Оправдать сколько-нибудь это убийство можно было бы только, если бы удалось доказать, что герцог Энгиенский был участником заговора против Наполеона. В приговоре, который был вынесен в Венсеннском замке, доказательства эти упоминаются, но они никогда не были оглашены. В другой раз Наполеон сказал об этом деле лорду Эбрингтону: "Герцог Энгиенский участвовал в заговоре против меня. Он два раза, переодетый, тайно приезжал в Страсбург. По этой причине я приказал его арестовать и назначить над ним военный суд, который приговорил его к смертной казни. Мне сообщили, что он просил свидания со мной; это произвело на меня впечатление, так как я знал, что он человек достойный и мужественный. Я думаю даже, что, возможно, согласился бы повидать его; но г-н Талейран воспротивился этому, заявив: «Вам нельзя компрометировать себя встречей с членом дома Бурбонов. Вы не знаете, какие последствия это могло бы иметь. Раз вино нацежено, надо его выпить». Лорд Эбрингтон спросил, правда ли, что герцога расстреляли средь бела дня. Император с живостью возразил: «Нет, нет! Это было бы нарушением закона; казнь была совершена в обычное время, и я приказал, чтобы сообщение о казни и приговор были немедленно вывешены во всех городах Франции». Обстоятельство, которое надлежит отметить: в этой беседе, как и в ряде других, касавшихся того же предмета, Наполеон казался искренне убежденным в том, что увидеть герцога Энгиенского было бы равносильно тому, чтобы его простить. Иаков II, очень благочестивый король, рассуждал иначе, когда согласился дать аудиенцию любимому сыну своего брата, заранее твердо решив, что велит отрубить ему голову, как только он выйдет из его кабинета. Дело в том, что милосердие может сочетаться только с высоким мужеством.