Балп!

Спящий чутко как кошка варвар моментально пробудился и схватил меч. Странный глухой звук вовсе не означал прямую угрозу, а просто показался ему неуместным в спокойствии ночи. Оставив ложе, Конан босиком проделал путь вверх по лестнице до палубы.

Рулевой исчез с мостика, и если б не лужа воды, образовавшаяся между штурвалом и фальшбортом, ничего не насторожило бы киммерийца. С мечом наготове он подошел к корме. Но вместо плавающего на поверхности моря тела Конан разглядел только круги на фоне чего-то массивного, напоминающего чудовищный золотой глаз.

«Да что такое, во имя Крома!». Он едва успел выпрямиться, как на его глазах палубу заполнил сонм темных фигур. Тут присутствовали кушиты с копьями и щитами, пехотинцы Халар Зима в кожаных доспехах и даже несколько лучников. Чужаки спешным порядком направились прямо к трапу, ведущему в трюм.

Конан ударил в судовой колокол рукоятью меча.

— К оружию! Поднимайтесь, иначе сдохните в своих койках! — сам киммериец прыгнул с надстройки, косым ударом разрубая пополам одного из врагов, и кинулся за остальными.

Получив обеими ногами пинок в область поясницы, ближайший кушит полетел кувырком, сбивая по пути товарищей. Конан приземлился на последних ступеньках и мог наблюдать за барахтающимися внизу противниками. Хотя меч выпал из его рук, но это не имело решающего значения. В тесноте трюма кинжал, сорванный им с ремня побежденного воина, выглядел куда предпочтительнее.

— Любой ценой доставить девчонку на лодку! — прогремела команда.

Из сумрака выступил силуэт военачальника Укафы. С рычанием чернокожий великан ринулся вперед, протягивая к киммерийцу узловатые руки. Конан нырнул под перила, одновременно полоснув врага кинжалом. Правда, лезвие оставило только длинную борозду на нагруднике, не причинив вреда кушитскому вождю. К тому же гигант по инерции проскочил достаточно далеко, чтобы варвару сразу удалось его атаковать.

— Я убивал львов этим клинком, северянин, — кушит достал собственный нож и принял боевую стойку.

— Меня называли Амрой в Черных Королевствах, — Конан отметил, как удивленно расширились глаза чернокожего. — Думаю, такой лев окажется тебе не по зубам.

Между тем, проснувшиеся пираты выдавили нападавших на палубу, и лишь два противников остались в трюме. Они кружили вокруг опорных столбов, срывая висевшие по стенам гамаки. Над их головами кипела жестокая схватка. Звуки падающих тел походили на раскаты грома. Кровь то и дело просачивалась сквозь щели, невидимая в затененном кубрике, хотя ее аромат перебивал запах пота бойцов.

Укафа сделал выпад. Конан, пропуская лезвие мимо своего бока, захватил руку врага и ударил ее локтем об сваю. Хрустнула кость, нож покатился по полу, однако великан вцепился другой рукой в волосы киммерийца и резко дернул. Конан перекатился по всему кубрику и врезался в сваю, выронив по пути кинжал. Перевести дух северянину не позволили, поскольку Укафа моментально напал.

Пятка великана пробила пол там, где секунду назад находилась голова Конана. Киммериец извернулся и подсек опорную ногу Укафы. Не давая врагу опомниться, он вскочил на спину гиганту, нанося град ударов.

Со звериным ревом кушит приподнялся и сбросил с плеч противника. Он хотел обрушиться на киммерийца сверху, однако Конан заплел ногами его голень. Укафа начал заваливаться на бок, тогда варвар Конан, скрутив ему запястье, швырнул кушита через переборку.

Глаза чернокожего налились кровью. Сжав кулаки, он захромал к Конану.

— Зря я не прикончил тебя в Киммерии, — процедил Укафа сквозь подпиленные зубы.

— Даже в те времена тебе не удалось бы этого сделать, — Конан шагнул к нему. — Нынешняя охота на льва станет твоей последней.

Кушит широко размахнулся. Конан качнул тело, уходя с линии, чтобы в следующее мгновение поразить уже травмированное предплечье врага. Затем последовала серия ударов в голову Укафы, потому что его кожаный нагрудник лишал возможности повредить торс. Великан с трудом отбивался из-за сломанной руки. Наконец, он решил пойти на бычий прорыв, но и тут потерпел неудачу. Конан просто нагнулся, перебрасывая кушита через себя без контратаки.

С точки зрения какого-нибудь цивилизованного человека, наблюдающего за схваткой, киммериец руководствовался своими доводами. Например, перелом руки Укафы мог быть связан с местью за мучения отца Конана. Ну а тот способ, которым Конан приложил гиганта об пол, выглядел его желанием доказать свое превосходство и преподать тому наглядный урок.

Однако все это могло бы относиться к поединку цивилизованных людей. Здесь же дикарь противостоял дикарю. Конана давно охватила жажда крови. Он действовал не умом, а варварскими инстинктами. Не бросаться сломя голову добивать противника ему подсказало чутье. В темноте трюма пиратского корабля любая поспешность могла бы обернуться не в его пользу. Смерть, как известно, ошибок не прощает.

Бой продолжился стоя. На удар Укафы Конан отвечал двумя. В конце концов, после пары точных попаданий кушит потерял равновесие. Он ухватился за столб, ведь падение было для него сейчас равносильно гибели. Киммериец изо всех сил ударил ногой, попав тяжелым сапогом в лицо кушита. Вдавленный в деревянный брус череп великана, не выдержал и раскололся. Укафа рухнул замертво, после чего Конан, найдя в темноте кинжал, перерезал для верности горло чернокожего гиганта.

— Конан! — на пороге матросского кубрика появилась Тамара с окровавленным стилетом в руке. — Двое из них пришли за мной. Теперь им больше ничего не хочется.

— Там, — заметил киммериец, указывая на потолок, — осталось еще полно желающих. — Отыскав меч возле лестницы, он поднялся наверх. За ним, будто тень, ступала Тамара.

Команда «Шершня» во главе с Артусом жалась к баку. Ощетинившиеся копьями кушиты теснили пиратов. Лучники Халар Зима держали стрелы наготове.

— Похоже, ты меня не ждал, Артус, — весело крикнул Конан.

— Я только что сыграл хорошего хозяина на этой вечеринке, приветствующего дорогого гостя.

Меч варвара запел, пожиная человеческие жизни. От одного мертвого стрелка Тамаре достался лук в наследство. Девушка незамедлительно пустила его в ход, и стрелы нашли многих товарищей убитого прежде, чем те смогли понять — откуда они вылетали.

Воодушевленные корсары принялись выкашивать ряды приспешников Халар Зима. Некоторые из непрошеных гостей предпочли спасаться бегством. Они переваливались через борт, чтобы тут же затеять драку между собой за место в странных светящихся шлюпках, более всего похожих на раковины двухстворчатых моллюсков. На вид каждая вмещала достаточное количество человек, но первые добравшиеся до них счастливчики стремились побыстрее закрыть за собой верхнюю крышку. Покрывавшая корпуса кожа делала их водонепроницаемыми, хотя, как выяснилось в последствии, древесина под ней загоралась довольно легко. Киммериец с палубы не заметил каких-либо признаков паруса или весел, поэтому терялся в догадках о способе передвижения налетчиков по морю до «Шершня».

Высказывание Артуса, свободного от участия в выбросе за борт трупов (на радость кружащимся акулам), тоже не приоткрывало завесу над тайной светящихся лодок:

— Если опустить скромные размеры, отсутствие рулевого механизма и снастей, то они выглядят весьма привлекательно.

— Интересно…

Конан поднялся к штурвалу, чтобы посмотреть с высоты, однако кроме пятерки голодных акул не увидел ничего. «Возможно, причина кроется в колдовстве и игре света?». Ему хотелось надеяться, что так. Предпочтительнее верить в магию, передвигающую небольшие шлюпки, нежели в тащивших их созданий с глазами, не уступающими размером боевому щиту.

— Выходит, колдовство отследило местоположение девушки и доставило лодки сюда? — зингарец смотрел из-под ладони.

— Вероятно.

Пригласив Конана в свою каюту, Артус разложил на столе карту.

— Вот здесь, — он указал пальцем, — находится удобная бухта возле знакомых нам развалин. До нее плыть несколько часов. Мы запасемся пресной водой и уйдем с утренним приливом. Оттуда недалеко до деревни, где ты сможешь украсть лошадь и выдвинуться к Асгалуну. Мы же, в свою очередь…

— Погоди, — Конан остановил друга. — Не делись со мной планами и сам сейчас не планируй. Пусть твое дальнейшее плавание определится броском игральных костей.

— Разумно, — кивнул Артус. — Хотя ты все равно молчал бы, случись тебе попасть в лапы Халар Зиму.

— Живой — да. Но его дочь имеет задатки некроманта.

— В любом случае мы предупредим людей о имперских замашках Халар Зима. Многих это известие не озадачит. Кто-то возжелает ему прислуживать. Однако будем надеяться, что те, кто выступал против него в прошлом, восстанут на борьбу с ним опять.

— Ну а ты позаботишься о девочке и станешь ей таким же отличным другом, каким был для меня. Не так ли? — улыбнулся Конан.

— Я буду охранять ее жизнь, будто свою собственную.

— Спасибо, брат.

Киммериец впился глазами в карту, прикидывая расстояние до Асгалуна, а затем в Хор Калба. «Понадобиться всего несколько дней верхом…».

— Ты не задумывался, друг мой, о том, где мы встретимся вновь?

— В Гиркании, Артус, — Конан водил по карте грязным от крови пальцем. — Если возникнет во мне нужда раньше, то я сам разыщу тебя.

Покинув каюту друга, варвар отправился приводить в порядок оружие. Меч требовалось почистить, смазать маслом и устранить заусенцы. Но прежде, чем он разложил инструмент для работы, его ноздри уловили необычный аромат. Заинтересованный киммериец не поленился встать, и запах привел его к приоткрытой двери временного обиталища Тамары.

Девушка, полностью обнаженная, стояла на коленях перед наспех сделанным алтарем. На нем дымились ароматические палочки. Три золотые монеты образовывали правильный треугольник, в центре которого лежал маленький кусочек сыра. Слева от монахини виднелась плошка с мутной водой и окровавленная тряпица. Каскад распущенных волос, отливающих золотом при искусственном освещении, скрывал наготу Тамары.

Простертыми руками она привлекала к себе фимиам. Конан, наконец, узнал этот аромат, борющийся со зловонием смерти: мирра. Купаясь в ароматном дыму, Тамара возносила молитвы вполголоса.

— Дай знак, о Митра, что мои действия были правильны и приятны тебе. Я брала жизни, чтобы спасти жизнь; я сеяла смерть ради свободы других. Не осуждай поступки моих товарищей, поскольку они от чистого сердца помогают мне претворять твою волю.

Ее опущенная голова немного накренилась в сторону, словно девушка ждала услышать ответ. Конан затаил дыхание, пытаясь остаться незамеченным. Хотя она не ничем не показывала, что знает о его присутствии, варвар сомневался в неведении Тамары, также как не мог уйти прочь.

— Митра, я прошу у тебя силы преодолеть любую заразу, исходящую от моей дурной крови, моих действий или грехов далеких предков. Укрепи меня в вере и укажи пути служения тебе.

Искренность этих слов удивила Конана. Его бог — Кром не располагал к подобной близости. Он слушал только первый крик младенцев, а после их кончины отчет о прижизненных деяниях. Все остальное его не интересовало. Конан часто сталкивался с личностями (простолюдинами, королями и даже верховными жрецами), которые с пеной у рта доказывали свою преданность богам, а затем, не моргнув глазом, хулили недавних кумиров, приписывая славу только себе и обвиняя в бедах небожителей. Варвару не раз приходилось убеждаться в лицемерии большинства цивилизованных людей, благочестивых на словах, но движимых лишь корыстными мотивами.

— … С твоей безграничной мудростью, благослови заботящегося обо мне человека, — голос Тамары чуть повысился. — Сними с него груз боли, как снимаешь это бремя с меня. Ведь мои пожелания не противоречат твоим помыслам. Я твоя навсегда, сердцем и душой.

Она, прижав руки к груди, начала медленно раскачиваться. Клубы ароматного дыма создавали вокруг нее призрачный кокон.

Киммериец сохранял позицию молчаливого наблюдателя, пока не прогорел ладан, и Тамара не прекратила движения. Если б не вздымающаяся при дыхании грудь, девушка могла показаться мертвой. Ступив за порог каюты, Конан аккуратно поднял монахиню. Он отнес ее к койке, обследовал тело на наличие каких-либо повреждений и укрыл одеялом напоследок.

Как Тамара обретала покой в молитвах, так Конан находил его в уходе за своим оружием. Для начала меч с кинжалом были очищены от бурых пятен и протерты промасленной ветошью. Потом киммериец держал их над пламенем лампы, чтобы покрытые копотью лезвия не отражали лунного света. Он также вымазал сажей полоску ткани, призванную скрывать лицо и повторил процесс с вызволенными из матросского сундука кожаными доспехами.

Подготовка боевого снаряжения Конана не уступала в усердии молитвам монахини. Не потому что варвар поклонялся битве, но потому что он родился для нее. Голову посетила мрачная, однако не лишенная удовлетворения, мысль, что пока бушуют на земле войны и люди, вроде Халар Зима, стремятся подмять других, ему не удастся по-настоящему побыть одному. «Война, возможно, не слишком устойчивый компаньон, зато прекрасно мною изученный. И пока я его знаю лучше, чем мои враги, меня никто не уронит».