В каюте были погашены лампы и наглухо зашторены все окна. Оставшаяся в одиночестве Марика намерено лишилась света, чтобы снизить до минимума возможность любоваться собственным отражением. Она с радостью накинула бы на зеркало тяжелое покрывало, но ей почему-то казалось, что призрачные голоса будут недовольны. Выносить их свистящий шепот, в котором обязательно сквозили бы насмешливые замечания, колдунья сейчас желала меньше всего.
Правда, несмотря на плотную ткань гобеленов, одному лучику все же удалось проникнуть в помещение. Марика восприняла это как знак, поскольку падал он на киммерийский меч. Темная рукоятка и бледное лезвие напомнили ей о матери, привязанной к гигантскому колесу перед сожжением. Она посматривала на висящий клинок украдкой, боясь поймать в металле полное отражение своего лица.
Марика ненавидела себя за то, что в какой-то момент пожалела отца. Нет, Халар Зим не одряхлел и не ослаб. Его слава не потускнела с того дня, когда была целиком собрана маска. Но именно тогда он стал одержим навязчивой идеей, которая глубоко пустила корни в мозгу и поставила заслон перед другими реалиями, существующими в мире.
Она не представляла, как отец мог потерять контроль над истинным положением вещей. Мнение матери о своей правоте в итоге привело ее к смерти. Вследствие этого Халар Зим убедил себя в необходимости испытания, легшего на плечи тяжким бременем. Вся их последующая жизнь превратилась в бесконечное путешествие, цель которого заключалась в воскрешении Маливы. Ведь только жена могла предоставить ему неограниченную власть и возродить Империю Ахерон.
Но отец совсем забыл, с чего все началось. Имел ли он право называться потомком ахеронцев? Записи матери не давали точного ответа. Хотя воитель происходил из рода мелких князьков, оставивших Немедию по политическим соображениям, и частица ахеронской крови действительно присутствовала в его венах. «Вытекшая бы полностью из единственной царапины от моего когтя». У Маливы дела обстояли куда лучше. Ее предками считались те, кто издавна населял отдаленную область Ахерона. В свое время родителей матери Марики изгнали оттуда за проступки, противные даже ахеронцам. Зачатый ими ребенок, когда подрос, нашел в Халар Зиме амбициозного человека, питавшего к тому же страсть к древним преданиям.
Пусть Марика не участвовала в поисках с самого начала, мать не раз делилась планами с дочерью. Она мечтала собрать воедино Маску Ахерона, затем пробудить ее, напитав кровью. Через артефакт Малива обрела бы права на полный арсенал жуткого колдовства. Еще матери казалось, что даже давно забытые вещи раскроют ей свои тайны, стоит лишь надеть маску. Таким образом, женщина превратилась бы фактически в богиню, а Халар Зим, оставаясь смертным, правил бы от ее имени.
После гибели супруги Халар Зим возобновил претворение их замыслов. Едва ли любимая жена рассказала ему всю правду, иначе в глазах Марики он выглядел бы круглым дураком, чего колдуньи было трудно вообразить. При своей одержимости отец не растерял талантов. Разрушение обители в Красных Пустошах — подвиг, немыслимый для тех, кто знал о существовании монастыря. Такая же участь постигнет его двойника в Гиркании, неважно до или после захвата девчонки и возвращения мертвой возлюбленной.
Мысли Марики постепенно обратились к тяготам путешествия, но ее отвлек грохот наверху. Что-то свалилось на палубу корабля с высоты. Она выскочила из каюты и взбежала по трапу в кабинет отца, проскользнув мимо здоровяка Укафы.
Потоки солнечного света изливались через огромную дыру в потолке. Голый по пояс Халар Зим сидел на грубом подобии трона, рассматривая обломок скалы перед собой. Дубовые доски верхней палубы не выдержали, но все же погасили силу удара. Вокруг валуна была обернута веревка, стягивающая лодыжки мертвеца. Скорее всего, человека привязали до того как сбросить вниз. Теперь его изуродованное тело лежало грудой тряпья на полу кабинета.
«Ремо!» — Марика склонилась над трупом.
Смерть не сделала горбуна привлекательным, хотя и не смогла сделать более уродливым.
— Да, его трудно не узнать, — Халар Зим поднял указательный палец.
Медленно, как факир, показывающий детям фокус с шелковой лентой, Марика вытянула изо рта Ремо тонкую полоску ткани. Материя полностью соответствовала по цвету одеяниям монахинь, за исключением красных букв на ней. Колдунья моментально почувствовала силу. Она хотела просто упиваться ею, даже если само письмо не сообщило бы ничто нового.
— Это принадлежит той, кого ты ищешь.
Отец не проявил особого энтузиазма. Его вид выражал скорее скуку, чем заинтересованность:
— Наверняка.
Колдунья разгладила ткань руками.
— Здесь написано ее кровью, — объявила Марика после короткой медитации. — Вот: «Женщина у меня. В твоем распоряжении двое суток. Застава Шайпур. Приходи один».
— Один?! — Халар Зим оставался совершенно спокойным до последних двух слов.
— Так написано, — она повернула полоску ткани к свету, чтобы отцу были видны строчки.
Халар Зим подался вперед, упершись локтями в колени и кулаками в подбородок. В глазах впервые появилась острота, словно он стряхнул с себя грезы.
— Приходи один… Значит, у нее появился защитника. Не монах, а новое действующее лицо. Ремо, должно быть, сказал ему о ее ценности, хотя в письме нет ни слова о выкупе. Кто он? Какой-нибудь гирканский собрат по вере поспешил бы спрятать девчонку подальше и оставил бы в назидание привязанный к дереву труп Ремо. Если же это были убийцы Маливы, тогда они сначала убили бы ее, напав затем на нас в попытке разбить маску…
— Распорядись остановить корабль, — обратился воитель к Укафе. — Я хочу осмотреть место, откуда сбросили камень.
— Как пожелает господин, — склонил голову в поклоне кушит.
— А ты, дочь, готовься. То, что мы найдем, будет интересно.
— Отец?
— Некий очень глупый человек ввязался в игру, достойную богов, — глаза Халар Зима сузились. — Смелый шаг, но далеко не безболезненный и, главное, последний в жизни.
* * *
Искоса поглядывая на варвара, Тамара решилась в последний раз переубедить его.
— Я уже высказала тебе, Конан, насчет твоего блестящего плана. По моему разумению, нужно направить Халар Зима в Шайпур, а самим ехать в Гирканию. У нас прекрасные лошади и до следующего полнолуния мы будем на месте. Монахи не богаты, но они щедро отблагодарят тебя.
— Я не так прост, как тебе кажется. Если б мне хотелось золота, то можно было бы заключить выгодную сделку с Халар Зимом и избавить себя от долгой поездки в компании болтливого попутчика.
— Только придет ли он на заставу в одиночку, предугадать ты не можешь, — процедила Тамара. — Если вообще в состоянии…
Киммериец молча одарил ее горячим взглядом.
— Э… прошу прощения… Однако, даже убив главного врага, ты не рассеешь его банду. Видел бы ты войско, идущее с ним.
— Прихвостни меня не заботят, — мотнул головой Конан, — хотя за двумя из них числится старый должок. Они трусы, которые становятся храбрецами в тени хозяина. Их мужество улетучится со смертью повелителя. Мой долг остановить его.
— Ты способен это сделать, убив меня, — девушка прижала ладонь к груди.
Конан натянул узду и ответил резко:
— Цивилизованный человек, возможно, рассмотрел бы подобный вариант. Мне без разницы, являешься ты или нет последним человеком из рода ахеронских владык. Пусть это волнует Халар Зима. Когда я раскрою ему череп и вырежу сердце, когда я уничтожу проклятую маску… тогда все закончится.
— Значит, я всего лишь приманка?
Варвар засмеялся и снова поехал вперед.
— Халар Зим видит, наверное, тебя в качестве приманки. Но ты умеешь бороться, женщина. Твой мастер неплохо поработал над тобой.
— А какой ты видишь меня, Конан?
— Чем-то большим, — киммериец ухмыльнулся в манере, которая раздражала ее. — Я имею план и у тебя в нем отведена роль моего тихого союзника.
* * *
На выступе, откуда открывался вид на Шайпур сидел Халар Зим и чертил пальцем воображаемую линию. Один из его воинов сорвался вниз по нелепой случайности, косвенно подтвердив, что выступ являлся отправной точкой тела Ремо. Неловкость солдата избавила от необходимости скинуть человека вниз для проверки, что, однако, не смутило бы отца Марики.
Халар Зим изучал окрестности с тщательностью охотника, вышедшего на звериную тропу. Взгляд воителя пробегал много раз туда и обратно, почти не задерживаясь на площадке десятью футами ниже, на которой ждала дочь с остальными. Невидимые глазу следы плутали в беспорядке вдоль склона к небольшой долине, где ими уже были обнаружены признаки недавней стоянки, и это не нравилось колдуньи.
— Высокий, грузный мужчина, очень сильный, — встав, Халар Зим кивнул на еле заметную дорожку: — Он поднимался здесь, таща Ремо на плече. Возможно, горбуну сломали шею еще раньше, но в любом случае наш противник хороший скалолаз. Рожденный в горах, без сомнения.
Марика вздрогнула. «Ведь в Киммерии полно гор». Она согнулась, пытаясь найти более четкую подсказку, как вдруг цепочка зыбких следов исчезла. Колдунья прислушалась, но вместо призрачных голосов уловила лишь шелест ветра.
Между тем, Халар Зим развел руки и поднял лицо к солнцу.
— Я хочу привести сюда твою мать, Марика, после воскрешения. С этой вершины мы будем взирать на принадлежащий нам мир, и видеть плоды нашей победы.
— Да, отец…
— Ты почувствовала присутствие женщины? — он посмотрел вниз на нее.
— Она провела ночь там, — Марика указала на брошенный лагерь. — И Ремо также. Следы их ауры и сейчас остаются на месте ночлега.
— Что известно про ее защитнике?
— Ты узнал о нем больше, отец, чем удалось мне. Запах крови девчонки до сих пор имеет силу. Мысли Ремо взывали к колдовству, способному вылечить его от всех бед. А от того человека не сохранилось ничего. Может быть, кроме отголосков проклятий и упоминания холодного, безразличного бога.
Халар Зим спрыгнул к дочери — поступок рискованный и опасный, но воитель верил в свою счастливую звезду.
— Что бы сказала твоя мать?
«Ха! Она пропустила бы даже явный отпечаток в пыли» — подумала колдунья, а в слух произнесла:
— Очевидно гораздо больше, чем я. По крайней мере, выразила бы опасение.
— Малива не усомнилась бы в моих способностях… в отличие от некоторых, — поджал губы Халар Зим.
— Нет, отец, нет, — Марика рухнула на колени и начала целовать его сапоги. — Я люблю тебя не меньше. Всего лишь предостережение, дабы ты не растратил свою драгоценную энергию впустую ради захвата девчонки. Позволь доказать мою любовь. Разреши мне самой привести ее.
— Я уверен в тебе, дочь, и тоже люблю тебя. Только, — Халар Зим усмехнулся, — вызывают-то меня. Конечно, идти в одиночку не слишком умно, но я пойду. Я обязан увидеть собственными глазами человека, осмелившегося диктовать мне условия. Правда, чтобы не играть на твоих чувствах, я возьму тебя с собой.