Мадлен наблюдала за отцом. Тот сначала нервно ходил взад-вперед по комнате, потом уселся в зеленое кожаное кресло, которое стояло рядом с викторианским двухсторонним письменным столом из красного дерева. Он положил локти на подлокотники кресла, крепко сжал руки перед собой и взглянул на дочь.

– Я бы не просила, но мне необходимо куда-то сбежать от Лиама. Я просто в отчаянии. Мне действительно некуда пойти. – Мадлен скрутила руки, словно собиралась отжать мокрое белье, и посмотрела на отца впервые за много лет.

Он выглядел по-настоящему аристократично. Волосы и борода покрылись благородной сединой, а дорогая стрижка придавала ему еще больше утонченности. Мадлен понимала, что, появившись в отеле, она озадачила отца, но тем не менее он казался спокойным, невозмутимым и тщательно подбирал слова, прежде чем заговорить.

– Почему ты сейчас приехала, Мадлен? Почему именно сейчас тебе захотелось пожить здесь? Разве ты не могла пойти к своей матери? В конце концов, она прекрасно справлялась с тобой, когда ты была ребенком. – Отец говорил спокойно, довольно жестко и наблюдал за ее реакцией. – И вряд ли она позволила бы тебе сюда прийти, ведь она не разрешала нам общаться друг с другом, разве не так?

Мадлен сглотнула, в животе у нее все опустилось. Она даже закрыла глаза в ожидании, что комната перестанет вращаться.

– Мама… Она умерла. Как раз накануне Рождества. Я думала, ты знаешь.

– Боже мой, мне очень жаль. Никто мне не сообщил о ее смерти. Я и понятия не имел, что она умерла.

Мадлен откинулась назад в своем кресле. Она не могла понять, почему отец был так потрясен. Лиам сообщил ей, что звонил ему. Но отец ничего не знал, поэтому и не пытался с ней связаться.

– Тебе жаль, что ее больше нет или что ты не знал о ее смерти? – Она осознавала, что говорит слишком резко и жестко, но, несмотря ни на что, намеревалась получить ответ на свой вопрос.

– Я сожалею о том, что она умерла, и о том, что ничего не знал о случившемся. Что произошло?

Мадлен наблюдала за его реакцией. Он выглядел по-настоящему потрясенным, и, учитывая, как Лиам вел себя в последнее время, у нее не было причин не верить своему отцу.

– Она умерла от анафилактического шока. Ты же знаешь, у нее была аллергия на орехи. Мы до сих пор не можем понять, почему это произошло. Она всегда была осторожной. – Мадлен почувствовала дрожь во всем теле.

Воспоминания о дне смерти матери все еще были свежи в ее памяти. Она не могла забыть, как вошла в мамин дом и нашла ее на кровати свернувшейся в клубок. Ее глаза были широко раскрыты, лицо приобрело пепельно-серый оттенок, а искривленные и опухшие губы были ярко-красными. Возле нее лежал пустой адреналиновый инъектор «Эпипен», который, судя по всему, ей не помог.

Мадлен встала, чтобы справиться со слезами, которые были готовы вот-вот хлынуть из ее глаз. Провела пальцем по темной панельной обшивке комнаты, ощутив ее теплую текстуру.

– Понимаю, что прошу о большом одолжении. Но позволь мне здесь остаться. Как я уже сказала, я была вынуждена бросить свою квартиру, переехала к Лиаму, а сейчас… сейчас мне некуда пойти. Я совершила самую большую ошибку в своей жизни и не знаю, что мне теперь делать. Я не могу ему доверять. Он сильно изменился. Иногда мне казалось, что он – самый добрый и нежный человек на свете и больше, чем он, меня никто и никогда не любил и не полюбит. Но в следующую минуту он превращался в жестокого тирана. Я должна позаботиться о Поппи. – Она вытащила из кармана бумажную салфетку и высморкалась. Потом продолжила: – Я не собираюсь жить за твой счет. Я хочу работать и зарабатывать себе на жизнь. Кроме того, я не останусь здесь надолго. Обещаю. Как только получу свой авторский гонорар, тут же подыщу себе другое жилье.

Моррис закрыл глаза. Он столько лет ждал дня, когда его дочь войдет в эту дверь, или пригласит его на ужин, или позволит ему стать членом ее семьи. И вот сейчас она здесь и просит разрешения пожить у него со своей дочерью и щенком спаниеля. Так почему же он не рад?

– Я много раз пытался увидеться с тобой, – прошептал он.

Он вспомнил, как однажды зашел к ней домой. Тогда ему было одиноко и он нуждался в поддержке. Его жена Джози умерла, и, хотя Мадлен ни разу с ней не встречалась, ему казалось, что она должна знать о смерти мачехи. Но дочери не оказалось дома, а Лиам послал его ко всем чертям. Он убедил его, что Мадлен не хочет его видеть, и заявил, что ему следует убраться до того, как она вернется домой.

– Правда? Я… я не знала. Мама всегда говорила, что ты не мог прийти потому, что у тебя были важные дела и что тебе было не до меня.

Он понял, что Мадлен вспомнила свое детство и понятия не имела, что совсем недавно он приходил к ней.

– На самом деле все было не так. Я всегда хотел общаться с тобой, но твоя мать не разрешала, а когда я женился на Джози, то даже перестал мечтать о том, что когда-нибудь смогу увидеть тебя. Маргарет не хотела жить со мной, но она также не хотела, чтобы у меня была другая жена.

– Я не знала.

Отец кивнул и снова скрестил перед собой руки, словно защищаясь.

– Как ты узнала, где я живу?

Она улыбнулась:

– Я увидела твою фотографию в «Йоркшир пост». Ты стоял перед этим отелем после того, как принял участие в благотворительном вечере в прошлом году. Ты выглядел так, будто тебе удалось собрать кучу денег. Я так тобой гордилась!

Отец вздохнул. Он никак не мог ожидать от дочери, что она будет гордиться им. Он даже не мог себе представить, что она знала, где он живет.

– Ну и как долго ты владеешь этим отелем? – спросила Мадлен, пытаясь сменить тему разговора. Она стала осматривать комнату, чтобы не расплакаться, думая о том, сколько лет она потратила впустую.

– Почти девять лет. Мы вместе с Джози его купили. Хотели превратить его в самый романтический отель на севере. Конечно, это была идея Джози. Она всегда была романтичной и мечтательной.

– Ну, как бы то ни было, мне кажется, вам это удалось. Он очень красивый.

Мадлен снова уставилась на деревянные панели. Она думала о Джози, своей мачехе, с которой ей так и не удалось встретиться. Ей было интересно, как выглядит эта женщина, ладит ли она с ее отцом и как они жили все эти годы. У нее было слишком много вопросов, на которые ей хотелось получить ответы, но она знала, что никогда не осмелится их задать. Ее сердце обжигала ревность, когда она представляла, как он жил без нее в течение многих лет.

– Это все благодаря стараниям Джози. Она наполняла это здание светом и радостью. Его красота и романтика – целиком и полностью ее заслуга.

Мадлен широко раскрыла глаза. Отец говорил о своей жене в прошедшем времени. Означало ли это, что она бросила его или, может быть, умерла? Она не знала, что произошло, но, увидев, как лицо отца перекосилось от боли, ей захотелось подбежать к нему и крепко его обнять.

– После того как умерла Джози, я так хотел с тобой встретиться.

На лице дочери он увидел неподдельное потрясение и понял, что она не знала о смерти его жены.

– Я приходил к тебе, в твою квартиру, и разговаривал с ним.

– Неужели? Правда? Когда? – Мадлен выглядела по-настоящему растерянной, и ему стало ясно, что дочь ничего не знала ни о его визите, ни о том, как грубо с ним обошелся Лиам, который прогнал его, а ему тогда было так тоскливо и одиноко.

Он долго ее ждал, надеясь, что Лиам все-таки расскажет ей, что он приходил к ней. Однако дочь даже не прислала открытку с соболезнованиями. Вместо нее он получил письмо, которое разорвало ему сердце. Там было сказано, чтобы он держался как можно дальше от ее семьи и больше не появлялся в ее жизни, потому что она ощущала себя гораздо счастливее без него. В письме также говорилось, чтобы он никогда больше не пытался с ней связаться. Обезумевший от отчаяния, Моррис перечитывал снова и снова эти строчки, пока наконец не осознал, что должен расстаться со своей мечтой о воссоединении семьи. И в тот день, когда так нуждался в Мадлен, он стоял возле могилы Джози, чувствуя свое одиночество, в окружении знакомых и незнакомых ему людей, но никого из членов его семьи рядом с ним не было.

– Мэдди, знаешь, я бы никогда тебя не прогнал. Я ждал тебя столько лет. Я рад, что ты приехала. Ты можешь жить здесь сколько захочешь. – Он говорил эти слова, посматривая на ящик стола, где было заперто письмо. Оторвав взгляд от позолоченного ключика, он вдруг задал себе вопрос: «Если Мадлен ничего не знала о моем визите, тогда кто послал мне это письмо?»

Разве она появилась бы здесь, просила бы его позволить пожить у него и с таким отчаянием ожидала бы его решения после того, как написала все те слова?

– Хорошо, да и лишняя пара рук здесь не помешает. Ты могла бы помочь мне с отелем.

Он очень обрадовался ее приезду и хотел, чтобы она знала об этом. Однако ему было трудно выразить свои чувства.

– На, возьми. Запиши сюда свой адрес. Я закажу фургон. – Он передал ей блокнот, порылся в ящике стола, вытащил ручку и бросил ей через стол.

Моррис хотел, чтобы Мадлен стала писать, хотел увидеть слова на листе, стиль и плавность ее почерка. Но она не должна была знать, что он задумал. Теперь Моррис был почти уверен, что дочь не знала о письме, однако ему следовало в этом убедиться, а другого способа он придумать не мог.

Он знал, что выглядит замкнутым, ведет себя с ней слишком сухо и холодно. Возможно, дочь ожидала от него более теплого приема и он был к ней несправедлив. Мадлен превратилась в красивую молодую женщину. Сейчас она сидела перед ним и впервые в жизни молила его о помощи.

– Я знаю хорошую компанию-перевозчика. Завтра они пришлют к тебе фургон. – Моррис встал, подошел к шкафу и, взяв с полки телефонный справочник, стал перелистывать его страницы.

Мадлен закрыла глаза. Она поняла, насколько плохо знала своего отца. Они провели большую часть жизни вдали друг от друга, и в этом не было их вины. Он сказал правду, что мама всегда манипулировала ею. Когда Джесс появилась на свет, ее темно-оливковая кожа и черные как смоль волосы свидетельствовали о том, что Моррис не был ее отцом и что Маргарет изменила своему мужу. Через несколько дней она ушла от него, понимая, что у нее нет другого выбора. Но она забрала с собой Мадлен, тем самым лишив их возможности общаться друг с другом.

Все были уверены, что ее отец снова женится. По натуре он был глубоко семейным человеком и любил тихую семейную жизнь. Однако ей стало немного грустно, оттого что она не жила с ним многие годы под одной крышей и пропустила столько много рождественских торжеств, праздников, дней рождения и сказок перед сном. Ее жизнь сложилась бы по-иному, если бы она осталась с отцом.

Мадлен подняла глаза.

– Папа… – Она запнулась. От волнения у нее перехватило дыхание. – Можно… ты позволишь мне так тебя называть?

Почему-то ей было трудно продолжить. Она переключила взгляд на свои туфли, покрытые грязью, и попыталась подобрать правильные слова.

– Прошло столько много времени.

Моррис Поклингтон сглотнул. Ее вопрос застал его врасплох. Он понимал, что оказал дочери довольно холодный прием, но как он должен был себя вести? Неужели он и вправду был плохим отцом?

Он смотрел на молодую женщину, сидящую перед ним. Это была его дочь, которую он держал в своих руках сразу после ее рождения, его ребенок, которого он кормил с ложечки и который сидел у него на коленях. Он столько раз читал своей любимой крошке сказки, учил ее кататься на велосипеде, а сейчас она стала взрослой, красивой, в ее глазах читался ум. Моррис закрыл глаза, сожалея о том, что ему не довелось видеть, как она росла. Все эти годы он часто мечтал оказаться рядом с ней. Но даже не мог себе представить, что она появится в его доме и будет просить разрешения называть его папой.

– Разве я был для тебя таким плохим отцом, что ты вынуждена задать этот вопрос? – В его, казалось, простых словах прозвучала озабоченность, глаза наполнились слезами, и он почувствовал, как его переполняют эмоции.

Моррис протянул руки к дочери. Ему так хотелось обнять ее! Осознавая, что наступило время попытаться забыть о прошлом, он тем не менее понимал, что это будет непросто. Он знал, что прошлое будет преследовать их обоих, но был уверен, что должен сделать эту попытку.

– Я очень хочу обнять свою дочь, если ты, конечно, не против. – Моррис наблюдал, как Мадлен встала и пошла к нему. Медленно, где-то на подсознании он начинал понимать, что перед ним находилась его крошка Мэдди. Он положил руки ей на плечи, не замечая, как слезы продолжают литься из его глаз. Волна чувств накрыла его с головой.

Но он все-таки бросил взгляд на стол, куда она положила блокнот. Последние сомнения отпали – почерки в письме и на блокноте отличались. Моррис столько раз прочитал то письмо, что почерк и все слова в нем навсегда отпечатались в его памяти. Он в ярости стиснул зубы, осознав, что его написал Лиам О’Грэди.

Наконец Моррис притянул к себе Мадлен. Она дрожала с головы до ног, ощущая его плоть и кровь. Впервые за много лет он обнимал свою дочь, чувствуя, что вся его жизнь зависела от нее.