– Как Джин? – спросил Бенджамин Лукесси.
– Он полный придурок, – ответил Манджино.
Лукесси был худощавым пожилым человеком с густой гривой седых волос, которые он зачесывал назад. На нем были черные свободные брюки, белая рубашка поло и темные очки. Они беседовали в «форде-мустанге», принадлежащем дочери Лукесси. С машины еще капала вода; они только что побывали в автомойке. Теперь они направлялись на запад, в сторону окружной автострады. Задние окошки были открыты, и в салоне машины завывал ветер.
– Значит, Джин со страху наделал в штаны, – сказал Лукесси. – Если бы не был законченным наркоманом, мог бы неплохо вести дела в своем отеле.
– Он что-то говорил о конце недели, – вспомнил Манджино. – Пятница или суббота, если это тебе чем-то поможет.
– Поможет, – кивнул Лукесси. – Раньше, чем я думал, но все равно неплохо. Бедняга, он так и не поймет, чем его ударило.
Манджино вынул из пачки сигарету. Лукесси достал из бардачка зажигалку и поднес Манджино огонек.
– Спасибо, – сказал Манджино.
– Джин сказал, что именно я порекомендовал тебя? – спросил Лукесси.
– Нет, он слишком расхвастался своими доходами.
– Ну да… Что ж, надеюсь, пока он радуется жизни.
Манджино чуть опустил стекло со своей стороны, затянулся сигаретой и выпустил дым в приоткрытое окошко.
– Надеюсь, после того, как я сделаю то, второе дело, ради которого я вам сегодня понадобился, меня, наконец, примут в семью, – сказал он. – Не хочу тебя обидеть, но, по-моему, меня давно пора повысить. Я много чего сделал для вас и еще сделаю сегодня.
Лукесси похлопал Манджино по колену.
– Простая формальность, малыш. Необходимо согласие бригадира, но сегодня ты как раз работаешь на него. После этого тебя обязательно примут.
– А то мне уже казалось, будто меня не примут никогда, – скривился Манджино. – Хотя… я знаю многих членов семьи, которые… в общем, пустышки. Они не заработали свое место как полагается. Опять-таки не сочти за оскорбление, но некоторые ваши ребята даже на стреме стоять не могут, а в семью их приняли.
– Можешь не рассказывать, – поморщился Лукесси. – Сейчас другие времена, не то, что раньше. Да, так мы сейчас живем. В наши стройные ряды проникло много дерьма. С другой стороны, многие достойные люди завязали, особенно те, кто неплохо зарабатывает. Ты ведь читаешь газеты и знаешь, что их обвинить трудно. Я и сам не знаю, как поступил бы на их месте – особенно если бы сейчас я был новичком и мне пришлось бы начинать все сначала.
– А мне ничего другого не остается, – хмыкнул Манджино. – Слишком много надо мной начальства. Я отсидел два срока. А стричь волосы не умею.
Лукесси рассмеялся:
– Есть у меня один знакомый, вот кто хорошо устроился. Отсидел он полтора года и решил завязать. Перестал собирать дань и сделался парикмахером. И ведь до отсидки он зарабатывал очень, очень неплохо. Сейчас он совсем не богат, но на хлеб ему хватает. Зато спит спокойно и не думает, кто из друзей сдал его, чтобы спастись самому. По-моему, дело того стоит!
– Но не для меня, – проворчал Манджино.
– А кроме того, есть еще богатые сосунки вроде Ларри Берры, – продолжал Лукесси. – Кстати, о Ларри. Ты встречаешься с ним завтра вечером. Если повезет, там будет и его новая подружка. Обрати на нее внимание. Красотка что надо.
Манджино ковырялся в зубах уголком от упаковки спичек.
– Он и правда такой глупый, как о нем говорят? – спросил он.
Лукесси усмехнулся:
– Раньше я вел дела с его папашей. Вот уж кто был умен! Но и мне хватало мозгов не выдаивать его до конца. Он умел зарабатывать деньги. У него были длинные руки. Повсюду друзья. Зато сынок в смысле денег – полный идиот. От рождения. Кем надо быть, чтобы дать какому-то парикмахеру пятьдесят восемь кусков? Ответь! На такую глупость способен только Ларри. В последнее время он особенно поглупел, и на его выходки больше невозможно смотреть сквозь пальцы. Я, конечно, не собираюсь его убивать за то, что он швыряется деньгами. Понимаешь, о чем я?
– Да, понимаю, – кивнул Манджино.
– Поэтому завтра не надо его запугивать, – продолжал Лукесси. – Погладь его по шерстке. Найти подход к такому, как Ларри, очень просто. Надо только помочь ему поверить в то, что он живет на самом деле. Тебе, конечно, придется то и дело прикусывать язык, но, если ты правильно разыграешь карты, дело того стоит. Посмотрим правде в глаза: его время пришло. Если мы сейчас не выдоим этого дурачка, рано или поздно его выдоит кто-то другой.
Лукесси свернул к заливу, остановился на боковой дорожке и снова закурил. Сделал пару затяжек, закрыл окно и включил радио. Потом наклонился к Манджино и едва слышно прошептал:
– Как говорят в кино, мне в ботинок попал камешек.
– В каком кино? – не понял Манджино.
– В «Крестном отце», последней части. Там еще играет тот симпатичный паренек, Энди Гарсия.
– Я не видел фильма.
– Одному моему другу, – продолжал Лукесси, – тому, которому я, когда придет время, расскажу о тебе, так вот, ему нужно, чтобы из его ботинка вытряхнули камешек.
Манджино не шелохнулся.
Лукесси открыл бардачок и показал лежащий там брелок с двумя ключами на кольце.
– Впереди, в конце улицы, стоит синий микроавтобус. Под сиденьем ты найдешь пушку с глушителем. Надеюсь, после того, как ты сделаешь дело, ты избавишься и от того, и от другого.
Манджино вынул ключи из бардачка.
– Когда лучше выполнить работу? – спросил он.
– Когда стемнеет, – ответил Лукесси. – До завтрашнего утра микроавтобус искать не станут, поэтому у тебя вся ночь впереди.
Манджино сидел молча и ждал дальнейших указаний.
– Поезжай по окружной магистрали назад, в Канарси, – продолжал Лукесси. – Вот адрес. – Он передал Манджино адрес, нацарапанный от руки на обрывке желтоватой бумаги.
– По-моему, я знаю те места, – оживился Манджино.
– Он прячется в гараже, – сказал Лукесси. – Поднимешься на крыльцо и увидишь дверь – с той стороны, куда выставляют мусорные контейнеры. – Он протянул Манджино фотографию хорошо одетого молодого блондина. – Настоящий гомик и к тому же псих, так что вряд ли он сразу откроет дверь. С ним может кто-то быть, а может, у него и нет никого, потому что он ведь скрывается. Но с такой публикой никогда ничего не известно заранее. Трахается с кем попало. Время от времени и на улицах подрабатывает, все гомики такие.
Манджино закурил.
– Его зовут Брайан, – продолжал Лукесси. – У него короткие светлые волосы, голубые глаза и огромный член, хотя вряд ли он выйдет открывать дверь голышом.
Манджино улыбнулся.
Лукесси погрозил ему пальцем:
– Я не шучу! Ты должен убедиться в том, что завалил того, кого надо. Когда сделаешь дело, спусти с него штаны. У него член размером с полметра, не меньше!
– Господи боже! – воскликнул потрясенный Манджино.
Лукесси отмахнулся:
– И все напрасно. Если только ты – не он. Таких, как он, называют бисексуалами. Полное дерьмо. Может сам у себя отсосать.
– Я не спрашиваю, откуда тебе это известно, – вежливо заметил Манджино.
– Именно он заправлял делами в «Бруклин-Инн» до нашего лысого лопоухого приятеля Юджина, – сказал Лукесси. – В половине фильмов снимался сам, а еще находил кучу малолеток, которые снимались во второй половине. Ты и понятия не имеешь, как навредило нам детское порно. Оно как поганая раковая опухоль, которую общество хочет вырезать. Лично я согласен. Пусть такими мерзостями занимаются китаезы и испанские банды. Чем дальше мы будем от такого дерьма, тем большую услугу окажем самим себе. Но некоторым ребятам не понравилось, что мы упускаем жирный кусок. Я говорю о наших же парнях, из семьи. На порно с участием малолеток мы очень неплохо наваривали. Так вот, парни, которые были за порно, сейчас мертвы, почти все. Может, читал – несколько недель назад возле пирса Канарси нашли трупы? Так вот, это они и были. Джерри Капечи в своей колонке написал: мол, мафия чистит ряды. И он был не так уж далек от истины. Тот гомик, Брайан, путался с одним педофилом-убийцей, Тимоти Уоллером. О нем-то ты наверняка слышал. С тех пор как его арестовали, о нем трубят все газеты. Он похищал, насиловал и убивал детей забавы ради. Убил больше дюжины. Изнасиловал сотни, в чем и сознался. И иногда снимал свои забавы на видео. Представляешь, мучил детей и снимал про это фильмы! Но однажды он похитил сынишку богатеев с Лонг-Айленда, и разразился скандал. Родители добились, чтобы дело передали ФБР. Но арестовал психа и освободил мальчика какой-то местный коп. И никто из наших не догадывался о связи между голубком Брайаном и психом Уоллером. Когда-то они вроде были любовниками… Сейчас Брайан заявляет, что у него остались фильмы, которые его чокнутый дружок Уоллер снимал в «Бруклин-Инн». Ему хватило наглости угрожать нашему другу. Мы нашли его через секретаршу окружного прокурора, которая трахается с одним из наших парней. Так вот, наш приятель гомик Брайан в списке потенциальных свидетелей по делу об организованной преступности.
– Камешек в ботинке бригадира, – понимающе кивнул Манджино.
– Который нужно вытряхнуть, – осклабился Лукесси.
Манджино пожал плечами:
– Значит, проделаю лишнюю дырку в его поганой башке.
В тот же вечер Манджино остановил микроавтобус перед католической школой, в двух кварталах от нужного ему дома на Канарси-роуд. Он переоделся; теперь на нем были черные брюки, темно-синяя водолазка и черная ветровка. На руках – тесные велосипедные перчатки. Глаза закрывали темные очки. На голове – парик: длинные, до плеч, черные волосы.
Полуавтоматический пистолет с глушителем он обмотал черной изолентой. Пистолет удобно лег за пояс, и его не было видно из-под черной ветровки.
Манджино перешел дорогу, чтобы не столкнуться с человеком, выгуливающим собаку. Поднял голову, оглядел окна дома, завернул в аллейку и направился к двери нелегальной квартиры. Перед тем как позвонить, еще раз огляделся по сторонам. Изнутри слышалась музыка.
Он позвонил в дверь, и она открылась. На пороге показался молодой красавец блондин в голубой рубашке поло и белых шортах. Он лукаво улыбнулся Манджино, оглядывая его с ног до головы.
– Привет, – сказал блондин.
Манджино улыбнулся в ответ.
– Ты Брайан? – спросил он.
Блондин облизнулся и снова оглядел Манджино с головы до ног.
– Зависит от того, что тебе нужно. Кто ты такой, большой мальчик?
– Я большой, – ответил Манджино, с силой толкая блондина внутрь.
Он осторожно прикрыл дверь и запер ее на ключ, а потом выхватил из-за пояса пистолет. Брайан, упавший на пол, пытался встать, но Манджино вытянул руку и выстрелил в него четыре раза. Блондин умер еще до того, как Манджино еще два раза выстрелил ему в лоб.
Манджино опустился на одно колено, расстегнул пояс на шортах убитого. Потом расстегнул «молнию» и спустил шорты до колен. Увидев пенис покойника, он прищурился и пробормотал:
– Надо же, мать твою!