Сразу после того, как Джимми Манджино приняли в семью Виньери, его арестовали. Едва он сошел на причал с катера в Шипсхед-Бэй, как на пристани появилось множество агентов ФБР.

Время близилось к полудню. Проститутки, которых они подобрали на Стейтен-Айленде, щурили глаза от яркого солнца. Женщины сбились в кучку в полицейском фургоне, припаркованном у причала. Младшего босса и бригадиров арестовали раньше, на Стейтен-Айленде, после того как они сошли там на берег. Манджино и двух его новых собратьев по семье Виньери заковали в наручники и рассадили по разным машинам.

Манджино ждал в машине специальный агент Феллер, державший наготове портативную видеокамеру с функцией записи звука. Дождавшись, когда машина тронется с места, он показал Манджино запись, сделанную у дома Юджина Транкатты.

Манджино посмотрел запись и отвернулся.

– По нашим подсчетам, примерно тогда ты и завалил Транкатту, – открыл карты Феллер.

Манджино молчал.

– Мы увеличили запись – и надо же, разглядели у тебя за поясом рукоятку «беретты». Той самой, из которой убили Транкатту, а также двух корейских отморозков на стоянке возле отеля «Бруклин-Инн».

Манджино смотрел в окно.

– Кстати! – насмешливо протянул Феллер. – Ни за что не догадаешься, откуда мы узнали о твоем вчерашнем празднике.

Манджино преувеличенно равнодушно зевнул.

– От Джека Фамы, – сказал Феллер.

Манджино круто развернулся к специальному агенту. Он не скрывал удивления.

Феллер улыбнулся.

– Тебя заставляли проколоть палец, а потом жечь иконку? – спросил он.

– Так что там насчет Фамы?

Феллер смотрел вдаль, нарочно затягивая время.

– Наверное, он делал то же самое, – сказал наконец Феллер. – Я имею в виду – прокалывал палец. И святого жег.

Манджино стиснул зубы.

– Знаем мы все ваши ритуалы, – продолжал Феллер. – Тебя заставили перекреститься и поклясться не выдавать своих? Ну и зря. Все равно ни один из вас не умеет хранить тайны. Ни единой.

– Где Фама? – спросил Манджино.

Феллер пожал плечами:

– Не знаю… Если честно, до него мне и дела нет! Мы взяли новичка в мафиозном отряде бойскаутов, и теперь Фама для нас – второразрядный стукач.

Манджино хмыкнул:

– С чего ты взял, что я стану стучать?

Феллер снова включил миниатюрный телевизор и ткнул Манджино локтем в бок, чтобы привлечь его внимание.

– Ты совершил убийство, – заявил он, показывая на крошечный экран. – Судя по тому, как все выглядит, убийство преднамеренное. Тебе светит от двадцати пяти лет до пожизненного. А может, и укольчик, после которого сразу станет не больно.

Манджино по-прежнему ухмылялся.

– Ничего у вас на меня нет.

Феллер хлопнул Манджино по колену.

– Ну и ладно! – воскликнул он. – Даже если пока у нас действительно ничего нет, Джек Фама охотно даст на тебя нужные показания. Больше всего на свете ему не хочется возвращаться на Сицилию. От этого он плохо спит по ночам. Так ему не хочется, чтобы его выслали на родину!

Самодовольная улыбка на лице Манджино увяла.

– Значит, Фама действительно стукач? Он меня заложил?

– Он или один из двух типов, которых вместе с тобой приняли в бойскауты, – кивнул Феллер.

Манджино покачал головой.

– Ты полный придурок, – сказал он.

– Придурок так придурок, – не обиделся Феллер. – Мне все равно. Знаешь, почему? Потому что кто-то из вас все равно будет на нас работать. Нам безразлично кто. Ты, один из двух придурков, которых приняли в семью вместе с тобой, один из бригадиров, который вчера вручал вам верительные грамоты в ваш зоопарк… В общем, кто-то из вас обязательно расколется и настучит на других. Так живут в твоем мире, крутой. Рано или поздно каждый из вас начинает играть в игру под названием «Давайте договоримся». В наши дни больше никому не хочется сидеть за решеткой. В тюряге теперь совсем не то, что было раньше для вас, мафиози. Не те условия. Никаких больше стейков и омаров. Никакого красного вина и карточных игр на всю ночь. Если будут снимать продолжение «Хороших парней», боюсь, сцены в тюрьме окажутся самыми скучными. Просто до ужаса скучными.

Манджино всеми силами старался игнорировать подначки специального агента.

– Интересно, как Фама узнал про вчерашний вечер? – спросил он.

– Он ведь Виньери по крови, – ответил Феллер, поворачиваясь к окошку и щурясь на солнце. – И потом, повторяю, какая разница? На тебя настучали, а кто – Фама или другой, не имеет никакого значения. – Он снова повернулся к Манджино. – Ты неудачник, друг мой, и тебя ждет тюрьма. Вот что главное. А все остальное не важно. Пораскинь-ка мозгами.

– Да пошел ты, – ругнулся Манджино.

– Охотно пойду, – кивнул Феллер. – А ты пока подумай над моими словами. У тебя минут двадцать. Потом мы подъедем к нашей штаб-квартире на Федерал-Плаза, 26. От тебя зависит, как ты туда попадешь – с парадного или черного хода. Все зависит от того, какое решение ты примешь. Один вариант оставляет тебя в живых и на свободе. Выберешь другой вариант – и он будет стоить тебе жизни по крайней мере следующих двадцати лет. Так что выбирай, что тебе дороже. У тебя осталось девятнадцать минут.

Манджино сглотнул слюну. Он почувствовал, как подступает очередной приступ мигрени. Попытался запрокинуть голову назад и закрыть глаза, но со скованными за спиной руками находиться в такой позе было очень неудобно.