Когда я подробно объяснил, что случилось, Марит была потрясена больше меня. Она сумела скрыть замешательство, когда вернулись Уотсон и Дотти, но сразу же торопливо извинилась за нас обоих, и мы вышли. Мы молча прошли к лифтам и направились домой.

Когда двери лифта за нами закрылись, Марит обняла меня, и я почувствовал, что она дрожит.

– Успокойся, Марит, все не так уж и плохо. Во всяком случае, никто не пострадал.

Спрятав лицо за завесой черных волос, она всхлипнула и вытерла слезу с правой щеки.

– Знаю, Тихо, но от мысли, что я могу тебя потерять… Я не думала, что это будет так больно. – Она подняла глаза и провела по моей щеке пальцем, мокрым от слез. – Ты у меня в крови, Тихо Кейн.

Я поцеловал ее руку.

– А ты у меня. – Лифт остановился, и открылась панель трансверсора. – Рано в кровать, рано вставать, в Седону – и убийцам нас не догнать.

* * *

Несмотря на угрожающие высказывания Хэла относительно Седоны и покушение, спал я хорошо. Я был готов к новому кошмару с чудовищами, но, к своему удивлению, вообще не видел снов. Проснулся я быстро, горя нетерпением отправиться в путешествие. Приняв душ и наскоро позавтракав, мы с Марит отправились вниз за ее "рейндж-ровером".

Марит надела бриджи цвета хаки, рубашку сафари такого же цвета и сапоги до колен. У ее левого плеча красовались четыре патрона к дробовику, а в руках она несла футляр, где лежал помповый «моссберг» с пистолетной рукоятью и укороченным стволом. На бедре у нее болтался "кольт-питон магнум" и обойм к нему было достаточно, чтобы выиграть небольшую войну. Черные очки и черная кепочка-бейсболка завершали ее наряд.

Мне пришлось довольствоваться своими ботинками, джинсами и одной из тех рубашек, которыми снабдил меня Роджер. Под рубашку я, как всегда, надел бронежилет, а сверху – наплечную кобуру и ветровку, скрывающую пистолет. Я прихватил два полных запасных магазина и сунул в ружейный футляр Марит коробку патронов. Хотя я и не думал, что нам представится случай пострелять, но считал, что ради чувства безопасности можно смириться с разочарованием.

Ярко-красный «рейндж-ровер», с которого еще капала вода после мойки, был заправлен под завязку. В нем имелся холодильник, который Анна забила прохладительными напитками, сандвичами и виноградом. Я пристроил ружейный футляр на заднем сиденье, а сам влез на штурманское место. Марит скользнула за руль, и мы отбыли в Седону.

Хотя мы выехали рано, я все равно предполагал встретить оживленный поток людей, торопящихся на работу, но когда я сказал об этом Марит, она только покачала головой.

– Не забывай, дорогой, что те, кто работает в Центре, обычно живут здесь или приезжают из Затмения на лифтах. Оживленное движение можно увидеть, как правило, только в августе, когда жители Феникса уезжают в Сан-Диего в связи с сезоном муссонов.

– Муссоны? В пустыне?

– Муссоны. Они обычно приходят неделей позже, в начале июля. Грозы с молниями, каких ты никогда не видел. – Она улыбнулась. – Забавно, но когда после бури раскрывают Застывшую Тень, люди все равно не могут увидеть звезды, потому что все небо затянуто тучами.

Разговаривая, Марит легко вела «рейндж-ровер» мимо легионов припаркованных автомобилей. Одни были в пыли, другие – даже в такую рань – уже натерты воском и отполированы. Если бы не разнообразие марок, можно было подумать, что мы едем по трюму гигантского корабля для перевозки машин.

"Рейндж-ровер" взлетел на пандус, ведущий на Десятую автостраду. Мы выехали на нее как раз за туннелем, проходящим под Центром, и почти сразу же попали на развязку с автострадой № 17. Когда мы свернули на север, я вытянул шею, пытаясь разглядеть то кладбище в Бокстоне, где погиб Бак, но ничего не увидел.

Марит, пользуясь отсутствием встречных машин, включила дальний свет.

– Надо вовремя заметить спринтеров, чтобы увернуться. Бедные ублюдки.

– О чем это ты?

– Система заботится о народе. Если ты ни на что больше не годен, можешь продать свое право голоса корпораторам или политиканам, и они о тебе позаботятся.

Для многих это не так уж и плохо: кормежка три раза в день, пива достаточно, чтобы напиться до одурения, и наконец, телевизор. Чертовски много для парней, которые не смогли удержаться на работе.

Я нахмурился.

– Не думаю, что участь этих ребят так уж хороша.

– Верно, зато устанавливается нижний уровень, дальше которого упасть невозможно. И при этом никто не запрещает тебе заниматься чем угодно и где-то работать – только большинство тех, кто выбрал этот путь, просто сдаются. Они вроде как умирают и ждут лишь того, чтобы прибрали и тело.

– А спринтеры?

– Это бегуны по автострадам. Самоубийцы. Они разочаровываются в жизни и решают уйти из нее, но на них лежит ответственность за семью. Вот они и выбегают на автостраду, а если ты идешь под сотню миль в час, как мы сейчас, гибнут не только эти придурки, но и водитель.

Внезапно я понял, куда она клонит.

– То есть человек надеется, что его семья получит страховку от твоей страховой компании?

– О крупных выплатах в таких случаях болтают по всему городу, но это не более чем легенды. Страховые компании, используя купленное право голоса, провели закон, по которому всякий, кто занимается спринтерством, признается, по сути дела, виновным в покушении на убийство. Закон не только освобождает страховые компании от любых выплат по отношению к спринтерам, но и возлагает на жертву и ее имущество ответственность за повреждение автомобиля. – Она покачала головой. – Я знаю семьи, целиком разорившиеся в результате этого, и не хочу, чтобы это случилось с кем-то еще из-за меня.

Мы выехали из Затмения вблизи умирающего городка Дель Вебб – когда-то здесь был процветающий интернат для отставников. Температура снаружи зашкаливала за сто десять по Фаренгейту, и в окно я видел пустыню, по большей части состоящую из растрескавшейся глины и низких колючих кустарников.

Начался затяжной подъем на Моголлонскую гряду к Флагстаффу. Мы проезжали по местам с веселенькими названиями вроде Ручей Большого Жука или Кровавый Пруд, а почва вокруг смахивала на черепки разбитых горшков из красной глины.

Чем дольше я всматривался, тем больше убеждался, что эта местность совершенно чужда мне. Скалы, скалы и опять скалы – повсюду. Камни, чудом удерживающиеся на крутых холмах, с которых давно снесло всю землю. Кактусы каким-то образом укоренились в спекшейся почве, и я не сомневался, что в каждой трещине, в каждой тени скрываются скорпионы и гремучие змеи.

По мере того как мы поднимались из долины, ландшафт понемногу менялся. Пустыня превращалась в засушливую прерию, хотя и не становилась при этом гостеприимнее. Редкие деревья, которые попадались на глаза, были чахлыми и засохшими. Рыжая пшеница, судя по цвету, созрела для уборки, но не поднималась выше колена.

Я поискал взглядом коров или другой скот, но не заметил ни одного живого существа.

Не было даже сбитых зверьков на дороге.

Я поглядел на Марит, но ее убогость пейзажа, по-моему, нисколько не трогала. На секунду меня это обеспокоило, но потом я вспомнил, что она смотрит на вещи иначе, чем я. Я взял с нее пример и попытался успокоиться.

– Марит, так как ты связалась с Койотом? Ты кое-что объяснила прошлым вечером, но не все.

Она взглянула на меня так, словно не слышала вопроса, но прежде чем я успел его повторить", с застывшим лицом ответила:

– Я надеялась, что до этого не дойдет, не ты имеешь право знать. В группу меня привел Рок.

Она искала на моем лице признаки осуждения, во не нашла.

– Я давно знала Рока и… Ну, я прибежала к нему в такое время, когда мне было очень несладко. Сначала мы просто дружили, а потом у Койота возникли кое-какие сложности, и Рок подумал, что я могу помочь. Он устроил нам встречу, вот и все.

Я сурово усмехнулся.

– Это ответ на многие мои вопросы. И давно ли вы с Роком расстались?

Марит смотрела прямо перед собой.

– Полтора года назад. Рок до сих пор ревнует, но наши миры пересекаются редко, так что он ничего не может поделать. – Марит слабо улыбнулась. – Надеюсь, ты не станешь терять рассудок? Разговор о прошлых любовниках не слишком приятен, но Рок частенько ведет себя как осел, и я чувствую себя лучше, если не принимаю это близко к сердцу. Ты-то, надеюсь, не сумасшедший?

– Ты не моя собственность. Я не знаю, что с тобой было неделю назад. Какое же я имею право сердиться на то, что произошло, когда меня вообще не было? – Я ободряюще похлопал ее по руке. – С другой стороны, если он начнет тебя беспокоить, а ты не захочешь разбираться сама, я к твоим услугам.

– А, галантность еще не умерла. – Она перекинула переключатель сигнала поворота и свернула на шоссе номер 179, ведущее в Седону. – Седона и страна красных скал – места необычные. Прошло два года с тех пор, как я была там последний раз, и тогда они были просто великолепны. Надеюсь, они не слишком изменились.

Я никогда не бывал здесь и не мог судить об изменениях, но согласился, что местность очень красива. Красные скалы вздымались со дна каньона, как горы, привезенные с Марса. Вдоль течения Оук Крик росли тополя и зелень составляла чудесный контраст с кроваво-красным цветом самой земли. Если бы даже предполагаемые энергетические узлы не существовали, одна красота Седоны привлекла бы сюда немало туристов.

К сожалению, из-за этих узлов здесь было больше населения, нежели бы хотелось. Мы въехали в Седону и припарковались перед Гостевым центром. Это был бы обычный купол, если бы не швартовочная мачта для НЛО, торчащая из него как шпиль, и не приветствия рядом с дверью. Помимо надписей на французском, английском, немецком, японском, корейском, китайском и испанском языках, я приметил еще три ряда причудливых символов, большей частью составленных из геометрических фигур, – нет сомнения, это были слова "Добро пожаловать" на внеземных языках.

Немного поспорив, Марит все же согласилась оставить дробовик в «ровере». Мы вошли в здание и были немедленно атакованы клубами мескитовых благовоний.

Приглушенная музыка, звучащая отовсюду, была раздражающе неуловимой, и, насколько я мог разобрать, то появлялась, то исчезала, без всякой закономерности. Настенные плакаты представляли собой мешанину из рекламных снимков конца шестидесятых и фотографий тех же ландшафтов с силуэтами НЛО, не то застигнутых в момент посадки, не то пририсованных позже с помощью аэрографа.

Человек за конторкой улыбнулся нам и на первый взгляд показался мне обыкновенным парнем, пока я не заметил подкладку из фольги на его бейсболке с надписью "Смотри, Седона, я это сделал".

– Приветствую вас. Не встречались ли мы в наших. прошлых жизнях при дворе Елизаветы, королевы-девственницы?

Я улыбнулся ему в ответ:

– Не знаю, друг мой. Моему отцу идет седьмой десяток, и он скоро выйдет в отставку. Мы хотели бы поинтересоваться, не могли бы вы дать нам какие-нибудь сведения об интернатах для отставников в этих местах.

Мы хотим забрать его из Феникса и привезти сюда.

– Город в Озере. – Человек поскреб свою кепочку, и я заметил у него на груди карточку с именем: "Рамзес".

– Это интернат для отставников?

– Нет, так мы называем Феникс. – Рамзес нагнулся и застучал по клавиатуре компьютера, потом бросил взгляд на старый телевизор, приспособленный вместо монитора, двинул его в бок и уставился на экран. – Есть ли у вашего отца членство какой-нибудь группы?

Я покачал головой:

– Членство?

– Масоны? Иллюминаты? Церковь Огненного Просвещения Вождя Пробитананда Белое Перо?

– Нет, боюсь, что нет.

Рамзес с шипением втянул в себя воздух и снова набросился на клавиатуру. Наконец он ударил по клавише ввода и взглянул на меня.

– Поиск займет некоторое время, но я бы не возлагал на него особых надежд.

– Почему же?

Он улыбнулся сочувственно – насколько мог.

– Большинство зданий в этих местах принадлежат различным фондам, церквям, ассоциациям, сетям и межзвездным союзам, которые пришли в Седону ради силы, сосредоточенной здесь. Вряд ли удастся подыскать что-то человеку без членства. – Компьютер запищал, и он с удивлением уставился на экран. – Во имя Богини!

Этот вопль вызвал во мне интерес.

– Да?

– Как странно… Должно быть, Мари ввела на прошлой неделе… – Рамзес широко улыбнулся. – Вам повезло, мистер… нет, не говорите, я медиум…

– Кейн, – сказал я.

– Лэйн, конечно. Ну, мистер Лэйн, Ранчо Скрипичника, возможно, именно то, что вам нужно.

– Извините, меня зовут Кейн. Как вы назвали это место?

– Ранчо Скрипичника. Это интернат для высокопоставленных отставников. Его открыли месяца два назад, но в контакт с нами вошли только сейчас. Здесь написано – "Мы рады забавам". Проедете из города примерно четыре мили по Фон Фалькенберг-роуд, а там увидите.

Я кивнул:

– Спасибо, Рамзес, вы очень мне помогли.

– Вы наш желанный гость, сэр. Если вам и миссис Мак-Лайн захочется еще раз встретиться с нами, мы будем рады вас принять.

Мы с Марит поспешно ретировались к «роверу». Отпирая автоматические замки на дверцах, она покачала головой:

– Тебе не кажется, что все получилось подозрительно удачно?

– Если вон те облака будут продолжать двигаться с такой скоростью, то нет.

– Это Аризона, к твоему сведению. Если погода тебе не понравилась, подожди минутку, и она переменится.

На горизонте, быстро приближаясь, скользили по небу охваченные паникой стада грозовых облаков. Между ними вспыхивали желтые молнии, а ниже облаков висела стелющаяся по земле грязно-бурая завеса, поглощающая все детали.

– Что это?

– Пыльная буря. Кстати, может оказаться опасной.

Я вытащил солнечные очки "Серенгети вермильонз" и надел их. Обычно цветные линзы отфильтровывают свет так, что позволяют неплохо различать детали в тумане или в пыли, но это был не тот случай. Куда бы ни упал мой взгляд, он словно упирался в стену.

– Поедем или переждем в городе? – Марит повернула ключ зажигания, и мотор заурчал.

– Как скажешь. Ты за рулем.

Она взглянула на карту и усмехнулась по-волчьи.

– Едем.

Я пристегнул привязные ремни. Мы двинулись по извилистой главной улице и на другом конце города увидели поворот на Фон Фалькенберг-роуд. То и дело сверяясь с картой, мы свернули с шоссе номер 197 на проселок, проходивший через небольшой каньон, и за облаком пыли от колес скрылся город и настигающая нас буря.

Мы миновали особенно крутой поворот, и вдруг тьма сгустилась над нами, словно мы снова оказались в Затмении. Ветер ревел как раненый бык, и песок шипел, стегая «рейндж-ровер». Гравий и камни забарабанили по автомобилю, и пыльная буря обрушилась на нас с полной силой. Марит немедля включила фары, и два световых конуса вонзились в бурую мглу, но почти сразу раздался резкий треск, и левая фара погасла.

Огромное перекати-поле пронеслось сквозь единственный луч света и ударилось о ветровое стекло. Марит вскрикнула и крепче вцепилась в руль.

– Я ее потеряла! Дорогу! Она пропала!

На одну тошнотворную, мучительную секунду движение «ровера» вновь стало плавным, словно мы возвращались в Феникс по автостраде номер 17. Потом сила тяжести вновь притянула его к земле, и мы помчались наугад в темноту.