29 октября 1942

Отец заставил меня поехать в Лондон сразу после того, как Эдди уехал на войну. Восемь долгих недель меня выставляли, как призовую телку перед каждым мужчиной, которого отец считал достойным женихом. Они все были просто ужасны. Совершеннейшие снобы. Почти все говорили так, словно держали во рту сливу. И потом, мне кажется, у большинства богатых молодых людей прыщавые подбородки. Думаю, это потому, что они почти целые дни просиживают в закрытых помещениях, не бывая на свежем воздухе, не то что мой Эдди. Я не хотела бы, чтобы кто-нибудь из них приближался ко мне. Я отвергла их всех.

В Лондоне нормирование еще строже, чем в деревне, однако отец умудряется покупать все, что ему нужно. Но, с другой стороны, он ведь богат, тогда как беднякам практически нечего есть. Большинство мужчин, которые слишком стары или больны, чтобы идти на войну, ходят в пиджаках с заплатами из кусков старой кожи на локтях, и их башмаки не блестят, как раньше. Платья на женщинах выглядят старыми, выцветшими или как будто сшитыми из старых штор.

Мама родила, так что, слава Богу, нам пришлось вернуться домой. Это девочка. Ее назвали Роуз в честь любимых маминых цветов, и отец с матерью часами сидят у ее колыбели. Очень скоро должна приехать новая няня, и я часто думаю, какой она будет. Но поскольку она заставит родителей перестать пускать слюну у детской кроватки, мне все равно.

Уже несколько недель я чувствую себя плохо. Сначала я думала, что подхватила грипп, – я чувствовала усталость, с трудом просыпалась по утрам. Но потом я проснулась слишком быстро – и меня стошнило. Живот твердый как камень, и я знаю, что я ношу под сердцем частичку Эдди. Но что будет, когда родители узнают об этом? Заставят ли меня сделать аборт и лишиться моего драгоценного невинного малютки? Я не могу позволить им отнять у меня ребенка Эдди. К тому же я знаю, что это незаконно. Я слышала, когда рассказывали, как это делается. Я слышала об ужасной боли, которой сопровождается эта операция, и о том, что многие женщины умирают после этого. Неужели это такой унизительный позор, что из-за него стоит умирать?

Я боюсь родов и не представляю себе, как справлюсь. Я слышала, как мама рассказывала отцу о мучениях, через которые она прошла, о той боли, которую пришлось терпеть. Она говорила, что думала, что умрет. А ведь это были ее четвертые роды, а не первые!

Каждый день я молюсь, чтобы Эдди вернулся домой. Он мне так нужен здесь сейчас, до того, как родители узнают о ребенке! Отцу придется разрешить нам с Эдди пожениться.

Представить себе страшно, какой будет позор, если он не разрешит! Но до тех пор я буду скрывать. Мне повезло, что сейчас на улице похолодало. Я ношу свободную одежду и фартук, а также огромный джемпер, чтобы скрыть свои формы.

Каждый день я хожу в летний домик. Сижу там, читаю, пока светло, или смотрю на лес. По крайней мере, я могу вести себя нормально, не привлекая к себе внимания. Когда я дома, то просто сижу в своей комнате, а вечерами притворяюсь, что сильно устала. Я даже убедила кухарку приносить мне еду в комнату, и она, кажется, ничего не имеет против. Ее это больше устраивает, чем если бы я крутилась на ее кухне.

Мать настолько занята Роуз, что, кажется, не замечает, чем я занята. Но я внимательно за ней наблюдала, когда была возможность. Я запоминала, как она держит ребенка, меняет пеленки. Я даже взялась складывать подгузники после того, как их выстирают и высушат, чтобы научиться делать это правильно.

Дни становятся все короче и холоднее. Отец, вероятно, потребует, чтобы мы все собирались у большого камина в холле. Он решил, что там уютнее, и запретил нам с Мэри топить камин в нашей спальне. Он говорит, что слишком опасно разводить костер в этом крыле дома и что если случится пожар, то весь дом загорится, как пороховая бочка. Конечно, я ожидала чего-то подобного, потому что при такой норме на топливо даже запасов отца не хватит. Война принесла столько горя! Наши мужчины сражаются за свободу, а нам в это время придется мерзнуть долгой холодной зимой.

Каждый день я жду почтальона. Каждый день я надеюсь получить весточку от Эдди, но после первого письма, которое я получила, больше не было ни строчки. Я ежедневно перечитываю его письмо. Думаю, сейчас я могу повторить все слова по памяти.

Мне так нужно, чтобы он вернулся домой! Я каждый раз молюсь, чтобы он нашел способ вернуться.

– А можно было найти такой способ? – Мадлен подняла взгляд на Бандита, который сидел на небольшом диванчике в ее комнате. Он заинтересовался дневником не меньше Мадлен, и последние несколько дней Мэдди приглашала его к себе, так как знала, что Поппи играет где-то в другом месте и они могут читать дневник вместе.

– Не уверен. Сомневаюсь. Единственный способ вернуться домой для прошедшего подготовку солдата – быть доставленным в гробу, получить ранение или дезертировать. Но если убежишь, то непременно попадешь под трибунал.

Мадлен закрыла дневник.

– Но зачем им это делать? Если человек сбежал, они наверняка понимают, насколько он напуган. Это варварство – заставлять людей сражаться, особенно если они не хотят!

– Люди бежали, потому что надеялись, что их не поймают. Их желания не учитывали, когда призывали в армию, а многие из них вообще не хотели туда идти. Им исполнялось восемнадцать – и их посылали на войну. Большинство из них видели на войне такое, что и представить себе не могли. На войне иной раз случается такое, что некоторым ветеранам по сей день снятся кошмары. Они видели, как их друзей убивают прямо у них на глазах. Они знали, что если убегут, то у них, по крайней мере, есть шанс на свободу. А если бы они остались, то почти наверняка погибли бы.

Говоря о кошмарах войны, Бандит почувствовал, как лицо его непроизвольно застыло. Дыхание участилось, и он с такой силой сжал руки в кулаки, что судорожная боль тотчас прострелила предплечья. Бедняга попытался разжать руки, расслабить их, но ничего не получилось, они снова сжались в кулаки, словно он собрался драться.

Заставив себя встать, он схватил стакан воды, сделал глоток и подошел к окну. Открыл его и стал жадно дышать.

Авария, взрыв, крики, которые до сих пор звучали в его ушах, разрывая мозг, даже после стольких лет. Он высунулся как можно дальше из окна. Пот струился по лицу. Он схватил коробку с салфетками и, вытащив одну, вытер лоб. Вспышка боли заставила скривиться, он плотно зажмурился и затаил дыхание, всего на минуту. Затем разум вернулся к настоящему. Он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь справиться с дыханием, потом повернулся, открыл глаза – и заметил ужас на лице Мадлен.

Она видела, что Бандит снова переживает какое-то внутреннее потрясение. И поняла, должно быть, что перед его внутренним взором разворачиваются события, которые он предпочел бы забыть. Она беспомощно стояла, не зная, как ему помочь.

– С тобой все в порядке? – Мадлен положила руку на его предплечье, потом передвинула ее вниз, к кулаку, заставив тот разжаться, и вложила свою руку в его ладонь. – Я здесь, Бандит. Ты хочешь поговорить об этом? Я знаю, тебе вспомнилось что-то страшное. Ты не хочешь рассказать мне об этом?

Его глаза широко раскрылись, и он посмотрел ей в лицо. После этого поднял бокал Мадлен и сделал огромный глоток.

– Там произошел взрыв. Один из многих, но этот убил моих друзей, мою девушку и всю мою группу.

– Боже мой, какой кошмар! И ты это видел?

– Я не только видел это. Я должен был ехать в том грузовике. Я должен был быть с ними. – Он сделал еще глоток вина, взял салфетку и вытер лицо, оставляя кусочки бумаги на щетине, покрывавшей его щеки. – Позже мне пришлось все там расчищать. Я весь день собирал части тел моих сослуживцев, моих друзей, моей Карен…

Было понятно, что Карен была одной из его команды.

– Ты любил ее?

Он снова кивнул, посмотрел ей в глаза.

– Конечно любил. Карен была подобна прекрасному цветку орхидеи, который мне удалось найти. Я знал, что, как бы я ее ни любил, как бы о ней ни заботился, особенно учитывая характер нашей службы, однажды я ее потеряю – или она потеряет меня. Я просто не знал, кто из нас уйдет первым и насколько это будет ужасно.

Мадлен судорожно всхлипнула.

– О, Бандит!

Она понимала, как сильно это потрясло его. Он был прав, любовь не всегда длится вечно. Но это не значило, что нужно запрещать себе любить. От Мадлен не укрылась его реакция, когда он спас Поппи в теплице. Она помнила, как он подхватил ее тогда, во время грозы, когда малышка поскользнулась в грязи, и как он вел себя в подземном туннеле несколькими днями ранее, настаивая на безопасности. Он проверил все с чисто военной тщательностью. Но она никогда не могла себе представить, что он может сравнить свою любимую с орхидеей, как не могла представить, что ему пришлось собирать по частям тело возлюбленной.

– А ты обращался с этим к… ну, к профессионалам?

– Что, к психотерапевтам? – Бандит покачал головой. – Я встречался с военными психологами до того, как уволился из морской пехоты. Но с тех пор ни к кому не обращался. Они мне не помогут. Ничто не сотрет из памяти эти воспоминания. Это навсегда останется со мной. Мне просто нужно научиться с этим справляться.

Мадлен протянула руки.

– Тебе необязательно делать это в одиночестве, – сказала она с нервным смешком. – Знаешь, мы можем помочь друг другу.

Бандит прижал ее к себе.

– Зачем тебе помогать? Ты красивая, сильная, весь мир у твоих ног. Я имею в виду… Просто посмотри на это место – ты теперь хозяйка прекрасного отеля!

Она задумчиво окинула взглядом комнату.

– Я не владелица этого дома, Бандит. Никто никогда не может быть хозяином такого дома. Его просто хранят, им управляют, пока не появляется следующий хранитель. И, честно говоря, может, я и получила его, но какой ценой? Он мой, потому что мой отец умер, и, если быть до конца честной, я ни на секунду не поверила, что он наложил на себя руки. – Она посмотрела на Бандита. – Мне нужно выяснить, что произошло с ним на самом деле. Ты поможешь мне?

Бандит поднял дневник, который лежал на постели Мадлен.

– Договорились. Я помогу тебе, и уже завтра мы начнем искать улики. Если твой отец не совершал самоубийства – а я тоже ни на мгновение в это не верил, – тогда должно быть что-то такое, что подскажет нам, что произошло на самом деле. – Он перелистнул несколько страниц дневника и вытащил из конверта помятый листок. Конверт был приклеен к странице дневника и со временем стерся, став совсем плоским.

– Что это?

Бандит развернул листок:

– Думаю, это письмо, которое Эдди написал Эмили. Видишь, всегда есть какие-то ключи к разгадке того, что случилось в прошлом. – Он помолчал. – Как думаешь, нам следует прочесть его?

Они посмотрели друг на друга и снова уставились на письмо. Оно было потертым, потрепанным. Очевидно, Эмили читала и перечитывала его. Бандит осторожно развернул листок и положил на кровать.

– Я боюсь держать его в руках, оно вот-вот рассыплется на кусочки, – сказал он, глядя на ровные строчки.

– Прочти мне его вслух, – попросила Мадлен, откинувшись на подушки.

– Слова еле-еле видны. Некоторые истерлись на сгибах.

– Ну, сделай все, что сможешь.

Моя драгоценная Эмили!

Безмерно любящий тебя

Я не могу разглашать деталей. Не могу упомянуть места или даты. Мои письма подвергаются цензуре, и я лишь надеюсь, что они дойдут до тебя.

Эдди

Нас отправили с тремя другими парнями. Мы добирались на поезде и прибыли поздно вечером. Нас встретили сотрудники учебного центра и строем повели к казармам. Оказавшись там, мы все получили личные номера. Мой – 14259331, и мне дали звание рядового. Я не уверен, что мне нравится быть лишь номером, но здесь у нас нет права голоса в этом вопросе. Если будешь писать мне, напиши этот номер на конверте, иначе письмо может затеряться и они не будут знать, куда его послать.

Мы пошли в столовую, где нас покормили. Еда напоминала похлебку – ее подали в оловянной посуде. Думаю, завтра я куплю себе еды в военном магазинчике. У меня есть немного денег, и на несколько дней мне хватит, но сомневаюсь, что надолго. Как только деньги подойдут к концу, у меня не будет выбора, придется есть варево, которое подают в этой столовой. Однако думаю, что, когда у меня не останется выбора, солдатская еда покажется мне вполне вкусной. Правда, меня пугает, что если тут кормят так плохо, то что же будет, когда нас повезут на фронт? Будут ли нас вообще там кормить? И если да, будет ли та еда съедобной?

После ужина нас повели получать обмундирование. Вся одежда не по размеру. Нам выдали сорочки, штаны, исподнее, ботинки, портянки, ремни, котелок, противогаз и шлем. Это все немного великовато, да к тому же такое грубое и неудобное, что мне очень захотелось еще хоть один раз прижать к себе твое мягкое, нежное тело.

Мимо меня сегодня пролетела птица. Она была так близко, что я, казалось, мог ее коснуться, и я наблюдал за ней, покуда она не улетела далеко-далеко и совсем не скрылась из виду. Мне так хотелось стать этой птицей! Я бы улетел к тебе!

Я скучаю по тебе каждый день, каждую секунду. Я бы все отдал, чтобы еще раз оказаться в летнем домике с тобой. Я обещаю, что буду упорно работать, чтобы продвинуться по службе, и надеюсь, что смогу произвести впечатление на твоего отца и он позволит нам пожениться.

Завтра мы будем проходить испытания. Они помогут установить, в какой род войск нас определят. Я надеюсь вступить в Королевский Бронетанковый корпус, поскольку не очень хочу быть в пехоте, так как многие пехотинцы никогда не вернутся домой. Кроме того, есть гораздо больше шансов на продвижение по службе, если я поступлю в корпус.

Я мечтаю о том дне, когда вернусь к тебе. Даже если твой отец откажется отдать тебя за меня, мне будет достаточно видеть тебя каждый день.

Обещаю тебе, любовь моя, что сделаю все, что смогу, чтобы скорее вернуться домой к тебе.

Мадлен наблюдала за реакцией на лице Бандита. Уставившись на лежащее перед ним письмо, мужчина выглядел отстраненным, задумчивым и одновременно глубоко взволнованным.

– Они действительно любили друг друга, правда? – сказал он, направившись к окну. Было уже позднее утро, но дождь лил весь день. С приходом зимы лес вокруг отеля окутывала плотная темно-серая мгла.

Мадлен залюбовалась хищной грацией Бандита. Она не первый раз наблюдала за ним и не первый раз замечала, какое у него тренированное тело, но с их прошлого поцелуя в подземном туннеле она словно увидела его в новом свете. Разметавшиеся в беспорядке волосы хоть и были давно не стрижены, но выглядели идеально, такая грива очень шла ему, Мэдди даже не могла представить себе его с какой-то модельной стрижкой. Его футболка плотно облегала мускулистые руки, когда он облокотился о подоконник; джинсы обтягивали упругие ягодицы, подчеркивая их безупречную форму.

Он выглядел таким привлекательным!

Бандит повернулся, посмотрел на нее, их взгляды встретились, и он глубоко вздохнул. На его лице промелькнула нерешительность, и Мадлен казалось, что он ломал голову, как поступить, стоит ее целовать или нет. С того дня в подземном ходе он каждый день приносил ей цветы, но больше ни разу не пытался поцеловать или обнять, и она могла с уверенностью сказать только то, что он пребывает в такой же нерешительности, как и она сама. Он подошел к кровати, женщина ощутила, как его рука коснулась ее щеки, потом спустилась по шее вниз. Она затаила дыхание в предвкушении. Наконец он притянул ее к себе и впился губами в ее рот. Она с готовностью ответила на поцелуй, приоткрыв губы.

Мадлен ощутила стойкий запах его лосьона после бритья – глубокий, землистый, мужественный запах. Наконец его губы на мгновение оторвались от ее, скользнули ниже, по шее, к ключице… Она застонала от желания, почувствовав, как тело охватывает пламя. Его рот снова накрыл ее губы. Поцелуи стали страстными, требовательными, движения его языка вызывали дрожь во всем теле, когда он опрокинул ее на бок и его горячие пальцы жадно пробежали по ее позвоночнику.

Мадлен охнула. Совершенно очевидно, что это не простой поцелуй, а нечто большее. Их обоих накрыло волной желания.

– Ты уверена? – слова были простыми, но в них чувствовалась настойчивость. Женщина видела, как тяжело вздымается грудная клетка Бандита.

Он прекратил покрывать ее тело поцелуями и заглянул ей в глаза.

– Поппи, во сколько она вернется? – Он знал, что Поппи сейчас с Джесс, которая с момента ограбления квартиры переехала в отель на постоянное проживание. Она помогала присматривать за Поппи в течение дня, пока Мадлен работала. Но сейчас был уже почти полдень, и он знал, что Поппи вскоре станет искать маму, а ему совсем не хотелось, чтобы она вошла в спальню и обнаружила Мэдди в постели с мужчиной, которого они встретили всего несколько недель назад.

– Э-э, я только позвоню Джесс.

Бандит встал и обошел комнату. Он слышал, как Мадлен говорит по телефону, слышал, что Джесс заберет Поппи и съездит с ней куда-нибудь на несколько часов. Они с Мадлен могут провести весь день наедине!

Он смотрел на Мэдди, откинувшуюся на подушках на кровати, с телефоном в руке. Ему нравилось, как она закинула руку над головой, как она скрестила ноги под собой. Больше всего на свете ему хотелось верить, что она хочет его, что он нужен ей, так же как она нужна ему. Но ему было страшно. Он понимал, что все еще страдает от посттравматического шока, знал, что у него в любой момент может случиться приступ, знал, что может слишком сильно привязаться к этой красавице, – и эта привязанность может снова причинить мучительную боль.

И все же что-то подсказывало ему, что Мадлен – другая. Она, вероятно, самый честный человек, которого он когда-либо встречал, что само по себе говорило о многом. Он понимал, что знает ее лишь несколько коротких недель. Единственное, в чем он был абсолютно уверен, так это в том, что он хочет, чтобы она была в его жизни.

– Бандит, я… я не признаю секс на одну ночь, – казалось, Мадлен читает его мысли.

Этих слов было достаточно, чтобы он вмиг очутился на кровати и прижался к ее губам. Он замер. Он мечтал поцеловать ее все эти дни, вспоминал, как приятно чувствовать ее в своих объятиях, представлял, что как только окажется с ней в постели, чтобы заняться любовью, то не сможет остановиться.

Бандит снова заглянул в глаза Мадлен, та запрокинула голову и отстранилась от него.

– Ну, так ты собираешься заняться со мной любовью или нет? – шепнула она жарко.

Мужчина не заставил себя долго ждать. Он потянул ее вверх, поднимая на ноги.

Мадлен почувствовала, как он расстегивает пуговицы на ее блузке. Мягкая ткань легко скользнула с плеч на пол, за блузкой тотчас последовали ее джинсы. Ноги оторвались от пола, когда Бандит подхватил ее на руки, одним движением откинул покрывало и уложил ее на прохладные простыни. Она непроизвольно содрогнулась, когда лишилась нижнего белья и Бандит наконец увидел ее полностью обнаженной. Он выпрямился, и его взгляд восхищенно скользил по ее стройному телу. Мужчина медленно провел руками по ее животу, вверх к груди со сноровкой опытного массажиста.

– Ты такая красивая, – прошептал он, благоговейно касаясь ее тела.

– Ты тоже красив, – смогла произнести она, когда он наклонился вперед и стал покрывать нежными поцелуями ее живот. Она ахнула, затаила дыхание, а потом притянула его к себе.

– Не так быстро, – прошептал он с улыбкой, отстраняясь от Мадлен и вставая с кровати.

Мадлен с жадностью наблюдала, как его одежда скользнула на пол, открыв ее взору мощную грудь с рельефно очерченной мускулатурой. Все в этом точеном теле было безупречно. Она натянула на себя простыню, прикрыв наготу, пока он повернулся к окну и задернул шторы, отделяя их от серости, царившей за окном. Комната погрузилась в полумрак.

В этом полумраке его глаза сверкали, когда он направился к кровати, подмял ее податливое тело под себя и впился в губы требовательным поцелуем. Бандит покрывал ее поцелуями, его руки нежно касались ее, возбуждая горячую волну желания, а потом вдруг он мощно и глубоко вошел в ее тело. Их тела стали ритмично двигаться, словно единый организм. Сначала медленно, потом все ускоряясь, страстно и яростно, в мощном, жарком ритме.

Крик экстаза сорвался с губ Мадлен, и в то же мгновение Бандит замер и застонал от удовольствия, а потом вновь припал губами к ее телу, поцелуями и ласками снова доводя женщину до пика удовольствия.

– С тобой все нормально? – прошептал он ей на ухо, нависая над ней.

Она лишь кивнула, не в состоянии вымолвить ни слова и стараясь справиться с дыханием.

Бандит пытливо заглянул в лицо Мадлен:

– Мне хотелось заняться с тобой любовью с того самого вечера, как мы встретились.

Глаза Мадлен загорелись.

– Когда встретились? Ты имеешь в виду тот вечер, когда ты схватил меня сзади и швырнул на землю? – хихикнула она.

– Да, именно тот вечер. – Бандит подвинулся и лег рядом с Мадлен.

Мадлен села, подпихнув под спину подушки.

– Ты в самом деле хотел этого с нашей первой встречи?

– Ну, ты же сама знаешь, что да, – улыбнулся он и снова притянул ее к себе, буквально впечатав в свое тело. – Тебе нужно поспать? – спросил он, заботливо обнимая ее.

– О нет, не смей спать, еще только середина дня, сейчас нельзя спать!

Спустя час Мадлен лежала в объятиях Бандита, утомленная и довольная. Мужчина заснул, и она просто лежала и смотрела на него, прислушиваясь к глубокому, равномерному дыханию. Он дернулся, и Мадлен стала внимательно наблюдать за тем, как уголки губ поползли вниз, кривясь в недовольной гримасе. Внезапно его рука метнулась вверх, тело задрожало, он яростно замотал головой из стороны в сторону.

– Неееет! Нет, пожалуйста, только не это!

Она с трудом узнала его голос. Это был крик ужаса, страха и мучительной боли, и он буквально разрывал душу на части. Сердце Мадлен едва не выскочило из груди, когда она увидела, как он вдруг закрыл лицо руками, словно пытаясь защититься.

– Тихо-тихо-тихо, все хорошо! Бандит, все в порядке, – спокойно прошептала она. Ей действительно хотелось, чтобы он рассказал о взрыве, о том времени, когда служил в морской пехоте, но она знала, что пока еще не время. Но однажды оно придет, и она спросит его, разузнает о том кошмаре, который постоянно мучит его. А сейчас она могла только обнять его и прижать к себе.

5 ноября 1942

Сегодня я напишу Эдди. Я все ждала и ждала письма от него, в котором он хоть как-то намекнет, когда вернется домой, но оно так и не пришло. И я поняла, что должна снова написать ему и рассказать о ребенке. Мне бы, конечно, хотелось рассказать об этом при встрече, но сейчас мне кажется, что у меня нет выбора. Я очень хочу, чтобы он знал, что скоро станет отцом и что, когда он вернется домой, у нас будет свадьба. Не такая роскошная, как хотел бы для меня отец, но мне все равно, лишь бы мы с Эдди поженились.

В конце концов, теперь отец не сможет отказать нам, верно?

Я надеюсь, что, как только Эдди узнает о том, что скоро станет отцом, он найдет способ вернуться домой.

Мне так одиноко! Мэри слишком занята Бенджамином, чтобы замечать меня. Она все делает по-своему, и я думаю, что она совершенно не обратила внимания на перемену в моем настроении. Она отдалилась от меня, стала теперь спать в своей комнате. Боюсь, что после наступления темноты она встречается с Бенджамином. А когда она не с Бенджамином, то проводит много времени на кухне. Меня не удивило бы, если бы оказалось, что она готовит еду ему и его семье. В конце концов, у нас по-прежнему довольно много продуктов, есть собственные овощи и дичь. Фактически нормирование продуктов не очень отразилось на нас – кроме, пожалуй, хлеба, в котором теперь так мало дрожжей, что он совсем не поднимается в печи.

Джимми вернулся в школу, и это принесло мне большое облегчение. Он слишком наблюдателен и сразу заметил бы, что я округлилась и отказываюсь возиться с ним и играть в грубые игры. Джимми будет в школе до конца семестра и приедет домой только на Рождество, и я надеюсь, что до этого времени придумаю, что делать.