Мадлен почувствовала боль.

Болела каждая клеточка тела. Она даже не могла понять, где болит больше всего. Ее руки были вытянуты над головой. Запястья связаны, и пальцы ног едва касались пола. Острая боль пронзала плечи, на которые пришелся вес всего тела.

Она приоткрыла глаза, сначала совсем чуть-чуть. Она знала, что находится в опасности. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться об этом. Теперь она пыталась быстро оценить и просчитать ситуацию.

Она находится в каком-то помещении. В нем было довольно темно, но сквозь щели в двери пробивался тусклый свет. Там могла быть еще одна комната, а может, дверь вела сразу на улицу. Судя по запаху, помещение построено из дерева, и это можно было безошибочно определить. Она могла рассмотреть только смутные тени старых деревянных балок, которые, вероятно, поддерживали крышу. Под ногами не было никакого коврового покрытия, только грубо строганные половицы.

В луче света, который пробивался из щели в двери, она смогла рассмотреть силуэт стула. Он стоял в дальнем углу, рядом с окном. Она заметила какую-то темную фигуру. На стуле кто-то сидел.

– Итак, ты наконец-то проснулась. – Этот ирландский акцент она узнала бы из тысячи. – А я все думал, сколько же пройдет времени. Некоторым нужно больше времени, чтобы прийти в себя, некоторым – меньше. Твоя сестрица проспала несколько часов в багажнике моей машины.

– Зачем… зачем я здесь? Что ты со мной сделал, придурок?

– Ну-ну, Мэдди, дорогуша, не стоит говорить со мной в таком тоне. – В его голосе послышалось еле сдерживаемое раздражение, и Мэдди почувствовала, как ее замутило от отвращения.

– Ты для меня ничего не значишь, Лиам.

– Конечно, значу. Мы любим друг друга, Мэдди. Правда, дорогуша?

– Лиам, я тебе уже говорила, ты потерял право называть меня так с того самого момента, когда я застала тебя тискающим ту девицу в нашей прихожей. А теперь отпусти меня. – Она замерла, задержав дыхание, когда увидела, как он обходит ее по кругу, не переступая границы света, и издали придирчиво рассматривает ее. – Полиция обыскала твой дом, Лиам. Они нашли тела и комнату с теми стендами. – Она помолчала, пытаясь рассмотреть выражение его лица, которое он старательно прятал от нее, стремясь держаться к ней только одним боком. – Почему, Лиам? Зачем ты это сделал? И почему Джесс? Зачем ты хотел убить Джесс?

Он остановился и уставился в окно. Мадлен удалось рассмотреть стену деревьев за окном. Там на веранде висели качели, и, увидев их, она поняла, что он приволок ее в летний домик, который находится в чаще леса.

– Они все предали меня, все!

– Кто все? – Мадлен попыталась пошевелить запястьями, чтобы избавиться от острой боли, простреливающей всю руку до самого плеча. Она страшилась тех слов, которые может от него услышать, зная, что на сделанных им стендах были фото Джесс и ее самой. Неужели он решил, что они тоже предали его?

– Она предала меня. У нее появился этот вопящий младенец. Она не должна была заводить еще одного ребенка – особенно такого, который постоянно требовал внимания! Мать любила ее больше, чем она любила меня. Как она могла?! – Он изо всех сил ударил рукой по стеклу, и оно разлетелось вдребезги. – Черт! Смотри, это все из-за тебя! – Он повернулся к ней и резко ударил ее по лицу ладонью, оставив на коже малиновый след от пощечины.

Мадлен закричала. Но дело было не в том, что его удар испугал ее.

Она увидела его лицо. Одна сторона была обожжена. Глубокие красные шрамы покрывали всю щеку. Он повернулся, чтобы посмотреть на нее; левый глаз был закрыт, словно спаян огнем, вся половина лица сгорела вместе с волосами, неузнаваемо обезобразив того Лиама, которого она знала прежде.

– Видишь, что ты со мной сделала, Мэдди? Это ты сделала, Мэдди! Это все ты виновата!

Она покачала головой. Слезы хлынули из глаз, стекая по лицу. Джесс говорила, что он обожжен, но Мэдди не представляла насколько. Она понимала, что нужно тянуть время, нужно заговаривать ему зубы. В конце концов, ему больше нечего терять.

Странно, но на какое-то мгновение ей захотелось протянуть руку и коснуться его лица, захотелось облегчить его боль, убрать шрамы с лица. По какой-то причине ей было жаль, что он лишился своей привлекательности. Но потом она напомнила себе, что он сделал. Человек, который убил ее любимого Майкла, ее мать, ее отца, Анджелину и Бриджет, не говоря уже о его собственных родителях и сестре. Она покачала головой из стороны в сторону. Он чуть не убил Джесс, и поэтому она даже рада, что он страдает от невыносимой боли.

– Это ты должна была погибнуть в том пожаре, а не мое лицо! Пламя вспыхнуло прямо мне в лицо! Мне было больно, и я еле-еле выбрался, а вы с тем солдатом счастливо спаслись, ни один волос не упал с ваших голов! Теперь твоя очередь гореть, Мэдди! Ты должна знать, каково это!

Эти ядовитые, жестокие слова заставили Мэдди зажмуриться от ужаса. Она больше не хотела видеть его, не хотела забрать его боль. Все, о чем она могла думать, так это о том, как выбраться, как спастись от этого кошмара. Она должна заставить его говорить, должна заставить сосредоточиться на чем-то другом.

– Пожалуйста, Лиам, расскажи мне о своей сестре. Ты никогда не рассказывал мне о ней. Почему ты так сильно ненавидел ее?

– Моя сестра, этот маленький лягушонок! Она была слепая, родилась такой и во всем зависела от матери. Она была пиявкой. Она цеплялась за мать и везде следовала за ней, отчего мать не могла уделять мне внимание. А я тоже нуждался в ней, в ее любви! Мне нужно было, чтобы она была рядом, но она всегда была занята.

– Это, наверное, было ужасно. Но я уверена, что она любила тебя, Лиам. Ей было трудно со слепым ребенком. Я не представляю, что бы я чувствовала, если бы Поппи родилась такой!

Мадлен вспомнила, что ей рассказывали полицейские о пробковых стендах. У всех жертв были закрашены черным маркером глаза, причем с такой силой, что прорвалась бумага. Все, кроме сестры, – и никто не мог понять почему. Ну конечно! Она же была слепая и не могла на него смотреть! Она не видела ненависти в его глазах, понятия не имела, в какой опасности находится. Она, наверное, так и не поняла, что он делает, когда он ее убил.

Мадлен смотрела на мужчину, которого, как ей казалось, она когда-то любила, и думала, что же он за зверь на самом деле. Как можно так сильно ненавидеть слепую кроху? Как он мог причинить ей боль, убить ее? Утопить в пруду, потом убить ее мать за то, что она любила малышку? Кого он убил первой, мать или дочь? Или, может, отца?

– Прекрати на меня так смотреть! Я говорил тебе, что не хочу, чтобы ты на меня смотрела!

– Лиам, пожалуйста!

– Нет, Мэдди. Это приказ! Ты не должна на меня смотреть!

– Тогда, пожалуйста, скажи мне, зачем ты убил Майкла? Он тебе не сделал ничего плохого! И мой отец тоже. Ведь это ты его убил?

– Потому что ты была с ними, а не со мной. – Громкий, хриплый смех наполнил комнату. – Они не имели на тебя права. Их нужно было ликвидировать. Однако твой отец… не могу сказать, что это дело моих рук. Нет. Пара маленьких таблеточек амфетамина в его бокале – и он полетел, как птица.

Мадлен почувствовала, как сердце буквально разрывается на части. Он убил их обоих. И, по словам Лиама, они были устранены, ликвидированы. Они умерли, потому что любили ее.

– Ты самовлюбленный, эгоистичный ублюдок! Людей не уничтожают за то, что они кого-то любят! Что ты вообще за человек?!

Гнев кипел, переполняя душу, и она намеренно уставилась в то место, где он стоял. Она смотрела на его шрамы, зная, что чем дольше она на него смотрит, тем неуютнее он себя чувствует.

– Ты все это делал только для того, чтобы затащить меня в свою постель? Да? Я влюбилась в тебя, Лиам. Я любила тебя! Как такое вообще могло произойти?

Она продолжала упрямо смотреть на него, и мужчина стал нервно мерить комнату шагами. Она считала эти шаги: десять шагов в одну сторону, десять шагов в другую.

– Посмотри на меня, Лиам О’Грэди. После всего, что ты у меня отнял, хотя бы посмотри на меня, трус!

Она махнула ногой в его сторону, вскрикнув от боли, когда вес всего тела пришелся на запястья и грубый шнур глубоко впился в кожу. Голубая нейлоновая веревка быстро пропиталась густой темной кровью.

– Ты меня не помнила, Мэдди, ведь так? Я знал, что не помнила. Я знал, что ты меня не вспомнишь, – бормотал он, продолжая расхаживать туда-сюда.

– Вспомнить тебя? О чем ты говоришь, Лиам? – Мадлен озадаченно и испуганно уставилась на него. По его словам выходило, что они раньше встречались, но она представить себе не могла, где и когда. – А мы что, раньше встречались?

– Да, Мэдди, да. Мы учились в одной школе. Но тогда я тебе не нравился, верно?

– Лиам, я… я понятия не имею, о чем ты говоришь. – Она не сводила с него глаз. Неужели они и правда сталкивались в школе? Она никак не могла его вспомнить. – Ты… ты, должно быть, сильно изменился. Я действительно тебя не помню.

Он со злостью пнул стену, отчего вся деревянная постройка содрогнулась. Балка над головой Мадлен заскрипела и чуть наклонилась, что ослабило натяжение веревки. Ступни ее коснулись пола, и женщина смогла встать на ноги более уверенно. Она подождала, пока ее мучитель повернется к ней незрячим глазом, и посмотрела наверх, на крепление веревки. Та по-прежнему надежно держалась на балке, но, по крайней мере, теперь она не была так сильно натянута. У женщины появилась крохотная надежда вырваться на свободу.

– Я наблюдал за тобой издалека, Мэдди. Я так долго следил за тобой! – произнес Лиам. – Я каждый день смотрел на тебя. Ждал, когда все уйдут из коридора, и смотрел, как ты заходишь в класс, садишься и достаешь свои книги. Но каждый день ты игнорировала меня, не обращала на меня внимания, а потом наконец, когда я потерял всю надежду, ты улыбнулась мне. Только один раз! Ты посмотрела и улыбнулась. Я был так счастлив! Я был уверен, что понравился тебе, и провел остаток лета в ожидании, что ты заговоришь со мной. Но ты так ничего и не сказала.

И тут Мэдди вспомнила. Она вспомнила мальчишку, который вечно ждал в коридоре. Все еще ломали голову, чего он там ждет. Теперь она знала. Она вспомнила его, очки в темной оправе, очень длинные волосы, отчего голова казалась слишком большой на узких плечах.

– А! Теперь ты вспомнила. – Он резко отвернул от нее изуродованную щеку. – Не смотри на меня!

– Я вспомнила. Извини, я не знала… Я не знала, что ты ждешь, чтобы я заговорила, – повторила она, и в этот момент веревка снова перекрутилась и впилась в запястья. – Мы были совсем детьми, Лиам. Я не хотела обидеть тебя. Я даже не знала, кто ты. Ты должен мне поверить!

– Я НИЧЕМУ НЕ ДОЛЖЕН ВЕРИТЬ! – закричал он, метнулся через комнату и кинулся к двери. Дверь открылась, и в комнату хлынул свет. До Мадлен донесся запах горящего дерева, и ей стало не по себе – как тогда, когда они застряли перед неподъемной дренажной решеткой во время пожара.

– Лиам, зачем тебе огонь? Что ты делаешь?

Он вернулся в комнату с ведром какой-то жидкости и стал разбрызгивать ее по комнате.

– Я готовлю твою казнь. Я приговариваю тебя к смерти через сожжение, именно так ты и умрешь. Видишь ли, раз я решил, как это произойдет, то так оно и должно быть. Тебе не следовало спасаться в первый раз, понятно?

Мадлен закричала. Громкий, пронзительный крик вырвался из самой глубины легких – и не прекращался. Она почувствовала запах бензина, когда безумец подошел ближе. Она смотрела, как он взял большой ковш и принялся поливать пол, шторы, старую мебель, которая стояла вокруг.

– Лиам, пожалуйста! Ты не можешь этого сделать! Ты любишь меня! Подумай о том времени, когда мы были вместе! – Она пыталась вспомнить, что они делали вместе, – но не могла и внезапно осознала, что время, проведенное вместе с ним, ничего для нее не значит. Их дни были простым монотонным сосуществованием, они вставали по утрам, шли на работу и ложились спать вечером.

Он порылся в кармане, достал коробок спичек и начал вынимать их одну за другой. Он зажег одну, потом задул ее, положил обратно в коробок. Мадлен затаила дыхание от страха. Мучитель медленно двинулся к тому месту, где она стояла, все ближе и ближе, помахивая коробком перед ее лицом.

– Какую спичку зажечь, Мэдди, дорогуша?

– Лиам, я умоляю тебя, пожалуйста, не делай этого. Подумай о Поппи!

– Ах, об этой паршивке? Мне давно следовало убить и ее тоже. Может, я так и сделаю. Такое видишь в новостях все время, верно? – Он рассмеялся ей в лицо. – Но я не мог решить: если ты будешь сходить с ума от горя, почувствуешь ли, что я тебе нужен больше прежнего, или оттолкнешь меня? У меня все было запланировано, она бы утонула в садовом пруду, в том, у которого нет дна, – или так просто кажется, когда опускаешься в воду все глубже и глубже, с привязанным к ногам грузом, и не можешь дышать. Вот если бы я раньше мог решить, как именно ты себя поведешь!

Женщину захлестнул ужас. Все тело дрожало от страха. Она не должна позволить ему навредить Поппи! Должен быть какой-то способ остановить его. Она должна как-то спастись!

Перед внутренним взором всплыл образ дочки. Мягкие светлые кудряшки, тоненькая фигурка, очаровательная улыбка, то, как она склоняла набок головку, выпрашивая что-то.

Лиам схватил ведро и, прихрамывая, вышел из домика. Пленница посмотрела на свои связанные запястья. Увидела кровь, раны от веревки. Но это не имело значения. Ей было все равно, насколько сильно она поранится, она не обращала внимания на боль. Упрямо тянула веревки, встав на цыпочки, пытаясь расшатать балку еще больше. Кровь все сильнее заливала руки, когда нейлоновая веревка все глубже и глубже врезалась в кожу.

– Стой спокойно! – рявкнул Лиам, входя в комнату. – Так ты посмела помыслить о побеге?! – Он зашел ей за спину и дернул за волосы, собирая их с одной стороны.

Мадлен попыталась обернуться.

– Лиам, не надо! Пожалуйста, не надо! Что ты собираешься делать?

– Не смотри на меня! – выплюнул он, не поднимая взгляда от пола, с силой обхватил ее лицо рукой, так что ногти вонзились глубоко в щеку женщины, и резко повернул его от себя.

На лицо легла повязка, которую мучитель плотно затянул на затылке. Она лягнула ногой в то место, где он стоял, нога явно попала в цель, и он заорал от боли.

А потом раздался крик: «ВСЕМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ! ЭТО ПОЛИЦИЯ!»

Мэдди застыла, когда услышала, как Лиам рассмеялся за ее спиной, потом послышался шорох открывающегося спичечного коробка, а следом – оглушительный грохот.

Потом тишина, за ней – громкий топот множества ног. Повязку сдернули с глаз, ее подхватили на руки. Она почувствовала, как ей развязывают запястья, и всем телом прижалась к Бандиту, именно его руки поддерживали ее.

– Все в порядке, я держу тебя! – голос мужчины дрожал от страха, она видела, что его лицо перекошено от боли, – он словно наяву снова и снова переживал ужасы, через которые прошел в Афганистане.

К ним подошел полицейский, он пощупал пульс Мадлен и поднес к лицу рацию.

– Пришлите мне пару машин скорой помощи, и поскорее! Одна пострадавшая – женщина, второй – мужчина, он серьезно болен. – Мадлен услышала слово «болен». Оно показалось смутно знакомым, и несколько мгновений она не могла сообразить, что это значит.

Но теперь Мадлен знала одно – она в полной безопасности. Бандит крепко обнимал ее, прижимая к себе, и именно в его объятиях она и хотела быть.