Он проснулся лишь ночью. Луна всплывала над водой с востока. На освещенное берегу виднелись рыбачьи шалаши и лодки.

Каноа вышел из своего убежища, на минуту остановился, наблюдая и чутко прислушиваясь. Песчаная отмель берега, изгибаясь, убегала вдаль белой лентой и упиралась в «Борго», которое покачивалось на якоре, залитое лунным светом. По песчаной косе двигалось что-то темное — это был силуэт черепахи.

Каноа хотел добраться вплавь до шхуны, но взгляд, брошенный на пироги, изменил его решение, и он направился к одной из них. В ней ничего не было, кроме копья и весла. Каноа осторожно спустил пирогу в воду, влез в нее и взялся за весло. В этот момент он увидел в направлении небольшого мыса, лежащего к востоку от бухты, три темных пятна. Это были три шлюпки с «Борго». В каждой сидели по шесть человек, хорошо вооруженных, кроме того, каждый имел веревку такой длины, что мог связать целую толпу пленников.

Каноа, конечно, ничего этого не подозревал. Из всего виденного он понял лишь одно, что эти небольшие лодки принадлежат той большой. Эта мысль на минуту приостановила его действия, но затем он вновь замахал веслом и, движимый любопытством и желанием все видеть и ко всему прикоснуться, направился вперед.

Шхуна, когда он подплыл к ней, не проявляла никаких признаков жизни. На ней не было света; за кормой непрерывно движущаяся вода разбивалась о цепь, спущенного якоря и ударялась о борта судна. Помимо этих звуков и обычного рокота рифов, никаких голосов не слышалось в тиши лунной ночи.

Направившись вдоль шхуны и выбрав удобное место, он укрепил челн и словно кошка вскарабкался на борт.

Единственный матрос, оставленный на судне, лежал на палубе и крепко спал.

Каноа увидел спящую фигуру, стал оглядываться вокруг. Высокие мачты, колеса, компас, блестящие металлические части, вооружение — все эти предметы были залиты лунным светом. Он слышал шум воды, звон цепи, треск судна, происходящий от легкой качки. И вдруг его глаза заметили свет, исходящий из кают-компании. Там горела оставленная на столе лампа, и ее свет казался янтарным на бледном фоне лунного света. Он двинулся к двери и заглянул вниз.

Тусклый свет лампы освещал нижнюю часть лестницы, верхняя же освещалась луной. Он никогда прежде не видел ступенек, ему никогда не приходилось спускаться вниз, разве только слезая с дерева.

Хотя темнота этого удивительного места пугала его, но любопытство, охватившее все его существо, пересилило страх. Он опустился на ступеньки и присел, еле переводя дух, с сильно бьющимся сердцем. Так он спускался по лестнице, присаживаясь на каждой ступеньке, пока не стал на циновку перед раскрытой дверью. Это удивительное место освещалось не менее удивительным предметом. Он никогда прежде не видел ни лампы, ни кушетки, покрытой плюшевым пледом, ни стола, ни стульев, ни ковра; ни один из предметов, находившихся в этом удивительном месте, не был ему знаком. Вид всего окружающего произвел на него впечатление разорвавшейся бомбы. Здесь же находились компас и стенные часы, стрелки которых двигались. Отведя глаза от этих изумительных вещей, он увидел на шкафу стаканы. Они казались сделанными из тяжелой твердой воды. Он потрогал их, а затем и бутылку, стоявшую рядом.

В этой бутылке капитан Нистад, финн, собственник этого судна, держал дух дьявола. Но Каноа ничего не знал про это. Он взял бутылку в руки и занялся обследованием пробки, она легко подалась, и запах заключенного духа обдал его.

Каноа поднес бутылку к своему носу. Запах, выходящий оттуда, был настолько хорош, что он приблизил горлышко к своему рту. Вырвавшийся дух обжег нёбо и сквозь горло стал входить в его нутро. Каноа кашлял, задыхался, но не переставал глотать. Держа бутылку руками за горлышко, он опустился на кушетку. Джин начал свое действие в его желудке, по всему телу разлилась приятная теплота, позывающая вновь приложить горлышко к губам.

Он не замедлил это сделать, и с ним приключилось нечто чудесное: он стал расти и раздуваться; он раздался на целый фут в вышину и на полфута в ширину, а когда все содержимое бутылки перешло в его внутренности, его рост достиг двадцати футов.

Тут он загоготал и стал фыркать. Его глаза метали искры, и все существо рвалось к действию.

Заслышав отдаленные крик и скрип, долетевшие до него сквозь открытую дверцу люка, он вскочил на ноги, бросился к лестнице и выскочил на палубу. Здесь он встретился с матросом, оставленным на судне. Тот бросился к нему, не обратив внимания на его громадный рост и силу. Каноа схватил его, как хватают цыпленка, ударил головой о мачту и перебросил через борт. Остановившись, он облокотился руками о борт и устремил свой взор на песчаную отмель берега, вдоль которого Нистад со своими людьми преследовал Надаба и вместе с ним тридцать других доблестных воинов, из которых около десятка были вооружены.

Каноа бросился в челн, где лежало блестящее копье, и поплыл к берегу.

Поначалу события разыгрывались так, как и предполагал капитан Нистад. Когда его матросы, завыв страшными голосами, окружили деревню, перепуганные дети и женщины — товар ненужный — бросились бежать в лес, а вместе с ними подростки-мальчишки и трусы, и только сорок человек мужчин, по большей части невооруженных, остались на месте. Они-то и были ему нужны.

Но островитяне оказались сообразительнее, чем он предполагал, и стали отступать к берегу, где их нельзя было окружить, и в случае чего можно было пуститься вплавь и укрыться в рифах.

Двое из их числа уже были мертвыми, среди команды Нестада насчитывалось четверо выбывших. Преследуемые чернокожие продвигались к берегу, рассчитывая прибегнуть к последнему средству спасения, как вдруг позади них пристала к берегу лодка и из нее выскочил сам бог войны — Каноа. С копьем в руке, испускающий дикие вопли, словно демон, бросился он сквозь ряды сражающихся прямо на Нистада. В это же мгновение Надаб напал на штурмана Бирни. Нистад грохнулся на землю, пронзенный копьем. Бирни пал под ударом палицы. Команда «Борго» в панике пустилась бежать, но встретила на своем пути женщин и детей, оставивших, наконец, свое убежище.

Когда побоище закончилось, всюду валялись тела, и среди них выделялась могучая фигура Каноа, героя битвы, мертвецки пьяного.

* * *

Грант сообщил, что этот рассказ он слышал из уст самого Каноа спустя много лет после этих событий, когда тот, уже сильно ожиревший, был вождем Рати. Каноа сообщил, что после того случая он никогда больше не имел дела с духом из бутылки и вот по какой причине: на следующий день, когда дух окончательно вышел из Каноа, он стал лишь двух футов высотой, совсем сгорбился и настолько ослаб, что не смог даже принять участия в таком интересном и веселом зрелище, как сожжение шхуны и перенос тела Нистада на рифы, где оно было брошено на съедение акулам.