Трясясь на «лендровере» по длинному ухабистому проселку к полю, о котором говорил Артур Уиллис, Гидеон думал о своих отношениях с Евой.
Они завалились в постель сразу после полуночи и после короткой любовной схватки еще долго лежали, глядя через окно в спальне на звездное небо и разговаривая ни о чем, как это делают любовники по всему миру.
Утром Ева встала раньше, бодрая и веселая, приняла душ, приготовила завтрак на двоих, а потом села в «астон мартин» и уехала открывать галерею. Целуя ее у двери, он подумал, что мог бы еще лет двадцать скользить по волнам таких вот легких, беззаботных отношений, но тут же понял, что нет, этого было бы недостаточно. Ночью, в заполненной страстью темноте, этого хватало, и даже потом, когда они согревались тающим жаром утоленного желания, ему тоже не требовалось ничего больше, но утром, перед наступающим новым днем, Гидеон чувствовал — чего-то недостает.
И так было всегда.
Лошадка дочери Артура Уиллиса жила, с несколькими другими, на огромном, неухоженном поле, служившем, похоже, еще и кладбищем для старых автомобилей и нежелательной домашней техники.
Качая удивленно головой — и как только животные могут жить в таком месте, среди искореженного металла и протянутой колючей проволоки, и не калечиться? — он прошел вдоль вытянувшихся в ряд полузаброшенных строений, подслеповато таращащихся на мир сквозь замызганные стекла, словно тщась понять свое первоначальное предназначение.
Первое из этих сооружений, с провисшей двойной деревянной дверью и окнами в сторону поля, приютило старый, мирно ржавеющий «лендровер», оставленный здесь в незапамятные времена и забытый. Второе, с полудюжиной дверей, походило на конюшню, и Гидеон, открыв одну из них, обнаружил пластмассовые ящики и заплесневелые картонные коробки. В третьем валялось несколько вскрытых мешков лошадиного корма и пара кип заплесневелого сена. Самое большое здание дальнем конце оказалось запертым. Многого через грязное, затянутое паутиной стекло он не увидел, но общее впечатление получил: просторное помещение с высоким потолком и каким-то механизмом у стены — то ли лебедкой, то ли блоком.
Гидеон отвернулся, вытер испачкавшиеся в пыли руки о джинсы и посмотрел на «лендровер» — с пассажирского сидения на него грустно смотрел Зебеди.
Поле выглядело довольно изолированным, находилось на некотором удалении от дороги, и ближайшим к нему жильем был район муниципальной застройки в паре сотен ярдов, за низинным лужком.
Он взглянул на часы.
Четверть третьего.
Гидеон и сам немного опоздал, но Уиллис опаздывал еще больше. Вот тебе и отчаявшийся отец.
День выдался хмурый, и холодный ветер гулял между покинутыми зданиями. Ожидание затягивалось, и Гидеону это стало надоедать.
Судя по описанию, полученному накануне по телефону, пони Кэти Уиллис был весьма неказистой гнедой лошадкой, пощипывающей травку бок о бок с равно невзрачным серой. Ни та, ни другая интереса к Гидеону не проявляли, а он в свою очередь не отваживался приближаться к ним.
Еще десять минут и хватит.
О появлении компании известил Зебеди. Пес вдруг отчаянно залаял, да так, что несчастный «лендровер» затрясся.
Гидеон вернулся от зданий к машине, чтобы лучше видеть дорогу.
— Хватит! — раздраженно бросил он. — Перестань!
Зебеди не обратил на него никакого внимания и, повернувшись к хозяину задом, продолжал оглашать окрестности злобным лаем.
— Зеб, успокойся! Там никого нет.
Он ошибался.
Гидеон обходил «лендровер» сзади, когда из-за угла выступил и встал на его пути незнакомец. Лицо скрывала жуткая чулочная маска, кошмарным образом искажавшая черты. В одной руке незнакомец держал бейсбольную биту, рукоятью которой он угрожающе постукивал по ладони другой.
Человек в маске ничего не говорил, но это было и не нужно.
На мгновение Гидеон замер от шока и тут же услышал хруст камушка за спиной. В следующую секунду две сильные руки сдавили его в объятии, совершенно лишенном нежности и тепла.
Придя в себя, он резко откинул голову, целясь напавшему в нос. Однажды этот прием сослужил ему большую пользу, но на этот раз противник оказался хитрее и вовремя уклонился, так что Гидеон преуспел лишь в том, что растянул мышцы шеи. Следующий прием, удар пяткой по голени, прошел с большим успехом, порадоваться чему он не успел, потому что в ответ получил по ребрам.
В него как будто врезался таран. Гидеон не был дохляком, и били его не впервые, но такого удара он еще не получал. Воздух вылетел из легких, ноги подогнулись, словно ватные, он захрипел и наверняка бы упал, если бы незнакомец сзади не удержал его в объятиях.
— Держи. — Человек с битой сделал шаг вперед, и Гидеон поднял голову и посмотрел на него, стараясь различить черты под черным нейлоном. Его, конечно, подставили, но кто? Впрочем, сосредоточиться на чем-то другом, помимо темно-синей биты в затянутой в черную кожу руке, было невозможно.
Что дальше?
Только не колени! Что угодно, только не…
Незнакомец остановился в нескольких дюймах от него, и Гидеон уже ощущал запах табака на его одежде. Человек в маске поднял биту и почти нежно коснулся ею подбородка Гидеона.
Сжавшись внутренне, он старался не отводить глаз от расплющенного носа, толстых губ и прикрытых глаз своего мучителя, надеясь сохранить хотя бы гордость.
Бита возникла на периферии зрения рядом с левым глазом, поднялась и резко опустилась, болезненно, но не опасно опустившись на скулу.
Гидеон невольно вздрогнул, что, похоже, позабавило незнакомца сзади.
— Ну, дай ему еще.
Его приятеля, однако, беспокоили более практичные вопросы.
— Нет. Его надо завести внутрь. Здесь оставаться нельзя, мы на виду.
— Ладно, потащили. Только побыстрей. Он парень здоровый, и долго я его держать не могу.
— Ты уж лучше держи, — предупредил другой.
К удивлению Гидеона, незнакомец перед ним отбросил свое оружие, которое, откатившись на пару футов, осталось лежать в траве, и достал из полиэтиленового пакета какую-то белую тряпку. В воздухе тут же распространился едкий химический аромат. Поняв, что его ожидает, Гидеон попытался вырваться.
— Может, и понравится — детишки же нюхают, — сказал незнакомец в маске и, зайдя сбоку, приложил тряпку к лицу Гидеона, полностью закрыв рот и нос.
Титанические усилия результата не приносили — руки его оставались прижатыми к туловищу и как будто скованными обручем, а попытка задержать дыхание оказалась малоэффективной.
— Ну же, вдыхай! — прохрипел незнакомец с тряпкой и для придания словам большей убедительности ударил Гидеона в живот — не сильно, но вполне достаточно, чтобы тот хватанул ртом воздух. Большего и не требовалось.
В голове мгновенно закружилось, из глаз брызнули слезы. Гидеон поперхнулся, закашлялся, сделал еще вдох, и хлынувший в легкие густой, насыщенный воздух будто выжег все чувства и ощущения, лишив его даже способности рассуждать.
Еще несколько глотков — и на него накатила эйфория. Закинув голову, он с восторгом уставился в небо, где кружило что-то большое и темно-зеленое — дракон.
Потом к первому присоединился второй. Два громадных хищника медленно кружили в небе, высматривая добычу. Гидеон понимал, что должен спрятаться, пока его не заметили, но как ни боролся, не мог даже пошевелиться.
Потом драконы вдруг превратились в самолеты — размером с океанский лайнер и с мультяшными пропеллерами. Люди, куда они летят? Впрочем, какое ему дело до них. Пусть себе летят, плывут и бегут. Они ему никакие не друзья. Ему вообще никто не нужен, потому что он умеет летать. Вот сейчас он поднимется в небо, присоединится к дракону и полетит с ними за море, к закату, где небо алое и золотистое, а звезды сияют ярко и призывают его к себе…
В голове все смешалось — звуки и краски вертелись и кружились в хаотичном танце песчаной бури. Потом яркие полосы стали разделяться, распадаться на темные пятна и меркнуть. Что-то жгло руки, начиная с запястий и поднимаясь выше и выше, до самых плеч. Тело ощущалось тяжелым, налитым свинцом мешком, словно земля притягивала его к себе, чтобы проглотить.
Сердце замерло на мгновение от ударившей в лицо ледяной воды. Она обрушилась потоком, вымочив его с головы до ног. Он хватил ртом воздух, потряс головой и открыл глаза. Вода тут же побежала в них. Гидеон заморгал.
Он находился внутри какого-то помещения, но свет был тусклый, и все вокруг представало мутным, расплывающимся, то вытягивающимся вертикально, то расползающимся горизонтально.
Некоторое время спустя, когда сознание начало наконец возвращаться, Гидеон обнаружил, что подвешен за кисти, но когда он попытался повернуть голову и посмотреть, к чему именно привязаны руки, детали окружающего растворились в нахлынувшей волне головокружения и тошноты.
Он закрыл глаза и застонал, пытаясь сдержать рвотный позыв.
— Что-то наш парень не очень счастлив, а? — заметил кто-то. Голос прозвучал неясно, словно из-под воды. — Может, окатить его еще разок?
Теперь Гидеон знал, чего ждать, и холодный душ не застал его врасплох. В голове прояснилось, тошнота отступила, и он смог открыть глаза и даже оценить ситуацию.
Единственными источниками света были два крохотных оконца — одно на противоположной стене, другое слева от него. На обоих кружевной сетью висела паутина, она же свисала серыми гроздьями с темных балок, медленно покачиваясь под тянущим от двери ветерком. Сама дверь оставалась приоткрытой на пару дюймов, впуская внутрь полоску серебристого света, которая пересекала пол с проступающей кое-где из-под слоя грязи каменной плиткой. Никакой мебели в помещении не было, если не считать таковой сложенные стопкой у стены разбитые деревянные поддоны и бетонную платформу с ржавыми колесами и шестернями некоего воротного механизма.
Память начала возвращаться. Гидеон вспомнил, что заглядывал в это помещение снаружи. Он приехал сюда посмотреть на пони, но так и не посмотрел, потому что угодил в западню. Пони был всего лишь приманкой, на которую он так легко клюнул.
Чем они его траванули? В голове глухо ухало, а клочья галлюцинаций все еще мешали нормальному движению мыслей, затрудняя процесс отделения реальности от фантазий.
Они.
Где они теперь?
Гидеон неловко повернул голову и увидел перед собой затянутое чулочной маской лицо — оно было близко, дюймах в шести, но только на уровне его груди.
— Бу! — Незнакомец рассмеялся, довольный произведенным эффектом, и Гидеон поморщился от неприятного дыхания.
Вода все еще стекала с него, и он понял, что замерз и дрожит. Куртку с него сняли, рубашку тоже, так что на нем остались только футболка да джинсы. Не слишком много для пасмурного весеннего денька, даже если бы его и не промочили до нитки. Защитный механизм организма уже сработал, и тело тряслось от холода.
Дверь распахнулась, и в помещение вошел второй незнакомец. Он тоже был в маске, а в руках держал красный металлический ящичек с острым выступом внизу и свернутый в моток шнур. Подойдя к лебедке, незнакомец прикрепил ящик к стальной станине и даже подергал ее, проверяя, хорошо ли он держится. Потом достал зубчатый зажим и, размотав шнур, подсоединил его к свисающему сверху серебристому проводу.
Только теперь Гидеон понял, что красный металлический ящик в руке незнакомца есть ничто иное, как генератор напряжения для электрических ограждений. Двенадцативольтовая батарея — он знал это по собственному опыту — способна встряхнуть любого, человека или скотину, кто по неосторожности прикоснется к металлической сетке. Проследив глазами серебристый провод, Гидеон увидел, что тот свисает с балки под высокой крышей. Куда провод уходит дальше, он не знал, но догадаться было нетрудно. Его собственные запястья были обмотаны оранжевым шпагатом и перехвачены тем же серебристым проводом. Оранжевый шпагат крепился к железным крючьям, надежно вбитым в крепкое деревянное перекрытие.
Под ногами у него был холодный бетонный пол, и Гидеон лишь теперь понял, что его оставили босым. Осознав значение сего факта, он затрясся еще сильнее.
— А, задергался, — пробормотал разговорчивый незнакомец. — Не нравится.
Не нравится. Это еще мягко сказано. Гидеон попытался просчитать возможные варианты. Что им от него нужно? Будут ли его допрашивать? Или у них другой приказ?
Если допрашивать, то чем воспользуются? Напряжение на электрических ограждениях не должно быть опасно для жизни, но кто знает, какими приборами пользуются эти двое. Вполне вероятно, что они готовы переступить черту дозволенного. Некоторым утешением служило только то, что заброшенное здание, похоже, не было подключено к сети — розеток по крайней мере видно не было.
Между тем жгучая боль распространялась все дальше от запястий, и Гидеон попытался перенести хотя бы часть веса на пальцы ног. Не получилось. Он смог коснуться бетона подушечками пальцев, но не сумел удержать равновесие, и его повело в сторону, отчего напряжение на руки только усилилось.
Гидеон расставил ноги пошире, едва дотрагиваясь до пола кончиками пальцев. Стало чуть лучше.
— Что вам нужно? — В горле пересохло, и вопрос прозвучал хриплым шепотом.
— Нам — ничего, — ответил разговорчивый, подойдя к нему сбоку.
На языке вертелся следующий очевидный вопрос, кто их послал, но Гидеон сдержался. Если бы они хотели что-то сказать, то уже сказали бы.
Второй, закончив возиться с проводами, крякнул удовлетворенно и тоже подошел ближе.
— Наше дело передать сообщение, — сказал он голосом человека, получившего, в отличие от болтливого напарника, некоторое образование.
— Ты, приятель, суешь нос, куда не просят, — добавил первый. — Вот нас и попросили предупредить…
Кто? Бентли? На Стивенсона не похоже. Скорее всего, за ними стоял именно владелец оздоровительного центра, с самого начала настроенный откровенно недружелюбно. С другой стороны, делать какие-либо выводы на том лишь основании, что учитель показался ему человеком более симпатичным, было бы неразумно.
— Хочешь спросить, кто попросил?
Второй покачал головой.
— Он знает, что мы не скажем. Соображает что к чему. Давай заканчивать и уходить.
Соображает? Господи, знали бы они…
Гидеон стиснул зубы — второй незнакомец подошел к прибору и щелкнул переключателем. В первый момент ничего не случилось, и у него мелькнула шальная мысль, что может быть аккумулятор разряжен.
Но уже в следующее мгновение маленькая оранжевая лампочка на железной коробке ярко вспыхнула, и Гидеона пронзил электрический разряд.
— Смотри-ка, не нравится, — с удовлетворением заметил первый, и тут же за первым ударом последовал второй.
Где-то на десятом или двенадцатом пульсе незнакомцы незаметно удалились.
Гидеон не заметил, как они ушли, потому что был слишком занят собственными проблемами: боль обжигала, приходя через равные интервалы, ожидаемая и вместе с тем неожиданная, ток набрасывался на него, пробегая по телу, как по мостику, и уходя в пол. В какой-то момент, в промежутке между ударами, он прищурился, всматриваясь в полумрак, и вдруг понял, что остался один. Мучители ушли, и с ними ушла надежда на скорое избавление от пытки.
— Аа!
Кто-то как будто протолкнул через кости раскаленную проволоку. Мышцы конвульсивно сжались, и все собранное за двухсекундную паузу самообладание разлетелось на тысячу кусочков.
— Ублюдки! — крикнул он неожиданно для самого себя, и тут же дыхание перехватило, и вслед за криком из горла вырвался жалкий, похожий на рыдание, стон.
Повторяющиеся с неумолимой размеренностью разряды не позволяли сосредоточиться на чем-то другом, кроме ожидания следующего удара, мышцы дрожали от напряжения, и воля оставляла его, словно уходя капля за каплей в бетонный пол под ногами.
Ноги.
Касаясь мокрого пола с лужицей стекшей с него воды, они замыкали цепь, проводя электричество в бетон.
Птица на проводе.
Птицы сидят на высоковольтном проводе без всякого вреда для себя, потому что не контактируют с землей и, следовательно, не являются частью цепи.
Стараясь не обращать внимания на обжигающую боль в запястьях, Гидеон перенес весь свой вес на связанные руки и заставил измученные мышцы оторвать налитые свинцом ноги от пола.
В полутьме под закопченным окошком лампочка мигнула, оповещая об очередном разряде, и он невольно дернулся. Понадобилось еще две попытки, прежде чем Гидеон поверил в себя и перестал реагировать на сигнал.
Так легко. Почему он не подумал об этом раньше?
Но как ни приятно было освобождение от боли, Гидеон знал, что нашел лишь средство облегчения, но не решение проблемы. Мышцы устали, и он понимал, что долго удерживаться в такой позе не сможет. Усталость тянула ноги к полу.
Думай, идиот, думай.
Слева у стены снова вспыхнула лампочка. У нее терпения хватит. Рано или поздно наступит миг, когда он уже не сможет ни подтянуться, ни даже оттолкнуться от пола.
Вот если бы дотянуться до прибора…
Нет, слишком далеко. По меньшей мере футов восемь. Все равно что восемь миль. Он еще мог бы на что-то рассчитывать, если бы генератор стоял впереди или позади. Расположение крючьев не позволяло раскачаться в сторону.
Очередной удар застал его врасплох, и Гидеон поспешил подтянуть ноги. Усилие отозвалось тупой болью в мышцах живота.
Усилие отозвалось тупой болью в мышцах живота.
Надолго ли хватит аккумулятора?
Он не знал. Как не знал и того, на какое напряжение установлен прибор. Но в любом случае из этого состязания ему победителем не выйти.
Если только он не придумает что-нибудь…
Так думай же, черт возьми!
Может быть, попытаться сделать что-то с проводом?
Неуклюже задрав голову, Гидеон посмотрел вверх.
Может получиться. Может…
Если бы они протянули провод по балке и закрепили его на ней, достать его Гидеон конечно бы не смог, но они этого не сделали, и провод провисал, причем, расстояние до низшей точки провиса не превышало четырех футов.
Он попытался раскачаться в сторону, но лишь потерял равновесие и завертелся, как червяк на крючке. В другой ситуации это выглядело бы забавным. Шпагат больно врезался в кожу, и ему пришлось снова касаться ногами пола.
На этот раз Гидеон успел оттолкнуться до разряда, испытав злорадный восторг оттого, что перехитрил систему. Маленькая красная коробка с ярко мигающим оранжевым глазом как будто превратилась в злобное существо. Наверно, человеку психологически легче бороться с живым противником, чем с неодушевленным механизмом, наносящим удары с регулярностью метронома и совершенно невосприимчивым к боли и отчаянию жертвы.
Наблюдая за вспышками, он стал отсчитывать промежутки. Лампочка вспыхивала на счет «шесть», и теперь, определив протяженность паузы, Гидеон мог позволить себе короткие мгновения отдыха.
Передохнув, он снова начал раскачиваться. Получилось не сразу, новый ритм мешал вести счет, и несколько ошибок стоили ему болезненных уколов, но и ноги его во время махов вперед уже почти доставали до провода.
Гидеон понимал, что порвать сам провод не получится. Состоящий из множества металлических нитей, он мог выдержать достаточно большое напряжение. Расчет строился на том, что этого напряжения не выдержат соединения.
Еще один мах… еще… Балка над головой угрожающе заскрипела… Гидеон выбросил ноги и…
… промахнулся.
Сила инерции унесла его вниз, ноги ударились о пол, и к волне захлестнувшего его отчаяния добавилась острая боль электрического разряда. Он получил еще два удара, прежде чем смог собраться с силами и оторвать ноги от бетона.
Шпагат так глубоко врезался в запястье, что от одной лишь мысли о необходимости повторить попытку все его естество съежилось в комочек. Ничего другого, однако, не оставалось.
Выждав необходимую паузу, он стиснул зубы, оттолкнулся и начал раскачиваться.
На этот раз удача повернулась к нему лицом. В последнем отчаянном броске, когда натянувшийся шпагат едва не выдернул руку из сустава, его левая пятка зацепилась за провод. Контакт нарушил ритм движения, Гидеон завертелся и полетел вниз с мучительным осознанием того, что и эта попытка закончилась ничем. Он попытался выровнять траекторию, и тут что-то громко звякнуло — красный ящик сорвался с ворота и с грохотом рухнул на каменный пол.
Гидеон опустил ногу и с отчаянием взглянул на проклятую коробку. Провод остался на месте, соединение не нарушилось, и все надежды на разрыв цепи умерли. Пытаясь принять более удобное положение, он снова дотронулся ногой до пола и внезапно сделал двойное открытие: шпагат растянулся, так что теперь он мог опереться на всю подошву, и разряд не последовал.
Секунды тянулись, и ничего не происходило. Он еще раз, стараясь не спешить и не спуская глаз с оранжевой лампочки, досчитал до шести. И только когда счет перешел на второй десяток, позволил себе поверить в невозможное.
Что случилось с генератором, Гидеон не знал и думать об этом не хотел. Главное, что цепь прервалась. Теперь перед ним стоял другой вопрос: как освободиться.
Он сосредоточил свои усилия на том, чтобы сбросить петлю стягивавшей запястья бечевки с крюка. Она растянулась на пару дюймов, что позволило слегка сгибать ноги в коленях, но этого было слишком мало, и после дюжины прыжков, которые вряд ли принесли бы ему даже утешительный приз в день спорта, Гидеону ничего не оставалось, как признать поражение. Каждый раз, когда он прыгал, крюк двигался вместе с ним.
Он запыхался и устал так, как не уставал еще никогда. От отчаяния хотелось плакать.
Если он не сможет освободиться, когда же его найдут?
Скорее всего, девчушки нагрянут сюда после школы — покормить любимцев. Мысль о том, что избавление явится в лице вопящих тинейджеров не доставила удовольствия. Подростки призовут родителей, за родителями неизбежно появятся полиция и «скорая», последуют вопросы…
Гидеон зажмурился и застонал, а когда открыл глаза, в поле зрения появилось расплывчатое красное пятно.
Генератор. Металлический ящик. Ступенька.
Ощутив прилив энергии, он возобновил свои гимнастические упражнения и в конце концов зацепил шнур пальцами ноги. Подтянув осторожно генератор, Гидеон облегченно вздохнул — свобода была близка.
Установив коробку под собой, он встал на нее. Напряжение в запястьях ушло. Ноги дрожали от слабости. Оставалось лишь сдернуть оранжевую петлю с крюка. Теперь это получилось с первого раза. Ящик под ногами пошатнулся, и Гидеон, пытаясь сохранить равновесие, сделал неверный шаг и полетел на грязный пол.
На то, чтобы подняться, выбраться из здания и добрести до «лендровера», понадобилась, как ему показалось, вечность, и первую часть ее он провел на холодном каменном полу, съежившись в позе зародыша и дрожа как осиновый лист.
Из оцепенения его вывел лай Зебеди и мысль о том, что на поле вот-вот появятся дети. Но одно дело принять решение, и совсем другое реализовать его. Руки оставались связанными, пальцы потеряли чувствительность и едва шевелились, а плечи после долгого пребывания в противоестественном положении упрямо отказывались принимать какое-либо другое. К тому же у него появилось вдруг странное ощущение, словно из него приготовили филе, — ни руки, ни ноги не желали принимать на себя вес тела.
Сидя на полу, Гидеон внимательно рассмотрел маленькие, тугие узелки на запястьях. Зная по собственному опыту, что распутать узел на синтетической бечевке дело безнадежное, он не стал тратить впустую время и силы, а огляделся в надежде обнаружить какой-нибудь режущий инструмент. Ничего подходящего не нашлось, но Гидеон вспомнил, что видел в одном из зданий спрессованные кипы сена. Где есть такие кипы, почти наверняка должен быть и нож.
На деревянных лотках у стены валялись его рубашка и куртка, но пользы от них, пока руки оставались связанными, не было никакой. Он подобрал одежду и направился к двери.
Дневной свет заставил зажмуриться, а налетевший ветер остудил влажную от пота кожу. Трясясь, он проковылял вдоль мрачного фасада до нужной двери. Расчет оправдался полностью — нож пылился на подоконнике в копившейся десятилетиями трухе, среди высушенных останков нескольких поколений пауков. Перерезать шпагат оказалось делом более трудным, чем представлялось, — онемевшие пальцы не слушались, а пространство для маневра лезвием между стянутыми запястьями было слишком ограниченным. В конце концов он прижал рукоятку ногой и долго тер веревкой о поржавевшую сталь, пока оранжевые нити не разлохматились и распустились.
Снова заныли плечи. Гидеон опустился на кипу сена, чувствуя полный упадок сил и плохо представляя, как доберется до дома. Он не знал, сколько прошло времени, потому часы исчезли, перекочевав, несомненно, в карман одного из обидчиков. Часы были хорошие, надежные, с компасом; их подарила на Рождество Пиппа. Помимо часов исчез и бумажник. Список претензий возрастал — представится ли только случай предъявить счет? Мобильный, к счастью, остался в машине.
Чувствуя себя так, словно выпил полбутылки водки на пустой желудок, Гидеон надел рубашку и куртку и пошел к «лендроверу».
Зебеди только что не вывернулся наизнанку от радости, когда хозяин свалился на водительское сидение, и вылизал ему левое ухо и всю половину лица.
— Все в порядке, малыш… Хватит… — Он откинулся на спинку и с трудом подавил желание на несколько секунд закрыть глаза. Голова раскалывалась — то ли от всех треволнений, то ли от той гадости, которую его заставили вдохнуть, — грудь сжимало, как после изнурительного приступа кашля.
И все-таки пора двигаться.
Ключи были в зажигании, где он их и оставил. Гидеон завел двигатель, включил передачу и убрал ручной тормоз. В конце длинного, кочковатого проселка пришлось остановиться.
Куда повернуть? Налево, на шоссе А354 — около шестнадцати миль до Тарант-Грейлингс, или направо — шесть-семь миль до Уорэма и Евы?
Впрочем, выбор был очевиден. Даже если не учитывать бонус в виде НЛЗ, у него вряд ли хватило бы сил проехать шестнадцать миль в нынешнем состоянии по оживленной автостраде.
Гидеон не проехал еще и полпути до Уорэма, когда вспомнил, что так и не забрал никаких улик. О том, чтобы вернуться, не могло быть и речи.
Квартира Евы располагалась на верхнем этаже большого особняка в георгианском стиле, куда вела наружная лестница с украшенными орнаментом коваными перилами.
Поставив ногу на нижнюю ступеньку, Гидеон подумал, как было бы хорошо, если бы Еве принадлежал весь дом.
Он глубоко вздохнул и начал подниматься.
— Гидеон? Что это ты делаешь?
Гидеон открыл глаза и моргнул, пытаясь сфокусироваться на лице Евы. Она смотрела на него недоуменно-укоризненно, что было неудивительно, поскольку он сидел у выкрашенной глянцевой красной краской двери, где, похоже, уже успел уснуть.
— Ты ужасно выглядишь, — добавила Ева и, еще не получив ответа на первый вопрос, задала второй: — Где твои туфли?
— Не знаю, — пробормотал Гидеон, смутно сознавая, что рядом с Евой появилась еще одна фигура. Он протер глаза и посмотрел еще раз. Мужчина. Лет пятидесяти с лишним. В джинсах, ладно скроенном пиджаке, с густой копной вьющихся седых волос. Воплощенная учтивость и изысканность.
— Ты пьян?
Воплощенная учтивость и изысканность.
— Ты пьян? Нет, конечно, нет, — сама себе ответила Ева. — Вставай. И проходи.
Гидеон попытался подняться и обнаружил перед собой протянутую руку. Момент для демонстрации гордости был явно неподходящий, и он принял предложенную помощь.
За дверью гость задержался, и Ева кивком указала на диван, громадный, обтянутый черной кожей, заваленный шелковыми подушечками с кистями и бусинками. Он многозначительно посмотрел на грязные босые ноги и испачканные джинсы.
— Ох, ради Бога! Не беспокойся. Садись, пока не упал. Да что с тобой случилось? Нет, подожди, не отвечай — выпить хочешь? Кофе или что-нибудь покрепче?
— Лучше кофе, — промямлил Гидеон, решив, что с алкоголем организм может и не справиться. Он уже чувствовал себя так, словно третий день мучился похмельем.
Седоволосый осторожно откашлялся.
— Я, пожалуй, пойду, — начал он, нерешительно остановившись между диваном и дверью.
Ева оглянулась.
— Извини, Тревор. Я не представила тебя Гидеону. Гидеон, это Тревор Эрскин. Я рассказывала тебе о нем.
— А, художник. Приятно познакомиться. — Гидеон протянул руку, которую Тревор после секундного колебания все же пожал.
— Хм… какой необычный браслет, — заметил он, указывая на другую руку.
Ева заглянула ему через плечо, и все трое молча уставились на перепачканный кровью обрывок желтой бечевы под манжетой куртки.