25 декабря 1942
Сегодня – рождественский день. Худшего Рождества в моей жизни еще не было. Вчера утром маме Эдди сказали, что ее сын пропал без вести. Ни его командир, ни его товарищи не знают, что с ним случилось. Могу только надеяться, что он жив и здоров, а если вдруг его убили в бою, то его мучения закончились быстро.
От мысли, что Эдди умер или скитается в одиночестве, мне становится невыносимо, но еще страшнее думать, что он попал в плен и каждый день его пытают, чтобы выведать секреты нашей страны, которых он не может знать. Может быть, он просто сбежал от войны. В нем нет ни капли жестокости, и я знаю, что ему не нравится убивать других людей. Но если он сбежал домой, ко мне, и его схватили, предстанет ли он перед военным трибуналом?
Я молюсь, чтобы не оказаться виноватой в том, что случилось с дорогим мне мужчиной. Искренне надеюсь, что мои письма уже дошли до него, хотя и не уверена в этом.
Но если он прочитал их, и новость о его еще не родившемся ребенке стала для него слишком тяжелой ношей, и по ночам его начали мучить кошмары, то я себе этого никогда не прощу. Обрадовался он или огорчился, выяснив, что станет отцом до наступления весны? Не знаю, о чем он думал перед тем, как исчезнуть, но надеюсь, что мои письма дали ему понять, насколько сильно я его люблю.
Сейчас я стою перед очень трудной дилеммой. Внутри меня зародилась жизнь, и у этого крошечного и беззащитного существа есть только один человек, который может о нем позаботиться, это я. Я уже чувствую, как меня переполняет всепоглощающая любовь и глубокая привязанность к нему. Обещаю, что после рождения ребенка буду каждый день показывать ему фотографию его отца с надеждой, что когда-нибудь мой Эдди вернется к нам. А если нет, то сделаю все для того, чтобы наш ребенок рос, зная, каким был его отец, и любил его так же, как я буду любить его до конца моих дней.
Мне нужно сделать выбор, и в этом моя дилемма. Стоит ли мне сбежать с моим ребенком? Я не исключаю этот вариант, но куда я могу уехать? Все, кого я знаю, это друзья и знакомые мамы или папы. Поэтому я не могу к ним обратиться. Кроме того, у меня нет денег, а значит, я буду нищей и бездомной. Папа бросит меня, отречется. Да и не только он, все остальные тоже.
Я могла бы поехать за границу, однако ни о Европе, ни об Америке не может быть и речи. В Европе опасно – там идет страшная война, а Америка слишком далеко. Кроме того, если Эдди возвратится домой, я должна встретить его здесь вместе с нашим ребенком, поэтому выбора у меня нет.
Мадлен подняла голову и посмотрела на Бандита, который все еще лежал рядом с ней.
– Ужасно, она переживала настоящий кошмар, совсем как ты. – Она схватила бумажный носовой платок, вытерла глаза и высморкалась.
Бандит, притянув любимую к себе, нежно поцеловал ее в лоб. Неожиданно дверь распахнулась и в спальню вбежали Поппи и Джесс.
– Мамочка!
Сестра остановилась как вкопанная.
– О боже, Мэдди. Эээ… прости меня, мне так жаль! – вскрикнула она и сразу же закрыла глаза.
Схватив Поппи в охапку, Джесс вытолкала ее из комнаты и захлопнула за собой дверь.
– Сейчас мы с тобой выпьем по чашечке чаю. Поторапливайся, Поппи, побежали к Номсе. Я чувствую запах свежеиспеченного кекса.
Мадлен услышала панику в голосе сестры и прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться.
– Но я хочу быть с мистером Бадитом.
Джесс кашлянула:
– Поппи, ты не отдаешь себе отчет, как много времени ты проводишь с мистером Бадитом. – Голос Джесс раздавался эхом в коридоре, а дочь шумно протестовала, пока тетя волокла ее вниз по лестнице.
Мадлен, взглянув на Бандита, наконец разразилась хохотом.
– Пожалуй, мне пора уходить, – прошептал он, быстро поцеловал ее в губы и, обмотав бедра простыней, стал искать свои джинсы.
– Нет, не уходи, – попросила она и, схватившись за край простыни, потянула его к себе. – Ты же понимаешь, что они скоро не вернутся? – Она покачала головой. – К тому же нас уже видели. Все, тайны больше нет. Так что возвращайся в кровать.
– Вы – настоящая искусительница, миссис Фрост. А теперь объясни, почему ты хочешь, чтобы я вернулся.
– Ну, вообще-то, я подумала, что мы могли бы еще почитать дневник Эмили. – С ее губ слетел игривый смешок, и она, взяв тетрадь, бросила ее на колени Бандита.