Конан вопросительно смотрел на деда. Однако вместо объяснений Коннахт вышел во двор, прикрыв за собой дверь.

Молодой киммериец встряхнул ногой. Тяжелая цепь натянулась, и кандалы больно впились в лодыжку. Захватив звенья, он с силой дернул, но металл не поддавался. К тому же длина цепи не позволяла мальчику добраться до какой-нибудь точки опоры. Самым лучшим вариантом в данной ситуации виделась попытка вырвать заклепки, с помощью которых пластина крепилась к полу. Вот только одной мускульной силы было явно не достаточно, а ничего подходящего в качестве рычага поблизости не наблюдалось.

На коленях Конан подполз к пластине и внимательно изучил крепеж. Все детали были изготовлены из прочной стали. Если не снять закалку в кузнечном горне, то никаких сил не хватит, чтобы сломать конструкцию. Исследовав каждое звено цепи, мальчик не нашел слабых мест. Он попробовал перетереть цепь о пластину, но дед предусмотрительно закруглил край. Такая работа заняла бы несколько дней.

Дужки кандалов также выглядели внушительно, сводя на нет попытки их разомкнуть. Конан не имел никакого инструмента для вскрытия замка. В тот момент он понял чаяния пойманной в ловушку лисицы, которая готова отгрызть собственную лапу лишь бы вырваться на волю. Мало того, что для осуществления этого требовалась звериная гибкость, подросток вовсе не собирался причинять себе вред.

«Здесь должен быть какой-то выход» — ледяные глаза Конана сузились: «Конечно, если б это сделал мой отец, то даже пытаться бы не стоило. А вот Коннахт…».

Еще раз потянув за цепь, мальчик взвыл от досады. Он махал ею вперед и назад, надеясь, что в крепеже проявится скрытый дефект, но его ждало разочарование. Тогда он обернул цепь вокруг самой заклепки и дергал, стараясь согнуть металлический штырь. Однако все его усилия пропали впустую. В итоге Конан оказался сидящим в луже собственного пота, не ближе к свободе, чем прежде.

Он с рычанием принялся обстукивать половицы и тут добился некоторых успехов. Расширив стыки, мальчик ногтями отковыривал щепки. Таким образом, Конан думал освободить пластину целиком. К несчастью, по мере углубления обнаружилось, что старик соединил ее с одной из поперечных балок пола.

И даже это неприятное открытие не обескуражило Конана. Продолжая кромсать древесину, он сумел расшатать штыри и немного стронуть пластину с места. Теперь предстояло, захлестнув цепью, провернуть брус, а потом использовать звенья цепи в качестве пилы. Безусловно, большой вес цепи и твердость дерева не сулили легкой работы, но Конан отступать не собирался.

Вскоре выяснилось, что дед закрепил пластину с нижней стороны балки. Она сидела практически неподвижно, и планы Конана вновь потерпели крах. Со злостью мальчик запустил куском дерева в закрытую дверь. Ему хотелось увидеть реакцию старика. Пусть это будет презрительный смех над его незавидным положением. Либо проклятия по поводу причиненного им урона, или порицательный взгляд с последующими комментариями. Хоть что-нибудь! Однако ответом была полная тишина, как будто он остался один в этом мире.

От подобной мысли похолодело в животе. Вдруг все так и есть? Что, если Кларзину стало известно расположение хижины Коннахта, и он послал убийц? Может быть, Безносый Луциус явился закончить то, что его хозяин не позволил ему сделать в деревне? Конан схватил острую щепку, поскольку отказывался думать о себе, как о беспомощной жертве. Тем не менее, с четырьмя футами тяжелой цепи на ногах, с оружием или без, шансы на выживание представлялись ничтожными.

Отодвинувшись подальше от пластины, мальчик понуро сидел на полу спиной к стене и наблюдал за дверным проемом. Скрежет металлических звеньев напомнил ему о прислужниках Кларзина, и о той цепи, которую он не смог удержать тогда в деревне. Конан посмотрел на свои руки. На них остались шрамы, но гибкость восстановилась. В кузнице цепи связывали его с отцом. Они оба были в ловушке и в равной степени уязвимы. Последние мгновения жизни Корина снова и снова проносились перед глазами его сына.

В какой-то момент солнце скрылось за горизонтом, погрузив Конана в совершенный мрак. В животе урчало, но кладовая деда находилась вне пределов досягаемости. Старик по-прежнему ничем не выдавал своего присутствия. Даже звуки, которые обычно доносились из лесу с приходом ночи, оставались неясными и отдаленными.

Конан несколько раз сильно ударил цепью по полу, наслаждаясь произведенным шумом. Затем он подтянул ее к себе и, свернувшись на боку калачиком, лег спать на пустой желудок.

Проснувшись среди ночи, мальчик огляделся. Вокруг ничего не изменилось. Деда на ложе не было. Больше того, похоже, старик вообще не заходил в хижину и не принес внуку во время его сна воды или какой-нибудь пищи. Конан непроизвольно потер руки, словно втирая бальзам в обожженные ладони, после чего собрался было дернуть цепь. Быстро поняв всю тщетность своих попыток, он оставил это пустое занятие и снова уснул.

Когда на рассвете Конан открыл глаза, то обнаружил плошку с водой, которая стояла на полу. Длины цепи хватало, чтобы завладеть ею. Прыгнув к плошке, мальчик присел и насторожился. Входная дверь была слегка приоткрыта. Конану показалось, что дед только и ждет, когда он начнет пить, чтобы выскочить из укрытия и огреть внука палкой. Или же это не хорошая вода и от нее может стать плохо…

Он хотел еще выждать какое-то время, но жгучая жажда убедила его зацепить пальцем плошку и подтянуть к себе. Прижавшись к задней стене хижины, Конан осторожно начал пить. Попутно он пытался удостовериться, что ни одна капля не попала на грудь, минуя губы.

Вода закончилась удивительно быстро. С досады Конан хотел разбить пустую плошку об угол, однако в последний момент сдержался. Другую посуду дед вполне мог бы и не дать. В конце концов, поставив емкость туда, где она стояла прежде, мальчик вернулся на место сна. Пару раз тряхнув скованной ногой, сын кузнеца убедился, что цепь не полегчала, зато он сам ослабел. Не собираясь больше спать, он, тем не менее, погрузился в дремоту, и уже окончательно пробудился, чтобы увидеть деда, сидящего на табурете у двери.

— Ну, парень, хочешь освободиться?

Конан кивнул.

— Только я не имею в виду цепи.

— Тогда что? — нахмурился юный киммериец.

— Это цепь мести, — Коннахт указал на оковы. — Это — Кларзин. Если твоя цель состоит в том, чтобы стать тем человеком, кто уничтожит его, то ты бы мог преуспеть. Но так он возьмет твою жизнь, поскольку его победитель должен быть человеком, который будет учиться на моем дворе искусству побеждать. А мальчик, не способный выбраться из ловушки, никогда не станет таким воином.

— Но он убил моего отца и твоего сына.

— Все верно, — согласился Коннахт. — Кровь взывает к крови. Только кровная месть никогда ничего не решала. Тебе известно, почему я живу здесь, на севере, вдали от других, хотя сам происхожу из южного клана?

Конан отрицательно мотнул головой.

— Кровная месть… Буйный нрав, жаркие девчонки и не менее горячие слова неоднократно приводили к кровавой развязке. В свое время я убил многих из тех, кто жаждал мести, но оставшиеся никогда не устанут ждать ее свершения. Так что мне пришлось уйти…

— Так ведь Кларзин — не киммериец. Это не будет походить на убийство соплеменника.

— Приобретенные знания, направленные на убийство Кларзина, станут бесполезными после того, как сделаешь это, — покачал головой старик. — С момента твоего рождения мы все знали, что ты предназначен для больших свершений. И мне предпочтительнее видеть своего внука здесь, прикованного к полу и умирающего от голода, чем его же, вредящего себе, ослепленного желанием отомстить за отца. Это его не вернет, как не вернет ни одного из них. Им даже не станет от этого легче в загробном мире. А ты потратишь свою жизнь впустую.

— Значит, врагу, который убил моего отца и разрушил мою деревню, позволено жить, как если бы он ничего не сотворил? — Конан вызывающе вскинул подбородок.

— Ты совсем не слушал меня, — Коннахт выглянул за дверь. — Я сказал, что во дворе ты узнаешь, как убить этого человека, да и вообще любого, кто соберется перейти тебе дорогу. В большом мире ты увидишь много чудес, и переживешь множество приключений, которые заставят тебя забыть Кларзина. Вообрази, что вместо него и его орды, была снежная лавина, стершая деревню с лица земли, пока ты охотился. Ты пошел бы воевать против стихии? Может, ты в состоянии убивать лавины или горы?

— Я никогда его не забуду.

— Да, как не забыл бы лавину. Но не стоит тратить жизнь в охоте на лавины. Лучше научиться своевременно их обнаруживать, справляться с ними и переживать стихию. Ты должен будешь удостовериться, что лавина никогда впредь не обрушится на тебя, а также позаботиться о том, чтобы она не причинила вред другим. Но месть? Жизнь слишком обширна, чтобы сосредотачиваться лишь на столь крошечных вещах. Жить, любить, убивать. Вот, что для тебя главное, а не выслеживание одного единственного человек, который, вероятно, помнит о тебе и твоей деревне не больше, чем ты сам о первой снежинке, залетевшей в твой рот и растаявшей на языке.

Конан зарычал и рванулся. Цепь загремела, но ее вес и боль в лодыжке подчеркнули справедливость слов деда. Как только мальчик в очередной раз хотел отмахнуться от них, считая ерундой, оковы немедленно напоминали ему о том, как он ограничен в своих действиях.

— А если я его найду, дедушка? Что, если наши пути пересекутся?

Старик одарил Конана ядовитой улыбкой.

— В таком случае, убивший моего сына человек сможет оценить степень знаний, которые я вложил в своего внука. Жизнь Кларзина будет выплескиваться вместе с реками крови из растерзанного тела. Ты убьешь также его дочь, это отродье демона, и… мир станет от этого лучше. Но, чтобы все это осуществить, тебе придется усвоить некоторые уроки. Очень важные уроки.

— Да, — хмуро кивнул мальчик. — Мне хочется уничтожить Кларзина, но пока я еще не тот человек, который может справиться с ним.

Коннахт встал.

— Это твое первое здравое заявление.

— Как человеку освободиться от оков? — Конан поднял на деда взгляд.

— Иногда зависит от самих кандалов, — усмехнулся старик. — Некоторые вовсе не беспокоятся об этом, особенно те, кто был захвачен работорговцами, — сказал он и бросил на пол камень размером с кулак. — Когда оковы того позволяют, можно вскрыть замок прямо на месте. Ключ оттягивает защелку назад.

Мальчик посмотрел на булыжник.

— Это не ключ.

— Хитрость подобных кандалов заключается в том, что запор удерживает маленькая пружина. Всего один резкий, точный удар. Вот тут, рядом с замочной скважиной…

Конан незамедлительно вытянул ногу, и ударил туда, куда указывал дед. Ему потребовались три попытки до того, как дужка немного ослабла, и еще две прежде, чем он сумел окончательно вызволить лодыжку.

Коннахт поаплодировал.

— Если тебе скуют запястья, просто стукни посильней браслетами друг об друга. Обычно срабатывает безотказно.

— Итак, я усвоил первый урок, — улыбнулся юный киммериец.

— Нет, Конан, это твой второй урок.

— Тогда, что является…, — растерялся мальчик. — О, я понял! Никогда не попадай в ситуацию, если не знаешь, как из нее выпутаться, — радостно объявил он.

— Очень хорошо, и все же считаю, что время от времени тебе нужно напоминать о том уроке, — Коннахт погладил свой небритый подбородок. — Существуют еще много оков, из которых я буду учить тебя выбираться. Мне кажется, что ты найдешь такую информацию полезной.

Держась за стену, Конан поднялся на ноги.

— Прекрасно! Я готов всему обучиться, но только во дворе, пожалуйста, — он пихнул цепь в сторону. — Я ведь справился с детской забавой.