой. На следующей неделе он уже уедет. Его будут обучать только восемь недель, а потом он отправится на войну. Моего бедного Эдди пошлют на фронт, где взрослые мужчины захотят его убить, и мне невыносимо думать об этом. Он говорит, что твердо намерен ехать и не собирается ничего делать, чтобы уклониться от мобилизации. И хотя я умоляла его пойти работать в шахту, он не послушал меня, сказав, что не будет там работать и не хочет выглядеть трусом. Кроме того, сейчас, когда ограничили добычу угля, даже парней из шахт призывают на войну.

Сегодня вечером мы договорились встретиться в летнем домике. Папа все еще следит за нами, и мне не хочется, чтобы он видел, как я иду в лес, поэтому я воспользуюсь потайным ходом, чтобы добраться туда и вернуться домой.

Мне необходимо придумать план. Я должна что-то сделать, чтобы удержать его в Англии. Во что бы то ни стало я хочу оставить его здесь, где он будет в безопасности, но я не знаю, как это сделать.

Джимми снова приехал домой на каникулы и снова готов проказничать, я должна не спускать с него глаз. Горничную, которая ему нравилась и которую он преследовал, папа уволил, но появилась новая, и он переключил свое внимание на нее. Однажды я поймала его наверху, возле комнаты, где купаются горничные. Уверена, что он выжидает удобного случая, чтобы принять с ними ванну.

Думаю, что Мэри и камердинер Бенджамин вновь поладили. Кажется, что она ему сейчас еще больше нравится. Он обращает на нее внимание каждый раз, когда она проходит мимо него. Они вдвоем стали слишком часто исчезать после обеда, а позапрошлым вечером папа так и не дождался, когда камердинер принесет ему пальто. Папе пришлось самому идти за ним. Бенджамин попытался оправдаться, сказав, что неважно себя чувствовал, но сомневаюсь, что папа ему поверил. Если бы он выяснил правду, то пришел бы в бешенство.

Я подслушала, как папа говорил маме о том, что нам необязательно иметь камердинера, и о том, что пришло время сократить количество слуг. В больших домах жизнь изменилась – домочадцы сами выполняют работу по дому. Уверена, папа считает, что нам с Мэри следует больше работать, но не думаю, что смогу, в особенности в саду. Было бы ужасно, если бы Эдди, вернувшись домой с войны, не смог бы найти для себя работу здесь. А если у него не будет работы, что произойдет с его мамой и сторожкой, которая стоит на территории поместья? Боюсь, что бедной женщине придется уехать отсюда.

Мама должна скоро родить. С каждым днем ее живот становится больше и больше, а настроение меняется. Нам сказали, что ребенок появится на свет в конце лета, но, судя по размеру живота, подозреваю, что он родится раньше, чем она думает.

Мадлен глубоко вздохнула.

– Бедняжка Эмили, – прошептала она, стаскивая с себя одеяло и вылезая из кровати.

Мадлен несколько часов читала дневник, рассматривала эскизы и рисунки. Она вошла в ванную, схватила полотенце, умылась и, увидев в зеркале свой ярко-красный нос, ужаснулась.

– Черт возьми, ты выглядишь просто отвратительно, – сказала она себе, скорчив гримасу.

Потом повернулась и возвратилась в спальню. Мадлен аккуратно сложила одеяло и взбила подушки.

– Я скоро приду в норму, – произнесла она, поворачиваясь к гардеробу.

Порывшись в шкафу, она нашла чистые спортивные штаны, толстые шерстяные носки и вязаный свитер с длинными рукавами.

– Возьми себя в руки. У тебя есть дочь и щенок, и о них надо заботиться, – жестко приказала она себе, одеваясь. – Ты не имеешь права рассчитывать, что Джесс и Номса будут присматривать за ними вместо тебя, – добавила Мадлен, зная, что они обе заботились о Поппи последние два дня, пока та настаивала, чтобы ее мамочка лежала в кровати.

Мадлен взяла расческу и стала расчесывать свои спутанные волосы.

– Конечно, сейчас ты не будешь принимать участие ни в каких конкурсах красоты, – продолжила она, со вздохом сев на кровать, – но пора вернуться в реальный мир.

Мэдди спустилась по черной лестнице на кухню. Своим нарядом она могла подпортить репутацию отеля, поэтому боялась натолкнуться на кого-нибудь из гостей. Слава Богу, Лиам уехал, и если Бандит и Номса заставили его убраться из отеля, то он больше не посмеет сунуть сюда свой нос.

– А вот и ты, моя девочка. Я так рада, что ты встала с кровати. Позволь мне приготовить тебе горячий чай, – раздался голос Номсы.

Мадлен села на стул и тут же ощутила руку Номсы на своем лбу.

– Мне кажется, что у тебя все еще есть температура, поэтому не спеши. – Она прошла через кухню, включила чайник и положила ломтик бекона на хрустящий белый рогалик.

– Ешь, тебе надо набираться сил.

– Не могу. Я должна увидеть Поппи. Где она?

– С ней все в порядке. Она гуляет с Джесс – вон там, на траве. Думаю, что юный Джек тоже там. – Произнося эти слова, Номса многозначительно подняла бровь.

Мадлен сразу вскочила и выглянула из окна. Джек сидел рядом с Джесс и Поппи, а Бадди прыгал вокруг них. Молодые люди нежно смотрели друг на друга и сидели настолько близко, что даже былинка травы не смогла бы прорасти между ними. Наступила очередь Мадлен приподнять бровь. Она обернулась и посмотрела на улыбающуюся Номсу.

– Многое может измениться, когда теряешь бдительность, – произнесла Номса, настойчиво пододвигая бутерброд с беконом прямо под нос Мадлен, прежде чем налить ей чай.

– Ничего себе! Когда все это началось? Мне надо забрать Поппи и оставить их один на один.

Она улыбнулась при мысли, что Джесс наконец нашла себе парня, и ей было интересно, насколько далеко зашли их отношения. Они выглядели влюбленными и полностью поглощенными друг другом, и Мадлен всем сердцем радовалась за них. Джек никогда не подводил ее и не давал повода усомниться в его порядочности. Он вел себя как истинный джентльмен и был старше Джесс всего на несколько лет. Мадлен втайне надеялась, что Джек будет своего рода катализатором, который заставит Джесс остаться в отеле. Она понимала, что ведет себя как эгоистка и слишком опекает сестру, но после всего, что случилось, и после потери самых дорогих ей людей Мадлен хотела, чтобы Джесс была рядом с ней здесь, в отеле.

Она откусила бутерброд.

– Поверь мне, с Поппи все в порядке. Ребенок дает им повод для встреч в саду. Как ты думаешь, они наблюдают за ее игрой?

Мадлен кивнула.

– Вот это да! Неужто? Да, ты выглядишь довольно паршиво. – В кухню вошел Бандит. Он выставил пальцы, сложив их крестом, и сел за стол напротив Мадлен. – Надеюсь, я не заражусь, сидя здесь. Или, быть может, мне следует надеть хирургическую маску, которую носят японцы, чтобы уберечь себя от загрязненного воздуха, – сказал он с ухмылкой, взяв чайник и налив себе чай.

– Спасибо. Мне уже лучше, – мрачно ответила Мадлен. Она знала, что выглядела просто ужасно с ярко-красным носом, но ей не хотелось, чтобы другие лишний раз напоминали ей об этом. – Это ты во всем виноват. Я бы сейчас так не выглядела, если бы ты в ту ночь оказался в отеле, – заявила она, выпятив губу. – Тебе нельзя было уезжать.

Бандит рассмеялся:

– Значит, это я виноват в том, что твой бывший съехал с катушек?

Мадлен отвернулась от него, переключив свое внимание на Поппи. Дочь пыталась научить Бадди играть с мячом, но каждый раз, когда она бросала мяч, он попадал щенку прямо в нос и тот озадаченно смотрел на девчушку, будто хотел спросить, с какой стати она кидала этот предмет именно в него. Поппи очень веселила ее игра, и девочка каталась от смеха по траве каждый раз, когда щенок в недоумении пялился на нее.

– Ты продолжила читать дневник Эмили? – спросил Бандит, обойдя вокруг стола и присев рядом с ней. Он слегка подтолкнул ее локтем и сделал глоток чая.

Мадлен повернулась к нему лицом:

– Конечно. Не могу выпустить его из рук. Эмили рассказывает о каких-то подземных ходах, которые проходят отсюда к летнему домику. Ты когда-нибудь там бывал?

– Конечно, – кивнул Бандит. – Он находится прямо посреди леса, довольно далеко от дома, приблизительно на расстоянии чуть меньше километра. – Он указал, в каком направлении был расположен домик, и Мадлен, откинувшись на спинку стула, стала вглядываться в деревья. – Туннель, судя по всему, длинный. Проползти такое расстояние довольно трудно, ведь так? Поэтому он должен быть высоким, чтобы по нему можно было пройти.

Она встала, подошла к окну и попыталась определить, на каком расстоянии от дома находились ближайшие деревья.

– Сомневаюсь, что Эмили Эннис ползла бы так далеко. Поверь мне. Я это делала. Было чертовски больно. – Она указала на деревья и вспомнила, как кралась ночью через лес.

– Должно быть… Должно быть, вход в него где-то в подвале.

Мадлен обернулась, но Бандит уже спускался по лестнице в подвал.

– Куда ты идешь?

– Хочу найти туннель. Ты со мной? Он должен начинаться откуда-то снизу. А где же еще, если проходит так глубоко под землей? Очевидно, что вход в него именно там.

Мадлен повернулась к Номсе, которая улыбалась и делала ей знаки спускаться.

– Иди, я присмотрю за Поппи. Если она будет мешать нашим голубкáм, я заберу ее в дом. Печь нагрелась, и мы можем вместе что-то испечь.

Мэдди поблагодарила Номсу и побежала вниз, в подвал, вслед за Бандитом, чтобы отыскать тайный туннель.

Они вместе прошли через сводчатые комнаты, располагавшиеся под домом. Слева они увидели старую печь для угля, справа – винный погреб, а перед ними была комната, заполненная рождественскими украшениями, старой деревянной мебелью и множеством коробок с аккуратными наклейками.

Бандит обошел комнату, внимательно глядя по сторонам. – Здесь должна быть подсказка, – сказал он, разбирая штабель коробок и укладывая их в новый позади себя.

– В каком направлении находится лес? – спросила Мэдди, повернувшись.

Бандит на секунду задумался и указал на винный погреб:

– За ним расположена внешняя стена, которая выходит прямо на лес.

Мадлен уперла руки в бока:

– В таком случае вполне логично предположить, что если вход находится в подвале, то его надо искать как раз здесь.

Они перешли в следующую комнату, где вдоль всех стен стояли винные шкафы, заполненные снизу доверху бутылками. Каждый шкаф был датирован, и каждая бутылка была покрыта слоем пыли.

Бандит взглянул на Мэдди:

– Послушай, мне действительно жаль, что меня здесь не было, когда ты так во мне нуждалась.

Мадлен остановилась и вздохнула. С той ночи, которую ей довелось провести в саду Бандита, она пыталась внушить себе, что больше никогда не позволит себе влюбиться. Мэдди была уверена, что сможет справиться с нахлынувшими на нее чувствами. Однако сейчас, когда голос Бандита стал таким ласковым, она задрожала при воспоминании о той ночи.

Он положил руку на ее плечо.

– Ну же, иди ко мне. – Он притянул ее к себе и обнял. Мадлен не испытывала столько нежности и тепла уже многие годы. Из глаз полились слезы. Казалось, что ласковый голос Бандита звучал откуда-то издалека. Его рука лежала на ее затылке, а от его медленных глубоких вдохов Мадлен впала в состояние, похожее на транс, в котором готова была находиться целую вечность.

– Все хорошо, – прошептал Бандит, вынимая бумажный платок из своего кармана и вытирая ей слезы. – Тише, освободись от прошлого.

Мадлен знала, что, просто заглянув в ее глаза, он понял, как она мучилась. Мэдди тоже видела страдание в его глазах в тот день, когда он вытащил Поппи из теплицы. Она была уверена, что он знал, как она себя чувствовала, и сам испытал немало боли в своей жизни.

– Прости, мне так жаль, что меня здесь не оказалось, когда я был тебе нужен.

Он сел, прислонившись к винному шкафу. Мадлен ощущала себя так уютно и надежно в его объятиях, хотя, вероятно, подвал был не лучшим местом для свиданий. Наверху, в кухне, было бы удобнее и теплее, но сейчас ей меньше всего хотелось двигаться. В его руках она чувствовала себя в полной безопасности, ощущала спокойствие во всем теле. Когда Бандит укутал ее своей курткой, тесно прижав к себе, она впервые за много дней по-настоящему согрелась, не испытывая жара.

Спустя какое-то время, которое показалось вечностью, Мадлен заглянула ему в глаза.

– Извини, – с трудом произнесла она, взяв из его руки платок и высморкав нос. – Происшедшее подействовало на меня не лучшим образом, и, хотя я никогда прежде так плохо не выглядела, клянусь, со мной все в порядке.

– Мэдди, для меня ты всегда прекрасна, – с неподдельной искренностью сказал он, откинув волосы с ее лица.

Мадлен знала, что выглядит отвратительно, но ей были приятны его нежные слова. Ей хотелось поцеловать его, но не сейчас и не здесь, потому что это было бы неправильно. Она резко оттолкнула его от себя. Они оба оступились и неуклюже навалились на винный шкаф. В подвале раздался громкий звук, и винный шкаф вдруг начал вращаться. Бандит подскочил к Мадлен и схватил ее в охапку, пытаясь уберечь от возможной опасности.

– Какого черта?

– О боже, Бандит, мы нашли его. Это… это – туннель. Мы наконец нашли этот чертов потайной ход! – пронзительно закричала она, схватив его за руку и потащив к внезапно образовавшемуся в стене проему.

 

Глава 31

– Ради бога, Бандит. Почему мы не можем наконец пройти по этому чертовому туннелю? – в тысячный раз спросила Мадлен, с нетерпением переминаясь с ноги на ногу, пока Бандит многократно проверял содержимое своего рюкзака.

Прошло два часа с тех пор, как они нашли вход в туннель, и два часа после того, как Мадлен с криком побежала наверх, размазывая по щекам слезы и призывая всех пойти и посмотреть на туннель, о котором, вероятно, никто не знал более пятидесяти лет.

Все без исключения работники отеля поспешили спуститься в подвал и уставиться в темноту сводчатого туннеля. Они делали фотографии на камеру своих мобильных телефонов и шутили на тему, что если туда войти, то можно никогда не вернуться назад. Их черный юмор заставил Бандита задуматься, и он начал разрабатывать настоящий военный стратегический план, как назвала его Мадлен. Был продуман каждый возможный сценарий, а все оборудование, предназначенное для обеспечения безопасности, было запаковано в маленький рюкзак, который он повесил на плечо. Мадлен стояла скрестив руки и наблюдала за ним, ожидая, когда он закончит обсуждать потенциальные проблемы, сверит часы и передаст Номсе написанный план, который был рассчитан с точностью до минуты.

Даже Поппи побывала в подвале, чтобы взглянуть на туннель. Девочка держалась от проема в стене как можно дальше. Потом состроила гримаску и удачно вспомнила, что Джесс упомянула Центр морской жизни. Поппи выбила у своей тети обещание сводить ее туда и стремглав помчалась вверх по ступенькам. Они обе исчезнут на весь день, потому что все, что происходило в подвале, совершенно их не впечатлило.

Бандит еще раз подошел к проему, чтобы посмотреть на туннель. Затем обернулся, взял со скамейки позади него два шлема-каски и три фонаря. Он передал один из шлемов и фонарь Мадлен и спросил:

– Ты идешь?

– Слава Богу, свершилось. Конечно да. – Она включила фонарь и решительно вступила в темноту.

– Мэдди, иди медленно. Все время внимательно смотри по сторонам. Я прошу, если услышишь какой-то звук или заметишь какое-то движение, тут же возвращайся в дом, причем как можно быстрее.

– Есть, сэр! – Она лихо приставила одну ногу к другой, словно была на параде, и направила фонарь прямо ему в лицо. – Ну а сейчас мы наконец можем идти?

Она сразу обратила внимание на облицованные кирпичом своды, которые возвышались над ней огромным полукругом, спрятанным под землей.

– Бандит, именно об этих ходах рассказывает Эмили Эннис в своем дневнике. Это просто потрясающе! – взволнованно произнесла она, думая о дневнике, оставленном на своей кровати. – Странно, что ты раньше не догадался, что вход в них находится в подвале.

– Сам удивляюсь, – ответил он, посветив фонарем себе под подбородок и приняв озадаченный вид.

– И все же он оказался именно здесь. В действительности я и искала его здесь, когда начала читать дневник. Я тогда спускалась в подвал за вином, обыскала все вокруг, но ни в маленьких кладовках, ни за полками ничего не обнаружила. Я считала, что вход можно как-то увидеть.

Смех Бандита разнесся эхом по туннелю.

– Это же секретный туннель, глупышка. Надеюсь, ты не ожидала увидеть знак и стрелку, указывающую на него?

Мадлен шлепнула его по руке:

– Ха-ха, ну ты и ехидный!

– Я? – прошептал он, в темноте сделав шаг по направлению к ней.

Она подняла голову и сразу попала в плен его глаз, горевших неистовым ярким блеском.

– Ну да, быть может, я… я… позволил себе немного иронии, – запинаясь, произнес он, дотрагиваясь до ее щеки.

– Разве?

Он подошел еще ближе к ней, и Мадлен почувствовала его дыхание на своем лице. Она уловила мускусный аромат его лосьона после бритья и пристально посмотрела в его глаза, не пытаясь отвести взгляд. Она с трудом могла дышать, когда его лицо медленно приблизилось к ее лицу. И вдруг она услышала глухой звук и удар, потому что их защитные каски столкнулись.

Они оба нервно засмеялись и, немного поколебавшись, сняли свои головные уборы. Мадлен протянула руку к его лицу, нежно коснулась его щеки, будто призывая к поцелую. Их губы встретились робко и осторожно, словно оба ожидали разрешения друг у друга. Они двигались в унисон, сначала медленно, а потом все быстрее, дразнили один другого своими приоткрытыми ртами и прикосновениями. Их дыхание стало тяжелым и прерывистым. От прикосновений губ Бандита каждую клеточку ее тела прожигали огненные искры желания. Его руки прошлись по ее плечам и остановились сзади на шее. У нее было ощущение, словно по всему ее телу пробежал слабый разряд электрического тока, когда Бандит крепко прижал ее к себе. Неожиданно его губы отпустили ее губы и начали обжигать ее щеку, шею, скользнули дальше вниз. Мадлен слышала его учащенное дыхание и биение сердца в его груди, но внезапно так же, как начался их поцелуй, Бандит сделал шаг назад и отвернулся. Он провел руками по волосам.

– Я… я… думаю… – он оглядел туннель, – что нам не стоит заниматься этим здесь. Это не самое романтическое место, и… и… Прости, все должно быть по-другому. Ты заслуживаешь лучшего, для тебя должна быть создана настоящая романтическая обстановка. – Он отошел назад, снова надел свой шлем, повернулся в ту сторону, куда они начали идти, и протянул ей руку.

Мадлен вдруг стало холодно. Она чувствовала потрясение и сильное разочарование, оттого что их поцелуй так внезапно закончился. Тем не менее она снова водрузила на голову шлем-каску, взяла Бандита за руку и последовала за ним по заброшенному туннелю. Конечно, Бандит был прав, однако желудок выкручивал сальто, а щеки горели от смущения. Почему она позволила этому случиться? Зачем он вообще ее поцеловал? И почему здесь?

Когда Мэдди читала о любви между Эмили и Эдди в дневнике, она представляла себе туннель романтическим местом, а он оказался темным, холодным и бесконечным. Она задумалась о прошлом. Хотя Мадлен знала, что в то время Эмили Эннис пришлось бороться за свою любовь, но только сейчас она осознала, через что ей и Эдди пришлось пройти, чтобы просто быть рядом друг с другом. Несомненно, Эмили вынуждена была идти по туннелю сама, и она писала об этом в своем дневнике. Но время от времени Эдди сопровождал ее. Может быть, они тоже целовались здесь? Испытывали ли они такой же приступ страсти, какой она только что ощутила, или же они целомудренно шли, держась за руки, как они с Бандитом сейчас?

– Вечер был долгим. Думаю, тебе надо что-то съесть, – сказал Бандит, стоя с подносом в руке в дверях кабинета. Он передал ей бокал вина. – Ты работаешь? Где Поппи?

Бандит сел на свободный стул, положил ногу на ногу и посмотрел на нее.

– Да, работаю. Пытаюсь разобраться, как, черт возьми, управлять отелем. Что касается Поппи, то она с Джесс. Я посоветовала сестре занять бывшую папину спальню, пока мы тут приведем все в порядок.

– Я и бутерброды принес, – сообщил с улыбкой Бандит. Мадлен подняла глаза на толстый кусок цельнозернового хлеба, переложенный тунцом с майонезом.

– Выглядит аппетитно, ты сам его приготовил?

– Ммм, если бы я сказал да, ты бы поверила мне? – Он подмигнул и передал ей бутерброд. – Конечно, Номса. Она очень беспокоится, что у тебя с обеда маковой росинки во рту не было.

Мадлен рассмеялась, взяла бутерброд и откусила огромный кусок. Номса была права – она ничего не ела сегодня, кроме бутерброда с беконом поздним утром. Только начав есть, она поняла, насколько была голодна.

– Мне следовало самой догадаться. Номса опекает нас, словно родная мать.

Бандит кивнул в знак согласия.

– Ты удивилась, что там оказалось два хода?

– Ммм, не совсем, – быстро сказала Мадлен, прожевывая очередной кусок и запихивая следующий в рот, – в дневнике был намек на это.

– Жаль, что туннель так внезапно закончился. Как ты думаешь, кто заложил его кирпичами?

Мадлен взяла дневник, который лежал на ее кровати. Она стала листать его страницы.

– Эмили написала, что кто-то посетил летний домик. Но не могу понять, кто именно.

– Скорее всего, что этот кто-то вышел к воротам, пройдя мимо сторожки, – задумчиво сказал Бандит, – важно, каким образом он туда попал. Мой отец постоянно твердит, что проходил через туннель, чтобы встретиться с дамой из поместья. А он жил в сторожке.

– Думаешь, что та женщина была Эмили Эннис? – взволнованно спросила Мадлен, выпрямившись в кресле.

– Вполне возможно. – Бандит машинально потянул за ворсинку на своем свитере и указал на дневник: – Он должен помочь нам найти ответ.

19 июля 1942

Вся моя жизнь разваливается на части, и у меня все из рук валится. Могу только лежать в постели, чувствуя, как разрывается сердце. Я проплакала много часов и до сих пор не могу остановить рыдания.

Мой Эдди ушел на войну, и я даже не представляю, когда он вернется домой и вернется ли вообще. Я умоляла его остаться и передумать, но он не хочет быть трусом и не хочет даже думать о том, что может где-то прятаться, пока не закончится война.

В последний вечер перед своим отъездом он прошел через туннель в летний домик. Я горжусь им, что он смог построить этот домик для нас. Хотя он деревянный, Эдди проделал отличную работу. Домик очень красивый, на окнах висят занавески, в углу расположена крошечная кухня. Там не проведен ни газ для освещения, ни водопровод, но это не имеет значения. Чтобы в комнате было светло, мы зажгли свечу, которая создала романтическую атмосферу, и впервые занялись любовью.

Все было прекрасно, и часть меня хотела, чтобы мы сделали это гораздо раньше. Должно быть, Эдди знал, как для меня много значило отдаться ему. Надеюсь, что война скоро закончится и он вернется целым и невредимым. Я счастлива, что мы провели ночь любви, но именно поэтому мне сейчас еще хуже от осознания, что его у меня забрали. Эдди пообещал, что, как только вернется, постарается убедить папу позволить нам пожениться. Однако папа, кажется, доволен, что Эдди уехал. Так разве у нас есть шанс, что он согласится на наш союз?

И Мэри, и я все еще вынуждены ездить в Лондон. Мы обе не хотим этого, и Мэри устроила настоящий протест. Я слышала, как она причитала и кричала на маму, но сомневаюсь, что ту волновало, что несправедливо поступает по отношению к моей сестре. Для мамы очень важно выдать нас удачно замуж, да и папа много лет твердит об этом. Я даже уверена, что однажды они завели тетрадь, куда записывают имена всех молодых людей, которые возникают в нашей жизни и, по их мнению, могут стать достойными кандидатами на роль наших мужей.

Карточную систему еще не отменили, поэтому жить очень тяжело. Мы редко едим мясо, трудно достать консервированные овощи. Папа отдал деревенскому мяснику одну из наших самых крупных свиней, попросив его припрятать тушу и разделить ее только между жителями Скалби. Теперь, куда бы папа ни шел, местные подходят к нему, похлопывают по спине, пожимают ему руку, благодарно улыбаются, но тем не менее никто не упоминает о мясе.

Я дала Эдди курицу, чтобы у него и его мамы тоже было мясо. Если папа может раздавать мясо, значит, и я могу это делать. Эдди рассказал мне, что его мама плакала и несла эту курицу так бережно, словно та была золотым песком, пообещав приготовить вкусный обед для них обоих перед его отъездом.

Сейчас мне остается только ждать. Ждать известий от Эдди. Ждать, когда меня отвезут в Лондон, и ждать, пока родители будут выставлять нас напоказ перед оставшимися холостяками – теми, кто не служит в армии и не отправился на войну. Знаю, что ближайшие месяцы будут худшими в моей жизни, но я ничего не могу изменить, ничего не могу сделать, чтобы предотвратить то, что должно произойти.

 

Глава 32

Мадлен проснулась и сразу посмотрела через окно вдаль, туда, где за полем, в глубине леса, прятался летний домик.

Она подумала о словах Эмили Эннис, которые прочитала накануне вечером, и вытерла выступившие на глаза слезы. Эмили была совсем юной девочкой, такой наивной и доброй. Ей так отчаянно хотелось быть любимой! Она влюбилась в мужчину, которого не одобряла ее семья, в мужчину ниже себя по статусу. Мужчину, который очень хотел, чтобы его считали героем, – настолько, что он пошел рядовым на войну. Но отец Эмили по-прежнему считал этого юношу недостойным своей дочери.

Мадлен нужно было знать, что случилось с Эдди. На следующей странице дневника были лишь рисунки, наброски и вырезки из газет, сложенные в конверты.

Раздался телефонный звонок.

– Да, Джек, все нормально?

– Миссис Фрост, тут доставили кое-что.

– Джек, ты обеспокоен? Что там?

– Это кровать, миссис Фрост. По сути, она довольно большая. Это кровать в викторианском стиле, на четырех столбах. Вы что-нибудь об этом знаете?

В памяти Мадлен всплыли воспоминания об отце, их разговор о новой кровати, которую он нашел где-то на распродаже. После его гибели Мадлен совсем забыла о том, что ее скоро доставят. Из-за свалившихся на них бед четвертый номер, для которого она предназначалась, еще не был завершен. Мэдди положила телефонную трубку и пошла в комнату Поппи.

– Давай, соня, просыпайся! Идем к Номсе.

Джек был прав, кровать действительно была огромной – самой большой из всех, которые Мэдди когда-нибудь видела. Сейчас она стояла в глубине грузовика, обмотанная пузырчатой упаковочной пленкой и картоном.

– Куда ее выгружать, мисс? – спросил водитель грузовика, опуская задний откидной борт.

Мадлен посмотрела на Джека:

– Ты знаешь, что сделал бы отец?

– Конечно, миссис Фрост. Хотите, чтобы я о ней позаботился? – предложил Джек, тотчас принимаясь за дело. Он не только отдал распоряжение водителю, но и организовал служащих отеля. В течение часа кровать выгрузили из машины, распаковали и подняли в один из номеров, где ей предстояло стоять до тех пор, пока не будет готов четвертый номер.

Мадлен пошла в кабинет отца и перерыла его компьютер в поисках номеров телефона. На «рабочем столе» была папка, которая называлась «Ремонт». Открыв ее, Мэдди нашла самую полную, идеально организованную и систематизированную информацию. В основную папку были вложены другие папки: по одной для каждой комнаты, где были подбор цветовой гаммы, образцы обоев, мебели, штор и ковров. На каждый номер был составлен список поставщиков и перечень первоочередных работ: что нужно делать, в каком порядке и что следует докупить.

Мадлен увидела, что отец уже заменил водопроводные трубы, однако не успел их подсоединить, установил новую систему отопления и систему пожарной сигнализации. Только теперь Мадлен поняла, каким замечательным человеком был ее отец. Все это было планом будущего отеля и, что еще важнее, будущего самого отца. Это никак не могло быть действиями человека, который не планирует жить, человека, который собирается лишить себя жизни.

– Только взгляни, Джек. Ты об этом знал? – Мадлен показала Джеку подбор цветовой гаммы и планы ремонта.

– Конечно знал, миссис Фрост. – Он прошел в комнату, примыкающую к кабинету отца, и принес целый альбом с подборкой цветов и образцов материалов, фото диванчиков, кроватей и списком телефонных номеров. К каждому телефонному номеру вела стрелочка, указывающая на определенный элемент, отмеченный на странице альбома, то есть было указано, какой из поставщиков отвечает за тот или иной участок работ.

– Спасибо, Джек. Теперь я понимаю, почему отец полностью полагался на тебя. Ты просто звезда! Да, кстати, если ты на звездном олимпе и если встречаешься с моей сестрой, наверное, будет лучше, если ты начнешь обращаться ко мне по имени. – Мадлен улыбнулась Джеку, и парень покраснел.

– Да, миссис Фрост… э… Мадлен.

Отец действительно полагался на него, и теперь ее сестра тоже доверяет этому молодому человеку. И Мадлен не только одобряла выбор сестры, но и завидовала им обоим.

 

Глава 33

– Поппи, давай, ешь свой бутерброд, иначе не получишь пирожное. – Мадлен постаралась сделать строгое лицо, но уже спустя мгновение ее взгляд смягчился, уголки губ поползли вверх в нежной улыбке. Она посмотрела в окно, надеясь, что Джесс вот-вот придет в кафе. Она опаздывала, но это было вполне в ее стиле.

Кафе было оригинальным, похожим на деревенский домик и напоминало Мадлен кухню на ферме их бабушки, куда она ездила в детстве.

– А что там под салфеткой? – спросила Поппи, указывая на небольшую тарелочку, которая стояла на столе. Она была накрыта маленькой круглой тканой салфеткой, обшитой бисером.

– Кубики сахара, – рассмеялась Мадлен, приподняв ткань и продемонстрировав девочке маленькие кубики коричневого и белого сахара. – Они накрыты салфеткой, чтобы мухи не садились.

Поппи тотчас потеряла интерес к тарелочке и нетерпеливо уставилась на огромный дубовый буфет. На нем выстроились высокие, словно церковные купола, торты.

Мадлен наблюдала, как Поппи пожирает их взглядом поверх своей тарелки и тщательно выбирает, какой из них попросить, как только она разделается с обязательным сэндвичем.

– Эй, вы не меня ждете? – спросила Джесс, входя в дверь кафе на двадцать минут позже назначенного времени. Она села за столик, взяла чайник и налила себе чаю в свободную чашку, которую заранее приготовила для нее Мадлен. – О, это именно то, что мне нужно! Я застряла позади самого медлительного трактора в мире, а эти дороги! Они такие извилистые!

– Я знаю, это обычно выводит тебя из себя, – рассмеялась Мэдди, целуя сестру в щеку. – Хорошо, что ты все же добралась без происшествий.

Джесс пощекотала Поппи под столом.

– Ну что, юная леди, вкусный сэндвич?

Поппи покачала головой и подняла сэндвич, показывая, сколько она уже съела, и одновременно прячась за чайник и кивая в сторону тортов.

– Поппи, я все вижу! Чайник не настолько велик, чтобы спрятать тебя. – Мадлен оглянулась на официантку: – Можно нам три кусочка вон того восхитительного морковного торта, пожалуйста? – спросила она, зная, что это любимое лакомство Поппи и Джесс. У обеих тотчас загорелись глаза, и Поппи сразу же уронила свой сэндвич на тарелку, ясно давая понять, что уже необязательно его доедать, особенно теперь, когда битва за торт выиграна.

Сняв пальто, Джесс повесила его на спинку стула, затем полезла в сумочку и достала конверт.

– Мэдди, я должна тебе признаться, – начала она, – когда мою квартиру ограбили, я сказала, что твой медальон тоже украли. Это не совсем правда.

Мадлен смотрела, как Джесс вытряхнула содержимое конверта на столешницу. Там оказалась одна половинка медальона, и Мадлен подняла ее.

– А где остальное? Где другая половинка, где цепочка? – Она закрыла глаза, уже зная ответ. – Они пропали, да?

Джесс кивнула:

– Я все обыскала, но не нашла. Мне очень жаль, Мэдди. Стараясь удержать слезы, Мадлен повернула к себе половинку медальона. С единственной, довольно старой фотографии на нее смотрел отец.

– Почему, Джесс? Зачем кому-то красть половину медальона? Я не понимаю!

Джесс пожала плечами и стала наблюдать, как официантка расставляет на столе перед ними три тарелки с морковным тортом.

– Спасибо, – сказала она, подождала, пока официантка отойдет, и продолжила: – Мэдди, это действительно необычно. Многие вещи были сломаны, но набор похищенного настолько странный! Совсем не то, что можно подумать. Не взяли ноутбук или телевизор – их просто разбили вдребезги. На самом деле ничего ценного не украли.

– Так что тогда похитили?

– Вся квартира была похожа на эпицентр ядерного взрыва. Забирали какие-то случайные вещи, старые украшения, альбом старых фотографий, несколько DVD-дисков и ту рамочку для фотографий, что вы подарили мне на прошлое Рождество.

– Какой от всего этого толк?

– Понятия не имею. Особенно DVD. Я поняла, что некоторые диски пропали, только когда стала искать тот, где я плавала с дельфинами в прошлом году.

– Тот, из Доминиканы? Может, ты кому-нибудь дала его посмотреть?

– Исключено. Он обошелся мне в сто долларов, так что я берегла его как зеницу ока. Между прочим, я рассказывала об этом Поппи и обещала ей показать его.

– Хочешь для разнообразия услышать хорошие новости? – помолчав, спросила Мадлен.

– Выкладывай. – Джесс выпрямилась, приготовившись слушать.

– Ну, не вдаваясь в подробности, потому что кое-кто уже навострил свои маленькие ушки… В подземном переходе… ну… кое-что произошло.

– О чем ты говоришь? – Джесс подняла брови. – Ты хоть намекни!

– Ладно. Сегодня утром мне прислали цветы, – вспыхнула Мадлен, вспоминая цветы и записку, в которой было написано: «Ты заслуживаешь романтики».

– Какие цветы? От кого?

Мадлен посмотрела на Поппи, которая сосредоточенно ела свой торт.

– Ну, ты знаешь…

– О нет! Только не говори мне, что Лиам прислал тебе цветы!

Поппи рассмеялась:

– Нет же, глупая тетя Джесс! Это был мистер Бадит! Он прислал моей мамочке такие красивые цветы и такие вкусные шоколадные конфетки!

Джесс онемела, а Мадлен усмехнулась.

– Ох уж эти уста младенцев, – прошептала она, глядя, как Поппи доедает свой торт и с жадностью поглядывает на Джесс в надежде, что та поделится с ней своей порцией.

 

Глава 34

29 октября 1942

Отец заставил меня поехать в Лондон сразу после того, как Эдди уехал на войну. Восемь долгих недель меня выставляли, как призовую телку перед каждым мужчиной, которого отец считал достойным женихом. Они все были просто ужасны. Совершеннейшие снобы. Почти все говорили так, словно держали во рту сливу. И потом, мне кажется, у большинства богатых молодых людей прыщавые подбородки. Думаю, это потому, что они почти целые дни просиживают в закрытых помещениях, не бывая на свежем воздухе, не то что мой Эдди. Я не хотела бы, чтобы кто-нибудь из них приближался ко мне. Я отвергла их всех.

В Лондоне нормирование еще строже, чем в деревне, однако отец умудряется покупать все, что ему нужно. Но, с другой стороны, он ведь богат, тогда как беднякам практически нечего есть. Большинство мужчин, которые слишком стары или больны, чтобы идти на войну, ходят в пиджаках с заплатами из кусков старой кожи на локтях, и их башмаки не блестят, как раньше. Платья на женщинах выглядят старыми, выцветшими или как будто сшитыми из старых штор.

Мама родила, так что, слава Богу, нам пришлось вернуться домой. Это девочка. Ее назвали Роуз в честь любимых маминых цветов, и отец с матерью часами сидят у ее колыбели. Очень скоро должна приехать новая няня, и я часто думаю, какой она будет. Но поскольку она заставит родителей перестать пускать слюну у детской кроватки, мне все равно.

Уже несколько недель я чувствую себя плохо. Сначала я думала, что подхватила грипп, – я чувствовала усталость, с трудом просыпалась по утрам. Но потом я проснулась слишком быстро – и меня стошнило. Живот твердый как камень, и я знаю, что я ношу под сердцем частичку Эдди. Но что будет, когда родители узнают об этом? Заставят ли меня сделать аборт и лишиться моего драгоценного невинного малютки? Я не могу позволить им отнять у меня ребенка Эдди. К тому же я знаю, что это незаконно. Я слышала, когда рассказывали, как это делается. Я слышала об ужасной боли, которой сопровождается эта операция, и о том, что многие женщины умирают после этого. Неужели это такой унизительный позор, что из-за него стоит умирать?

Я боюсь родов и не представляю себе, как справлюсь. Я слышала, как мама рассказывала отцу о мучениях, через которые она прошла, о той боли, которую пришлось терпеть. Она говорила, что думала, что умрет. А ведь это были ее четвертые роды, а не первые!

Каждый день я молюсь, чтобы Эдди вернулся домой. Он мне так нужен здесь сейчас, до того, как родители узнают о ребенке! Отцу придется разрешить нам с Эдди пожениться.

Представить себе страшно, какой будет позор, если он не разрешит! Но до тех пор я буду скрывать. Мне повезло, что сейчас на улице похолодало. Я ношу свободную одежду и фартук, а также огромный джемпер, чтобы скрыть свои формы.

Каждый день я хожу в летний домик. Сижу там, читаю, пока светло, или смотрю на лес. По крайней мере, я могу вести себя нормально, не привлекая к себе внимания. Когда я дома, то просто сижу в своей комнате, а вечерами притворяюсь, что сильно устала. Я даже убедила кухарку приносить мне еду в комнату, и она, кажется, ничего не имеет против. Ее это больше устраивает, чем если бы я крутилась на ее кухне.

Мать настолько занята Роуз, что, кажется, не замечает, чем я занята. Но я внимательно за ней наблюдала, когда была возможность. Я запоминала, как она держит ребенка, меняет пеленки. Я даже взялась складывать подгузники после того, как их выстирают и высушат, чтобы научиться делать это правильно.

Дни становятся все короче и холоднее. Отец, вероятно, потребует, чтобы мы все собирались у большого камина в холле. Он решил, что там уютнее, и запретил нам с Мэри топить камин в нашей спальне. Он говорит, что слишком опасно разводить костер в этом крыле дома и что если случится пожар, то весь дом загорится, как пороховая бочка. Конечно, я ожидала чего-то подобного, потому что при такой норме на топливо даже запасов отца не хватит. Война принесла столько горя! Наши мужчины сражаются за свободу, а нам в это время придется мерзнуть долгой холодной зимой.

Каждый день я жду почтальона. Каждый день я надеюсь получить весточку от Эдди, но после первого письма, которое я получила, больше не было ни строчки. Я ежедневно перечитываю его письмо. Думаю, сейчас я могу повторить все слова по памяти.

Мне так нужно, чтобы он вернулся домой! Я каждый раз молюсь, чтобы он нашел способ вернуться.

– А можно было найти такой способ? – Мадлен подняла взгляд на Бандита, который сидел на небольшом диванчике в ее комнате. Он заинтересовался дневником не меньше Мадлен, и последние несколько дней Мэдди приглашала его к себе, так как знала, что Поппи играет где-то в другом месте и они могут читать дневник вместе.

– Не уверен. Сомневаюсь. Единственный способ вернуться домой для прошедшего подготовку солдата – быть доставленным в гробу, получить ранение или дезертировать. Но если убежишь, то непременно попадешь под трибунал.

Мадлен закрыла дневник.

– Но зачем им это делать? Если человек сбежал, они наверняка понимают, насколько он напуган. Это варварство – заставлять людей сражаться, особенно если они не хотят!

– Люди бежали, потому что надеялись, что их не поймают. Их желания не учитывали, когда призывали в армию, а многие из них вообще не хотели туда идти. Им исполнялось восемнадцать – и их посылали на войну. Большинство из них видели на войне такое, что и представить себе не могли. На войне иной раз случается такое, что некоторым ветеранам по сей день снятся кошмары. Они видели, как их друзей убивают прямо у них на глазах. Они знали, что если убегут, то у них, по крайней мере, есть шанс на свободу. А если бы они остались, то почти наверняка погибли бы.

Говоря о кошмарах войны, Бандит почувствовал, как лицо его непроизвольно застыло. Дыхание участилось, и он с такой силой сжал руки в кулаки, что судорожная боль тотчас прострелила предплечья. Бедняга попытался разжать руки, расслабить их, но ничего не получилось, они снова сжались в кулаки, словно он собрался драться.

Заставив себя встать, он схватил стакан воды, сделал глоток и подошел к окну. Открыл его и стал жадно дышать.

Авария, взрыв, крики, которые до сих пор звучали в его ушах, разрывая мозг, даже после стольких лет. Он высунулся как можно дальше из окна. Пот струился по лицу. Он схватил коробку с салфетками и, вытащив одну, вытер лоб. Вспышка боли заставила скривиться, он плотно зажмурился и затаил дыхание, всего на минуту. Затем разум вернулся к настоящему. Он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь справиться с дыханием, потом повернулся, открыл глаза – и заметил ужас на лице Мадлен.

Она видела, что Бандит снова переживает какое-то внутреннее потрясение. И поняла, должно быть, что перед его внутренним взором разворачиваются события, которые он предпочел бы забыть. Она беспомощно стояла, не зная, как ему помочь.

– С тобой все в порядке? – Мадлен положила руку на его предплечье, потом передвинула ее вниз, к кулаку, заставив тот разжаться, и вложила свою руку в его ладонь. – Я здесь, Бандит. Ты хочешь поговорить об этом? Я знаю, тебе вспомнилось что-то страшное. Ты не хочешь рассказать мне об этом?

Его глаза широко раскрылись, и он посмотрел ей в лицо. После этого поднял бокал Мадлен и сделал огромный глоток.

– Там произошел взрыв. Один из многих, но этот убил моих друзей, мою девушку и всю мою группу.

– Боже мой, какой кошмар! И ты это видел?

– Я не только видел это. Я должен был ехать в том грузовике. Я должен был быть с ними. – Он сделал еще глоток вина, взял салфетку и вытер лицо, оставляя кусочки бумаги на щетине, покрывавшей его щеки. – Позже мне пришлось все там расчищать. Я весь день собирал части тел моих сослуживцев, моих друзей, моей Карен…

Было понятно, что Карен была одной из его команды.

– Ты любил ее?

Он снова кивнул, посмотрел ей в глаза.

– Конечно любил. Карен была подобна прекрасному цветку орхидеи, который мне удалось найти. Я знал, что, как бы я ее ни любил, как бы о ней ни заботился, особенно учитывая характер нашей службы, однажды я ее потеряю – или она потеряет меня. Я просто не знал, кто из нас уйдет первым и насколько это будет ужасно.

Мадлен судорожно всхлипнула.

– О, Бандит!

Она понимала, как сильно это потрясло его. Он был прав, любовь не всегда длится вечно. Но это не значило, что нужно запрещать себе любить. От Мадлен не укрылась его реакция, когда он спас Поппи в теплице. Она помнила, как он подхватил ее тогда, во время грозы, когда малышка поскользнулась в грязи, и как он вел себя в подземном туннеле несколькими днями ранее, настаивая на безопасности. Он проверил все с чисто военной тщательностью. Но она никогда не могла себе представить, что он может сравнить свою любимую с орхидеей, как не могла представить, что ему пришлось собирать по частям тело возлюбленной.

– А ты обращался с этим к… ну, к профессионалам?

– Что, к психотерапевтам? – Бандит покачал головой. – Я встречался с военными психологами до того, как уволился из морской пехоты. Но с тех пор ни к кому не обращался. Они мне не помогут. Ничто не сотрет из памяти эти воспоминания. Это навсегда останется со мной. Мне просто нужно научиться с этим справляться.

Мадлен протянула руки.

– Тебе необязательно делать это в одиночестве, – сказала она с нервным смешком. – Знаешь, мы можем помочь друг другу.

Бандит прижал ее к себе.

– Зачем тебе помогать? Ты красивая, сильная, весь мир у твоих ног. Я имею в виду… Просто посмотри на это место – ты теперь хозяйка прекрасного отеля!

Она задумчиво окинула взглядом комнату.

– Я не владелица этого дома, Бандит. Никто никогда не может быть хозяином такого дома. Его просто хранят, им управляют, пока не появляется следующий хранитель. И, честно говоря, может, я и получила его, но какой ценой? Он мой, потому что мой отец умер, и, если быть до конца честной, я ни на секунду не поверила, что он наложил на себя руки. – Она посмотрела на Бандита. – Мне нужно выяснить, что произошло с ним на самом деле. Ты поможешь мне?

Бандит поднял дневник, который лежал на постели Мадлен.

– Договорились. Я помогу тебе, и уже завтра мы начнем искать улики. Если твой отец не совершал самоубийства – а я тоже ни на мгновение в это не верил, – тогда должно быть что-то такое, что подскажет нам, что произошло на самом деле. – Он перелистнул несколько страниц дневника и вытащил из конверта помятый листок. Конверт был приклеен к странице дневника и со временем стерся, став совсем плоским.

– Что это?

Бандит развернул листок:

– Думаю, это письмо, которое Эдди написал Эмили. Видишь, всегда есть какие-то ключи к разгадке того, что случилось в прошлом. – Он помолчал. – Как думаешь, нам следует прочесть его?

Они посмотрели друг на друга и снова уставились на письмо. Оно было потертым, потрепанным. Очевидно, Эмили читала и перечитывала его. Бандит осторожно развернул листок и положил на кровать.

– Я боюсь держать его в руках, оно вот-вот рассыплется на кусочки, – сказал он, глядя на ровные строчки.

– Прочти мне его вслух, – попросила Мадлен, откинувшись на подушки.

– Слова еле-еле видны. Некоторые истерлись на сгибах.

– Ну, сделай все, что сможешь.

Моя драгоценная Эмили!

Безмерно любящий тебя

Я не могу разглашать деталей. Не могу упомянуть места или даты. Мои письма подвергаются цензуре, и я лишь надеюсь, что они дойдут до тебя.

Эдди

Нас отправили с тремя другими парнями. Мы добирались на поезде и прибыли поздно вечером. Нас встретили сотрудники учебного центра и строем повели к казармам. Оказавшись там, мы все получили личные номера. Мой – 14259331, и мне дали звание рядового. Я не уверен, что мне нравится быть лишь номером, но здесь у нас нет права голоса в этом вопросе. Если будешь писать мне, напиши этот номер на конверте, иначе письмо может затеряться и они не будут знать, куда его послать.

Мы пошли в столовую, где нас покормили. Еда напоминала похлебку – ее подали в оловянной посуде. Думаю, завтра я куплю себе еды в военном магазинчике. У меня есть немного денег, и на несколько дней мне хватит, но сомневаюсь, что надолго. Как только деньги подойдут к концу, у меня не будет выбора, придется есть варево, которое подают в этой столовой. Однако думаю, что, когда у меня не останется выбора, солдатская еда покажется мне вполне вкусной. Правда, меня пугает, что если тут кормят так плохо, то что же будет, когда нас повезут на фронт? Будут ли нас вообще там кормить? И если да, будет ли та еда съедобной?

После ужина нас повели получать обмундирование. Вся одежда не по размеру. Нам выдали сорочки, штаны, исподнее, ботинки, портянки, ремни, котелок, противогаз и шлем. Это все немного великовато, да к тому же такое грубое и неудобное, что мне очень захотелось еще хоть один раз прижать к себе твое мягкое, нежное тело.

Мимо меня сегодня пролетела птица. Она была так близко, что я, казалось, мог ее коснуться, и я наблюдал за ней, покуда она не улетела далеко-далеко и совсем не скрылась из виду. Мне так хотелось стать этой птицей! Я бы улетел к тебе!

Я скучаю по тебе каждый день, каждую секунду. Я бы все отдал, чтобы еще раз оказаться в летнем домике с тобой. Я обещаю, что буду упорно работать, чтобы продвинуться по службе, и надеюсь, что смогу произвести впечатление на твоего отца и он позволит нам пожениться.

Завтра мы будем проходить испытания. Они помогут установить, в какой род войск нас определят. Я надеюсь вступить в Королевский Бронетанковый корпус, поскольку не очень хочу быть в пехоте, так как многие пехотинцы никогда не вернутся домой. Кроме того, есть гораздо больше шансов на продвижение по службе, если я поступлю в корпус.

Я мечтаю о том дне, когда вернусь к тебе. Даже если твой отец откажется отдать тебя за меня, мне будет достаточно видеть тебя каждый день.

Обещаю тебе, любовь моя, что сделаю все, что смогу, чтобы скорее вернуться домой к тебе.

Мадлен наблюдала за реакцией на лице Бандита. Уставившись на лежащее перед ним письмо, мужчина выглядел отстраненным, задумчивым и одновременно глубоко взволнованным.

– Они действительно любили друг друга, правда? – сказал он, направившись к окну. Было уже позднее утро, но дождь лил весь день. С приходом зимы лес вокруг отеля окутывала плотная темно-серая мгла.

Мадлен залюбовалась хищной грацией Бандита. Она не первый раз наблюдала за ним и не первый раз замечала, какое у него тренированное тело, но с их прошлого поцелуя в подземном туннеле она словно увидела его в новом свете. Разметавшиеся в беспорядке волосы хоть и были давно не стрижены, но выглядели идеально, такая грива очень шла ему, Мэдди даже не могла представить себе его с какой-то модельной стрижкой. Его футболка плотно облегала мускулистые руки, когда он облокотился о подоконник; джинсы обтягивали упругие ягодицы, подчеркивая их безупречную форму.

Он выглядел таким привлекательным!

Бандит повернулся, посмотрел на нее, их взгляды встретились, и он глубоко вздохнул. На его лице промелькнула нерешительность, и Мадлен казалось, что он ломал голову, как поступить, стоит ее целовать или нет. С того дня в подземном ходе он каждый день приносил ей цветы, но больше ни разу не пытался поцеловать или обнять, и она могла с уверенностью сказать только то, что он пребывает в такой же нерешительности, как и она сама. Он подошел к кровати, женщина ощутила, как его рука коснулась ее щеки, потом спустилась по шее вниз. Она затаила дыхание в предвкушении. Наконец он притянул ее к себе и впился губами в ее рот. Она с готовностью ответила на поцелуй, приоткрыв губы.

Мадлен ощутила стойкий запах его лосьона после бритья – глубокий, землистый, мужественный запах. Наконец его губы на мгновение оторвались от ее, скользнули ниже, по шее, к ключице… Она застонала от желания, почувствовав, как тело охватывает пламя. Его рот снова накрыл ее губы. Поцелуи стали страстными, требовательными, движения его языка вызывали дрожь во всем теле, когда он опрокинул ее на бок и его горячие пальцы жадно пробежали по ее позвоночнику.

Мадлен охнула. Совершенно очевидно, что это не простой поцелуй, а нечто большее. Их обоих накрыло волной желания.

– Ты уверена? – слова были простыми, но в них чувствовалась настойчивость. Женщина видела, как тяжело вздымается грудная клетка Бандита.

Он прекратил покрывать ее тело поцелуями и заглянул ей в глаза.

– Поппи, во сколько она вернется? – Он знал, что Поппи сейчас с Джесс, которая с момента ограбления квартиры переехала в отель на постоянное проживание. Она помогала присматривать за Поппи в течение дня, пока Мадлен работала. Но сейчас был уже почти полдень, и он знал, что Поппи вскоре станет искать маму, а ему совсем не хотелось, чтобы она вошла в спальню и обнаружила Мэдди в постели с мужчиной, которого они встретили всего несколько недель назад.

– Э-э, я только позвоню Джесс.

Бандит встал и обошел комнату. Он слышал, как Мадлен говорит по телефону, слышал, что Джесс заберет Поппи и съездит с ней куда-нибудь на несколько часов. Они с Мадлен могут провести весь день наедине!

Он смотрел на Мэдди, откинувшуюся на подушках на кровати, с телефоном в руке. Ему нравилось, как она закинула руку над головой, как она скрестила ноги под собой. Больше всего на свете ему хотелось верить, что она хочет его, что он нужен ей, так же как она нужна ему. Но ему было страшно. Он понимал, что все еще страдает от посттравматического шока, знал, что у него в любой момент может случиться приступ, знал, что может слишком сильно привязаться к этой красавице, – и эта привязанность может снова причинить мучительную боль.

И все же что-то подсказывало ему, что Мадлен – другая. Она, вероятно, самый честный человек, которого он когда-либо встречал, что само по себе говорило о многом. Он понимал, что знает ее лишь несколько коротких недель. Единственное, в чем он был абсолютно уверен, так это в том, что он хочет, чтобы она была в его жизни.

– Бандит, я… я не признаю секс на одну ночь, – казалось, Мадлен читает его мысли.

Этих слов было достаточно, чтобы он вмиг очутился на кровати и прижался к ее губам. Он замер. Он мечтал поцеловать ее все эти дни, вспоминал, как приятно чувствовать ее в своих объятиях, представлял, что как только окажется с ней в постели, чтобы заняться любовью, то не сможет остановиться.

Бандит снова заглянул в глаза Мадлен, та запрокинула голову и отстранилась от него.

– Ну, так ты собираешься заняться со мной любовью или нет? – шепнула она жарко.

Мужчина не заставил себя долго ждать. Он потянул ее вверх, поднимая на ноги.

Мадлен почувствовала, как он расстегивает пуговицы на ее блузке. Мягкая ткань легко скользнула с плеч на пол, за блузкой тотчас последовали ее джинсы. Ноги оторвались от пола, когда Бандит подхватил ее на руки, одним движением откинул покрывало и уложил ее на прохладные простыни. Она непроизвольно содрогнулась, когда лишилась нижнего белья и Бандит наконец увидел ее полностью обнаженной. Он выпрямился, и его взгляд восхищенно скользил по ее стройному телу. Мужчина медленно провел руками по ее животу, вверх к груди со сноровкой опытного массажиста.

– Ты такая красивая, – прошептал он, благоговейно касаясь ее тела.

– Ты тоже красив, – смогла произнести она, когда он наклонился вперед и стал покрывать нежными поцелуями ее живот. Она ахнула, затаила дыхание, а потом притянула его к себе.

– Не так быстро, – прошептал он с улыбкой, отстраняясь от Мадлен и вставая с кровати.

Мадлен с жадностью наблюдала, как его одежда скользнула на пол, открыв ее взору мощную грудь с рельефно очерченной мускулатурой. Все в этом точеном теле было безупречно. Она натянула на себя простыню, прикрыв наготу, пока он повернулся к окну и задернул шторы, отделяя их от серости, царившей за окном. Комната погрузилась в полумрак.

В этом полумраке его глаза сверкали, когда он направился к кровати, подмял ее податливое тело под себя и впился в губы требовательным поцелуем. Бандит покрывал ее поцелуями, его руки нежно касались ее, возбуждая горячую волну желания, а потом вдруг он мощно и глубоко вошел в ее тело. Их тела стали ритмично двигаться, словно единый организм. Сначала медленно, потом все ускоряясь, страстно и яростно, в мощном, жарком ритме.

Крик экстаза сорвался с губ Мадлен, и в то же мгновение Бандит замер и застонал от удовольствия, а потом вновь припал губами к ее телу, поцелуями и ласками снова доводя женщину до пика удовольствия.

– С тобой все нормально? – прошептал он ей на ухо, нависая над ней.

Она лишь кивнула, не в состоянии вымолвить ни слова и стараясь справиться с дыханием.

Бандит пытливо заглянул в лицо Мадлен:

– Мне хотелось заняться с тобой любовью с того самого вечера, как мы встретились.

Глаза Мадлен загорелись.

– Когда встретились? Ты имеешь в виду тот вечер, когда ты схватил меня сзади и швырнул на землю? – хихикнула она.

– Да, именно тот вечер. – Бандит подвинулся и лег рядом с Мадлен.

Мадлен села, подпихнув под спину подушки.

– Ты в самом деле хотел этого с нашей первой встречи?

– Ну, ты же сама знаешь, что да, – улыбнулся он и снова притянул ее к себе, буквально впечатав в свое тело. – Тебе нужно поспать? – спросил он, заботливо обнимая ее.

– О нет, не смей спать, еще только середина дня, сейчас нельзя спать!

Спустя час Мадлен лежала в объятиях Бандита, утомленная и довольная. Мужчина заснул, и она просто лежала и смотрела на него, прислушиваясь к глубокому, равномерному дыханию. Он дернулся, и Мадлен стала внимательно наблюдать за тем, как уголки губ поползли вниз, кривясь в недовольной гримасе. Внезапно его рука метнулась вверх, тело задрожало, он яростно замотал головой из стороны в сторону.

– Неееет! Нет, пожалуйста, только не это!

Она с трудом узнала его голос. Это был крик ужаса, страха и мучительной боли, и он буквально разрывал душу на части. Сердце Мадлен едва не выскочило из груди, когда она увидела, как он вдруг закрыл лицо руками, словно пытаясь защититься.

– Тихо-тихо-тихо, все хорошо! Бандит, все в порядке, – спокойно прошептала она. Ей действительно хотелось, чтобы он рассказал о взрыве, о том времени, когда служил в морской пехоте, но она знала, что пока еще не время. Но однажды оно придет, и она спросит его, разузнает о том кошмаре, который постоянно мучит его. А сейчас она могла только обнять его и прижать к себе.

5 ноября 1942

Сегодня я напишу Эдди. Я все ждала и ждала письма от него, в котором он хоть как-то намекнет, когда вернется домой, но оно так и не пришло. И я поняла, что должна снова написать ему и рассказать о ребенке. Мне бы, конечно, хотелось рассказать об этом при встрече, но сейчас мне кажется, что у меня нет выбора. Я очень хочу, чтобы он знал, что скоро станет отцом и что, когда он вернется домой, у нас будет свадьба. Не такая роскошная, как хотел бы для меня отец, но мне все равно, лишь бы мы с Эдди поженились.

В конце концов, теперь отец не сможет отказать нам, верно?

Я надеюсь, что, как только Эдди узнает о том, что скоро станет отцом, он найдет способ вернуться домой.

Мне так одиноко! Мэри слишком занята Бенджамином, чтобы замечать меня. Она все делает по-своему, и я думаю, что она совершенно не обратила внимания на перемену в моем настроении. Она отдалилась от меня, стала теперь спать в своей комнате. Боюсь, что после наступления темноты она встречается с Бенджамином. А когда она не с Бенджамином, то проводит много времени на кухне. Меня не удивило бы, если бы оказалось, что она готовит еду ему и его семье. В конце концов, у нас по-прежнему довольно много продуктов, есть собственные овощи и дичь. Фактически нормирование продуктов не очень отразилось на нас – кроме, пожалуй, хлеба, в котором теперь так мало дрожжей, что он совсем не поднимается в печи.

Джимми вернулся в школу, и это принесло мне большое облегчение. Он слишком наблюдателен и сразу заметил бы, что я округлилась и отказываюсь возиться с ним и играть в грубые игры. Джимми будет в школе до конца семестра и приедет домой только на Рождество, и я надеюсь, что до этого времени придумаю, что делать.

 

Глава 35

Лиам стоял посередине спальни, которая находилась внизу лестницы. Он говорил Мадлен, что эта комната, которая всегда была заперта на ключ, принадлежала его родителям. Она никогда сюда не заходила. Многие годы эта спальня хранила его секреты.

Все стены здесь были обшиты грубыми потрескавшимися древесностружечными плитами, покрытыми выцветшей бледно-зеленой краской и девятью пробковыми листами в деревянных рамках. К семи из них Лиам приколол рисунки, фотографии, личные вещи и предметы одежды. На всех листах сверху было написано имя, и в каждый были воткнуты булавки, с которых свисали фотографии или различные безделушки.

Он закрасил черным маркером глаза людей на снимках, поэтому разобрать, кто на них изображен, было трудно.

Лиам принялся кружить в центре комнаты и хохотать, наслаждаясь своей работой и идеальными убийствами, которые он смог совершить. Его сестра стала первой, за ней последовала мать, а потом – отец. Вскоре его смех перешел в истерический визг.

– Подумать только, Мэдди поверила, что ты вернулась в свою Ирландию! – выкрикнул он, тыча пальцем в пробковый лист с фотографией матери. – Мне тогда все поверили!

Потом он повернулся и посмотрел на лист, который висел в стороне от других.

– Ты должен был умереть. Она слишком тебя любила, когда я больше всего на свете хотел, чтобы она любила меня.

На фото был мужчина, запертый в машине, которая попала в аварию. Его голова запрокинулась назад, рот открылся, из носа шла кровь. Автомобиль со всех сторон окружали темнота и вода, которая вливалась в окна.

Лиам засмеялся.

– От тебя было слишком легко избавиться, правда, Майкл? – Он подошел к окну, выходящему на задний двор. – Естественно, она скучала по тебе, оплакивала тебя. Но я всегда был рядом с ней. Именно я утешил ее спустя некоторое время после твоей смерти.

Он вспомнил ночь, когда ждал машину Майкла, вспомнил, как истерически смеялся, когда она набирала скорость на повороте. Он был уверен, что Майкл резко нажмет на тормоза и свернет в сторону, чтобы не наткнуться на поваленное дерево на дороге. Он пришел в восторг от своей изобретательности, когда на повороте Майкл потерял контроль над своим автомобилем, который съехал точно в то место, куда Лиам и предполагал. А потом машина упала с моста в воду. Его лист был единственным, где в центре висела только одна фотография. Здесь не было ни других снимков, ни предметов одежды, ни личных вещей.

– Теперь ты понимаешь, что ей не следовало тебя любить? Я был вынужден от тебя избавиться так же, как и от ее матери, которая мешала мне после твоей смерти. Было так легко накормить ее орехами, разрядить инъектор «Эпипен» и уйти. Да, все прошло замечательно, ведь она была такой доверчивой.

Справа висели два листа. На одном из них была Бриджет, агент Мэдди.

– Ты была чересчур назойливой и давала слишком много советов. Я хотел, чтобы у нас был совместный счет, ведь мне так нужны были деньги Мэдди. Однако ты посоветовала ей держать свои деньги при себе и сохранять собственную независимость. Ты допустила ошибку, непоправимую ошибку!

Лиам перешел к следующему листу, сел на пол, схватился за голову и стал раскачиваться взад-вперед, устремив взгляд на лист Анджелины, рассматривая по очереди каждую фотографию. На большинстве из них она была на работе, на некоторых они были изображены вместе, смеющиеся и рассказывающие друг другу шутки. Он вспомнил, как много усилий ему пришлось приложить, чтобы подружиться с ней и удержаться на работе. На одном снимке глаза Анджелины все еще были видны, и, схватив с подоконника черный маркер, он в ярости стал закрашивать их, словно боясь ее взгляда.

– Тебе не следовало меня увольнять, правда? – наконец продолжил он. – У тебя была возможность относиться ко мне хорошо, но ты ею не воспользовалась. Ты предпочла других, а не меня. Ты поступила несправедливо. Я много и добросовестно работал, но ты не смогла простить меня, ведь так? – Он отступил от листа и подумал о том дне, когда Мадлен застала их вместе. Анджелина пришла в негодование и, уходя, с ненавистью смотрела на него. – Держу пари, что сейчас ты бы пожалела, что не осталась, правда? – Произнеся эти слова, он запнулся, его голос дрогнул, а затем стал нежным и ласковым, когда он швырнул на пол маркер. – Да, ты не можешь сейчас за мной наблюдать, разве не так? Поэтому и тогда твои глаза были завязаны, чтобы ты не могла наблюдать за мной. Но не в тот момент, когда я убивал тебя. Это было бы неправильно.

Ему нравилось выслеживать свои жертвы, отлавливать и мучить их, издеваться над ними. Лиам годами планировал свои идеальные убийства. Однако он не мог выносить их взгляд, и ему трудно было вспоминать, как их глаза смотрели на него, прежде чем закрыться навсегда.

Он взглянул на два новых листа, один из которых был усеян фотографиями Мадлен, большими и маленькими.

– И ты тоже, Мадлен. Ты отвернулась от меня, как и все остальные. Ты не должна была уходить от меня, – сказал он, щелкнув пальцем по сломанному медальону, свисавшему с листа. Он был пришпилен булавкой, и в нем в овальной рамке находился маленький портрет Мадлен. Лиам аккуратно и трепетно погладил его, глядя на десятки других фотографий, находившихся на листе. Только несколько из них были сделаны совсем недавно, а на остальных Мадлен было от двенадцати до восемнадцати лет. На одной она каталась на велосипеде, на другой была одета в маскарадный костюм. Еще одна была снята, когда Мэдди училась в средней школе. На носу громоздились очки в толстой черной оправе, грустное выражение лица, волосы откинуты назад и собраны в тугой конский хвост. Школьный галстук был завязан на столько узлов, что, казалось, он был размером с ее шею. – Да, ты не знала, что в тот день в школу придет фотограф. – Он засмеялся и погладил карточку. – Если бы знала, то обязательно нанесла бы макияж, сделала бы прическу. Ты терпеть не могла, когда тебя фотографировали без твоего разрешения, ведь так? – Он сделал шаг назад и стал изучать остальные снимки, к которым она тщательно готовилась. На всех у нее была идеальная поза, идеальная прическа, идеальная улыбка. – Мэдди, я тебе совсем не нравился в школе, правда? – По его щеке скатилась слеза. – Я столько времени тебя ждал. Каждое утро я поджидал тебя возле школы, – он немного помолчал, – но ты проходила мимо меня в окружении своих подруг и друзей. Ты ведь даже не подозревала о моем существовании. Но, Мэдди, я жил, я существовал. Теперь ты, как и все другие, кто проигнорировал, покинул меня или раздражал, обязана заплатить! – Лиам окинул взглядом семь листов, на которых были фото тех, от которых он уже освободился.

Убийца переключил взгляд на второй лист, который он повесил совсем недавно. Из его горла снова вырвался смех, когда он посмотрел на фотографии Джесс. Их было мало, но он обязательно достанет еще. Он только начал их собирать, так же как и коллекцию ее личных вещей. Лиам без труда проник в ее квартиру. Фотоальбом стал для него настоящей находкой. Естественно, он забрал цифровые видеодиски, которые мог пересматривать часами, наблюдая, как она двигалась, смеялась и играла. У нее было мало драгоценностей, но те, что он нашел, сейчас свисали с булавок. В самом центре листа находилась большая фотография Джесс и Мадлен, одетых в бикини в светлых пастельных тонах. В их волосы были вплетены ленты. Они улыбались и обнимались.

Фото было сделано, когда сестры вместе проводили свои школьные каникулы. Как раз в то время он наблюдал за Мадлен, стараясь не пропустить ее, когда она выходила из своего класса. Она училась на две параллели младше. Пару раз Мэдди улыбнулась ему, проходя мимо, и Лиам был уверен, что ее улыбка что-то значила и что она хотела, чтобы он попытался познакомиться с ней, поэтому однажды рискнул пересечь столовую, чтобы с ней заговорить, но Мадлен повернулась к нему спиной, проигнорировала его, продолжая общаться со своими друзьями.

Потом Лиам разработал тщательный план, и все стало на свои места. Когда шел сильный снег, он несколько часов ждал, пока она выйдет из подъезда, а затем устроил настоящее представление. Он выбрал удачный момент, чтобы столкнуться с ней. Как и рассчитывал Лиам, Мэдди пожалела его, подумав, что ему было очень больно, и пригласила к себе. Остальное – уже история. Постепенно он становился ее другом. Она все больше и больше доверяла ему, не зная, что они учились в одной и той же школе, а он не хотел сообщать ей об этом. В этом просто не было никакого смысла.

Он дал себе еще один шанс. Она должна была принадлежать ему, и впервые в своей жизни он почти осуществил свою мечту – иметь нормальные любовные отношения с той, которая тебя тоже любит.

Лиам еще раз взглянул на фотографию тех каникул и на листы Мадлен и Джесс, пытаясь решить, куда ее прикрепить. Сделав шаг назад, он наступил на фотоальбом, брошенный на пол, поскользнулся, упал и больно ударился коленом.

– Черт, – выругался он, глядя на альбом, валявшийся на полу рядом с причудливой рамкой для фотографии, на которую он наступил, разломав ее на две части. Матерясь, Лиам отшвырнул их ногой в сторону и подошел к письменному столу, на котором лежала еще одна фотография. С нее на него смотрел отец Мадлен. – Разве это тоже было убийство? – Он взял снимок и бросил его в корзину. – Нет, все оказалось слишком легко и просто. Нужно было только высыпать пакетик в твой напиток. Одной дозы оказалось достаточно плюс немного внушения, и ты полетел, как птица. Так это я тебя убил или ты сам решил свести счеты с жизнью? Кроме того, ты играл не по правилам. Я тебя не мучил, не калечил и не завязывал тебе глаза, – он покачал головой. – Нет, у тебя не будет собственного листа в моей коллекции, хотя я доволен, что тебя больше нет. Ты пытался отобрать у меня Мэдди, но никто не имеет права отнять ее у меня. – Лиам вернулся к листу Мадлен. – Думаешь, что можешь убежать, но тебе не удастся спрятаться от меня, моя дорогая Мэдди. Тебе следовало полюбить меня еще в школе… – Пока слова слетали с его языка, он схватился за лицо, чувствуя, как рыдание сжимает его горло. – Ты почти все исправила, Мэдди. Я был счастлив, мы были настоящей семьей. Я тебе простил практически все. Тебе не стоило уходить от меня. – Лиам взял длинный походный нож с зазубренными краями и прижал его кончик к большому пальцу, проверяя остроту его лезвия. Тут же брызнула ярко-красная капля крови. Сунув палец в рот, он стал отсасывать кровь и постепенно успокоился, как ребенок, насытившийся молоком матери.

– Мама, ты ведь тоже не любила меня? – всхлипнул он, глядя на появившийся здесь вторым лист со старыми черно-белыми фотографиями матери, глаза которой также были закрашены черным маркером. – Мне так нужна была твоя любовь, но ты любила ее, а не меня, – произнес он, глядя на лист со снимками своей младшей сестры.

Он никогда ее не любил и не хотел, чтобы она появилась на свет. Не понимал, почему маме понадобился второй ребенок. Она заняла его место. Ее называли особенной. И сейчас она была особенной. С фотографий на него смотрела крохотная пятилетняя девочка. Для своего возраста она выглядела слишком маленькой. Сестра улыбалась в камеру. У нее было рассеянное, мечтательное и невинное выражение лица, какое может быть только у слепых детей. В отличие от остальных листов здесь, эти снимки не были испорчены.

Лиам подошел к фотографии Джесс и Мадлен и разрезал ее на две части.

– Вскоре я буду уверен, что вы расстались навсегда, Мэдди. Тебе не нужна сестра, и мне тоже она не нужна, – сказал он и, взяв половину снимка с изображением Мадлен, пересек комнату, чтобы прикрепить на лист своей бывшей подруги. Он выбрал место рядом с медальоном, схватил булавку и проткнул ею лицо Мадлен. – Теперь ты уже не такая красивая, согласна, стерва?

Неожиданный стук в дверь заставил его вздрогнуть. Тем не менее, следуя привычному ритуалу, Лиам тщательно запер за собой дверь на три автоматических американских замка. Потом открыл дверь, ведущую на лестницу для прислуги, подобрал маленький мешочек, положил туда ключи и спрятал его под верхней ступенькой. Подняв глаза на клетку, он улыбнулся. Именно там большинство из них провели свои последние дни. Именно там они умоляли его сохранить им жизнь, но в конце концов умерли. Затем он закрыл и запер эту дверь на три ключа, прикрепленных к его брелоку. И только после этого направился к выходу.

Открыв дверь, Лиам увидел двух полицейских, одетых в черную униформу.

– Мистер О’Грэди? – спросил один из них, выставляя вперед ногу, чтобы помешать хозяину захлопнуть дверь.

– Да, сэр, чем могу вам помочь? – спросил Лиам, придав своему голосу с ирландским акцентом дружелюбную и спокойную интонацию.

– Мы расследуем исчезновение мисс Анджелины Корби. Нам нужно задать вам несколько вопросов. Вы не возражаете, мистер О’Грэди?

 

Глава 36

25 декабря 1942

Сегодня – рождественский день. Худшего Рождества в моей жизни еще не было. Вчера утром маме Эдди сказали, что ее сын пропал без вести. Ни его командир, ни его товарищи не знают, что с ним случилось. Могу только надеяться, что он жив и здоров, а если вдруг его убили в бою, то его мучения закончились быстро.

От мысли, что Эдди умер или скитается в одиночестве, мне становится невыносимо, но еще страшнее думать, что он попал в плен и каждый день его пытают, чтобы выведать секреты нашей страны, которых он не может знать. Может быть, он просто сбежал от войны. В нем нет ни капли жестокости, и я знаю, что ему не нравится убивать других людей. Но если он сбежал домой, ко мне, и его схватили, предстанет ли он перед военным трибуналом?

Я молюсь, чтобы не оказаться виноватой в том, что случилось с дорогим мне мужчиной. Искренне надеюсь, что мои письма уже дошли до него, хотя и не уверена в этом.

Но если он прочитал их, и новость о его еще не родившемся ребенке стала для него слишком тяжелой ношей, и по ночам его начали мучить кошмары, то я себе этого никогда не прощу. Обрадовался он или огорчился, выяснив, что станет отцом до наступления весны? Не знаю, о чем он думал перед тем, как исчезнуть, но надеюсь, что мои письма дали ему понять, насколько сильно я его люблю.

Сейчас я стою перед очень трудной дилеммой. Внутри меня зародилась жизнь, и у этого крошечного и беззащитного существа есть только один человек, который может о нем позаботиться, это я. Я уже чувствую, как меня переполняет всепоглощающая любовь и глубокая привязанность к нему. Обещаю, что после рождения ребенка буду каждый день показывать ему фотографию его отца с надеждой, что когда-нибудь мой Эдди вернется к нам. А если нет, то сделаю все для того, чтобы наш ребенок рос, зная, каким был его отец, и любил его так же, как я буду любить его до конца моих дней.

Мне нужно сделать выбор, и в этом моя дилемма. Стоит ли мне сбежать с моим ребенком? Я не исключаю этот вариант, но куда я могу уехать? Все, кого я знаю, это друзья и знакомые мамы или папы. Поэтому я не могу к ним обратиться. Кроме того, у меня нет денег, а значит, я буду нищей и бездомной. Папа бросит меня, отречется. Да и не только он, все остальные тоже.

Я могла бы поехать за границу, однако ни о Европе, ни об Америке не может быть и речи. В Европе опасно – там идет страшная война, а Америка слишком далеко. Кроме того, если Эдди возвратится домой, я должна встретить его здесь вместе с нашим ребенком, поэтому выбора у меня нет.

Мадлен подняла голову и посмотрела на Бандита, который все еще лежал рядом с ней.

– Ужасно, она переживала настоящий кошмар, совсем как ты. – Она схватила бумажный носовой платок, вытерла глаза и высморкалась.

Бандит, притянув любимую к себе, нежно поцеловал ее в лоб. Неожиданно дверь распахнулась и в спальню вбежали Поппи и Джесс.

– Мамочка!

Сестра остановилась как вкопанная.

– О боже, Мэдди. Эээ… прости меня, мне так жаль! – вскрикнула она и сразу же закрыла глаза.

Схватив Поппи в охапку, Джесс вытолкала ее из комнаты и захлопнула за собой дверь.

– Сейчас мы с тобой выпьем по чашечке чаю. Поторапливайся, Поппи, побежали к Номсе. Я чувствую запах свежеиспеченного кекса.

Мадлен услышала панику в голосе сестры и прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться.

– Но я хочу быть с мистером Бадитом.

Джесс кашлянула:

– Поппи, ты не отдаешь себе отчет, как много времени ты проводишь с мистером Бадитом. – Голос Джесс раздавался эхом в коридоре, а дочь шумно протестовала, пока тетя волокла ее вниз по лестнице.

Мадлен, взглянув на Бандита, наконец разразилась хохотом.

– Пожалуй, мне пора уходить, – прошептал он, быстро поцеловал ее в губы и, обмотав бедра простыней, стал искать свои джинсы.

– Нет, не уходи, – попросила она и, схватившись за край простыни, потянула его к себе. – Ты же понимаешь, что они скоро не вернутся? – Она покачала головой. – К тому же нас уже видели. Все, тайны больше нет. Так что возвращайся в кровать.

– Вы – настоящая искусительница, миссис Фрост. А теперь объясни, почему ты хочешь, чтобы я вернулся.

– Ну, вообще-то, я подумала, что мы могли бы еще почитать дневник Эмили. – С ее губ слетел игривый смешок, и она, взяв тетрадь, бросила ее на колени Бандита.

 

Глава 37

– Вот, девочка моя, ешь свой супчик. – Номса поставила на стол перед Джесс дымящуюся тарелку.

– Спасибо, а можно мне еще и того вкусного хлеба? – спросила девушка, указывая на хлебные булочки с хрустящей корочкой, остывавшие на подносе рядом с плитой. От них еще шел пар, и кухня наполнялась соблазнительным ароматом свежего хлеба.

– Конечно, радость моя, – рассмеялась Номса, подошла к подносу, подхватила две булочки и передала их Джесс.

– Ном, Ном, мы к тебе! – крикнула Поппи, бросив взгляд на суп тетки, вздернула носик и тотчас запрыгнула на стул рядом с Джесс, устраиваясь поудобнее.

– Хочешь немного моего супа? – предложила Джесс, и Поппи неистово покачала головой и зажала рот ладошкой.

– Если ты хорошо попросишь Номсу, она может найти тебе кое-что вкусненькое или мы можем выйти поиграть с Бадди. Хочешь?

Поппи кивнула.

– Джесс сказала, что мы должны ехать за тортом, но я хочу поиграть на кровати с мамой и мистером Бадитом, – объявила она громко, вцепившись в стакан сока, который Номса поставила на столе перед ней, сделала большой глоток и вытерла рот рукавом. Все, кто находился в комнате, повернулись и уставились на нее.

Джесс пожала плечами и, сдерживая смех, взяла чашку с чаем, которую Номса поставила перед ней. Поднеся чашку ко рту, она стала медленно прихлебывать чай, мечтая слиться с обстановкой, чтобы только избежать вопросов по поводу того, что имела в виду Поппи.

– Я пойду позову Бадди. – И Поппи, подбежав к двери, подпрыгнула, чтобы схватить ключ.

– О нет, сударыня, – сказала Номса, не позволяя Поппи вытащить ключ из двери, схватила девочку за руку и снова усадила за стол. Она заперла заднюю дверь, вытащила ключ из замка, подняла его вверх, показывая Поппи, и демонстративно опустила его в карман своего передника. – Ты никуда не пойдешь, пока не поешь!

– Джесс сказала, что мы можем погулять с Бадди, пока мама играет с мистером Бадитом!

– Поппи, достаточно, ради бога! Думаю, ты уже все сказала и все услышали с первого раза. Думаю, мама будет очень рада узнать, с каким энтузиазмом ты рассказываешь! – Джесс подняла тарелку и собрала хлебной корочкой остатки супа.

Поппи улыбнулась, довольная собой, но тут Номса поставила перед ней тарелку с маленьким сэндвичем, и крошка тотчас нахмурилась.

– Съешь сэндвич, иначе не получишь торт!

– Ном, обними меня! – взмолилась Поппи, протягивая к кухарке ручки.

– Ах ты, хитрюга, – улыбнулась Номса, села на скамейку и обняла малышку.

В этот момент девочка сунула руку в ее карман и вытащила оттуда ключ.

– О нет, – слишком поздно спохватилась Номса. Ключ взлетел в воздух, словно в замедленном кино, завертелся волчком и, звякнув, упал куда-то за печку. – Поппи, куда он делся?

Поппи пожала плечами и виновато принялась за сэндвич, а Номса и Джесс встали на колени и начали искать ключ за печкой. Пол был чистым, покрытым плиткой, и ключ можно было бы легко заметить, если бы он там был.

– Берни, тебе придется это выдвинуть. Он, наверное, застрял где-то там, – Номса указала на выступ дымохода.

Брови Берни поползли вверх.

– Если ты думаешь, что у меня есть время прямо сейчас разбирать все это, то ошибаешься. И потом, она горячая, а мне нужно накормить шестьдесят человек, сами они себя кормить не будут. Тебе придется подождать, пока не закончится обед, – подбоченившись, закончил он. – А сейчас мне нужно помочь порезать овощи, если ты не против.

У Джесс зазвонил мобильный, и она отвернулась, чтобы ответить на звонок. Она закрыла глаза.

– Что, опять? Кто-то забрался в квартиру? – Она замолчала, выслушивая собеседника. – Но там же почти ничего не осталось! Не может быть все настолько плохо! – Она открыла глаза, схватилась руками за голову. – Спасибо, я скоро приеду.

Девушка подняла взгляд на Номсу и задумалась. Прошло всего полчаса, как она оставила Мадлен и Бандита наедине. Они наверняка не хотят, чтобы их сейчас кто-то беспокоил. В противном случае они бы уже спустились вниз, чтобы найти Поппи. Пришла пора Мадлен обрести свое счастье. Она этого заслуживает, и Джесс не хотела мешать сестре.

– Слушай, Номса, ты могла бы присмотреть за Поппи, пока Мадлен не спустится вниз?

– Конечно могу. Когда ты собираешься освободить ту злополучную квартиру и перебраться сюда насовсем? – с надеждой спросила Номса. – Оставляй ее тут со мной. Она может помочь мне готовить шоколадное печенье к чаю.

 

Глава 38

9 марта 1943

Я знаю, что довольно давно не вела записей в своем дневнике. Но за это время столько всего произошло, что я не знаю, с чего начать.

На прошлой неделе родился мой ребенок, и я назвала его Эдвард Артур, в честь его отца. Я не знала, что делать и что со мной происходит, когда меня волной накрыла боль. Я никогда ничего подобного не ощущала и теперь понимаю, что имела в виду мама. Мне было так холодно, так одиноко, к тому же пошел снег.

Я поднялась по тайной лестнице в потайную комнату возле колокольни. Это было единственное место, куда я могла пойти и где было безопасно. Где я могла кричать, зная, что никто меня не услышит. Я понятия не имею, зачем построили эту комнату. Единственное, что я точно знаю, что тот, кто построил дом и спроектировал такую тайную комнату в плане здания, имел для этого серьезную причину.

Эта комната была моим идеальным убежищем. За исключением тех моментов, когда звонил колокол – тогда и комната, и вся лестница содрогались от его ударов. Некоторое время после рождения Эдварда Артура я прятала его там, завернув в полотенца и одеяла, и никто ничего не заподозрил.

Так продолжалось до тех пор, пока отец не вернулся из Лондона и не увидел, как я пробираюсь к потайной лестнице. До того момента я думала, что мне сойдет с рук мой обман. Я спала с ребенком каждую ночь под колокольней, потом рано утром спускалась вниз и ждала, когда отец и мать займутся Роуз. Тогда я находила какой-то повод – будто мне нужно было прогуляться или подышать свежим воздухом. Но однажды шел дождь, и я знала, что оставила Эдварда Артура одного слишком надолго и он уже наверняка мокрый и голодный. После родов я ужасно страдала, каждая клеточка тела болела. И как только я добралась до тайного хода и взялась за ручку двери, я вдруг почувствовала, как у меня подкосились ноги. В следующее мгновение отец подхватил меня. Он помог мне подняться в комнату и уложил на кровать, где лихорадка продержала меня несколько дней. Должно быть, я проспала все эти дни.

Когда я очнулась, Эдвард Артур был рядом со мной. Он лежал в старой, но недавно окрашенной кроватке, беленькой, в хорошеньких желтеньких утятах. На моей кровати были одеяла, и я подумала, что отец, должно быть, купил их специально для меня, потому что я не помнила, чтобы у нас дома были такие. Не узнавала я и узора на шторах, и огромного тряпичного ковра из коричневых и кремовых квадратов.

Мой отец позаботился обо мне тогда, когда я меньше всего этого ожидала, когда я думала, что он отречется от меня и никогда больше не посмотрит в мою сторону. Некоторое время после этого я не могла понять, зачем ему вообще это было нужно, зачем он это сделал.

 

Глава 39

Раздался громкий взрыв, за ним – пронзительный сигнал тревоги. Мадлен проснулась, когда в отдалении послышалось непривычное «пиии-пиии-пиии». Грудь сдавило, и женщина тотчас закашлялась. Было темно. Она протянула руку, чтобы нащупать спящего рядом Бандита, но он уже вскочил с кровати.

Мэдди попыталась включить свет, но электричества не было. Женщина запаниковала, дыхание сбилось.

– Бандит, что… что это за шум? – Она снова закашлялась, потом задержала дыхание и постаралась сделать несколько глубоких вдохов, чтобы справиться с паникой, но легкие пронизывало непонятной болью.

Бандит поспешил к двери. Он распахнул ее и увидел в коридоре яркие сполохи. Он тотчас захлопнул дверь, на секунду прижался к ней всем телом, лихорадочно соображая, что делать.

– Господи Иисусе! Мэдди, нам нужно выбраться отсюда. Это пожар. Огонь заблокировал лестницу! – Бандит старался говорить спокойно, но Мэдди чувствовала, что он тоже пытается справиться с дыханием.

Он закашлялся, прикрыв рот ладонью. Потом на ощупь прошел по комнате в темноте, схватил простыни, поволок их в ванную, где открыл краны и намочил ткань, после чего заткнул ими щель под дверью.

– Это должно помочь, – сказал он и, быстро одевшись, бросил Мадлен ее одежду. – Одевайся, у нас мало времени! – крикнул он и схватил рюкзак, лежавший в изголовье кровати. – Так, без чего ты не сможешь обойтись?

– Что?

– Мэдди, это серьезно. Огонь очень быстро поднимается по лестнице. У тебя всего один рюкзак. Затолкай в него все, без чего ты не сможешь обойтись, у тебя есть пять секунд! – Он схватил ее ноутбук, заметки, очки для чтения и дневник Эмили. – Тут есть еще что-то, что нужно спасти? Твою работу, твои книги? Есть что-то, без чего ты не можешь продолжать?

– Поппи! О боже, Поппи! Я не смогу жить без Поппи! Мне нужно к Поппи! Где она?

Женщина чувствовала, как сердце колотится в груди, готовое выскочить наружу. Она закашлялась. Откинув простыни, она распахнула дверь и увидела пламя, подступившее почти вплотную. Она рывком захлопнула дверь и быстро подоткнула простыни, закрывая щель.

– Там пожар, огонь подступает по лестнице. Почему не работают пожарные разбрызгиватели? Бандит, что с этими чертовыми спринклерами? Мы в ловушке!

– Молодец, Шерлок, я же сказал тебе, что там пожар, и думаю, что кто-то отключил спринклеры. Так, ладно, нам нужно выбираться.

– Но что случилось с разбрызгивателями? – Женщина еще окончательно не проснулась и спросонок плохо соображала.

Бандит схватил ее за плечи:

– Мэдди, проснись! Я уже сказал тебе, что кто-то умышленно перекрыл пожарные разбрызгиватели. Нам нужно выбираться. БЫСТРО! – Он открыл окно и посмотрел вниз. До земли было не меньше двадцати футов, внизу – только клумбы и бетонные дорожки. Под самыми окнами – клумбы, на которых росли колючие розы. Мягкие лужайки начинались только за клумбами, и до них не допрыгнешь.

Мадлен в ужасе уставилась вниз.

– Не волнуйся, – мужчина попытался улыбнуться. – Я вытащу тебя отсюда, обещаю. – Он напихал в рюкзак полотенец, чтобы обезопасить ноутбук, и швырнул рюкзак в клумбу. Рюкзак застрял в колючих ветвях, и Бандит проклял тот день, когда высадил эти шипастые розы, пообещав, что, как только они выберутся отсюда, он собственноручно выкопает все кусты. Но сейчас у него не было времени на раздумья, ему нужно было спасти их с Мэдди. Он не для того полжизни ждал такую прекрасную женщину, как Мэдди, чтобы вот так ее потерять.

– Мэдди, послушай меня. Мы не можем прыгать. Мы должны попробовать выбраться. Жди здесь, я попытаюсь найти выход.

Он забрался на подоконник и исчез из виду.

– Бандит, мне страшно. Где моя дочь? Что, если она в беде? О Господи! Что, если она не может выбраться? – Мадлен до пояса высунулась из окна, пытаясь рассмотреть, куда делся Бандит. – ПОООППИИИ! Где ты, детка? О Господи! Пожалуйста! Молю Тебя! Пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо!

В этом крыле особняка было тихо. Тут располагались личные комнаты, подальше от номеров для постояльцев, которые находились в другом крыле. Мэдди закрыла глаза, представив себе план комнат, который видела в отцовском компьютере. Она вспомнила новую систему противопожарных разбрызгивателей, вспомнила, что они в первую очередь были рассчитаны для комнат постояльцев, а жилое крыло должно было подождать, пока будет закончено оснащение остального отеля.

Она подумала о постояльцах, в надежде, что все они благополучно спаслись. Они должны были собраться в приемной, в передней части отеля. И весь обслуживающий персонал тоже должен быть там. А это означало, что никто не придет в заднюю часть отеля и не станет искать их здесь. С тех пор как умер отец, в этой части дома никто не жил – никто, кроме Джесс.

Появился Бандит. Он снова забрался в окно.

– Комната над нами, что там?

– Какая комната? Нет там никакой комнаты. – Мадлен высунулась в окно. – Не может там быть никакой комнаты! Но как туда добраться? Лестница заканчивается этим этажом, – она указала на дверь.

– Серьезно, Мэдди, там есть комната. Думаю, это та самая комната рядом с колокольней. Помнишь, в дневнике Эмили? Она упоминала, что шум от колокола было слышно на лестнице.

Мадлен оглянулась по сторонам:

– Где дневник? Он может дать нам подсказку. – Она еще сильнее закашлялась и высунулась из окна, чтобы подышать.

– Я выбросил его в окно. Ну давай же, мы должны попасть в ту комнату! Оттуда мы сможем выбраться.

Послышался громкий взрыв, а затем откуда-то издалека донесся крик, звук разбитого стекла и снова крик. Бандит чуть присел, словно ожидая еще одного взрыва. Потом выпрямился и выглянул в окно, стараясь определить, откуда донесся крик.

– Если мы их слышим, то и они могут нас услышать.

– Хорошо, нужно кричать вместе.

– ПОМОГИТЕ! – закричали они хором, высунувшись из окна, насколько было возможно.

– Они нас слышат? – Мэдди снова закашлялась, она с трудом дышала. Было понятно, что дым скоро заполнит всю комнату. Если они сейчас же не выберутся отсюда, потом будет слишком поздно.

– Не думаю, – покачал головой Бандит. – Ты в порядке?

– Кажется, меня сейчас стошнит. – Она взобралась на выступ и перегнулась вниз в приступе рвоты.

– Это все дым. Я знаю, тебе дурно. Но нам нужно двигаться. – Он протянул руку. – Давай я тебе помогу.

Мадлен вытерла рот рукавом. Несмотря на головокружение, она медленно двинулась вперед. Подоконники были широкими, но с каждым шагом она ощущала опасность. Ноги подгибались, когда она дюйм за дюймом продвигалась от одного подоконника к другому. Руки судорожно цеплялись за камень, пока она не добралась до угла, где стена выступала под прямым углом, образуя внешний угол над кухней, и над ним Мадлен видела колокольню.

– Здесь легче забраться на крышу. – Одним стремительным движением Бандит залез на крышу. Он распластался на животе на самом краю на влажной черепице, протянул руку к стоящей на выступе стены Мэдди.

– Я не могу, Бандит. Может, мы просто разобьем окно и влезем в другую комнату?

– Мадлен, хватай меня за руку и, ради бога, не бей окна! Ты устроишь обратную тягу, и наружу, прямо на тебя, вырвется шквал огня.

Мадлен посмотрела вверх, на Бандита, балансирующего на крыше. По краю черепицы шел каменный выступ. Она ухватилась за черепицу, но та тотчас выскользнула из рук и упала вниз, разбившись о дорожку.

Она затаила дыхание и посмотрела вниз, на осколки черепицы на бетоне. Бедную женщину трясло от страха. Каждый миллиметр ее тела замер, она знала, что не может вечно стоять тут, но была просто не в состоянии шевельнуться, опасаясь, что упадет.

– Мадлен, хватай меня за руку. Сейчас же!

Несчастная женщина посмотрела вверх на Бандита.

– Клянусь Богом, что, если мы выберемся отсюда, я собственными руками выкопаю весь бетон и уложу ту пружинистую штуку, которой покрывают детские площадки. Тут должно быть мягко, чтобы можно было спокойно приземляться, правильно?

– Правильно, но ты хочешь сказать, что попросишь меня выкопать весь бетон и уложить мягкое покрытие. А теперь делай, что я говорю! Хватай меня за руку, и я втащу тебя наверх. Доверься мне.

Мадлен колебалась еще какое-то мгновение, потом протянула руку. На миг она почувствовала, что тело зависло в воздухе, потом он потянул ее к себе. И уже в следующий момент она лежала на крыше. Бандит поцеловал ее в лоб.

– Умница. А теперь видишь вон то окно? – он указал на небольшое окошко слева от колокольни. Оно было почти незаметно из леса, а снизу она точно никогда не замечала его.

– Если дневник Эмили не врет, эта комната отделена от остального дома. Она не только отделена, но и имеет отдельную лестницу. Теперь мы спасены от пожара – и, надеюсь, от обратной тяги.

Он вытащил из кармана свой складной армейский нож, раскрыл лезвие, сунул его между деревом и замком и открыл окно.

– Идем! – Он снова схватил ее за руку и потянул к окну. – Ставь ногу вот сюда. – Бандит указал на бетонный подоконник, и Мадлен шагнула вперед. Нога соскользнула, и она благополучно приземлилась на пол темной холодной комнаты. Она подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и осмотрелась. Было темно и пыльно. Она чихнула.

– Господи, как тут грязно! – Она провела рукой по поверхности старого туалетного столика, стоявшего у окна, и почувствовала толстый слой пыли на пальцах. Тут было старое зеркало, которое отражало лунный свет, позволяя рассмотреть комнату. Рядом стояла старенькая детская кроватка. Она тоже была покрыта слоем пыли. Тут же виднелась металлическая одноместная кровать, парафиновая лампа и старый темный шкаф для одежды, давно лишившийся дверей.

– Я должна вернуться сюда днем, – сказала она, когда Бандит забрался в комнату и на ощупь двинулся вдоль стен. – Ты видишь колыбельку? Это именно та комната, о которой она писала. Именно тут Эмили прятала своего ребенка.

Он продолжал ощупывать стены.

– А вот и дверь, – Бандит потянул ручку на себя. Глухой стук дал понять, что дверь заперта, и он стал шарить вокруг, пока не нашел ключ. – Но она не открывается, – сказал он, вновь потянув ее изо всех сил. Дверь разбухла, и ее заклинило. Бандит шагнул назад, чтобы оценить ситуацию, потом вытащил нож из кармана и стал разжимать дверные петли, пока дверь не выпала из рамы и не рухнула на пол, подняв облако пыли. Мадлен увидела черный провал лестницы, ведущей вниз. Дым поднимался куда-то наверх, и Мэдди снова закашлялась.

– Это, должно быть, та самая колокольня, о которой упоминала Эмили. Я чувствую запах дыма… Ты видишь огонь?

– Лестница, похоже, свободна, – сказал Бандит. – Идем, нам нужно выбираться отсюда. – Бандит пошел первым, и Мадлен наблюдала, как он осторожно ставит ноги на каждую ступеньку, проверяя ее, прежде чем наступить всем весом.

– Именно тут она родила ребенка, верно? – сказала Мэдди, глянув вверх, туда, где над ними висел колокол. – Господи! Надеюсь, это не опасно! – Она указала на колокол. – Может, ударим в колокол? Хотя бы один раз. Тогда люди поймут, что мы здесь.

– А что, если это опасно? – покачал головой Бандит. – Что, если он упадет вниз? Он может разрушить ступени, и как мы тогда спустимся?

– Ладно, ладно. – Мадлен снова посмотрела вверх. – Ты прав. Но когда-нибудь мы это сделаем.

Бандит с осторожностью спускался по лестнице.

– Мы внизу. Отойди в сторону. Я открою дверь. Мне нужно, чтобы ты легла на живот и как можно плотнее прижалась к полу. Может образоваться обратная тяга. И еще одно. Если что-то пойдет не так, – он помолчал и поцеловал ее в лоб, – помни, я люблю тебя.

Номса с Поппи забились в подвал.

– Все в порядке, детка, все в порядке. Кто-нибудь скоро придет, я обещаю, – снова повторила кухарка слова, которые бормотала последние двадцать минут, хотя сама не верила в то, что говорит. Она уже в сотый раз посмотрела на часы. Казалось, они с малышкой провели здесь уже час, с отчаянием прислушиваясь к шуму, грохоту и крикам на лестнице.

Они с Поппи были на кухне, когда прозвучала пожарная сирена. Номса сразу же побежала к задней двери с ребенком на руках, а Берни и Джек помчались вперед, через весь дом, сквозь языки пламени.

Задняя дверь оказалась закрытой, и Номса вспомнила, что ключ потерялся за печкой. В отчаянии она повернулась и побежала через кухню, но замерла как вкопанная, когда увидела, что к ней подступает стена огня.

– Мы будем в безопасности здесь, Поппи. Дым поднимается вверх. – Номса посмотрела на винные стеллажи, вспомнила о туннеле и стала руками ощупывать стены в поисках входа. И почему только она не обратила внимания, когда Мадлен показывала ей вход и рассказывала, как его обнаружили? Насколько она помнила, винный стеллаж двигался. – Солнышко, ты помнишь, где он был? – спросила она Поппи.

– Конечно, помню, – пожала плечами Поппи. – Толкаешь вон ту полку. – Девочка подбежала к полкам, которые были справа в задней части комнаты.

 

Глава 40

Бандит толкнул вверх решетку над головой. Лестница вывела их под землю, а там кто-то установил решетку на каменные ступени, которые вели к двери, – либо для того, чтобы скрыть их от посторонних, либо чтобы перекрыть доступ к этой лестнице.

– Неудивительно, что я так и не смогла найти дверь, она очень надежно спрятана, – сказала Мадлен, оглядываясь по сторонам в поисках какого-нибудь инструмента, чтобы поддеть решетку. – Нам нужно привлечь внимание. Может, опять покричим вместе?

Они посчитали до трех и закричали изо всех сил. Мадлен схватила Бандита за руку.

– Я не для того вылезала из окна и взбиралась на крышу, не для того обнаружила тайную лестницу, чтобы умереть в ужасной вонючей дыре в земле! – Не обращая внимания на вонь, она повернулась к лестнице. – Ты попробуй еще раз, а я быстро. Там наверху должно найтись что-нибудь, что поможет нам. – Она оглянулась через плечо, улыбнулась Бандиту и побежала вверх по лестнице.

Бандит снова и снова пытался сдвинуть решетку, но все без толку. Она стояла тут уже, наверное, лет семьдесят, ржавела все эти семьдесят лет, пылилась, семьдесят лет ее поливали дожди.

– Черт бы тебя побрал! – крикнул он решетке, навалился на нее, расшатывая изо всех сил. – Ну, давай же! – хрипел он натужно. – Двигайся же, чертова штуковина! – Мужчина в бешенстве зарычал от натуги, вложив в рывок все силы.

Он не знал, что делать дальше, но понимал, что Мадлен права. Они не должны погибнуть сегодня. Не для того он в Афганистане пережил смерть друзей и любимой, не для того столько лет пытался справиться с последствиями этой травмы, чтобы погибнуть в ливневой канализации под домом!

И потом, теперь у него есть Мадлен. Он только-только нашел ее. В первый раз занялся с ней любовью и знал, что она стоит того, чтобы за нее бороться. Он должен быть сильным! Он должен выжить и сделать так, чтобы выжила она, а для этого нужно составить план. Он внимательно осмотрел преграду, потом достал свой складной нож и постарался вогнать его как можно глубже у края проржавевшей решетки, чтобы использовать как клин.

Его снова охватила ярость, и он надавил на ржавые прутья.

– Ну, давай же! – прохрипел он. – Мэдди, она двинулась! Быстрее, я чувствую, как она шевельнулась! – Он прислушивался к шагам, но слышал лишь треск и грохот, доносящийся из дома. Мысли его снова вернулись к дневнику. Она сказала, что, случись пожар, дом вспыхнет, как пороховая бочка, – и, похоже, оказалась права. Он почувствовал себя беспомощным. Дом сгорает дотла, а он торчит тут внизу, не в состоянии ничего сделать.

– Я нашла вот это, – сказала Мадлен, внезапно появляясь за его спиной с длинной деревянной палкой. – Она лежала в шкафу. Извини, что так долго, мне пришлось сломать шкаф, чтобы вытащить ее.

Бандит взял шест из ее рук и подпихнул под край решетки под углом. Потом медленно, дюйм за дюймом, стал поднимать его, пока не почувствовал, как решетка снова чуть заметно шевельнулась.

– Когда я крикну, помоги мне, подтолкни шест выше, – сказал он, двумя руками хватаясь за перекладины решетки. – Давай!

Мадлен толкнула изо всех сил. Бандит натужно крикнул, решетка подалась, а потом снова опустилась на то место, где простояла все эти годы, а шест с треском сломался пополам, и Мадлен с Бандитом рухнули на колени.

– Нет, этого не может быть! Он не мог сломаться! – всхлипнула Мадлен, и Бандит обнял ее, пытаясь утешить. Все вокруг заволокло дымом, и они оба закашлялись. Мэдди снова подумала о Поппи, о тех счастливых днях, когда они играли с ее кукольным домиком, бегали по лесу и возились с Бадди.

– Бадди! Ну конечно! Зови Бадди!

Они оба начали кричать изо всех сил. Ведь слух у собаки гораздо острее, чем у человека. Щенок всегда прибегал, когда Мэдди звала его, и она верила, что он и сейчас услышит ее голос, она была уверена, что он откликнется.

– А что, если он заперт в своей будке? – разрыдалась Мадлен. – Что, если… что, если… Бадди, мальчик мой, пожалуйста! – Она кричала, плакала и кашляла одновременно.

И тут появился Бадди – как будто только что с прогулки. Ткнулся носом в решетку, изогнулся чуть ли не пополам и, виляя хвостом, попытался лизнуть руку Мэдди сквозь решетку.

Слезы снова залили лицо бедной женщины, слезы радости и облегчения. Бадди жив!

– Молодец, Бадди. А теперь сидеть! Голос, Бадди! Голос! – крикнула она. Щенок послушался и начал лаять, снова и снова, громче, чем обычно. – Молодец, Бадди! Голос, голос! Давай, Бадди, спасай маму! – Она закрыла глаза и стала молиться. Она научила его этому трюку, чтобы заставить Поппи есть, а теперь, может быть, это спасет им жизнь. – Теперь я жалею, что не научила его бежать и привести подмогу. Ну, ты же смотрел «Лесси»? – сказала она, стараясь хоть как-то разрядить ситуацию, но приступ кашля заставил ее согнуться пополам.

– Слышишь? – Бандит поднял палец к губам, заслышав приближающиеся людские голоса.

– Молодец, Бадди! Ну-ка, еще разок, подай голос для мамы!

 

Глава 41

Мадлен переполняли эмоции. С одной стороны, она испытывала чувство облегчения, когда их вытащили из-под земли и чуть не силой отвели в машину скорой помощи, уложив на носилки. С другой – ее снедало беспокойство.

Пожарные машины окружили здание, пожарные поливали водой приемную, из окон которой вырывались огромные языки пламени – почти до самой крыши.

– Берни, Джек, где Поппи? Где она?

Паника охватила Мадлен, когда оба мужчины покачали головой. Она была уверена, что, как только они выберутся из дома, кто-нибудь приведет к ней Поппи, но девочки нигде не было. Почему ее не приводят?

– Мэдди, она с Номсой. Джесс оставила ее с Номсой. Они были на кухне, – сказал Джек, и по его лицу потекли слезы.

На какое-то мгновение Мадлен почувствовала облегчение.

– Ну, это же хорошо, верно? Если она с Номсой, все будет хорошо. Номса присмотрит за девочкой, верно? – Она пыталась найти рациональное объяснение, почему Джек стоит перед ней такой поникший.

– Мы их не видели с тех пор, как вспыхнул пожар. – Джек рыдал, как ребенок, и смотрел прямо на Бандита. – Я не знал, что делать!

– А куда уехала Джесс? – спросила Мэдди.

Джесс не оставила бы Поппи без серьезной причины. Куда она отправилась без нее? Она пошла в дом? Она в старой спальне отца? Огонь отрезал ей пути спасения? Сердце Мадлен бешено стучало, дышать стало трудно. Ей казалось, что еще чуть-чуть, и грудная клетка взорвется. Два человека, которые были для нее дороже всего на свете, пропали, а ее дом сгорает дотла на ее глазах. Она посмотрела на Бандита, который уже выбрался из машины скорой помощи.

Нет времени подумать. Нет времени составить план. Выбора перед ним не стояло. Поппи могла быть в том пожаре, и, если это так, он должен спасти ее. Он схватил Мадлен за руки.

– Мэдди, я обещаю тебе, что найду ее. Они должны все еще быть там, внутри. Я уверен, Номса сделала бы все возможное, чтобы выбраться, а если они еще внутри, я уверен, что она будет защищать малышку, – с нажимом произнес Бандит, глядя прямо в глаза Мадлен. – Я найду ее, обещаю. – Он знал, давая такое обещание, что вселяет в женщину надежду. Она должна верить, что ее ребенок выберется из горящего дома живым и что он, Бандит, приведет Поппи к матери.

Он кинулся к горящему дому, слыша за спиной крики Мадлен. Он спрятался за кустами, проскользнул мимо пожарных прямо в парадную дверь. Он никогда не был особенно набожным, не ходил в церковь, но в этот момент посмотрел на небо, которое освещали желтые языки пламени, и вознес молитву, прежде чем вбежал в дверь дома и направился прямо в кухню.

Мадлен неистово дергала ремни, которыми ее пристегнули к каталке.

– Развяжите меня! – кричала она, глядя, как Бандит вбегает в горящий дом. – Мой ребенок, там мой ребенок! – Она соскочила с каталки и тотчас согнулась пополам, надсадно закашлявшись.

– Миссис Фрост, вам нужен кислород. Пожалуйста, ложитесь, прижмите эту маску к лицу. – Слова парамедика взорвались в мозгу, как фейерверк в небе.

– Лечь? ЛЕЧЬ?! Не говорите глупостей! Мой ребенок в горящем доме! – Она снова встала и, пошатываясь, двинулась к дому, но Джек схватил ее, повалив на землю, не пуская к пылающему зданию.

– Мэдди, пожалуйста. Пожалуйста, не надо. Бандит найдет ее. Он обещал, он пообещал, что найдет ее! – крикнул Джек, вцепившись в нее изо всех сил. – Он всегда держит слово, вы же знаете! Пожалуйста, не ходите туда! Мы не можем потерять еще и вас!

– Джек, отпусти меня! – закричала Мадлен, отрывая руки парня от своей талии, но тут на нее навалился еще и Берни. – Вы не понимаете, – зарыдала она. – Я должна ей помочь, у нее, кроме меня, никого нет! Пожалуйста, Джек, Берни, отпустите меня к Поппи! – Ее рыдания превратились в истерику, она все пыталась вырваться из их объятий, пыталась ползти, скребла траву, глубоко вонзая ногти в землю. Секунды слились в минуты. Минуты, казалось, превратились в часы. Она затаила дыхание, не смея дышать, глаза лихорадочно обыскивали каждое окно в надежде обнаружить хоть малейший намек на движение.

Пожарные кричали друг другу, один кинулся вперед, дыхательный аппарат болтался у него за спиной.

– Он нашел ее, он нашел девочку! – раздался крик, и все пожарные побежали куда-то за дом.

Джек тотчас отпустил Мадлен, позволяя ей встать. Она бросилась за дом и увидела Бандита, бегущего по траве от кромки леса. У него на руках была Поппи, а рядом с ним Номса.

 

Глава 42

– Я все еще не могу дозвониться Джесс, – сказала Мадлен, в очередной раз нажав на красную кнопку, чтобы отключить телефон, который она положила на стол в кухне Бандита.

Снаружи было темно, но из окна сторожки были видны голубые огни, которые вспыхивали вокруг здания отеля, пока пожарные пытались спасти ее дом.

Она взглянула на кушетку, на которой мирно спали Номса и Поппи.

– Ты даже не представляешь себе, как я тебе благодарна. Не могу поверить, что ты нашел их обеих.

Бандит покачал головой:

– Они спустились в туннель. И знаешь что? Оказывается, в летнем домике есть дополнительный этаж. Должно быть, Эдди построил дом прямо над входом.

– Но он был заложен кирпичом. Как они могли добраться до домика?..

Он приложил палец к губам, наклонился вперед и поцеловал ее.

– В течение последних нескольких дней я разбирал кирпичи, чтобы открыть туннель. Хотел устроить тебе сюрприз. Наверно, Поппи, как обычно, следила за мной. Она показала Номсе, как войти в туннель, и они добрались до безопасного места.

По лицу Мадлен скатилась слеза.

– Моя храбрая, умная девочка, – прошептала она и посмотрела на Бандита. – Спасибо тебе за то, что пытался удивить меня. Твой сюрприз спас им жизнь.

Все, что произошло прошлой ночью, казалось нереальным, словно сон. Уцелела главная часть здания с парадной лестницей, но приемная и спальни наверху были полностью разрушены. И Мадлен не знала, какой договор страхования заключил ее отец. После его смерти у нее и в мыслях не было проверить его полисы. Впрочем, сейчас они ее тоже не волновали. Главное, Поппи была жива и здорова. Ей оставалось только найти Джесс, чтобы собрать воедино свою семью.

– Мне следует пойти и посмотреть, что происходит в отеле. Уже почти светает, – сказала она, схватив одну из курток Бандита.

Он встал, чтобы ее сопроводить.

Они увидели обгоревшее и полуразрушенное здание. Мадлен дала себе молчаливое обещание сделать все возможное, чтобы вернуть отелю его былую красоту.

– Миссис Фрост, можно с вами поговорить? – спросил один из пожарных, подойдя к ним. – Миссис Фрост, я офицер пожарной службы Хэнуэлл. Вам знаком этот перочинный нож?

Его вопрос был простым, но, когда Мадлен взглянула на нож в пластиковом пакете, у нее перехватило дыхание.

– Да, – кивнула Мадлен. – Он … он… принадлежит моему бывшему другу. Где… как вы его обнаружили? – Она вглядывалась в глаза пожарного, пытаясь найти в них объяснение, хотя догадывалась, что он ей скажет. – Он был внутри? – Она запнулась в страхе услышать ответ. – Это сделал он? Он мертв?

Офицер пожарной службы Хэнуэлл покачал головой: – Нет, мисс, мы не нашли тела. Но думаем, что пожар возник в результате поджога. Нож уронили рядом с местом, где начался пожар.

– Конечно, это сделал он! – Мадлен начало трясти. Бандит подхватил ее как раз вовремя, потому что у нее подкосились ноги и она рухнула ему на руки, рыдая и ругаясь одновременно, вспоминая спринклеры и слово «вредительство», сказанное Бандитом. Она мотала головой, строя догадки о том, как здесь мог оказаться перочинный нож Лиама, который всегда был прикреплен к его брелоку. Значит, это все-таки он совершил поджог. Он же угрожал ей, что она поплатится за то, что ушла от него. Утверждал, что Мадлен пожалеет о своем поступке. Но ведь он уехал… по крайней мере, она так считала. Надеялась, что он навсегда оставил их в покое. Так почему же он вернулся? Почему не мог отцепиться от нее? И, главное, где Джесс?

Солнце уже встало, и Мадлен ходила вокруг дома, оценивая ущерб. Она посмотрела на окно, откуда они с Бандитом вылезли, потом – на кусты роз, где остался лежать ее рюкзак. Пробравшись сквозь кусты, она подняла его и повесила на плечо.

– Миссис Фрост, говорят, что это был поджог. Что вы думаете по этому поводу? – Неожиданно перед ней возникла молодая женщина, державшая в руке диктофон, который она резко сунула в лицо Мадлен, и та отпрянула назад.

– Ничего страшного, что вы чуть было не ударили меня? – крикнула ей Мадлен, выйдя из кустов и направившись обратно к дому.

– Извините. Я тоже терпеть не могу, когда в меня чем-то тыкают. – Она сделала паузу и откинула назад свои длинные золотисто-каштановые волосы. – Может, попробуем начать еще раз? Меня зовут Элла Хоуп, я из «Файли Кроникл». Мне всегда нравился этот дом. Однажды родители решили доставить мне удовольствие и привезли меня сюда. Мне просто нужно, чтобы вы сделали заявление относительно пожара. Это моя работа. Только одно заявление – и обещаю, я оставлю вас в покое.

Мадлен улыбнулась женщине. Они были приблизительно ровесницами, и ей даже показалось, что они учились в одной и той же гимназии.

– На данный момент могу только сказать, что я действительно не знаю причину пожара. Но я рада, что никто не пострадал.

Элла заглянула в свой блокнот.

– Можно задать еще один вопрос? Ваша сестра, Джесс Крофт. Она ведь пропала, правда? – спросила она, не дождавшись разрешения.

– Да, она уехала до того, как начался пожар. С тех пор у меня нет от нее никаких известий.

Элла вытащила свой мобильный телефон, начала нажимать кнопки и потом показала Мадлен фотографию.

– Но, миссис Фрост, если ваша сестра уехала, то почему ее машина припаркована за воротами отеля? Вы не думаете, что она могла вернуться? Может быть, именно она совершила поджог?

 

Глава 43

Джесс перестала плакать несколько часов назад. Она сидела, поджав под себя ноги. Судорога свела все тело, но девушка не осмеливалась двигаться и пытаться выпрямиться. Клетка, в которую ее посадили, опасно раскачивалась на непрочной веревке над темной деревянной лестницей. Из головы не выходили слова Лиама: «Ты, стерва, попробуй только двинуться. Тогда клетка рухнет вместе с тобой. Ты разобьешься, как и все другие».

Джесс посмотрела вниз на поврежденную и покрытую пятнами крови лестницу и содрогнулась, услышав омерзительный смех Лиама.

Она уставилась на него, пытаясь разобраться в этом человеке, которого когда-то любила ее сестра и жила с ним, хотя и недолго. Джесс трудно было поверить, что они обе не смогли понять, что он был настоящим чудовищем.

– Зачем ты это делаешь? Разве я чем-то обидела тебя? – молила она, заметив, что Лиам отвернулся и всячески старался избежать ее взгляда.

– Не смей пялиться на меня, немедленно отвернись, смотри в другую сторону! Иначе я завяжу тебе глаза! – закричал он и с размаху ударил деревянным колом по стене клетки. – Отвернись. Говорю тебе, отвернись немедленно!

Девушка посмотрела вниз, надеясь и молясь, что он не будет снова бить по клетке. Веревка выглядела довольно хлипкой, а от ударов Лиама клетка стала сильно раскачиваться из стороны в сторону.

– Пожалуйста, Лиам. Скажи почему?

– Ты сказала, что я мерзкий, сказала Мадлен, что всегда так думала. Это научит тебя не говорить гадости о людях и не замахиваться на них клюшками для гольфа.

– Прости, я сожалею. – Ей любой ценой надо было постараться смягчить его, придумать что-нибудь, чтобы он освободил ее.

– Ты прямо как моя мать, она тоже была жестокой. И я ее наказал.

– А что случилось с твоей матерью? – Джесс знала, что не должна была ни о чем его расспрашивать, но ей хотелось выяснить правду. Она тут же пожалела, что задала этот вопрос, потому что Лиам снова ударил колом по клетке.

– Она там, – он рассмеялся и указал на лестницу. – Она там, где ей и положено находиться. Вместе с остальными.

Джесс попыталась вглядеться в темноту. Может, он заточил свою мать в подвале? Находилась ли она там все это время?

Лиам ткнул ее колом через клетку. Девушка громко вскрикнула, а ее тюрьма закрутилась в воздухе, и она смогла увидеть лицо Лиама, половина которого была ярко-красного цвета. Один глаз был закрыт, а кожа покрылась волдырями и ожогами.

– Лиам, тебе нужна помощь. Тебе нужен врач.

Он свирепо посмотрел на нее:

– Отвернись от меня. Я запретил тебе смотреть на меня. Джесс чувствовала дрожь во всем теле, из-за которой клетка снова начала раскачиваться.

– Выпусти меня, я смогу тебе помочь, – произнесла она.

– Она там, моя мать. Она мертва. Понимаешь, она недостаточно меня любила, так как ушла и захотела еще одного ребенка, хотя у нее уже был я. Ей бы хватило одного меня, разве не так? Конечно, я позаботился о них обеих.

В этот момент Джесс осознала, что такое чудовище, как Лиам, который лишил жизни свою мать и сестру, без всяких колебаний сможет убить и ее.

– А сейчас веди себя правильно и не двигайся, потому что в любой момент веревка может оборваться. Я скоро вернусь, как только повидаюсь с твоей сестрой! – крикнул он, захлопывая за собой дверь и оставляя ее в полной темноте, в которой она не могла ни видеть, ни двигаться.

Она знала, где находилась, – над лестницей в той части дома, куда Мадлен не разрешалось заходить, и сейчас Джесс знала почему. Она сама была в доме всего лишь несколько раз, потому что неделями работала на круизных судах, но Мэдди же постоянно жила здесь. Однако девушка вспомнила, как говорила сестре, что ей показалось противоестественным, что Лиам запирал на замки двери в своем доме. Она всегда считала его немного странным, но даже представить себе не могла, какие жуткие тайны хранил этот дом.

Голова распухла от страшных мыслей. Скольких людей он убил? Сколько людей похоронено под этой лестницей? Сколько из них были втиснуты в эту клетку, свисавшую с потолка, а потом разбились насмерть?

Она не могла ни двинуться, ни крикнуть, зная, что ее все равно никто не услышит. Это был старый викторианский дом с толстыми стенами из крепкого кирпича. Но как она сюда попала? Джесс вспомнила, как Лиам прыгнул перед ее машиной в тот момент, когда она выезжала за ворота Ри-Хэда. Она резко нажала на тормоза, а он открыл дверь автомобиля и зажал ей рот рукой, когда Джесс закричала. Из глубины сознания всплывали туманные обрывки воспоминаний, как она лежала в багажнике машины. А потом – только момент, когда очнулась, обнаружив, что находится в этой клетке.

Неожиданно она услышала звук сильного удара, за которым последовал шум, который эхом прокатился по всему дому. Послышался топот шагов, многих шагов. Она поняла, что в доме было много людей.

– Чисто! – прокричал мужской голос.

– Чисто! – прокричал другой, который отличался от предыдущего, но не принадлежал Лиаму.

– ПОМОГИТЕ! – закричала она изо всех сил. Грохот становился все громче и ближе. Она поняла, что и второй замок взломан. Дверь распахнулась, и лестницу осветил солнечный луч. Джесс закрыла глаза и заплакала.

– Здесь женщина. Она жива. Вызови скорую.

Она открыла глаза. Дверь разлетелась на куски, так же как и первая. Перед ней стояли три вооруженных полицейских, один из которых схватился за клетку и тянул ее на себя.

– Том, бери за ту сторону! – крикнул он, и второй полицейский осторожно обхватил ее. – Все хорошо, милая. Я тебя держу. Все в порядке. Как тебя зовут?

Джесс замерла, пока ее тюрьма опускалась и в конце концов коснулась верхней ступеньки. Затем дверь клетки открылась и она попыталась выбраться из нее. Каждая клеточка ее тела изнывала от боли. Она была благодарна парамедику, который накрыл ее лицо кислородной маской. В этот момент ее взгляд упал на открытую дверь спальни, и она увидела пробковый лист, висевший напротив входа. Приколотый к нему сломанный медальон Мадлен неожиданно покачнулся и упал на пол, потому что в комнату вбежали шесть полицейских.

– Моя сестра, Мадлен Фрост, вы должны ей помочь. Думаю, он собирается ее убить.

 

Глава 44

10 апреля 1943

Отец все эти недели был так добр ко мне! Ни вопросов, ни обвинений! Он приносил мне еду, разжигал камин и держал малыша Эдварда Артура на руках, прижимая его, словно это его родной сын.

Он ясно дал понять, что ни матери, ни Мэри ничего не известно о его рождении и что я должна понимать, что его существование должно оставаться в секрете, нам не нужна никакая шумиха.

Но теперь я понимаю, почему отец был так добр и так старался сохранить тайну.

Эдварду Артуру сейчас чуть больше пяти недель, и сегодня отец предложил мне пойти в главную часть дома и принять горячую ванну. Он обещал, что позаботится о моем мальчике, пока меня не будет.

Мысль о горячей ванне вдохновила меня, и я с радостью помчалась по лестнице. Мама, Мэри и Роуз уехали в Лондон, и, к своему удивлению, я увидела, что в доме нет слуг. Кажется, все, кроме поварихи и Бенджамина, покинули дом. Это показалось мне довольно странным.

Я пошла прямо в свою комнату на первом этаже. Я с нетерпением ждала возможности насладиться такой роскошью, как горячая ванна, но понимала, что потребуется некоторое время, пока кухарка вскипятит воду и Бенджамин принесет ее наверх в мою комнату, поэтому, ожидая, когда все будет готово, я поспешила в комнату, где был мой малыш.

Тут и начался настоящий кошмар. Моего ребенка держала какая-то женщина в твидовом пальто. Она сказала, чтобы я не поднимала шум и не суетилась, что ему будет гораздо лучше в приемной семье, а мне будет гораздо лучше без него. Отец тихо ушел, и именно тогда я поняла, что это он договорился, чтобы моего ребенка забрали у меня. Я кричала изо всех сил. И в какой-то момент зазвонил колокол. Я должна быть ему благодарна. Женщина потеряла самообладание, и я выхватила ребенка у нее из рук и выбежала из дома как можно быстрее – в одном платье и домашних туфлях, схватив лишь свою сумку, в которой хранился мой любимый дневник и несколько вещей Эдварда. У меня не было времени надеть пальто и как следует укутать Эдварда Артура. Я не знала, куда мне деваться. Но выбора не было, и в конце концов я побежала в сторожку, рассказала все матери Эдди, и она обещала принять нас с сыном.

Теперь я каждый день жду вестей от Эдди. Прошло уже несколько месяцев, как он пропал, и каждый день с тех пор, как я убежала из дома, я хожу к воротам, прячусь за деревьями и наблюдаю, как почтальон приносит письма.

Мадлен читала вслух, осторожно переворачивая тонкие хрупкие странички дневника.

– Не могу себе представить, что бы я почувствовала, если бы кто-то пытался забрать у меня Поппи или мне пришлось бы вот так убегать, как она. Это, наверное, было просто ужасно! – сказала она, прижимая к себе Джесс, которая свернулась калачиком между ней и Бандитом. Они целыми днями сидели на кровати, ожидая новостей. Им советовали оставаться вместе, в одной комнате и без необходимости не покидать дом.

Поппи спала в своей кроватке, и, хотя девочка не знала о тех мучениях, через которые пришлось пройти Джесс, она была достаточно смышленой и, чувствуя настороженность взрослых, выстроила по краю кроватки стенку из плюшевых мишек, чтобы надежно спрятаться за ней и чувствовать себя в безопасности.

Все эти дни у дверей отеля стоял полицейский. Лиама до сих пор не нашли, но после того, что он сделал с Джесс, полиция не хотела рисковать, ведь он мог вернуться и завершить начатое. В конце концов, они не знали, как далеко мог зайти Лиам. Было очевидно, что он одержим Мадлен, но никто понятия не имел, на что он готов пойти, чтобы отомстить ей.

– Как долго мы будем сидеть взаперти? Прямо как в тюрьме! Мне надоело сидеть в четырех стенах. Я чувствую себя снова в той клетке! Мне это не нравится. Мэдди! Это просто ужасно! – шептала Джесс, откинувшись на подушки. Она бросила взгляд на Бандита, который сидел, уставившись в пространство, потом подтянула колени к подбородку. – Почему его еще не поймали? Я хочу увидеться с Джеком.

Мадлен знала, что Джесс боится Лиама, боится того, на что способен этот сумасшедший. Она боялась снова оказаться в ловушке, оказаться запертой. С тех пор как ее нашли, они все провели немало часов, просто сидя посреди сада и глядя на лес, на летний домик и открытые поля, которые простирались вдали. Они все согласились, что ради безопасности им следует держаться вместе. Но Джесс нужно было открытое пространство – и время, чтобы прийти в себя и восстановить душевное равновесие. И пока не поймают Лиама, ни о свободе, ни о душевном покое не приходилось мечтать.

– Я не знаю, дорогая. Все, что я знаю, это то, что пока там, за дверями, находится полиция, мы в безопасности.

– Он убил свою мать и сестру, Мэдди. Они похоронены в подвале того дома, в котором ты жила. Они думают, что он убил и нашу мать, и Майкла тоже, и они даже думают, что он мог быть причастен к смерти твоего отца. Ты вообще представляешь, что это значит? – Ее голос по-прежнему дрожал от страха. – Он уже много лет убивал! Он убил их всех. Даже та девица, в объятиях которой ты застала его в твоем чертовом коридоре, Мэдди. Она мертва! Ради чего? Зачем он все это делал, зачем закрашивал их глаза на фото маркерами? – Эти слова Джесс повторяла непрерывно, словно ей непременно нужно было найти ответы на вопросы, которые вертелись у нее в мозгу, как белье в барабане стиральной машины.

Мадлен привлекла к себе сестру, поймала взгляд Бандита, полный молчаливого сострадания.

– Милая, пожалуйста, не надо. Не мучай себя. Что бы он ни натворил, это уже сделано. Мы не можем этого изменить. Все, что мы можем сделать, – это заботиться теперь друг о друге, верно, Бандит?

Она понятия не имела, что еще сказать. Это была правда. Лиам убил их всех. Полиция признала, что в доме были найдены останки трех женщин. Все они были захоронены в подвале. Всех их пытали перед тем, как убить. Как он и рассказывал Джесс, Лиам сбрасывал их с высоты, так что почти все кости были переломаны. Личность третьей жертвы еще не была однозначно идентифицирована, но если судить по фото на листах в его тайной комнате, то это может оказаться пропавший литературный агент Мэдди, Бриджет.

На письменном столе отца пропала фотография, ее судьба по-прежнему неизвестна. Но Мадлен подозревала, что она знала, что случилось на самом деле, как знала, что случилось с Майклом, ее матерью, родителями Лиама, которые, как он утверждал, уехали в Ирландию, и его пятилетней сестрой, чьей единственной виной было то, что она родилась слепой. Мать Лиама уделяла ей больше внимания, чем Лиаму, и именно с этого началась его патологическая ревность.

Мысли Мэдди вертелись в голове, словно на детской карусели, все быстрее и быстрее, она не могла их удержать. Все вопросы и ответы перемешались в единое целое, вызывая тошноту и спазмы в желудке. Майкл, ее мать, Бриджет погибли из-за нее – и она чуть не потеряла Поппи, Джесс и Бандита. За что Лиам настолько ее ненавидит? Он назвал это чувство любовью, но скорее это стало одержимостью, и теперь она ненавидела этого человека всеми фибрами своей души.

Она встала, потерла живот и посмотрела на Бандита, который сжимал в руках дневник. Его лицо посерело, на лбу блестели капли пота, он уставился в стену, не отрывая взгляда от висящих на ней часов.

– С тобой все в порядке? – спросила Мадлен. Он покачал головой, потом встал и пошел в ванную, где ополоснул лицо холодной водой.

– Слова в дневнике, Мэдди. Ты понимаешь, что это значит? – спросил он, вернувшись в спальню.

Мадлен кивнула. Конечно, это означало, что Эмили стала жить у матери Эдди. Что еще?

– Мой отец, Мэдди. Его зовут Артур. Ребенка Эмили звали Эдвард Артур. Сложи все подсказки вместе: Артур, сторожка у ворот, принадлежавшая моему отцу, дама, которую он навещал, проходя через туннель. Все указывает, что мой отец – ребенок Эмили, а значит бред, который он несет, – это правда. Эмили Эннис – мать моего отца, моя бабка, он просто не знал об этом.

 

Глава 45

8 мая 1943

Мой Эдди не вернулся, и я полагаю, что он мертв. Мне пришлось принять решение, которое просто разбило мне сердце: моего Артура должны усыновить. Мать Эдди будет воспитывать его как своего собственного, и я должна признать, я полностью ей в этом доверяю.

Отец доволен этим решением, и я уверена, что он заплатил ей за это солидную сумму. И, насколько я поняла, теперь эта сторожка принадлежит ей. Он также согласился, чтобы Артур тайно приходил к нам в дом по тайному ходу в комнату под звонницей. Я должна быть благодарна ему за это. По крайней мере, я по-прежнему смогу видеть своего сына, хотя он и не будет знать, кем я ему прихожусь.

Война все еще идет, и с фронта прибывают раненые. Сейчас создают много госпиталей, чтобы выхаживать тех, кто нуждается в медицинской помощи, и я решила записаться в медицинский корпус, где буду работать медсестрой и помогать чем могу. Насколько я знаю, многие солдаты, потерявшие конечности, получившие ранения и психические расстройства, которые уже никогда не излечить, нуждаются в помощи. Именно этим я и собираюсь заниматься. Я по-прежнему молюсь, чтобы Эдди оказался жив. Я буду вглядываться в каждое лицо, буду искать его и надеяться, что найду его и привезу домой, в Ри-Хэд-холл.

У меня сердце разрывается от мысли, что мне придется оставить моего сыночка. Я живу ради его улыбки и не представляю, как смогу обходиться без него хоть один день, будучи не в состоянии прижать его, уложить в кроватку и наблюдать, как он растет в нашем поместье. Он может жить только в сторожке, но для меня и это – слишком далеко!

Все новостные каналы целыми днями только и говорили, что о Лиаме О’Грэди. Его дом тщательно обыскали и заколотили после того, как в нем обнаружили тела его матери, Анджелины Корби и Бриджет, которые были захоронены в основании лестницы для слуг. Тело его сестры, Фреи О’Грэди, было найдено на дне пруда в саду дома – того самого пруда, в котором, как он сказал Поппи, нет дна и любой, кто в него упадет, никогда не выберется.

На основании найденных улик полиция теперь расследовала смерти восьми жертв, а также поджога и покушений на убийство Мадлен и ее любимой сестры Джесс.

Мадлен смотрела, как на экране телевизора сменяют друг друга фотографии дома Лиама. У бедной женщины сердце едва не выскакивало из груди. И она жила в этом доме со своей трехлетней дочкой! Спала там, готовила завтраки и была счастлива – не ведая, что в этом месте живет сумасшедший серийный убийца, с которым она занималась любовью, обедала, разрешала своей дочери играть в тех комнатах, рядом с тем местом, где позже были найдены тела жертв!

Она едва могла дышать от волнения, когда на экране мелькнуло фото Лиама. Вцепившись в стакан, Мадлен нервно глотала воду, стараясь справиться со спазмами в горле.

Пока частное крыло дома восстанавливали после пожара, они с дочерью поселились в номере четыре. Это была огромная комната. В углу номера стояла викторианская кровать на четырех столбах, которую купил отец. Окна выходили на низкую изгородь, за которой простиралось пастбище. Овцы паслись на осенней траве.

Раздавшийся стук в дверь заставил женщину подпрыгнуть от неожиданности.

– Кто там?

– Это Джек, миссис Фрост, то есть Мадлен, – донеслось из-за двери, и дверь открылась. – Пришел инспектор Джонсон, мисс. Я провел его в столовую.

Мадлен заметила, как Джек посмотрел на Джесс, взгляд молодого человека светился теплом и любовью.

– Джек, можешь оказать мне услугу? – спросила Мэдди, переводя взгляд с Джесс на Джека. – Ты не против взять отгул и провести некоторое время с Джесс? Ну, понимаешь, присмотри за ней ради меня. Думаю, ей сегодня хочется провести денек в ее комнате.

Мадлен улыбнулась, когда увидела, как глаза молодых людей загорелись восторгом. Не нужно быть гением, чтобы понять, что эти двое сблизились, что их роман в самом разгаре. Они оба просто светились любовью, это стало заметно, как только Джек оказался в комнате. И даже заботливая старшая сестра в душе понимала, что быть наедине с Джеком – это именно то, что больше всего нужно сейчас Джесс.

– С огромным удовольствием, Мадлен. – Джек подмигнул Джесс. – Спасибо.

Мадлен посмотрела в зеркало, провела щеткой по волосам и нанесла немного блеска на губы. Удостоверившись, что выглядит нормально, она повернулась к Бандиту, и они вдвоем вышли из комнаты и спустились вниз по лестнице. Большой камин уже горел, а на полу и на подоконниках были расставлены причудливые тыквы с вырезанными в них страшными рожицами. И хотя крыло, где находились личные апартаменты, сильно пострадало, остальные части дома чудом уцелели, поэтому после генеральной уборки отель можно было снова открывать для гостей. Приближался Хэллоуин, в вырезанных тыквах горели свечи, наполняя комнату теплом и уютом.

Зайдя в столовую, Мэдди увидела ожидавшего ее инспектора Джонсона. Бандит крепко сжал руку женщины, они вместе подошли к полицейскому и сели.

– Миссис Фрост, эксгумация тела вашего отца и последующая аутопсия вскрыла новые факты, с которыми я обязан вас ознакомить. Теперь мы классифицируем его смерть как убийство, а не самоубийство, – сказал инспектор, и Мадлен с удивлением заметила, что в его глазах заблестели слезы. – Я хорошо знал вашего отца, миссис Фрост, и, если честно, мне было тяжело осознавать, что он наложил на себя руки.

– Какие факты? – Мадлен старалась сдержать слезы. Значит, она была права! Отец действительно не собирался уходить из жизни. Он хотел быть рядом с ней, как и обещал!

– Боюсь, я не могу сказать, миссис Фрост. Я уверен, что новое расследование все расставит по своим местам. Я лишь скажу, что ваш отец был хорошим человеком. Для меня было честью знать его.

С этими словами инспектор встал и направился к двери. Мадлен пошла с ним, Бандит остался за столом, вид у него был шокированный.

Мадлен задержалась в приемной, она рассматривала стены, думая об истории дома. Тут столько всего произошло! Столько всего происходило не так, как следует!

– Думаю, пришла пора все исправить. Пора этому дому поменять владельцев, – объявила она, возвратившись в столовую и присев за стол рядом с Бандитом.

– Но это было его мечтой. Это место было мечтой твоего отца! Почему ты хочешь его продать?

Мадлен заметила в глазах Бандита печаль. Она вспомнила разговор с отцом о Ри-Хэд-холле, о его мечтах и планах. Но теперь ей нужно подумать о Бандите. Если его подозрения справедливы – а у нее не было повода усомниться в его словах, – то этот дом был частью его наследия, а до этого – наследия его отца.

 

Глава 46

31 августа 1943

После первоначальной подготовки в двадцать первом армейском медицинском корпусе меня направили в один из госпиталей Лондона и предоставили квартиру. Но я в ней почти не бываю, так как провожу все свое время в госпитале, стараясь хоть немного облегчить страдания раненых.

Я внимательно вглядываюсь в лицо каждого солдата, за которым ухаживаю. Немногие сестры это делают, но я могу искать своего Эдди, только рассматривая лица раненых и узнавая, что его среди них нет.

Война не может продолжаться вечно, и я постоянно вспоминаю тихий и скромный уклад Ри-Хэд-холла. Мне зачастую было скучно там, надоедало заниматься рутинными делами, долгие часы проводить в кухне, чистить и резать овощи, помогая повару. Хотелось развлечений и общения с людьми, а не только болтать с Мэри. Я ныла, когда каждую среду в обязательном порядке мы ели фазана. Однако сейчас мне больше всего хочется полакомиться фазаном по средам, поговорить с Мэри и свернуться калачиком на своей кровати рядом со своим крохотным сыночком. Я так по нему скучаю! Мечтаю снова подержать его в руках, погулять с ним по лугам, но я постоянно себе напоминаю, что он больше не мой. Мое сердце разрывается на части, когда думаю, что он называет мамой другую женщину.

Узнáет ли он когда-нибудь, как сильно я его люблю и готова жизнь отдать за одну его улыбку? Сейчас я только надеюсь, что смогу найти своего Эдди, вместе с ним вернуться домой и создать семью.

24 декабря 1944

Сейчас канун Рождества, и я счастлива, что вернулась в Ри-Хэд-холл.

Как раз перед Рождеством я наконец нашла своего Эдди. Он сидел в дальнем углу госпиталя, в котором я уже давно работала, в крыле, куда я никогда не заходила. Там находились те, кто потерял рассудок. Мне и в голову не приходило искать его в этой части больницы. И хотя я рада, что Эдди жив, мое сердце обливается кровью, когда я смотрю в его глаза. Он больше не похож на мужчину, которого я когда-то знала. Он постоянно смотрит в пространство перед собой, никого не узнает и, кажется, не понимает, кто я.

Но не все еще потеряно. Мне разрешили поехать домой и забрать Эдди с собой. Уверена, что сейчас, когда он дома, в окружении вещей, которыми когда-то дорожил, он начнет все вспоминать.

Утром я приведу его в летний домик, в комнату под колокольней и посижу с ним на тайной лестнице. Он обязательно вспомнит то время, которое мы с ним вместе провели. В конце концов, не может же мужчина не вспомнить свой дом, свою мать и свою любимую. Тем не менее я готова к тому, что, возможно, к нему никогда не вернется память, и боюсь, что он будет продолжать жить в своем собственном мире. Но если даже так, мне все равно. В любом случае он будет оставаться моим Эдди и я буду заботиться о нем, пока он будет нуждаться в моей поддержке.

Оказалось, что в мое отсутствие семья распалась. Все в доме изменилось, и ничего не осталось от прежней жизни. Мэри вышла замуж за Бенджамина. Конечно, папа не одобрил их брак, но они сбежали в Гретна-Грин и поженились вопреки его воле. Только сейчас, когда я приехала домой, мне сказали, что моя любимая сестра-близнец умерла при родах два месяца тому назад. Я должна была находиться рядом с ней, помочь ей. Мое сердце разбито, и я чувствую за собой вину за то, что она и ребенок в ее чреве умерли, а меня не было рядом.

Маленькая Роуз уже ходит, болтает и создает беспорядок в доме. Одна из горничных забеременела от Джимми, и тот сразу же сбежал на войну. У мамы случился нервный срыв, девушку заставили уехать и вынашивать ребенка подальше от нашего дома, щедро заплатив, чтобы она никогда здесь больше не появлялась. Я не берусь судить брата, но всегда была уверена, что произойдет нечто подобное.

Боюсь, когда мама узнает, что я приехала вместе с Эдди, она придет в ярость. Но я не могу бросить его одного, и, если папа не позволит ему остаться в Холле, то мы будем жить в летнем домике. В конце концов, он очень уютный, ведь Эдди с такой любовью строил его для нас обоих.

Эдвард Артур счастлив. Как только мы вернулись в Холл, я пошла посмотреть на него. О нем хорошо заботятся. Он считает мамой мать Эдди, и, хотя каждый день мое сердце надрывается от боли, я понимаю, что не имею права разрушить его жизнь. Это было бы жестоко по отношению к нему. Кроме того, нет никакого смысла рассказывать Эдди, что у него есть сын, ведь уже через десять минут он забудет о нем.

 

Глава 47

Прошло несколько дней, и Мадлен захотела пробежаться. Она положила дневник под подушку и спустилась по лестнице. Посмотрев в окно, она улыбнулась, глядя, как Джек, Джесс и Поппи играют в догонялки вокруг низкой изгороди, проходящей вдоль канавы. Рядом с ними на террасе стоял полицейский. Он там неотлучно находился в течение нескольких последних недель. Офицер постоянно был начеку, внимательно осматривал окрестности. Полиция предприняла очень серьезные меры по обеспечению их безопасности и в какой-то момент даже предложила программу защиты свидетелей, однако если бы они согласились, то им бы пришлось уехать из Ри-Хэд-холла и расстаться не только со всеми, кто здесь находился, но и с частью своей жизни. Мадлен понимала, что не смогла бы выдержать разлуку с Бандитом, и ей трудно было даже представить себе, что она больше никогда не увидит Джека, Берни и Номсу. Она могла бы уговорить Бандита уехать вместе с ними, но тогда бы ему пришлось порвать со своим прошлым и смириться с тем, что он никогда не встретится со своим отцом. Ему бы предстояло сделать выбор между ними двумя. И это было бы несправедливо по отношению к нему.

Приближалось Рождество, и Мадлен чувствовала радостное возбуждение, зная, что в канун праздника будут объявлены новые владельцы отеля. А пока продолжалась реставрация здания и к Ри-Хэд-холлу постепенно возвращалась его былая красота.

Она закрыла глаза и подумала о Бандите. У него здесь было так много обязанностей. Он все время ухаживал за садом, доставлял дичь к столу, обеспечивал охрану и порядок на территории Холла так же, как его отец и дед, несмотря на непогоду и грозы, после которых появляется радуга и солнечный свет.

– Давай, Бадди. Пошли.

Бадди давно уже вольно гулял по территории Ри-Хэд-холла. Надевать на него поводок больше не было смысла.

Ближайшая дорога находилась почти в километре, и щенок уже понял, где ему разрешено гулять, а где нет. Кроме того, он спас им жизнь, и свобода была ему своего рода наградой за его заслуги.

Пробежав по траве, Мадлен запыхалась и сбавила темп. Она оглянулась через плечо, чтобы посмотреть на сторожку, где много лет назад жил Эдди и куда передали Эдварда Артура.

– Еще, давай еще, тетя Джесс. Еще!

Голос Поппи раздавался за деревьями, и Мадлен широко улыбнулась. Она точно знала, что Эмили имела в виду, написав, что готова жизнь отдать за одну улыбку своего сына. Она чувствовала то же самое много раз с тех пор, как родилась ее дочь, наблюдая, как та спала, особенно в те месяцы, когда они жили в доме Лиама. Она пришла в ужас, узнав, какие секреты хранил его дом. Полиция сделала вывод, что Лиам был причастен к смерти Майкла и подсыпал наркотик ее отцу.

Он был объявлен в общенациональный розыск, и каждый вечер, включая телевизор, Мадлен надеялась услышать о том, что его наконец поймали, хотя была уверена, что полиция сразу бы сообщила ей об его аресте и, вероятно, сняла бы охрану с дома.

Она почувствовала, как в крови забурлил адреналин, а легкие словно огнем обожгло. Прошло довольно много времени после ее последней пробежки, и тело уже отвыкло от физических нагрузок. Мадлен остановилась, взяла с земли палку и бросила ее в просвет между деревьями. Бадди подобрал палку и принес обратно, положив ее возле ног хозяйки. Потом тявкнул, дав знак, чтобы она снова ее кинула.

Мадлен опустилась на колени в траву и рассмеялась, когда щенок, подпрыгнув вверх, свалил ее. Он вилял хвостом, а его тело сгибалось пополам то в одну сторону, то в другую. Он высовывал язык от удовольствия и хватал им воздух каждый раз, когда Мадлен удавалось погладить или почесать своего питомца.

– Давай, принеси мне палку! – крикнула она, подхватив палку и снова бросив ее в просвет между деревьями. Бадди побежал, но проигнорировал палку и помчался дальше. – Эй, Бадди. Ко мне!

Она посмотрела на линию деревьев. Полицейские запретили им ходить в лес. Потом оглянулась на отель, надеясь, что кто-нибудь видит ее и заметит, куда она направляется. Однако она смогла разглядеть только Поппи, бегущую к изгороди, и Джесс, которая ее догоняла.

– Бадди, немедленно назад! Бадди, Бадди, вернись! – кричала она, пытаясь придать голосу строгость, которая могла бы заставить щенка вернуться с палкой в зубах и поджатым хвостом. Странно, но Мадлен даже не слышала его.

Она зашла в лес и стала внимательно осматривать землю, решив, что он провалился в какую-то яму.

– Бадди, черт возьми, где ты? Бадди, ко мне, мой мальчик!

Она снова оглянулась через плечо. Здание отеля осталось позади за тонкими деревьями. Она по сантиметру продвигалась все глубже и глубже в лес. Ее охватило беспокойство, и сердце бешено заколотилось в груди.

Бадди всегда возвращался к ней. Никогда никуда не убегал. Куда он мог подеваться?

Наконец она увидела его и с облегчением выдохнула.

– Вот ты где, мой мальчик, иди ко мне.

Он сидел и смотрел на нее, виляя хвостом. Но не сдвинулся с места.

– Бадди, ради бога! Иди ко мне.

Что-то было не так, и Мадлен, замедлив шаг, в конце концов остановилась. Щенок продолжать сидеть на расстоянии от нее, и это ее встревожило. Он никогда так долго не сидел на одном и том же месте в одной и той же позе. Она подождала немного и прислушалась. Потом обернулась и посмотрела на дом в надежде, что Номса или полицейские заметили ее отсутствие. Но никто не смотрел в ее сторону. Казалось, никто не обратил внимания, что она ушла с тропинки. Неожиданно ей пришло в голову, что она никому не сообщила, куда идет.

Под чьими-то ногами хрустнула ветка, но Мадлен не шелохнулась. Она поняла, что в лесу был еще кто-то. Но кто?

– Бандит, это ты?

Молчание.

Мадлен еще раз взглянула на отель. Она точно знала, что рядом с ней кто-то находился. Она слышала шаги, ей не ответили, когда она окликнула. Все ее инстинкты подсказывали ей, что нужно убегать оттуда как можно скорее, но Бадди скулил и пронзительно лаял.

Мадлен не могла бросить своего любимца.

Она стала медленно подходить к щенку и разглядела на нем веревку. Должно быть, человек, который находился в лесу, связал его, и она должна была его знать.

Опустившись на колени, Мадлен стала быстро развязывать веревку, поминутно озираясь вокруг себя. Бадди подпрыгивал и мешал ей. Но его глаза были устремлены в одну точку за ее плечом, и Мадлен сковал ужас.

Потом наступила полная темнота.

 

Глава 48

Бандит облокотился о камин в зале, поднял длинную чугунную кочергу и поворошил угли почти погасшего огня. Потом выбрал длинное полено и сунул его в камин, бросив следом несколько небольших щепок, чтобы огонь разгорелся с новой силой. Подождал, пока не раздался уютный треск поленьев и языки пламени не стали выбрасывать снопы искр, потом зачерпнул совок угля из ведерка и подсыпал угли со всех сторон бревна.

Новость о том, что у отеля будет новый владелец, расстроила его больше, чем он готов был признать. Ведь это единственное место, где он когда-либо жил и чувствовал себя тут как дома. Здесь он наконец перестал убегать от своего прошлого. Конечно, сторожка всегда будет принадлежать ему, но мысль о том, что тут, в поместье, все кардинально поменяется, что он не сможет больше приходить на завтрак, сидеть за столом на этой кухне и видеть Номсу, Джека и Берни, просто разрывала душу.

Он обвел взглядом парадный зал, где на стенах рядами висели картины, на подоконниках стояли причудливые украшения, на сервантах и столах из темного дерева стояли произведения искусства. Мадлен всегда удивлялась, почему нигде не видно семейных фотографий, но в дневнике Эмили они нашли ответы на этот вопрос. Бандит посмотрел вверх, туда, где должен был висеть портрет его отца, сына Эмили. Должен был – но не висел, его просто не существовало в природе. Его отец был изгоем, и в семейной истории было слишком много секретов, которые следовало сохранить.

– Почему я не уделял тебе больше внимания? – спросил Бандит сам себя. Он провел рукой по темно-синей обивке честерфилдского диванчика, отчаянно стараясь запечатлеть в памяти все мельчайшие детали комнаты. Он внимательно рассматривал каждый предмет мебели, каждый завиток узора на ковре, каждую фигурку и статуэтку, зная, что во всем этом хранится фамильный секрет семьи его отца. Семьи, членом которой он должен был считаться, но не считался.

Бандит планировал привезти отца домой на последнее Рождество сюда, в Ри-Хэд-холл. Он не знал, как много из своего прошлого помнит отец. Старик лишь смутно помнил тайный подземный ход, помнил, что ходил по нему, и много раз упоминал его в последние несколько месяцев. Бандит внимательно слушал его рассказы, как отец описывал фонари, которые раньше зажигали в этом туннеле, – они по-прежнему хранились там. И в то же время он говорил о детской, о громком звоне колокола в звоннице, о тех счастливых часах, что он провел перед камином.

Бандиту хотелось, чтобы отец увидел все это хоть один раз напоследок, но не знал, как тот отнесется к тому, что все теперь выглядит по-другому, когда поймет, что леди, как он ее называл, больше не живет здесь. Спросит ли он о подземном ходе, который теперь был завален так, что по нему опасно было ходить, и захочет ли увидеть его?

– Эй, Бадди, приятель! Что ты делаешь в доме? – Он наклонился к щенку, который вбежал в главный зал, запрыгнул на кожаный диванчик и принялся отчаянно лаять. Потом спрыгнул и стал сновать к парадной двери и обратно.

Бандит схватил пса за ошейник – и заметил обрывок нейлоновой веревки, привязанной к нему. Веревка была ему незнакома. Он сам всегда покупал инструменты и веревки, которыми пользовались в поместье, а эта была совсем не такой. Так откуда же она взялась на ошейнике Бадди?

– Джек, Мадлен что, начала привязывать Бадди?

Джек рассмеялся:

– Ты серьезно? С какой стати? Да он целыми днями носится туда-сюда, где ему вздумается, то в дом, то выскакивает наружу, бегает по лесу. Меня не удивит, если он каждую ночь спит в кроватке Поппи.

– Тогда почему у него веревка вокруг шеи завязана? – Бандит протянул обрывок веревки Джеку.

Оба посмотрели на веревку, пожали плечами и озабоченно уставились на Бадди, который продолжал носиться туда-сюда и лаять, словно пытаясь привлечь их внимание.

– Где Мэдди? – спросил Бандит.

– Я видел ее час или два назад, – ответил Джек, собрал пустые бокалы, которые стояли на столе, и пошел обратно в столовую.

Бандит побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Ему нужно было срочно найти Мадлен и по какой-то необъяснимой причине сделать это как можно быстрее.

– Джесс! Джесс, где Мадлен? – крикнул он, врываясь в спальню, где Джесс на коленях стояла у ванны, а Поппи прыгала в шапке пены, подняв ручонки над головой в надежде, что Бандит подхватит ее из воды и подбросит вверх.

– Я заметила, что ее кроссовок нет. И подумала, что она пошла с тобой. – Лицо Джесс вдруг побледнело, они с Бандитом одновременно уставились в окно. – Где она, Бандит? Господи Иисусе! Куда она делась?

 

Глава 49

Мадлен почувствовала боль.

Болела каждая клеточка тела. Она даже не могла понять, где болит больше всего. Ее руки были вытянуты над головой. Запястья связаны, и пальцы ног едва касались пола. Острая боль пронзала плечи, на которые пришелся вес всего тела.

Она приоткрыла глаза, сначала совсем чуть-чуть. Она знала, что находится в опасности. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться об этом. Теперь она пыталась быстро оценить и просчитать ситуацию.

Она находится в каком-то помещении. В нем было довольно темно, но сквозь щели в двери пробивался тусклый свет. Там могла быть еще одна комната, а может, дверь вела сразу на улицу. Судя по запаху, помещение построено из дерева, и это можно было безошибочно определить. Она могла рассмотреть только смутные тени старых деревянных балок, которые, вероятно, поддерживали крышу. Под ногами не было никакого коврового покрытия, только грубо строганные половицы.

В луче света, который пробивался из щели в двери, она смогла рассмотреть силуэт стула. Он стоял в дальнем углу, рядом с окном. Она заметила какую-то темную фигуру. На стуле кто-то сидел.

– Итак, ты наконец-то проснулась. – Этот ирландский акцент она узнала бы из тысячи. – А я все думал, сколько же пройдет времени. Некоторым нужно больше времени, чтобы прийти в себя, некоторым – меньше. Твоя сестрица проспала несколько часов в багажнике моей машины.

– Зачем… зачем я здесь? Что ты со мной сделал, придурок?

– Ну-ну, Мэдди, дорогуша, не стоит говорить со мной в таком тоне. – В его голосе послышалось еле сдерживаемое раздражение, и Мэдди почувствовала, как ее замутило от отвращения.

– Ты для меня ничего не значишь, Лиам.

– Конечно, значу. Мы любим друг друга, Мэдди. Правда, дорогуша?

– Лиам, я тебе уже говорила, ты потерял право называть меня так с того самого момента, когда я застала тебя тискающим ту девицу в нашей прихожей. А теперь отпусти меня. – Она замерла, задержав дыхание, когда увидела, как он обходит ее по кругу, не переступая границы света, и издали придирчиво рассматривает ее. – Полиция обыскала твой дом, Лиам. Они нашли тела и комнату с теми стендами. – Она помолчала, пытаясь рассмотреть выражение его лица, которое он старательно прятал от нее, стремясь держаться к ней только одним боком. – Почему, Лиам? Зачем ты это сделал? И почему Джесс? Зачем ты хотел убить Джесс?

Он остановился и уставился в окно. Мадлен удалось рассмотреть стену деревьев за окном. Там на веранде висели качели, и, увидев их, она поняла, что он приволок ее в летний домик, который находится в чаще леса.

– Они все предали меня, все!

– Кто все? – Мадлен попыталась пошевелить запястьями, чтобы избавиться от острой боли, простреливающей всю руку до самого плеча. Она страшилась тех слов, которые может от него услышать, зная, что на сделанных им стендах были фото Джесс и ее самой. Неужели он решил, что они тоже предали его?

– Она предала меня. У нее появился этот вопящий младенец. Она не должна была заводить еще одного ребенка – особенно такого, который постоянно требовал внимания! Мать любила ее больше, чем она любила меня. Как она могла?! – Он изо всех сил ударил рукой по стеклу, и оно разлетелось вдребезги. – Черт! Смотри, это все из-за тебя! – Он повернулся к ней и резко ударил ее по лицу ладонью, оставив на коже малиновый след от пощечины.

Мадлен закричала. Но дело было не в том, что его удар испугал ее.

Она увидела его лицо. Одна сторона была обожжена. Глубокие красные шрамы покрывали всю щеку. Он повернулся, чтобы посмотреть на нее; левый глаз был закрыт, словно спаян огнем, вся половина лица сгорела вместе с волосами, неузнаваемо обезобразив того Лиама, которого она знала прежде.

– Видишь, что ты со мной сделала, Мэдди? Это ты сделала, Мэдди! Это все ты виновата!

Она покачала головой. Слезы хлынули из глаз, стекая по лицу. Джесс говорила, что он обожжен, но Мэдди не представляла насколько. Она понимала, что нужно тянуть время, нужно заговаривать ему зубы. В конце концов, ему больше нечего терять.

Странно, но на какое-то мгновение ей захотелось протянуть руку и коснуться его лица, захотелось облегчить его боль, убрать шрамы с лица. По какой-то причине ей было жаль, что он лишился своей привлекательности. Но потом она напомнила себе, что он сделал. Человек, который убил ее любимого Майкла, ее мать, ее отца, Анджелину и Бриджет, не говоря уже о его собственных родителях и сестре. Она покачала головой из стороны в сторону. Он чуть не убил Джесс, и поэтому она даже рада, что он страдает от невыносимой боли.

– Это ты должна была погибнуть в том пожаре, а не мое лицо! Пламя вспыхнуло прямо мне в лицо! Мне было больно, и я еле-еле выбрался, а вы с тем солдатом счастливо спаслись, ни один волос не упал с ваших голов! Теперь твоя очередь гореть, Мэдди! Ты должна знать, каково это!

Эти ядовитые, жестокие слова заставили Мэдди зажмуриться от ужаса. Она больше не хотела видеть его, не хотела забрать его боль. Все, о чем она могла думать, так это о том, как выбраться, как спастись от этого кошмара. Она должна заставить его говорить, должна заставить сосредоточиться на чем-то другом.

– Пожалуйста, Лиам, расскажи мне о своей сестре. Ты никогда не рассказывал мне о ней. Почему ты так сильно ненавидел ее?

– Моя сестра, этот маленький лягушонок! Она была слепая, родилась такой и во всем зависела от матери. Она была пиявкой. Она цеплялась за мать и везде следовала за ней, отчего мать не могла уделять мне внимание. А я тоже нуждался в ней, в ее любви! Мне нужно было, чтобы она была рядом, но она всегда была занята.

– Это, наверное, было ужасно. Но я уверена, что она любила тебя, Лиам. Ей было трудно со слепым ребенком. Я не представляю, что бы я чувствовала, если бы Поппи родилась такой!

Мадлен вспомнила, что ей рассказывали полицейские о пробковых стендах. У всех жертв были закрашены черным маркером глаза, причем с такой силой, что прорвалась бумага. Все, кроме сестры, – и никто не мог понять почему. Ну конечно! Она же была слепая и не могла на него смотреть! Она не видела ненависти в его глазах, понятия не имела, в какой опасности находится. Она, наверное, так и не поняла, что он делает, когда он ее убил.

Мадлен смотрела на мужчину, которого, как ей казалось, она когда-то любила, и думала, что же он за зверь на самом деле. Как можно так сильно ненавидеть слепую кроху? Как он мог причинить ей боль, убить ее? Утопить в пруду, потом убить ее мать за то, что она любила малышку? Кого он убил первой, мать или дочь? Или, может, отца?

– Прекрати на меня так смотреть! Я говорил тебе, что не хочу, чтобы ты на меня смотрела!

– Лиам, пожалуйста!

– Нет, Мэдди. Это приказ! Ты не должна на меня смотреть!

– Тогда, пожалуйста, скажи мне, зачем ты убил Майкла? Он тебе не сделал ничего плохого! И мой отец тоже. Ведь это ты его убил?

– Потому что ты была с ними, а не со мной. – Громкий, хриплый смех наполнил комнату. – Они не имели на тебя права. Их нужно было ликвидировать. Однако твой отец… не могу сказать, что это дело моих рук. Нет. Пара маленьких таблеточек амфетамина в его бокале – и он полетел, как птица.

Мадлен почувствовала, как сердце буквально разрывается на части. Он убил их обоих. И, по словам Лиама, они были устранены, ликвидированы. Они умерли, потому что любили ее.

– Ты самовлюбленный, эгоистичный ублюдок! Людей не уничтожают за то, что они кого-то любят! Что ты вообще за человек?!

Гнев кипел, переполняя душу, и она намеренно уставилась в то место, где он стоял. Она смотрела на его шрамы, зная, что чем дольше она на него смотрит, тем неуютнее он себя чувствует.

– Ты все это делал только для того, чтобы затащить меня в свою постель? Да? Я влюбилась в тебя, Лиам. Я любила тебя! Как такое вообще могло произойти?

Она продолжала упрямо смотреть на него, и мужчина стал нервно мерить комнату шагами. Она считала эти шаги: десять шагов в одну сторону, десять шагов в другую.

– Посмотри на меня, Лиам О’Грэди. После всего, что ты у меня отнял, хотя бы посмотри на меня, трус!

Она махнула ногой в его сторону, вскрикнув от боли, когда вес всего тела пришелся на запястья и грубый шнур глубоко впился в кожу. Голубая нейлоновая веревка быстро пропиталась густой темной кровью.

– Ты меня не помнила, Мэдди, ведь так? Я знал, что не помнила. Я знал, что ты меня не вспомнишь, – бормотал он, продолжая расхаживать туда-сюда.

– Вспомнить тебя? О чем ты говоришь, Лиам? – Мадлен озадаченно и испуганно уставилась на него. По его словам выходило, что они раньше встречались, но она представить себе не могла, где и когда. – А мы что, раньше встречались?

– Да, Мэдди, да. Мы учились в одной школе. Но тогда я тебе не нравился, верно?

– Лиам, я… я понятия не имею, о чем ты говоришь. – Она не сводила с него глаз. Неужели они и правда сталкивались в школе? Она никак не могла его вспомнить. – Ты… ты, должно быть, сильно изменился. Я действительно тебя не помню.

Он со злостью пнул стену, отчего вся деревянная постройка содрогнулась. Балка над головой Мадлен заскрипела и чуть наклонилась, что ослабило натяжение веревки. Ступни ее коснулись пола, и женщина смогла встать на ноги более уверенно. Она подождала, пока ее мучитель повернется к ней незрячим глазом, и посмотрела наверх, на крепление веревки. Та по-прежнему надежно держалась на балке, но, по крайней мере, теперь она не была так сильно натянута. У женщины появилась крохотная надежда вырваться на свободу.

– Я наблюдал за тобой издалека, Мэдди. Я так долго следил за тобой! – произнес Лиам. – Я каждый день смотрел на тебя. Ждал, когда все уйдут из коридора, и смотрел, как ты заходишь в класс, садишься и достаешь свои книги. Но каждый день ты игнорировала меня, не обращала на меня внимания, а потом наконец, когда я потерял всю надежду, ты улыбнулась мне. Только один раз! Ты посмотрела и улыбнулась. Я был так счастлив! Я был уверен, что понравился тебе, и провел остаток лета в ожидании, что ты заговоришь со мной. Но ты так ничего и не сказала.

И тут Мэдди вспомнила. Она вспомнила мальчишку, который вечно ждал в коридоре. Все еще ломали голову, чего он там ждет. Теперь она знала. Она вспомнила его, очки в темной оправе, очень длинные волосы, отчего голова казалась слишком большой на узких плечах.

– А! Теперь ты вспомнила. – Он резко отвернул от нее изуродованную щеку. – Не смотри на меня!

– Я вспомнила. Извини, я не знала… Я не знала, что ты ждешь, чтобы я заговорила, – повторила она, и в этот момент веревка снова перекрутилась и впилась в запястья. – Мы были совсем детьми, Лиам. Я не хотела обидеть тебя. Я даже не знала, кто ты. Ты должен мне поверить!

– Я НИЧЕМУ НЕ ДОЛЖЕН ВЕРИТЬ! – закричал он, метнулся через комнату и кинулся к двери. Дверь открылась, и в комнату хлынул свет. До Мадлен донесся запах горящего дерева, и ей стало не по себе – как тогда, когда они застряли перед неподъемной дренажной решеткой во время пожара.

– Лиам, зачем тебе огонь? Что ты делаешь?

Он вернулся в комнату с ведром какой-то жидкости и стал разбрызгивать ее по комнате.

– Я готовлю твою казнь. Я приговариваю тебя к смерти через сожжение, именно так ты и умрешь. Видишь ли, раз я решил, как это произойдет, то так оно и должно быть. Тебе не следовало спасаться в первый раз, понятно?

Мадлен закричала. Громкий, пронзительный крик вырвался из самой глубины легких – и не прекращался. Она почувствовала запах бензина, когда безумец подошел ближе. Она смотрела, как он взял большой ковш и принялся поливать пол, шторы, старую мебель, которая стояла вокруг.

– Лиам, пожалуйста! Ты не можешь этого сделать! Ты любишь меня! Подумай о том времени, когда мы были вместе! – Она пыталась вспомнить, что они делали вместе, – но не могла и внезапно осознала, что время, проведенное вместе с ним, ничего для нее не значит. Их дни были простым монотонным сосуществованием, они вставали по утрам, шли на работу и ложились спать вечером.

Он порылся в кармане, достал коробок спичек и начал вынимать их одну за другой. Он зажег одну, потом задул ее, положил обратно в коробок. Мадлен затаила дыхание от страха. Мучитель медленно двинулся к тому месту, где она стояла, все ближе и ближе, помахивая коробком перед ее лицом.

– Какую спичку зажечь, Мэдди, дорогуша?

– Лиам, я умоляю тебя, пожалуйста, не делай этого. Подумай о Поппи!

– Ах, об этой паршивке? Мне давно следовало убить и ее тоже. Может, я так и сделаю. Такое видишь в новостях все время, верно? – Он рассмеялся ей в лицо. – Но я не мог решить: если ты будешь сходить с ума от горя, почувствуешь ли, что я тебе нужен больше прежнего, или оттолкнешь меня? У меня все было запланировано, она бы утонула в садовом пруду, в том, у которого нет дна, – или так просто кажется, когда опускаешься в воду все глубже и глубже, с привязанным к ногам грузом, и не можешь дышать. Вот если бы я раньше мог решить, как именно ты себя поведешь!

Женщину захлестнул ужас. Все тело дрожало от страха. Она не должна позволить ему навредить Поппи! Должен быть какой-то способ остановить его. Она должна как-то спастись!

Перед внутренним взором всплыл образ дочки. Мягкие светлые кудряшки, тоненькая фигурка, очаровательная улыбка, то, как она склоняла набок головку, выпрашивая что-то.

Лиам схватил ведро и, прихрамывая, вышел из домика. Пленница посмотрела на свои связанные запястья. Увидела кровь, раны от веревки. Но это не имело значения. Ей было все равно, насколько сильно она поранится, она не обращала внимания на боль. Упрямо тянула веревки, встав на цыпочки, пытаясь расшатать балку еще больше. Кровь все сильнее заливала руки, когда нейлоновая веревка все глубже и глубже врезалась в кожу.

– Стой спокойно! – рявкнул Лиам, входя в комнату. – Так ты посмела помыслить о побеге?! – Он зашел ей за спину и дернул за волосы, собирая их с одной стороны.

Мадлен попыталась обернуться.

– Лиам, не надо! Пожалуйста, не надо! Что ты собираешься делать?

– Не смотри на меня! – выплюнул он, не поднимая взгляда от пола, с силой обхватил ее лицо рукой, так что ногти вонзились глубоко в щеку женщины, и резко повернул его от себя.

На лицо легла повязка, которую мучитель плотно затянул на затылке. Она лягнула ногой в то место, где он стоял, нога явно попала в цель, и он заорал от боли.

А потом раздался крик: «ВСЕМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ! ЭТО ПОЛИЦИЯ!»

Мэдди застыла, когда услышала, как Лиам рассмеялся за ее спиной, потом послышался шорох открывающегося спичечного коробка, а следом – оглушительный грохот.

Потом тишина, за ней – громкий топот множества ног. Повязку сдернули с глаз, ее подхватили на руки. Она почувствовала, как ей развязывают запястья, и всем телом прижалась к Бандиту, именно его руки поддерживали ее.

– Все в порядке, я держу тебя! – голос мужчины дрожал от страха, она видела, что его лицо перекошено от боли, – он словно наяву снова и снова переживал ужасы, через которые прошел в Афганистане.

К ним подошел полицейский, он пощупал пульс Мадлен и поднес к лицу рацию.

– Пришлите мне пару машин скорой помощи, и поскорее! Одна пострадавшая – женщина, второй – мужчина, он серьезно болен. – Мадлен услышала слово «болен». Оно показалось смутно знакомым, и несколько мгновений она не могла сообразить, что это значит.

Но теперь Мадлен знала одно – она в полной безопасности. Бандит крепко обнимал ее, прижимая к себе, и именно в его объятиях она и хотела быть.

 

Глава 50

Мадлен закрыла глаза, чтобы защитить их от яркого утреннего солнечного света, лучи которого пробивались сквозь щель между шторами. Она положила дневник на стол и несколько мгновений лежала неподвижно, а потом посмотрела на спящего Бандита. Улыбаясь, она стала медленно пододвигаться к нему под свежими белыми простынями с твердым намерением ликвидировать зазор между собой и своим обнаженным любовником.

Она еще не привыкла спать с Бандитом в одной постели, но была уверена, что ей никогда не надоест смотреть, как тот спит. Она любила наблюдать, как равномерно поднимается и опускается его грудь, прислушиваться к его глубокому, медленному и спокойному дыханию. Ей нравилось, когда он нежно заключал ее в свои объятия, словно пытаясь защитить свою любимую. Несмотря на то что Бандит спал, как ребенок, он оставался ее героем. Он нашел и спас ее, когда она больше всего в нем нуждалась, и с тех пор взял ее под свою защиту.

Мадлен стянула простыню, открыв его спину и торс, и кончиками пальцев начала продвигаться сквозь густые темные волоски, покрывавшие его мускулистую спину. Каждое ее прикосновение становилось все более уверенным, настойчивым и возбуждающим. Наконец она почувствовала, что он отреагировал на ее касания.

– Ты проснулся, мой герой? – прошептала она. Ее рука скользнула по его телу вниз и нерешительно задержалась под простыней.

– М-м-м, что ты задумала? – спросил он и сел, опираясь на подушки.

Она засмеялась, встала перед ним на колени, охватив ими его колено.

– О нет. – Он уложил ее на спину и лег на нее.

Мадлен не нужно было уговаривать. Одеяла упали на пол, и ей стало холодно. Глаза Бандита стали темнеть, пока он любовался ее обнаженным телом. Она смотрела на него с любовью и вожделением. В его темных глазах появился яркий, неистовый блеск. Он накрыл ее рот своим и глубоко вошел в нее. Их тела двигались в унисон, словно были единым целым, быстро и ритмично. С губ Мадлен слетел легкий стон блаженства, и волна наслаждения захлестнула их обоих.

– Я так сильно люблю тебя, – прошептал Бандит ей в ухо, продолжая двигаться. Он пристально смотрел в ее глаза, которые излучали нежность и страсть.

– Не сильнее, чем я тебя, – возразила Мэдди, надув губы и нежно проведя пальцем вниз по его животу, явно провоцируя своего любовника. Ее рука остановилась, подобравшись к его бедру.

– Продолжай в том же духе. Ты же знаешь, что получишь взамен?

Его руки, лежавшие на ребрах Мадлен, вдруг начали ее щекотать, и она завизжала.

– Мамочка, угадай, что приготовит мне Ном-Ном? – крикнула Поппи, ворвавшись в спальню. – Она собирается испечь блинчики. Она говорит, что я буду их есть с медом и шоколадным соусом.

Бандит откатился к краю кровати, схватил свои трусы-боксеры и предусмотрительно натянул их на себя под простыней. Он улыбнулся девочке и, пока та болтала без умолку со своей мамочкой, надел брюки и выпрыгнул из кровати.

– Так что, Поппи, мне послышалось или ты упомянула блинчики?

Поппи прыгнула в кровать и, как маленький хитрый хамелеон, подползла к Мадлен и прижалась к ней.

– Мистер Бадит, ты тоже хочешь блинчиков? – спросила она.

Мадлен вдруг поняла, что медленно приближается к краю кровати.

– Эй, маленькая мисс, ты собираешься столкнуть меня на пол? – спросила она и начала легко отпихивать от себя дочь. Поппи завизжала и, схватив большую белую подушку, запустила ее в Мадлен.

– А, так ты хочешь устроить подушечный бой? – крикнул Бандит, и все трое стали кидать друг в друга подушками. Перья летали по всей комнате, а Поппи визжала от восторга.

– Ааа, мистер Бадит, хватит, хватит, нам нужно спускаться. У Ном-Ном не останется блинчиков! – крикнула она и спряталась за матерью.

Бандит кинулся к двери:

– Тогда бежим. Пусть мамочка оденется. Я тебя мигом домчу на кухню.

 

Глава 51

1 марта 1964

Я так долго ничего не писала в своем дневнике. Все эти дни и годы я заботилась о своем Эдди, но сегодня Эдди умер. Он наконец избавился от боли, и война больше не причиняет ему страданий, из-за которых он мучился почти всю свою взрослую жизнь.

Отец тогда не позволил Эдди и мне жить в Холле. Он не считал нас супружеской парой и сказал, что я могу вернуться домой, но только без Эдди. Поэтому мы могли жить либо с его мамой и Эдвардом Артуром, либо в летнем домике, который Эдди построил для нас обоих. Другого выбора у нас не было. Мы решили поселиться в летнем домике. С самого начала он был очень уютным, и нам там было неплохо. При первой возможности я, бывало, тайком прокрадывалась на кухню через туннель и брала еду. Повар обычно готовил для меня пироги и старался удостовериться, что я донесу их горячими домой. Мне было совсем нетрудно проходить туннель. А потом, когда мои родители умерли в 1954 году, я перебралась в дом и взяла с собой Эдди. В конце концов, из всех Эннисов в живых осталась только я. Холл стал принадлежать только мне, несмотря на то, хотел этого папа или нет.

Но я не чувствовала никакой радости. Мне было грустно при мысли, что они все ушли. Маленькую Роуз забрала скарлатина. Джимми погиб на войне, а Мэри умерла при родах. Затем один за другим умерли родители. Тогда я даже представить себе не могла, что мне будет еще более одиноко. А теперь меня навсегда покинул мой Эдди.

Я так скучаю по Эдварду Артуру, ведь я не видела его много лет. Он носит сейчас имя Артур. Как только ему исполнилось восемнадцать, он уехал из сторожки, решив служить в военно-воздушных силах. Мама Эдди сказала мне, что сын пошел по стопам отца, хотя он так и не узнал, кто был его отцом.

Сейчас я живу в полном одиночестве в доме, наполненном воспоминаниями. Я – владелица этого дома и должна содержать его в порядке, пока у него не появится новый хозяин. По этой причине я считаю, что нужно утаить кое-какие его секреты. Мне становится невыносимо при одной только мысли, что кто-нибудь узнает о подземных ходах. Сегодня, когда моему сыну исполнилось двадцать, я попросила заложить кирпичами входы в оба туннеля. Сегодня грустный день, хотя ему полагалось быть счастливым, но я не хочу, чтобы кто-нибудь еще прошел через мои воспоминания. И если туннели будут закрыты, мой мальчик, который уже стал мужчиной, не будет чувствовать себя обязанным туда войти.

Эти подземные ходы уже отслужили свою службу. Они помогли нам с Эдди держать наши встречи в тайне. Помню, как подростком проходила по ним с улыбкой на лице, зная, что Эдди ждет меня на противоположном конце. Помню, как мы там целовались. Через них мы смогли незаметно пробраться к нашему любовному гнездышку в ту ночь, когда был зачат мой сын.

Мы с Эдди нечасто пользовались вторым туннелем, но он тоже пригодился. По нему проходил мой мальчик, чтобы сначала попасть в летний домик, а потом – в Холл, куда я снова переехала. Первое время его сопровождала мама Эдди, которая хотела заодно повидаться и со своим собственным сыном. Но прошли годы, и с ними растаяла последняя надежда на то, что он ее узнает, поэтому она просто подводила Эдварда Артура к входу в туннель, оставляла его там и спустя несколько часов возвращалась за ним. Конечно, ребенок думал, что просто приходит в гости в дом к странной паре, где он мог поиграть с игрушками и полакомиться булочками с кремом. Однако он вырос и стал навещать нас все реже и реже. Однажды в воскресенье он не пришел, и с тех пор мы его больше не видели.

Мадлен стояла, опираясь на руку Бандита. Они решили прогуляться к узкой калитке, чтобы издалека взглянуть на дом. Падал чистый белый снег, который покрыл подъездную дорожку. Казалось, что у них под ногами лежит роскошный, сверкающий бриллиантами ковер. В огромном окне в викторианском стиле виднелась шестиметровая рождественская елка, с ветвей которой свисали старинные игрушки и гирлянды, переливающиеся разноцветными огоньками. Потом зажегся камин, осветив янтарным сиянием окна, и дом сразу стал выглядеть теплым и уютным.

– Значит, Эмили в конце концов забрала Эдди в Ри-Хэд-холл? – шепотом спросил Бандит, словно боялся нарушить волшебство момента. Он притянул к себе Мадлен и нежно поцеловал ее в губы.

– Да. Она ухаживала за ним много лет, но ничего не писала в своем дневнике вплоть до 1964 года, когда умер Эдди.

– Ты не думаешь, что их история одновременно прекрасная и грустная? – сказал Бандит и, подтянувшись, сел на деревянные ворота. – Война надвое разделила ее жизнь, их любовь, их семью. Но она, судя по всему, очень сильно его любила и ничего не требовала взамен.

– Интересно, как сложилась дальнейшая судьба Эмили? – задумчиво спросила Мадлен. – Отец сказал, что купил у нее Холл в 2007 году. Думаешь, она все еще жива?

Бандит уставился перед собой и кивнул:

– Знаешь, я полагаю, что это вполне возможно.

Мэдди улыбнулась, и они какое-то время молчали, думая об Эмили и Эдди. Потом Бандит протянул руку к лицу своей любимой и снова поцеловал ее в губы.

– Я кое-что тебе купил.

Он вытащил из кармана небольшую коробочку.

– Что здесь… что это?

– Ты так и не узнаешь, пока не откроешь ее, ведь так? – засмеялся он и протянул ей коробочку.

Взяв ее в руки, Мэдди осторожно подняла крышку и увидела внутри крошечный золотой медальон, точно такой же, как тот, который много лет назад подарил ей отец и который она потеряла. Она закрыла глаза и перевела дыхание. Потом открыла медальон. На одной его стороне находилась миниатюрная фотография отца, на другой – такого же размера фотография Поппи.

– Кстати, Номса и Поппи тоже приняли участие в этом сюрпризе. Она сама сфотографировала Поппи, и им обеим не терпится узнать, понравился ли тебе снимок. Догадываюсь, что сейчас Поппи просто распирает от возбуждения.

– Мне очень нравится, – сказала Мадлен, подняв голову.

В его глазах она увидела что-то сокровенное, там были нежность, забота и верность. От его взгляда Мадлен почувствовала себя в безопасности и в то же время ощутила, как ее захлестнула волна эмоций. Ей хотелось чувствовать на себе этот взгляд до конца своих дней, и в тот момент она поняла, что несколько недель назад приняла единственно правильное решение. Теперь настала ее очередь вручить свой подарок, спрятанный под пальто.

– Я тоже кое-что купила тебе. – Мадлен передала ему коробку и стала наблюдать, как он ее открывал. Внутри лежал темно-синий дневник в кожаном переплете.

– Видишь ли, я решила, что нам пора начать дневник и записывать в нем наши собственные воспоминания, – нервно прошептала она, настаивая, чтобы Бандит его открыл. Под обложкой находился конверт, и его демонические глаза заискрились.

– Это для меня? Что это? – нервно засмеялся он, взяв в руки конверт.

– Ты же помнишь, что в канун Рождества будут названы имена новых владельцев Ри-Хэд-холла?

Он кивнул.

– Здесь находится документ, подтверждающий право собственности. Я подумала, что тебе стоит его прочитать.

Мадлен заметила, как Бандит побледнел, пока нерешительно, трясущимися руками вскрывал конверт. Он прочитал текст, потом еще раз и поднял голову.

– Но… здесь говорится…

– Здесь написано, что мы оба являемся собственниками Ри-Хэд-холла, – кивнула Мадлен. – Этот дом – часть твоего наследства, и справедливость должна быть восстановлена – ты тоже имеешь полное право им владеть.

 

Глава 52

Становилось все темней, и дом погрузился в сумерки. В огромном викторианском окне ярко светились огни рождественской елки на фоне янтарного света от жарко пылающего в каминах огня.

От пожара не осталось и следа. Все комнаты были отремонтированы и обновлены, и уже ничего не напоминало о трагедии, постигшей отель и людей, которые в нем находились.

Романтические отношения Джесс и Джека получили свое развитие. С лица сестры не сходила улыбка. Уже была назначена дата их свадьбы. Поэтому девушка наконец перевезла остатки своих пожитков и окончательно обосновалась в Холле. Ни на минуту не желая расставаться с Джеком, она бросила свои круизные суда и стала работать в отеле.

Бандит съездил в свой полк, и теперь военные психологи помогают ему справиться с психологической травмой, полученной во время войны.

А Мадлен? Она получила все, что хотела. У нее есть Бандит, Поппи, Джесс и друзья. Она улыбнулась, спрашивая себя, что еще может пожелать себе женщина, когда Номса влетела в столовую, как обычно размахивая руками над головой.

– Надеюсь, что Бандит скоро вернется. Ему нужно поторопиться, иначе индейка, боюсь, испортится. О, подожди, ты еще увидишь, какой печеный картофель я приготовлю. Он сейчас как раз аппетитно подрумянивается в духовке. Ну, где же мой мальчик?

Мадлен подавила смешок. В Ри-Хэд-холле все было так, как и должно было быть. Она обошла стол, поправила столовые приборы и бокалы. Взглянув на часы, почувствовала, как от радостного возбуждения у нее внутри все перевернулось. В любую минуту мог приехать Бандит вместе со своим отцом, который наконец навсегда вернется домой. Все обязательно будет хорошо.

В дверях появился Джек.

– Тебе звонит Бандит, Мадлен. Ух ты, этот стол выглядит потрясающе! – Парень широко улыбнулся, и Мэдди поняла, что он с нетерпением ждал праздника, как и все остальные, потому что сегодня вечером они вместе соберутся за рождественским столом. Начало этой традиции положили ее отец и Джози, и она была твердо намерена ее сохранить.

– Привет, что случилось? – Она почувствовала тревогу, ведь Бандит никогда не звонил.

– У меня для тебя сюрприз. – Его голос был взволнованным, и Мадлен рассмеялась.

– Очередной сюрприз? Ну тогда давай, выкладывай. Не томи.

– Нет. Сейчас могу только сказать, что мои догадки подтвердились и нужно приготовить еще одно место за столом.

Он отключился, а Мадлен с недоумением посмотрела на телефон.

Мадлен заняла свое место за столом и с улыбкой стала слушать Номсу и Берни, которые спорили, кто из них лучше готовит печеный картофель. Ханна и Энн, маленькими глотками потягивая шампанское, возбужденно болтали, а Джесс и Джек с любовью смотрели друг другу в глаза. Поппи сидела на удивление спокойно, очевидно решив, что если она будет вести себя тихо, то никто не заметит Бадди, примостившегося возле ее ног и терпеливо ожидавшего угощений.

Мэдди радостно вздохнула, когда в столовую вошел Бандит, толкая перед собой инвалидное кресло отца, который должен был занять свое законное место во главе стола. Увидев на лице этого пожилого мужчины выражение детского удивления, Мадлен почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Однако с ними больше никого не было, и ее охватило удивление и беспокойство в ожидании сюрприза, который обещал ей Бандит.

– Дамы и господа! – торжественно произнес Бандит, стоя рядом со своим отцом и оглядывая всех сидящих за столом. – Сегодня я хочу представить вам двух людей.

Сначала – моего замечательного и храброго отца, которого я очень люблю. Сегодня он занимает почетное место во главе стола, которое принадлежит ему по праву и которое он должен был занять еще много лет назад. – Бандит сделал паузу и нежно поцеловал отца в щеку. – А второй человек, которого я бы хотел вам представить, это… это леди, которая заботилась о нем, любила его и сидела возле него в доме престарелых. – Он вернулся к двери и, открыв ее, ввел в столовую маленькую хрупкую старую женщину. – Дамы и господа… Я хочу представить вам мою бабушку, мисс Эмили Эннис.

 

Обращение к читателю

Дорогие читатели, большое спасибо, что прочитали мой дебютный роман «Дом с секретами». Я с большим удовольствием писала эту книгу и надеюсь, что вам понравилось читать историю жизни Мадлен и Бандита, наполненную радостями и страданиями, через которые они прошли, чтобы в конце концов найти свою настоящую любовь. Уверена, вы согласитесь, что они оба это заслужили.

Мне хотелось бы думать, что любой, кто прочитал мою книгу, захочет приехать в Ри-Хэд-холл, чтобы погостить там, увидеть отель во всей его красе, посмотреть на сторожку Бандита, теплицу, совершить прогулку по лесу к летнему домику или в холодный зимний вечер посидеть у дровяного камина. (Кстати, я сама частенько возле него сижу.)

Я всегда радуюсь, хотя, должна признаться, нервничаю, когда узнаю́ , что кто-то читает мою книгу. А если слышу, что читателям она понравилась, то по-настоящему счастлива. Они погружаются в мир моих персонажей, переживают за них, плачут вместе с ними, любят или ненавидят их, а главное, верят в них.

Нам, авторам, требуется много времени, чтобы написать свои книги. И прошли годы, прежде чем я закончила работу над этим романом. Мне до сих пор не верится, что моя книга уже вышла в свет и доступна читателям. Поэтому мне бы хотелось знать, что вы почувствовали, прочитав мой роман, и была бы вам очень признательна, если бы вы нашли несколько минут и поделились со мной своими впечатлениями. Писателям крайне необходимы читательские отзывы, которые не только помогают нам узнать ваше мнение об опубликованных произведениях, но и вселяют в нас вдохновение, заставляют писать лучше, быть более организованными и продолжать работать, когда кажется, что было бы проще заняться чем-то другим. Если у вас найдется свободная минутка, пожалуйста, оставьте свой отзыв на «Амазон», «Гудридз» или любой другой платформе для читателей. Я буду по-настоящему счастлива и чрезвычайно вам благодарна.

Вы можете связаться со мной в любое время. Мои контактные и персональные данные находятся под профилем автора. Или зайдите на мою страницу в Фейсбуке. Я всегда буду рада услышать ваше мнение.

И если вам понравилась моя книга настолько, что вы захотите прочесть другие мои произведения, пожалуйста, найдите меня. Еще раз хочу поблагодарить вас за то, что вы нашли время и прочитали мой дебютный роман. Я получила истинное наслаждение, когда работала над ним, прежде всего потому, что писала эту книгу для вас!..

 

Об авторе

Линда – жена, мачеха и бабушка. Она выросла в шахтерской деревне Бентли, район Донкастер в графстве Саут-Йоркшир.

В настоящее время она является директором по продажам в компании в Донкастере, которая занимается поставками канцелярских принадлежностей, расходных материалов и офисной мебели, где она работает последние двадцать пять лет. В прошлом она была медсестрой, моделью, инструктором по обучению навыкам оказания первой помощи в экстренных случаях и инструктором в ПАДИ (профессиональной ассоциации инструкторов по дайвингу). Еще она просто обожала нырять в море, где плавала вместе с акулами без клетки.

Но в 2008 году Линда попала в автомобильную аварию, и ее правая рука осталась частично парализованной. С тех пор она больше не могла нырять и обучать дайвингу, но у нее появилось время всерьез заняться писательской деятельностью, которой она увлекалась с подросткового возраста.

Ее собственная жизненная история и разнообразные профессии, которыми она занималась, помогают ей создавать романтические истории – триллеры, заставляющие читателей томиться в тревожном ожидании. Сюжеты ее произведений – сложные, запутанные и непредсказуемые, но со счастливым концом (как и во всех любовных романах). В 2014 году Линда вступила в Ассоциацию писателей любовных романов, а в 2015 году в рамках проекта «Новые писатели» ее дебютный роман «Дом с секретами» выиграл конкурс «Поиск звезды», организованный издательствами Choc Lit и Whole Story Audiobooks.

Сейчас она живет в небольшой деревушке недалеко от Донкастера со своим «домашним героем» – мужем Гайдном, с которым они вместе уже более двадцати счастливых лет.

Подписывайтесь на страницу Линды в социальных сетях Twitter, Blog, Website, Facebook.

 

Отзывы о книге

В этой книге есть все, что я люблю: потрясающий сюжет, захватывающая интрига и мастерская прорисовка характеров.

Самый популярный автор «Санди таймс» Милли Джонсон

Увлекательная интрига, в центре которой – история страстной любви (и не одной!).

Джейн Ловерлин, писательница

Незабываемое, мощное произведение! Книга просто поразительная… Разворачивающаяся любовная история перемежается интереснейшими отступлениями, непредвиденными препятствиями и неожиданными открытиями.

Хилари Браун, читательница

Блестящая книга. Здесь есть все: смерть, примирение, убийство, потерянные дневники, тайные ходы и любовь. Полный набор! Не смогла оторваться до самого конца!

Сьюзан Дати, читательница

Сюжет разворачивается постепенно, шаг за шагом нарастает напряжение, так что захватывающая дух интрига не отпускает до самой последней страницы.

Карэн Мейс, литературный блогер, читательница