Конан глядел с надеждой на отца, который осматривал клинок.

Мальчик рассчитывал завершить его раньше, чем за три недели, но кузнец постоянно оставался недоволен работой и заставлял переделывать. «Ты растешь слишком быстро» — качал головой Корин. Приходилось удлинять и утяжелять лезвие, чтобы меч получился достойным взрослого воина, которым Конану хотелось стать как можно скорее.

— Что ты о нем думаешь, отец?

— Близко, уже совсем близко, — Корин ударил лезвием по наковальне. Сталь завибрировала и ответила чистым звоном. Кузнец сунул клинок снова в огонь и велел сыну: — Добавь еще немного жара.

Несмотря на боль во всех членах от домашних забот и тяжелого процесса обучения, Конан начал качать меха, приложив все оставшиеся силы. Сыпались искры, и температура пламени неуклонно росла. Используя клещи, его отец перевернул раскаленное лезвие на пылающих углях, а затем вытащил его из очага.

— Ну-ка возьми маленький молоток.

Исполнив приказ отца, Конан принялся формировать оружие в местах, где тот указывал.

— Стучи осторожно, сынок, но твердо, — наставлял Корин. — Кузнец, как и меченосец, должен держать контроль над своим инструментом. Выровняй это. Вот здесь и вон там.

Мальчик выстукивал тщательно, с наслаждением слушая перезвон металла с металлом. Эти мелодичные звуки свидетельствовали о прочности изготавливаемого клинка. Они отличались от шипения и скрежета стали на поле брани, где крепкие лезвия становились смертоноснее ядовитых гадюк. Звук, исходящий из-под молотка, означал, что хозяин будущего меча может на него положиться и не бояться в трудную минуту предательства с его стороны. И этого было вполне достаточно для понимания юного киммерийца.

Корин, внимательно изучая работу сына, кивнул на корыто:

— Сюда нужно насыпать побольше льда.

Конан тут же выбежал на улицу. Во дворе он наколол кусков от ледяного блока, потом вернулся в кузницу и вывалил ношу в лохань.

— Ты спрашивал, что важнее огонь или лед, но сам никогда не говорил мне правильный ответ.

Корин поднял клинок вверх, и в тенях под потолком кузницы горячий металл тускло пылал багровым цветом.

— Лезвие должно быть под стать воину, таким же гибким. Хороший меч должен гнуться, не ломаясь при этом. А для того требуется умеренная закалка, — кузнец погрузил меч в корыто. Лед стремительно таял, вода пузырилась и исходила паром, шипя словно тысячи змей. — Тайна стали в том, когда вместе и огонь и лед.

— И теперь это сделано?

— Да, — кивнул Корин, — но не все так просто.

— Почему? Ведь ты же многому меня научил.

— Не хочу, чтобы ты понял меня неправильно. Сейчас тебе известно гораздо больше, чем твоим сверстникам. Однако дело вовсе не в том, что ты узнал, а в том, как ты сможешь применить полученные знания на практике, — кузнец сложил руки на груди. — Помнишь, какой я задал вопрос, когда разбил твой меч?

Лицо Конана вспыхнуло. Сначала он был горд тем, что сделал, а после обнаружил, что его труд ничего не стоит. Тогда он в один момент превратился из победителя в побежденного.

— Я помню.

— А задумывался ли ты о его значимости?

Мальчик неопределенно пожал плечами.

— Тебя не удивило, почему я перешел на другое, не дав тебе поразмыслить над ответом и сам не сказал нечто важное?

— Наверное, ты желал, чтобы я научился как следует работать молотком прежде, чем смогу приступить к работе над мечом, — Конан опустил голову.

— Частично, ты прав, — его отец оперся об наковальню. — Но есть кое-что еще, что ты должен знать. О людях и, непосредственно, о себе. Мужчины постигают жизнь двумя разными способами. Некоторые наблюдают, задают вопросы, обдумывают, а потом действуют. Другие же действуют сразу и, как правило, терпят неудачу. И если они после этого остаются в живых, то извлекают урок из прошлых ошибок. Хотя ты не глуп, сын мой, но ты не задаешь вопросов и не беспокоишься о своем невежестве. Вот поэтому твоя первая попытка выковать меч провалилась. Думаю, ты сделал вывод из этого.

Конан не смог заставить себя выдержать отцовский взгляд. В душе он принимал правоту сказанных слов, по крайней мере, касательно всех мужчин в целом. Но подросток хотел быть не как все. Ему суждено стать великим воином или даже более того, поскольку так желала его мать. И все же отец прав. Конан действительно не любил задавать лишний раз вопросы и порой показывал невежество в каких-то вещах, о которых все остальные прекрасно знали. «Это моя слабость?» — хмурился мальчик: «Скорее, просто упрямство».

— Ты был таким же, отец? — он поднял глаза.

Корин чуть не покатился со смеха.

— Твой дед, человек больших страстей и крутого нрава, не поощрял ни своих ни чужих ошибок. Поэтому я предпочитал наблюдать. Возможно, мне бы хотелось задать вопрос, однако, признаюсь, обычно я просил его рассказать какую-нибудь историю, чтобы скрыть свои намерения. Я научился делать вещи правильно, стараясь никогда не оступаться и не терпеть неудач. Так или иначе, но я выжил и многое узнал.

В голосе отца проскользнули грустные нотки. Глаза Конана сузились:

— Поэтому ты не брал в дом другую жену?

— Твоя мать и ее смерть не связаны с моими неудачами, — Корин опять скрестил руки. — И у нас появился ты, как доказательство этого. Но, когда она умерла, мое сердце ужасно болело. Я выжил. И пусть меня назовут трусом, только я никогда не осмеливался снова влюбляться. Когда ты, сынок, найдешь ту единственную женщину, которая заставит твое сердце биться чаще, которая подарит тебе радость жизни и сделает так, что ты захочешь стать лучше, чем есть — никогда не отпускай ее от себя. Однажды и мне довелось познать такое счастье. Вот потому было бы несправедливо сравнивать кого-то с твоей матерью.

Кузнец затих, и мальчик ничего не сказал ничто, не смея нарушить тишину. Он знал, его отец часто предавался скорби, когда думал, что сын не может его видеть. Корин всегда своим видом показывал перед ним спокойствие и мудрость, но на сей раз его боль отчетливо читалась в складках на лбу. Как бы то ни было, Конан не считал это слабостью. Ведь отец не сдался. «Выживать и учиться».

— Ты будешь гордиться мной! — с чувством произнес мальчик.

Лицо Корина несколько разгладилось.

— Уже горжусь, даже при том, что временами ты разочаровываешь меня.

— Отец, я не буду делать этого впредь.

— Не разбрасывай обещания, которые не сможешь сдержать, Конан, — кузнец склонился к сыну. — Нам всем свойственно огорчать других. Если бы мы так никогда не поступали, значит, жизнь наша прошла без риска, да и не жили мы вовсе. То, что хотела твоя мать для тебя, что я хочу — это чтобы ты прожил большую, насыщенную жизнь, — Корин выпрямился в полный рост и взъерошил волосы мальчика мускулистой, покрытой шрамами рукой, — Ты еще не созрел для этого меча, но с завтрашнего дня мы начнем делать из тебя настоящего воина.

* * *

Весь следующий месяц Корин обучал сына.

— Во-первых тебе следует усвоить, Конан, — то, что воины называют «боем на мечах», хотя правильнее будет — «битва бойцов». Острый ум управляет рукой, которая держит клинок.

Как подтверждение своих слов, Корин приставил сделанный ими вместе меч к верхней части груди сына.

— Давай, порази меня своим лезвием.

Черноволосый мальчик с воодушевлением принял предложение отца. Расстояние и длина меча позволяли дотянуться без особых усилий. Юный киммериец поднырнул под клинок кузнеца, но тот просто отступил на шаг, и тут же острие снова оказалось у груди Конана. Сузив глаза, мальчик со звоном отбил лезвие Корина в сторону. Однако прежде, чем он смог приблизиться, отец опять скользнул назад. Кузнец парировал любой резкий выпад, реагировал на каждое ложное движение. Лицо Конана раскраснелось. Губы приоткрылись, обнажив волчий оскал. Из горла исходило глухое рычание. Мальчик отвел меч и провернулся на месте, но Корин сделал то же самое, попутно хлопнув сына лезвием плашмя по ягодицам. Конан не удержал равновесия и полетел головой в сугроб.

— Ты дерешься не по правилам! — Встав на ноги, пожаловался подросток, отплевываясь от снега.

Кузнец воткнул меч в землю и оперся на рукоять.

— Неужели ты полагаешь, что любой из врагов будет сражаться с тобой по справедливости?

— Мужчины бьются честно.

— Нет. Если тебе так хочется в это верить, то ты погибнешь в первом же бою, — Корин медленно покачал головой. — Те воины, которые выжили в битве, потом говорят своим товарищам, что они честно дрались. Так вот, они лгут. Помнишь все рассказы деда? Разве он хоть раз упомянул, что какой-нибудь кофиец, гандер, либо шемит сражался честно?

Конан встряхнулся будто животное, сбрасывая снег с одежды.

— Нет.

— И ты действительно считаешь, что кто-то из выживших стал бы описывать благородство своего противника?

— Нет.

— Коли так, тогда запомни, сын мой: не тот воин — победитель, кто убил больше всего врагов, а тот, кто выжил в сражении.

— А если я убью всех? — мальчик потер переносицу.

— Ну, в таком случае, ты будешь единственный оставшийся в живых, — Корин выдернул лезвие из снега. — Итак, сначала я покажу тебе, как выживать, а уж после научу убивать.

Конан смотрел настороженно, но перечить не стал.

Корин показывал сыну, как отступать, сохраняя при этом почву под ногами. Кузнец объяснил ему: «четверо ворот». Вверх — вправо, вверх — влево, вниз — вправо, вниз — влево. Прием которым блокируются все косые удары. Он также показал пять уклонов от прямых выпадов и защиту от размашистых ударов широких мечей.

Скорость и проворство, данные от природы, помогли мальчику быстро освоить каждый прием. Только нетерпение никак не давало ему нанести точный ответный удар. Всякий раз, когда Конан предпринимал очередную неуклюжую попытку, кузнец связывал его меч и повергал на землю. Но юный киммериец упорно продолжал нападать, яростно сверкая синими глазами. Из-за своих размеров, умения и опыта, Корин не боялся пораниться. Он сбивал сына снова и снова до тех пор, и это иногда длилось до поздней ночи, пока мальчик больше уже не мог подняться.

Однажды вечером, когда начался снегопад, Корин спросил, глядя сверху вниз:

— Ты не догадываешься, почему я до сих пор избиваю тебя?

— Потому что ты не учишь меня нападению, — Конан сплюнул кровью из разбитых губ.

— Не требуется большого ума и специальных навыков, чтобы нанизать кого-нибудь на что-то острое. Скорпион может это сделать. Оса. Лось, — отец вздохнул. — Скажи лучше, что ты узнал за время обучения?

— Ты бьешься не по правилам.

— Шепот призраков меня нисколько не беспокоит, — отмахнулся кузнец. — Что ты понял?

Мальчик сидел в снегу, его взгляд был мрачен.

— У тебя руки длиннее моих. Ты двигаешься слишком быстро для меня, я не успеваю закрываться.

— И следовательно?

— Я должен стать более быстрым и более сильным.

— Нет, сын, — покачал головой Корин. — Это означает, что ты не должны биться со мной на мечах.

Подросток растерянно заморгал.

— Каждый человек имеет как сильные, так и слабые стороны. И это касается всех, с кем тебе выпадет схлестнуться, будь-то одиночка, отряд воинов или армия. Если ты слепо атакуешь сильную сторону противника, то потерпишь поражение. Но если направишь свою мощь на его недостаток, то победишь.

— У тебя нет слабых сторон, — хмуро пробормотал Конан.

Его отец опустился на одно колено и положил свои руки ему на плечи.

— Есть слабости и у меня, сынок. Просто ты их не замечаешь. Конечно, тебе вряд ли удалось бы использовать их против меня, но, тем не менее, от этого они не исчезнут.

— Значит, я никогда не смогу тебя победить, — мальчик поднял глаза на отца.

— Сможешь, — улыбнулся Корин. — Уже завтра я научу тебя, как это сделать.

* * *

Корин встал на лед, который покрывал реку ледяной коркой, и махнул рукой сыну. Ветры очистили ледяную гладь от снега, поэтому он соблюдал осторожность, когда ставил ноги.

— Две недели ты потратил на изучение атаки. Тебе в правду кажется, что меч тобой заслужен?

Юный киммериец, выбирая точку опоры, кивнул.

— Тогда приди и возьми его.

На мгновение глаза Конана расширились, и он с боевым кличем кинулся вперед.

Мальчик полоснул по ногам, но кузнец блокировал удар «вниз — влево» и тут же поднял рукоять, отбивая высокий выпад, после чего сильно толкнул сына в грудь. Конан пошатнулся, тщетно пытаясь сохранить равновесие, однако все же упал навзничь. Правда, при этом он не потерял контроль над мечом. В месте падения лед пошел трещинами, но мальчик быстро вскочил на ноги и снова набросился на отца.

Конан чередовал, комбинировал высокие и низкие удары. Маневрировал и финтил, применяя все то, чему успел научиться. Корин представить себе не мог, что сын усвоит сложные приемы за такой короткий срок. Удары сыпались со всех сторон, вынуждая кузнеца затрачивать больше усилий на оборону, чем когда-либо.

Безусловно, яростный натиск сына не мог нанести Корину ущерба. Сам он даже не пробовал атаковать, сосредоточившись лишь на парировании ударов. И всякий раз, когда Конан начинал уставать или колебался, кузнец вязал его лезвие, и швырял мальчика на лед.

— В тебе по-прежнему горит огонь, сынок.

Конан с рычанием в очередной раз поднялся. Глаза превратились в щелки на каменном лице. Его меч описал дугу, нанося сверху удар, который обычно разрубает человека на две половины.

Кузнец отпрянул назад.

— Не то. Замедлись. Укрепи позицию!

Сила инерции закрутила Конана вокруг оси, и Корин сбил его с ног. Тяжело приземлившись, мальчика, тем не менее, снова встал, держа низко лезвие. На лице читалась жажда убийства.

— Довольно.

Однако мальчик напал на отца. В его синих глазах появился безумный блеск. Отбив два удара, Корин отвесил сыну тяжелую затрещину.

— Хватит!

Поскольку Конан не собирался останавливаться, кузнец с размаху воткнул большой меч в лед. Поминая Крома, Корин использовал лезвие в качестве рычага. Лед треснул, и от него откололся значительный пласт, образовав полынью.

Набегавший Конан погрузился с головой в мелкую реку.

«По крайней мере, он не потерял меч» — отметил про себя Корин.

— Ты не готов владеть этим клинком.

Вылезший из холодной воды мальчик опешил.

— Но, отец…

— Меч был закален достаточно, в отличие от тебя. В тебе горит огонь, и нет никакого льда. Продолжая подобным образом, ты попросту сломаешься, — Корин спрятал лезвие в ножны. — Когда-нибудь ты будешьего достоин. А сейчас обладание им принесло бы тебе лишь смерть.

— Это означает, что ты больше не будешь меня тренировать? — дрожащим голосом спросил мальчик.

— Нет, сын мой, — вздохнул кузнец. — Это означает, что я должен учить тебя еще лучше.