— Скажите, какие молодцы, — удивилась библиотекарша, когда мы в третий раз пришли менять книги. — Целыми днями читаете. А вы не переутомитесь?
— Молодцы, — бормотал, выходя из библиотеки, Митя. — Столько читать — с ума можно сойти.
— Неужели тебе не интересно? — спросил я.
— Конечно, интересно. Вот только не привык я подолгу над книгами сидеть. Это же подумать только — девятая за неделю!
А на восьмой день изучения зоологии Митька выразил смелое научное предположение, которое я восторженно воспринял.
— Сергей, — сказал он, прижимая книгу к груди. — Я всё понял. Не там мы ищем.
— То есть?
— А вот послушай. Я здесь себе несколько выписал. Только не перебивай.
Он взял в руки ученическую тетрадь и набрал полную грудь воздуха:
— «Многое говорит о том, что в конце силура и начале девона», — это периоды такие, — пояснил Митя. — Знаешь, в зоологии там, геологии, всё время существования земного шара разделено на периоды. Так вот, значит, «в конце силура и начале девона, где-то триста миллионов лет назад, на земле произошла какая-то резкая перемена. Именно тогда впервые появились рыбы, близкие к известным нам современных видам. У них были настоящие костяные челюсти, чешуйки — налегающие друг на друга пластины. Плавники имели своеобразный вид — напоминали маленькие вёсла с бахромой из мягких лучей. Вот почему этих рыб назвали кистепёрыми.
Мало того, что уже тогда им были присущи важные черты, характерные и для современных рыб, одна из групп кистепёрых положила начало формам, которые освоили сушу и стали нашими прямыми предками».
— Нашими предками? — воскликнул я. — Какие-то рыбы!
— Да, — спокойно ответил Митя. — Вот и рисунок есть, — ткнул он мне под нос изображение какого-то монстра.
— Ну и чудище! Ты хочешь убедить меня, что это твой прапрадедушка?
Митька закашлялся и хотел поострее ответить, — я видел это по нему, — но сознание того, что он сейчас смотрит на меня с вершины приобретённых знаний, задвинуло самолюбие на второй план.
— Почему же это только мой? И твой тоже.
— А может, у меня другие предки? — спросил я робко.
— Никаких других! Ты что, от своих родственников отказываешься? Вот единственные предки для всех! — воскликнул нетерпеливо Митька. — Ты будешь слушать или нет?
— Буду, буду, — поскорее согласился я, и ещё раз посмотрел на рисунок.
— «Следует отметить, что к началу девонского периода суша очень отличалось от той, которую мы видим сегодня. Именно в воде развивалась богатая животная и растительная жизнь, а на суше, представляющей собой преимущественно голый камень, жизни, очевидно, ещё не было.
Жизнь кипела в большинстве водоёмов, однако позвоночные, например кистепёрые рыбы, очевидно, предпочитали пресноводные болота», — сказал Митька с нажимом.
— Ну и что?
— Не прерывай, говорю. «В 1938 году у берегов Южной Африки рыбаки выловили большую, невиданную до сих пор рыбу с очень прочной чешуёй и тремя парами мясистых кистепёрых плавников. Длина её была 150 сантиметров, вес — 57 килограммов. Директор местного музея мисс Латимер обратилась за консультацией к профессору Смиту. Учёный классифицировал рыбу, как представителя отряда кистепёрых».
— Ну и что?
Я никак не понимал, к чему он клонит.
— А то, что они, считалось, вымерли пятьдесят миллионов лет назад. Кистепёрых рыб было много на нашей планете в те времена, когда в воде плавали, представляешь, ихтиозавры. Это тоже давно вымершие...
— Знаю, знаю, — перебил я.
— ...По суше бродили бронтозавры, когда на земле появились первые предки птиц — архиоптериксы. «В честь мисс Латимер, рыбу назвали Латимерией, — читал он дальше. — В 1952 году в Мозамбикском проливе поймали ещё одну Латимерию, а к середине 1960, ещё шестнадцать». Это в наше время!
— Слушай дальше, — Митя перевернул страницу. — «Много веков среди жителей восточной части Индонезии ходили легенды о страшных, прожорливых драконах. Говорили, что из пастей их вылетает огонь, а добычу они убивают одним взглядом злых глаз.
Голландские учёные, записавшие эти рассказы, конечно, не поверили в их правдивость. Учёным показалось, что описание ужасных драконов напоминает давно вымерших хищников — динозавров.
В 1912 году эти рассказы подтвердил один голландский лётчик. Он был первым европейцем, который собственными глазами увидел драконов острова Комодо. Самолёт его совершил вынужденную посадку, и несколько месяцев этот человек прожил буквально в окружении гигантских чудовищ. Однако его рассказам тоже не поверили, потому лётчик вернулся оттуда якобы с расстройством нервной системы».
— Ого! — ужаснулся я.
— «После первой мировой войны, — Митька глазом не моргнул, — учёные решили всё-таки до конца разобраться в этой загадочной проблеме «динозавров». И, наконец, в двадцатых годах нашего века на острове Комодо Зондского архипелага были пойманы эти драконы. Им оказалась гигантская ящерица, или Варан. Не испугаться четырёхметрового гиганта трудно. Цвет кожи буро-чёрный. С грозной клыкастой пасти беспрестанно вылетает ярко-оранжевый раздвоенный язык, яростно смотрят блестящие чёрные глаза.
Варан стоит на сильных лапах, тело его поднято над землёй, волочится только хвост. Сила в этом хвосте страшная. Исследователи видели, как одним ударом варан сбивает кабана, валит с ног оленя.
Кстати, в начале 60-х годов учёные Индонезии пригласили для большой экспедиции на Комодо и четырёх советских специалистов».
— Вот бы и нам там побывать! — в восторге сказал я.
— «Гигантский варан, — не обратил на меня никакого внимания Митька, — был известен учёным из палеонтологических находок (палеонтология — это наука, изучающая ископаемые) в Австралии, в слоях мезозойской эры. Считалось, что он полностью вымер тоже более пятидесяти миллионов лет назад».
Ты можешь возразить, — продолжал Митя, — он где-то Зондском архипелаг и Мозамбикском проливе. Мол, там есть условия, чтобы сохраниться кому угодно. А между тем, в бассейнах рек Волги, Дона и Урала живёт небольшой, величиной с крысу, зверёк — выхухоль. Так вот, эта самая выхухоль — давний по происхождению вид третичного периода, сохранившийся до наших дней. Кстати, современник мастодонта. И, наконец, Лох-Несское чудище, о котором мы уже прекрасно знаем — в Шотландии. А это гораздо севернее Украины.
Эти факты я нашёл за эти дни. А сколько, вероятно, мы ещё найдём!
— Так ты хочешь сказать... — я в восторге вскочил на ноги.
— Да, Серёжа. Именно это я и хочу сказать. В нашем озере живёт древний зверь, которого, может, считают давно вымершим. Ведь озеро наше давнее, о чём свидетельствует тот кусочек янтаря. Посмотри только на карту палеозойской эры. Смотри — здесь и зверозубые пресмыкающееся, и хищный диноцефал. Да что там говорить! А вот карта мезозоя. Смотри: в наших краях как раз море граничит с сушей. А может, на месте именно нашего озера, было доисторическое пресноводное болото? Поэтому здесь мог жить кто угодно. А сколько вокруг нашего озера папоротника, ты заметил?
Мне от всего этого дух перехватило.
— Митька! — закричал я, — Митька, ты представляешь, перед каким открытием мы стоим?!
— Примерно...
— Нет, ты. ничего не представляешь. Это же замечательно! Ты, Митя... Ну и Митя!
Вот жизнь пошла у нас!
Днём мы только и сидели над книгами, спорили, делали всевозможные предположения и бегали в библиотеку, а вечером шли к нашему озеру.
Палеозойская и мезозойская эры, карбонский, пермский, юрский, триасовый периоды смотрели на нас со страниц томов ископаемыми чудовищами, а мы пытались вычитать, угадать — кто из них был предком нашего озёрного жителя.
Митька составил несколько таблиц и заучивал их наизусть, хотя в любой момент можно было в них заглянуть. С утра до ночи слышался его бормотание: «…дицинодонты, во рту всего по два зуба — на севере Южной Америки, к востоку от Чёрного моря. Парейазавр, растительная диета, величиной с быка — на юге Африки, у восточного побережья Канады, там тогда был суша...» Или: «Мезозойская эра делится на три периода: триасовый период — начался сто девяносто миллионов лет назад, юрский — сто пятьдесят пять, меловой — сто десять...»
Однажды, когда мы прогуливались по берегу, Митька сказал:
— Ты знаешь, что мне пришло в голову?
— Что?
— Село наше называется Юрковка потому... Ну, потому что от юрского периода.
— Ты, Митя, наверное, уже совсем спятил. Заучился.
— Точно-точно, какая-то связь здесь есть.
— И кто же, по-твоему, так его назвал?
— Люди, которые раньше здесь жили.
— Если раньше, в юрском периоде? Здесь же ящеры тогда жили. Видимо, ящеры его так и назвали, правда? Пусть, думают, раз мы живём в юрском периоде, то и село, что здесь будет, называется Юрковка. Приедет когда-то сюда Митя, нас добрым словом помянет. Так?
— Смейся, смейся...
— Да ты не переживай, Митя, — успокоил я его. — Ты знаешь, что я придумал? Назвать сего, — показал на озеро, — который тут живёт, Митьказавр. В твою честь.
— Вот здорово! — покраснел Митька. Но тут же спросил: — А почему именно в мою? Ведь мы с тобой вместе гм... работаем.
— Но главный в нашей экспедиции — ты.
— Нет, я не согласен. Пусть будет... Пусть будет, скажем, Митьказавр Стеценко. И действительно. Смотри, как хорошо — Митьказавр Стеценко из Юрковки. Ой, смотри...
В трёх шагах от нас лежали в беспорядке несколько вороньих перьев, а у самой воды снова чётко выделялись на песке таинственные следы.
— А утром их не было, — вспомнил я. — Значит, оно вылезало днём.
— Да ещё и ворону сожрало, — подхватил Митя.