Обыскивая апартаменты Кучча в «Белладжио», агент Томас не знал, чего, собственно, ожидать. Он думал, что, возможно, найдет труп Чарли Пеллеккьи в одном из встроенных шкафов или, скажем, в ванной. Если только Пеллеккью не разрезали на куски и не вынесли из «Белладжио» в нескольких пластиковых мешках для мусора.

Нигде не обнаружив трупа, Томас внимательно осмотрел пол, начиная с порога. Пятна крови образовали дорожку – именно так, как и говорил охранник отеля. Один след вел в ванную. Другой – обратно к двери. Томас вышел в коридор и опустился на колени, разглядывая следы.

– Блин! – сказал он, разглядев кровь.

Он встал и повернулся к лифтам.

– Куда сейчас? – спросил начальник охраны отеля.

– На другом этаже живут двое его друзей, – сказал Томас. – Их фамилии Франконе и Лано.

Лано ехал по Стрипу в северном направлении и размышлял о возможных последствиях своих поступков.

Его мучила совесть. Лас-Вегас стал последней каплей. Всю жизнь Лано служил другим, ставил чужие интересы выше личных. Ради этих других он грабил, избивал, убивал и провел семь лет жизни в тюрьме.

Он был хорошим солдатом в той армии, принадлежностью к которой перестал гордиться. Сюда, в Лас-Вегас, он отправился, повинуясь чужому идиотскому приказу.

Отъехав подальше в пустыню, Лано свернул со скоростного шоссе.

Он закурил сигарету и положил на приборную панель гранату. По шоссе проносились машины. Попадут ли снимки, которые он нарочно оставил в «Белладжио», к его нью-йоркским «братьям»? Лано хотелось верить, что попадут. И тогда Кучча и Франконе конец: ведь они, судя по снимкам, обесчестили свою криминальную семью. Если тех двоих прикончат, значит, все старания Лано не пропадут даром.

Почти докурив, Лано сорвал чеку и швырнул гранату через плечо назад. Не спеша затянулся, закашлялся – и раздался взрыв.

Когда Энтони Рицци, наконец, проснулся, ему было холодно и у него перед глазами все кружилось. Дрожа, он соскочил с кровати и стал озираться в поисках женщины, которую он привел к себе в номер. Он вспомнил, что снял ее на улице и что она была азиаткой.

Кое-как оделся в ванной, пытаясь восстановить в памяти недавние события. Ее лицо и сейчас стояло перед глазами Рицци. Он помнил ее запах. Рицци опустил глаза, собираясь взглянуть на часы, и до него сразу все дошло.

Часы «Ролекс» исчезли. Рицци похлопал по карманам, ища бумажник, но и бумажник тоже пропал. Он открыл шкаф и понял, что азиатка и здесь уже все перерыла.

– Вот сука! – заревел он.

Она хорошо поработала. Рицци вытащил чемодан и обнаружил, что его уже открывали. Проверил потайной карман на «молнии» – на месте ли золотые цепи и золотые часы «Мовадо». Он снова выругался, убедившись в том, что и отсюда все пропало.

Он схватил телефон, чтобы звонить на стойку регистрации, но повесил трубку, поняв, в каком затруднительном положении он находится. Как он расскажет о случившемся? Он привел к себе в номер проститутку, которая чем-то опоила его и обчистила – украла все наличные, кредитные карты и драгоценности. По его предварительным прикидкам, убыток составлял более двадцати тысяч долларов.

Потом Рицци вспомнил, зачем он сюда прилетел, и ему стало не по себе. Раньше дружба с Николасом Кучча была для него лестной; ему казалось, что благодаря связям с мафией он сам становится значительнее – мужественнее. Приобретает, так сказать, власть над жизнью и смертью – конечную власть. Рицци казалось: если он вступит в нью-йоркскую криминальную семью, он восстановит подорванное самоуважение. Тогда никто уже не сможет отрицать, что он – мужчина.

Но сейчас, едва он вспомнил о Николасе Кучча, внутри у него все сжалось. Рицци сказали, что в Лас-Вегасе его подвергнут испытанию. Ему сказали: если он сделает то, что от него ожидают, он вернется в Нью-Йорк полноправным членом «братства».

Теперь мысль о том, что ему предстоит, приводила его в ужас. Рицци захотелось домой.