Четырнадцатый день Месяца Собаки года Собаки.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.

Сто шестьдесят второй год Династии Комира.

Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.

Гостиница «Джандетокан», Морианд.

Наленир.

Переступив порог гостиницы, Нирати откинула с лица капюшон белого траурного одеяния. Собравшиеся в общей зале на первом этаже люди притихли, увидев ее. Так как она сняла капюшон, и на ее набеленном лице не было заметно дорожек от слез, траур не относился к кому-то из членов семьи. Присутствовавшие снова загомонили, но уже тише, приглушенными голосами. Нирати знала, что они будут вести себя сдержанно, пока она не уйдет.

Ей пришлось по душе такое почтительное отношение. Нирати все еще не пришла в себя от жуткого потрясения. Случившееся с ней было ужасно, хотя она и слышала всего лишь обрывки слухов и разговоров. Ее родственники мгновенно замолкали при одном появлении Нирати, полагая, что подробности совсем не подходят для ушей юной женщины, и она оставалась в полном неведении. Воображение рисовало ей картины одну страшнее другой. Нирати хотелось бы увериться, что ее выдумки ужаснее правды, — но каким-то образом знала, что все обстоит в точности до наоборот.

К тому же Нирати чувствовала себя немного виноватой. Когда-то она пыталась стать Маджиате подругой. Маджиата была младше и всегда немного сторонилась постороннего общества. Нирати старалась полюбить ее, когда Келес начал ухаживать за Маджиатой, но подругами они так и не стали. Нирати быстро поняла, что они с Маджиатой никогда не станут близки, словно сестры. А вскоре и вовсе разобралась, что молодая женщина просто использует ее брата.

Ее не слишком удивляло, что Келес не замечает, как отвратительно Маджиата с ним обращается. Брат имел склонность замечать в людях только хорошее, и вел себя так, словно окружающие были ожившими идеальными картинками. Подчас он сильно ошибался.

Но, по крайней мере, обращаться с Маджиатой он научился. Их ссора на приеме у Правителя вдохновила Нирати. Она означала некую перемену в характере Келеса. Нирати очень надеялась, что приобретенные качества пригодятся брату в Пустошах. В то же время с трепетом думала, что случится, если вернувшийся Келес поссорится с Киро.

Нирати при всем желании не могла предсказать, как Келес отнесется к смерти Маджиаты. Если бы не тот случай во дворце Правителя, она бы считала — ему будет очень больно. Келес мог бы решить, что это его вина, и попытался ее загладить. Семейство Фозель, скажем, заполучило бы карты на самых выгодных условиях, выиграв от смерти Маджиаты даже больше, чем от ее помолвки с Келесом.

Теперь же брат перестал быть настолько предсказуемым. Возможно, он вернулся бы к своим прежним привычкам и решил покровительствовать семье Маджиаты, но Нирати в этом сильно сомневалась. Хотя в любом случае он не рассмеется и не поднимет тост во славу убийцы. И не поклянется отомстить, вот от Джорима она могла бы ожидать чего-то подобного. Но, что бы он ни чувствовал, она обязательно будет рядом с ним.

Нирати выкинула из головы размышления о брате и принялась подниматься по ступенькам на второй этаж, где помещались сдаваемые внаем комнаты. Прежде она здесь не бывала, но безошибочно двигалась в верном направлении. Кто-то мог бы решить, что дело в семейном таланте, но все гораздо проще. Ее информатор не забыл ни об одной подробности и добавил, что интересующий Нирати постоялец не хочет, чтобы его беспокоили.

Наверху она повернула налево и подошла к средней двери. Тихо постучала и подождала.

Никто не отозвался, и Нирати снова постучала, уже громче. Ответа не последовало, и она что было силы ударила кулаком по двери, а потом громко произнесла:

— Это Нирати Антураси. Я не уйду, не поговорив с вами, и буду колотить в эту дверь, пока не разобью кулаки в кровь!

Внутри раздался какой-то шелест, внизу, у порога, появилась полоска света, словно в комнате кто-то отдернул с окон плотные шторы. За дверью кто-то тяжело, хрипло дышал. Явно слишком много выпил и мало спал.

— Открыто.

Нирати повернула ручку и открыла дверь, но на мгновение задержалась на пороге. Несмотря на открытые окна, в комнате стоял удушливый запах пота и немытого тела. Нирати, в общем-то, предполагала, что будет куда хуже. Посередине комнаты на полу валялись высокие сапоги, перчатки были разбросаны по противоположным углам, возле постели лежал опрокинутый винный бочонок. И это был весь беспорядок.

С графом Эйриннором дела обстояли хуже. Он сидел на постели, сгорбившись, одетый в грязную, покрытую какими-то пятнами ночную рубашку, лицо покрывала двухдневная щетина. Волосы явно нуждалась в хорошем гребне, под красными, воспаленными глазами темнели круги. Он был так бледен, что Нирати не удивилась бы, если бы прямо сейчас его стошнило. Ей захотелось на всякий случай поднять пустую бадью и поставить перед графом. Нирати прикрыла дверь и подошла к небольшому креслу возле окна.

— Я не хотела показаться назойливой и помешать вам в вашем горе, граф Эйриннор. Но, насколько мне известно, у вас здесь больше никого нет.

Он поднял лицо. Губы его скорбно кривились.

— Семейство Фозель не пожелало навестить меня. Я принес им дурные вести. Отец Маджиаты попросил рассказать, что я видел, и я сказал правду. У нас на севере прямота ценится по достоинству.

Нирати присела, не дожидаясь приглашения.

— Я слышала об этом. Вас попросили опознать ее вместо родных?

Он прикрыл глаза правой рукой.

— Это звучит так… просто. Один из констеблей, присутствовавший при порке, узнал ее. По дороге к дому Фозель он случайно встретил меня. Я согласился его сопровождать, но лучше бы этого не делал!

Джанел уронил руку на простыни и уставился в пространство за спиной Нирати невидящими глазами.

— Некоторых вещей людям лучше не видеть.

Нирати кивнула. По телу ее пробежал холодок.

— Что я могу для вас сделать? Если хотите рассказать…

Он поперхнулся.

— Кто-то другой мог бы попросить об этом из любопытства. Начались бы сплетни… Только не вы, Нирати. Вы никому не проболтаетесь.

— Так расскажите.

Джанел покачал головой.

— Нет. Тогда вам тоже пришлось бы держать в себе эту ношу, как приходится мне. Я не хочу ни с кем делиться тяготами.

Она расстегнула пряжку на плаще и позволила накидке соскользнуть на кресло.

— Полагаю, мой господин, я сильнее, чем кажусь. Вы один несете эту тяжесть. Представьте, насколько вам станет легче. Поделитесь со мной. Я не буду винить вас.

Он криво улыбнулся.

— Я знаю, что Антураси отважнее Фозелей, однако…

— Мне кажется, вы чувствуете вину за то, что не сумели предотвратить несчастье. Но вы ни в чем не виноваты.

— Откуда вам знать?

— Я знаю вас. Однажды вы уже спасли ее от вирука. И сделали бы это и снова.

— Так вот что говорят люди. Вирук. Тот самый вирук? — Он прищурился. — Он ведь и так уже заработал крупные неприятности.

Нирати кивнула. Самая свежая сплетня в городе: вирук Рекарафи убил Маджиату, чтобы смыть пятно со своей чести, или что-то в этом роде. Его пытались найти и призвать к ответу, но посланница заявила, что ее супруг давно покинул город. Она даже разрешила обыскать посольство, Рекарафи там действительно не оказалось.

Болтали даже, что, отомстив Маджиате, вирук отправился вдогонку Келесу. Нирати этот слух напугал. Она видела шрамы на спине брата и не сомневалась, что Рекарафи способен разорвать Келеса на куски, если сумеет его найти. Надеюсь, придуманное Правителем представление сработает, и у Келеса будет достаточно времени, чтобы обогнать вирука.

Она моргнула и снова сосредоточила внимание на Джанеле.

— В основном, обвиняют вирука, но ходят разные слухи. Говорят даже, что это сделал один из моих братьев.

— Келес или Джорим?

— Келес. Говорят, что на самом деле он не отправился вверх по реке вместе с прочими, а нагнал их позже, совершив задуманное, — Нирати покачала головой. — А теперь расскажите мне, что произошло?

Джанел вздохнул и сгорбился еще больше.

— Все совершенно непонятно. Я жил в доме Фозелей, но прекрасно понимал, что мы с Маджиатой — не пара. Ее отец все еще был вне себя после их разрыва с вашим братом. Меня же держали про запас. На худой конец, лучше уж я, чем никто. Отец Маджиаты вел себя очень вежливо, но не скрывал своего мнения по этому поводу.

Я объяснил Маджиате, что меня не устраивает такое положение вещей, и что я не вижу смысла долее оставаться в их доме. Три дня тому назад, проснувшись утром, я обнаружил записку от нее под дверью комнаты. Она умоляла меня не совершать необдуманных поступков и просила о встрече в городе после наступления темноты. Там, где нам не могли помешать ее родные. Записку она просила сжечь, что я и сделал.

Лицо Джанела приняло угрюмое выражение.

— Я понимал, что соглашаться не следует, но что-то в записке тронуло меня. Маджиата всегда вела себя, словно избалованный, капризный ребенок, но на этот раз я почувствовал нечто необычное. Я решил встретиться с ней и вышел из дома загодя, чтобы родные ничего не заподозрили. Я намеревался явиться к назначенному времени, но по дороге меня задержали. Я опоздал не более чем на четверть часа, и полагал, что это не имеет значения.

Нирати фыркнула.

— Маджиата никогда не отличалась точностью. Вам все равно пришлось бы ее ждать.

— Именно так я и думал. Я прождал час; потом решил, что, видимо, она по какой-то причине передумала и уже не придет. Вернулся к себе и уснул. На следующее утро я встал рано — мне нужно было встретиться с людьми, накануне задержавшими меня по дороге на встречу. На улице я увидел констебля.

— Что же дальше, мой господин?

— Вам лучше не знать.

— От его голоса по телу Нирати побежали мурашки.

— Я обязательно должна знать. Не один вы чувствуете себя виноватым.

— Вы не понимаете, о чем просите.

— И все же я прошу.

— Ладно.

Он выпрямился и заговорил — безжизненным голосом, избегая смотреть ей в глаза.

— Что бы это ни было… Кто бы это ни был, он встретил ее на улице. Они, вероятно, были знакомы, и она пошла по своей воле. Или тот был достаточно силен, чтобы унести ее на руках. Они выбрались на крышу, откуда открывался прекрасный вид на южную сторону неба с ярко сиявшими созвездиями и тремя лунами, догоняющими одна другую. Очень красиво. Возможно, эта красота — последнее, что она увидела перед смертью…

Голос его дрожал, и Нирати поняла, что надежды Джанела не оправдались.

— На крыше с нее сняли, разрезав, всю одежду. Но она либо почти, либо вовсе не сопротивлялась. Констебль сказал, что остались бы синяки или порезы на руках и плечах. «Признаки самообороны», как он назвал. Еще он сказал, что она могла поцарапать нападавшего, и они нашли бы у нее под ногтями частички его кожи. У Маджиаты были такие длинные ногти… — Он нервно фыркнул. — Но для этого им пришлось бы сначала отыскать ее руки…

Нирати открыла рот. Об этом она не слышала ничего, ни малейшего намека. Она и представить себе не могла, зачем кому-то понадобились руки Маджиаты. Ее замутило.

— Он перерезал ей горло, аккуратно и быстро, почти обезглавив. Она, видимо, была удивлена, — на ее лице застыло изумленное выражение… А потом он вскрыл ей живот, разрезал от горла до бедер и разделал, словно охотник убитого оленя. Он выпотрошил ее и разбросал по крыше внутренности. И, как я уже сказал, забрал ее руки.

Нирати прижала ладонь ко рту.

— Нет, не может быть, это слишком ужасно!

— Ужасно. Забавно, насколько бледны и невыразительны слова по сравнению с тем, что произошло, правда? — Джанел медленно выдохнул. — Констебль сказал, что ему понадобился бы топор, чтобы сделать такое. Или чудовищные зубы. А горло… один-два удара ножом. Или когтями. Думаю, тогда они и подумали о вируке.

Когда я увидел это, то упал на колени и меня вырвало. Если бы я пришел вовремя, возможно, он бы не осмелился напасть. Если бы я не решил разорвать с ней всякие отношения, она бы не захотела встретиться в городе… Если бы… если… если…

Он нагнулся, закрыл руками глаза и разрыдался, снова и снова повторяя одно-единственное слово.

Нирати поднялась, подошла к постели и, присев на краешек, обняла его. Он спрятал лицо у нее на коленях, трясясь в беззвучных рыданиях. Нирати крепче сжала объятия, несмотря на неприятный запах. Она гладила его по грязным волосам и успокаивающе шептала что-то, пока он не затих у нее на руках. Дыхание его стало ровным.

Тогда она уложила его, встала и помогла закинуть на постель ноги. Накрыла тонким одеялом и тут увидела его лицо. Во сне он, казалось, почти успокоился, и она едва заметно улыбнулась.

Бедный Джанел. Сострадание к нему переполняло ее душу, но в то же время Нирати едва сдерживала ярость. Он страдал из-за смерти Маджиаты, и это несправедливо. Маджиата была недостойна таких переживаний. Будь она жива, то думала бы лишь о том, как использовать графа себе во благо. Но она была мертва. Что ж, по крайней мере, больше она не сможет мучить Келеса.

Надеюсь, он еще долгое время не узнает о ее смерти. Я поговорю с дедом об этом. Как бы то ни было, сейчас я должна в первую очередь думать не о Келесе.

Нирати нагнулась и подняла с пола пустой бочонок. Выйдя из комнаты, она притворила за собой дверь и спустилась вниз, в общую залу. Жена хозяина, пухлая розовощекая женщина, забрала у нее опустевший сосуд и спросила:

— Наполнить его снова?

— Ни в коем случае. — Нирати говорила тихо, но твердо. — Принесите ему свежего бульона, когда он проснется, что-нибудь легкое из еды и воды с вином. И еще: я хочу, чтобы вы поднялись к нему и помогли помыться.

Женщина неодобрительно нахмурилась.

— Он взрослый человек и сам может о себе позаботиться.

Ноздри Нирати затрепетали.

— Вы имеете представление о том, кто я такая?

Женщина, не поколебавшись ни мгновения, ответила:

— Нет. Не думаю, что все это может иметь хоть какое-то значение.

— Может. Я — внучка Киро Антураси. Если людям станет известно, что гостиница «Джандетокан» заслужила мою благосклонность, вы станете процветать. Если я дам знать, что вы меня разочаровали, заведение разорится. Если понадобится, я попрошу Правителя, и гостиницу просто-напросто закроют. Я вижу, вы меня хорошо поняли, но не стоит бояться. Я прошу вас об одолжении и отплачу вам добром.

— Д-да, моя госпожа?

— Сделайте то, о чем я вас попросила. Позаботьтесь о графе, и вас ждет счастливое будущее. За труды вам хорошо заплатят, очень хорошо, — разумеется, в разумных пределах, — без промедления, чистым золотом.

— Или специями?

— Если пожелаете. У нас есть кое-какое влияние. — Нирати сдержала улыбку, хотя нужды притворяться не было: они с хозяйкой прекрасно друг друга поняли. — Я хочу в следующий раз видеть его трезвым, пообедавшим, чистым и причесанным. Я буду приходить сюда каждый день, навещать его и оплачивать счета.

Женщина кивнула.

— Я поняла, госпожа Антураси. Я давно здесь работаю и умею, когда надо, поставить человека на ноги.

— Хорошо. И еще одно.

— Да?

— Если его будет спрашивать еще кто-нибудь, — он уехал, но куда — вы не знаете. Можете сказать, что он не заплатил вам за комнату.

— А если они захотят остановиться у нас, я могу взять у них деньги?

— Да. Более того, я приплачу вам, если вы выведаете, кто именно его спрашивал. — Нирати кивнула, принимая почтительный поклон. — Я щедро вознагражу вас за помощь.

— Благодарю вас, госпожа. — Хозяйка понизила голос до шепота. — Я сделаю все, как вы пожелали, но позвольте спросить, зачем это вам? Он всего лишь какой-то дворянин из Дезейриона. Зачем вы ему помогаете?

Нирати поразмыслила над вопросом женщины, но не нашла ни одного простого ответа, который был бы понятен хозяйке. По правде говоря, она и сама не смогла бы объяснить себе, зачем ей это понадобилось. Она улыбнулась и шепотом же ответила:

— Считайте это вложением средств в расчете на будущее. Он задолжал мне танец-другой, и я не собираюсь забывать об этом долге.