Глава 25

— Это самая быстрая лошадь в мире, — мистер Скотт заботливо похлопал гнедую кобылу по загривку. – Нет ничего быстрее английских скакунов, а эта – лучшая в своем роде. Ее родословная восходит к Эклипсу, предками которого и были те самые жеребцы Востока: Дарли, Годольфин и Беверли.

Возбужденный столь резвым приобретением мистер Скотт, наконец, нашел благодарных слушателей. Приехав из Лондона, он пробыл в доме не больше часа. Он сменил дорожное платье, но отказался от положенного обеда и отдыха и теперь был всецело предоставлен своему новому увлечению. Еще большей находкой для него стало то обстоятельство, что она с Эммой вернулась из деревни, и могла в полной мере разделить с ним радость. Эмма легонько поглаживала животное, касаясь одними пальцами его необыкновенно гладкого и отливающего янтарным светом покрова. В отличие от девушки, она решила остаться в стороне, откуда и наблюдала за исключительной грацией лошади.

— Моя девочка произведет на свет не одну дюжину выдающихся скакунов, которые, вне всякого сомнения, затмят своей прытью и выносливостью тамошних фаворитов. Вот тогда и Америка увидит настоящую силу английской породы, – мистер Скотт пригрозил невидимым конкурентам и в который раз заходил вокруг лошади. – Лидия, Эмма, вы только посмотрите на эти груды мышц, на это поджарое тело… Оно идеально! Эти длинные плечи и неистовые ноги сделают из нее настоящую звезду северного континента.

Нельзя было не согласиться с мистером Скоттом. Благородное животное всем своим видом излучало невероятную мощь, от которой еще больше походило на сверхъестественное и даже эфирное создание. Казалось, оно готово вот-вот вырваться на волю и пуститься вскачь, так трудно было ему устоять на месте.

— Во славу ее нарекли Олимпией, и это имя под стать совершенству ее натуры, – мистер Скотт обратился к ней, все еще крепко удерживая лошадь за уздечку. – Я уверен, лорд Элтби по достоинству оценит мой выбор.

Напоминание о хозяине дома причинило ей острую боль. Она целую неделю не видела лорда Элтби, который все это время жил с ней под одной крышей и незаметно для нее принимал компаньонов, навещал своих соседей и управлял поместьем. Оправиться после ночного приема ей помогли работа и безразличие самого хозяина. В те дни она боялась встретиться с ним наедине в одном из длинных коридоров дома. Но, вопреки ее опасениям, душевные страсти вскоре улеглись, а томительные и гнетущие переживания утихли – она и думать перестала о возможных последствиях встречи с лордом Элтби.

Прошла всего неделя. Ее разгоряченный ум заболел иным недугом, нещадно истязая себя неведомыми предчувствиями. В довершение ко всему, она была убеждена, что хозяин намеренно ее избегает. И тот факт, что миссис Глендовер и прочие слуги, как и раньше, были учтивы и добры, служил для нее лишь слабым утешением. Все эти дни ее преследовала головная боль, от которой нельзя было укрыться даже в ночных сновидениях.

— Единственное, что настораживает меня, это неблизкий путь домой, – мистер Скотт продолжал, — я опасаюсь за молодое и еще не окрепшее здоровье Олимпии. В эту пору дует западный ветер, и океан становится беспокойным. Бурлящие волны так часто приносят к зеленым берегам Северной Америки неутешительные плоды проделок Нептуна. Далеко не каждый капитан рискнет верной командой и кораблем и потревожит своим присутствием необозримое буйство бескрайних просторов.

Ветви одиноких деревьев сада покачивались в такт вечернему ненастью. В небе тянулись бесцветные облака, задевая своими невесомыми крыльями ускользающее с небосвода солнце. На пороге дома показалась миссис Глендовер, которая не преминула по-матерински отчитать мистера Скотта за непослушание. По ее убеждению, ему давно следовало приняться за мясное рагу и бобы. Женщина отметила, что его нерадивое поведение и отказ от приема пищи может привести к самому печальному для него исходу. И ничто не могло остановить энергичную женщину в ее безустанном стремлении к порядку и покорности. Было решено отвести Олимпию в конюшни лорда Элтби, и только после того, как лошадь напоили и накормили овсом, мистер Скотт отправился в дом. Эмма вынуждена была задержаться в конюшне, где уже полным ходом управлялся Вилли, не желая и слушать наставлений и просьб девушки.

Мистер Скотт уединился в гостиной. Он не притронулся к еде и вину, отдав предпочтение сигаре. Он пожаловался миссис Глендовер на то, что не привык обедать в одиночестве, и что с удовольствием присоединится к трапезе, когда вернется хозяин дома. Лорд Элтби уехал еще ранним утром, и гость справедливо надеялся на его скорое возвращение.

Что есть эта бледно-розовая материя, фегфур* старейшин мира, претворяющий сердце Чайны в вечный цветок бытия? И что может рассказать ее золотой узор, рисующий картины прошлого, где дивные линии подчас оживают в руках? Самобытное фарфоровое изваяние, как одинокий луч света в зимний полдень, заигралось на письменном столе… Но вот и он, редкий гость оконных витражей поспешил покинуть чужую обитель. Блеск стекла померк, и чаша утратила свой волшебный лик. Она до краев наполнила ее водой, в последний раз взглянула на убранство комнаты, на кровать со свежими простынями, на вычищенный камин, и вышла.

В музыкальной все выглядело так, словно еще минуту назад великосветские дамы и их мужья вели благовидные беседы. Комната как будто находилась во власти дивных звуков, а клавиши фортепиано, казалось, все еще хранили упорство и безупречность прикосновений леди Увелтон. В воздухе по-прежнему витал аромат табака, дорогих духов, переплетаясь с еле уловимым характерным запахом, так отличавшим дом лорда Элтби от других. Она прошла к большому окну и заглянула в него, но, не увидев ничего примечательного, вернулась к инструменту. Она напрасно прислушивалась к тишине, царившей в доме, — ничто не могло потревожить в сей час размеренное дыхание каменного стража и безмолвного хранителя семейных тайн. И в этом всепоглощающем покое она не находила себе места…

Целую неделю она донимала себя вопросами, которые преследовали ее повсюду. Что же могло произойти, гадала она, чтобы лорд Элтби обо всем ей поведал, и обо всем ли? С какой целью такой предусмотрительный человек открыл ей завесу своей прошлой жизни, за которую, пожалуй, не заглядывали даже близкие ему люди? И были ли такие? Его отец оказался отвергнутым, будущая семья придется не более чем вынужденным родством, слуги вызывали раздражение и неодобрение, а теперь и заграничный друг довольствовался компанией миссис Глендовер и обедом в полном уединении. Но, похоже, мистера Скотта происходящее ничуть не смущало. Он был также весел и приветлив ко всем, такой уж он был человек.

Объяснения же лорда Элтби были неубедительны — он утверждал, что она заслуживает правды, и вместе с тем заявлял все права на нее. Благодаря чему правда становилась уязвимей и слабее, чем сама неизвестность. И все же, нужно было признать, что лорд Элтби предвидел неминуемую развязку. Жизнь не переменила своего отношения к ней, а затравленного зверя так и не удалось выпустить на свободу. Рассказ лорда Элтби только подтвердил ее опасения, за что она и поплатилась сполна.

Дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошли, впустив холодный воздух коридора. Она сумела разобрать чьи-то быстрые шаги за спиной, и не медля ни секунды обернулась. Трудно было поверить, но к ней стремительно направлялась леди Увелтон. Она на ходу сорвала шляпку со своей головы, и в неистовом порыве бросила головной убор на диван. Ее тяжелое дыхание глухо отозвалось в пустынной комнате.

— Миссис Гледовер сказала мне, где вы, – голос леди Увелтон звенел подобно натянутой струне. Молодая женщина смотрела на нее большими полными слез глазами. Бледность лица, которая всегда так подчеркивала ее утонченные черты, сегодня пугала. Губы женщины дрогнули, и она вновь заговорила. — Как вы находите эту комнату, Лидия?

Сделав запоздалый книксен, она продолжила молчать. Внезапное появление невесты лорда Элтби лишило ее дара речи.

— Уютная комната, не так ли? – приблизившись к фортепиано, леди Увелтон провела дрожащей рукой по его закрытой крышке. – Можете мне верить, Лидия, этот инструмент заслуживает к себе особого внимания.

Девушка подняла свое взволнованное лицо к ней.

– Знаете ли вы, что мать лорда Элтби прекрасно играла?

— Мне говорили… — она ответила, опасаясь за состояние леди Увелтон.

— Как же здесь тихо, — девушка опустилась на стул и закачала головой, – это просто невыносимо…

Вне всякого сомнения, леди Увелтон нуждалась в помощи, которую она отчасти от незнания, а отчасти от своего скромного положения, была не в силах оказать.

— Лорд Элтби с минуты на минуту вернется, и вы могли бы его встретить в гостиной, вместе с мистером Скоттом, – она поделилась тем немногим, что сумела придумать.

— Если я последую вашему совету, Лидия, и останусь наедине с мужчиной, будь то друг лорда Элтби или он сам, то от моей репутации ничего не останется, – леди Увелтон грустно улыбнулась. — Как бы то ни было, если все станет известно, мой приезд и без того нанесет урон чести и доброму имени семьи.

Собравшись с силами, она чуть слышно продолжила.

— Все дело в том, Лидия, что я приехала к вам, – леди Увелтон заглянула в окно, где непроглядные тучи по обыкновению долгих зимних недель вконец заволокли вечернее небо. — У моего отца накопилось довольно много вопросов к лорду Элтби, для ответа на которые ему потребуется некоторое время. А миссис Глендовер проследит за тем, чтобы нас никто не потревожил. Присядьте, Лидия, мне необходимо с вами поговорить.

 

Глава 26

Она охотно приняла предложение от леди Увелтон и села рядом с девушкой.

— Я не уверена, что поступаю правильно. Однако решение принято, и отступать не в моих правилах, – cлова, судя по всему, несколько успокоили леди Увелтон, а необратимость лишь укрепила ее намерения. – Многое из того, что вы услышите, Лидия, наверняка вас удивит. Но я не теряю надежды, что мне удастся все объяснить…

— Лидия, я желаю быть с вами откровенной, но могу ли я рассчитывать на вас? — вздох, полный горечи и отчаяния, служил подтверждением сказанному.

— Я сделаю все, что в моих силах, – она ответила, всецело полагаясь на внутренний голос и не слушая доводов разума. А меж тем, здравый смысл подсказывал, сколь опасным для нее может оказаться данное обещание.

— Выходит, я не ошиблась в вас, – леди Увелтон старательно изучала орнамент изящных перчаток, что покоились у нее на коленях. Молодая особа все еще не решалась взглянуть в глаза той, кого самым странным образом выбрала в собеседницы. — Труднее всего будет начать, но, увы, в моем случае медлить нельзя.

Гостья оставила перчатки, обратив свой взор на нее.

— Прежде я должна вам рассказать о себе. Я не могу, не поведав о том, как жила и чем дышала все эти годы, предать огласке последние месяцы моей жизни. Как видно, вы удивлены, Лидия? Не стоит, прошу вас, я взволнована не меньше вашего…

Она и впрямь была потрясена. Леди Увелтон, решившись на некое признание, выбрала ее для своей исповеди… Даже отбросив все условности неравного положения, бесконечно разделяющего их, она все еще не могла смириться с тем фактом, что выбор леди Увелтон пал на нее.

— Я была долгожданным ребенком…

Не в силах понять, что за роль ей отведена, она отдалась на милость леди Увелтон, которая говорила весьма сбивчиво и то и дело запиналась.

— Первый потомок графа Увелтона так и не увидел свет – мальчик родился мертвым, нанеся сокрушительный удар едва вступившим на нелегкий жизненный путь молодым супругам. Родительское горе не имело границ. Однако подобно тому, как ночь сменяет день, а за промозглой зимой наступает долгожданное лето, так и на смену печали и отчаянию приходит благая весть. Когда я родилась моя мать, равно, как и отец были вне себя от радости. Я росла счастливым ребенком, и память о своем беззаботном детстве по сей день храню, как дорогое наследие. О, Лидия, что это была за жизнь, что не день, то новые приключения и чудеса. Да, да, именно чудеса… — леди Увелтон впервые за весь их необычный разговор улыбнулась. — Отец выдумывал всевозможные игры, и с неуемным рвением, которому мог позавидовать любой, проводил со мною все дни напролет. Мать, невзирая ни на что, всегда оберегала и баловала меня. В юном возрасте я получила столько внимания и тепла, что могла бы довольствоваться им всю оставшуюся жизнь.

Леди Увелтон на мгновение затихла.

– Граф рисковал получить вместо любящей дочери изнеженную и привередливую особу, но я так и не поддалась на искушения, щедро возложенные к моим ногам, и это чистая правда. Еще вчера я с наивным видом бросала вызов всем стихиям и невзгодам, от которых меня укрывали дом и семья, а уже сегодня я глубоко несчастна…

Она отказывалась верить в то, что эта молодая женщина, которая, должно быть, в скором будущем унаследует титул и состояние, может скорбеть о своей участи. И то, что такая особа, как леди Увелтон носит груз печали, было куда более необычным, чем сам разговор с нею.

— Я люблю музыку. Это, если хотите, Лидия, моя слабость, которая окрыляет, увлекая в иной мир, в котором продолжают сбываться самые заветные желания. Без устали и отдыха, изо дня в день я изнуряла себя и своего учителя многочасовыми упражнениями, оттачивая мастерство и технику игры; я желала быть лучшей, играть подобно херувимам, распевающим в поднебесной. И этой моей страсти не было конца. Я упивалась всем многообразием музыки, покуда не произошло то, что заставило меня позабыть и о былом веселье, и о беспечном существовании. Я утратила свой неуемный интерес к музыке и игре, обратив безоблачную реальность в сущий ад…

Она как будто бы слышала свою собственную историю устами чужого человека. Все, о чем говорила леди Увелтон, в равной доле произошло и с ней – любовь родителей и не обремененное заботами детство в один миг изменились до неузнаваемости. Но в случае с ней причиной оказалось роковое и необратимое бедствие, одно на сотни, а может, и тысячи судеб. Что же могло произойти с жизнью молодой графини, ведь родители леди Увелтон были живы и по-прежнему заботились о ней?

— Все мои беды из-за хозяина этого дома, лорда Элтби.

Профиль женщины лихорадочно содрогнулся – по всей вероятности, слова дались ей с большим трудом. Она могла бы догадаться.… Не об этом ли твердила миссис Глендовер? Леди Увелтон не желала брака с человеком жестоким и своенравным, к которому, вероятнее всего, не питала ни дружеских, ни каких иных чувств. Но она убедила себя не торопиться с выводами, сославшись на то, что ее неуместные рассуждения могут оказаться ошибочными и преждевременными.

— Наше знакомство не оставило в моей памяти и следа, — тем временем леди Увелтон вернулась к разговору, — это был обычный, ничем не примечательный день. Я едва ли помню, как в гостиной возник высокий силуэт, сопровождаемый моим отцом. Виконта Элтби представили как будущего партнера графа Увелтона. Ах…, если бы мне тогда знать, что этот человек так бесповоротно изменит всю мою жизнь.… Однако я забегаю наперед, в тот день он остался в нашем доме на ужин, а спустя неделю навестил нас в Лондоне. Он не часто обращался ко мне, но его высказывания были точны и уместны, хотя и, нужно признать, без единого намека на любезность. Уже в те дни он казался мне довольно грозным оппонентом. Я не вступала с ним в разговор, как того и требовал этикет, но с пристальным вниманием следила за ходом беседы лорда Элтби и моих родителей. Вскоре был открыт новый и второй в моей жизни сезон, мы перебрались в столицу и ожидали прихода холодов на Оксфорд-стрит. И где бы ни оказалась наша семья, в театре, в опере или на званом приеме, лорд Элтби был рядом. Он сопровождал нас с присущей ему легкостью, в той ее форме, которая больше походила на безразличие. Он был повсюду, и что самое странное, я свыклась с этим фактом, — леди Увелтон поправила волосы и продолжила. – Не знаю, поймете ли вы меня, Лидия, но никого и близко похожего на него я не встречала раньше…

О да, она прекрасно понимала эту девушку, и должна была согласиться, что в некотором роде у них было много общего.

– Вы наверняка знаете, что я помолвлена с лордом Элтби? Не скажу, что эта новость повергла меня в изумление, скорее озадачила. Дело в том, что никакого признания, а за ним закономерно следовавшего предложения в моей истории с лордом Элтби не было. Мой отец сообщил мне о желании виконта связать со мною свою жизнь, а также обмолвился о том, что лорд Элтби намерен финансировать строительство железной дороги, план которой проходит через наши земли. Лорд Элтби не проявлял ко мне романтичной привязанности (подобные наклонности не в его духе), а всеми силами стремился заполучить пакет акций в новом доходном предприятии. Как видите, Лидия, меня брали в придачу с землей и будущей железной дорогой. Поистине, передо мною стоял непростой выбор, но он был, вот что важно. Я могла отклонить просьбу «руки и сердца» лорда Элтби, и ни отец, ни мать не воспротивились бы моему отказу, но я этого не сделала. Я выслушала сконфуженного отца и поспешила удалиться из комнаты, тем самым заверив свое согласие.

Молодая женщина с тревогой взглянула на свою собеседницу. По правде сказать, ее крайне озадачил поступок леди Увелтон, со слов которой отчетливо следовало, что та имела шанс отказаться от неугодного для нее замужества, но по неясным причинам так и не отказалась.

– Вы можете ничего не говорить, Лидия. Ваш вопрос мне и без того понятен, — леди Увелтон снова улыбнулась, но на сей раз, ее улыбка была омрачена напряженной борьбой внутри себя. – О, если бы вы только знали, сколько всего нелестного я о вас думала, но вы простите меня? Вы непременно должны меня простить… — хрупкая рука девушки накрыла ее ладони, привычно сжатые между собой. – А иначе я не вынесу всего этого.

Она увидела, как одинокая слеза проделала тонкую дорожку на бледном лице леди Увелтон, оставив после себя едва заметный влажный след. Но та лишь задержала дыхание, по всей вероятности, пытаясь таким образом успокоиться. Меж тем ее одолевало множество мыслей – она стремилась собрать воедино полученные от леди Увелтон сведения, но чего-то не хватало в ее сбивчивом рассказе, и это еще больше мешало распутать невидимый клубок.

— Скрывшись ото всех, я задалась вопросом: «Элизабет, зачем ты это сделала, что может быть общего у тебя с этим человеком?» И тогда мое сердце ответило: «Ничего боле в целом мире я не желаю так, как быть с другим сердцем, с тем, что бьется в груди властного и непреклонного существа». Открывшаяся передо мною правда подействовала, как холодное лезвие бритвы, которое одним неправильным движением могло лишить меня жизни, но вопреки всему не лишило, а напротив, возвратило к ней. Что же до взаимности чувств, то я не думала о ней. Виною всему, я так думаю, стало его праздное отношение к людям, и к женщинам в том числе. Ни одна красавица столичного раута или большой сцены не вызывала у него хоть какой интерес, тогда как мои взоры безраздельно принадлежали ему. Я с величайшим рвением изучала лорда Элтби, его повадки, капризы и недовольства, и в результате пришла к выводу, что предстану перед ним другом или сестрой. Я буду верной, доброй и мудрой спутницей. Долгими вечерами я стану играть ему на фортепиано и читать душевные романы, и надеяться на чудо, что спустя годы его холодное сердце оттает и откликнется на мой призыв, – леди Увелтон резко поднялась и зашагала по комнате.

Последовав примеру гостьи, она также оставила мягкий диван с замысловатым рельефом.

— Я непростительно ошиблась, Лидия, – леди Увелтон мерила комнату быстрыми шагами, — приняв самонадеянные домыслы за истину. Однако вы без усилий опровергли мои неверные суждения, тем самым перечеркнув такой, как мне казалось, безукоризненный план.

— Я?.. – Она была не в состоянии удержаться. Предположение леди Увелтон вселяло в нее все больший ужас и подозрение. Уже то, что поведала ей эта молодая особа было невообразимо и исключительно по своему значению, а ее предполагаемая причастность к отношениям лорда Элтби с леди Увелтон и вовсе не укладывалась в голове.

— Может ли быть, чтобы вы не видели, Лидия, — вмиг обернувшись к ней, леди Увелтон привела в движение высокую прическу из армии завитков, — как он смотрит на вас? Как он исследует вас каждый раз, и как все меняется в его обличии и поведении, когда вы говорите, или вот так смущенно смотрите? Неужели же вы не чувствуете его заинтересованности к вам, которую он, по совести говоря, и не пытается скрыть от окружающих?

 

Глава 27

Придя в себя, она обратилась к леди Увелтон.

— О, леди Увелтон, — комната с незнакомой ей женщиной все еще шла кругом, – вы все неверно поняли. Вы и представить не можете, как ненавистно лорду Элтби уже само упоминание о моем имени…

— Ну что же, — во влажных глазах леди Увелтон застыло то единственное, что значило для нее так много, — все в ваших руках, и лишь вам дано развеять вконец опротивевшие мне подозрения. Никто в доме, включая и миссис Глендовер, ровным счетом ничего не знает о вас. А это значит, что вы одна можете мне помочь… Лидия, скажите же мне, что связывает вас с лордом Элтби?

Связывает? Леди Увелтон ошибалась – целая бездна пролегала между ней и хозяином дома. В каждом их споре им так и не удавалось прийти к хоть какому-то видимому согласию. Связывает?.. Связь только в том и была, что их свела неотвратимая случайность, трагическое событие прошлых лет и перст расплаты, коим столь умело и беспринципно повелевал лорд Элтби. «Их связь» была и не связью вовсе, а, скорее, стечением обстоятельств, не более…

— Боюсь, я не в праве об этом говорить. Причины нашего с лордом Элтби знакомства нераздельны с прошлым, кое и на половину мне не принадлежит, – ей нелегко было признать свое бессилие, едва ли не граничащее с отчаянием самой леди Увелтон. Открыть все означало бы нарушить негласное, но оттого не менее важное указание лорда Элтби.

— Вы отнимаете у меня то малое, на что… — глаза леди Увелтон закрылись, женщина не хотела выдавать за подрагивающими, сомкнутыми веками всю ту боль, что так давно и упорно рвалась покинуть свою телесную оболочку.

— Прошу вас, леди Увелтон, поверьте мне, я всем сердцем желаю вам помочь, – она не могла остаться равнодушной к душевному призыву молодой женщины. – Лорд Элтби знал моего дядю, и этот малоприятный факт имел свои печальные последствия, а я не больше, чем неприятное воспоминание об их прошлом.

— …которое он все же пожелал оставить при себе, – закончила леди Увелтон.

— Я думаю, не пожелал… Скорее, у лорда Элтби не оказалось иного выбора, – читая на белом лице леди Увелтон явное недоумение, она поспешила объясниться. – Я лишь потому сомневаюсь, что не знаю, как все произошло наверняка. Видите ли, леди Увелтон, но время от времени со мною происходит нечто странное, минуты неподвластного мне забвения, после которых я уже ничего не помню…

Незаметно для себя она возвращалась в некогда вселявшее страх прошлое.

— Похоже, что в тот самый день все вышло именно так, и после неожиданной встречи с Лордом Элтби я оказалась в его доме. Мои воспоминания обрывисты, но я и теперь отчетливо вижу кладбищенский лес, и то, как узкий деревянный гроб с телом моего дяди опускают в сырую землю, – она была искренна, и тем платила леди Увелтон за ее прямодушие.

— И часто с вами это случается? – леди Увелтон изучала ее так, словно видела впервые.

— Совсем нет, – ей представился недавний разговор с лордом Элтби, казавшийся по прошествии дней еще более нереальным. Она помнила и то, каким тусклым, несвязным было ее прощание, и с какой опаской она ожидала заявившего о себе приступа. Но все обошлось. Обошлось?.. Как видно, нет. С тех пор она не видела своего хозяина, отчего былые страхи обуревали ее с еще большей силой. – Однако кто знает, что будет в следующий раз? Боюсь, что мне уже не излечиться…

— Я искренне сожалею, – леди Увелтон сочувственно смотрела в ее большие глаза. – Но скажите мне, Лидия, всегда ли вы страдали этим вашим недугом?

Ответа не последовало, но по тому, как она решительно закачала головой, леди Увелтон продолжила.

— Если так, то, возможно, еще не все потеряно?

— С некоторых пор я перестала верить в чудеса.

— И все же, Лидия, надежда нас ведет … Все мы — заблудшие в пути земные создания -стремимся отыскать единственно верный выход. Впрочем, мне странно другое, — лицо леди Увелтон переменилось, а голос утратил недавнюю звучность. – Я знаю лорда Элтби, как человека хладнокровного и беспощадного, и мне трудно поверить в его внезапно вспыхнувшее чувство сострадания, даже в случае, если речь будет идти о такой неискушенной особе, как вы, Лидия. Милосердие также не свойственно виконту, как и прочие человеческие добродетели.

Две одинокие женщины оказались затворенными в безмолвных стенах, и в глухой тишине их мятежные души нуждались в спасении. И если одна из них не находила нужных слов, чтобы выразить свои догадки, другая их попросту не искала.

Нет. Ее сердце желало знать все, и того едва слабого «прикосновения», что ее удостоила леди Увелтон, было достаточно, чтобы разжечь в ней жаркий огонь. Ее мысли понеслись по доселе неисхоженному пути: она по-другому взглянула на бледно-молочное небо и лес, видневшийся из окна комнаты. Леди Увелтон разбудила в ней разноречивые чувства, которые всецело занимали ее разум.

— Глупо было думать, Лидия, что разговор с вами поможет мне решить столь непростую задачу. Однако я вам благодарна за искренность. Вы не просто выслушали меня, но и поделились сокровенным. Я верю, что Всевышний услышит ваши молитвы и избавит от незаслуженных мучений. А пока, Лидия, вы должны помнить, что служите на человека непредсказуемого, человека, который видит злой умысел даже в том, что ни природою, ни любым другим живым существом не было предуготовлено. И если лорд Элтби что-то возжелает, уж будьте уверены – он ни перед чем не остановится, и ни за что не откажется от своих намерений. Я всего лишь хочу вас предостеречь, – леди Увелтон вернулась к ней. – Мне нужно ехать…. Помните, я открыла перед вами сердечную тайну, кроме вас о которой неведомо никому.

Она повернула в сторону двери, но сделав всего несколько шагов, вновь обратилась к ней.

– И еще одно: Миссис Глендовер время от времени мне пишет о том, что случается в доме. Она довольно знает, но уже, конечно, не все…. – она на мгновение умолкла, — вам, Лидия, несвойственно помногу говорить, но отчего-то мне кажется, что теперь я все о вас знаю. Ваше лицо и глаза говорят куда больше, чем может сказать человек…

Она отчетливо слышала стук своего сердца, наполненного до самых краев невыносимой болью. Лорда Элтби «любили» — она невольно задержалась прежде, чем смогла произнести про себя это слово, наотрез отказываясь принимать услышанное за правду. Как можно, думала она, любить тщеславное, грубое, надменное и жестокое? Все это было равносильно тому, чтобы любить горькое или затхлое, и в ее глазах такое сравнение выглядело более чем убедительно. Но как только она уверилась в своей правоте, на ум пришла одна из немногих ее детских шалостей.

Еще ребенком, в самом расцвете незрелого озорства она пробралась к родительскому буфету и тайком вкусила оказавшийся отцовским бренди многолетней выдержки «запретный плод», которым тот потчевал бесчисленное количество своих гостей. Она хорошо помнила, как темный напиток обжог ее горло, и как внутри ее все запылало подобно вулканической лаве. Несколько мгновений сильные спазмы мешали впустить в легкие воздух, но вскоре они остались позади, сохранив по себе лишь горьковатый привкус во рту. Вслед за тем она ощутила несказанный прилив сил во всем теле, беззаботность и оживление, подарившее ей небывалую доселе радость. Но хмельное веселье было недолгим, на смену ему подоспели головная боль и легкая дурнота. Краткий миг счастья задержался в ее памяти на годы, так же как и тягостное похмелье после него. И все же, она должна была признать, что многих так и не уберегли от пагубной привычки ни едкий вкус, ни бессменная утренняя болезнь. Вот и ее дядя, Генри Оутсон, всему предпочитал огненную жидкость и крепкую сигару, ведь те дарили ему опоенную усладу – наслаждение, граничащее со смертью…

Выходит, это она допустила промах, и ее первые предположения были неверными. Не всех восхищает праведность и чистота. Напротив, люди решительно тянутся к палящим языкам костра. Стало быть, она ошиблась в леди Увелтон. Но разве только относительно ее? Миссис Глендовер – «… довольно знает, но уже, конечно, не все» — была о многом осведомлена, и что есть мочи стремилась скрыть доподлинные чувства леди Увелтон, рисуя ее кроткой и несчастной жертвой предстоящей свадьбы с виконтом. А что же лорд Элтби? Как он жил со всем этим, и так ли заботило его самого скорое венчание с леди Увелтон? Он по-прежнему пребывал в тени своей вездесущей и все-опережающей «славы». Но едва ли ее поразили расчетливость и прагматичность предложения лорда Элтби, подтвердившие лишь то, что и всегда – он был таким, каким ему угодно было быть. На нее подействовало другое, куда более непредвиденное обстоятельство – она узнала, что лорда Элтби могли не только бояться, покорно повинуясь и подчиняясь ему, его также могли любить, и любить до того сильно, чтобы осмелиться и преступить условные запреты…

— Вы все еще здесь, Лидия? – в дверях показалась небольшая фигура предприимчивой миссис Глендовер. – Приехал лорд Элтби, и нам было бы лучше воротиться на кухню.

— Да, вы правы. Я совершенно забылась, – она и не заметила, как серый вечер пришел на смену зимнему дню.

Миссис Глендовер подошла к ней вплотную и, зажав ее влажную ладонь в своей худощавой руке, закончила:

— Все образуется, дорогая моя. Вот увидите, все непременно будет хорошо…

Как и некогда леди Увелтон, женщины покинули комнату. В сопровождении миссис Глендовер она держала путь в ту часть дома, в которой ей и надлежало быть.… Прибыл ее хозяин, и все следовало вернуть на свои места: прислугу дома на кухню, медно-желтый закат за горизонт ушедшего дня, темные стены и высокий потолок за тусклый свет горящих свечей, а чувства леди Увелтон, как и ее собственные страхи, глубоко внутри… Двух вечерних спутниц провожало беспрестанное тиканье часов – что-то должно было произойти, и ее угнетало это леденящее душу предчувствие. Вечер только вступал на влажную от беспросветных дождей землю. Близилась ночь…

 

Глава 28

В холле дома их ждала встреча с почтеннейшим мистером Брауном. Дворецкий ловко управлялся с верхней одеждой хозяина. В это время сам хозяин вознамерился было покинуть холл, однако его опередили – двери с шумом распахнулись, разом приведя в действие несчетное количество изжелта-красных огоньков, искусно обрамляющих стены холла. На пороге показался энергичный гость лорда Элтби. Мистер Скотт весьма театрально раскрыл свои объятия, и обратился к лорду Элтби.

— Роберт, я уж и не чаял тебя застать… – мистер Скотт, как и нынче днем, излучал жизнелюбие.

— Мой друг, ты не поверишь, но меня вновь задержали дела, – лорд Элтби проявил небывалое до сей поры усердие, изобразив на своем лице улыбку. – Но если ты позволишь, мне и четверти часа будет довольно, чтобы присоединиться к тебе в гостиной, после чего я буду в полном твоем распоряжении.

Между тем, она с миссис Глендовер оставалась в тени, где смиренно дожидалась ухода лорда Элтби. Они не скрывались намеренно, но, вместе с тем, в темном углу дома их едва ли могли обнаружить. Спиной она слышала холод безжизненных стен, и лишь тщетно пыталась унять обуявшую ее дрожь. Впервые за долгие часы тягостных и гнетущих раздумий она увидела лорда Элтби. Он был все также неприступен, строг и недосягаем для нее.

— Ты непременно должен ее увидеть, она великолепна, — мистеру Скотту не требовалось называть имя своей новой «избранницы», поскольку он и предположить не мог, что кто-то в эту минуту расценит его слова неверно. – Я не знаю другого такого животного, способного сравниться с ее красотой…

— Тогда потрудись объяснить, для чего же было громыхать с самого Лондона в лишенной всякого простора карете, имея, как ты сам выразился, «такую» лошадь?

— О чем это ты? – изумленный голос мистера Скотта, казалось, раздался совсем близко от нее. – Я прибыл один, верхом на Олимпии.

Лорд Элтби изменился в лице, его уже не заботили восторженные возгласы мистера Скотта, он явно утратил интерес к недавнему предмету разговора.

— Миссис Глендовер, — не обернувшись и не переменив своего месторасположения, лорд Элтби адресовал свои слова к стоящей на почтительном расстоянии от него женщине. – В моем доме были посетители?

Неужели они могли предположить, что этот человек не узнает о визите леди Увелтон? Лорд Элтби знал не только о присутствии миссис Глендовер, он запросто сумел распознать на размытой в тусклом свете гаснущего дня дороге следы от кареты, и уж наверняка не упустит случая допросить миссис Глендовер со всей присущей ему строгостью. Он все видел и слышал, и даже больше, он мог легко сопоставить возникшие у него подозрения с ранее добытыми фактами, и тем самым получить верный ответ. Из всего этого следовало, что уже скоро лорду Элтби будет ясна картина случившегося в его отсутствие. Было верхом самонадеянности думать, что им удастся скрыть правду от своего хозяина, и та малая вера в изворотливый ум миссис Глендовер, что еще секунду назад теплела в ее сердце, угасла.

— О, сегодня было вдоволь посетителей, милорд, – оживленный голос миссис Глендовер вернул ее к жизни. – Из деревни привезли ваш недавний заказ и, так как мистер Дерккот управился раньше положенного срока, я позволила себе (от вашего имени, разумеется) поблагодарить миссис Дерккот и их славных детишек. Ведь вы знаете, как тяжело они трудятся изо дня в день… — лорд Элтби едва ли слышал миссис Глендовер, она продолжала, — Во второй половине к нам пожаловали мистер Гристер с сыновьями. Они хоть и оказались людьми услужливыми, но я вынуждена была им отказать – их мука плохо просеяна, а ее цвет? Этот, милорд, если хотите знать, оливково-серый цвет, ни чем не лучше за белую глину.

Миссис Глендовер перевела дыхание, меж тем, как лорд Элтби, похоже, только готовился к наступлению. Он, весь как есть, повернулся к своей домоправительнице, и сделал шаг в их сторону. Миссис Глендовер последовала примеру хозяина дома и тоже вышла на свет.

– Ах, да.… Я напрочь забыла о докторе Рилкоте – он самолично пожаловал, дабы осмотреть недавнюю рану на руке Вилли, и был приятно удивлен тем, как быстро мальчик идет на поправку.

Все, о ком так красочно говорила миссис Глендовер, действительно навещали дом лорда Элтби в этот день, за исключением одной особы, имя которой пожилая женщина не смела назвать во всеуслышание. Подобным образом миссис Глендовер сообщила лорду Элтби все то, что посчитала возможным. Теперь женщина молчала. Тишину нарушил сам лорд Элтби.

— У доктора Рилкота дела идут определенно хорошо, не так ли, миссис Глендовер? – на сей раз вкрадчивая речь лорда Элтби соответствовала безобидной, и даже задушевной беседе. Но и с этой иллюзией пришлось вскоре проститься. – Еще неделю назад он мог позволить себе изъезженную двуколку, в упряжке которой прихрамывала гнедая кобыла куда старше Вилли. Ни о мистере Дерккоте, ни о мистере Гристере я ровным счетом ничего не знаю, но рискну предположить, что и им «не под силу» содержание экипажа.

Лорд Элтби с натиском закончил свое выступление с той особой интонацией, которая не предвещала ничего доброго. Она вспомнила недавние слова леди Увелтон: «…он видит злой умысел даже в том, что ни природою, ни любым другим живым существом не было предуготовлено». Но с этим человеком нельзя было не согласиться – он обладал чрезвычайным, а порой и вовсе сверхъестественным чутьем.

— Боюсь, Джереми, что мне придется отложить наш разговор, – лорд Элтби вернулся к мистеру Скотту. — Моей прислуге, как видно, потребуется больше времени, чтобы обо всем как следует поразмыслить.

— Если тебе понадобится моя помощь, — мистер Скотт грозил оказаться не к месту услужлив, — ты знаешь, где меня найти.

— Благодарю, Джереми, однако, я предпочитаю собственнолично решать домашние дела, – похоже, что лорд Элтби желал «расправиться» со своей домоправительницей без постороннего вмешательства. – Позволю себе также заметить, что вы, миссис Глендовер, оставляете меня без заслуженного ужина в кругу друзей после трудного дня. Я жду вас на кухне, и верю, что привычная для вас среда и дорогая сердцу обстановка пойдут вам на пользу.

Лорд Элтби удалился, и следом за ним покорно прошла миссис Глендовер. Не издав ни единого звука, вышел и мистер Скотт, оставив раздосадованного мистера Брауна ни с чем. Она отпрянула от холодной стены и поспешила туда, где вершились людские судьбы — к человеку, что беспрепятственно пользовался правом быть мессией.

Она шаг за шагом приближала себя к тому, что было и так неизбежно. Понимая это как никто другой, она бежала от всего, что случилось с ней в доме лорда Элтби, и еще больше от того, что должно было произойти, но на деле выходило, что бежит она по замкнутому кругу. Ее ожидал последний поворот по сумрачным коридорам дома, после которого она увидела свет.

В нескольких дюймах от наглухо запертой двери собрались те, кто, невзирая на поздний час и опасения быть застигнутыми врасплох, оказались небезразличны к дальнейшей участи миссис Глендовер. Среди прочих были кухарка лорда Элтби, миссис Ларсон, Эмма с Кити, Стюарт со своими братьями и другие. Все придерживаясь одного негласного правила и молчали. Редкие попытки кого-то из собравшихся заговорить пресекались.

Все ожидали, чем закончится беседа лорда Элтби со своей домоправительницей… Все, пожалуй, кроме нее. Она наперед знала исход этой встречи и готовилась встретиться с лордом Элтби. И если миссис Глендовер была лишь отчасти замешана в истории с визитом леди Увелтон, то ей досталась ведущая роль, значение которой ей вряд ли удастся скрыть.

Прошло чуть больше десяти минут и дверь отворилась. Хозяин дома вышел к своим подчиненным.

— Полагаю, для всех вас это послужит хорошим уроком, — на ходу, не прерывая свой путь лорд Элтби обратился к прислуге. — Что же касается миссис Глендовер, по моему глубокому убеждению, этот совет уже едва ли окажется для нее полезным.

Она не желала принять настоящее, что как куш ледяной воды окатило ее. Миссис Глендовер и словом не обмолвилась о леди Увелтон, а, следовательно, и о ней. Тем самым женщина пожертвовала собой, своим местом в доме и прожитыми в нем годами.

С нее было довольно бесполезных самоотречений. Она давала обет лорду Элтби и леди Увелтон молчать, но что стоит такое молчание, когда оно разрушает судьбы невинных людей. Нарушив взятые обязательства, она возьмет провинность на себя, и будь, что будет. Спасти миссис Глендовер – это, по-видимому, то немногое, на что она еще способна.

— Милорд, позвольте, возможно, я сумею объясниться за миссис Глендовер.

Она боле ничего не видела вокруг – ни изумленных лиц, озадаченных ее выпадом, ни сурового выражения лица лорда Элтби, ничего…

— Будьте любезны, мисс Оутсон, — лорд Элтби снизошел до того, что обратил на нее свое внимание.

Она решилась на многое, и готова была поведать обо всем, что знала, не смущаясь обступившей ее прислуги. Она уже было открыла рот, чтобы начать, но вовремя остановилась. Ее предупредил хозяин.

— Не думаю, что это подходящее место для нашего разговора, мисс Оутсон. Прошу… – он указал жестом в сторону библиотеки, и теперь она, как некогда миссис Глендовер, кротко проследовала за лордом Элтби.

Спустя еще один поворот, не отставая ни на шаг от мужчины, что всегда шел впереди, она дала себе немой обет. Она сохранит чувства леди Увелтон от лорда Элтби, но если и это окажется невозможным, она не остановится на половине дороги, а преодолеет всю ее до конца. Она непременно должна спасти миссис Глендовер, вернув той заслуженное годами преданной работы место. Но она помнила и другое – то, что своим признанием она губит самое себя, и, отказываясь от будущего, вновь возвращается к прошлому. Однако сегодня вечером ее недавние страхи представлялись иначе – отныне они ее не страшили. Ее лишь томили минуты ожидания, которые тянулись вместе с ней по узким коридорам дома. Лорд Элтби размеренно шествовал своим домом, и ей даже чудилось, что он предвкушает очередное ее заведомо проигрышное выступление.

Что ж… Она облегченно вздохнула, увидев, как открывается перед нею дверь. Желая вконец освободиться от мучительного бремени, она спешила на раз покончить со всем, что связывало ее с домом лорда Элтби.

 

Глава 29

— Я весь в вашем распоряжении, мисс Оутсон, – тон лорда Элтби не изменял своему хозяину. Он, как и раньше глумился над теми, чьи судьбы так или иначе оказывались в его власти. – Я обернулся на слух, и с нетерпением ожидаю вашего рассказа.

— Вы должны обещать мне, милорд, что миссис Глендовер, останется здесь… — ее первые слова никак не вязались с фривольным настроением лорда Элтби, коим тот без труда мог пожертвовать во имя увольнения подчиненной. Она в полной мере отдавала себе отчет, что, начав таким образом свое повествование, рискует вызвать бурю негодования у хозяина. Но дело было сделано, и так, как лорд Элтби молчал, она закончила:

– Это единственное мое условие.

— Все будет зависеть от вас, и от того, что вы поведаете мне, – он неспешно отвечал ей своим уже привычно низким голосом.

— Я скажу вам правду, милорд, – она прервалась на мгновение только для того, чтобы еще раз обратить на себя внимание, — я вам обещаю.

Выражение лица лорда Элтби переменилось. Беспутствующие во взгляде огоньки озорства покинули его, и он принял свойственный ему облик.

— Мой дом навещала леди Увелтон, — лорд Элтби вновь заговорил с ней. – Можете ли вы ответить что ей было угодно? И боле я вас не держу…

Вот так… Он знал о приезде леди Увелтон, а ничего кроме этого факта миссис Глендовер не могла добавить. Стало быть, настал ее черед говорить, и лишь сказав обо всем, она сможет оставить дом лорда Элтби навсегда. Но, приняв такое непростое решение, ей следует быть наготове. Она обязана уберечь то немногое, что в ее власти, и быть осторожной с лордом Элтби.

— Леди Увелтон пожелала сохранить свой приезд в тайне от вас, милорд, – она готова была рискнуть, и сыграть с ним в его же игру.

— Для этого мне не нужно было вас приглашать, — лорд Элтби переменил позу и продолжил. – Меня не интересуют причины, по которым она столь любезно скрыла свой приезд от меня, напротив, я хотел бы знать, что или кто в моем доме вызывает у леди Увелтон такой неподдельный интерес?

— Возможно, все дело в доме, — она чувствовала, как почва уходит из-под ног, — который в скором будущем окажется ее кровом…

— Все неверно, мисс Оутсон, и, коль я так добр сегодня, вот и вам мой совет – не беритесь за непосильную ношу, – он перевел свой взгляд на камин. — Если хотите, я облегчу непростую задачу, и вам довольно будет ответить на мои вопросы… — лорд Элтби возвращал себе утраченное «расположение духа». – Итак, мисс Оутсон, видели ли вы собственнолично эту особу?

Всем своим видом лорд Элтби показывал, что, играя с ней в «кошки-мышки», именно ему досталась роль упитанного, с наточенными когтями кота… Как же ей хотелось разубедить лорда Элтби в этом!

— В таком случае, предлагаю упустить этот и, вероятно, еще несколько вопросов, и перейти к основному, милорд, – она продолжала сидеть на стуле, что так любезно был указан лордом Элтби. – Леди Увелтон приезжала для того, чтобы поговорить со мною с глазу на глаз. И, так как я ответила на наиглавнейший вопрос, могу ли я рассчитывать на данное вами слово сохранить место за миссис Глендовер?

Лорд Элтби не сразу ответил, однако он оставил языки пламени не у дел, и перевел свой взгляд на нее.

— Вы рискуете потерять ферзя, мисс Оутсон. Ко всему прочему вы забыли еще об одном немаловажном обстоятельстве – моя королева у вас на подступах, – лорд Элтби не изменил положения, но она всем своим существом почувствовала, как неуютно ему было в своем кресле. – Никоими обязательствами перед вами я не отягощен, и в решении вопроса о миссис Глендовер еще рано ставить точку.

Она ожидала подобного ответа, и знала, что ее собеседник так просто не откажется от «победы».

— Миссис Глендовер не вольна отвечать за прегрешения других. Кто и заслуживает на ваш праведный гнев, так это я… – она собралась с мыслями для решающего выпада. – Следовательно, мне и надлежит оставить ваш дом.

— О чем с вами говорила леди Увелтон? – лорд Элтби, казалось, не слышал ее признания. Он стоял на своем. – Я повторю, мисс Оутсон, вопрос: о чем с вами говорила эта особа?

— Я не думаю, что могу вам рассказать об этом, милорд.

— Вы забываетесь, мисс Оутсон. Не стоит вам испытывать мое терпение, – лорд Элтби поднялся с места и направился к ней. – Я рано или поздно обо всем доведаюсь, и ваше упорство не имеет смысла. Поверьте мне на слово, расчет со службы – это далеко не самый страшный исход неудачного предприятия. Вы всего лишь слабая женщина, и будет вам искушать судьбу.

Она зашла в тупик. Лорд Элтби не оставит ее в покое, пока не выяснит все до конца, но ее плачевное состояние в том и заключалось, что ей ни за что не спрятать правду за лживыми вымыслами. Он с легкостью распознает низкопробную фальшь.

— Неужели вы думаете, что леди Увелтон может причинить вам вред? Неужели….

— Полно… – ее прервал, чуть сдерживаясь от обвального гнева, лорд Элтби.

– Я в последний раз даю вам возможность высказаться, мисс Оутсон. Не допускайте одну и ту же ошибку дважды…

— Леди Увелтон говорила о вас, милорд, – вернувшись к тому, с чего и следовало ей начать, она целиком и полностью отдалась на милость случая. Ей никогда не приблизиться к лорду Элтби, он всегда будет за гранью ее досягаемости, и никоим образом не совладать с неравным соперником. Так стоит ли этим терзаться?

— И вас не удивил выбор леди Увелтон? – едва заметил ее хозяин.

После всего случившегося сегодня, что и могло ввести ее в замешательство, так это «ответ» самого лорда Элтби. Какое ему дело до того, что она думает, и разве ему было не любопытно узнать, о чем ей сообщила леди Увелтон? Она оказалась на краю крутого обрыва, под носками ее изношенных ботинок земля осыпалась, угрожая подхватить ее вместе с высохшей и примятой от бесконечных ветров травой.

— Она объяснилась с вами, мисс Оутсон? – лорд Элтби не унимался.

Ей было не по плечу разгадать очередной замысел этого человека, но у нее не было сомнений в том, что лорд Элтби что-то задумал. Она оставила вопросы хозяина без ответа.

— Вы обладаете удивительным качеством, мисс Оутсон: когда вам становится не под силу признаться в чем-то, вы отмалчиваетесь. Но этим-то вы и выдаете себя – ваше безмолвие выразительнее любых слов.

Лорд Элтби растянулся в ленивой улыбке, обнажив белоснежные зубы.

– Итак, вам известны некоторые соображения леди Увелтон. Осталось выяснить малое: как далеко в своих суждениях смогла уйти моя будущая жена?

Она сбилась с толку, утратив ход мысли лорда Элтби. Он же нарочно продолжал ее запутывать. Однако какое ей дело до того, что затевает сей властолюбец, ведь ей уже нечего было терять, и лишь одно, как и раньше занимало ее ум – будущее миссис Глендовер.

— Но если так, и вам, милорд, без особых на то усилий открылись упомянутые факты, справедливо ли думать, что вы перемените свое решение, относительно миссис Глендовер?

— Да что с вами? – лорд Элтби буквально обрушился на нее. – С чего вы вообще взяли, что я намереваюсь выдворить миссис Глендовер?

— Как же так? Вы сами говорили о том, что ваши советы отныне бесполезны для миссис Глендовер, – она недоумевала, отказываясь понимать лорда Элтби.

— И я готов повторить сие перед присяжными, мисс Оутсон, – лорд Элтби миновал ее стул и устремился к окну. – Эта женщина уже давно взяла за правило пренебрегать моими советами, и даже больше, мои распоряжения поддаются ее рачительной критике. Но это вовсе не означает, что я возьму на себя смелость и попытаюсь «избавиться» от нее. Это практически так же невозможно, как и вынудить говорить вот эту статуэтку. – Он издал короткий смешок, и указал на строптивого мраморного ангела, «забавлявшегося» среди бесчисленных томов и сборников книг.

— Почему же вы мне не сказали об этом в самом начале? – ей все громче слышались удары своего сердца.

— А как, по-вашему, я должен был поступить, дабы заполучить необходимые мне сведения? – лорд Элтби снова показался на ее горизонте.

— Это нечестно, вы беспрепятственно воспользовались мной, — она опустила голову и обреченно вздохнула.

— Вы так ничему и не научились, мисс Оутсон. А ведь никто не обещал быть честным… по крайней мере, я, – лорд Элтби вкушал плоды своей изворотливости. – Войдя в эту комнату меньше часа назад, я ничего не знал о том, кто был в моем доме. Не стану скрывать, что вы подтвердили одни только мои догадки, сказав даже больше, чем я мог предположить. И знаете, какой из этого следует вывод? В своем желании спасти миссис Глендовер вы и себя погубили, и выдали леди Увелтон.

— Вам боле ничего не узнать от меня, – ей нелегко было удержаться.

— Мисс Оутсон, а что еще ко всему прочему вы можете добавить, — тень лорда Элтби легла на ее лицо. – Судите сами: леди Увелтон, нарушив нормы приличия и общественный церемониал, навестила вас в мое отсутствие, сознательно предпочла вас в собеседники, и заблаговременно выбрала тему для обсуждения, то есть меня. Неужто сия молодая и образованная особа могла уподобиться до бессмысленной болтовни? Она сообщила вам что-то очень важное, и я склонен думать, что неслучайно. Вы еще следите за развитием моих умозаключений? – она усердно разглядывала подол своего платья. – В таком случае, я продолжу. Наверняка леди Увелтон преследовала собственные корыстные цели, и, поведав вам свою тайну, рассчитывала на ваше откровение взамен. Решив, какую ценность для леди Увелтон представляете вы, мы и ответим на главный вопрос.

— Вы в каждом человеке видите врага, милорд. Леди Увелтон также невинна, как и добродушна, а вы просто не допускаете этого. Ее чувства не запятнаны, но вы нарочно их не желаете замечать, – она осеклась, поспешно прикрыв ладонью свой рот, но было уже поздно.

— Я больше вашего осведомлен о чувствах леди Увелтон, мисс Оутсон, — его голос однозвучно стучал по ее вискам, — я успел познакомиться с ней. Такие люди как она во всем поступают по своему усмотрению. И пусть их целью служат не материальные выгоды, а собственное честолюбие и значимость, это не мешает им выстраивать изощренные планы «захвата и покорения». Но что действительно вызывает мое уважение к леди Увелтон, так это ее проницательность, мисс Оутсон, – лорд Элтби одною рукой оперся о край стола, и заглянул ей в глаза. – Ее пасьянс в точности сошелся с моим раскладом…

 

Глава 30

Превратные мысли, что выстроились одна за другой, тянули ее ко дну. Лорду Элтби оказались известными переживания леди Увелтон, и он был к ним безучастен. Более того, ее хозяин был увлечен иным занятием, доведавшись о приезде леди Увелтон этим вечером, он вел только ему известную партию. Он был повсюду: в этой комнате, в темноте окна, и в порывах ветра за ним, и, казалось, не было такого места, где бы она могла укрыться.

— Что вы думаете делать, мисс Оутсон? – у лорда Элтби едва ли исчерпался запас вопросов. Но, так как она меньше всего нынче думала о своем будущем, она последовала примеру хозяина, и оставила вопрос без ответа. Лорд Элтби не упрямился, он говорил дальше. – Если вам интересно мое мнение, я готов поделиться им с вами.

Ей было безразлично, однако тот продолжал.

— Как бы вы, мисс Оутсон, не усердствовали, эта работа не по вам. Сознайтесь, ведь я прав?

Он был прав, всегда и во всем. Она успела привыкнуть к подобному обстоятельству, но на этот раз, будь у нее силы, она бы нашлась и дополнила его монолог еще одним признанием. Эта жизнь не по ней, и она устала с этим бороться. Ей хотелось одного: покинуть эту комнату, выйти из дома, и отправиться по разбитой от дождя и лошадиных повозок дороге в неизвестность. Она желала заблудиться в незнакомом лесу, скрыться от людей и мира, и, поскользнувшись на мокрых и опавших листьях, сорваться в пропасть.

— Вам нужен небольшой дом с палисадником, говорящий попугай и сто фунтов в год, – перспективы лорда Элтби поразительно отличались от ее собственных суждений. Внезапно ее взгляд перестал блуждать по комнате, и устремился в сторону хозяина. За то недолгое время, что она оставила своего собеседника без внимания, его черты изменились, и хотя голос был все так же спокоен и сдержан, глаза обратились на две непроглядные прорези, брови сошлись на переносице, а тонкая и без того линия рта чуть ли не растворилась на смуглом лице. Она изучала лорда Элтби так, словно была незнакома с ним прежде.

Высокий мужчина сделал еще один шаг в ее сторону. Их разделял только угол старинного стола, и она отчетливо услышала его сдавленное дыхание.

– Я бы предпочел обо всем вам поведать без вмешательства леди Увелтон, но коль так…

Лорд Элтби смолк. До нее с трудом доходил смысл слов лорда Элтби. Происходило что-то невероятное, что-то, что она никак не решалась принять ни сердцем, ни умом. Она резко поднялась со стула и отступила назад.

– Я не причиню вам зла, мисс Оутсон. И если вы вспомните, я вам уже однажды об этом говорил. Впрочем, ваше смятение мне понятно, хотя лично я его не разделяю. В моем предложении достаточно аргументов, чтобы считать его как нельзя лучше соответствующим вашему случаю. Судите сами, мисс Оутсон, вскоре в этом доме появится новая хозяйка, которой будет непросто мириться с вами, а точнее, с тем особым статусом, коим вы наделены (и с этим уже ничего не поделать). Постоянные придирки и нарекания на работу еще боле ослабят ваш неспокойный дух. Вы окажетесь меж двух огней, ведь при всей любви к вам, миссис Глендовер останется до конца преданной моей законной избраннице. Что же касается города, вы и сами знаете, что это для вас губительно. Но стоит ли себя изводить, когда вы можете всецело подчинить все неуемное буйство красок бытия одной себе? Да, да, себе… жизнь во имя себя не так дурна, мисс Оутсон. Вашими друзьями станут книги, а ваша свобода – залогом мирного существования.

Дом… Неужели он действительно предлагает ей «жизнь», о которой она так безнадежно грезила? Нет, лорд Элтби не имеет права, он не смеет с ней так поступать, ибо он знает, как велик соблазн, и как будет непросто ей удержаться. Ведь она человек из плоти и крови, и обманному существованию будет так нелегко предпочесть «честную» погибель.

— Я в полной мере располагаю сведениями о том, что люди думают на мой счет, мисс Оутсон. И я с ними, как никто, солидарен, – лорд Элтби протягивал каждый слог, отчего его речь походила на одно нескончаемое, мучительное слово. – Но это не значит, что я не могу быть приветливым, и я не стану подолгу обременять вас своим присутствием…

— Зачем? Скажите, зачем вы это делаете со мной? – Ей все было неугодно, от первого до последнего звука, небрежно вырвавшегося из его уст. Лорд Элтби преодолел оставшееся между ними расстояние.

— Так уж вышло, Лидия, что я предпочел ваше общество, — лорд Элтби не шутил. Он, как никогда был серьезен. – И что в этом дурного, позвольте спросить? Я с вами искренен и в своем соглашении не нарушу ни единого пункта, будьте уверены.

— Уверена? – ей было не под силу сдержаться. — Я могу быть уверена лишь в одном – вы обманули меня! О каком соглашении может идти речь? Вы, кто добивается всего любой ценой, использовали обман в корыстных целях. Я поведала вам то, что ни в коей мере не должна была…

— Я сделал так для вашего же блага, что толку скрывать и без того бесполезные факты. Леди Увелтон ничего не добьется, я равнодушен к ней, и так будет всегда. Считайте, что я, как врач, прописал вам иную жизнь…

— Перестаньте, — она не могла больше слушать лорда Элтби, — прошу вас.

Она попыталась вырваться из невыносимого «плена» властолюбия, но тщетно – лорд Элтби удержал ее подле себя.

— Скажите, что вам нужно, назовите вашу цену, – лорд Элтби заключил ее в свои объятия. – Для меня нет ничего неподвластного.

Лорд Элтби протянул свободную руку к лицу молодой женщины и тотчас подчинил его себе. Она напрасно вырывалась, что есть мочи, боролась с острыми пуговицами и воротом куртки, но никак не могла совладать с темными демонами хозяина. Лорд Элтби закрыл от нее тусклый свет камина, и в наступившей темноте она ощутила его. Вся сила этого человека поместилась в прерывистом дыхании, требовательных движениях губ, и длинных пальцах, сомкнувшихся на ее спине. Мгновение спустя, приоткрыв сомкнутые веки, она увидела искаженный рот лорда Элтби, все в той же нестерпимой близости от себя.

— Вы ничем не лучше вашего отца, милорд, – она выдохнула из легких воздух и больше не сопротивлялась – напротив, ее руки крепко сжимали края мужской куртки.

— А чего же вы ожидали, мисс Оутсон? Я сын своего отца… — его губы растянулись в притворной улыбке, – у меня в детстве было множество дурных примеров, и вы как никто другой о них осведомлены.

— Если так, то стоило ли мстить своим обидчикам? – она понемногу приходила в себя, белые кисти ее рук резко выделялись на фоне черной материи, под которой она явно ощущала удары чужого сердца.

— Я не привык быть должным, мисс Оутсон, – лорд Элтби наклонился к ней, и едва касаясь губами ее уха, закончил: – Я возвращаю свои долги даже спустя десятилетия.

Лорд Элтби смолк, но не успокоился. Его несдержанные прикосновения становились все настойчивее, и он все более требовал на них ответа.

— Скажите мне «да», Лидия, дайте мне свое согласие, — лорд Элтби решительно наступал.

— Милорд, я не могу этого сделать…

— А я говорю вам, что можете, — лорд Элтби оставил ее, и вернулся к огню камина. – Что вас держит? Чужие обязательства, репутация или возмездие Всевышних сил? Нет, мисс Оутсон. Вы сами говорили мне об этом, пусть не так открыто, но я хорошо умею слушать и слышать то, о чем молчат. Вы можете мне назвать истинную причину вашего отказа?

— Леди Увелтон… — она не верила себе и словам, которые слетали с ее онемевших уст.

— И только? — лорд Элтби устремил на нее свой испытывающий взгляд.

— Разве вам этого недостаточно, милорд? – она слышала, как кричала сова за окном, — или ей также уготована расплата за стремление к счастью?

— Не приписывайте мне того, мисс Оутсон, чего нет и не было, – лорд Элтби негодовал, и характерная жилка на его шее пульсировала, выдавая в нем несдержанность нрава. – Я не скрываю перед леди Увелтон того факта, что мои чувства к ней ограничены интересами от слияния двух семейных капиталов. Я не приверженец светского общества и его законы мне претят, однако отказаться от них было бы большой глупостью. Мой выбор продиктован исключительно здравым смыслом, но я не намерен стеснять леди Увелтон в будущем.

— Вы думаете, милорд, леди Увелтон в этом нуждается? – она смотрела на высокого мужчину и силилась понять его доводы. – В ваших руках ее счастье, и вы так просто от него откажетесь?

— А знаете, что отличает меня от графа, — лорду Элтби определенно нравилось оставлять ее вопросы без ответа. – У нас разное представление о счастье. Отец однажды предположил, что моя мать «заслуживает» на благосклонность мистера Оутсона, в то время как я убежден, что нет ничего лучше, чем позволить самому человеку сделать свой выбор. Леди Увелтон его сделала, равно, как и я, – лорд Элтби ненадолго замолчал, после чего снова заговорил к ней.

– Но меня интересует другое, мисс Оутсон, какое решение вы бы приняли, не окажись леди Увелтон моей суженой? Вы бы ответили согласием?

Она не знала, сколько еще сможет вот так прямо стоять перед ним и говорить, смотреть в его черные глаза, пытаясь выбросить из головы минуты недавней слабости.

— Вы молчите… — лорд Элтби оторвал свой взгляд от настенных полотен, и обернулся в ее сторону. – Не понимаю. Что было такого у доктора Литхера, чего нет у меня? Я не увидел в ваших глазах ни преданности, ни любви к этому мужчине. Он был слаб, и мне достаточно представить стареющего, флегматичного, и так и не нашедшего себя мученика в его нескончаемых, но тщетных попытках что-то изменить. И этот слабый человек пытался излечить вас? От чего, скажите?

— Мне лучше уйти, – она направилась к выходу.

— Вы всегда предпочитаете уходить на самом интересном месте, мисс Оутсон. Видите, я неплохо изучил вас за эти месяцы, и я не стану скрывать, что это доставило мне некоторое удовольствие, – лорд Элтби невольно вздохнул, и она беззвучно повторила его. — Не будьте так требовательны к себе и обстоятельствам, мисс Оутсон, выберите для себя иную, лучшую участь. Подумайте еще раз над моими словами…

…В ее комнате было тепло – кто-то потрудился и разжег огонь в камине. Сухие паленья созвучно потрескивали, издавая характерный свист. Но разве была она достойна этих «почестей», заслуживала ли жить в этой чудесной комнате одна? Как странно, что поняла она это только сегодня, после неблаговидного предложения лорда Элтби. Раньше ей и в голову не приходило, что ее место с первого дня пребывания в доме отличалось от остальных, к ней было иное отношение, и с ней обходились иначе, чем с прислугой.

Преодолев легкое головокружение, она опустилась на кровать. Теперь ее ничто не тревожило и не угнетало. Ее тело послушно, словно не принадлежало само себе, отдалось на милость ночных судий. Веки ее закрылись, и она тотчас погрузилась в глубокий сон, так и не застав снежной гости, что умело управлялась за окном ее комнаты…

 

Глава 31

— Лидия, Лидия… — ее разбудил женский крик, — прошу вас, проснитесь.

Комната еще некоторое время раскачивалась на волнах струящегося из окна света, а массивный камин в утреннем танце кружился перед ее глазами. Однако все это действо длилось не дольше одного вздоха – несколько ударов сердца, и вот уже картины одна за другой не спеша возвращались на стены, а стол и стулья привычно занимали свои места. Не было ничего особенного…

— Проснитесь, заклинаю, – перед ней показалась миссис Глендовер. Беспокойный вид женщины заставил ее приподняться на локти. Похоже, что-то случилось. – Нам следует поспешить. Поднимайтесь, Лидия, их нужно остановить…

Она с трудом разбирала слова женщины, которая, ко всему прочему, действовала так же быстро, как и говорила. Миссис Глендовер освободила ее от ночного стража – стеганого одеяла – и протянула одежду. Она покорно подчинилась пожилой особе, и та помогла ей облачиться в бесхитростный наряд прислуги. Едва они закончили с туалетом, как миссис Глендовер подхватила ее под руку и они направились к двери.

— Лидия, вы должны с этим покончить…

Они с шумом преодолели коридор, затем еще один. Она так и не нашлась, чтобы остановить миссис Глендовер и выяснить все до конца. Кроме того, она была убеждена, что в ее случае единственно верным решением остается следовать за ведущим. Не иначе, как она всецело поддалась бурному течению, чтобы то затянуло ее в свой круговорот. Показалась еще одна дверь большого дома, за которой ей, одинокой перелетной птице, откроются новые горизонты. А меж тем миссис Глендовер резким движением руки распахнула дверь, и снежная пелена зимнего утра бросила ей свой устрашающий вызов. Снег укрыл собою все видимое пространство: осиротевшие поля и луга, разъезженные деревенские дороги и давно нехоженые тропки, вдали выступающие верхушки леса и чуть заметные кромки домов, и только тишина по-соседски молчала им вслед.

— Молю вас, поспешите, – голос миссис Глендовер вернул ее к реальности. – Слуги еще спят, но с минуты на минуту дом проснется, и тогда случится непоправимое.

Желая привести свою подопечную в чувства, пожилая особа слегка подтолкнула ту вперед. Белая завеса кружившего в воздухе снега буквально обрушилась на ее руки и лицо. Уже много лет она не видела такого снегопада, что подобно лебединому пуху густо сыпал на землю, увлекая и маня за собой.

Вдалеке показались две живые фигуры – надо полагать, и они являлись всего случайным эпизодом сегодняшнего заснеженного утра. Один из них был высоким, крепким мужчиной средних лет, второй если и уступал первому, то лишь в росте, и выглядел не менее сурово и воинственно среди величия здешних просторов. Она не ошиблась, перед ней предстали двое знакомых ей мужчин – лорд Элтби и мистер Скотт. Однако те не заметили ее появления. По всему было видно, что мужчины всецело увлечены собой. Она остановилась поодаль, боясь нарушить безмолвие. Мистер Скотт сделал шаг навстречу своему противнику и замахнулся. Удар вышел неточным и вряд ли мог нанести лорду Элтби вред. В отличие от мистера Скотта, ответный удар, незамедлительно последовавший от хозяина дома, оказался куда как вернее. В результате бровь мистера Скотта была рассечена и кровоточила, а уже вскоре на белом рукаве его рубашки показались ярко-алые следы от новой раны. На этом лорд Элтби не остановился, а вплотную приблизился к своему другу, и нанес очередной удар. На сей раз кулак пришелся на челюсть мистера Скотта, и видимо доставил ничуть не меньше неприятностей, чем первый. Она не могла уследить за быстрыми движениями своего хозяина, который уже с силой сотрясал сраженного мистера Скотта.

— Остановитесь, милорд, заклинаю вас… — оглушительный женский крик в мгновение ока подействовал на лорда Элтби. Он и впрямь застыл, а его руки отпустили свою жертву.

Высокий мужчина обернулся к ней:

— А, мисс Оутсон, как же… Нам недоставало зрителя, достойного подобного зрелища, – лорд Элтби развел руками, призывая всех еще раз взглянуть на происходящее. Снег под ними смешался с грязью, обернувшись на единую серую массу, одежда лорда в некоторых местах треснула, а вид мистера Скотта вызывал еще большую жалость – рубашка была окровавлена, волосы взъерошены, правый глаз рассечен, губа разбита. – Я от всей души надеюсь, что это послужит нам хорошим уроком, и, прежде всего вам, мисс Оутсон. Как видите, дружественные откровения не приводят ни к чему путному.

— Роберт, замолчи… — Мистер Скотт сплюнул кровь и обтер ладонью искаженный от боли рот, затем сделал попытку ступить, но тело его не послушалось и он пошатнулся, едва удержавшись на ногах.

— Ну что же, мисс Оутсон, в этой истории роль доброго самаритянина принадлежит ему, — он рукой указал на мистера Скотта, — а мне, по обыкновению, остается довольствоваться малым. Растление, унижение и бесстыдство – вот мой скромный удел…

Лорд Элтби стоял в нескольких метрах от нее, но и в такой близости сильный снег мешал ей разобрать лицо хозяина. Слегка расставив ноги и скрестив руки на груди, он молчал.

— Роберт, нам лучше вернуться в дом, и покончить со всем разом.

После выказанного предложения мистер Скотт обратился к ней, и уже более спокойно продолжил:

— Мисс Оутсон, вам больше нет необходимости жить под крышей этого дома…

— И что же ты ей предлагаешь, Джереми, увлекательную поездку через океан и себя в качестве спутника? Браво… — лорд Элтби разразился бурными аплодисментами, которые, впрочем, также внезапно утихли. – Лидия, вы и теперь искренне верите в могущество правды? Вы только посмотрите, к чему это может привести! Неужели я должен «платить» всем и каждому за свои желания, и, более того, за то, что говорю об этом открыто, не прибегая к лести и тщеславию? А ты, Джереми, разве не ты говорил о свободе человека, о праве его на выбор, не это ли отличает американца от закоренелого англичанина? И что я вижу, справедливости ради, ответь? Ответь, если не мне, так тысячам униженных, ответь сейчас же… Был ли у них такой выбор?

— Ты и впрямь не ведаешь, что говоришь, – мистер Скотт все еще оставался неподвижным.

— Мне лучше остаться со своими убеждениями наедине, – лорд Элтби поднял свои глаза к небу, — не смею вас больше задерживать.

Он резко стряхнул снег с головы и направился к дому. Лорд Элтби двигался быстро, и каждое его движение было совершенным. Она видела, как стремительно он поднимался по запорошенным ступеням. Еще мгновение, и его рука коснулась ручки двери. После чего, мужчина бросил беглый взгляд в сторону леса, и скрылся из виду.

— Вы не можете здесь оставаться, мисс Оутсон, — прошло некоторое время, прежде чем мистер Скотт вновь обратился к ней. – Я поспешно возвращаюсь домой, сегодня в полдень мои вещи будут доставлены на здешний постоялый двор. Олимпия отправится вместе со всем багажом в столицу. Я и вправду могу вам помочь, вы слышите меня?

Она смотрела на фруктовый сад – как же он преобразился после нынешней ночи! Пушистые ветви яблонь низко наклонились к земле, и всем своим видом походили на царственные, исполненные истинного достоинства покои.

— О, благодарю вас, мистер Скотт, — она инстинктивно попыталась сжать свои ладони в кулаки, но озябшие пальцы не слушались ее. – Вы очень любезны. Однако я достаточно путешествовала…

Грустно улыбнувшись, она продолжила:

— Пожалуй, мне пора возвращаться. Вы знаете, этой ночью мне снился родительский дом, моя деревня и длинная изгородь. Мне, как и вам, пора собираться в дорогу…

Она больше не проронила ни слова. Неожиданно взор ее прояснился, и она увидела то, что не могла разобрать так долго. Утренний снег словно озарил ее, и просветление подобно родниковой воде пролилось на ее измученное сердце.

Она так боялась жизни, а теперь узнала то, от чего не страшно умереть. Будь она другим человеком, смелым и решительным, в ее жизни могли бы еще наступить светлые времена. Но так же, как нельзя заставить солнце не покидать небесный небосвод в вечернюю пору, нельзя изменить ход ее мыслей, неровное дыхание и вселенскую тоску за утраченным, пускай и посланным ей свыше.

Последовав примеру лорда Элтби и круто повернув к дому, она оставила мистера Скотта на заснеженном дворе. Она слышала, как мужчина за спиной несколько раз окликнул ее по имени, и как он обещал помочь, если не с жильем, то с работой. Мистер Скотт говорил быстро, боясь не успеть сказать всего, но то ли густая пелена снега, то ли покой здешних мест мешал ей разобрать даже самые короткие слова. Она живо преодолела ступеньки, что еще хранили следы лорда Элтби, и вошла в дом. Ее решение было простым, и, вспоминая себя спустя время, она находила, что действовала правильно, даже в самых, казалось, своих необъяснимых поступках.

Коридор в ее отсутствие преисполнился звуками и шорохами, которые слышны были изо всех сторон – проснувшаяся прислуга выдавала себя короткими перебежками из комнаты в комнату, шарканьем у входа в кухню и беспечной женской болтовней. Съестные запахи, витавшие в воздухе, обещали необычайную усладу. Все было в предвкушении утренней трапезы, а за ней и насыщенного трудового дня, дня, в котором неведомый кто-то уже начал обратный отсчет.

Она не чувствовала своих ног, и лишь обреченно двигалась по хорошо изученному маршруту. Шла тихо, желая скрыться от посторонних глаз. Она была близка к цели. Тело ее прислушивалось к душевным призывам, но напрасно. Она осталась наедине с собой, с одинокой и сокрушенной женщиной, и печальной не оттого, что с ней происходило в прошлой жизни, а оттого, что, пожалуй, так никогда и не случится.

Она остановилась – в эту минуту она безошибочно доверяла своей интуиции. Сомнений больше не было, и ее рука легко взмыла вверх. Сперва негромко, а после все громче и громче она забарабанила в двери. Сущее мгновение показалось ей вечностью, спустя которое за дверью послышался резкий голос.

— Ступайте прочь… — она не ошиблась, лорд Элтби был в библиотеке.

 

Глава 32

— Неужели я не ясно выразился, — стук за дверью становился все оглушительнее. Тяжелая дверь сдалась под натиском сильных рук, — мне нужно повторить дважды?

Ее глаза застали лорда Элтби врасплох.

— Вам не стоило сюда приходить, мисс Оутсон.

Могло ли это значить, что лорд Элтби ее не гнал, заметив лишь, что ее настойчивость и решительность были для него в диковину? Что бы это ни значило, у нее не оставалось выбора, и она продолжала стоять на месте. Лорд Элтби воротился в комнату, оставив открытые двери скупым «приглашением» войти, и она вошла следом за своим хозяином.

— Зачем вы пришли, мисс Оутсон? – обращаясь к непрошеной гостье, лорд Элтби смотрел в окно, заботясь исключительно о том, как кружит быстрый снег. – Вы сегодня до того чудным образом обрели свободу…

На жестоком лице мужчины показалось некое подобие улыбки.

— Я пришла с вами проститься, милорд, – она следила за мужчиной у окна, который больше ни единым жестом не выдал своего удивления.

— Вы не изменяете себе, — лорд Элтби говорил в полголоса. — Вам непременно нужно быть лучше всех. Нет, — лорд Элтби обернулся к ней, — дело не в положении и внушительном благосостоянии. Вам безразличны человеческие слабости, ваши собственные куда как изысканнее. Но я вас понимаю… Не буду скрывать, вы и меня заразили этой вашей добродетелью.

Лорд Элтби снова улыбнулся и подобно французскому флибустьеру разыграл перед ней не менее театральный, чем сама речь, поклон.

— Вы должны меня простить, милорд… — вот она и подошла к самому главному, однако ей так и не дали окончить.

— Прекратите, — лорд Элтби взревел, — хватит, вы слышите. Я вам этого не позволю.

Лорд Элтби обхватил обеими руками голову, и, что есть силы, надавил на виски.

— Вы не смеете этого делать ни с собой, ни со мной. Простить вас? – он не унимался. — За что?

Лорд Элтби метался по комнате, сбивая на своем пути мебель.

— Простить ВАС? Как вы можете быть столь жалкой, и вместе с тем столь безжалостной? Простить вас – значит признать свое ничтожество, ведь это я разрушил вашу жизнь. Я свел в могилу вашего единственного покровителя, лишив всех средств существования, дал вам работу в обмен на постоянные упреки и недовольство, наконец, я предложил вам роль своей наложницы, не иначе… — его слова глухо отозвались в ее сердце. – Вы-то что сделали, что просите моего прощения?

Он смолк, глаза утратили блеск, а сам лорд Элтби больше походил на бескровное, отказавшееся от жизни существо. Пришло ее время говорить.

– Я ухожу от вас, но прежде должна вам сказать правду, — она говорила размеренно, ведь спокойствию ее духа более ничто не угрожало. – Я прошу у вас прощения вовсе не за то, что делала в прошлом, нет… Я не в силах молчать, и моя слабость пагубна. Я знаю, что обязана была скрыть это от вас, но не могу, ЭТО выше меня…

Она перевела дыхание, и вновь вернулась к беседе.

– Я солгала вам вчера, милорд. Однако лгала я не только вам, но и себе.

В самую пору и ей примерить унылую роль затворника. Лорд Элтби молчал, казалось, что он вот-вот и заполучит в собственные сети заветную птицу, редкую не своим оперением или окрасом, а скорее напротив, своей невиданной доселе незамысловатостью.

— Причиной моего отказа вам послужила вовсе не леди Увелтон, и ваши доблестные похвалы в мой адрес весьма преувеличены. Вы видите во мне иного человека, и говорю я вам это с полным сознанием сказанного, ибо это и есть правда. А она заключается в том, что мне безразлична эта молодая женщина и ее страдания (а они велики, уж будьте уверены), я забочусь по обыкновению о себе. Принять ваше предложение означает для меня проститься с покоем и с тем немногим, что я так беззаветно храню. Сказать вам «да» — все равно, что умереть, но вместе с тем жить дальше. Вы, верно, считаете мои слова нелепыми, – она вглядывалась в бледный образ своего хозяина, но на каменном лице неопытной ей было трудно прочесть что-либо.

Она продолжила.

— Я и сама представляюсь себе нелепой, до того это смехотворно, и до того немыслимо – стоять перед вами и говорить о чувствах к вам, но прошу, — она опередила его еще не сорвавшиеся с уст слова, и остановила рукой приближающегося к ней лорда Элтби. – Прошу вас, милорд, дайте же мне сказать. Все, что держит меня на этой земле, связано с вами, но мне не под силу пройти до конца и отдаться на милость судьбе, что вновь посылает мне испытания. Я не могу отречься от себя, даже во благо. Однажды я потеряла все, и что мы видим – я не стала сильней, как вы, я не сумела побороть своих демонов, они по-прежнему мучают и терзают мою душу. И если я открою вам свое сердце, а иначе мое существование подле вас невозможно, я преднамеренно навлеку на себя погибель. Рано или поздно вы оставите меня, и эта боль утраты пеплом рассыплется по вашим следам.

Неведомые чувства, что отныне живут во мне, милорд, я распознала не сразу. Они так виртуозно примеряли другие формы и обличия, что душевные страдания были мне не по плечу. Я никого прежде так не любила, и то, что было со мной до вас, уже не имеет значения. И только по вечерам я вспоминаю своего отца. Впрочем, его больше нет рядом со мной… Вы же напротив – преследуете, словно тень; и эта тень сумрачна. Вокруг вас, милорд, я не вижу ни единой пастельной краски или полутона. Все в черном цвете, и сей ореол пугает меня. И вместе с тем, неустанно влечет…

В тот день, когда я простилась с доктором Литхером, он поведал мне свою тайну, и я отпустила его. О, какими роковыми были его слова, а я, по своему малодушию и неопытности, не могла его вразумить. Его пытки были мне чужды. Теперь мне известны его мысли, его слабое дыхание и страх в глазах мне близки. И я понимаю его, как никто другой – он избавился от меня, так как знал, что ничто и никогда не переменит моей симпатии к нему.

Она опустилась на стул. Глубокий вдох придал ей сил, но отчаяние мешало ими насладиться. Она посмела любить лорда Элтби, запретив себе даже признаться в этом. Она позволила лишь в редких виденьях быть откровенной. Наконец, она осмелилась обо всем поведать своему хозяину…

Мокрые одежды прилипли к ее спине, и она едва держалась на стуле, избегая взглядом темный силуэт.

— Я не мог не прийти в тот день к Генри. Я ликовал и должен был увидеть его лицо, его впавшие веки и изнеможенный вид. Победа была в моих руках. Мне чудилось, я держу ее так сильно, что уже ничто не изменит этого факта. Как же я был глуп, – лорд Элтби стоял в шаге от стула, на котором сидела она. – Я с отвращением вспоминаю тот серый дом, редких постояльцев и вульгарную хозяйку комнат. В воздухе царил запах сырости и старой утвари. Я с нетерпением ждал, когда закончится темный коридор, и я смогу увидеть Генри Оутсона на смертном одре. Но первым, что довелось увидеть после кромешной тьмы, была женщина. Невысокий силуэт, вылинявшее и сношенное платье, зачесанные на затылок волосы и безразличный пустой взгляд. Эта женщина так напугала меня, как никто до этого в жизни. Я не сразу вошел в комнату – я ждал, когда призрак исчезнет. На долю секунды неведомый образ принял обличье моей матери. Но я также поспешно прогнал безумные мысли. Я знал о существовании племянницы, и кто еще мог быть с мистером Оутсоном в его предсмертные минуты?

Я помню все, точно это было только вчера – ты опиралась о стул, держась за него так крепко, словно он мог ответить на твои прикосновения. Я много повидал людей на свете, но ты была на редкость необычайной. Твои большие глаза на бледном лице, твоя болезненная худоба и упорство, с которым ты встретила незваного гостя… Но больше всего меня удивило твое молчание. Ничего красноречивей за твое молчание я в жизни не слышал. Ведь ты знала, кем я приходился твоему дяде, и ты презирала меня за это. Смерть Генри не принесла мне облегчения, а лишь приумножила мое отвращение к миру. Я все еще жаждал твоей реакции, но ты не придумала ничего другого, как лишиться чувств. Я не мог опомниться после нашей первой встречи. Твердо решив увидеть тебя вновь, я не отступил. Мои люди узнали, где пройдут похороны Генри, и я отправился туда. Я намерен был во что бы то ни стало «разоблачить» твой замысел. По моему тогдашнему убеждению ты не была так удивительна, как хотела казаться, и в доказательство я призвал род Оутсонов и кровь, что текла в твоих венах. Я все еще вижу, как ты не спеша выходишь из лесу, словно ничто в твоей жизни не переменилось со смертью дяди, и направляешься в мою сторону. Осмотрительно глядя себе под ноги, ты и не видишь, как стремительно я сокращаю дистанцию между нами. Но то ли шум моих быстрых шагов, то ли собственное чутье подсказали тебе об опасности. Ты подняла голову и встретилась со мной взглядом. Я ожидал чего угодно, но только не бегства. Я должен был оставить тебя, но я не смог. Мои действия были необдуманными, признаю. Это был импульс, которому я всецело поддался, и я заполучил тебя. Твое слабое тело оказалось в моих руках, но твои глаза по-прежнему не принадлежат никому.

Лорд Элтби опустился перед ней на одно колено.

– Лидия, помнишь ли ты нашу поездку?

Мужские руки слегка коснулись ее плеч. Она чуть заметно закачала головой – ей было тягостно слышать воспоминания прошлого.

– Я так и думал. Сегодня день признаний, не так ли? – он медленно наклонился над ней и едва коснулся своими губами ее холодных рук.

– Я не был уверен в том, что делаю. Я усадил тебя в карету, и та устремилась в мой загородный дом. Я не изменил своему маршруту. После смерти Генри я возвращался к мирским делам, к приготовлениям собственной свадьбы и заключению выгодных сделок… Но подле меня сидела ты, взволнованная и беспокойная. Ты крепко прижималась ко мне, а твои оледеневшие пальцы что есть мочи цеплялись за мою одежду. Всю дорогу ты повторяла всего два слова: «Помоги мне…».

Лорд Элтби опустил свою голову на ее колени, и стальные оковы прочно сжали подол промокшего платья. Она неторопливо провела своей рукой по угольно-черным волосам лорда Элтби.

— Я пал, в тот самый миг я безнадежно пал. И дело было не только в твоем смятенном духе, дело было в тебе. И я желал тебя, я мечтал овладеть тобой, быть твоим голосом и поселиться среди твоих мыслей. Я хотел защитить тебя от всего, и хотел наказать. Наказать за то, что разрушила мою жизнь, сама не ведая того. Глубокой ночью ты уснула, но сон был нездоровым, то и дело ты всхлипывала и ныла как младенец, и все твое тело горело в моих руках. По приезду я собственноручно отнес тебя в дом и в твою будущую комнату. Ранним утром приехал доктор, чтобы осмотреть тебя, но ты все еще не приходила в сознание. Я и сейчас вижу твою белоснежную шею и хрупкие плечи. Освободив тебя от одежды, доктор Рилкот обследовал твое больное тело, и я имел полное право остаться и увидеть женщину, что погубила меня, но я устоял перед соблазном. Тогда я дал себе слово – все, что случится с нами, будет по доброй воле и по твоему согласию, и слово свое я сдержу.

— Замолчите, — она с трудом выдохнула из себя слабый протест.

Лорд Элтби поднял свое уставшее лицо. Он снова приблизился, но на этот раз его подрагивающие уста безошибочно нашли ее. Мягкая ткань болезненно разъедала губы, и она бессильно разжала рот, вынудив лорда Элтби приклонить и второе колено перед ней. Ее руки сомкнулись на шее хозяина, тогда как его – неистово сжимали спинку стула.

 

Глава 33

Снег за окнами продолжал сыпать. Мир утонул в облаке белого дыма, и лишь однообразное тиканье часов напоминало ей о земной жизни. Лорд Элтби разомкнул объятия, и в его затуманенных глазах она увидела свое отражение.

— Тебе не остановить меня, — горячие пальцы коснулись ее лица. — Мой дом до верхов наполнился тобой, но мне и этого было мало. Я злился и изливал свое скверное настроение на тебя. А ты все мужественно сносила, смиренно принимая каждый мой новый упрек. Ты была так проста, а я никак не мог разобраться в тебе. Ты говорила со мной, и твои немые откровения стали для меня новым смыслом. Я охладел к делам и перестал заботиться о своем будущем, мне с трудом удавалось поддерживать вид занятого человека. Я мог часами оставаться в седле, только бы твой образ был моим верным спутником.

Поддавшись мимолетному воспоминанию, лорд Элтби на мгновение закрыл свои веки.

– Мой дом принял тебя, как и его хозяин. Все в нем с твоим появлением преобразилось: огонь в камине отныне горел ярче, полотна приобрели недостающие цвета, птицы – и те иначе кричали в ночное время. Мир изменился с тобой, и я стал другим, — лорд Элтби все больше распылялся, а на его выточенном лбу выступила испарина. – А ты жила, как и прежде, не подпуская к себе никого, кроме, пожалуй, видений прошлого. В то время как я рассылал десятки тобою написанных приглашений, ты зачитывалась любимыми книгами из моего некогда забытого детства и гуляла подолгу в опустевшем саду. У тебя была потрясающая способность оказываться в самых непредсказуемых местах. Я мог без труда наткнуться на тебя глубокой ночью, и ты, словно призрак, бродивший по дому, мутила мой разум. Я всегда знал, когда ты бодрствовала по ночам, и я тешил себя мыслью, что и ты думаешь обо мне.

С каждым новым днем я все больше открывал для тебя свой мир. И я желал, чтобы ничто не утаилось от твоего взора. Я искренне хотел доказать всю пагубность поступков мистера Оутсона, но правда тебя не удивила. Ты приняла все чудовищные деяния своего родственника, впрочем, как и мои, за должное. И ты не спорила с судьбой, подобно большинство из нас, скорее, ты ей потакала. Как же тебе удалось не потерять себя в этой череде поклонений? Как?

Лорд Элтби дотронулся до ее прохладного лба и продолжил.

— Можешь не отвечать, твоя великая наивность оказалась требовательнее честолюбия. К тому времени, когда мое тело и душу разрывали на части неведомые силы, я уже многое в тебе узнал, безошибочно ощущая, что за твоим безграничным смирением кроется иная натура. И я должен был любой ценой ее пробудить. Открыть заколоченную дверь и выпустить истомленное животное на волю.

Она подняла опущенные веки к своему хозяину. На сей раз что-то помешало ей разглядеть его решительные черты – легкая дымка пролегла между ними, внезапно горячая волна ударила ей в лицо.

— Ты плачешь? – лорд Элтби говорил негромко, опасаясь напугать ее, словно она была маленьким ребенком, заблудившимся в чужом лесу.

— Теперь да, — она громко всхлипнула и уткнулась в плечо лорда Элтби. Неровный женский плач вскоре перерос в смех. Она смеялась, продолжая всхлипывать и вытирая слезы свободной рукой. – Я так долго не могла избавиться от них. Они измучили, извели всю меня.

Лорд Элтби погладил ее взъерошенные волосы.

— Как же я боюсь за тебя, — произнес он шепотом.

Ее отчаянный смех оборвался. Слезы все еще устилали бледное лицо. Ее губы дрогнули и она заговорила.

— Вам не следует так говорить. Я – не больше, чем утренний снег за окном. В меня трудно поверить, меня не существует. Посмотрите… — подняв к свету свои озябшие руки, она разглядывала раскрытые ладони так, словно видела их впервые. – Я не нужна вам больше, милорд, ибо я призналась во всем, и моего признания довольно, чтобы получить от жизни все. Вы заполучили меня, но подумайте прежде, чем на что-то решитесь. Тайная мука непостижимого для вас исчезнет бесследно, ничто не будет тревожить ваш пытливый ум. Однажды вы уже достигли желанной вершины, но это не принесло вам отрады.

— О чем ты говоришь, Лидия? Ты действительно веришь, что мои слова – одна только самоцель? – лорд Элтби с новым запалом вступился за себя. — Нет, это скорее твои слова подобны самообману. Я мог быть кем угодно, и, словно сфинкс, примерял чужие маски, но делал это только с одним твердым намерением.

Лорд Элтби смолк, оборвав пылкие высказывания на полуслове. Что-то смутило его в собственной речи, от былой уверенности не осталось и следа. Хозяин дома поднялся с коленей и сел на стул подле нее.

– Я смолк, Лидия, оттого что ответил себе еще на один вопрос. Ты спросишь, что на сей раз, – лорд Элтби зло улыбнулся. – Я спросил себя: «Роберт, ты откажешься от всего ради нее? Ты сделаешь это? Ведь она так близко и ты всего в шаге от счастья, которого не заслуживаешь, но можешь заполучить». Каюсь, я не смог. Лидия, я не могу отрешиться от земных благ и безбедных прелестей бытия. Я хочу обладать всем этим, и быть с тобой. Я тот, кто не привык жертвовать.

— Вам не придется жертвовать.

Она поднялась со стула и направилась к камину. Ее тело и душа нуждались в тепле больше, чем когда бы то ни было. Она приблизилась к жаркому огню вплотную. От пламени исходил едва уловимый дух древности. За спиной послышались шаги, и она обернулась.

– Для нас все скоро кончится, но я не сожалею ни о чем, и говорю вам об этом без тени сомнения.

Ее пальцы коснулись ворота платья, и теперь пуговицы одна за другой открывали свету белую кожу ее тонкой шеи.

— Остановись, Лидия.

Лорд Элтби неожиданно прервал свое движение. Света комнаты хватило, чтобы изящные изгибы ее еще молодого тела заиграли под фланелевой сорочкой. Струящийся из окон свет, что невольно вобрал весь выпавший поутру снег равнин и полей, тотчас же поглотил ее прозрачную фигуру, опущенные руки, разбросанные по плечам волосы, плотно сжатый рот и отрешенный взгляд.

– Опомнись, прошу…

— Слишком поздно, милорд. Если хотите меня остановить, отпустите, а в противном случае молчите, – она сделала шаг на встречу. – Я выбрала меньшее из зол, предоставив вам право сделать выбор за нас.

— Ты веришь, что я сильнее?

Лорд Элтби силился увидеть ответ в ее неподвижных, застывших во времени чертах.

– Тогда ты и впрямь больна, – лорд Элтби сократил и без того, немногим разделявшее их, пространство. – Безумная…

Его руки коснулись еще влажной пряди волос. Он изучал сей «предмет» так, точно это была дорогая антикварная вещь, поиски которой заняли не один год его жизни.

– Ты даешь мне то, от чего я не в состоянии отказаться, а я не привык ущемлять себя в малом, чтобы удержаться от столь желанного подношения.

Лорд Элтби не спеша убрал волосы с подрагивающих плеч, и наклонился к ее шее.

«Именно так клеймят распутных женщин», — пронеслось в ее голове. Горячее дыхание раскалило ее кожу, и невидимое тавро, оставленное губами лорда Элтби, обожгло. Тонкая ткань сползла с ее плеч и проделав короткий путь упала к ее ногам.

Что значит стыд, когда не уповаешь на прощение? Что значит грех в обете бездушия? Что значит тьма, окрыленная светом надежды? Она узнала об этом мужчине все… И ей казалось, что не было ничего кроме него. Только он один и далекое, позабытое нынче прошлое.

— Твое сердце у меня в груди.

Лорд Элтби говорил медленно, каждое новое слово он протягивал, наслаждаясь его звучанием. Холод только добрался до ее озябших ног. От погасшего камина не было проку, и она боялась пошевелиться, упустив хоть один вздох своего хозяина. Руки лорда Элтби крепко держали ее в своих объятьях. До этого дня большое кресло в библиотеке не нуждалось в представлении. Но все изменилось с приходом зимы. Она желала узнать его имя, родословную, готова была поделиться своими маленькими секретами и роковыми тайнами, и всем тем, что бережно хранилось на груди лорда Элтби.

– Я думал о нас, Лидия, — лорд Элтби продолжал, — наша встреча не была случайностью. Такое не происходит в обычной жизни. Ты ведь не станешь спорить, что нашим душам суждено было быть вместе?

Она молчала в ответ.

– И ты не будешь противиться мне? – хозяин дома бережно приподнял ее лицо за подбородок и привлек к себе.

— Не буду, милорд, – все ее планы на возвращение домой растворились в полуденном свете, как недавний снег один за другим растаяли на горячей ладони. – Я не покину вас, что бы ни сулила мне судьба за это решение…

— Ничего не произойдет.

Лорд Элтби остановил ее, учуяв в еще не высказанных словах скрытую тоску, так присущую ее характеру.

– Со мной тебе не нужно ничего бояться – ни окружения, ни мук совести. Я отыщу ответы на все твои причудливые загадки, буду с утра до вечера услаждать тебя,.. ты только подумай, я изменю этот мир для тебя.

Лорд Элтби смолк. Он не знал, как сказать ей одного – леди Увелтон станет его женой. Пройдет чуть меньше месяца и молодая графиня даст обет верности и примет из уст лорда Элтби священные клятвы. Но он также не сказал, что это ничего не меняет в его болезненной страсти к ней.

— Ты мечтала о море, Лидия. Ты и не знаешь, какая сила и мощь кроется в нем. Ты скоро и сама увидишь бушующие волны, выплескивающие тысячелетний гнев Посейдона. Твои бездонные глаза встретятся с братьями и сестрами бескрайних просторов. Ты должна повидать морскую пучину, манящую, сказочную и завлекающую в свои сети торговые судна и регаты, но дарящую своим жертвам истинный миг блаженства. Тебя зовет иной, дивный мир. Он ждет твоего согласия – скажи ему заветное «да», и он никогда не предаст дочь лестных пересмешников.

— Я говорю вам «да», милорд, — перед ее глазами все еще проносились призрачные картины странствий. – Я говорю вам это, не требуя верности и постоянства. Я отдаюсь вам на милость, и вы вольны со мной делать все, что угодно.

— Мне угодно все… — лорд Элтби притянул ее к себе и впился губами в ее губы.

… Было далеко за полдень. Она то и дело бросала уставший взгляд на лорда Элтби, пока не почувствовала, как ее тело проваливается сквозь глухие стены библиотеки. Сон овладел ее истомленным ласками хозяина телом. Она крепко спала в неразлучном сплетении мужских и женских рук, и ее уже не терзали ни мрачные сновидения, ни блики минувших лет, ни свет окна в предвечернюю пору.

 

Глава 34

Грязь… Грязь была повсюду, она так крепко въелась ей под ногти и между пальцев, что казалась раскаленным железом. Между тем, было холодно, а вчерашний снег обернулся на талую воду, окончательно смешавшись с опавшими листьями и многолетним мхом. Все ее самые страшные сны сбылись прошлой ночью. Она лежала на земле, скрестив руки на своей груди. Небо сквозь густые ветви голых деревьев уже не представлялось ей таким невероятным, как прежде. Свет этим утром был ей ненавистен. И она как молитву твердила лишь одно.

— За что, Господи? – эхо подхватило слабый крик женщины, она приподнялась, и ее сжатые ладони обратились к Всевышнему. — За что? — уже тихо повторила она.

Мы все живем в полном неведении, пока непостижимая правда бытия не обрушивается на нас. Земля молчала. В предрассветную пору ее дыхание было тихим, подобно сну блаженного младенца. И в этой звенящей тишине она ясно слышала, как много горя и слез уместилось в неподвижных холмах за лесом. Где-то там, за молочным туманом и кромками деревьев она простилась с ночью, и усилием воли заставила себя подняться с земли. Одного беглого взгляда на грязный подол платья было довольно, чтобы вернуть вчерашний вечер, вырвать его из жутких лап беспамятства. Снова и снова слышать крики о помощи: «Ее карета, милорд…. разбилась, поспешите, милорд… очнитесь же…», вновь видеть глаза миссис Глендовер, словно яркое зарево, что не дает удержаться взгляду ни на мгновенье. Что произошло? Лорда Элтби обнаружили с прислугой дома… Она все еще с трудом вспоминала, как очнулась, как быстро оделся хозяин дома и помог одеться ей, как на ходу бросил несколько обрывистых фраз, и приказал не покидать библиотеку.

Карета леди Увелтон упала в обрыв, и молодая женщина оказалась распластанной на высохшей от палящего солнца траве. На платье Леди Увелтон проступила кровь. Пятна быстро пропитывали ткань, превращаясь в один большой кровавый след. Она так отчетливо видела белое лицо женщины, что руки непроизвольно потянулись вперед. Но, впрочем, нет – это было лишь очередное ее кошмарное видение. Как и прочие другие, оно вскоре рассеялось, оставив ее наедине с собой.

Длинные коридоры дома освободили ее тело, но душа осталась преданной пленницей жилища лорда Элтби. Миссис Глендовер не удерживала ее, оставшись неподвижной в проеме кухни. Седые локоны, выбившиеся из белоснежного чепчика женщины, играли на свету. Ее немое прощание осталось позади.

Она продолжила свой путь, не ведая дороги и времени. Она сумеет достигнуть вершины – самой высокой точки, где белый снег касается облаков. Силы ее были на исходе, а значит, конец близок.

«Если я доберусь.… Если я достигну вершины, она будет жить. Моя жизнь в обмен на ее спасение. Разве это не честный обмен, Господи? Неужели же моего раскаяния недостаточно? Я каюсь в содеянном, каюсь в том, что посягнула на чужое счастье, но я оступилась лишь раз, лишь единожды преступила черту. И как люто поплатилась. Но нет, тебе не нужна моя жизнь, ведь так? Сколько раз я пыталась избавиться от нее, но ты был непреклонен, посылая мне все новые испытания. Мой рассудок… забери то единственное, чем я так дорожила, так оберегала от постороннего злого деяния. Я молю тебя, сохрани жизнь этой женщине, коими чувствами я дерзнула пренебречь. Иначе зачем все это? И не говори мне, что я желала ей такой судьбы – я хотела иного. О, как я виновата перед тобой, Господи, я усомнилась в силе и могуществе твоем. Прости меня, прости грешную…»

Лес закончился. Показалась дорога, извилисто тянувшаяся к вершине холмов. Она выбралась из зарослей на свободу, и та вмиг заключила ее в свои объятия. Дул сильный пронизывающий ветер – таков он, ветер морей, думала она, бесстрашный и непобедимый. Она давно не испытывала холода, отказывалась от губительной боли, не принимала обмерзшее лицо, руки и ноги, а в желудке жгло от голода, и вместе с тем ее не покидала дурнота. Она была сломлена, раздавлена под теми же колесами, что и леди Увелтон.

Нынешнее утро было напротив, прекрасное и обновленное. В воздухе витали первые признаки приближавшейся весны. Пройдет совсем немного времени, и холмы покроются сочными травами и полевым цветом, солнце отогреет землю, и та, как радушная хозяйка примет усталых путников, как собственных детей. Жаль, что она не увидит этой гармонии в природе, в каждом ее творении…

Показалась одинокая, как и она, вершина ее бесславного путешествия. Она не ошиблась в выборе – теперь она была в этом убеждена, и только улыбнулась далеким просторам в ответ. Смирение пришло в ее опустошенную душу.

«Она будет жить, я знаю. Ты принял мой скромный дар. О, небеса, никогда вы не были так близки ко мне, как сегодня. Примите ли вы дочь свою, заблудшую душу? Я ни о чем более вас не прошу, и ни о чем отныне не жалею. Муки мои закончились, и я верую в провидение».

Рассудок ее помутился, ноги не ведали, куда идут. Она расплатилась сполна со всеми, кому хоть чем-то была обязана. Она избавилась от невысказанных обещаний, и к ней, как в расплату, вернулась природная добродетель. Узкая дорога, словно новогодняя лента серпантина, вела ее все выше и выше.

Вдалеке раздался чей-то приглушенный крик и, несмотря на то, что все ее внимание было приковано к линии горизонта, она обернулась. Одинокий всадник на гнедом коне стремительно приближался к ней. Воспаленные глаза видели лишь слабое очертание мужчины, но то, как скоро человек настиг ее, заставило усомниться в действительности происходящего. Впрочем, она давно отказывалась верить всему, что окружало ее. Время сбилось с привычного круга, словно тонкая нить белоснежного песка растворилась в молочной дымке полей. Но не верить себе нынче было мучительнее всех ее бед и ненастий. Перед ней был ОН. Человек, которого она ждала превыше всего, и чьи слова, она верила, были призваны исцелить ее бесчисленные раны. Она бросилась к мужчине, заключив того в крепкие объятия.

— Я нашел тебя, Лидия…

В голосе человека было столько нескрываемой и непреодолимой грусти, что ей захотелось утешить и приласкать его. Мужчина все также прижимал ее холодное и полуживое тело. Она твердо знала, что отныне не будет одна. Знакомый голос, словно эликсир вечной жизни, проник в ее сломленную душу. Она еще раз посмеялась над собой и всеми недавними опасениями – она была счастлива.

— Нам нужно спешить, — она хотела о многом ему рассказать, но боялась не успеть увидеть долину и первые лучи солнца. Ее ледяная рука подхватила мужскую и потянула вперед. – Нам нужно туда, к той вершине.

Свободная рука указывала на ряд нестройных облаков, что унылым пятном выделялись на утреннем небосводе.

Мужчина не тронулся с места, и лишь повторил попытку привлечь ее к себе. На этот раз она увернулась, и со всей решительностью и непреклонностью что было духу попыталась привести в действие неподвижный монумент.

— Прошу тебя, отец…

Ей трудно было отыскать нужных слов, но она верила, что и без них сможет поведать о себе. Снова подул холодный ветер, на ее глазах выступили первые слезы. Они мешали ей разглядеть давно изученные черты лица.

— Неужели я опоздал, Лидия?

Мужчина взревел и тотчас оторвал от земли ее беспомощное тело.

— Очнись же, посмотри на меня…

Лорд Элтби неистовствовал, а его голос походил на рев загнанного в ловушку зверя, но он напрасно силился вернуть ее к чувствам. Их не осталось – кроме, пожалуй, одного, как болотный огонек, озарявшего самые сумрачные уголки ее разума.

Она устремила свой взор к небу, где ее привлекли замысловатые и неповторимые по своей красоте узоры. Объемные цветы в ореоле воздушных лепестков, поющий амур с парой воркующих голубей, резные чаши, до верхов наполненные дурманящим молодым вином, нескончаемый рог изобилия – все эти рисунки живо сменяли друг друга, оставляя по себе едва уловимую грусть о том, как бесследно они покидали голубые просторы. Она хотела сохранить их в своей памяти, чтобы те жили в ней, как самые светлые и чистые воспоминания. Их она видела в доме с высокими потолками, такими же безграничными, как и небо.

— Я никогда их не забуду…

Она всем своим существом испытала, что возродилась к совершенной, новой жизни. Ее глаза зажглись новым светом. Лорд Элтби бережно опустил ее на землю. Несокрушимая стихия удерживала неуемную силу подземных вод, готовых вот-вот вырваться наружу, одарив своей живительной влагой бескрайние просторы мира. В воздухе царил покой, на который так уповает каждый странник в длинных, порою неизведанных лабиринтах своей жизни.